Каббалист из Иерусалима А. Д. Йехезкель

Точки соприкосновения теософии и иудаизма

А. Д. Йехезкель

Иерусалим, Яффские ворота в Старом городе, 1899 год (фото, дом Бонфилса)

Редакционная заметка 2021 года:

Авраам Дэвид Йехезкель присоединился к теософскому движению в Индии в начале 1880-х годов. В приложении к «Теософу» за август 1882 года в примечании сообщается, что Дамодар Маваланкар отправился в Пуну, чтобы поправить свое здоровье после переутомления; его пригласил к себе Йехезкель в более сухой и прохладный климат. Дамодар, сыгравший ключевую роль в движении, гостил один месяц в его доме.

В другой раз Г. С. Олкотт – первый президент Теософского общества – навестил Йезакхеля в Пуне. («Страницы старого дневника, Третья серия, стр. 306-308.)

Когда в 1880-х годах Эмма Куломб стала врагом теософского движения и начала фабриковать ложь против Елены Петровны Блаватской в рамках кампании христианского духовенства против теософии в Индии, она своими фальшивками пыталась вовлечь Иехезкеля в эту кампанию. Миссис Куломб даже пыталась убедить его в том, что Блаватская не была другом евреев. Но он не поддерживал нападки на Блаватскую и движение.

Еврейский теософ Абрааам Д. Йехезкель изображен на фотографии 1882 года вместе с главными основателями движения и другими пионерами современной теософии. В 1887 и 1888 годах он опубликовал различные книги по каббале. Его рассказ «Каббалист из Иерусалима» является ценным свидетельством того, что между иудаизмом и теософией есть точки соприкосновения.

(Карлос Кардосо Авелине)

000

Каббалист из Иерусалима

Йехезкель

Хотя я не имею права называть настоящее имя человека, чей замечательный опыт в поиске оккультной истины станет предметом моего настоящего повествования, все же я могу сказать, что он лично известен мне как еврейский торговец, пользующийся уважением и влиянием в одном из главных городов Индостана. Поскольку он принадлежит к еврейской касте священников, я буду называть его раввином.

Уроженец Иерусалима, сведущий в нашем праве и в других отношениях хорошо образованный, он, тем не менее, был отъявленным скептиком в отношении будущей жизни. Что касается магии, черной или белой, то его отношение отличалось презрительным недоверием. Каббалу или мистическую философию нашего народа, он рассматривал всего лишь как нагромождение непонятных фраз и бабушкиных басен. Таким было его настроение вплоть до тридцати лет, когда в вышеупомянутом индийском городке с ним случилось некое весьма поразительное событие. Ему пришлось переправляться через реку на лодке, и его внимание привлекли какие-то невнятные угрозы, произносившиеся сидевшим рядом с ним попутчиком, который, казалось, был сильно разгневан на какую-то отсутствующую особу и не осознавал, что произносит свои мысли вслух. На его лице появилось злобное выражение, черты лица нервно исказились, и сквозь стиснутые зубы он произнёс: «Я уж отомщу! Он хочет разорить меня, не так ли? Он хочет уничтожить моё дело и испортит мой характер. Что ж, посмотрим, на что способна магия! Он должен узнать, что есть сила, которая может сокрушить его!» Сказав это, он ударил себя кулаком по колену и при этом нечаянно коснулся локтем лица раввина. Он немедленно извинился за свою грубость, и между ними завязался разговор.

«Извините за мое любопытство, - сказал раввин, - но я только что слышал, как вы сделали замечание, которого я не могу понять. Вы действительно хотите сказать, что джентльмен с вашим очевидным интеллектом верит, что в этой стране железных дорог и телеграфов существует такая вещь, как магия, и что с ее помощью можно воздействовать на людей, как в хорошую, так и в плохую сторону?

Мужчина повернулся и посмотрел на него с нескрываемым удивлением. «Вы хотите, чтобы я поверил, что у вас есть какие-либо сомнения на этот счет?»

«Я совсем сбит с толку, – ответил раввин. «Никогда в своей жизни я не встречал человека, который дал бы мне понять, что он может придерживаться веры – прошу меня извинить - настолько противоречащей всем учениям современной науки и, как мне кажется, здравому смыслу, и у меня едва хватает слов, чтобы ответить на ваш вопрос».

«Есть одна арабская пословица, - возразил попутчик, - если никто не научит его, время сделает его мудрым; достаточно ли этот предмет любопытен для вас, чтобы искать доказательства?»

«Если мое скудное западное образование и заставило меня скептически отнестись к этому предмету, - сказал раввин, - то, по крайней мере, оно научило меня осознавать свой долг перед самим собой – не гнушаться никакими средствами для углубления своих знаний». «Тогда я прямо сейчас отведу вас в то место, куда направляюсь сам, и предупреждаю вас, чтобы вы были готовы к совершенно новым впечатлениям».

Лодка причалила к противоположному берегу, пассажиры высадились, и новый знакомый раввина повел его на отдаленную улицу, где он, наконец, остановился перед глинобитной хижиной самого малообещающего вида. Попросив его подождать, незнакомец как-то по-особому постучал в дверь и, услышав ответный голос изнутри, вошел и закрыл за собой дверь. Раввину не пришлось долго ждать, потому что вскоре пронзительный женский голос позвал его: «Откройте дверь, Яков, и войдите». Раввин был потрясен, услышав своё имя в чужом городе, произносимым одним из двух человек, ни один из которых не имел возможности узнать, кто он такой. Но впереди было ещё нечто более потрясающее. Когда он, повинуясь приглашению, толкнул дверь и увидел сидящую на полу по-восточному на старой циновке странную старую женщину, которая начала запросто рассказывать ему о нем самом, его семье и его деле, как будто она знала его с детства. Она рассказала ему, откуда он пришел, что привело его в... и каковы были его самые сокровенные убеждения относительно Бога, души, будущей жизни и магии. Ее пристальный взгляд завораживал его, потому что она, казалось, заглядывала в самые отдаленные уголки его памяти, причём у нее был такой странный взгляд, как будто она смотрит на вещи, находящиеся за пределами видимого мира.

Ошеломленный такими беспрецедентными для него откровениями экстрасенсорной проницательности, раввин обнаружил, что находится в состоянии, противоположном его пожизненному скептицизму; вся его материалистическая система пошатнулась, и он мог только взирать, открыв рот, на провидицу, к великому удовольствию своего нового друга, который со смехом спросил его, что он теперь думает о магии. Его нервное напряжение, наконец, стало таким сильным, что он почувствовал, что должен выйти на свежий воздух, чтобы собраться с мыслями. Поспешно попрощавшись с прорицательницей, которая отказалась от предложенной платы, и, поблагодарив своего спутника, он вернулся в гостиницу и провел бессонную ночь, обдумывая это приключение.

Рассматривались различные версии и, в свою очередь, отвергались, и, поскольку версия о сговоре была наименее разумной из всех, учитывая, что его личность не была известна другим особам, он оказался перед дилеммой и решил еще раз разыскать таинственную старуху и еще раз испытать ее способности. Он так и сделал, но его недоумение только возрастало из-за других откровений. Он приходил снова и снова, уже не как скептик, а как нетерпеливый исследователь. Перед ним открылось новое поле мысли, появились новые и более благородные представления о человеке, Боге и природе.

Он испытывал сильную тягу к знаниям, настолько сильную, что это заставляло его забыть о своих первостепенных обязанностях по отношению к жене и детям. Однако старая провидица привела его в чувство. Когда он умолял ее взять его в ученики или, по крайней мере, показать ему, где он мог бы найти учителя, она говорила: «Твое время еще не пришло, Яков; сначала обеспечь свою семью, а потом будешь волен искать эту госпожу по имени «Знание», которая не терпит соперников». Напрасно он умолял ее изменить свое решение; она неизменно отвечала, что его время еще не пришло. Удивленный тем, что женщина, обладающая такими трансцендентными способностями, живет в таком убожестве, он умолял ее позволить ему предоставить ей некоторые удобства – ковер, на котором можно лежать, циновку получше, какую-нибудь новую одежду. Она отказывалась от всего. «Для ума, устремленного к высшей жизни, кусок циновки, подобный этой, так же приятен, как шелковый ковер».

Однажды он попросил ее показать ему какое-нибудь явление физического характера, чтобы доказать власть человеческого духа над материей. «Закрой глаза», - сказала она. Он так и сделал. «Что ты видишь, Яков?» «Туман, сначала бледно-серый, но теперь переходящий в разные цвета. Теперь пейзаж; глубокое синее небо; город с башнями и куполами; да, это ИЕРУСАЛИМ, Дар ас-Салам!» «Что ты видишь сейчас?» «Нашу улицу; дом моего брата, ба! что это? Драгоценная рукопись, комментарий к сокрытому смыслу некоторых библейских текстов, которую мой покойный отец – мир ему! – больше всего ценил; она написана его почерком. После его смерти мы с братом спорили за обладание ею; дело было передано старейшинам, и они присудили её моему брату». «А ты бы узнал почерк своего покойного отца?» «Конечно». «Мог ли ты быть уверен в подлинности рукописи и отличить ее от поддельной копии?» «Несомненно». «И где ты видишь эту рукопись в данный момент?» «В Иерусалиме, в доме моего брата, в окованной медью шкатулке нашего отца». «Сосчитай до семи, Яков, а затем открой глаза».

Раввин повиновался и, к своему ужасу, увидел лежащую перед ним на циновке рукопись, которую он только что видел в родном доме в Иерусалиме! Это была не копия, а самый настоящий оригинал, потому что на последней странице была чернильная клякса, которую он сам случайно поставил ребенком, опрокинув чернильницу своего отца, когда играл на полу возле его ковра. Любая тень сомнений, остававшаяся в его сознании относительно реальности магии, была рассеяна этим последним доказательством. Эта рукопись все еще находится в его распоряжении.

Что касается событий своей жизни, то старая провидица была очень сдержанна. «В божественной науке, сын мой, – говорила она, - личность забывается, если не стирается совсем; бывает новое рождение или рождение в духе, и каббалист отсчитывает свой возраст уже не от рождения физического тела, а от этого второго рождения в духе. Я принадлежу к твоему народу, родилась в Константинополе, в благочестивой семье; ты можешь думать обо мне под именем Сара».

Это была последняя беседа раввина с ней. Дела привели его в Бомбей, где в течение шести недель он был моим гостем. Зная о моем интересе к каббалистической философии и теософии, он ежедневно часами беседовал со мной на эти темы. Он испытывал особый интерес к тому, что я рассказывал ему о спиритизме и медиумизме, и каждый вечер мы обычно сидели вместе возле опустевшей эстрады для оркестра в парке и разговаривали о смерти и будущей жизни, пока часы на башне не показывали далеко за полночь. Поскольку он собирался в Европу, я посоветовал ему посетить несколько сеансов наиболее известных медиумов, и он пообещал это сделать. Несколько месяцев спустя он писал мне из Парижа, что нашел недостающее звено в цепи своих убеждений; в доме частного медиума в Париже было прослушано послание, в котором указывалось имя и правильные сведения о его друге, умершем семь лет назад.

Из Европы он отправился в Иерусалим и там усердно расспрашивал о каждом жившем там каббалисте, который мог бы давать ему наставления или руководить его учебой.

Его исследования долгое время были бесплодны; раввины оказывались простыми формалистами и светскими людьми, которые высмеивали его стремление к такому «недостижимому» знанию, как каббала! Но, наконец, он услышал, что в синагоге Бейт-Эль, расположенной в отдаленном квартале Святого города и посещаемой только самыми бедными евреями, ежедневно можно было видеть эксцентричного старого раввина, который слыл сумасшедшим. Говорили, что он целыми днями сидел на корточках в углу синагоги, не обращая внимания ни на комплименты, ни на насмешки посетителей. Некоторые говорили, что он был ученым человеком и что, на самом деле, пристальное изучение сновидений повлияло на его разум, в то время как другие, менее милосердные люди считали его просто дураком. Опыт общения раввина Якова с провидицей в Индии преподал ему полезный урок о том, что внешность, особенно у мистиков, часто бывает обманчивой, поэтому он отправился на поиски старого отшельника и нашел его одного в «Доме Божьем»  после того, как прихожане разошлись.

Прежде чем обратиться к нему, он наблюдал за ним издали. Он видел перед собой худощавого седобородого старика, одетого в рваное еврейское одеяние, сидевшего на корточках на циновке в самом темном углу синагоги. С закрытыми глазами он казался одинаково бесчувственным и безразличным к окружающим вещам. Он выглядел не как спящий, а скорее как человек, чье внимание было сосредоточено на внутреннем мире. Казалось, на него снизошёл священный покой, и эта внутренняя красота заставила раввина Якова подумать, что он видит на его лице и вокруг головы ту шехину, или сияние души, которое, как полагают, появляется на лице истинного провидца; сияние, которое озаряло лицо Моисея, когда он спустился с горы Синай, побывав в присутствии Бога. Затем он с почтением приблизился к старику и произнес приветствие «Шалом алейхем!»

Ответа не последовало, хотя отшельник открыл глаза, откинул талит или покрывало с головы, которое носят все евреи во время молитвы, и рассеянно посмотрел на него. Посетитель повторил приветствие с еще большим почтением. После еще одного короткого молчания мистик произнёс обычный ответ «Алейхем шалом!», но не проявил никакого желания продолжать беседу. Затем раввин спросил: «Могу ли я немного поговорить с вами?» После чего тот начал вести себя как-то странно, дрожа, как будто от страха, и плаксивым голосом произнёс: «Что я сделал? Чего вы хотите от такого безобидного человека, как я? Я ничего ни о чем не знаю! спросите кого-нибудь другого».

Раввин заверил его в своих добрых намерениях и, упомянув имя своего покойного отца, одного из самых известных евреев общины, попросил его дать ему некоторую информацию о каббале. «Поскольку ты сын моего благодетеля, доброго раввина Иосифа, я поговорю с тобой, но не здесь, такие святые предметы следует обсуждать только наедине. Завтра, в такой-то час, приходи на такую-то улицу, и я расскажу тебе то, что ты хочешь знать».

Разумеется, встреча была назначена, и наш раввин получил много полезного. Взяв его за руку, отшельник прочитал его мысли и ответил на вопросы, которые он сформулировал в уме. «Ты еще не готов приступить к изучению каббалы, - сказал он, - ты не подготовлен. Тебя занимают мирские интересы. Если твоя цель определена, то она не связана со мной, ты должен начать свое обучение. Отправляйся в Тунис с этим письмом [и он протянул ему записку, написанную на иврите и скрепленную особой печатью] и разыщи одного человека, которого ты найдешь там, в качестве простого рабочего, поливающего улицы города, вместе с другими подобными ему. Они берутся за эту скромную работу ради видимости, но они каббалисты, и они научат тебя тому, чему ты должен научиться, прежде чем приедешь в Иерусалим в качестве моего ученика».

В ходе наших долгих бесед в Бомбее раввин узнал от меня основные факты о нашем Обществе, о предполагаемом существовании гималайских адептов и учении арийской санатана-дхармы о человеке и природе. Все эти факты были подтверждены каббалистом из Иерусалима. «Есть только один Бог и одна истина», - сказал он. «Кто бы ни был учителем, он может только преподавать всеобщую доктрину. Такие адепты есть в Гималаях, так же как есть другие адепты такого же рода в Египте и других частях света. Бог не оставил ни одну семью своих детей из-за их собственного невежества и слабости. Он не был бы истинным Отцом, если бы это было так. Доктрины, провозглашаемые Теософским обществом, тождественны тем, которым учат каббалисты нашего народа; существует то же правило жизни, та же цель, к которой нужно стремиться. Мир никогда не был и никогда не будет оставлен без таких учителей. В самую темную ночь суеверий и невежества, в глубочайших пучинах общественного упадка всегда есть живые свидетели истины. А теперь, сын мой, иди с миром; и когда ты будешь полностью готов, ты можешь вернуться ко мне».

Раввин поцеловал руку учителя, который возложил ее с благословением на его голову, а затем повернулся и вскоре исчез за углом улицы.