6. Общий Язык

Целую неделю Заяц кружил вокруг огороженных гряд, прячась за валунами и редкими кустами вереса от зорких хозяйских глаз. Прятаться было нетрудно, так как хозяин дома, бани и огорода Олег Кузьмич почти всё время пел и напевал, изредка бубнил, бухтел и варнякал, бармил, ворчал и декламировал – одним словом, наполнял пространство разнообразными звуками. Видать, не мог он молча вершить земной путь. Оставалося только внимательно прислушиваться и вовремя сигать в укрытие.

Новоявленный Собачий Друг освоился на деревне и, солидно выдвигаясь из калитки (а не какими-нибудь лазейкамы), вперевалку ходя, обследовал и проверял ближайшие окрестности. Зайцу не очень ндравилось, что поблизости от евонного травяного дома-лёжки прогуливается Зубастый Овощееед и всё обнюхивает, обнюхивает. Зайцы, известное дело, катышкамы своима сыплют где попало, туалету, как иные зверушки, себе не заводют, а тут инспектор доморощенный выискался! Неловко Зайцу за себя бывало.

Хотя пару раз за неделю Щен приносил ему по морковине. Но мечты простецкаго Зайца простирались уже дальше. Он уже мечтал о редкой гостье своего стола – о густо бордовой свёклине. – Чо бы ему мни, другу-Зайчику своему, свёклу-то не притащить? Это ж ни в какое сравнение с морковкою не идёт сия штуковина… - грезил Заяц, - она така вся кругленька, ладненька, сладость в ей не хрустяшшая, а деликатная, и словно бы пряной травкою, кроме того, отдаёт…

Но как ему, Стойкоухому, скажешь-то это всё – чего ти наб? Он же всё «гав-тяф!» да рычать да скулить, чуть что, затевает, а нормальнаго заячьего языка не разумеет. Решил Заяц со Щеном хозяйским Общий Язык находить. Выводить народную дипломатию на официальные дружеския рельсы.

Поразмыслив, Заяц пришёл к заключению, что язык евонный заячий является в основном языком пищевым и сторожко-опасливым. Большая часть слов в нём связана со всякой едой и опасностямы на нелёгком жизненном пути. Например, слова о еде: осиновая кора как будет по-заячьи? – «фыр-хыр», вот как. Черёмуховая? – «выз-хыр». Яблоневая? – «ляб-хыр». Ветка малины? – «лам-тык». Ветка ивы? – «пух-тык». Сладкая мелкая травка? – «муссь». Морковка? – «ухх». Свёкла? – «ахх». Огород? – «ха-ха». Ну а зайчиха? – «оппа». Та-ак. Теперь опасности и враги. Лиса? – «уйй». Собака? – «уссь». Волк? – «уузз». Даже подумать страшно… Опасность вообще? – «вахх». Опасность неизвестная и стра-ашная? – «айёоо». Опасность ужасная-ужасная? – «айвойй»… Заяц даже затрясся на своей уютной лёжке от накатившего привычного страха.

- Интересно, - далее размышлял пытливый Заяц, - а какой язык у Щена? Наверняка в нём тоже есть названия всяческой еды. Но вот врагов у него, наверно, нету. Кому он тут у нас нужен? И боятся поэтому ему некого. И опасливых слов, получается, у него быть не может. – И тут Заяц даже себя зауважал - да и всех собратьев-зайцев - за сторожко-опасливую часть заячьего языка.

- А, кстати, как будет по-нашему «друг»? Есть ли в нашем заячьем языке таковое слово? Как-то у нас, у народца долгоухих, дружить не принято… Питаемся единолично… Из-за зайчих дерёмся… От лисицы бегаем врассыпную… Мда-а. Не помню я у нас, у зайцев, такого слова… Да и у меня у самого доселева друзей не бывало как-то. А теперь друг вроде как завёлся, да и тот – Щен Собачий.

И тут Зайца осенило! Он вдруг испытал настоящий и ни с чем не сравнимый восторг словотворчества: - Друга-щена моего зовут как? - Атик! И пусть же слово «друг» по-заячьи отныне и будет – «атик»!

Ура! – воскликнул Заяц и, на радостях от своего открытия, перекувырнулся через низкий лоб. - Значит так! В деле взаимопонимания будем плясать от печки: «атик» на обоих языках будет означать – «друг», а дальше пойдём по съедобным понятиям – «морковка» там, «свёкла» – поскольку он их тоже потребляит. И так мы научимся понимать друг друга и разговаривать! Ура!

И тут дух языкознания не утерпел и понёс вдохновенного Зайца к его заветной лазейке в изгороди, у которой обычно они со Щеном обменивались уходвижениями, отрывочными фразами из своих столь разных языков и немногими жестами носов, усов и конечностей, включая хвосты. Заяц поскакал к месту культурного обмена столь безоглядно и радостно, что забыл обо всякой осторожности и, конечно, был бы замечен хозяином, мелькавшим на участке, если бы не пустая забава, которой тот предавался. Опомнившись, Заяц юркнул за камень и осторожно стал косить оттуда левым глазом. - Ну и ну! Чо тока деется! ХОЗЯИН! Как по-нашему? – «хузявин» - почти так же - У которого свой «ха-ха», своя крытая бревенчатая лёжка – «таз-дрых», своя шкуромыльня – «буль-тёр», с бородой, красным обгорелым носом и в трико – играет, понимаешь, с моим «атик-уссь» - другом Щеном! Как это даже совсем несолидно! не «пуз-нор» - по-нашему.

Заяц закусил свою заячью губу и стал ревниво наблюдать за их игрой. Кузьмич бросал жёлтый прыгучий мячик во всякие дальние углы и командовал: - Неси! Атик, не дожидаясь команды, уже нёсся за лимонным снарядом, повизгивал, подпрыгивал свечкой, высматривая мячик, наконец хватал его в пасть и, светясь радостью, мчался обратно к хозяину. – Дай! – командовал ему Кузьмич и Атик, шутливо рыча, после непродолжительной улыбчатой борьбы, отдавал в руку хозяина мячик.
Набегавшись и накидавшись мячиком, Кузьмич и Атик занялись совсем уж непонятными упражнениями. Хузявин командовал: - Лежать («дрых»)! Потом: - Сидеть («зах»)! Потом: Голос! (нету у зайцев ни голоса шибко-то, ни слова такого), а Атик бравенько падал лежать, вскакивал сидеть и громко гавкал на всю деревню. Заяц до того увлёкся происходящим, что на команду «голос!» тоже заверещал, привстав за камнем.

Он, конечно, тут же спрятался обратно, но Атик Зайца заметил и навострил уши. Кузьмичу же показалось, что он наступил на лягушку и он принялся скакать с ноги на ногу, внимательно разглядывая почву под собою. Таким образом, совместные занятия хозяина со Щеном закончились, Кузьмич принялся копать осушительную канавку для стока талой воды с огорода, а Атик и Заяц получили возможность потолковать у лазейки.

Заяц заговорщицки огляделся на вси четыре стороны и сразу же приступил к разъяснению Щену «общего языка», не откладывая дела в долгий ящик. Он выпятил свою тщедушную костлявую грудь, ткнул в неё лапкой и сказал громким шёпотом: - Атик! Поглядел на вытаращенные глаза Щена и, довольный произведённым замешательством, указал теперь уже на него, тоже сказав: - Атик! Потом обвёл лапками круг перед собой и заключил: - Атики! – так он сказал и показал что они с ним друзья.

В ответ Щен почесал лапой за ухом, наклонил голову набок и изрёк, ткнув носом в сторону Зайца: - «Ррюсь»! Потом кивнул мордой к себе и сказал: - «Автик»! Шатнул головой в сторону Кузьмича и восхищённо подвыл: -«У-у-ма»! И, царапнув когтями по земле крест-накрест, завершил свою речь: - «Бых»!
- Ага! – тоже почесав бочок, заработал мозгами Заяц: «ррюсь» - это я, то есть заяц, по-нашему – «цома». Так! С «Автиком» всё понятно, тут мы сходимся. «У-у-ма» -  это наш «хузявин». Нацарапанная решётка – это мой воздушный круг, то есть как бы общность такая – «бых». Сдвинулось дело!

Нет нужды обсказывать всё множество почти ежедневных занятий Зайца со Щеном. Общий язык рождался в муках, это уж так. Со временем Заяц понял, что «хозяин», обозначаемый, кстати, по–собачьи различными видами восторженного подвывания – это не только «у-ума», но и «о-ома», и «и-има» и так далее, практически равнозначен заячьему «яр-кык», то есть - «солнце». А «солнце» у Атика это, собственно, просто «горячий камень» -  «леп-дысь» по-заячьи. Такое собачье пренебрежение к небесному Дарителю Жизни возмутило Зайца до кончика хвоста. И озадачило необъяснимо выспреннее отношение к «хузявину» – ну как двуногий бородатый красноносый бормотун может быть СОЛНЦЕМ?? Но Атик твёрдо стоял на своём и в общий язык пришлось ввести два равновеликих солнца – небесное заячье и земное собачье.

Потом выяснилось, что собачье «ррюсь», которое Заяц перевёл как «заяц», имеет на самом деле много значений: это не только единственный и неповторимый друг-Заяц, но ещё и мячик, косточка, носимая палочка, полосатый носок и прочие несравнимые и дрянные мелочи. Заяц до того обиделся, что два дня не ходил к лазейке заниматься общим языком. Когда же, собрав всю силу воли где-то в области пупка и решив не смотря ни на что продвигать заячье-собачье общение Заяц приковылял к лазейке, Атик виновато назвал его новым, отдельным собачьим словом: «ырр-пуфф».
 
Однако радость Зайца была недолгой: оказалось, что «пуфф» это лягушка, а «ырр-пуфф» - «ушастая лягушка». Большого труда стоило Щену объяснить Зайцу, что он впервые в жизни вышел на Природу в то весеннее время, когда везде прыгали и токовали толстые коричневые лягушки, названные им - «пуфф». Лягушка, как первое встреченное Атиком дикое подвижное существо, стала для него основой прозывания всего животного мира. Рыба – это «урр-пуфф» - «безногая лягушка», птица – «ирр-пуф» - «крылатая лягушка» и так далее. Зайцу пришлось и с этой особенностью друга-Щена смириться. В конце концов, если бы он первым в мире Природы встретил Зайца, то рыба называлась бы «безногий заяц», а лягушка, должно быть, «скользкий безухий заяц», что тоже как-то нехорошо…

В конце дли-и-нной череды совместных занятий Общий Язык был-таки выработан и усвоен обоими друзьями. Можно сказать, взаимоусвоен. Но сторонний наблюдатель скорее всего заключил бы, что странный нахальный заяц всего лишь сдуру научился притявкивать и поскуливать, а неловкий коротконогий щенок-подросток – бормотать, лопотать и пыхтеть. Вот так всегда с великими открытиями и событиями – редко кто их сразу оценит по-настоящему.
Апрель-май 2017.