У родного порога. Часть первая -9

  "Я не должен думать о сыне в такой тревожный для всего фронта момент... Имею ли я на это право, думать о личном? И всё-таки, не могу удержаться... Как там мой, не попал ли в какой-нибудь переплёт?" - размышлял маршал, всё ещё надеясь, что начальник штаба генерал Крутиков свяжется с генералом Савченко. Но его ждало разочарование. Пришёл Крутиков и доложил, что связи у него с опергруппой Савченко нет, сама же 72-я танковая бригада уже ведёт бои на подходе к городу Ванцин. А сообщил ему об этом начальник штаба 25-й армии генерал Пеньковский. Он же сказал что после ранения полковника Обруча в командование танковой бригадой вступил полковник Панов.
- Потери в опергруппе есть? - напрямую спросил Мерецков.
- Не знаю, Кирилл Афанасьевич, - вздохнул Крутиков. - Должно быть, нет, иначе Пеньковский доложил бы мне.
  Но комфронтом зря волновался, хотя тут это слово не уместно, кто бы он ни был по званию, он всё же отец... Генерал Савченко распорядился, чтобы санитары оказали раненому полковнику помощь, и без указаний "сверху" назначил руководить бригадой танкистов Панова. Мерецков знал его ещё по Волховскому и Карельскому фронтам, когда тот был командиром танкового батальона, потом заместителем командира 7-й танковой бригады в которой служил Владимир. Когда наконец Мерецкову сообщили о назначении Панова, он остался доволен.
- Панов - танкист от Бога, - сказал он Крутикову. - Танк для него не кусок металла, а живое существо, потому-то в боях Степан Алексеевич Панов - герой!
  Приняв командование бригадой, Панов повёл танки на город Ванцин. Бригада, обходя речные переправы, долины и горные хребты, прорвалась в город с запада, от русла реки Нояхэ. Пока подразделения танков совершали ложный манёвр, чтобы отвлечь на себя врага, главные силы форсировали реку. А в это время усилили натик войска фронта. Двойной удар - и город Ванцин занят. Но у бригады кончилось горючее, тыловые машины отстали, а наступать надо. Что же делать? У Панова созрела мысль - взять горючее в японских складах, которые дымились неподалёку.
- Хлопцы, выручайте танкистов! - обратился к автоматчикам майора Пономарёва полковник Панов. - Нам нужно вытащить горючее из горящих складов. Кто хочет со мной рискнуть?
  Смельчаков набралось немало. Прямо из-под огня они выкатили бочки с керосином и маслом, танкисты смешали их в нужной пропорции, заправили боевые машины и - вперёд на врага!
  Японцы попытались задержать наши танки восточнее Туманя. Тогда по ним ударила танковая бригада подполковника Корнеева и облегчила продвижение вперёд 72-й танковой бригаде. Неожиданно дорогу танкам преградила 128-я японская пехотная дивизия. Наших попытались атаковать смертники, но сделать это не успели: танки огнём и гусеницами уничтожили врага и ворвались в населённый пункт. Японцы подняли белый флаг. "Навстречу боевым машинам потянулись японские солдаты, - записал после боя в своём блокноте Кирилл Афанасьевич. - Они, не доходя до танков, бросали оружие и отходили в сторону от дороги. Командир этой дивизии был убит, начальник штаба бежал, а начальник тыла вместе со всем штабом сдался в плен. Через сутки, 15 августа, капитулировал гарнизон и в Яньцзи. Японский генерал положил свою саблю на гусеницу советского танка. Его примеру последовали другие."

  35-я армия генерал-лейтенанта Захватаева от Губерова и Лесозаводска наносила удар на Линькоу, армия генерал-полковника Белобородова от озера Ханка через Мулин и Муданьцзян наступала на Харбин, где соединилась с 15-й армией, 5-я армия генерал-полковника Крылова прорывалась от Гродекова на Гирин, 10-й мехкорпус генерал-лейтенанта танковых войск Васильева вёл бои в полосе 5-й армии. С 1-м Дальневосточным фронтом взаимодействовала основная часть сил Тихоокеанского флота, базировавшаяся во Владивостоке. Согласованные операции подвижных частей с суши и десантников с моря по овладению Корейскими портами Юкки, Расин, Сейсин и Гензан были быстрыми и удачными.
  Наше совместное с Монгольской народно-революционной армией наступление развивалось успешно с первых же часов. Внезапность и сила первоначальных ударов позволили советским войскам сразу же захватить инициативу. В правительстве Японии это вызвало панику. "Вступление сегодня утром в войну Советского Союза, - заявил 9 августа премьер-министр Судзуки, - ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны". Таким образов, именно действия Советских Вооружённых Сил, по признанию японского руководства, а не атомная бомбардировка городов Японии американскими самолётами, произведённая 6 и 9 августа, решили судьбу Японии и ускорили окончание второй мировой войны. Массовое уничтожение населения японских городов не диктовалось никакой военной необходимостью. Атомная бомба была для правящих кругов США не столько актом конца второй мировой войны, сколько первым шагом в "холодной войне" против СССР.
  Наступление советских войск проходило в условиях упорного сопротивления врага. Тем не менее войска фронтов отлично справлялись с выполнением поставленных задач. Передовые части Забайкальского фронта уже к 11 августа подошли к западным склонам Большого Хингана, а подвижные войска главной группировки преодолели его и вышли на Центрально-Маньчжурскую равнину. Огромную помощь войскам Дальнего Востока на протяжении всей кампании оказывали пограничники. В первые же дни войны они вместе с полевыми войсками атаковали и ликвидировали многочисленные пограничные опорные пункты врага и укреплённые районы. В процессе дальнейших боёв погранвойска принимали активное участие в преследовании противника, охраняли коммуникации, штабы, важные объекты и тыловые районы полевых войск. В то же время сформированные в первые дни войны на Дальнем Востоке из погранвойск специальные отряды прикрывали, вернее сказать, обороняли по заданию фронтового командования значительные участки фронта, позволяя тем самым высвобождать полевые войска и использовать их на основных операционных направлениях. Неоценимую помощь оказали пограничники и в борьбе с диверсионными и разведывательными группами врага.
  Перед лицом неминуемого военного поражения 14 августа правительство Японии приняло решение капитулировать. На следующий день пал кабинет премьера Судзуки. Однако войска Квантунской армии продолжали упорно сопротивляться. В связи с этим после разговора с главкомом Василевским на эту тему И.В.Сталина, 16 августа в советской печати было опубликовано разъяснение Генерального штаба Красной Армии, в котором говорилось:
"1. Сделанное японским императором 14 августа сообщение о капитуляции Японии является только общей декларацией о безоговорочной капитуляции.
Приказ вооружённым силам о прекращении боевых действий ещё не отдан, и японские вооружённые силы по-прежнему продолжают сопротивление. Следовательно, действительной капитуляции вооружённых сил Японии ещё нет.
2. Капитуляцию вооружённых сил Японии можно считать только с того времени, когда японским императором будет дан приказ своим вооружённым силам прекратить боевые действия и сложить оружие и, когда этот приказ будет практически выполняться.
3. Ввиду изложенного Вооружённые Силы Советского Союза на Дальнем Востоке будут продолжать свои наступательные операции против Японии."
("Правда".1945.16 авг.)

  В последующие дни советские войска, развивая наступление, стремительно наращивали его темпы.
  В ночь на 19 августа танковая бригада Панова вошла в город Гирин, находившийся на левом берегу реки Сунгари.
- Сколько километров отмахали ваши танки? - спросил Мерецков Панова, когда вручал ему орден.
  Оказалось, что за 10 дней бригада с боями прошла 650 километров! Она успешно выполнила сложное задание. (Позже 72-я танковая бригада была награждена орденом Красного Знамени, а 600 человек её личного состава - орденами и медалями.)

  Мерецков подошёл к карте на которой генерал Крутиков отмечал пути продвижения соединений фронта. По его докладу выходило, что войска 5-й и 25-й армий и 10-го мехкорпуса спешно продвигаются вперёд. Левофланговые соединения 25-й армии при поддержке артиллерии кораблей Тихоокеанского флота атаковали оборонительные позиции врага на границе с Кореей и совместно с морскими десантами захватили порты Юкки и Расин, тем самым лишив Квантунскую армию связи с Японией и отрезав её главным силам отступление в Корею.
  На связь вышел командарм 35-й армии генерал Захватаев. По его спокойному голосу Мерецков понял: дела у него идут хорошо.
- На правом фланге мои люди разбили соединение японцев, - докладывал командарм. - Мы уже далеко продвинулись в глубь Маньчжурии.
- На сколько километров? - уточнил Кирилл Афанасьевич.
- На сто-сто пятьдесят километров! - голос у генерала Захватаева то дрожал, то прерывался из-за помех на линии связи.
  Но, пожалуй, больше всего маршала порадовало сообщение о том, что главная группа японских войск, оборонявшая город Муданьцзян, разбита. По подсчётам генерала Белобородова, враг потерял до сорока тысяч солдат. Выслушав командарма, Мерецков сказал, что выезжает к нему, чтобы "своими глазами осмотреть поле боя".
Прибыв на место, Кирилл Афанасьевич увидел что оборона противника вся взломана, хотя узлы сопротивления, судя по всему, были внушительными. Осматривая один из таких узлов, Мерецков насчитал до двух десятков артиллерийских дотов и свыше полусотни пулемётных гнёзд. Когда маршал с командармом измерили полосу вражеской обороны, оказалось, что она составила пятнадцать километров!
- Мои краснознамёнцы превратили эту оборону в груду камней! - заулыбался генерал Белобородов, сопровождавший Мерецкова.
- Своего рода линия Маннергейма, - произнёс комфронтом, щуря глаза от подувшего с реки ветра.
- Пожалуй, самураи переплюнули белофиннов! - карие глаза Белобородова смотрели на маршала тепло и доверчиво.
  Кажется никогда ещё, судя по его воспоминаниям, Мерецков не был собой так доволен, как в этот раз. Наступление фронта шло успешно, но он готов был принять меры, если вдруг где-нибудь возникнет внештатная ситуация, как это случилось под Муданьцзяном. Этот город следовало захватить с ходу и тем самым расчленить 1-й фронт Квантунской армии, развернув стремительное наступление на Харбин и Гирин. Но японцы стянули туда крупные силы и бои за город приняли ожесточённый характер. Тогда Мерецков передал генералу Чистякову 17-й стрелковый корпус из 5-й армии и 88-й резервный стрелковый корпус фронта, потом связавшись с ними по ВЧ, отдал необходимые распоряжения.
- Отныне ваша армия, Иван Михайлович, действует в полосе главного удара фронта!
  Генерал Чистяков воспринял приказ комфронтом как должное и заверил его, что всё исполнит в точности. Так и вышло, 16 августа город Муданьцзян был взят!
- Надо бы наградить генерала Чистякова, - подал мысль слен Военного совета Штыков. - Слову своему он верен, энергичен, умеет настроить людей на разгром врага. Ты уж, Кирилл Афанасьевич, не скупись!
  Маршал слегка улыбнулся и, блестя глазами, промолвил:
- Награждать будем, когда утихнут бои, Терентий Фомич.
  Однако Штыков возразил ему, заметив, что награждение отличившихся вопрос не праздный и для него принципиальный.
- У нас порой бывает так: человек выполнил свои функциональные обязанности, а ему орден дают, - усмехнулся Штыков. - А за что, позвольте спросить? Собой он не рисковал, мужества особого не проявил, воевал не ахти как...
- Согласен, Терентий Фомич, - прервал его маршал. - Орден у Чистякова, считай, уже на груди. Ты ему его и вручишь!
 
  Едва всесоюзное радио передало заявление Генштаба, о том, что капитуляции Японии ещё нет и с нами пытаются разыграть фарс, как Мерецкову позвонил главком Василевский:
- Ты всё понял? - спросил он. - Наступление продолжать!
  Маршал тут же связался с адмиралом Юмашевым. То, о чём сообщил Юмашев, успокоило Кирилла Афанасьевича: морской десант в порту Сейсин на побережье Северной Кореи высажен. Десантники заняли большую часть города, а накануне с подошедшими частями 393 стрелковой дивизии 25-й армии захватили Сейсинскую военно-морскую базу и вышли на коммуникации 3-й японской армии, отсекая войска 17-го японского фронта от 1-го и от побережья Японского моря.
Позднее корабли флота высадили штурмовые отряды, которые захватили город Ганзен, а самолёты 9-й воздушной армии генерала Соколова переправили парашютистов в Канко. А через три дня подвижные части 1-го Дальневосточного фронта ворвались в Пхеньян, и обе железные дороги, ведущие в Центральную Корею, были перерезаны, Квантунская армия оказалась отделённой от метрополии. Совместные действия армейских частей и флота увенчались полным успехом.

  К маршалу вошёл генерал Крутиков. Он сообщил, что радисты штаба приняли обращение главнокомандующего Квантунской армией генерала Ямады к советскому командованию, и вручил бланк с текстом. Мерецков прочёл: "Главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке, - радировал Ямада. - Я отдал приказ японским войскам немедленно прекратить военные действия и сдать оружие советским войскам".
- Приказ отдал, а японцы продолжают сопротивляться, - посетовал генерал Крутиков.
  Мерецков позвонил главкому маршалу Василевскому и доложил о предложении генерала Ямады, добавив что, несмотря на это, японцы всё ещё сражаются.
- Хорошо, Кирилл Афанасьевич, я сейчас пошлю ему депешу, - заверил Василевский.
  Телеграмма главкома была короткой. Он потребовал от японцев сложить оружие к 12:00, 20 августа и сдаться в плен. Как только японские войска начнут сдавать оружие, подчеркнул Василевский, советские войска прекратят боевые действия. Ответ, к удивлению главкома, поступил к вечеру: "Советскому Главному Командованию войск на Дальнем Востоке. Я командующий Квантунской армией, готов выполнять все условия капитуляции. Ямада". Маршал Василевский дал знать об этом Мерецкову.
- Ямада согласен на все условия капитуляции, - сказал Александр Михайлович. - Подготовьте директиву о дислокации в масштабе фронта лагерей для пленных. Их будет десятки, сотни тысяч. Уже сейчас подумайте, как и где их кормить, пока мы не решим этот вопрос с Ямадой. Я скоро приеду к вам.

  Маршал Василевский прибыл в хорошем расположении духа. Мерецков сказал, что приготовил ему сюрприз: в Харбине высадился десант во главе с заместителем начальника штаба фронта генералом Шелаховым, бойцы взяли в плен начальника штаба Квантунской армии генерала Хату и он, Мерецков, приказал Шелахову доставить именитого самурая на КП фронта.
- Через час "гости" будут здесь, - заключил Мерецков.
- Да, это сюрприз, - усмехнулся Василевский. - Что ж, поглядим на генерала, что он из себя представляет. Кстати, до войны Хата был военным атташе в японском посольстве в Москве.
- Он разведчик? - Кирилл Афанасьевич посуровел.
- А ты полагал, что он невинный самурай? - Василевский пожал плечами. - Ещё какой разведчик! Его хотели выдворить из Москвы за то, что он как ищейка бегал по столице и всё вынюхивал, но с поличным так и не поймали. Что-то Берия не сработал.
  У штаба остановился "газик", из него вышли пленные японцы. Впереди с угрюмым видом шагал генерал Хата, следом за ним - два офицера и наша охрана. Встретивший дежурный по штабу провёл "гостей" в кабинет комфронтом. Их усадили за стол и маршал Василевский начал допрос. Он спросил, как зовут генерала.
- Хипосабуро Хата, - перевёл переводчик, а японский генерал отвесил поклон обоим маршалам.
- Где находится ваш командующий генерал Ямада? - спросил Василевский.
- В ставке в городе Чанчунь, зовут его Отодзо Ямада. Он очень переживает наше поражение, даже не смог лично прибыть к вам.
"Перед нами сидел бритоголовый человек с угрюмым лицом, - писал позднее маршал Мерецков. - Ворот его рубашки был расстёгнут, как будто ему было трудно дышать. Брови временами непроизвольно дёргались. Обрюзгшее лицо выражало усталость. Не о таком исходе событий мечтал он, конечно..."
  Генерал Хата попытался убедить Василевского в том, что японские солдаты не имеют зла на русских и если они взяли в руки оружие, то лишь для того, чтобы защитить себя и свою землю.
- От кого защитить, господин генерал? От нас, русских? - просил Мерецков. - Не мы же спровоцировали конфликт у озера Хасан летом тридцать восьмого года, а через год на Халхин-Голе! Вы это сделали, японцы! Вы создали миллионную армию и бросили её к границе Советского Союза в надежде, что если Гитлеру удастся захватить Сталинград, то вы развяжете с нами войну. Но вы, господа хорошие, просчитались, и теперь настала расплата за свои грехи.
  Мерецков наблюдал, как реагировал генерал Хата на его слова. Сначала на землистом лице генерала появилась ехидная улыбка, а в глазах блеск, какой бывает у заядлого охотника, завидевшего зверя. Но вскоре улыбка на его лице растаяла, оно стало суровым и даже злым, а огонёк в глазах погас. Он вскинул голову и глухо процедил сквозь зубы:
- Я не политик, господин маршал, я воин и желал бы знать, как советские командиры будут относиться к нашим высшим офицерам и солдатам?
Василевский ответил, что со стороны Красной Армии он гарантирует хорошее отношение ко всем японским пленным, независимо от их чинов и рангов.

  Допрос длился больше часа Генерал Хата под конец заметно оживился, когда маршал Василевский разрешил ему отбыть в Чанчунь, где находилась ставка Квантунской армии, на нашем самолёте.
- Я благодарит советский маршал! - выразил Хата свои чувства на ломаном русском языке.
  Василевский вручил ему документ отпечатанный на пишущей машинке.
- Это ультиматум, господин Хата, - сказал главком, - и я прошу вас передать его генералу Ямаде.
  В ультиматуме советского командования излагались требования о порядке капитуляции и разоружения Квантунской армии. Все мероприятия по выполнению условий капитуляции следовало осуществить через командование и штабы армий. Поэтому с 20 по 25 августа "вся сеть связи штаба Квантунской армии со штабами армий остаётся полностью в распоряжении главнокомандующего Квантунской армией". Последний пункт ультиматума заставил генерала Хату улыбнуться:
- Русский маршал доверяй нам, это карашо!..
 
  Уезжал маршал Василевский под вечер. "Завтра с утра начну допрашивать пленных генералов", - решил Кирилл Афанасьевич, когда после проводов главкома на аэродром возвращался в штаб.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.