Снегурочка

Первое, что она ощущает, когда приходит в себя - холод.

Пальцы на руках заиндевели, ног она также не чувствует.

Вера пытается двинуться, и не может. Её как будто держат сразу со всех сторон. Пробует раскрыть глаза, но ничего не выходит – ресницы слиплись намертво. Вера сильно зажмуривается и вновь пытается – появляется узкая щель, в которую едва пробивается свет. Вера оттопыривает нижнюю губу и дует что есть силы тёплым воздухом вверх, чтобы согреть лицо. Её усилия венчаются успехом. Она открывает глаза и видит снег.

Я в сугробе, – думает Вера. – Всё как всегда. Неуклюжая неудачница. Такое могло случиться только со мной.

Голоса.

Вера слышит их с того момента, как очнулась, но понимает это только сейчас. Голоса звучат то громче, то тише, то ближе то дальше, но как Вера ни пытается, разобрать ничего не может. Ни единого слова! Визжат, охают, шуршат, толкаются и смеются.

Чем дольше Вера слушает, тем яснее понимает – это не люди, их голоса не человеческие. Эта страшная мысль очень не нравится Вере, и она старается её не думать. Но мысль стремительно берет верх, страх холодными липкими пальцами медленно ощупывает её всю, добирается до горла и начинает душить.

Дышать с каждой секундой все труднее. Вере кажется, что пространство вокруг неё сжимается, и эта снежная могила вот-вот прикончит её. Вера впадает в ступор, перестаёт связно мыслить. Двинуться или закричать она не может.
Нужно что-то сделать, - думает Вера, - и сделать прямо сейчас.
Но Вера не знает, что делать и как.

Отсутствие воздуха становится нестерпимым, паника накрывает с головой. Вера слышит собственный сиплый, жалкий, то ли крик, то ли стон, и в этот момент чьи-то мягкие лапки стукают её по спине. Вера вскрикивает, теперь уже громко, распрямляется и оказывается по пояс в сугробе посреди слабо освещённой поляны, наполненной невесть кем.

*****

Этот день не задался с самого утра.

Вера не услышала будильник, не успела выпить кофе. На работу приехала с головной болью, а там ей вернули отчёт на переделку, шеф вызвал к себе и отчитал как девочку. В итоге, вместо того чтобы уйти вместе со всеми чуть пораньше домой, как у них принято, в начале декабря, в первый день полярной ночи, когда солнце падает за горизонт и больше не показывается целый месяц, в этот день Вера задержалась на работе на целых два часа.

Торопилась, но упустила последний автобус.

С ней всегда было что-то не так. С самого детства. Все дети знали, куда надо идти, и только Вера терялась. Всем доставались нормальные куски торта, и только ей надкусанный. В очередях на ней заканчивалась лента в кассе, или касса просто закрывалась. Единственный мужчина, которого любила Вера, женился на другой. Череда нелепых случайностей распорядилась так. Спустя годы, Вера смирилась с участью неудачницы, перестала удивляться.

Фонарь на остановке снова сломался. Облака скрыли и луну и звезды, огромными хлопьями валил снег, тьму освещали только вспышки фар – редкие машины спешили домой. Вера заиндевевшими пальцами тыкала в телефон, вызывая такси. Ей была невыносима мысль, что по этой тьме и безлюдью она будет идти одна до самого дома.

Но такси не приехало. Ни через десять, ни через пятнадцать, ни через двадцать минут.

Вера отчаялась и пошла пешком.

Дом её был недалеко, но мороз крепчал, ветер теперь налетал порывами, пытаясь сбить с ног, снег сыпал все гуще, совершенно закрывая обзор.
Вот и парк. До дома оставалось совсем немного, и Вера решила не идти углом, а срезать наискосок, через парк.

Она шла по тропинке, освещая дорогу фонариком в телефоне. Смотрела только под ноги, потому как ветер и снег не давали поднять головы. Вдруг она запнулась о корень дерева, чуть не упала. Дальше еще один, и еще.
Наверное, я сошла с тропинки, – подумала Вера. – Сейчас заберу правее, и по-любому дойду до парковой ограды, а по ней доберусь до ворот. А сразу за воротами – милый дом.

Ветер усилился, превращаясь в метель. Снег падал сплошной стеной, набивался в рукава, за шиворот, капюшон шубки совершенно не спасал. Фонарик больше не помогал, и Вера сунула телефон в карман. Снега было уже выше щиколотки, Вера с трудом передвигала ноги.

Ей казалось, что она бредёт много часов, а ограды все нет. И местность перестала походить на парк. Что впереди Вера не могла разглядеть, но под ногами попадались то кочки, то ухабы, то корни деревьев. Один раз Вере пришлось перелезть через огромное упавшее дерево. Всё это было очень странно и пугающе, но у неё не было другого выхода кроме как идти и идти вперёд.

Вера остановилась передохнуть и отдышаться, привалилась к стволу дерева; прикрываясь рукой, попыталась разглядеть местность. Но увидела лишь белую стену – бешеное мельтешение снежинок, услышала яростный вой ветра и шум волн.
Я у моря? – мелькнула безумная мысль. – Не может быть! От дома до моря километров двадцать, не меньше.

Теперь Вера шла, не разбирая куда, понимая, что окончательно сбилась с пути.
Шум волн становился все громче.

Внезапно снежная стена расступилась, Вера оказалась на берегу. Она стояла на высоком обрыве, в панике разглядывая бушующее море. Берег прихватился льдом. Волны, припорошенные снегом, исступлённо, методично бились о лёд, разбивая и кроша его.

Вера застыла на месте. От изумления она перестала чувствовать холод и только таращилась на море, на неутомимые волны в белых барашках.

И тут Вера увидела его.

Вначале Вера решила, что ей померещилось. Не может она в метель так далеко и так отчётливо видеть.

Что-то круглое и белое, похожее на воздушный шар, неумолимо приближалось к берегу, увеличиваясь в размере, возникая из воды все больше и больше. Оно не качалось на волнах, а будто приросло к одному месту. Вот над водой показались глаза и нос - шар оказался головой. Седые всклоченные спутанные волосы, длинная белая борода, в которой запутались водоросли. Дальше явились широченные плечи. Великан медленно вырастал из воды, шёл, скалился жёлтыми зубами, размахивая огромными руками, неотвратимо приближался. Драная хламида развевалась от ветра, не скрывая бледную мёртвую кожу. В руке невероятный посох с круглым набалдашником, испускал синеватый мерклый свет, делая фигуру еще более призрачной.

Около берега лёд хрустел под его гигантскими ступнями. Воздух вокруг него начал клубиться, густеть, искриться, стали прорисовываться тени, а потом и формы – живые белые фигуры обретали плоть, наливались красками, окружили великана с бородой, ползли и катились вместе с ним на берег, расползались, растекаясь по местности. Вихрь, родивший их, стал разрастаться, крепчать.

Вера кинулась к ближайшему дереву и ухватилась за него. Но бегство не помогло, разумный вихрь подхватил её как снежинку и понёс. Последнее, что Вера запомнила, была белая борода прямо перед её глазами – мелкие ракушки застряли в ней, водоросли побурели, словно торчали тут годами. Огромные костистые пальцы сжали её руку, стало нестерпимо больно, и Вера отключилась.

****

Если говорить прямо и честно, Вера ничем не блистала, ни внешностью, ни талантами. Ничего интересного за все сорок лет жизни с ней никогда не происходило. Возможно так распорядился фатум, а возможно по вине самой Веры – жалкая, с круглыми, вечно удивлёнными глазами, никогда не принимавшая никаких решений, пускала все на самотёк, а там – куда кривая выведет. И всё как-то получалось, что-то менялось, что-то оставалось неизменным. Вечно усталая и печальная – вот как чувствовала себя Вера. И чем дольше жила, тем сильнее эти два чувства овладевали ею, вытесняя все остальные.

Сегодня этот обычный декабрьский вечер беспощадно вытряхнул Веру из привычной рутины и унёс в такие место, куда людям путь заказан.

Вера вскочила. Её круглые глаза стали совершенно как плошки. Она сцепила руки на груди, обняв сумку как спасательный круг. Её трясло крупной дрожью, то ли от холода, то ли от страха, то ли от того и другого. Она мелко клацала зубами, никак не могла остановиться.

Всю поляну, насколько хватало глаз, наводнили разнообразные существа, лишь отдалённо напоминающие людей. Все разом затихли, обернулись, и нахально вытаращились на Веру.

Она увидела высоченную нежить посреди поляны, с белым лошадиным черепом вместо головы, белый балахон до земли, он возвышался над всеми. Жуткие черные глаза торчат из глазниц. Он поворачивает голову боком, и смотрит на Веру издалека только одним мёртвым глазом. Вера называет его про себя - Лошадиная голова.
Синие прозрачные существа, точно привидения, с человеческой внешностью, висят над утоптанным снегом, не касаясь земли.

Нечто, похожее на Бабу-Ягу – метр ростом, с огромным горбом, длиннющим носом и бородавками, стоит совсем близко, ухмыляясь, показывает единственный гнилой зуб.
Снуют туда-сюда как будто домовята – совсем мелкие, размером с небольшую собаку, с пушистыми бородками, носами картошкой и в рубашках, полностью скрывающих ноги.
Недалеко от Веры переминается с ноги на ногу жуткий монстр похожий на тролля. Точно, как на картинках – страшно волосатый, челюсть с торчащими наружу зубищами, лысая голова с клочками волос, хвост и копыта.

Веру хлопают по плечу, она дёргается, оборачивается.

Вере кажется, что она на грани обморока. Ей так безумно хочется прямо сейчас потерять сознание, а очнуться в каком-нибудь знакомом месте. Да пускай даже в парке, в метель, только не здесь, не среди чудовищ, в которых она никак не может поверить. Но как бы Вера ни трясла головой, существа не исчезают, а только начинают хихикать, сопеть, хрюкать и подвывать.

Вера снова чувствует хлопок по плечу, а потом её резко приподнимают над землёй и разворачивают.

Прямо перед Верой - серая драная хламида, она поднимает голову, и видит длинную клочковатую бороду. Голова с бородой опускается, наклоняясь к Вере. И вот прямо над ней нависает огромное лицо, космы волос свисают вниз и касаются её лица, мутные голубые глаза с белыми ресницами смотрят раздражённо.

- Сколько можно ждать! – рявкает голова и Вера глохнет.

Дед мороз – проносится у неё в мозгу. Но называть его дедом даже в мыслях она не решается.

Мороз распрямляется и продолжает говорить, но Вера только видит, как открывается и закрывается его рот, слышит звон в ушах; опускает голову и видит его чудовищные грязные ступни в метре от себя, страшные узловатые пальцы с длинными жёлтыми когтями. Она невольно пятится, натыкается на кого-то, падает, пытается подняться.

Наконец в голове прекращается звон, и она слышит конец фразы:
… будут моими помощниками в этом году. По традиции первая игра – гонка на зайцах.

- А можно уйти? – слышит Вера собственный голос и ужасается своей смелости. Она надеется, что её не услышали, и в то же время дико рада, что сказала это.

- Можно! – рявкает Мороз еще более раздражённо. Хватает её за шиворот как котёнка, переносит через поляну и ставит около кромки деревьев. Вера делает шаг в лес и проваливается в снег сразу по пояс.

Вера дёргается в снежной ловушке, но на неё уже никто не обращает внимания, все суетятся и шныряют, будто собираются в дальнюю дорогу. Вера готова ползти отсюда ползком, но снег не отпускает, и она только и делает, что извивается верхней частью туловища, не двигаясь с места.

Наконец она устаёт и просто смотрит на поляну. Разношёрстные монстры деловито снуют. Явились белые гигантские зайцы в сияющей серебром упряжи. Зайцы как норовистые кони взрывают задними лапами снег и подрагивают от предвкушения гонки. Мороз вздымается над ними всеми, довольный кряхтит, поглаживает бороду.
Криво ухмыляется и ждёт.

Это мой последний день, – проносится в голове у Веры.

В этот раз это вовсе не мысль, какими обычно бывают мысли, это открывается ей как совершенное знание. Вера чувствует всем своим телом, что сегодня всё для неё кончится. Последним что она увидит будет эта поляна с Морозом и его демонами…

- Требуй зайца, – слышит Вера шёпот в самое ухо.

Резко оборачивается в другую сторону, еще глубже уходит в снег, но рядом никого нет, все так же заняты и суетятся.

Она не хочет умирать. Не здесь и не сегодня! Странное новое чувство овладевает Верой. Она не знает ему название, но это чувство придаёт сил, и Вера кричит что есть мочи:

- Дайте зайца!

Тишина падает, как кувалда на наковальню – враз, неотвратимо. Не слышно голосов нежити, не дует ветер, совершенно бесшумно опускается на поляну снег. Вера чувствует увесистый толчок в спину и вот она уже не в сугробе, а кубарем влетела на поляну.

Мороз вскидывается, его левая рука вытягивается, клубится вьюгой, извиваясь, устремляется в лес, петляя между деревьями. Слышится шелест, хруст, испуганный писк. Возвращается рука так же, извиваясь и клубясь. В огромной костлявой грязной руке висит обычный белый заяц, пойманный за уши.

- Держи! – хохочет Мороз, и заяц летит прямо в её раскрытые руки.

Заяц не пытается вырваться, только испуганно косится на Веру и остервенело дерёт задними лапами шубу.

Наверное, там одни лохмотья, – успевает подумать Вера, когда слышит дикий свист, и все одновременно трогаются с мест.

Вера обнаруживает, что летит вслед за своим зайцем. Она сидит на своей огромной хозяйственной сумке, длинная ручка надета зайцу на шею. Мимо Веры проносятся другие повозки с окриками, посвистами, улюлюканьем. Чужие зайцы, как ездовые собаки, скалят зубы, норовя укусить соперника.

Они несутся сквозь лес, петляя между соснами. Снег залетает Вере в нос, рот и глаза, но её вдруг охватывает безумный восторг от дикой гонки. Их обгоняют и обгоняют, её обыкновенный заяц явно уступает в силе и размере другим зайцам. Вера совершенно приходит в себя, эта гонка как будто вытряхивает из неё весь мусор, оставляя кристально чистое знание – надо победить!

Вера оказывается в самом хвосте гонки и решает приободрить своего зайца. Это единственное, что она может сейчас сделать.

- Ты такой молодец! – кричит она радостно. – Ты лучше всех!

Заяц безумно косит левым глазом и вдруг ускоряется так, будто ему поставили реактивный двигатель. Сумка едва не выскальзывает из-под Веры.

Они обгоняют одни сани, другие, третьи…

Вера еще крепче хватается за сумку, чтобы не слететь, и слышит свой смех, перекрывающий звуки метели, окрики соперников и стук собственного сердца где-то в висках.

Лес внезапно кончается, и они вместе с зайцем вслед за другими повозками проносятся через шоссе.

Хоть бы не было машин, – думает Вера.

На этот раз она не успевает удивиться собственной мысли. Ей не до того. Нужно во что бы то ни стало выиграть забег.

Внезапно она видит себя как будто со стороны – весёлая, счастливая, в разодранной шубе, верхом на старой сумке, которой правит заяц. Вера начинает хохотать в голос, её счастливый, безумный смех запускает еще какой-то неведомый механизм, и её заяц ускоряется вновь. Теперь он не бежит, он летит как на воздушной подушке, перебирая лапами, но не задевая снега.

Еще десяток саней остаётся позади.

Вот и финишная прямая. Просека в лесу. Заканчивается поляной.

Вера видит Мороза.

Когда очередные сани проносятся мимо него, он взмахивает посохом, летят серебристые искры.

- Двенадцать! – слышит Вера, проезжая мимо него. Видит хищную ухмылку.

Как только они останавливаются, заяц тут же высвобождается из сумки и драпает к лесу. На краю поляны он замирает и оглядывается на Веру. Та машет ему рукой, не вставая с сумки.

Царит все то же оживление что и перед гонкой, существа переговариваются, смеются, шипят друг на дружку, беззлобно бранятся. На Веру никто не обращает внимания, будто она всегда была одной из них.

- А ты ничего, – слышит Вера знакомый голос. Тот, что на поляне посоветовал требовать зайца.

Перед ней вроде бы женщина - зелёная кожа и странное искажённое, как на карикатуре, лицо. Одежды нет, за спиной небольшие драные крылья. Самое ужасное в ней – это глаза. Они будто мёртвые, но подвижные, живые. Смотрят свирепо и с любопытством.

Наверное, так смотрят на лабораторную мышь, – думает Вера, назвав её про себя Кикимора, – когда мышь только гадила и ела зерно, а потом вдруг заговорила человеческим голосом.

****

- Гонка на зайцах завершилась, – провозглашает Мороз, перекрыв голосом все звуки на поляне.

Все умолкают, оборачиваются к нему.

– Победили первые тринадцать повозок.

Стоны и брань, визг и клёкот, как вспыхивают, так и затихают.

- Остальные – брысь отсюда!

Поляну покидают невиданные существа – кто второпях, кто неспешно, и наконец остаются тринадцать победителей. Мороз указывает на утоптанный снег, будто на удобный диван:

- Игра хитрецов. Условия просты – нужно рассказать историю, в которую все поверят. Все! Если не поверит хотя бы один, ты проиграл. Первым рассказываешь ты!

Мороз тычет громадным пальцем в некое существо. Вера называет его про себя Рогатый.

Вытянутое лицо, морщины как шрамы, рот от уха до уха, уши как у осла, на теле шерсть клочками, а на голове – рога. Лоб низкий, шерсть начинается чуть ли не от бровей.

Рогатый вертится, кряхтит - не ожидал такого поворота – чешет свалявшуюся шерсть на башке.

- Эээ. Да история…

Все молчат, окружив его, усевшись кругом прямо в снег. Вера садится на многострадальную сумку. Рогатый стоит посередине круга.

- Не мямли! – рычит Мороз. – Мы устали ждать.

- Вот значит да, – начинает Рогатый, на ходу соображая, что бы сказать, – поспорили мы с ним, – Рогатый указывает на Лошадиную голову.

Тот никак не реагирует, лишь молча слушает, сидя между Кикиморой и жутким существом с птичьей головой. Вера даже приглядываться к ней не желает.

- Спорили, спорили и подрались, – Рогатый расплывается в улыбке, обнажив жёлтые клыки. Видно, воспоминания доставляют Рогатому особое удовольствие. – Я ему как дал! А он мне бац в живот. Но я уложил его. Да. Совсем победил. Не будет больше обзываться. А то ишь.

Рогатый замолкает.

- Это всё? – нетерпеливо рычит Мороз.

- Да. Всё это правда. Скажи ведь, – Рогатый подаётся вперёд. Его лицо и лицо Лошадиной головы оказываются на одном уровне.

- Не верю, – равнодушно заявляет Лошадиная голова. – Ничего такого не было.

- Да я тут сильнее всех! – Рогатый крутится, тыкая пальцем, то в одного, то в другого.

- Не верим. Не верим, – голосят все как один.

Вера только пожимает плечами.

Рогатый аж подпрыгивает от возмущения. Видно, что он готов прямо сейчас ринуться в бой, доказать свою правоту, и только присутствие Мороза его сдерживает.

- Проваливай! – подытоживает Мороз.

Рогатый с поникшей головой выходит из круга и тащится в лес.

- Следующая ты! – Мороз тыкает пальцем в Веру.

Веру мутит, голова наливается свинцом, тяжелеет, ей хочется прилечь и отрешиться от происходящего. Она открывает рот, но не может выдавить из себя ни звука.
Мороз нависает над ней, его лицо, и так не приветливое, с каждой секундой становится всё страшнее. Он уже протягивает руку, чтобы схватить Веру за шиворот и вышвырнуть с поляны в лес на верную смерть, как вдруг между ними возникает Кикимора. Как будто воздух сгустился и обрёл краски. Только что её не было – и вот она.

Кикимора стоит лицом к Морозу и спиной к Вере.

- Прости, Батюшка, что вмешиваюсь. Можно сначала я расскажу историю?

- Ты защищаешь человека? – лицо Мороза бледное и синюшное начинает багроветь, он наклоняется еще ниже, в голосе слышится ярость, кажется его огромный рот сейчас распахнётся и проглотит Кикимору.

- Что ты! Что ты! Нет! – причитает Кикимора и машет руками, – давненько среди нас людей не было, любопытно, чего скажет. Вышвырнуть её, Батюшка, ты всегда успеешь.

- Хм. – Мороз разгибается, упирает руки в бока. - Ладно. Права, старая, – ухмыляется Мороз. – Рассказывай свою историю.

- Было это не так давно, ночей эдак десять назад, – начинает Кикимора вкрадчивым шёпотом.

А Кикимора смелая, – думает Вера, вся превратившись в слух.

- … Проснулась я, как водится, вечерком, все знают, не велено нам днём околачиваться, токма ночью. Выбралась из-под ледка, что моё болотце затянул, проверила грядочки, хорошо ли снежком прикрыты…

- Не тяни, – цедит Мороз.

- Ага, ну вот, собралася я в гости к подруге моей, кикиморе болотной. Она живёт в соседнем лесочке, что за кладбищем.

Слушатели одобрительно загудели. Видимо все про тот лесочек и про подругу знают.

- Приоделась я, причесалась, – слышатся смешки. – А зрение у меня ужо не то, стара стала, в темноте не вижу нисколечко. Зажгла я огонёчки мои путеводные, и отправилась. Иду я иду. Встретила дочку твою.

Кикимора оборачивается к Птичьей голове, хватается ладошками за собственные щеки:

- Такая красавица стала. Вся в мать.

Птичья голова как будто бы улыбается. Улыбка на птичьем лице выглядит так чудовищно, что Вера на секунду зажмуривается. Но быстро берёт себя в руки и открывает глаза.

- Решила я близко к городу не подходить, - продолжает Кикимора, - абы людей не встретить. Нельзя нам. Ага. пошла я через кладбище. Думаю, не будут люди ночью по кладбищу шарить, страшно им. И слышу голоса. Кричат, смеются. Удивилась я. Враз с голосами и огни-то я увидала – костёр развели, не пойми, как в снегу зимой удалось. И пляшут кругом. Маски на них чудные, нами притворяются.
Кикимора делает зловещую паузу. Все затихают.

-  Но тут, дурья моя башка, вспомнила, что праздник у людей сегодня, когда они нами наряжаются и пужают друг дружку.

Кикимора хихикает.

- Увидали меня, по огонькам приметили. Большенькие ужо люди, но не взрослые. Погнались за мной. А я от них. Бегу, что есть мочи, огоньки потушила. А они-то светят в меня чем-то странным.

- Телефон, – шепчет Вера.

- Ага! – радуется Кикимора. – Телефон. Светят, улюлюкают и гонятся за мной, стервецы. Какого страху натерпелась. – Кикимора закрывает лицо руками и всхлипывает. Кто-то сопереживательно вздыхает. – Упала я наконец. Запнулась о валежник. Лежу думаю конец мне пришел – затопчут, разорвут. И чувствую за ногу меня схватили и тащут.

Кикимора снова замолкает. Все смотрят на неё, и даже Мороз садится поодаль, подпирает кулаком голову, в его глазах читается натуральное любопытство.

- Глядь, а это брат твой, – Кикимора наклоняется, хлопает по плечу Домовёнка. - Под корягой около кладбища живёт.

Домовёнок кивает мелко, соглашаясь.

- Спаситель мой, как отблагодарить его, не знаю. Под коряжку меня утащил, детки с носом остались.

Мороз хмыкает. Кривая усмешка не украшает его бледное лицо.

Кикимора тут же этим пользуется.

- Зря не веришь, Батюшка, – обращает ухмылку в свою пользу, – брат его известный добряк. Весь лес это знает. – Все присутствующие согласно кивают, подтверждая слова Кикиморы.

Мороз смеётся в голос:

- Заканчивай рассказ, – только и произносит он.

- Ну дык пересидела я под коряжкой, дождалась, когда всё утихнет, и домой вернулась. Пропало настроение по гостям ходить.

- Ты закончила? – спрашивает Мороз.

- Да, – коротко отвечает Кикимора.

- Кто поверил в её историю?

Вере кажется, что только сейчас нечисть внезапно вспомнила, что идёт испытание. Но деваться некуда, они только что кивали и поддакивали, соглашались с каждым словом Кикиморы; проголосовав против, могли навлечь на себя гнев Мороза.
Единогласное «верю» провожает довольную Кикимору, и та возвращается на своё место.

- Твоя очередь, - Мороз вновь тыкает пальцем в Веру.

Та поднимается с места на деревянных ногах, выходит в центр круга.

****

Самое простое – рассказать историю, что случилась сегодня, – думает Вера, пока говорит Кикимора. – Как заблудилась, как увидела Мороза, а потом поляна и гонки на зайцах.

Вначале эта мысль ей очень нравится. Мало кто может поспорить с очевидным. Но как только Вера представляет, что рассказывает свою сегодняшнюю историю, быстро спохватывается – нечисть сразу или чуть погодя поймёт, о чем речь, расслабится и станет придираться. И Вера не сумеет так захватить всеобщее внимание, как это сделала Кикимора, чтобы похвалить каждого. Она им не друг и никогда не станет.
Осознав это, Вера чувствует новый прилив паники, но как только Кикимора заканчивает, у Веры созревает в голове иной план.

Пан или пропал, - думает Вера, вставая с сумки и выходя в центр круга.

- Вы, наверное, мне не поверите, – начинает Вера свой рассказ. – Мне никто не верил. Меня водили по врачам, дети издевались надо мной, а взрослые крутили у виска пальцем, называя дурочкой.

Вера делает паузу, чувствует, как слезы подступают к горлу. Громко сглатывает и продолжает:

- Мне было пять лет, когда пропала мама. Она ушла в лес за ягодой и не вернулась. Искали её долго. Милиция искала, папа искал, и дедушка, и все соседи. Меня не брали с собой в лес, я была слишком мала. Искали её долго, но через два месяца нашли только пустую корзинку у болота. Так и решили, что мама утонула. Закопали пустой гроб, меня на похороны не взяли.

Нечисть слушает Веру, не издавая ни звука. Мороз всё так же сидит поодаль, подперев кулаком подбородок, кулак полностью скрыт в грязной бороде. Хмурит брови.

- Папа не забрал меня, и я осталась у дедушки. Дедушка жил совсем близко к лесу, а я не могла поверить, что мама умерла, я не видела её мёртвой и каждый день сбегала в лес, искала маму. Было страшно. В лесу всегда темно, странные звуки отовсюду, но каждый раз я заходила все дальше и дальше, пока наконец не дошла до болота.

Я сразу поняла, что это то самое место, потому что там, где нашли корзинку, у самой воды, поставили огромный камень, так дедушка говорил, а на камне лежало мамино ожерелье. Я стала плакать, звать маму, но никто не откликнулся. Когда дедушка узнал, что я бегаю в лес одна, отходил меня хворостиной и сказал, что не переживёт, если и я пропаду. Я пыталась объяснить дедушке, что всегда знаю где дом, что я не могу заблудиться в лесу. Но дедушка мне не верил и сильно переживал.

И вот в этот же год, осенью, когда ягоды и грибы кончились, первые морозцы по утрам, и листвы уже нигде нет, я снова пошла навестить маму. Целый месяц у неё не была, не хотела расстраивать дедушку. Стемнело рано, а когда я добралась до болота, стало совсем темно, но на болоте что-то бледно светилось. Я подошла ближе. На камне сидела моя мама. Только кожа у неё была зелёная, она расчёсывала волосы гребнем и пела тихую песню. Это была колыбельная, она всегда пела мне её на ночь.

Вера вновь замолкает. Утирает слезы, собирается с духом, чтобы рассказать все до конца. Стоит все та же тишина. Снег бесшумно падает ровно сверху вниз, как пушистая живая стена, опускается на землю. Взгляды нежити приклеены к Вере, как мухи на липкую ленту.

- Я оторопела. Это была и мама и не мама. Она повернула ко мне голову, соскользнула с камня и скрылась в болоте. Я успела увидеть, что вместо ног у неё гусиные лапки…

Кто-то шумно выдыхает, кто-то хмыкает, и снова все затихают.

- Не помню, сколько я простояла там, вспугнул меня крик ночной птицы, я развернулась и кинулась домой. Бежала сквозь лес, не разбирая дороги, но в тот раз меня как будто окружили бледные зелёные огоньки. Сопровождали, пока не кончился лес, а потом исчезли.

Прибежала домой и рассказала дедушке, как все было. Он снова ругался и плакал, а на следующий день за мной из города приехала тётя, мамина сестра, и забрала в город. Я всем рассказывала, что видела маму, но мне конечно же никто не поверил. Никто не верит маленьким детям, даже их самые близкие родственники. Несколько раз я сбегала из дома, очень уж хотелось снова увидеть маму, но ни разу до деревни не добралась. Как бы я хотела увидеть маму еще хотя бы раз!

Вера плачет. Слезы текут по её щекам, оставляя мёрзлые дорожки, она не вытирает их, смотрит на Мороза поверх всех голов.

Мороз озадачено чешет затылок.

- Так тебя Веркой звать? – спрашивает Кикимора, поднимаясь с места.

Вера только кивает.

- Знаю твою маму. Как не знать. С моей подругой в одном болоте живёт. Стала болотной русалкой, как утонула. Ждёт тебя каждый день. Чего же ты, когда старше стала, не приходила больше?

Вера открывает рот, но звуков издать не может. Она опускается в снег и закрывает лицо руками.

- Сюрприз, – бормочет Мороз. - Кто поверил в рассказ? – обращается Мороз к присутствующим прежним тоном.

Нечисть единодушна. Они переглядываются, едва слышно переговариваются. Вера не может разобрать ни слова.

Убирает руки от лица, поднимает голову, встаёт, смотрит на Кикимору:

- Шли годы, и я перестала верить, что это в самом деле была моя мама. Я и сейчас рассказывала без всякой надежды, что вы мне поверите.

- Садись в круг, – Мороз указывает Вере её место.

- Следующий ты, – он тыкает пальцем в Лошадиную голову.

Истории следуют одна за другой, но Вера слушает в пол уха. Мысль о том, что её мама всё это время ждала её, что мама действительно стала болотной русалкой, эта мысль никак не укладывается у Веры в голове, хотя сегодняшняя ночь напрочь разрушила все её представления о мире, о том, что бывает, а чего нет.

Когда игра хитрецов заканчивается, на поляне остаются - Мороз, Кикимора, Лошадиная голова, существо, похожее на тролля и Вера.

- Третья игра – схватка, – объявляет Мороз. - Вы дерётесь, пока соперник не будет повержен, покалечен или убит. Можно сдаться добровольно. Мне все равно, – заявляет Мороз, едва домовёнок скрывается в лесу. – Бросайте жребий, кто с кем сражается.

Кикимора хватает Веру за рукав шубы, тянет в сторону.

- Я погибла, – шепчет Вера, глядя на Кикимору как на родную. Ей уже не кажется её лицо странным, а глаза ужасными.

- Бусы мамины с тобой? – спрашивает Кикимора. Голос её серьёзный, а взгляд лютый.

- Да.

- Давай! – велит Кикимора и протягивает руку.

Вера бросается к сумке, достаёт из потайного кармашка стеклянные розовые бусы. Бусинки в них чередуются – большая и маленькая, большая и маленькая, замочек давно заржавел и не открывается.

Кикимора берёт их, подносит ко рту и начинает что-то над ними шептать, прикрыв глаза.

Налетает ветер. Воздух заметно теплеет, пахнет болотом. Снег редеет, и вдруг совсем прекращается. Из леса выползает на поляну туман, преображая всё. Деревья едва угадываются, похожие на исполинских стражей, обступают поляну, чтобы охранить волшебство от прочего мира. Мороз стоит в полный рост, не вмешиваясь, обозревает всех сверху вниз. Нечисть сбивается в кучку, никто не препятствует Кикиморе.

Вера глядит только на Кикимору, не замечая перемены в погоде. Когда становится трудно дышать, Вера замечает густой туман, который кажется набился ей в рот, в нос и в лёгкие.

Кикимора прекращает шептать, и в то же мгновение Вера слышит возглас удивления.
Мгновенно оборачивается.

Прямо перед ней стоит мама. Такая же красивая, как и всегда, распущенные волосы чуть ниже плеч, старое истлевшее платье в горошек, кожа изумрудного оттенка, а вместо человеческих ног гусиные, начинаются где-то у бёдер и заканчиваются огромными гусиными лапами, только не жёлтыми, а зелёными.

Вера смотрит на маму. Ей кажется, она сейчас лишится чувств. Всего слишком много – событий, впечатлений, её разрушенный мир пытается собраться вновь, но не находит точки опоры, за которую можно зацепиться, и Вера чувствует, как всё летит к чертям.

Она не успевает осмыслить текущее событие, как происходит следующее.

Мороз делает шаг и оказывается около Веры. Он так близко, что, едва протянув руку, можно дотронуться до него. Пахнет рыбой и озоном.

Он наклоняется над Верой, свирепо пучит глаза.

- Что творится?!

Как будто бы он не видел, как колдует Кикимора, или не знает, к чему её действия ведут, – думает Вера.

От его крика вздымается снег, скручивается в маленький смерч и проносится по поляне. Туман улетает вместе с вихрем, будто его и не было. Веру сбивает с ног и припорашивает хорошим слоем снега. Мороз взмахивает рукой, смерч исчезает, как и появился – мгновение, и его нет.

- Прости, Батюшка, – верещит Кикимора, мелко кланяясь и трясясь всем телом. – Русалку болотную я вызвала. Девочке не устоять перед нами, это верная смерть. Правила не запрещают близкому родственнику выступить вместо испытуемого. С твоего милостивого соизволения, - Кикимора низко кланяется.

- Ну ты хороша, – смеётся Мороз, распрямившись. – Могла бы встать с ней в пару и поддаться. Спасла бы ей жизнь.

- Что вы, Батюшка, как можно, – на лице Кикиморы искреннее удивление, – поддаваться против правил, я бы так не поступила.

- Вы развлекли меня, я подобрел, – заявляет Мороз. - Разрешаю. Пусть мать сражается вместо дочери. Бросайте жребий.

Каждый тянет веточку из рук Мороза. Кикимора оказывается в паре с Лошадиной головой, Русалка с Троллем.


Лошадиная голова желает биться первым. Он раздражённо бормочет, что сыт этой драмой, и что устал. Никто не возражает.

Кикимора и Лошадиная голова выходят на середину поляны. Кикимора значительно ниже ростом, едва достаёт ему до плеча. Они молча стоят друг против друга, каждый смотрит в сторону, как вдруг Лошадиная голова взвивается ввысь, его белое одеяние развевается, кажется под ним нет тела - не видно ни ног, ни туловища. Он обрушивается на Кикимору, но в то мгновение, когда они должны соприкоснуться, Кикимора как будто уходит в землю и оказывается на краю поляны, у кромки деревьев.

Вера не может оторвать взгляд от боя. На эти мгновения, поглощённая зрелищем, она забывает про маму, которая стоит рядом и чуть сзади, вне поля зрения.
Лошадиная голова мгновенно свирепеет, издаёт звук, похожий на птичий клёкот, несётся к сопернику, не касаясь снега. Кикимора не трогается с места, но едва Лошадиная голова оказывается рядом, она вновь исчезает и появляется на другой стороне поляны. Соперник вновь бросается к ней, теперь уже молча.

Кикимора исчезает вновь.

- Она может развлекаться так вечно, – слышит Вера тихий родной голос за спиной.

Вера оборачивается к маме.

Теперь на поляну она поглядывает только мельком. Ничего нового не происходит. Кикимора перемещается по поляне, Лошадиная голова преследует её. Кикимора каждый раз дожидается, когда соперник приблизится, и только тогда исчезает. Соперник движется все медленней и медленней, с каждым разом, Кикиморе приходится ждать все дольше и дольше.

Как все могли поверить, что Кикимора не смогла сбежать от детей? – удивляется про себя Вера, вспоминая её рассказ. Сказать это вслух она не решается, как и заговорить с мамой. Вера только поглядывает на неё сбоку, когда отрывает взгляд от поединка.

Мороз сидит на краю поляны, снова подперев голову кулаком, по его лицу видно, что у него кончается терпение.

Тролль поодаль переминается с копыта на копыто, в нетерпении бьёт хвостом, он так же устал ждать окончания боя.

Видимо это замечает и Кикимора. Очередной раз Лошадиная голова перелетает через поляну, как вдруг Кикимора исчезает со того места, где только что была, и оказывается у соперника за спиной. Вера слышит высокий как будто бы плач, и в это мгновение Лошадиная голова падает в снег лицом вниз, Кикимора сидит на его спине верхом, схватив его голову обеими руками.

- Стоп! – Кричит Мороз. - Бой окончен. Победитель, - и Мороз произносит странный набор звуков, которые Вера не смогла бы повторить, даже если бы захотела.

Мороз указывает своей огромной рукой на Кикимору, та довольная улыбается.

Лошадиная голова собирается уходить, но Мороз останавливает его.

- Ты мне понравился, – молвит Мороз. – Поручаю тебе важное дело.

Перед ними завьюжила и распростёрлась карта. Прозрачная, белая, как туман, висит над поляной, с чёткими очертаниями океанов и континентов.

- Сюда, – Мороз тыкает пальцем в Аляску, – я принесу доселе невиданную суровую зиму. Оберегай детей. Чтобы ни один не сгинул в холоде. Делай, что хочешь, даю тебе всю власть.

Лошадиная голова церемонно кланяется, принимает из рук Мороза нечто, похожее на серебряную монету, и быстро удаляется.

- Второй бой, – объявляет Мороз, едва Лошадиная голова покидает поляну.

Лицо болотной русалки, до этого такое невинное и светлое, меняется. Кровожадная ухмылка преображает его, теперь она вовсе не похожа на человека.
Русалка выходит на середину поляны, Тролль идёт за ней.

Они успевают сделать не больше пяти шагов, когда Русалка разворачивается, бросается на Тролля, наносит удар по лицу открытой ладонью и отскакивает, всё с той же ухмылкой. На правой щеке Тролля багровеет отпечаток пятерни и кровавые следы от ногтей. Едва Тролль разворачивается к Русалке, она бросается вновь, и вновь бьёт по лицу. Теперь у него расцарапан лоб и кровь сквозь густые брови стекает в глаза, мешая видеть. Тролль трясёт головой, утирается когтистой рукой. Русалка улучает момент, заходит сзади и запрыгивает ему на спину, вцепляется обеими руками ему в лицо, причём один из пальцев попадает Троллю в глаз.

Тролль отчаянно вопит и крутится, пытаясь сбросить Русалку. Но та сидит крепко, одна из её рук ползёт вниз, глубоко рассекая кожу на лице, добирается до толстой короткой шеи со вздувшимися венами, и вонзается в неё всеми когтями.

- Сдавайся! – кричит Кикимора. – Она убьёт тебя!

Тролль падает на спину, пытаясь избавиться от дикой бестии, успевает схватить Русалку своей громадной рукой поперёк туловища. Но в самый момент падения Русалка изворачивается, оказывается у Тролля за головой. Из его разодранной шеи хлещет кровь. Русалка скалит острые зубы, наклоняется, тянется к его шее, чтобы добить.

- Сдаюсь! – вопит Тролль, едва чувствует прикосновение ядовитых зубов к своему горлу.

Её зубы останавливаются, лишь слегка царапнув разодранную шею. Русалка тут же вскакивает и отходит от Тролля. Тролль хватается рукой за рану, пытаясь остановить кровь. Он уже сидит на снегу, бледная кожа отливает синевой, весь снег вокруг него красный.

- Дружок, дай помогу, – Кикимора опускается перед Троллем на колени, плюёт на свою руку и трёт этой рукой его окровавленную шею. Кровь тут же останавливается.
Тролль жалобно стонет, Кикимора глади его по голове.

- Русалка за дочку сражалась, дружок, – говорит Кикимора, как с малым ребёнком, – её бы никто не победил.

Тролль понимающе кивает, не вставая со снега.

- Дай на глаз твой взгляну, – Кикимора поднимает его голову за подбородок, вглядывается в багровый затёкший шар вместо глаза.

Снова плюёт себе на пальцы, осторожно касается глаза. Тролль вздрагивает, но не отстраняет голову. Потом Кикимора наклоняется, что-то шепчет ему на ухо, подставив ладонь, дует и довольная поднимается.

- Через недельку заживёт, – объявляет она.

Тролль держится за голову, прихрамывая, покидает поляну.

На поляне остаются четверо.

Вера подходит к матери, ей ужасно хочется её обнять, но что-то её останавливает. Это и мама и не мама. Желание в ней борется со страхом, и страх побеждает. Вера стоит рядом и только смотрит. Русалка тяжело дышит после боя, торжествующе улыбается.

Мороз подходит к Кикиморе, садится в снег, чтобы лучше видеть её.

- Я скучал по тебе, старая шельма, – смеётся Мороз, смотрит на Кикимору.

- Будь здоров, Батюшка, – улыбается в ответ Кикимора.

- Это сколько мы не виделись?

- Да поди зим пятьсот, не меньше. Давненько ты в наши края не заглядывал.

- Как время летит…

- Сам-то ты как, Батюшка?

- Устал я, душа моя. Домой хочу. На следующую зиму брата своего на Землю пришлю. Не обижайте его. Молод он, горяч.

- Да нам-то чего сделается, – хихикает Кикимора, – людей бы не погубил всех, играючи.

- Пригляд за ним будет. Не без этого. Порядок всюду нужен.

- Что поручишь нам, Батюшка, в это раз?

- Ты – моя правая рука. Если не забыла, принимайся за дело.

- Благодарствую за доверие, – Кикимора кланяется.

Мороз бьёт посохом о землю.

Лес содрогается. Вера видит, как притоптанный снег на поляне подпрыгивает вверх и зависает в воздухе, как будто в невесомости.

В небе появляется белая яркая точка. Из неё спиралями раскручиваются разноцветные лучи, вся эта конструкция вращается, раскинувшись на пол неба. Становится настолько светло, что Вера видит собственную тень. Тень от Мороза пересекает всю поляну и прячется в деревьях. Мир на долю секунды сжимается – все становится кристально чётким и снаружи, и внутри. Верой овладевает невыносимая ясность всего что есть, что было и что будет. Она чувствует, что это знание сейчас разорвёт её на мельчайшие частички, которые закружатся по поляне вместе со снегом, будто её и не существовало никогда. Но, к счастью, это длится лишь мгновение, и мир возвращается в привычные рамки, а невыносимое нечто, исчезнув, забирает все воспоминания с собой.

Вера трясёт головой и озирается по сторонам.

Все изменились.

Кикимора больше не выглядит, как кикимора. Её блеклые волосы стали серебряными: они заплетены в косу и уложены на голове, как на старинных картинках. Кожа посветлела, теперь она не зелёная, а только светится изумрудом. Кикимора в серебряном сарафане с синими цветами и зимними узорами. Крылья теперь не драные и трепещущие за спиной, а будто посыпаны серебряной пылью. На ногах красные лаковые сапожки.

Вера смотрит на сапожки, будто это самое удивительное, что она видела сегодня. Вокруг все белое и серебристое, а этот красный притягивает взор.

Вера переводит взгляд на маму и тут же бросается к ней обниматься. Мама выглядит просто как мама. Нет гусиных ног и лап, нет странного взгляда, от которого бегут по телу мурашки. Вера чувствует тёплую мамину щеку, вдыхает родной запах, и слезы катятся по её щекам. Вера видит, как мамино платье на плече промокает от её слёз.

- Тебе пора, – слышит Вера голос Мороза и отстраняется от мамы. – Твоё сердце утешилось, ты свободна.

Вере приходится отойти еще на шаг. Мама начинает светиться так пронзительно ярко, что слепит глаза, и Вера прикрывает глаза рукой, как от раскалённого солнца. Мама сияет все ярче и ярче, и внезапно как будто взрывается сонмом маленьких солнц. Они разлетаются по поляне, медленно гаснут. Теперь Вера видит, что это не солнца, а маленькие живые серебряные рыбки. Рыбки поднимаются вверх, свет их понемногу гаснет, и вскоре ничего не остаётся. Вера стоит, задрав голову, стараясь разглядеть хоть что-нибудь, но видит только рой огромных пушистых снежинок, которые порхают и кружатся, падают на её лицо, медленно тают.
Вера наконец опускает голову, переводит растерянный взгляд с Мороза на Кикимору.

- Ты ведь не думала, деточка, что мама твоя оживёт? – спрашивает Кикимора.

Вера только пожимает плечами.

- Ты не первый человек, который принял участие в ежегодных играх, – провозглашает Мороз торжественно. - Но первый, который выиграл их. Свобода для твоей матери – это мой дар тебе за мужество и смекалку, – Мороз ухмыляется.

- Благодарю тебя, – молвит Вера, и только теперь осознает, что больше не мёрзнет.

Она оглядывает себя. Длинная, белая, невесомая шуба до земли из неизвестного меха, голубая оторочка. Ощупывает голову – такая же меховая шапочка. Красные варежки и красные же сапожки, как у Кикиморы.

- Снегурочка? – Вера поднимает на Мороза изумлённые глаза.

- Дань традиции, – смеётся Мороз. – Ты можешь отказаться от должности моей помощницы. Я одарю тебя, чем пожелаешь. Чего вожделеют девицы?

- Царевичей и злата, – влезает Кикимора со смешком.

- Нет, нет! – Вера вдруг приходит в себя. – Не надо злата, хочу быть помощницей.

- Так я и думал! – хохочет Мороз. От его хохота вновь вздрагивает земля. Но Вера больше не боится.

Мороз переворачивает посох, и другим его концом, тем, который с круглым набалдашником, бьёт о землю. Снег вздымается белым цунами, прокатывается по поляне, не задевая никого, Мороз делает пассы жезлом, и снег, уплотняясь, принимает некую форму. Вера точно знает, что это, но её мозг так поглощён самим действом, что напрочь отказывается выдавать ответ. Наконец Мороз заканчивает. Перед ними, чуть не касаясь земли, висит размером с дом белоснежный, сияющий ледяными гранями, корабль. С парусами, мачтами и всем прочим, что и должно быть на настоящем корабле.

- Не сани? – удивляется Вера.

- Люблю море, – отвечает Мороз, и первый делает огромный шаг, сразу оказываясь на палубе.

Кикимора толкает Веру в бок. Вера не понимает, как ей перебраться через такой высокий борт.

- Ты все умеешь, – улыбается Кикимора и исчезает, тут же появляется рядом с Морозом.

Вера закрывает глаза, представляет, что на борт ведёт лестница, и делает шаг. Чувствует, как правая нога опирается на воздух как на твёрдое, хорошо вымешанное тесто. Нога не вязнет, но и не проваливается. Вера делает еще шаг, уже смелее. Еще один и еще… Открывает глаза и видит, что уже перемахнула через борт, и её голова на одном уровне с головой Мороза, а ноги болтаются в воздухе. Его черные глаза искрятся, как ночное небо, кривая ухмылка оголяет жёлтый клык. Вера успевает подумать, что надо спускаться, как под ногами исчезает опора, и она кубарем летит вниз.

Поднимается, отряхивает шубку.

- Научишься, – смеётся Кикимора.

Мороз бьёт посохом о палубу, корабль взмывает ввысь.

Ветер треплет белоснежные паруса, Мороз крутит исполинский штурвал, послушное судно разворачивается, устремляясь вперёд. Они плывут, задевая верхушки самых высоких деревьев. Вера видит между деревьями гигантского лося: он останавливается, задрав голову, провожает их взглядом. Она слышит скрежет деревьев, замёрзших и качающихся на ветру, чувствует запах моря, и тут корабль взмывает выше, и море предстаёт перед ней во всей своей красоте и величии. Вера чувствует солёный ветер на своём лице, видит луну, показавшуюся из-за облаков, и чувствует себя совершенно счастливой.