Азим и Чёрный рубин - Глава 11

«На исходе второго года эпидемии было достоверно выявлено, что основным источником распространения Зелёной хвори были туалеты, в особенности общественные, на базарах и других специально отведённых местах. Моча заражённого даже на первой стадии заболевания, перемешавшись с испражнениями в выгребной яме, выделяла испарения, которые вдыхал другой испражняющийся или мочащийся человек. В одном из таких туалетов разъярённые арружцы закопали забитую камнями ведьму, которая на самом деле в тайне помогала и даже подсказала Хранителям знаний ингредиенты лекарства».
Хранители знаний: «Исследования Зелёной хвори»

Тысячи звёзд погасли на небе, и ночная чернь медленно сменилась на серо-голубой тон предрассветных сумерек. Где-то на востоке ленивое солнце не спешило восходить. Показав одну шестую от своей могучей стати, казалось, что оно робко выглядывает из-за горизонта, чтобы посмотреть, спят ли ещё люди или уже ждут нового дня.
«Новый день – новые надежды», – так принято говорить у людей, но почём солнцу об этом знать, оно ведь не общается с ними на их переменчивых языках.
«Что за люди? Нет бы общаться на одном общем языке... А ведь когда-то так и было».
От робости люди краснеют, а вот солнце, подглядывающее за ними, стало насыщенно оранжевым, окрашивая восточный горизонт в похожие тона – рутинные краски зимнего рассвета Рахшонзамина. Встав во весь рост над горизонтом, солнце уже приобретает свой истинный белый цвет, но оно всё еще не спешило вставать, чтобы люди ещё немного поспали...
«Как там у них ещё принято говорить?.. Наглость – второе счастье?.. Хватит спать!»
Рассвет занялся во всех своих правах. По мере восхождения оранжевые линии над горизонтом меркли и тускнели, а небо обретало свой привычный зеленовато-голубой цвет. Есть люди, находившие это прекрасным зрелищем. Они намеренно вставали рано, чтобы восхищаться рассветом и, особенно, зимой.
Расим же не был из числа таких людей. Даже за тысячу золотых монет он не вспомнит, когда в последний раз наблюдал за рассветом. Будучи маленьким ребёнком, он валялся в тёплой постели, пока солнце не миновало третью тень утра. Он мечтал, чтобы мать подошла к его постели и нежными поцелуями и ласковыми словами разбудила его, позвала завтракать; чтобы с её приходом в его комнату вошёл и запах его любимой оталы со сладким льняным маслом. Но с каждым рассветом он с болью сжимал подушку и тихо рыдал. У него не было матери. Она умерла, отдав свою жизнь ему. Расим не знал материнской любви и завидовал всем, у кого была мать. С годами эта боль, смешанная с завистью, переросла в злобу и ненависть. Иногда он винил себя за то, что отнял у матери жизнь. Он ненавидел себя за это. Отец говорил, что он родился слишком крупным, и мать не выдержала родов. Несмотря на это, Насим очень любил своего сына и не позволял ему терзать себя за смерть матери.
«Эх, отец, я так соскучился по твоей отале... Я всегда слушался тебя, но тогда я должен был ослушаться»...
Слеза выступила из глаз и разбудила Расима. Вытерев слезу, он заключил, что этот день будет долгим и нудным. Отрадно хоть то, что зиме скоро конец и он полноправно вступит на должность премьер-министра.
Пустой желудок заурчал, но в ответ Расим перевернулся со спины на бок. Он пока не хотел вставать с постели. Обычно он каждое утро проводил за чтением книг. Именно они послужили ему основой его плана, столь благородного по его желчному мнению. Он вдохновлялся былыми временами Далёких предков. Теперь же, когда он заполучил одну из книг этих самых Далёких предков, Расим проводит чуть ли не целые сутки, пытаясь прочитать примечания к основному тексту, написанному клинописью. Однако тайны этой старой, чем все ведьмы, вместе взятые, книги не поддаются разгадке.
За окном солнце уже полностью поднялось над горизонтом. Его свет вливался в спальню сквозь тюль с бледно-зелёными узорами. Расим скинул с себя одеяло, а в месте с ним и грусть, навеянную снами. Он бодро встал с постели и размялся. Расим внушал в себя надежды, что проведёт этот день за древней книгой. Недавно ему удалось прочитать несколько предложений из примечаний – в одной из них что-то говорилось о тополях. У него появилась мысль относительно разгадки ребуса правописания этих примечаний.
Слуги не смели заходить в его спальню, пока он находился там в бодрости или спящим. По его же воле они не смели будить Расима. Потому он сам убрал постель и сложил курпачи, одеяло и подушки в стопку в нише стены. Простояв в раздумьях перед занавешенной нишей с одеждой, он накинул на себя зелёный полосатый чапан и вышел из спальни. В коридоре стоял запах оталы и подогретого льняного масла. Его служанка, Ахдия, приходила рано и готовила ему завтрак. Из-за Чёрной напасти мука стала редкостью в Расулабаде, но благодаря возобновлённой торговле с Ахоруном, она снова появилась на местных рынках. Расим глубоко вдохнул сладковатый запах оталы и улыбнулся. В последний раз он ел эту мучную кашу два года назад.
Услышав шаги господина, Ахдия хотела выйти из кухни, но в проёме уже стоял Расим.
– Доброе утро, господин, – она склонила голову и прижала руку к сердцу. – Где вы желаете позавтракать, здесь или за вашим столом?
Расим взглянул на кухонный очаг в правом углу, на котором стояли котелки, и снова посмотрел на Ахдию. Она была на двадцать лет старше Расима и почти столько же служила ему. В отличие от других слуг и служанок Расим всегда относился к ней с уважением и никогда не грубил ей. Он смотрел на неё и иногда думал, какой была его родная мать.
– Я буду завтракать здесь, – Расим указал на кухонный стол, – рядом с вами, ма... – он хотел сказать «матушка», но передумал на полуслове. Расим неоднократно хотел обратиться к Ахдие как к матери, но он знал, что отец не одобрил бы этого. Насим очень сильно любил жену и не стал снова жениться после её смерти, даже несмотря на просьбу сына. Его мечте, обрести мать, не суждено сбыться и Расим давно с этим смирился. – Я скоро вернусь, – он погладил смущённую Ахдию по плечу и вышел во двор.
На улице было холодно. Лужайка была всё еще покрыта росой. Под чапаном Расим был одет в легкие хлопковые шаровары и рубаху серовато-зелёного цвета. Запахнув поплотнее чапан, он прижал голову к плечам и побежал в дворовую уборную позади дома.
Расим никогда не любил зиму из-за того, что приходится напяливать на себя кучу вещей, чтобы согреться. Отрадно, что ей скоро конец.
В уборной все надежды Расима на то, что он сегодня сядет и разгадает ребус, в одночасье спустились в выгребную яму с его естественными отходами. Облегчение позволило Расиму вспомнить, что он на полдень назначил аудиенцию от имени падишаха. Подтершись, Расим вышел из уборной и с досадой хлопнул дверью. Стиснув зубы, он направился в дворовую ванную, чтобы совершить омовение.
Узнав о его назначении, люди всё чаще просились к нему на приём, так как знали, что с новой должностью у Расима будет больше полномочий. За несколько месяцев Расим принимал просителей чуть ли не каждые три дня, тогда как былые падишахи принимали их раз в неделю, а то и в два. Расим изрядно утомился, играя роль чуткого, отзывчивого премьер-министра, выслушивая жалкое нытьё горожан не только Расулабада, но и Чехры и Джоду.
Что ж, вот она – власть, и он сам на это подписался. Он к этому стремился...
У служебной двери в аудиенц-зал с резной росписью беспокойно ходил взад-вперед шестидесятилетний старший придворный писарь. Акмал мерил шаги от дверей до противоположной стены и поглядывал наверх. Из прорезей в потолке, обставленных деревянными решётками, и из небольших окон на стене слева свет поступал в коридор. Стена напротив окон украшена кундалем, под которыми стояли вазы, повторяющие мотивы их узоров. Даже по теням, отбрасываемым вазами, Акмал понял, что уже полдень, а Расима всё ещё нет.
– «Где же он ходит?» – терпение старика было на исходе.
Послышались размеренные шаги. Акмал повернулся и заметил его. Наконец-то из-за правого угла появился Расим, одетый соответственно по случаю приёма. На нём был свободный зелёный чапан из плотного шёлка с тёмно-зелеными широкими бархатными полосами посередине полах. Пышный золотистый узор ниспадал с плеч до этих полос. Края чапана обшиты чёрным бархатом. Под чапаном на Расиме был кафтан с высоким воротом из серого адраса с ромбовидными узорами трёх оттенков зелёного. На поясе под чапаном повязан широкий тёмно-фиолетовый платок из шёлка с зелёной растительной вышивкой. Бока его тёплых зелёных шаровар со складками украшали чёрные волнистые побеги. На ногах зеленовато-коричневые кожаные сапоги с тонкой золотистой вышивкой и мелкими опалами.
– Господин, – с облегчением вздохнул Акмал, но беспокойство всё ещё горело в его глазах. – Люди собрались со всего государства, – быстрым шагом он подошёл к Расиму.
День предстоит тяжёлым, огорчился Расим, но не проявил этого на своём безмятежном лице.
– Даже из Шомабада пришли? – спросил он.
– Возможно, – Акмал неуверенно пожал плечами.
– «Что ж ты не выяснил?» – упрекнул про себя Расим, а вслух спросил с высоты своего роста:
– Сколько?
Акмал на три головы ниже Расима, но последний казался просто великаном из-за тюрбана на голове. Повязанный из зелёного шёлка, тюрбан высотой в две пяди украшен золотистым и чёрными шнурками, а к левому виску свисала серебряная подвеска в виде серпа луны с двумя звездами под ней. Чтобы посмотреть Расиму в глаза, Акмалу пришлось отойти на пару шагов.
– Утром их было двести, а сейчас почти в двое больше, – ответил старший писарь и открыл дверь в аудиенц-зал.
– Так много? – удивился Расим. – Они, что, пришли на утренний плов? – Расим прошёл в зал, но остановился у резной колонны в семи газах от стены и озадаченно оглянулся на Акмала. – Они понимают, что я всех их не приму? Просто не смогу, – Расим развёл руками и пошёл вперёд.
– Но... – глаза Акмала забегали в недоумении, однако Расим снова оглянулся на него и его горящий взгляд не позволил старику возразить.
– В зал допускай тех, у кого действительно важные прошения или донесения. Я даже видеть не хочу тех, кто будет скулить об убытках из-за Чёрной напасти, – Расим был категоричен.
Аудиенц-зал представляет собой большое помещение. В зал ведут три двери: южные – служебные, северные – для падишаха и шахзаде, западные – для горожан. Западные двери в два раза шире и в полтора раза выше двух других. Из-за размеров их называли воротами, за которыми расположен аванзал, где и собралась большая часть людей. Арка над ними забрана деревянной решёткой с геометрическим узором. В семи газах от южной и северной стены резные колонны в два ряда поддерживали толстые потолочные брусья. Колонны стоят в пяти газах друг от друга. Сам потолок был усеян тройными нишами, украшенными резьбой и чеканкой.
Во время аудиенций, устраиваемых падишахом, за первыми рядами колонн стояла стража. Расим же освободил их от этой задачи. Ему не нужна была защита. Если что, он вполне может о себе позаботиться. С другой стороны, Расим не доверял придворной страже и не хотел, чтобы они пронюхали хоть что-нибудь о его планах.
Потолок в середине зала выше на газ от потолков между колоннами и стенами, что за колоннами. Центральная ниша потолка имеет пятиугольную форму и в пять раз превышает размеры остальных. Она также была выше ещё на газ. Её боковые панели служили вместо окон и были забраны ажурными деревянными решётками. Солнечные лучи проходили по ним и освещали зал. Дополнительный свет поступал сквозь арочные окна с ажурными решётками на западной стене, хотя и их света было недостаточно. Однако такое приглушённое освещение было вполне по душе Расиму.
При этом на каждом четвёртом перекрёстке потолочных брусьев висели люстры с бледно-розовыми свечами. По примеру других аудиенций, проведённых Расимом, придворные слуги не стали их зажигать. Для Расима это было поводом закончить приём, когда начинало темнеть.
Посередине аудиенц-зала постелены два длинных синих ковра с зелёными геометрическими узорами от стены к стене с воротами. Между ними постелена красная дорожка с белыми линиями по краям. От них пахло душистым мылом и ворс был мягким, словно эти ковры были совсем новыми. Всё дело в том, что после первой аудиенции Расим приказал каждый месяц стирать эти ковры. Их не стирали, с тех пор как заболел падишах Нодир. В этом не было надобности, как оправдывались слуги, ведь аудиенций никто не проводил и в этот зал годами никто не заходил.
Восточная стена аудиенц-зала возведена из камня и разделена на две части с большими каминами, которые смотрят на промежуток между рядами колонн. Между самими стенами расположен огромный альков или, как его называют старые придворные слуги, акустическая раковина с возвышением от основного пола. Расстояние от края возвышения до дальней стены пятиугольной раковины составляет пятнадцать газов, а ширина, не считая стен с каминами, двадцать газов.
На высоте четырёх газов в дальней стене раковины и между первым и вторым и между четвёртым и пятым были глубокие ниши, забранные ажурными решётками. Эти ниши по тоннелям ведут в центральный яблоневый сад, где когда-то падишахи держали павлинов.
И как только былые падишахи любили их ужасное кудахтанье? Расим просто терпеть не мог белого павлина Нодира. Вкусное, однако, из Златогрудки вышло жаркое. Хоть какая-то польза от болезни падишаха.
Ухмыльнувшись, Расим бросил презирающий взгляд на роспись стены и сел на заранее уготовленное ему место на возвышении.
Роспись занимала все стены алькова и изображала тот самый яблоневый сад с большими красными яблоками. Слева от Расима на стене вырезан и окрашен красный поющий павлин, с гордо расправленным голубовато-фиолетовым хвостом. Расим сидел на тёмно-синей бархатной курпаче и невольно представлял, как поёт этот павлин. Это ещё больше угнетало и без того угрюмое состояние Расима. Около четырёхсот просителей и все они будут кудахтать об одном и том же.
Да-а, день действительно будет долгим и нудным.
Справа от него на стене вырезана девушка с длинной косой в голубом атласе и с красно-зелёной тюбетейкой на голове. Левой рукой она прижимала к груди небольшой кувшин, а правой из чашки высыпала зерно синему павлину с зелёным сложенным хвостом. Она была дочерью Расула Третьего – Гузал.
Расим облокотился о длинную бархатную подушку алого цвета и угрюмо оглянулся на трон-топчан в пяти газах от центральной стены алькова. Закон Зебистана не позволяет никому занимать трон падишаха, даже наследникам во время аудиенций или других мероприятий.
Расим хмыкнул с кривой гримасой и посмотрел на старшего писаря. Акмал стоял в нескольких шагах от колонн и ожидал разрешения пустить первого просителя. Расим иронично склонил голову набок, поднял левую руку в сторону писаря и, потеребив пальцами, дал ему знак разрешения позвать людей.
– «Давай уже начнём этот балаган».
На приём к Расиму и в правду приехали из Чехры и Джоду, а вот из Шомабада никого не оказалось. Ничего удивительного. Этот город живёт за свой счёт и мало зависит от казны падишаха, потому его жителей не волнует, что происходит за высокими стенами Шомабада. Единственная их забота – это следить за могилами ушедших падишахов.
Уже после третьего просителя Расиму наскучила эта аудиенция. Он захотел прислониться к спинке, но, тщетно подав спину назад, вспомнил, что сидит на курпаче, а не на троне. Скрывая своё раздражение под приветливой улыбкой, ему приходилось облокачиваться то на правую руку, то на левую, перекрещивая ноги – ровно ему сидеть сегодня не суждено. Унылые прошения людей навеяли на него смертную тоску. Нужно ещё раз разъяснить этому тугодуму, что значит «важные прошения или донесения».
Расим был бы рад любому донесению, но люди от одной аудиенции до другой всё просили и просили. Их просьбы звучали по-разному, но, в основном, носили общий характер. Многие просили уладить спор. Кто-то не поделил землю с соседом; кто-то использует нетронутые Чёрной напастью клочки земли без разрешения или не делится урожаем. Двое братьев не поделили наследство; у кого-то увели корову, а у кого-то целое стадо...
И так по кругу...
Расим кивал, обещал разобраться и указывал на выход. Изумлённый тем, что не было ни одной благодарности в его адрес за налаживание торговли с Ахоруном, некоторых Расим и вовсе не слушал. Из-за незначительности их просьб Расим опускал взгляд в сторону и считал точки на углах золотистых ромбов, составляющих узор красного ковра, постеленного в алькове. Он каждый раз сбивался со счёта, когда к нему обращались со словами: «Господин премьер-министр, очень надеюсь на вашу помощь».
Он устал поправлять, что вступит на эту должность с Наврузом, потому снова кивал, обещал и указывал на ворота. Так он принял уже более ста пятидесяти просителей, а время на дворе стремилось к третьему часу после полудня. Желудок дал понять, что его пора снова наполнять. Расим щёлкнул пальцами и привлёк внимание старшего писаря, что сидел в нескольких шагах от возвышения. Акмал сидел за низким письменным столом и вёл протокол аудиенции.
– Нужно устроить перерыв на обед, – сказал Расим.
В ответ Акмал посмотрел на него косым недоумевающим взглядом.
– Необходимо выслушать всех, мой господин. Таковы правила. Они могут расстроиться...
– «Расстроятся, не то и взбунтуются. Люди – это неконтролируемые животные». Расим кисло вздохнул и, согласившись с Акмалом, жестом указал Одилу, что стоял у ворот в аудиенц-зал, пустить следующего просителя.
В самом начале Расим распорядился, чтобы людей пускали по очереди, сначала пятьдесят из Расулабада, потом пятьдесят из Чехры, затем столько же из Джоду, и так по кругу.
Следующим в зал вошёл крестьянин с кудрявой бородой. Его мешковатая серая одежда говорила о том, что когда-то этот человек был довольно упитанным. На его лысой голове была чёрная тюбетейка с белым узором. Он был жителем западных окраин Расулабада и начал уверять, что видел, как на выжженных посевных полях некая тень ушла прямо в землю.
Расим укоризненно бросил взгляд на Акмала. Немного просверлив старика таким взглядом, с лёгкой усмешкой он снова посмотрел на крестьянина.
– «Просьбы закончились. Теперь они будут нести чушь», – утомлённо подумал Расим.
– Мы все переживаем трудные времена, господин, – учтиво начал Расим. – Немудрено, что нам порой кажутся невероятные вещи... Мы все устали, но скоро всё будет хорошо, – Расим покивал, надеясь, убедить крестьянина, и намекнул ему на выход.
Однако тот был убеждён в своих словах.
– Господин премьер-министр, я своими глазами видел, как некий тёмный силуэт словно бы провалился в землю на моём поле.
– «Проваливай!» – хотел взреветь Расим, но сдержал порыв ярости. Вместо этого он снова заверил мужчину, что это могло ему показаться. – При наступлении сумерек тени играют в игры с нашим взором, – аргументировал Расим и, снова указав на выход, добавил, – Но не волнуйтесь, я отправлю пару вои проверить окрестности вашего поля.
Приняв ложь Расима за правду, крестьянин с почтением и рукой у сердца склонил голову и покинул зал.
За ним в зал вошла женщина в чёрном кафтане с белой бутой, поверх был надет серый камзол с коричневой бутой, а на голове накинут большой шерстяной платок с чёрной бутой. Женщине было чуть больше сорока лет, но этот наряд добавлял её ещё десять лет. У неё были заплаканные глаза, а голос дрожал.
– Простите, что без очереди, о досточтимый господин, но я больше не могу ждать, – она встала в пяти шагах от возвышения и подняла умоляющий взгляд на Расима.
– Без очереди? – тихо повторил Расим и вопросительно насупил брови на Одила. Тот кивнул, что так надо было, и Расим обратился к женщине. – Что с вами случилось? – коротким жестом руки он позволил ей говорить.
– Не со мной, господин, – заговорила она. – Пропала моя семилетняя дочь. Я уложила её спать, а на следующее утро Марджоны уже не было в постели. Мы искали её чуть ли не всем городом, но не нашли, – сквозь ком в горле и со слезами проговорила она.
– Всем городом? – озадаченно переспросил Расим.
– Я из Чехры, господин, – вытерев слёзы, уточнила она.
– Что на это сказал наиб падишаха в Чехре? – сдвинув брови, осведомился Расим. Раздражённая нота в его голосе говорила о негодовании тем, что ради помощи в поисках дочери эта женщина приехала в саму столицу. – Чем занимается наиб Чехры?!
– «Может, лучше было бы остаться там и потратить всё это время на более усердные поиски?» – негодовал про себя Расим. Город Чехра расположен недалеко от реки Гурез, и дети часто без присмотра ходят купаться в ней. – «Может, и она утонула?» – предположил Расим, но не стал произносить очевидную мысль в слух. Он не хотел, чтобы эта безответственная мать залила своими слезами чисто постиранную дорожку.
– «С другой стороны, кто зимой ходит купаться в реке?» – засомневался Расим.
– Я направлю письмо лентяю Окилу  и прикажу ему выделить больше людей на поиски вашей дочери, госпожа. Не волнуйтесь, она найдется, – учтиво заверил Расим и указал женщине на выход.
И снова начались просьбы по всяким пустякам. Правда, среди них были и новые просьбы. Жители Расулабада задавались вопросом о праздновании Навруза, до которого остаётся пару недель. Будет ли праздник большим или скромным? Казна обеспечит праздник или людям обеспечить всё за свой счет? Расим ухмылялся над последним, но не позволял себе язвить просителям. Некоторые же в конце своего прошения приглашали Расима на свадьбу или хатна-туй.
Расим благодарил их за это, одним он вежливо отказывал, другим обещал подумать над их проблемой или приглашением, и верно указывал им на выход.
До прихода следующего просителя Расим бросил укоризненный взгляд на старшего писаря.
– Я трачу своё время, Акмал! По-твоему, их ничтожные просьбы имеют хоть какую-то важность государству? Все их проблемы можно решить без участия дворца. Куда смотрят наибы городов? Чем заняты остальные визири?
Акмал потупился. У него не было ответа.
– Пусть принесут мне хлеба что ли с чаем! – велел Расим. – У меня желудок сводит от нытья.
Акмал с почтением и рукой у сердца склонил голову и побежал к служебной двери.
Расим же, чтобы как-то прогнать скуку, начал размышлять над разгадкой ребуса примечаний. Он повторял слова, которые смог прочитать, и сравнивал их с похожими по написанию другими словами современного языка. Записывая свои сравнения, он угадывал значения надстрочных и подстрочных знаков и вычитал лишние слоги. Однако сейчас под рукой у него не было бумаги с пером, и он делал это мысленно...
Его отвлекла громкая ругань, начавшаяся в аванзале.
– В чём дело?! – возмущённо спросил Расим и, чтобы Одил не кричал ему в ответ, жестом велел ему впустить спорящих.
В это время Акмал вернулся с Мастоной и сел на своё место. Придворная служанка принесла ему на деревянном подносе лепёшку, халвайтар и зелёный чай. Мастона положила поднос рядом с Расимом, поженила чай и отошла в сторону.
– Можешь идти, – Расим небрежно указал на служебную дверь.
Мастона учтиво склонила голову, прижав руку к сердцу, и направилась к выходу.
Оказалось, что двое соседей из Чехры, не дождавшись разрешения их спора, начали громко браниться в аванзале. Причиной тому служило срубленное ореховое дерево. Оно было одним из немногих плодоносных деревьев нетронутых Чёрной напастью в их деревне.
– Видите ли, оно мешало ему выращивать огород, – возмущался старый владелец срубленного дерева.
– Благодаря моему огороду, можно разнообразить рацион, – парировал грубый на вид ответчик сорока лет.
– Да твои картошки и помидоры гнили, не успев созреть! – скривил гримасу истец.
– Виной тому было твоё дерево, – ответчик ткнул пальцем воздух в сторону истца.
– Успокойтесь! – потребовал Расим. – «И ради этого вы приехали сюда?» – недоумевал он про себя. – Где вы были, когда он срубал ваше дерево? – в замешательстве спросил Расим.
– Мы всей семьёй помогали искать Марджону и пару дней отсутствовали дома, – ответил старик.
– Окил отмахнулся от нас, – сообщил истец на удивление Расиму, словно бы старик прочитал его мысли. – Потому я прошу справедливости у вас, господин премьер-министр. Бросьте этого человека в темницу. Он отнял у меня доход, – старик вперил на истца гневный взгляд.
Расим коротко покачал головой, удивлённый тем, что сосед ответчик вместе с истцом приехали в Расулабад решать свой спор.
– «До чего мы докатились?»
– Срубленное дерево снова не посадишь! – Расим обратился к соседям с возмущённым тоном. – Если ваши участки граничат, я советую вам, – Расим строго посмотрел на истца, посадить новое дерево в другом месте, подальше от его огорода, – он указал на ответчика. – Одними орехами сыт не будешь, – ответчик согласно покивал вслед его словам. – А вы, – Расим указал на ответчика пальцем, – за срубленное дерево возместите ему годовой доход, – категорично заявил Расим. Ответчик обомлел, а истец вроде успокоился. – А теперь возвращайтесь домой, – Расим небрежно махнул в сторону ворот.
Очередным просителем был житель Джоду. Для своих средних лет этот высокий мужчина был слишком седым. С грустью в глазах и комом в горле он рассказал, что пропал его двадцатиоднолетний сын.
– Моего сына уже десять дней не могут найти, господин, – уточнил огорчённый отец.
– Разве я похож на ищейку? – тихо проговорил про себя Расим, чтобы горюющий мужчина не услышал его. – Может он вернулся домой, пока вы ехали сюда? – громче спросил он.
В ответ озадаченный отец неуверенно пожал плечами. Расим же, глядя на него, скривил губы и покачал головой.
За последние четыре месяца в Зебистане, не считая Шомабад, пропали около десяти человек. Расим не придавал этому значения. Люда пропадают, ну и что? Это такое же явление, как и рассвет с закатом. Это как наполнить чашу из реки и вылить воду на берег – меньше не станет. В Зебистане людей остаётся ещё сотни тысяч.
– «Неужели никто не сказал этому глупцу: «Зачем ты едешь в столицу?» – негодовал про себя Расим.
Он сделал глубокий вздох и спокойно посмотрел на мужчину в белых с серым тёплых одеяниях.
– Юноши в этом возрасте совершают необдуманные поступки, – сказал Расим с утешительным тоном. – Может он отправился совершать подвиги ради возлюбленной?.. Или же с ней и сбежал, когда вы им отказали в благословлении? Гм? – он вопросительно поднял брови, вперив взгляд на этого человека.
Расим предполагал, что так скорее всего и есть. К тому же этот обездоленный отец потупился от последнего вопроса. Потому, не дав ему ответить, Расим указал на выход и попросил не задерживать остальных.
– Уверяю вас, ваш сын обязательно вернётся, – улыбнулся Расим, а про себя он колко ухмылялся, добавив, – «С внуком... А если и нет, мне плевать».
Расим так хотел сказать это вслух, но сдержался с трудом и в негодовании покачал головой. Ему надоел этот тяжёлый тюрбан на голове, он нетерпеливо снял его и небрежно положил в сторону. Голове и шее сразу же стало легче и Расим даже улыбнулся.
– Кто там следующий? – Расим бросил в рот кусок лепёшки с халвайтаром и сменил положение ног.
Следующие просители начали жаловаться на то, что из-за выжигания посевных земель им негде пасти свой скот. Другие сетовали на то, что их коровы и козы перестали давать молоко.
– Нам, что, теперь и молоко покупать у Ахоруна?! – сорвался Расим на старую доярку, пришедшую со своей дочерью. – Оно просто скиснет, пока доедет сюда, – развёл руками Расим.
У доярки задрожала губа, а её дочь отшагнула назад от страха. Заметив это, Расим опустил взгляд и глубоко вздохнул.
Гнев – это не решение.
– Прошу прощения, – успокоившись, сказал Расим. – Я переговорю с представителями султана Ахоруна и попрошу их поставлять нам корм для вашего скота, – обещал он доярке. – Терпение, госпожа. Всё будет хорошо.
Женщины ушли, а за ними к Расиму подошёл мужчина пятидесяти лет в богатом оранжево-коричневом одеянии. С глубоким почтением склонил голову и представился.
– Меня зовут Каёраш ибн Аваз, господин. От своего имени я представляю семь семей. Скоро Навруз...
– «Ох, опять о празднике», – Расим закатил глаза.
Придя в короткое замешательство, Каёраш учтиво продолжил:
– Люди с понимаем относятся к состоянию падишаха, но уже многие годы мы не празднуем Навруз. Для многих из нас он важнее Ситорамона. Мы, – он подразумевал семь семей, которые представлял, – готовы взять на себя некоторые расходы, если вы разрешите праздновать.
Зебистан – некогда процветающее и самое могущественное государство, уже давно гниёт из-за безразличия падишаха Нодира на безответственность чиновников, распущенность и безнаказанную вседозволенность наследников. Никого из них не волновало и не волнует благополучие государства и благосостояние народа. Спад Зебистана начался ещё до того, как Нодир слёг в постель с неизлечимой хворью. Партнёры отвернулись, казна опустела. В добавок, эта загадочная Чёрная напасть скосила стебли дальнейшего развития. И теперь держава стремительно катиться в пропасть. Расим же делает всё во благо Зебистана, пусть и преследуя свои цели. Буквально недавно ради искоренения Чёрной напасти посевные поля трёх городов полыхали огнём, а народу, о котором Расим так печётся, подавай праздники да гуляния.
Что ж, это нужно народу. Это нужно ему. Расположение народа – одно из его целей, так почему не достичь её сейчас?
Расим согласно покивал головой и посмотрел на Каёраша с улыбкой.
– Я разрешил вам праздновать Ситорамон и не откажу праздновать Навруз. Люди угнетены кризисом Чёрной напасти. Им нужен лучик новой надежды, так пусть обретут его с Наврузом!
– Благодарю, господин! Благодарю! – Каёраш благодарно покивал головой, с радостью прижав руку к сердцу.
– Идите и передайте моё разрешение всем, кто пришёл просить о празднике, – Расим указал на ворота. Так он надеялся, избавиться и от других с похожей просьбой.
Однако Каёраш не спешил уходить. На его устах был ещё один вопрос.
– Что-то ещё? – осведомился Расим.
– Нам стало известно, что с Наврузом вы полноправно вступите на должность премьер-министра...
– Так? – Расим подозрительно поднял голову.
– Наши семьи сыграют свадьбу на Навруз и молодые хотели, чтобы досточтимый господин благословил их свадьбу, – Каёраш, опустив голову, указал на Расима.
Это польстило Расиму.
– Моё время распланировано на пару месяцев вперед, однако я подумаю над вашей просьбой, – пообещал Расим.
В знак благодарности Каёраш поклонился с рукой у сердца и вернулся в аванзал, передать объявление премьер-министра.
Одил хотел впустить следующего просителя, но заметив поднятую руку Расима, остановился. На улице уже темнело, и Расиму надоело перекрещивать ноги и облокачиваться то на одну подушку, то на другую, выслушивая жалкие жалобы. Расим встал и спустился с возвышения.
– На этом аудиенция закончена! – громко заявил он. Акмал хотел было возразить, но Расим поднял в его сторону руку раньше, чем тот смог раскрыть рот. – Распорядись, чтобы все отданные мною сегодня поручения были исполнены.
Расим огрел старшего писаря категоричным взглядом, развернулся и направился к служебной двери, заключив за спиной право запястье в объятие левой руки. Он прошёл первый ряд колонн, как тут его окликнул кто-то незнакомый.
– Господин премьер-министр, – голос донёсся со стороны аванзала.
Мужчина с гладко побритым лицом в голубом чапане с красными и чёрными полосками, толкнув Одила, ворвался в аудиенц-зал и подбежал к Расиму.
Отшагнув назад в сторону глубокого камина, Расим возмущённо посмотрел на него сверху вниз.
– Что такое? – насупился он.
– Господин премьер-министр, выглядывая из своего окна, я несколько раз замечал, как какие-то тени мелькали в переулках, – крайне озабоченно доложил он.
– «Ещё один дурак», – Расим закатил глаза. – Когда это было? – спросил он, недоверчиво нахмурившись.
– Вчера и позавчера ночью, мой господин, – встревоженно ответил тот.
– Ночью? – переспросил Расим с негодованием в тоне. – А ты не думал, что это могли быть обычные прохожие? Твои соседи например?
– Я не слышал шагов, мой господин. Дорожка на нашей улице вымощена камнем и...
– Если мне нужно к кому-то подкрасться, я надену мягкие галоши, чтобы не было слышно моих шагов. Или пойду босиком, на худой конец, – резко перебил Расим с нотой насмешки. – Возможно, твои соседи не хотели, чтобы ты их услышал. У тебя что-то украли? – вопрос прозвучал с негодованием.
– «Если это так, скажи прямо и не ходи вокруг да около!.. Тени!» – фыркнул про себя Расим.
– У меня нет соседей, – с испугом в голосе тихо ответил мужчина. – Я живу на западной окраине города...
– Тогда тебе это показалось, – грубо вставил Расим. – Как и тому крестьянину. Как он представился? – Расим посмотрел в сторону Акмала. – Не важно, – он махнул рукой и снова посмотрел на озадаченного мужчину, – он тоже был жителем западной окраины... И сдаётся мне, твоим соседом.
Расим не желал больше слушать этот бред про тени и шагнул в сторону двери.
– На следующее утро весь мой палисадник сгнил как от Чёрной напасти, господин, – промолвил он, растеряно глядя в спину Расима.
Расим со вздохом встал возле второго ряда колонн. Он опустил взгляд в сторону и, скривив губы, негромко произнёс:
– Сожги его.
Расим покинул аудиенц-зал, оставив бедолагу в ещё большем замешательстве...
В городе началась суета – праздничная суета. С неописуемой радостью на лицах люди ставили казаны на улицах и в своих дворах, чтобы поскорее приготовить все праздничные угощения, словно Навруз наступает завтра, а не через две недели. Из одного двора в другой соседи бегали друг к другу за разными мелочами, а детей отправляли к торговым ларькам за тем, чего не было ни у кого. Даже во время Ситорамона, который длится двадцать два дня и раз в двадцать два года не было такого ажиотажа. Навруз действительно важнее для народа, ведь его смысл и значимость понятен всем. Хоть им и разрешили праздновать Ситорамон в открытую, многие в Расулабаде остались дома и отмечали скромно в кругу семьи. А вот Навруз, судя по всему, будет масштабным.
Жилые дворы в Расулабаде ограждены невысокими заборами, а сами дома построены по примеру дворца с внутренним садом, который окружен либо полностью, либо с трёх сторон стенами домов и вспомогательных сооружений. Однако были и дворы с высокими ограждениями, но и те не могли сравниться с ростом Расима – два газа и одна локоть. Заметив его голову, люди выбегали на улицу, приветствовали с почтением и искренне благодарили за разрешение. Расим же, погруженный в свои мысли, не замечал и тех, кто и так был на улице и обращался к нему. Он машинально кивал им в ответ, но не внимал их словам. Перед его глазами мелькали лишь слова из древней книги. Расим произносил их про себя, но они звучали также невнятно, как и слова прохожих.
Вдруг Расим остановился на перекрёстке трёх улиц и обнаружил, что домой возвращается пешком. Он развернулся, однако уже было далеко возвращаться во дворец за лошадью. Мысленно махнув рукой, Расим посмотрел налево, где закат завершал своё дело.
Меркнувшее солнце, наполнившись красно-оранжевым, тонуло под темнеющим морем небосклона. Его последние лучи, словно руки тонущего человека, тянулись вверх и, взывая о помощи, озаряли одну десятую горизонта...
Расим с любовью наблюдал, как погибает солнце.
– «Зачем молить о спасении, если ты неизбежно восстанешь вновь?» – ехидно ухмылялся Расим.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом и Расим довольно продолжил свой путь.
Сумерки сгущались, а звёзды снова загорелись на небе. Когда наступит чёрная ночь, зелёное облако с сотнями созвездий, словно река с крупными, синими и тёмно-красными островками, пересечёт небо с северо-востока на юго-запад. Это случится не раньше, чем Расим дойдёт до дома...
Пора дать телу отдохнуть и занять мозг чтением. Все эти бесполезные просьбы утомили Расима, и он вернулся домой, чтобы отдохнуть за книгой.
– Вы не ушли домой? – Расим удивился, обнаружив дома Ахдию.
– Я знала, что вы вернётесь голодным, господин, и приготовила вам манту с тыквой, – сообщила служанка и взяла кувшин с тазиком, чтобы Расим мог помыть руки перед ужином.
– Спасибо, – с тёплой нотой сказал Расим. – Я ценю вашу заботу, – негромко сказал Расим, помыв и высушив руки о подданное Ахдиёй полотенце.
– То, что вы делаете для народа – дороже моей службы вам, господин. Благодаря вам, у моего сына снова появилась работа в порту. Вам спасибо, господин, – Ахдия склонила голову и вернулась на кухню. – Где вам накрыть? – крикнула она – ей это было позволено.
– Здесь, – сразу же негромко ответил Расим. Он стоял в проёме и задумчиво улыбался. – «Я бы отдал всё, чтобы называть вас матерью», – проглотив ком, вслух Расим сказал, – Прошу, разделите этот ужин со мной. Одному мне будет тоскливо.
– С радостью, – улыбнулась в ответ Ахдия, зажигая свечи и масляные лампы...
После ужина Расим отпустил Ахдию домой, сказав, что сам уберёт со скатерти. Сдержав слово, он затем переоделся и вернулся в гостиную, где сел за низкий стол на топчане. Он взял бумаги, на которых написал отдельные слова, и стал снова изучать и сравнивать их. Под словами из книги он написал похожие на них слова. Расим вглядывался в них, читал вслух, но не понимал значения.
Какая задача у этих косых чёрточек? Что означают волнистые линии над некоторыми буквами. Как эти знаки влияют на произношение гласных?
За ответом Расим каждый раз обращался к самой книге, к её последним примечаниям. В их словах было меньше знаков, но и они были написаны незнакомым каллиграфическим стилем. Расим привык читать справа налево, а в этой древней книге тексты примечаний написаны в форме геометрических фигур. Кроме того, некоторые написаны треугольником, одни переплетены в ромб, некоторые написаны в виде спирали. Недавно он нашёл ещё и в форме цветов.
Примечания написаны красиво – слов нет, но, где их начало, а где конец? Как их читать?
Расим до сих злился не в состоянии прочитать или разобрать значение хотя бы одного слова с уверенностью. В порыве гнева он не раз хотел зашвырнуть эту треклятую книгу в огонь.
«Пусть сгорит дотла. Для достижения своих целей я обойдусь и без этой бумагомараки».
Однако без книги ему понадобится больше времени для осуществления планов. Он понимал это и отходил от камина, кладя книгу обратно на стол.
Если Одил верит в него, то и сам Расим должен поверить, что сможет разгадать тайну этой книги. Он успокаивался и снова брался за книгу, несмотря на время. Его глаза часто падали на слова «Инсон», «Акоб» и «Тополя». Первые два слова не раз встречались в самых первых примечаниях, а также в одном предложении, а вот последнее было всего в нескольких примечаниях, которое он ещё не разобрал. С первым словом всё понятно, насчет второго были некоторые догадки, а вот причём тут тополя?
Скрестив ноги, Расим сидел на тонкой курпаче. Он отложил бумаги в сторону и вслушался в треск пламени, чтобы сосредоточить свои мысли. Если он прав насчёт слова «Акоб», он сможет прочитать не только примечания, но и саму клинопись.
Его мысли оборвались неожиданным хлопком, раздавшимся недалеко от его ворот. За хлопком раздался многократный треск. Вспышка голубоватого света слегка осветила правую сторону его веранды. Расим угрюмо ухмыльнулся, вспомнив к чему были все эти поспешные приготовления.
Пусть и с большой задержкой, но на улицах Расулабада началось празднование Сада – пятьдесят дней и пятьдесят ночей перед Наврузом. Обычно, люди расходятся по домам, как только опускается ночь. Но эта холодная ночь не распустила, а, наоборот, сплотила их вместе. Люди свистками на улицах требовали украсить тёмное небо яркими вспышками, и Расим знал, от кого они этого требуют. Местные колдуны и ведьмы угождали их прихотям себе и им на радость.
Звуки ликования и веселья отвлекли Расима. Люди проходили мимо его двора. Во время празднования Ситорамона никто не надеялся на чудо. Никто не ожидал, что болезнь смилостивится над падишахом, и он встанет и присоединится к их танцам и играм. Вместо этого они надеялись, что премьер-министр пожелает присоединиться к ним.
Удивительно, почему люди просили за Ситорамон и Навруз, а за Саду не обмолвились и словом?
Неважно. Расим не хотел, чтобы они, как в прошлый раз, вошли к нему во двор, а затем и в дом и своими льстивыми улыбками вытащили его на улицу. Особенно, когда с ними могут быть ведьмы. Всё, что хотел Расим после аудиенции – это запереться в своём доме и найти уединение с собой. Он знал, что люди позовут ведьм и колдунов на праздник. Потому, за чтением книги он также хотел отвлечься от мысли, что и она будет там.
С одной стороны, Расим не хотел её видеть, потому что ненавидел. С другой стороны, хотел увидеть, потому что желал её до самого кончика своего мужского естества.
– «Ох, Всевышний, какое чудо», – подумал Расим, впервые увидев Нигору. Глубокие изгибы талии, пухлые ягодицы и вызывающая грудь. Его бросало в дрожь от шеи до шеи при мысли о её нежных губах. В зелёном мальчишке кровь только начинала бурлить между ног, но он захотел её с тех самых пор.
Расим поступил на учёбу к Нигоре в десять лет. Он был единственным мальчиком-учеником ведьмы не только в Джоду, но, возможно, и во всём Вартане. Из-за этого над ним смеялись все ученицы и он был презираем учениками колдунов. Это задевало его только в первое время. Расим предпочёл обучение у ведьм, потому что они намного целеустремлённые, чем колдуны. У них есть своя цель, как было и есть у Расима, и они стремятся к ней, так же, как и он. Колдуны же развлекают людей по праздникам...
Очередная красная вспышка озарила уже левую сторону его веранды, дав понять Расиму, что люди прошли мимо его двора. Тем не менее оставалась вероятность, что люди, идущие в хвосте восторженного шествия, всё же могут заглянуть за ним в его двор. Надеясь, что этого не случится, Расим невольно напрягся и снова вспомнил о состязании ведьм в Шомабаде. За время обучения у Нигоры Расим всегда стремился впечатлить её своей внимательностью к урокам и стараниями на практиках. Потому то он и вызвался участвовать в состязании, невзирая на то, что ему говорили: «Тебе ещё рано».
Проказливые ученики сговорились тогда с ученицами Нигоры и подставили Расима, зная, как сильно он хотел впечатлить свою наставницу. Они подговорили Санам притвориться новенькой ученицей, и раззадорили Расима выступить против неё. Ох, и угорали они над ним от всей души и до истерики. Даже Нигора, прикрыв рот, смеялась над опозоренным учеником. После же она лишь покачала в его сторону с осуждающим видом и ушла. Тогда-то и Расим возненавидел свою до сих пор любимую Нигору.
Странное это чувство – любовь.
Расим больше не вернулся к ней на учёбу. За три года обучения он немалому научился у неё. Но всё к чему сегодня пришёл Расим, он достиг благодаря своим собственным стараниям. Он самостоятельно продолжил обучение и практиковался в одиночестве. Хотя в последнее время он уделял меньше времени практике. Эта грёбаная книга отнимала всё время и играла ему на нервы.
В очередной раз посмотрев на книгу, Расим вспомнил наставление отца. Это воспоминание навеяло на него горькую тоску.
– «Читай книги, когда меня нет», – говорил Насим своему сыну каждое утро перед уходом на работу или на её поиски. Отец Расима не был образованным человеком и потому не мог найти хорошую постоянную работу. Они не раз переезжали из Джоду в Чехру, оттуда в Расулабад и снова в Джоду. Насим брался за любую работу, хоть и временную, чтобы обеспечить сына, в том числе и книгами, чтобы он получал знания. – «В своё время я не слушался отца и не ходил в школу. Я сбегал из дому и шлялся с друзьями, когда отец давал мне книги и уходил. Для меня забавы с друзьями были важнее учёбы. И где теперь эти друзья? Не все они готовы помочь, когда ты окажешься в трудном положении. Я скитаюсь туда-сюда, чтобы прокормить тебя, Расим. А ты учись. У тебя будет всё, если будешь знать, как это всё заполучить. Я только сейчас понял, знание – дороже богатства».
Однажды накануне девятилетия Расима Насим вернулся домой и сообщил сыну радостную весть. Его позвали в Эрод на хорошую работу, но приехать туда надо уже через две недели. Взволнованные и переполненные радости отец и сын на следующее утро выступили из Джоду в Эрод и, разумеется, выбрали кратчайший путь...
Откуда же глупцу было знать, что нельзя держать путь через пустыню Эрг. Будь проклят этот «Странный закон», о котором помнят лишь старые пауки в тёмных углах библиотек. Расиму удалось сбежать, а вот его отца настиг он. В свои девятые имении Расим стал полной сиротой...
Отличный подарок.
Гомон на улице стих, шествие отдалилось от его двора, и никто за ним не пришёл. Расим вздохнул с облегчением и снова опустил глаза на свои бумаги. Он уставился на слово «Акоб» и вдруг на него нашло озарение.
Расим резко встал из-за стола, спустился с топчана и направился к гардеробу в коридоре. Он раздвинул дверцу встроенного в стену и достал хлопковый зелёный халат с красным узором на спине и по краям. Надевая халат, Расим вернулся за книгой. Он взял её в охапку и быстрым шагом прошёл к потайной двери. Расим открыл дверь, щелчком пальцев правой руки он зажёг все свечи на стене и спустился вниз.
Услышав торопливые шаги, Фозил вскочил спросонья и вышел в проём.
– Мой светлый господин, это вы? – зевнул он, увидев Расима у нижней ступени.
– А кто же ещё? – грубо спросил в ответ Расим. – Ты ещё здесь?
– Этой ночью моя смена, господин, – ответил Фозил, после зевка.
– Я вижу, как ты несёшь свою смену, – криво хмыкнул Расим и прошёл в прихожую. – Возьми ту лампу и иди за мной.
Фозил взял лампу, висевшую на стене, над его столом, где он так мило спал, и последовал за господином.
– Как он сегодня себя вёл? – его тон показался Расиму возбуждённым.
С появлением двух звёзд под луной пленник начал кричать и издавать странные звуки, изумительные для надзирателя. Пленник несколько раз пытался сорвать цепи и сбежать. Потерпев неудачу, пленник снова забился в углу и вёл себя тихо и неподвижно, словно его там нет. Однако сегодня он снова привёл своего надзирателя в замешательство.
– В смену Исмат пленник вёл себя как обычно. Через час с начала моей смены пленник ни с того ни с сего начал кричать. Я заметил, что он уставился наверх и... – Фозил задумался, правильно ли употребить это слово в отношении пленника? – Он скулил, если так можно сказать, мой светлый господин. Мне кажется, он жаловался, – неуверенно проговорил Фозил.
Расим оглянулся на Фозила, одетого в белую шерстяную рубаху и чапан с короткими рукавами, и недоверчиво ухмыльнулся.
– Жаловался? Кому? Толстому слою грунта и камней над его головой?
Расим подошёл к клетке и вгляделся во тьму, царившей в ней, да и во всей темнице.
– Повесь лампу, – сказал он Фозилу.
Надзиратель повесил лампу рядом с клеткой и отошёл на три шага в сторону.
– Всё смотришь наверх? – Расим обратился к пленнику. – Что-нибудь интересное? Полагаю, твои глаза приспособились к этой тьме за все эти годы? Моему слуге показалось, будто ты жаловался. Тебя, что, не устраивают условия твоего заключения? Ты же ничем не обделён?.. Кроме свободы, – выждав паузу, прояснил Расим.
Язвительная насмешка Расима могла бы разъесть железную решётку, будь она материальна. Он подошёл ближе к решётке, чтобы получше вглядеться, но камера была большой, а лампа освещала ничтожную её часть.
Может ему (Расиму) вызвать огненную вспышку, чтобы осветить всю камеру пленника?
– Если тебе что-то нужно, ты всегда можешь обратиться ко мне, – дружелюбно сказал Расим. – Я единственный, кто может помочь тебе. Подойди поближе, я хочу кое-что тебе показать... Прошу тебя.
Расим терпеливо ждал, но его просьба осталась без ответа. Пленник никак не отреагировал на его слова. Он по-прежнему оставался в тёмном углу. В прочем, как и всегда.
– Научи меня её читать, – Расим вплотную подвёл ветхую книгу к прутьям решётки. – Я небезосновательно полагаю, что ты можешь быть с ней знаком... Взгляни же на неё! – рявкнул Расим.
Пленник неохотно повернулся, подвёл один глаз к краю освещённой части камеры и бросил на Расима ненавистный взгляд.
– Я не могу её прочитать, – негромко признался Расим. Теперь жалоба звучала уже в его голосе. – Только некоторые слова или отрывки. Из всего, что мне удалось прочитать и понять, не наберётся и одной страницы... А их здесь тысячи! – сорвался Расим, наклонив книгу.
Пленник безразлично отвернулся и снова скрылся во тьме.
Расим, насупившись, гневно вздохнул и вручил книгу Фозилу. Он снова подошёл к решётке и левой рукой ухватился за прут. Дёрнув рукой, он убедился в надёжности решётки.
– Мы с тобой могли бы покорить весь Рахшонзамин, – заговорил Расим, начертив дугу, словно описывая всю землю, которую грезил захватить. – Объединившись, мы бы объединили народы!.. Как раньше, – добавил он, посчитав в голове, сколько раз он предлагал это пленнику. – Может мною и влекут ненависть и алчность, – Расим шагнул в сторону от решётки, не отрывая глаз от тёмного угла, где скрывался пленник, – но я делаю это во благо народов, – он показательно сжал кулак.
Пленник молчал, но Расим и не ждал, что он ответит. По привычке он взял правое запястье за спиной, развернулся и пошёл в сторону надзирателя. Расим хмуро посмотрел на Фозила, подошёл к стене между камерами, где висела лампа, и снова посмотрел сквозь решётку.
– Ну а ты? – с презрением спросил Расим. – Какие у тебя цели? Планы? – Расим снова развернулся и пошёл к камере напротив, не отрывая глаз от камеры с пленником. – Каковы твои идеалы? За какие принципы ты держишься, что ни разу не ответил мне? – его лицо скривилось в раздражённой гримасе. Расим встал посередине коридора и уставился прямо на камеру с пленником. Он склонил голову набок и усмехнулся. – Быть может, у тебя их НЕТ?! Может, у тебя нет никаких ценностей. Может, ты всего лишь бездушная тварь? – язвительно оскалился Расим.
Ни резкий тон, ни резкие слова не заставили пленника заговорить. За последние четырнадцать, а скоро уже и пятнадцать лет, Расим испробовал разные способы разговорить своего единственного пленника и всегда уходил ни с чем, кроме досады, а то и ярости.
И теперь, нервно поглаживая изумруд на перстне правого указательного пальца, Расим подавлял в себе гнев. У него кончалось терпение. Он чувствовал, как в нём закипает кровь от злости. Ему так хотелось метнуть в пленника огненный импульс, но вспомнив наставление отца, глубоко вздохнул.
«Гнев – это не решение».
– За столько лет ты бы мог уступить. Зачем упрямиться как осёл?.. Осёл и то бы давно заговорил, – усмехнувшись, добавил Расим. – Я держу тебя здесь ради своих благородных целей, но никакой пользы от твоего присутствия, – в негодовании проговорил Расим. – Впрочем... Не будет и вредя от твоего отсутствия, – добавил он с угрозой. – Я могу справиться и без тебя, – уверенно заявил Расим. – Но ты мне нужен для демонстрации моей силы.
Расим отшагнул от клетки. Нахмурившись, он молчал в ожидании. Он всё же надеялся, что пленник ответит. Но в гробовой тишине он слышал лишь своё напряженное дыхание.
Фозил же замер в недоумении, прижав к груди старую книгу. Он всё не мог понять, зачем Расим каждый раз спускается сюда и без толку разговаривает с пленником.
– В некоторых напряжённых переговорах молчание – залог согласия, – заговорил Расим. – Но твоё молчание МЕНЯ РАЗДРАЖАЕТ!!! – сорвался он, взмахнув кулаками, чем напугал здорового надзирателя, а пленнику хоть бы хны. Расим вперил взгляд на тёмный угол и сгорал от желания раскалить оковы, сдерживающие пленника, чтобы тот забился в конвульсиях от ужасной боли.
Снова глубоко вздохнув, он опустил руки и не стал мучить пленника. Он ещё нужен, повторял про себя Расим.
– Гм-м-м, – многозначительно протянул Расим, вспомнив про слово «Акоб». Скривив губы в злорадной усмешке, он подошёл к Фозилу. – Недавно я узнал, что ты не один такой, – Расим нарочито солгал пленнику, забирая книгу из рук надзирателя. – А-а-а, зашевелился? – ухмыльнулся Расим. Он подошёл к решётке и уверенно постучал пальцем по книге и уверенно заявил, – Я найду на тебя управу.