Закрытие глаз на зло, и последующее за этим наказа

В оконце разглядывать нечего. Это в позапрошлом году погода стояла замечательная, настоящее бабье лето. Жара уже спала, а в осенних ливнях наметился перерыв. Земля была влажной и пахла дождем. А в настоящее время к нам в городок пришла пасмурная осень с промозглыми днями, не радовавшая жителей города теплом. А как может быть иначе, если само солнце и его лучи не могут пробиться сквозь серую пелену. Природа уже переоделась в осенние наряды: краски померкли, трава пожухла, повсюду картины в приглушённых серых тонах. Лишь красно-жёлтая листва на деревьях оживляет грустные пейзажи, открывающиеся взору вдоль трассы.
Но сейчас за окном, кроме плотно затянутых хмурым покрывалом небес и ветерка, оголяющего деревья, ничего нет.   
 Так и тянет рассказать соответствующую историю, под стать настроению. Представим с вами небольшую деревеньку, притаившуюся на окраине могучего бора. Когда-то в ней была жизнь, что шла своим чередом: женщины, молодухи с дивчинами, с коромыслом на плече по воду отправлялись к озерцу, дети бегали по улочкам, играя меж собой. Мальчишка пастушок гнал небольшое стадо коров на зелёные луга. Каждый дед что-то делал по хозяйству, а если из-за старости уже не мог, то приглядывал и занимал малую ребятню, пока старшие мамке и тятьке помогали. В каждом дворе живность издавала звуки, а сейчас перед взором нашим давно заброшенная деревня.
    Многие дома вросли в землю, напоминая страшных калек, их уродство и соответствующий запах давно разложившегося тела вызывал тошнотворные подкаты. Озеро, что было в двух километрах, заболочено, и в нём растёт жёлтый рогоз.
    Войдём в одну из изб, что распахнула старую дверь с ужасающим скрипом, будто невидимая сила пригласила. Оставшиеся в живых рассохшиеся ступени застонали под ногами. Минуем сени, покрытые пылью и паутиной, и войдём в комнату. Всё помещение пропитано людским отчаянием. Создавалось впечатление, что время здесь остановилось. И именно с этой избы началось что-то, из-за чего всем остальным пришлось столкнуться с чем-то страшным, что заставило живых покинуть дома, спасая себя и оставшихся в живых близких.
    Пролетело времечко, кому-то седин добавив, кого-то одарив частыми неприятностями и болезнями, а кого-то смертушка забрала, в их числе была местная ведьма Степанида. И тогда всякие нехорошие мысли стали приходить сельчанам, особливо мужикам. Кто словами грязными пытался задеть внучку ведьмину, а кто-то и руки распускал. Отбивалась от них Лизонька, сбегала, да другие бабёнки, вместо того, чтоб мужикам мозги вправить, девку обвиняли, дескать, она – «лярва этакая, мужчин наших да чужих соблазняет». А им это только выгодно, кому бабы поверят, если им рассказать, что Лизка сама на них вешается, а они, ну вот ни сколечко на её чары и не ведутся.
    Знамо дело, бабы шли до ведьминого дому, чтоб девке волосы выдрать, и то, что говорит оклеветанная девица никого не интересует. Все на одного и бей её, бабы, всё равно она по любому в чём-то перед ними будет виновата, будь то молодость, красота или сам факт того, что они с бабушкой даром обладали. И думали они, что ей стерве хорошо живётся, раз одна и ни о ком, окромя себе, ей думать не надо.
    Ух и отрывались женщины на ни в чём не повинной душе. Вся чернота, злость с гневом в нанесение тяжких увечий отражалась. Дома их мужья поколачивают, не могут они сдачи дать. А тут Лизка, худющая да ладная, сжимается в позу эмбриона, чтоб хоть как-то защитится. Тут силу свою чувствуешь и стараешься как можно больнее ударить девчонку, пускай и ей будет плохо, как им, когда их половинки на них отыгрываются. Когда бабка жива была, никто не смел девку её обижать, а после смерти люди словно озверели, раз позабыв добро, что Степанида с внучкой делали, когда те к ним обращались.
    Каждый день для девушки был испытанием. Она жила в напряжение и в ожидании чего-то плохого, не слова, так дела. И люди оправдывали свою низость, попирая слова и заповеди сына божьего своими деяньями. И тут три дружка-нелюдя решили поглумиться над Лизкой, больна она о себе высокого мнения, раз всем отказывает в их деревне.
    Низко висел белёсый месяц. То и дело скрываясь за тучами, он почти не давал света. Три фигуры, решившись на отвратительное действие, подошли к ведьминому домику. Проникнув в него опьяневшие от собственной безнаказанности и слабости жертвы, надругались они над девчонкой, а как им стало не интересно, бросили они её в избе, только один из насильников предупредил, уходя: «За тебя и так никто не заступится, но коль попытаешься о нас рассказать – поляжешь». И лежала девка распластанная, избитая и сломленная на полу деревянном, живая, но мёртвая внутри, а по щекам влага горячая стекала.
    И ведь многие слышали в ту роковую ночь и день крик отчаяния и боли. Но бабы, только крестясь, уверяли себя, что так ей и нужно, ведьмовскому семеню.
- Тьфу ты, детей разбудила, проклятущая, - скажет женщина, успокаивая детишек.
- Маменька, что за крик страшный? - спросит проснувшиеся дитё.
 - Спи, дочка. – Женщина поспешно сотворит крестное знаменье над дитём и, укрыв одеялом, что-то забормочет.
    Другие же не стали вмешиваться в происходящее. Бывает, что за грехи скоро спрашивают, и долго наказания ждать не надо. Сколь ужасны дела человеческие, столь и соответствующее наказание.
    Было раннее утро. На горизонте нежной розовой полосой занимался рассвет. Лизавета, простоволосая, не поднимая головы, затуманенными глазами, из коих слёзы лились, в разодранной внизу и перепачканной в крови нижней рубахе, босиком шагала в сторону леса. Хозяйки, вышедшие на двор чтобы приступить к делам, увидев девку в таком виде, плевались.
- Сраматища! Ведьмовское отродье, чтоб тебе пропасть и сгинуть со свету!
    Сколько шла девушка, трудно сказать, но деревня давно осталась позади, и брела она по лесу. Кругом красота и особенно хорошо, но голова опущена вниз, глаза в мутной пелене после слёз, и кроме размытости ничего чётко разглядеть невозможно, и боль была единственным чувством, что владело ею. Так прошло несколько часов, прежде чем она упала на землю и потеряла сознание.
    Долго ли, недолго пролежала девушка без чувств, пока сознание дало о себе знать, болью в голове.
- Смотрю, ты пришла в себя, - произнёс мужской голос, судя по всему, незнакомец находился рядом с девушкой.
    Елизавета приоткрыла глаза. Перед взором стояла мутная пелена. Она хотела приподняться, но тело было онемевшее, и она не могла пошевелиться, будто паралич сковал.
- В таком состоянии ты пробудешь ещё два часа, - отозвался незнакомец, подходя ближе к девушке и приседая на корточки. – Скажу тебе неприятную вещь, что на свете про меж живыми есть. Мало кто будет разбираться в итогах сделанного, люди услышат и воспримут только ту правду, которая их устроит. А как оно там на самом деле, их не волнует. Ты кричала, что есть сил, звала на помощь, но люди отвернулись от тебя.
    Ведьмина внучка вздрогнула.
- Кто ты?
- Разве для отвергнутой и сломленной девы, это должно иметь значение? - Мужчина на секунду задумался и …, - Я могу помочь тебе отомстить, но ты должна будешь заплатить за это.
    Елизавета молчала, а незнакомец не торопил её, давая подумать над предложением.
- Какую плату возьмёшь, мне без разницы, но помоги мне отомстить людям за их злобу и неблагодарность.
- Тебе придется заплатить большую цену, а последующие убийства ты не сможешь искупить их.
 - Я согласна на всё.
- Тогда я помогу тебе, но знай: сладка месть лишь до той поры, пока ты жаждешь её. А как свершится, лишь пустоту оставит она тебе и горечь. И боль твоя не затихнет. Нет средства от этой боли ни у богов, ни у бесов.
- Я уже согласилась на всё.
    Мужчина взял ведьмину внучку на руки и прижался поцелуем к избитым и кровоточащим губам. Холод обнял её и принялся заполнять собой нутро.
- Посмотри в мои глаза.
    Елизавета хотела сказать, что зрение так и не вернулось к ней, но мужская ладонь легла ей на глаза и, немного подержав так руку, убрала её. Резкая и режущая боль огнём пульсировала в глазах. Девушка зажмурила их.
- А теперь открой их.
- Больно, страшно, - произнесла Лиза, тяжело дыша.
- Ты должна это сделать, чтобы до конца заключить со мной договор.
    Девушка, решившись, распахнула очи. Красивое мужское лицо смотрело на неё. Ни боли, ни чего тревожащего её, внучка Степаниты не почувствовала. Незнакомец взял девушку за подбородок. Еле тёплое прикосновение коснулось её кожи.
- Смотри в мои глаза, не отрываясь.
    Елизавета подчинилась. Она смотрела, и сердце её истерзанное, ничего не чувствовало.
- Ты станешь живым, мертвым существом без человеческой души. Ты, собственноручно совершись месть, а силы я тебе дам.
    Тьма, заполнившая глаза мужчины, поглотила отражение девушки в них. Застывшей испорченной куклой, она остекленелым взглядом смотрела в черноту. Одна во тьме, отпустившая всё, она слышала только голос, что готовил её к совершению справедливости.
    Когда всё было готово, мужчина положил девушку на землю.
- Бог уготовил тебе трагедию жизни, а я подарил тебе дитя, смерть в яви и жизнь в навье. И это хорошо, что Бог не всем своим детям уготовил счастливый конец, для этого есть мы, кто предлагает справедливость вместо причиненной боли, - и мужчина погладил сонную девушку по голове. - Люди не ожидают кары от Всевышнего, поэтому ты возьмёшь с них плату за грехи. Они спохватятся, да поздно будет.
    Мужчина погладил по лицу девушку.
- Набирайся сил, дочь навьего мира.
    Даже находясь в спасительной тьме, девушка слышала чей-то голос, который о чём-то говорил, и ощущала поглаживания.
    Два дня не было Елизаветы в деревне, люди уже говорить стали: «Небось, сгинула девка в лесу», - и продолжали жить своими заботами дальше. Никто не думал, что внучка ведьмина вернется, чтобы отомстить всем, кто причинил ей боли.
    Вела она себя не привычно. Как будто это был совершенно другой человек. Но многие почувствовали исходящую от неё силу. И у некоторых возникло дурное предчувствие. Тех паскуд, что с ней это сделали с помощью магии она заставила наносить себе и дружкам своим раны. Одежда была окрашена кровью и прилипала к телу. Мужики были вспотевшими от напряжения в попытках прекратить происходящее, но чья-то могущественная сила заставляла их продолжать выполнять то, что приказала ведьмина внучка. Их рты застыли навсегда от крика, который издали они в последнюю секунду жизни. Лизавета прошла по всем избам, забрав мужиков и тех немногих женщин и старух, что искренне желали ей погибнуть после случившегося.
- Виноваты вы, но нет вас раскаяния, и смерть ваша будет соответствовать грехам вашим, - ни единая эмоция не отразилась на бледно застывшем лице девушки.  Неужели нельзя было оставить меня в покое и дать жить своей жизнью? – спросила тихо ведьмина внучка, но не мёртвые и живые не ответили ей.
    Не чувствовала она удовлетворения от того, что делала, но она должна была свершить месть над обидчиками. А когда всё завершилось, она покинула деревню, уйдя в лес. Оставшиеся не смогли жить в этой деревни, собрав нехитрые пожитки, они покинули свои дома и ушли.
    Если бы нашёлся хоть один человек, что заступился бы за Елизавету, возможно, она ради него не стала бы убивать и остальных жителей, что желали ей зла. И хоть Елизавета, получив силу, воздала всем, но ей всё равно придётся жить, с болью от случившегося. И никто не укроет её белым саваном и не отправит в последний путь. И ничего уже нельзя изменить, уже слишком поздно для всех.
    Люди сами себя наказали, а ведь им предоставлялись шансы не трогать девушки и попусту не замечать её, но нет, мужикам захотелось опорочить тело её чистое, а женщинам нужно было накопившуюся злобу с усталостью на слабом существе выместить. И как результат неразумности, слепоты, да, желания тёмные и пагубные, что их захлестнули, привели к одному из предполагаемых итогов.
    Вот и покарали силы небесные через силы тёмные людишек. А как их в дальнейшем судить будут, про то нам не известно, ибо светлые тоже людьми были в прошлом, а знать, глядишь, и сострадания много наберётся к плохим людям, что всю эту ужасную историю заварили.
   
    История тяжёлая, и много сил отняла, присаживаюсь на стул и, откинувшись прикрываю глаза. Сколько грязи в людях! Одних они слугами дьявола называют, других проклинают, каждый день по стольку грешат, в мыслях, речах и действиях …
    А сами они кто?