Возвращение - 2. Глава 1. Встреча в городе. Повест

      
       Глава 1. Встреча в городе.


       Да, ты такой, каким тебя люблю
       Порывистый, настойчивый, не лгущий,
       Подобно небольшому кораблю,
       Навстречу ветру и штормам идущий.

       Как нелегко и как легко с тобой,
       В тебе всечасно вижу перемены,
       Но, то не мыслей пестрый разнобой,
       Не чувств игра, не ветреность измены,

       А редкая способность воплощать
       В себе черты стремительного века,
       В себе самом и в людях не прощать
       Того, что недостойно человека.

                Людмила Татьяничева

      
       Саша решила: поеду к Жене в Москву на зимние каникулы. Но в начале декабря по графику предметной переподготовки, о котором она просто напросто забыла, ее направили на двухнедельные курсы  академии повышения квалификации. И эти дополнительные каникулы в середине учебного года были, как никогда, кстати.

      Аннушка заметно выросла, превратившись за осенние месяцы разлуки из девочки — пампушки, неокрепшего, немножко зажатого, стеснительного птенчика, в высокую, стройную девушку — подсвечник. Но природную грацию и изящество смазывал разрекламированный и принятый молодежью штампованный тип подростка в узких модных джинсах, в темной куртке, без головного убора, с распущенными, неровно постриженными прядями крашенных распрямленных волос, в опорках без каблуков, с неизменным рюкзачком за плечами и несоразмерно большим хомутом теплого шарфа вокруг проблемного горла.

      Саша улыбнулась: ведь могла стать через несколько  лет относительно молодой бабушкой, если дочь пойдет по ее стопам и, влюбившись, выскочит замуж, как она сама когда-то выскочила в восемнадцать лет.
 
      И предстоящий разговор о беременности, о будущем пополнении их маленькой семьи сразу двумя мужчинами, как-то не вписывался в радостные объятия с соскучившейся доченькой, а тем более, во встречу  снепримиримой свекровью Анной Алексеевной.

     По пути заехали в кондитерский магазин за шоколадным тортом.

     Анна Алексеевна откровенно сдала. С трудом вставала, ходила, прихрамывая на левую ногу. И этот разительный контраст расцветающего свежего бутона — Аннушки — и заметно угасающей, такой сильной некогда женщины, бывшего директора большой городской школы, похоронившей безвременно мужа (обширный инфаркт прямо на работе), а потом сына (в результате наезда груженого самосвала на скромное «Жигули»), заставил Сашу молчать.

      Не хотелось превращать двухнедельные курсы в сплошную панихиду с постоянным монологом: «У тебя романы с мужиками, а моего ненаглядного сыночка ты что-то быстро забыла. Вот какая твоя любовь и верность навечно».

      Эта правда била Сашу нестерпимо жестоко, невыносимо больно даже, если и не была произнесена пока никем вслух. Это мысленное самобичевание она испытывала постоянно, с первых минут приезда.

     Быть причиной слез и расстройства одинокой несчастной женщины она не хотела. И неизвестно, как Аннушка отреагирует на появление новоявленного Жени в семье.

     В субботу в селе всегда пекли пироги. Запах печеного теста, незатейливой капустной начинки, яблок с корицей, сдобы наполнял все пространство большого дома, и все были рады и сыты, попивая чаек с куском пирога или плюшкой.

    Саша поставила тесто. И рада была увидеть  улыбающуюся свекровь, которая, словно очнулась от испугавшей Сашу вчера вечером старческой немощи и окунулась в  кухонные хлопоты домовитой донской казачки.

    — Так вот, Саша, что я тебе скажу, — Анна Алексеевна крошила яблоки, — хватит девочку сиротить при живой матери, Перебирайся после окончания учебного года кк нам. Я тебя пропишу. Квартира двухкомнатная, большая. Разместишься на диване в Аннушкиной комнате, а я в зале останусь. Кухня станет гостиной. Люди по шесть — семь человек в таких квартирах умещаются.

      Саша достала из духовки готовую пиццу, любимое Аннушкино блюдо.

      — Да, да, мамуля, переезжай скорее! Будешь нам через день пиццу печь, а то бабуля сопротивляется. Боится, что я растолстею!— Аннушка сновала по кухне, размахивая тарелкой, чтобы скорее остыла колбасно-сырно-томатная начинка на тонком кусочке теста.

     И тут проснулся телефон. Это звонил Женя. Отделаться короткими «Да», «Нет» было невозможно. Саша заскочила в ванную комнату.

       — Сашенька, я больше без тебя не могу и не хочу. Взял отпуск на неделю и завтра выезжаю. Собирай вещи! Без тебя в Москву не вернусь. Хочу быть семейным человеком! — Саша слышала его взволнованный голос. Стенки в ванной комнате были тонкие. Маленькое окно под потолком выходило на кухню.

    — Женя, я тебе перезвоню позже, после десяти часов вечера. Сейчас у дочери, на двухнедельных учительских курсах. Мой ты хороший! Подожди! На зимние каникулы  приеду в Москву.

     Эта вилка неопределенности с такими острыми отточенными концами упиралась прямо в сердце и была похуже камня выбора на дороге жизни: налево пойдешь, направо пойдешь, а, может быть, тебя угораздит потопать прямо? Самое главное — обратной дороги назад просто не было

     Когда улеглась дочь, засопела на кровати, слегка постанывая, Анна Алексеевна, Саша оделась потеплее и вышла на улицу. И окунулась в прекрасный зимний городской вечер с занесенными снегом машинами под прожекторами теплого домашнего света, лившегося из прямоугольников окон давно обжитой девятиэтажки. Прошла неторопливо мимо группы подростков с гитарой на холодной лавочке в глубине двора, мимо двух молоденьких мам с колясками под осыпающейся с веток деревьев и проводов невесомой снежной пылью.

     А голос Жени был рядом, здесь, во дворе, словно она стояла к нему спиной, слушая его обиженный монолог, и, казалось, нужно только секундное усилие, чтобы крутануться на каблучках и оказаться в его знакомых объятиях.

     — Сашенька! Ты в городе, отлично! Завтра же первым рейсом  прилечу на два дня. Гостиницу уже заказал. А ты сбежишь с занятий. Ты про нас дочери не сказала? Я так и знал! Запутаешь все в клубок — потом будут проблемы. Сашенька, я устал быть один. Опять теряем время. И так уже столько потеряно, не измеришь. До завтра, любимая моя!

      Почему при каждой очередной встрече в их взаимоотношениях был какой-то взрыв?  Возможно, от радости и близости, от некоторой новизны, их похожести и различия, возможности снова, как в первый раз, ощутить это бьющее чувство неожиданности, понимания или просто физическое притяжение, стремление к обладанию, свобода в выражении чувств?

     Все это она ощутила позже, когда в номере современного отеля на берегу Волги они провели вечер и ночь. Домой позвонила и сказала, что отправилась в гости к подруге. Но здесь расстроился Женя, с трудом скрывая свое недовольство, когда она сказала, что будет с ним только до утра:

     — У нашей группы серьезный экзамен по математике. И перед дочерью неудобно.

      А под утро на ее шутливое замечание вскользь, без всякого прикола:

     «У каждого свободного мужчины в городе — такие большие возможности встретить свою любовь или просто иметь связь с понравившейся женщиной» — вдруг вызвало взрыв. Женя почему-то перевел ее слова именно на себя, чего Саша, конечно же, не ожидала:

     — Почему вы, женщины, думаете о мужчинах, как о существах более низкого происхождения, которые с раннего утра до позднего вечера только и думают, как осчастливить вторую половину человечества, наградив их своими мужскими клетками?  Что мы испытываем неземную страсть с первой попавшейся, симпатичной самкой? Вы же сами не накидываетесь по дороге на работу на понравившегося мужчину, а спокойно идете себе дальше, может быть, лишь мысленно представ на мгновение сцену знакомства с ним и даже продолжение вдруг завязавшегося романа, но фактически через полчаса уже забываете о нем?

      И это был другой Женя, которого она еще не знала, — такой категоричный, привыкший командовать и не терпящий возражений. Эти нотки властности, решительности пока проскальзывали изредка, но в смеси, в сочетании с его предупредительностью, нежностью были практически малозаметны.

      «Мой командир», — подумала Саша, и от той полноты чувств, которые давали им обоим их такие редкие минуты близости, это новое открытие Жени снова повернуло мысли на давно назревшую, вечную проблему:

      «Что делать? Остаться в селе матерью-одиночкой и потерять Женю? Или ухватиться за его предложение руки и сердца, выйти замуж, а потом, если что не получится из этого брака, резать по живому и делить сына через суды, как стало модно в непутевых семьях? Почему могло не получиться?» — об этом не хотела даже думать.
      «Но вдруг они охладеют друг к другу? И в этой роли любовницы Саша не может быть вечно».

    — Иди ко мне и не злись, мой командир! — произнесла Саша. — Ровно через две недели я буду у тебя в Москве. Согласен?

      Утром на такси он довез ее до здания академии. Минуту они стояли, держась за руки у входной двери как последние влюбленные, на глазах у закурившего водителя.

     Мимо торопливо грохотали неисчезнувшие пока с улиц города трамваи, подвозившие ранних посетителей к известному рынку. А Саша мысленно опять читала про себя молитву про странствующих и путешествующих, стесняясь здесь, на улице обнять своего Женю. Только провела ладонью, не удержалась, погладила по гладко выбритой щеке, вспыхнув от смущения:

    — Жди в Москве.

     Машина нырнула в спешащий поток троллейбусов, маршруток, шикарных авто, а Саша поднялась в аудиторию сдавать пробный ЕГЭ по математике на оценку.

      Нет одиночества, когда веришь и любишь.


           (продолжение следует)

     Следующая глава 2.       http://proza.ru/2024/02/10/1232