Первое слово

Когда Катя была маленькой, дед Семён учил её разным словам:

— Внучка, а ну-ка скажи: "Падла"! Ну?

— Паааадла — старательно тянула Катя, а дед улыбался во весь рот.

— Ты зачем её этому учишь? Этого она и без тебя во дворе набраться может, а ты дед, должен учить её хорошему. — бабушка Клава всплеснула руками.

— Зато такие слова запомнить проще — хитро подмигнул дед Семён.

****

Теперь, годы спустя, Катерина сидела у постели деда. После смерти бабушки Клавы того разбил инсульт, и врачи не давали особой надежды на восстановление. Однако, Катя не теряла веры: ежедневно она приходила к нему в больницу, садилась в изножье кровати, и подолгу говорила с дедом:

— Ты помнишь, как мы с тобой ездили на лодке на рыбалку? Я ещё тогда в воду упала, вымокла вся... А ты костёр разжег, чтобы я не простыла. Помнишь?

Дед едва заметно сжал руку внучки:

— Ну вот, а они говорят, что ты ничего не понимаешь. — улыбается сквозь счастливые слезы Катя — прорвёмся, я тебе обещаю...

С тех пор она удвоила свои старания: сидя в палате деда, то и дело вспоминала разные случаи из их жизни. А случаев было достаточно, ведь Катю от рождения воспитали дед Семён и баба Клава.

— А помнишь — говорила она — какие вкусные пирожки пекла бабушка? Бывало, я возьму с собой целый пакет, и хожу, угощаю соседских детей... — Катя замерла на полуслове: при упоминании бабушки по щеке деда сползла одинокая слеза. А ведь он раньше никогда не плакал.

Мало-помалу внучка стала уговаривать Семёна Ильича попробовать сказать то или иное слово. Он набирал воздуха в лёгкие, но изо рта выходили лишь отдельные звуки.

Один раз во время таких вот занятий, в палату вошла уборщица Олимпиада Никифоровна. Для простоты женщину все звали тётей Липой. Существо от природы бесцеремонное, слыхом не слыхивающее о такой вещи, как чувствво такта.

Подобравшись близко к кровати деда Семена, тётя Липа некоторое время делала вид, что протирает под ней пыль, а сама наблюдала за Катей. Та уговаривала деда сказать очередное слово, и, надо сказать, делала это с большим терпением:

— Дед, ну скажи: "А-пель-син". Ведь это же просто, нуу...

— Ааа... — тянул он, но, кроме этого, больше ничего не у него не выходило. На третий раз тётя Липа не выдержала:

— Да не будет он говорить! Я своими ушами слышала, как врачи в ординаторской это обсуждали! — конечно, ничего такого она слышать не могла, и сказала это просто так, от природной желчи. Но Катя-то с дедом ничего этого не знали. Дед молча отвернулся к стенке, и лежал так до самого конца визита Кати.

Как только его не уговаривали попробовать сказать хоть слово, но всю следующую неделю он лишь отчаянно мотал головой. Наконец, Катя решила на время оставить его в покое: слова уборщицы нанесли большой удар, и ему нужно было время.

Где-то дней через десять Катерина снова разговаривала с дедом, но ответа не было: он даже не сжимал ей руку, как раньше. Просто лежал и смотрел в одну точку. И вдруг Кате вспомнился один случай:

— Дед, а ты помнишь, какому слову меня научил?

Семён Ильич повернул голову в её сторону. По лицу его скользнула улыбка, но из-за паралича правой стороны лица это было похоже на усмешку. Потом он набрал воздуха в лёгкие и с растяжкой проговорил:

— Паааадла...