Агент в исторической реальности гл. 10 Ангел ч. 5

    Подойдя с запиской Поэта к его квартире, я встретилась с миловидной девушкой, у которой спросила про Никиту. Та кликнула его, и навстречу ко мне вышел высокий мужчина в опрятной одежде, но которая совсем не подходила его образу. Ему бы где-нибудь в деревне, в вышитой рубахе, да балалаечку в руки.

«Никита Тимофеевич - начала я – барин Вам записку прислал». Тот взял записку, прочитал ее, и, ни слова не говоря, повел меня, в кабинет. По трем стенам его стоял огромный книжный шкаф, забитый книгами, в центре – стол с писчими приборами и кресло. Ширма. За ней кожаный диван. На полу обычный ковер. Ничего особенного. Я таких комнат видела много. Только один факт, что здесь писал Пушкин, освещает ее божественным светом. «Чаю-с, изволите? - Никита кашлянул за моей спиной - Может-с, в гостиную пройдете?»

- Нет, нет, я вот здесь на диванчике сяду. А за чай спасибо. С удовольствием выпью. И, Никита Тимофеевич, прошу Вас о моем приходе никому не сообщать, даже слугам.

Никита склонил голову и тихо вышел. Время потекло ужасно медленно. Я сняла шубку, оставшись в одном платье, нашла какой-то альбом с видами Италии и начала листать его, прихлебывая чай, принесенный камердинером. Он же и канделябр зажег, который если честно, освещал все достаточно тускло. Около шести вчера снаружи раздался шум. Я успела спрятаться за ширму. Никита вошел, неся на руках поэта. Тут же забежал еще мужчина в мундире, очевидно Данзас. Какая-то женщина стала расстилать на диване белье и класть подушки. Говорили про врачей, которых необходимо найти и известить. Потом Данзас выбежал. Когда все удалились, я подошла к Объекту и тронула его за плечо.

- Что случилось , Александр Сергеевич? Вы ранены? Почему?

- Друг мой, не могу знать. Я все сделал, как Вы сказали.

Я начала расстегивать сюртук и жилетку. Не надо, чтобы кто-то увидел наш бронежилет. Объект помогал мне, но видно, что он находится в шоке. Тут вошел Никита с полотенцем и блюдом горячей воды.

- Никита, быстрее, помогите мне. Давайте снимем это и посмотрим что случилось.

«Вы доктор-с?» – камердинер был в расстроенных чувствах и плохо соображал.

- Да, да , доктор-с.

Мы расстегнули бронежилет и увидели в правой нижней поле пулю, которая застряла своим широким основанием в броне, а острой частью была в боку Объекта. Вот это пулька! Но все же броня ее задержала. Представляю себе, если бы она вошла полностью на всей скорости. Аккуратно, чтобы всё не разворотить, мы разрезали ножницами рубаху. Бок сильно кровоточил. Я достала медицинскую перчатку, хлоргексидин и стала обильно поливать им рану. Потом нашла шприц с промедолом.

- Александр Сергеевич, я сейчас сделаю Вам укол. Вам будет полегче. И придется доставать эту штуку, потерпите.

Вколола. Объект вздохнул и закрыл глаза. Я взяла ножницы и спросила у Никиты, который стоял за моей спиной и со страхом глядел на мои манипуляции: «Водка в доме есть?» «Так у Аксиньи должна быть в буфете» - почему то шепотом ответил он. И я ему шепотом же ответила : «Неси скорее!» Тот выбежал их кабинета и вернулся, неся в руке штоф с водкой. Я облила ножницы водкой, зацепила ими пулю у основания одной рукой и стала ее вытягивать, а рукой в перчатке придерживала и помогала. Блин, я ж не доктор ! Где то я это уже говорила! И мы победили. Слава Богу, что пуля не так далеко зашла, только жирок пробила, а то бы я не справилась. Снова пролила хлоргексидином. Потом нашла шприц с хитозаном и ввела препарат в рану. Она сразу стала незаметной, словно уменьшилась в размере. Никита бросился обмывать барина горячей водой и тихо что-то про себя шептал. Молитву, наверное. Ну, тоже не повредит. Когда закончились водные процедуры, я сказала ему, что мне надо в доме где-то укрыться, негоже докторам меня видеть.

- Отчего-с, сударыня? Вы же спасительница Александра Сергеевича.

- Видишь ли, Никита Тимофеевич, я некоторым образом ангел.

А как я могла ему еще все это объяснить. Это хотя бы доступно его пониманию. «Меня послали - я сделала выразительный жест, указав пальцем в потолок, - чтобы спасти Александра Сергеевича, потому как, прекрасный он поэт. А доктора пусть осмотрят его, тоже что-нибудь сделают, я им мешать не должна». Это объяснение, каким-то образом успокоило камердинера, и он спросил: « Да где же укрыться у нас в квартире-с? В чулане-с? Так Вам не положено в чулане. В спальне, нешто? Так туда барыня придет с минуты на минуту. В комнаты их сестриц? Так через всю квартиру-с идти надо, Вам так крайне неудобно, должно быть-с. Давайте-ка я с дворником договорюсь. У него комната теплая и вход отдельный есть. Так Вас и не увидит никто-с. А чтобы Александра Сергеевича осмотреть или помочь чего, только немного по лестнице подняться-с. А я Вас буду в курсе держать-с. Если что, сразу к Вам». Так и сговорились.

Дворник оказался мощным бородатым мужичком. Когда я показала ему пятиалтынный, он с радостью взял и благодарил, и купил себе водки и закуски всякой. А как выпил, так и спать лег. В дворницкой, кроме топчана на котором спал дворник, стола и сундука не было ничего. И я осталась стоять у двери. Стояла и прислушивалась к тому, что происходит наверху и на лестнице. Сначала прошло несколько человек, переговариваясь, наверное, доктора с Жуковским. Потом пробежала женщина, наверное, Гончарова. Я еще раз осмотрела свой саквояж, на предмет, не оставила ли каких улик. Нет, вроде все здесь. Как же так произошло, что пуля все же нашла поэта? Ну, сейчас уж не узнаешь. Как же я здесь буду спать? Сидя на сундуке? Вероятно. Вдруг раздался тихий стук в дверь. Вошел Никита и доложил.

- Осмотрели доктора Александра Сергеевича. Нашли рану, расковыряли вашу замазку то стеклянную. Сейчас лед на рану наложили и дали какие то снадобья. В забытьи барин то, не знаю от ваших ли лекарств, или от докторских. Ушли и наказывали присматривать.

- Так давай сделаем вот что, как все успокоятся, ты дай знать, я ему обратно это лекарство заложу и еще один укол сделаю.

Итак, по позже я снова зашла в кабинет. Объект лежал, и как мне казалось, спал. Когда я делала новую процедуру с хитозаном и укол с антибиотиком, сзади меня что-то зашуршало. Я повернула голову, за спиной стояла Гончарова и с ужасом смотрела на меня. «Кто Вы? Что Вы делаете? Я позову слуг» - начала она, достаточно резко. Я медленно сложила все свои улики в саквояж, укрыла раненого одеялом и повернулась к ней.

- Вам жаль, надеюсь, что Ваша безрассудность привела к такому печальному финалу? Я помогаю Вашему мужу не мучиться от боли, а Вы что делаете? Если Вы сейчас поднимите шум, мне придется исчезнуть, и Ваш муж умрет в страданиях. Вы этого хотите? Где Вы были, когда он стрелялся на дуэли, из-за Вас, между прочим.

- Я ни перед кем не обязана отчитываться, уж, в крайнем случае, не перед Вами, сударыня. А Пушкин… Чем он недоволен? Я нарожала ему детей. Чего еще он хочет? Вы так и не ответили, кто Вы.

Я аккуратно сняла меховую шапочку, чтобы она увидела блеск аметистов в тиаре, и просто сказала: «Я - Ангел, Милосердия или Смерти, как Вам угодно. Извольте мне ответить, где Вы были». И опять сделала жест пальцем в потолок: «Там хотят знать правду, только правду и ничего кроме правды». Гончарова упала на колени. Вах, я не ожидала такой реакции. Женщина ломала руки и бессвязно говорила, что была у тетки Загряжской и ни о чем таком не думала. « О чем Вы не думали? – я решила доиграть роль обвинительницы до конца – О том, что оба Ваши мужчины убьют сегодня друг друга? Или Вам того тоже не жаль?» Но Гончарова продолжала ломать руки. Как это у нее так театрально и ловко получается? Надо как-нибудь попробовать.

- Пожалуйста, прошу Вас, не надо так жестоко говорить со мной. Мне жаль, и Пушкина жаль, и Жоржа жаль. Но больше мне жаль себя, я молода, красива, душа моя стремится к прекрасному, а что мне предлагал муж - закрыться в деревне? Я этой деревней сыта по горло. Неужели я должна была похоронить себя со старым мужем, пусть даже и поэтом, так здесь в Петербурге каждый десятый – поэт, когда сам Император обратил на меня внимание.

Я подняла ее с пола и сказала: «Идите, Наталья Николаевна, идите и никому обо мне не говорите. Иначе мне придется показать Императору письмо Жоржа, в котором он описывает, как Вы признались ему в любви, Я думаю, Императора это очень расстроит со всеми выходящими для Вас последствиями». Она протерла лицо ладонями, кивнула и вышла.

Ночь прошла без происшествий. Я дремала, сидя на сундуке дворника. Рано утром тот ушел чистить снег. Я сбегала, чтобы уколоть антибиотик. Опять казалось, что Объект лежит в забытьи, но он вдруг вздрогнул, очнулся и посмотрел на меня широко открытыми глазами.

- А я все думал, неужели мне все привиделось, но нет, все это - истинная правда. Мой друг, я все слышал вчера, что Вы тут говорили с моей женой. И я решился. Давайте убежим, будем жить во Франции, я буду писать и зарабатывать этим себе на жизнь. Подальше от этого всего и всех. Я чувствую, как во мне рождается совершенно другой человек и другой писатель.

Я погладила его по курчавой голове и сказала: «Вот и хорошо. Тогда сегодня после обеда Вам придется делать вид умирающего. Сможете? А ночью будем эвакуироваться!» Потом я даже смогла немного полежать на топчане дворника, накрывшись шубкой. На лестнице было оживленно. На улице толпился народ. Кто-то приходил и уходил. Забежал Никита и снова начал рассказывать о лечении Объекта.

- Барину с утра было совсем хорошо. Так нет, доктора то снова эту замазку расковыряли. Потом стали пиявицы ему ставить и теплые компрессы. Они его так уморят своим лечением. Что же Вам не открыться им?

Я взяла его за руку и посадила на сундук

- Послушай, Никита Тимофеевич, тут такое дело, барин твой решил сбежать от всех, пока не залечили или потом не повесили. Ты ведь благодетель своему барину, так должен помочь ему выбраться. Согласен?

- Так я завсегда, все, что хотите, сделаю. Очень уж жалко его. А что сделать то надо?

- Есть ли у тебя знакомства в Церкви, где мертвецкая есть.

Никита перекрестился: «Да что же ты, барыня, удумала то?»

- Так вот, дай денег смотрителю и поручи найти подходящее тело. Только недавнее. Ночью, как все будут спать, поменяем барина на это тело и увезем. А с утра обнаружат, что барин ночью умер. Ну, понял? Только тебе с ним придется поехать, слаб он еще.

Никита сидел с открытым ртом и в глазах его таился страх: «А коли найдут, барину то ништо, а меня, как есть, запорют. А у меня ведь и жена есть, и дети малые. Как они без меня то будут?

- Не найдут, барин во Францию уедет, а ты вернешься потом, если захочешь. Ну, соглашайся, мне одной не справиться.

- Пойду с барином поговорю потихоньку, когда никого не будет.

Через некоторое время Никита снова стоял у дверей: « Барин согласился. Только денег то у него нет».

Я достала серебряную полтину и дала Никите: « Хватит столько на смотрителя и извозчика?»

Дело завертелось. Дворник опять получил пятиалтынный, а дальше все по накатанной: водка, закуска, топчан. Часа в четыре вечера пришел Никита. Он снял шапку и сел на сундук.

- Все, как Вы хотели, барыня. Нашлося такое тело. Свежее, только с утра человек кончился. И на барина смахивает. Такие же бакенбарды и нос похож. Записку при нем нашли, что мол погиб поэт- и жизнь ему не в радость. Повесился несчастный. Видать блаженный какой. Так его не знали где хоронить. Ну, я со смотрителем уговорился, что ночью к нам привезет. А куда повезем барина то? Ему сейчас в холоде никак нельзя.

- Повезем на Большую Миллионную, к дому французского атташе.

Поздно ночью, когда народ от парадной разошелся и все утихло, к дому подъехал извозчик с какой то поклажей в санях. Слез с саней, взял поклажу, похожую на большой свернутый ковер, и зашел в подъезд. Объект, с марлей Сюрджикель на боку, уже завернутый в медвежью шубу полулежал на сундуке. Никита со смотрителем занесли тело в кабинет, облачили в рубашку поэта и положили на место Объекта.   « А дырочку в боку сделали?» - шепотом спросила я. Смотритель ухмыльнулся: «Не боись, барыня, еще днем накололи, чтобы чуть кровь то проступила». Я подошла к покойнику. Господи, когда бы меня еще уговорили, если бы не Пушкин. И правда, похож на Объект. Наверное, какой-нибудь его фанат. У нас тоже такое случается. Наложила на лицо восковую маску, свежую копию из музея. Ну вот, и закатилось «солнце русской поэзии». А теперь галопом к Д*Аршиаку.