Ребята с нашего двора. 6

https://t.me/poems_Rashevsky


  РЕБЯТА С НАШЕГО ДВОРА (продолжение главы).

  Возобновляю  ознакомление читателя со своими друзьями по двору. Вынужденно отвлёкся на историю с отцом Маринки. Я нашим родителям посвящу отдельную главу, а пока продолжу рассказывать о детворе. На моём, пятом этаже, в соседней с нами квартире жили уже ранее упомянутая Лидия Павловна с одной из своих дочерей — Ирой и внучкой Олей от другой её Дочери — Татьяны, жившей с мужем в Норильске. С ними одно время жил до армии и сын Лидии Павловны, Роман. В армию его призвали в конце 70-х, а после он завербовался работать водителем в Тюменской области, где и разбился на машине в 90-ые. Самая старшая дочь Лидии Павловны — Людмила с семьёю жила в Лисичанске. Лидия Павловна была москвичкой, вышедшей за муж за азербайджанца. В Баку родились все её дети, но с мужем отношения разладились, и она переехала на Донбасс. Я хорошо дружил с Ирой, хоть она и была старше меня на четыре года.
   Однажды в гости к Ире пришла одноклассница из девятиэтажки напротив нашего дома. Моя мать с нею случайно столкнулась на этаже и что-то сумела знакомое разглядеть в её чертах. После ряда наводящих вопросов выяснилось, что эта девочка моя сводная сестра — дочь моего отца от первого брака. Он с прежней семьёю контакты не поддерживал, бывшая жена повторно вышла за муж и родила ещё одну дочь от нового мужа, и мы ничего не знали о том, что и они получили квартиру в нашем дворе. Мир тесен, как говорится, особенно в таком маленьком городке как Северодонецк, где в семидесятые проживало около ста двадцати тысяч населения. Отца такая новость, конечно, взволновала и очень обрадовала — он продолжал любить свою дочь, тем более, что  Рита — так её имя — была его копией. При встрече с нею у него даже слёзы проступили на глазах . Но мать моей внезапно возникшей сестры запретила ей с нами общаться и она перестала из-за этого появляться и у Иры. Да и в дальнейшем с сестрою ни у отца контактов не было, ни у меня. Появилась она у нас лишь на похоронах отца. Бог ей судья. Я в общем-то никогда и не страдал от отсутствия у меня брата или сестры. Жалел только, что ни одного дедушки у меня нет. Своего отца мой отец даже не видел — его арестовали в 40-м, за несколько месяцев до рождения сына в начале сорок первого. А по матери дедушка умер, когда мне только пять лет исполнилось.
   Все дети Лидии Павловны были брюнетами и смугловатыми. Если не знать, что в них течёт азербайджанская кровь, то можно было их принять за цыган. Людмилу цыгане в её Лисичанске, где их было великое множество, так и принимали.
   Во втором подъезде на первом этаже жил мой одноклассник Женька Боровой. У него была сестра Наталка. Женька с детства проявлял живой интерес к противоположному полу, за что мы его дразнили бабником и бабским половником. После армии он устроился работать на золотом прииске в Якутии шофёром, а потом поселился где-то в Подмосковье. Я как-то в начале десятых нашёл его страничку  в ОК — его сын тоже увлекался хоккеем, как и отец в детстве.
  На втором этаже два брата погодки  - Дима, мой одноклассник, и Игорь. Несколько позже у них появится ещё один брат — Лёшка. Женя, Дима и Игорь со второго класса ходили на хоккей. Как только наш Ледовый дворец ввели в эксплуатацию, там сразу стали проводить набор на секции хоккея и фигурного катания. Конкурс на эти секции был огромен и отбор проходил очень жёсткий. Поэтому те мальчишки, которым повезло быть зачисленным в секцию хоккея, страшно этим гордились. Им выдали полностью всю экипировку — и форму, и коньки, и клюшки - настоящие профессиональные, уже загнутые для бросков и щелчков. Зимою тогда во дворе, а зимы были всегда снежные от начала декабря и по март, только в хоккей и играли. И поэтому классная клюшка была предметом зависти. В наших спорттоварах «Олимп» продавались только клюшки с прямым пером, а кто хотел иметь загнутую вынужден был парить над тазиком с водою на плите перо клюшки и медленно-медленно загибать её, зажав между секциями чугунного радиатора. В общем, хлопотоное это было дело.
   Наш город вообще был в вопросе организации массового спорта был признан официально лучшим в Союзе! Такого количества спорткомплексов, два больших стадиона, Ледовый дворец, бассейн «Садко», ещё один бассейн в школе, ставшей уже в годы незалежности коллегиумом, специализированный зал борьбы «ДОК» - просто рядом находился дерево-обрабатывающий комбинат, крытые теннисные корты — две штуки, зал штанги, три ДЮСШ - на один маленький городок. Да плюс к этому спортивные секции в учебных заведениях.
   На четвёртом этаже во втором подъезде жил Саня Вершинин  по кличке Вершик— мастер спорта по вольной борьбе, старше меня лет на пять. С ним особо не общались как-то. Но он мне помог мать выносить из пожара после обстрела нашего дома в марте 22-го. Он ещё долго оставался там, при том, что квартира его тогда тоже сгорела — в подвале прятался, как и остальные оставшиеся там несколько человек. Однажды в апреле вздумал выбраться за город зачем-то и больше его с тех пор никто не видел.
  На том же этаже жил ещё один мой одноклассник -  Топорков. Имени его, увы вспомнить не могу, возможно, потому что во дворе мы его называли, а точнее, дразнили Сусликом из-за торчащих из-под верхней губы передних зубов. У ребят с нашего подъезда с ним сложились не очень дружественные отношения — да и я сам, признаться, его иногда поколачивал и далеко не всегда из-за желания самоутверждения таким образом: характер был у него конфликтный. А стоит какому-нибудь мальчику поначалу против себя чем-то настроить сообщество ровесников, так потом он по инерции детской психики воспринимается уже априори негативно, тем более, что он и сам периодически работает на закрепление образа мудака. Да и уже повзрослев, остепенившись и помудрев, мы зачастую относимся к другим отнюдь не всегда объективно, а что говорить о детях?  Этот Суслик жил в нашем доме не самого момента заселения, а появился в нём, когда я уже пошёл класс в четвёртый да и прожила его семья в нашем доме года три. Потом уехали к себе в Татарию — он был поволжский татарин.
    В нашем доме и ещё жила, но только уже в седьмом подъезде, татарская семья, точнее смешанная — мать, Маргарита, была крымской татаркой, а отец - русский. Маргарита была в молодости очень красивой девушкой — стройной и с чёрною как смоль косою по пояс да и муж её был красивым спортивного телосложения блондином. Было у них два сына — старший Олег, одноклассник Яшки Турчака, а значит, лет на пять меня младше, и его меньшой братик — Серёжка, года на три младше Олега. Это была всегда очень дружная и спортивная семья. На спортплощадке часто играли всею семьёй в мяч, бадминтон, зимою ходили на лыжах, их отец с сыновьями играл в хоккей. И выросли красивые спортивные и правильные парни — все получили высшее образование, нашли хорошую работу. Всегда проявляли о своей семье заботу. Старший, Олег, работая директором спорткомплекса, зарабатывал хорошие деньги и построил современный коттедж, который подарил младшему брату — у брата уже была своя семья, а Олег посчитал, что ему одному и двушки хватит, купленной ранее всею семьёю вскладчину для него. Я с ними, Олегом и Серёжкой, познакомился, когда нашу бойлерную только-только начали укомплектовывать оборудованием. Тогда доступ в неё был свободным и мы, детвора, из любопытства там порою лазали. Для нас тогда нормально было шататься по стройплощадкам коммунизма.
  А мы продолжаем шататься по второму подъезду четвёртого этажа. Следующая квартира Ленки Варваровой по прозвищу Пятитонка за свой избыточный вес. Она была моей одногодкой и одноклассницей Иры Зинченко. Несколько позже у неё появится младший брат — Вовка, ровесник Юры Мухина. Невзрачный хилый, сутоловатый и всегда сгорбленный парень. Был Юрке долгое время лучшим другом. Ну как другом? Больше шестёркой при высоком, харизматичном и красивом Юрке. Эта дружба его и погубила: Юрка любил выпить, как и все мужики в его семье, и Вовка, соответственно, от него не отставал. Вовка дорожил расположением к нему хоть кого-то, иначе бы он проводил своё свободное время, которого у него было с избытком, в одиночестве. Для, скажем, какого-нибудь интроверта и человека, увлечённого познанием, одиночество — это, практически, необходимое условие нормального существования. Его сообщество — лучшие умы человечества. А человеку самому обыкновенному и экстраверту необходимо быть социально интегрированным, хотя бы в соседскую среду, а возможно, именно прежде всего в соседскую среду — территориальное объединение. Но только вот Вовке от рождения плохое сердце было той помехой интегрироваться в Юркину среду, которую он по тоже врождённому недоумию игнорировал. До той поры, пока оно, это, сердце, не отказало у молодого парня. Пить сутками напролёт с широким размахом на весь двор, как это любил делать Юрка в уже годы капитализма и свободной морали, надо много здоровья иметь. А у Вовки его не было. Ему бы яблоки есть да книжки читать — глядишь, и сейчас бы живой был.
   Поднимаемся на пятый этаж. Справа квартира, в которой жила девушка Ира, старше меня на четыре года — симпатичная стройная, занималась бальными танцами, и её брат Олег, младше сестры лет на десять. В силу разницы в возрасте я с ними почти не общался.  Далее жила красивая девочка Наташа — нравилась всем ребятам во дворе, младше меня года на три и её сестра, старше меня года на три. Имя сестры не помню. Далее квартира Нельки по кличке Дуська. Неля была старше меня на год, училась в параллельном классе с Леной Пятитонкой и Ирой Зинченко. Неля была очень худой и страшной на лицо девчонкой — длинючий нос и острый длинный подбородок  - с мальчишеским характером, но пошла по рукам старшаков чуть ли не с пятого класса — они были довольны, что хоть такая добыча попала в их руки. Как говориться, на безрыбьи...Но Неля рано вышла замуж — лет в восемнадцать за значительно старше её парня с дочкой на руках. И прожили с ним вполне дружно аж до самой войны. У них родилась и своя дочь — Настя, в отличии от мамы писанная красавица. Ещё и внука воспитывала от падчерецы. Внук тоже с ними жил в двушке. Нелю после тридцати страшно разнесло  - набрала килограмм семьдесят, не меньше.
  В первом подъезде из наиболее активных и заметных пацанов жил на пятом этаже Валерка Лаптев — худой высокий белобрысый мальчик с узкими глазами, типичный финно-угр — его родители переехали на Донбасс с Поволжья. Валерка был года на два старше меня и учился в одном классе с Сашкой Тузом. Почти всегда с нами принимал участие во всех летних и зимних играх во дворе, о которых я расскажу позже. В том же подъезде на втором этаже с матерью жил ещё один одноклассник Туза — Эдька Дейнеко. Каким был в детстве и молодости непутёвым, так и жизнь закончил наркоманом, которого сбросили с балкона шестого этаже его же дружки, когда тому ещё и сорока не стукнуло.
    В четвёртом подъезде на первом этаже жила девочка Наташа Рябинина со смешной внешностью — она была  худенькая высокая блондинка, на длинных тоненьких ножках и с большими очками. За эту внешность мы ей дали прозвище Лошарик  - по имени одного персонажа из какого-то мультика. В принципе, нормальная девчонка, только всегда громко говорила, почти визжала. Над ней, на втором этаже жила Ира по фамилии Паук. Такой и прозвище давать не надо — оно у неё с рождения. Паук и Лошарик были одноклассницами и ровесницами Яшки Турчака. То есть младше меня лет на пять. Для меня и моих одногодков они все были малышнёю и, соответственно, с ним мы почти не водились. Соседом Иры Паук был Гненка Зорькин — старше меня на четыре года, но с ним я и мои ровесники из-за его общительного и «шухарного» характера дружили  довольно-таки тесно. Отличительной чертой Геши была его страсть к рассказыванию чего-либо красочно в и в ярких деталях. Очень часто он рассказываемые им истории просто выдумывал на ходу, так сказать, импровизировал. Мы в общем-то знали, что он привирает,  но его всё равно слушали — уж больно складно у него получалось да и просто больно — было тому, кто пытался оспаривать «взаправдишность» его рассказов. Генка из-за своей необузданной энергии и жажды приключений, возможно искал материал для своих рассказок, постоянно влипал в какие-то истории и находиться с ним порою было рисковано -  можно было и самому отгребсти как соучастнику его проделок. Вот такой пример: мы играли во что-то, уже точно не помню смысл той игры, но Генка должен был меня поймать, типа, взять в плен, и со своей командой допросить пленника. Я, от него убегая, по декоративной железной решётке взобрался на бетонный козырёк моего подъезда. И он следом за мной. Надо было слазить обратно. Но Генка увидел, что одна из фрамуг в подъезде возле нас открывается и решил обратно уже через подъезд. Но только стоило ему слегка подвинуть её плечом, как она просто сорвалась и с громким грохотом и звоном слетела на лестничную площадку. Генка почти мгновенно со страху спрыгнул с козырька, и соседи увидели одного меня на месте преступления. Все шишки полетели, соответственно, на мою невезучую голову. Генка вырос в высокого кучерявого парня, пользовавшегося успехом среди девушек. Женился ещё до армии - по залёту, но его молодая жена не дождалась своего солдата, при этом родив ему сына. В 90-ые Генка носился в неистребимой жажде приключений по разным горячим точкам, в том числе и в Югославии. В 14-м, когда Северодонецк был под властью сепаратистов — казаков атамана Пашки Дрёмова - перед самым их бегством из города подался к ним. Как я понял, там в основном такие люмпены собирались до кучи. Жив ли сейчас — не знаю.
    Да, я забыл сказать, Генка жил в трёхкомнатной квартире. Над ним, на третьем этаже, жил Олег Бабенчук. Он был на год младше меня и мы с ним хорошо дружили. Отец Олега был бывшим военным лётчиком и работал на приборостроительном заводе в цехе, специализировавшемся на обслуживании своих вычислительных систем, поставляемых в разные страны  - от Кубы до Вьетнама. Точно помню, что Бабенчук-старший был в командировке два года на Кубе. А мать Олега была заведующей одним из ателье мод в нашем городе. Соответственно Олег был упакован как конфетка во всё ипортно-модное. Благодаря ему мы имели возможность впервые попробовать в классе четвёртом в подвале настоящие Мальборо, которые он стащил для нас у отца — аж две сигаретки. Я, правда, тогда ещё не курил, но дым от них показался мне более приятным, чем от отечественных или болгарских сигарет. Показывал нам разные заграничные журналы. Нет, не эротика или порно — такие тогда его отец не рисковал бы провозить через границу. Олег после армии уехал со своей невестой во Владивосток. Там у них родилась дочь. Развёлся. А потом, когда ему было уже под сорок,  кто-то избил его за какой-то долг. Он получил тяжёлую черепно-мозговую травму. Впал в кому. Старенький отец перевёз его домой, в Северодонецк. Дома Олег пролежал в коме ещё года три и, не приходя в сознание, скончался. На похороны к нему приезжала дочь — очень похожая на отца.
  На четвёртом этаже четвёртого подъезда жила семья Загорулько. Родители работали на «Пластике» - наш дом зеселяли много сотрудников этого предприятия и, как я уже ранее упоминал, мои соседи — Череда — тоже от «Пластики» получили эту квартиру. Лидия Павловна, кстати, так же получила квартиру, когда трудилась на этом заводе. У Загорулек было два сына — Саня и Рома, младше Саши года на четыре, а Саня был младше меня лет на шесть и всегда маленького росточка очень живой мальчик. Почти каждый день его мама Рая звала сына домой, высунувшись из форточки на кухне. Заодно могла таким образом ещё и завести беседу с кем-нибудь из соседей — у подъезда или тоже выглядывавших из своего окна, или стоявших на балконе. У самих же Загорулек весь балкон всегда был завален какими-то матузочками, катомками, ящичками и авоськами набитыми травами, сухофруктами и прочею сушёною хренью. Как говориться, из села можно вырваться, а из себя село вырвать тяжелее. Нет, они не были уникальными в своём мигрировании из села в город — большинство горожан тогда были уроженцами сельской местности, перебравшимися при первой же возможности в более цивилизованные условия и на более высокие зарплаты — в городах в то время платили поболее, чем в колхозах или совхозах. У меня самого родители были из села. Но основная часть горожан в первом поколении искренни старалась перенимать городской образ жизни и городские манеры, чтобы кто-нибудь, ни дай Бог, в их адрес не произнёс презрительно: «Деревня!». Но старались далеко не все, многие до конца жизни так и не «перековались», не понимая, а зачем это вообще нужно. А многие хоть и старались, но не очень это у них получилось. Образование сильно способствовало культурному преображению, но «академии» кончало меньшинство молодёжи, а Загорульки были рабоче-крестьянской семьёю.
  Вот, собственно, и обрисовал вкратце круг моего общения. В нашу «бандочку», а тогда именно так многие мальчишки любили называть свои компании, входили, помимо вашего покорного слуги: Стасик, Хрюндель, Ёша, Туз и Олег Бабенчук. Во враждебную нам бандочку входили: Мишка, его брат Хор, Женька Боровой, Игорь и Димка, а так же Суслик. Их банда так и называлась - «банда Суслика». Но это не было настоящей враждой, а скорее безобидной игрою.
   В других подъездах нашего дома тоже жили ребята, в том числе и мои ровесники, среди которых было три одноклассника, но они гуляли в основном своим двором, редко заходя на нашу территорию — бойлерку. Пожалуй, одноклассникам отдам дань памяти и сжато расскажу о них, поскольку так или иначе они тоже входили в широкий круг моего общения.
  Первый из этой троицы — Олег Банников по прозвищу Баня и Подарок, почему Подарок — не скажу, эта кликуха к нему прилепилась уже после того, как я поступил в техникум после восьмого класса. У него ещё была младшая сестра Ленка, с разницей в семь лет. У неё в детстве были серьёзные проблемы со зрением и она ходила в очках с одной заклеенной линзой, не вспомню уже на каком глазу. Олег её дразнил Циклопом. Они жили в пятом подъезде. Олег учась в старших классах, получил профессию токаря на учебно-производственном комбинате (УПК) и так работал токарем до армии, а после дембеля его каким-то чудом занесло в Воркуту, где он вполне благополучно проживает и по сей день, проработав там на каком-то заводе токарем и став отцом своего семейства. А его сестра Ленка, выйдя замуж за айтишника, стала матерью одноклассника моего сына. Со временем они с мужем тоже перебрались на север к брату. А мать Олега после постройки большого храма рядом с нашим двором по инициативе прежнего мэра родом из Западной Украины ударилась по полной в религию: стала ходить всегда только в юбке во всю длину и обязательно в платке, по два раза на день обязательно посещала службы в храме и объездила все святые места в Украине.
   Следующий мой одноклассник — Серёга Марченко по прозвищу Марчело. Хороший был парень — спокойный, скромный, крепкий от природы и очень всегда порядочный — прямо до принципиальности, в классе постоянно был старостой — таким уважением он пользовался среди одноклассников. Даже во дворе редко гулял — не уличный он был. У отца его имелся Москвичёнок-развалюха, возиться с которым Марчело отцу помогал с удовольствием при каждом удобном случае. Вы будете смееться, но на этом Москвичёнке Мерчело катался ещё долго, уже став вполне взрослым дядей.
  И третий из этой троицы — Руслан Сивахин по прозвищу Сива и Кислый. Он жил в последнем, восьмом, подъезде на втором этаже в четырёхкомнатной квартире сразу над нашим продуктовым магазином. Его отец представлял из себя тот тип советского человека, о которых говорили — рабочая элита. Таких каждое уважающее себя предприятие старалось иметь, как предмет гордости или переходящее красное знамя. Так и «Пластика» из Сивахина-старшего, бригадира-передовика или как их ещё зло называли по всей стране их коллеги — пидаровики, вылепила члена - члена парткома завода, профкома завода, депутата горсовета, депутата партийного съезда КП УССР. Между прочим, эти люди, на рабочих должностях, имели реальную власть поболее, чем многие директора и секретари парторганизаций, во многие кабинеты иной раз просто вламывались, выбивая двери чуть ли не ногою, - депутатские регалии и связи им давали на то право. Они по сути ни чем не рисковали в случае, если их малость занесёт — у них не было ни кресла, ни портфеля, за которое им приходилось бы дрожать и оглядываться всякий раз на верх. Они — гегемон — рабочий класс, пролетариат, им нечего терять, кроме своих рабочих инструментов. Главное, чтобы не запил и не загулял, так сказать, облико морале советико элитэ. А Пал Палыч Сивахин был примерным отцом многодетного семейства: кроме Руси, у него было ещё три дочери. Вот поэтому ему и выделили на заводе такие хоромы — аж сразу четыре комнаты. Руслан всегда активно занимался спортом и физкультурой — футболом, баскетболом, лёгкой атлетикой и поэтому в нашем классе был бессменным физоргом. Но был у него один маленький недостаток — любил приврать и был не очень обязательным в договорённостях. Но это не помешало ему стать водолазом и каким-то чиновником в МЧС. А так Кислый сохранял спортивный вид, практически, всю жизнь — оставался стройным и подтянутым мужчиной. Он, уже со своею семьёю — женою и дочкой, за которою безуспешно, вопреки чаянию Руси, пытался ухлёстывать сынок нового хозяина нашего продуктового магазина, унаследовал родительскую квартиру. А чё, четырёхкомнатная «брежнёвка» в хорошем районе — это вам ни хухры-мухры. Тем более, что родные стены. Руслан там сделал ремонт, расширил балкон. Вот только несколько лет перед войной он в ней жил один — дочь вначале училась в Киеве, а потом вообще в Европу перебралась, а с женою развелись из-за его увлечением молодою сотрудницей.