Безликий солдат с ведром и шваброй

Из воспоминаний Эзиза Беглиева, КСАПО 91-93

Наступила осень 1991 года, призвали меня в армию, и случилось так, что направили в Туркменистан. Краснознамённый Среднеазиатский пограничный округ, город Керки, в котором стоял 47-й Керкинский пограничный отряд, и была расположена учебка погранвойск, как мне сообщили, знаменитая десантно-штурмовая маневренная группа (ДШМГ). Одна мысль, что предстоит служба в доселе неизвестном формировании с таким заманчивым наименованием, приводила в восторг.

Страна уже трещала по всем швам, иными словами, по границам союзных республик. КСАПО тоже доживал свой век, но служба на местах текла в привычных измерениях. Всё так же тяготила нагрузками и подносила лишения. Много бегали, особенно через полосу препятствий, включая огненные, десантировались с вертолёта, тренировали рукопашку, изучали разные виды стрелкового оружия и прочие ратные дисциплины погранвойск.

В ноябре 1991 года случилась со мной мифическая история, которую и хочу поведать. Только начинался учебный курс. Хоть и были мы все молоды и энергичны, но неожиданно большие физические нагрузки давали о себе знать не проходящей усталостью конечностей, голодный организм вечно требовал еду, и лучше с добавкой, голова постоянно клонилась спать.

Рота наша помещалась в казарме постройки тридцатых годов. Высокие своды, арочные проходы, при этом не особо большие оконные проёмы и непонятная стеснённость спальных отсеков. Туалет и душевые находились на улице, в самой казарме санитарные помещения тоже присутствовали, но были постоянно закрыты, солдаты ими не пользовались.

Некоторыми ночами молодые солдаты слышали в этих помещениях странные звуки: падение ведра, стуки швабры, щёлканье электровключателями, шорохи шагов и даже беготню возле дверей в те моменты, когда там точно никого не должно было быть. Ребята шептались между собой, обсуждали, но толковой версии происходящего никто не приводил.

В одну из ночей разыгралась ужасная погода: дикий вой ветра за окном, сверкание молний, или колыхающихся ветром фонарей, бой каплями дождя по стёклам, ночное освещение в казарме мерцало, воздух пресытился грозовым озоном. Время еле за полночь, мне подпружинило в туалет. Естественные позывы на потом не отложишь, встал, продрал глаза. Выходить на улицу и попадать под грозу не захотелось, решил пойти во внутренний клозет, который по слухам то ли только готовился к открытию, то ли уже был открыт.

Дверь клозета оказалась не заперта. Захожу, внутри темень хоть глаз коли. Нащупал включатель, щёлкнул, помещение озарилось ярчайшим белым светом. А может и просто с темени почудилось. Смотрю по сторонам, кругом поразительная чистота. Глазам не верил, всё здесь было белым-бело: пол выложен кафелем, стены белёные с пола до потолка, с левой стороны фаянсовые умывальники, с правой ряд блестящих писсуаров, опорожнению в которые могла воспротивиться совесть.

В дальнем конце помещения была открыта дверь, за нею было черным-черно. Вдруг из черни на свет вышел такой высоченный солдат, выше меня ростом на целую голову. Я почему-то подумал, что это был солдат, хотя одет был человек либо в сильно выгоревшую форму без знаков различия, либо в белый комбинезон, сливающийся со стенами клозета. Но лицо у него было тёмное, или настолько безликое, что очертания невозможно было разглядеть.

В одной руке вышедший из черноты безликий солдат держал ведро, в другой швабру, которые сразу поставил на пол. Наклонился к умывальнику, начал мыть руки. Было слышно, как течёт вода, но струйки из крана не вытекало, не было и брызг. Словно бы умывшись, солдат не солдат повернулся в мою сторону и каким-то заупокойным голосом спросил: «Что, в туалет захотел?»

Я ответил утвердительно, почему-то извинился, но в ту же минуту ощутил, как меня обволакивает непонятный ужас, чувствую, по спине бегут мурашки, и отнимаются ноги. Пока ещё были силы, справляюсь с окоченением, оправдываюсь, что лучше схожу на улицу, неимоверной силой воли пячусь назад, разворачиваюсь и пускаюсь от клозета наутёк.

Бегу по взлётке на выход, мимо глаз мелькают спальные отсеки, а тумбочка дневального на противоположном конце коридора совсем не приближается, а даже наоборот, всё дальше отдаляется. В какой-то момент взлётка вытянулась до недосягаемой видимости, меня покинули последние силы, сознание погрузилось в безызвестность.

Пришёл в разум схваченным дежурным по роте, удерживающим моё безвольное тело. Рядом стояли дневальный и командир роты, неизвестно как оказавшийся в казарме глубокой ночью. «Что с тобою случилось, солдат?» – слышу вопрос ротного. Я бы и рад ответить, но во рту сушь, язык как онемел. Облизываю губы, язык отходит, сбивчиво рассказываю, что да как... У, а, э, о и чёрный солдат с ведром и шваброй…

Помните эпизод из польской криминальной комедии «Ва-банк» режиссёра Юлиуша Махульского, когда для фальсификации доказательства невиновности банкира Густава Крамера был разыграна сцена со свидетелем негром и его огромным догом? Можете вспомнить детали, не пересматривая этот эпизод? Вот и я что-то расписал из увиденного чётко, а что-то и словам не поддалось. Рассказываю-доказываю-очерчиваю, эмоционирую на остаточном испуге, а люди смотрят на меня, как на умалишённого. Кивают, делают вид, что верят…

«Хорошо, пойдём все вместе и проверим?!» – резюмировал ротный, и мы направились к раскрытию тайны, подтверждению события. Я даже про естественные позывы забыл. Заходим в клозет, включаем свет, но свет не льётся. Командир светит фонариком, все мы наблюдаем грязное помещение, стены в старой синей краске, никаких умывальников и писсуаров и в помине нет...

Вся жизнь игра и сплошная мистификация. Надо же было такому привидеться? Устал, переусердствовал накануне на полосе препятствий или на рукопашке в голову ткнули, страх, гроза или озон так воздействовали на мои жизнеощущения – неизвестно. Отнесём к помутнению сознания, или пусть к просветлению. На глаза командиру я предстал явно не в себе, дрожал как суслик перед коброй, глаза навыкате, как обрисовал потом дневальный, а верить в случившееся или нет – дело сугубо индивидуальное.

Да будет мир и солнце греет…