Жизни листая страницы...
Началась Великая Отечественная война. Жители Красного Яра, как и все немцы Поволжья, по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 8.08 1941года были эвакуированы в отдаленные района Сибири, Казахстана и Средней Азии.
На сборы дали три дня. Взять с собой можно было продукты на дорогу и немного вещей. Стали собираться... Закололи поросенка, и бабушка начала варить и солить мясо. Всем детям сшила рюкзачки : старшим (шестнадцатилетней Марии и моему отцу десятилетнему Иоганну)- побольше, а совсем маленьким( Эльзе-ей было 6 лет, Генриху-3 года) -совсем небольшие, в которые каждому положила их вещи и запас еды- мало ли что могло случиться в пути! С собой она решила взять сундук, куда сложила все самое ценное(дорогие ей кофточки, детские вещи, платья ,отрезы ткани, платочки и шаль) и мешок муки. Родственники дедушки предложили ей отправиться с ними в одном вагоне, видимо, была такая возможность. Но она предпочла поехать со своими родными сестрами- Нюрой и Соней Штырц и их семьями.
С Соней и ее мужем по каким -то причинам пришлось расстаться-им велено было выйти в Алма-Ате.
Как бабушке Амалии Яковлевне удалось погрузить тяжеленный ящик, который она в свои последующие послевоенные годы, переезжая от сыновей к дочерям и обратно, возила с собой,- уму непостижимо! И как больно было покидать родные места, как разрывалось от горя сердце!. Когда отправлялись со станции, слышны были взрывы. Где -то недалеко шли бои...
Вагоны, предоставленные репрессированным немцам, были товарные, и спать приходилось на своих вещах. Ехали долго, через Алма -Ату. В начале пути каждая семья питалась самостоятельно, из своих запасов. Когда поезд выехал за Урал, было дано указание от распорядителей: на определенной станции один или два человека из вагона отправлялись за обедом. В ведре приносили суп и разливали его всем, находящимся в вагоне. На станции Боготол Красноярского края эвакуированных отправили по деревням, моих родных- во Владимировку. По-разному встречали немецкие семьи: кто-то- недовольно: ведь шла война с фашистской Германией, и у многих владимировцев отцы, мужья, сыновья, братья ушли на фронт; кто -то- сочувствовал, потому как понимали: согнали со своих домов ни в чем не повинных людей.
Мою бабушку и ее четверых детей поселили в доме колхозницы Ливенцевой(Проскуриной) Марии Дмитриевны- бабы Мани, как звали ее в народе. Ее сын, Ливенцев Алексей Дмитриевич, в это время был на фронте, а после войны, в 1953-1954 годах, стал председателем колхоза "Красный пахарь".
О том, как жилось семье моего отца у бабы Мани, знаю из его рассказа. Мария Дмитриевна была очень доброй и приветливой женщиной. В 1941 году ей уже было немало лет. Дети -взрослые, жили своими семьями, а они вместе с мужем- дедом Дмитрием- вдвоем. Поселенцев, несмотря на то, что это немецкая семья, постарались разместить так, чтобы хоть как -то скрасить их быт, облегчить расставание с родиной. Бабушку на ночь положили в горнице на кровати, а ребятишек отправили спать на огромной русской печи. Таких печей в Поволжье не кладут. И. конечно же, было очень интересно на печке: лежишь наверху, все видно, кирпичи греют, и пахнет сушеными травами...
Рано утром хозяйка поднялась и затопила печь. Надо и со скотиной убраться, и гостей накормить. Да и на работу идти... Когда дрова разгорелись, бабушка испугалась: дети-то на печке!
-Иван, Маруся! Вставайте!- стала тормошить старших.- Обожжетесь!
Баба Маня успокаивает ее, говорит, что не нужно будить детей, пусть поспят еще с часик. На печи -то тепло, хорошо! Однако дети послушались мать. Ее слово- закон.
Надо готовить завтрак. Хозяйка вышла в кладовку, набрала ржаной муки, чтобы замесить тесто на блины. Стала ее просеивать. Мука темная, с отрубями. Бабушке не понравилось. Разве это мука?! Открыла свой ящик, на дне которого спрятан мешок белой рассыпчатой муки, насыпала в чашку и отдает бабе Мане. А та смотрит недоуменно и не хочет брать:
- Нет, не надо! Не надо! Это крахмал! Вот у меня мука!
Из какой муки женщины постряпали блинчики, отец мне так и не сказал, но смешную историю о том, как они не поняли друг друга, частенько вспоминал.
Несколько месяцев прожили постояльцы у Ливенцевых. Потом семью поселили в отдельном крошечном домике. Печка, стол и палати, на которых спали. Кроватей не было. Бабушка и ее старшая дочь Мария, моя тетя, работала в колхозе. Бабушка - на ферме, а Марию назначили свинаркой на одном из островов Чулыма, где она и жила до того времени, пока не отправили в трудармию в Башкирию. Во Владимировку она больше не вернулась. В трудармию взяли и бабушку! А маленькие Эльза и Андрей оставались на попечении одиннадцатилетнего мальчика, моего папы. Конечно, за детьми приглядывали женщины, но очень часто дети оставались одни. Ждут- ждут Ивана, а его все нет! А есть-то хочется! Вот и пойдут побираться-просить у соседей чего-нибудь поесть. И люди давали! Что могли: кто-картошину, кто- сухарик, кто- супчику нальет. Сами тоже ведь голодали. Но жалко маленьких деток, и от себя отрывали. А в колхозе отцу каждый день выдавали хлеба- половину каравая, испеченного старательной колхозницей по поручению председателя. Мальчику советовали, чтоб разрезал этот хлеб на три части: за завтрак, обед и ужин. А потом еще каждую часть на три части: сестренке, брату и себе. Днем отец ходил в школу, а по возвращении работал- нанимался в помощники возить из леса дрова, пилить и колоть их, носил воду, ходил рыбачить на речку. Какой работник из мальчика?! Все понимали это, но жалели парнишку и брали с собой, расплачиваясь за труд его картошкой или другими овощами, чем и кормил он свою семью.
С детских лет отец был трудолюбивым и ответственным, совестливым и надежным, потому к нему люди и относились с уважением. Не случайно баба Маня Ливенцева, "заядливая" ягодница, знавшая все грибные и ягодные места, всегда брала его в аргу- пусть хоть наестся ягод да наберет сестренке и братику!
Весной 1942 года моего отца и еще несколько подростков из Владимировки отправили в Красноярск в ФЗУ. Отправили и учиться, и работать. В это время фашисты рвались к Сталинграду. Шли ожесточенные бои. Из европейской части страны на Урал и в Сибирь были эвакуированы многие предприятия. Родине не хватало рабочих рук. Нужно было в короткие сроки восстановить работу заводов, выпускать оружие. "Все - для фронта! Все- для победы!"-главный девиз того времени.
Как рассказывал отец, заводские цеха ставили буквально на пустом месте. Вот их, мальчишек, привезли на только что расчищенное от снега поле, дали каждому по лопате и показали, где копать ямки для столбов. Земля была мерзлой, жесткой, лопаты ломались, у многих ничего не получалось. Но мой папа в свои неполные 12 лет с этой работой справился лучше других! Этой суровой зимой научили его копать землю под могилы своих сельчан владимировские мужики! Пригодилось. Похвалил отца при всех мастер за хорошую работу, подбодрил мальчишку! В тяжелое время ценным было каждое доброе, вовремя сказанное слово! С гордостью говорил мне об этом папа...
И здесь же, не успели выкопать все ямки, как подъехали люди на машинах со стройматериалом и оборудованием, стали устанавливать столбы, сооружать стены цехов, проводить электричество, натягивать брезент... И вот в таких холодных цехах у станков стояли не только женщины и старики, но и подростки! А те, кто помладше, как мой папа, помогали взрослым: таскали ящики, убирали мусор, подносили материалы, грузили вагоны... Летом, в августе 1942 года, уже были бои в самом Сталинграде, городе, где до войны в течение нескольких месяцев жил мой отец. Жил он у дяди после смерти отца, учился в школе, бегал в магазин за продуктами...По радио передали, что сейчас там идут бои. За каждый дом, за каждую улицу!На душе неспокойно, тревожно.
И тут...такая история. Отец рассказал мне ее уже в солидном возрасте в тайне от мамы. Видимо, не хотел ее переживаний, ревности, ненужных упреков,-непросто поделиться сокровенным, боялся быть непонятым... Как я понимаю, это была история его первой любви, любви моего родного папы- робкой и трепетной, как легкое дуновение весеннего ветерка, хрустально-чистой, как родниковая вода. Девушка эта, скорее, девочка, маленькая и хрупкая, шла по путям. Торопилась куда -то. И тут... зацепила туфельку о рельс, и...каблук оторвался! Какое несчастье! Единственные, недавно купленные за последние деньги туфли. Как быть? Что делать? Села на рельсы и заревела!
Мальчишки -фзушники грузили вагон. Первой ее заметил папа. Подбежал к девочке:
-Ты что плачешь? Что случилось?
-Каблук отвалился! Шла вот, задела...
Зареванная девчонка держала в руках поломанную туфлю.
-Ну, подумаешь? Нашла, из-за чего плакать?!
-Ага! Что ты понимаешь? Как я скажу бабушке? Она мне только купила их! И что мне теперь носить?
-Ну, не реви. Сиди здесь. Я сбегаю в мастерскую, попрошу, чтобы прибили тебе каблук.
Так они познакомились!
Сколько было радости в глазах девчонки, когда мой отец -кавалер принес ей налаженную мастером туфлю!
Девушка пришла сюда же на другой день! Попросила позвать Ивана. Надо же! К Ваньке невеста пришла! Любопытству не было границ! Все друзья завидовали! И пришла не просто так, а с пирожками! Бабушка, в благодарность за помощь, за благородный поступок, угощает парня пирожками! А еще выяснилось, что девчушка эта не такая уж и девчушка! Старше Ивана. И учится на курсах медсестер, и скоро пойдет на фронт! А на вид- такая маленькая!
Накануне, перед отъездом, пришла проститься со своим другом. Сказала, что завтра уезжает. Их отправляют в Сталинград. Если хочет Ваня, пусть придет на вокзал. Проводит. "Вдруг больше не увидимся?"-эти ее слова на всю жизнь врезались в память...
Вечером мой отец пошел к мастеру. Рассказал, что подруга его уходит на фронт. И попросил: "Не могли бы вы мне выделить сухой паек. Ведь раньше всем выдавали. Я не буду ходить в столовую. Я проживу. Но мне хочется подруге в дорогу отправить продуктов. В Сталинград едет!" И отцу выдали такой паек! Хорошие люди встречались отцу по жизни! Настоящие! На складе он получил целую палку копченой колбасы, банку тушенки, булку хлеба и несколько кусочков сахара! И все это вручил своей подруге. Проводил ее...
Больше они не встречались.
Когда завершилась учеба в ФЗУ, отец вернулся в деревню, стал помогать матери- не просто было прокормить маленьких брата и сестренку. Однажды он делал заклепку на заброшенном кем-то и подобранном им ведре. В хозяйстве и ведер не было! И купить не за что. Заклепал дырку и проверил-не протекает ли вода? Все нормально! Не протекает. Заметил это проходящий мимо колхозный бригадир Иннокентий Васильевич Сидоренко.
-Неужели ты это сам сделал?
-Конечно, сам.
-А мне можешь так же ведро починить?
-Могу.
-Ну, приходи тогда завтра в кузницу.
Так, благодаря Иннокентию Васильевичу("деду Тишке", как звали его в деревне) стал мой отец работать молотобойцем. Видели руководители колхоза, что получается у паренька, и отправили его подучиться на курсы кузнецов при Критовской МТС, после которых назначили кузнецом! Всю свою жизнь он проработал кузнецом- в колхозе, совхозе, Боготольском леспромхозе. Не изменял своей профессии!
Что меня поразило особенно? Недавно на сайте немцев Поволжья я обнаружила интересный документ с "малой родины" отца- Красного яра. В Журнале Новоузенского уездного земского собрания 31 августа 1877 года содержатся сведения о кузнечных заведениях, находящихся в волостях Новоузенского уезда и следующих обложению земским налогом. В списке с. Красный Яр Красноярской волости значится некто Яков Штырц! Этот поселянин имел кузницу, но определенной доходности не имеет , так как работает в ней сам в свободное от полевых работ время. Ежегодная доходность Якова Штырца- 2 рубля. Яков Штырц- это отец нашей бабушки, Амалии Яковлевны Штырц(Бопп).Значит, дедовские гены, по матери, перешли к моему отцу! Не случайно же отец всю жизнь работал кузнецом и был профессионалом своего дела! Не случайно свое мастерство, свой талант передал сыну...
И еще...какое -то символическое число -31 августа. Только сегодня заметила.31 августа 2023 года ушел навсегда от нас папа.
Свидетельство о публикации №224020800514