Глава 4. Диагноз Юноша с лютней

Фиона сидела в кресле на террасе и смотрела на оловянное озеро внизу. С каждым вдохом она ощущала ароматы весны, которая чувствовалась во всём: ярко-зелёной траве и почти полностью распустившейся листве, тёплой лесной настойке воздуха и парящем розовом одеяле, которым окутали здание клиники цветущие вишни. Но умиротворяющего настроения не было.

Сквозь приторную патоку запахов из-за деревьев донеслось чёткое и протяжное «ку-у-у-ку».

Сзади тихо скрипнула дверь. Фиона не обернулась. Знакомая рука легла ей на плечо.

«Как себя чувствуешь, дорогая?» – тихо спросил, склонившись, её муж Клаас.

«Здравствуй, ма… – осёкся, но всё-таки договорил второе «-ма» сын Рууд. – Ты прости меня за вчерашнее, но рано или поздно нам придётся перейти на «родитель один» и «родитель два», если я выберу средний род или...

Клаас, чтобы не показывать слёз, отвернул в сторону своё измождённое, враз постаревшее лицо и молчал. Ему хватило вчерашней перепалки. Сегодня он даст выговориться Рууду, тем более что тот настаивал, а позже послушать, что скажет доктор.

Фиона безучастно смотрела в одну точку. Казалось, что она до сих пор не отошла от сильного лекарства.

– Ты уже решил, кто из нас первый, а кто второй? Или мы сами можем выбрать? – наконец произнесла Фиона.
– Ну… – замялся Рууд. – Пока рано. Я не знаю, какой гендер мне подходит. Это сложный процесс. Точно, не «он» и не «она». Может, «оно» или «они». Да-да, «они», возможно, точнее отражают моё самоощущение.
– Зачем ты пришёл? Ни я, ни отец не сможем тебе помочь.
– Я хотел бы, чтобы вы дали мне новое имя.  Вы же мои родители! Рууд не слишком подходит для гендера «они». По правде говоря, оно мне никогда не нравилось – по-английски звучит как «грубиян». Я подобрал несколько вариантов. Давайте обсудим. Я пришёл к вам за помощью, а вы отказываетесь понимать, насколько это для меня важно!
– Уйди! У меня нет сил, – Фиона закрыла глаза. – Оставьте меня одну.

Клаас обернулся и потянул сына за рукав.

– Пойдём, Рууд, прогуляемся. У нас через час встреча с доктором Мартини. Лучше будет, если она успокоится и отдохнёт.
– Позвать сестру? – спросил, уходя, Класс.

Фиона устало подняла и опустила руку, то ли прощаясь, то ли говоря «нет». Клаас пропустил Рууда вперёд и аккуратно прикрыл за собой дверь.

«Ку-ку!» «Ты кто?»
«Ку-ку!» «Не знаю!»
«Ку-ку!» «Как твоё имя?» «Не знаю!»
«Ку-ку!» «Назовите меня как-нибудь!»
«Ку-ку!»

«Господи, дай мне сил пережить это и не сойти с ума!»

«Ку-ку!»

Где-то в лесу продолжала медитировать невидимая кукушка. Фиона Шарли же старалась отрешиться. Она встала из кресла и опёрлась на ограждение. Фиона долго смотрела вниз, вспоминая, как радовалась, находя в сыне свои, женские черты.

«Ку-ку!»

Своим пением кукушка гипнотизировала, не желая отпускать Фиону из своего гнезда.

***

Дэйвид Литтл долго наблюдал за Милтоном. Тот всегда был в окружении коллег. Наконец, улучшив момент, когда китаец остался один, Дэйвид подошёл к нему и пригласил за самый дальний в тёмном углу бара столик.

– Нам нужно многое перетереть, Милтон, – сказал Литтл. – А ты, кажется, меня избегаешь, как и все эти, примазавшиеся к ЛГБТ. Никто… Ты же видел? Никто так и не присел за мой столик «Друзья Дэйвида Литтла». Ни одна жопа не приземлилась ко мне за целых два часа, пока шла конференция! Неужели все наложили в штаны от одной мысли, что арабы сажают в тюрьму за гомосексуализм? Но посидеть рядом со мной из солидарности могли ведь, сукины дети?!

Ченг дальновидно не перебивал Дэйвида, понимая, что это лишь эмоциональная увертюра перед вступлением в основную тему. Китаец ждал, когда заиграют главные инструменты – не хитрые фаготы, лукавые кларнеты и переменчивые флейты (эти служат фоном для прикрытия), а скрипки, виолончели и контрабасы. Когда заголосят трубы, валторны и тубы. В разноголосой полифонии важно не пропустить момент, когда барабанщик начнёт поднимать свою бандуру-кувалду, и вовремя увернуться, чтобы не оставить свои мозги растекаться по барабану, а наслаждаться звонким и долгим пиццикато, повисшим в башке от победных литавр.

– Ты меня слушаешь, Ченг? – Литтл всмотрелся в собеседника. – Согласись, они почти предатели. И что обидно: здесь дискуссия на эту тему по горячим следам невозможна! Представляешь, сколько дел нам предстоит с тобой в «Лейкерс МакКинли»? Открывается офис в Дохе. Москва и Стамбул позволяют себе не являться на наши собрания даже под угрозой невыплаты командировочных. Вконец оборзели! Мне надоело ставить всем в пример наш лондонский офис и его призы от профессионального гей-сообщества. Я к тому, что ты, Милтон, больше не имеешь права на ошибку, подобную той, что ты совершил в Гонконге. И у себя дома ты не должен расслабляться!

Милтон отлично помнил, на что намекал Литтл, но, тем не менее, оправдывался.

– Но китайские красавицы – значимая часть нашей культуры. Женская внешность и поиск идеальных пропорций во все времена и эпохи вдохновляли художников и поэтов всего мира. Нас никто бы не понял, если бы мы…
– Вот-вот, никто и не понял. И ты, похоже, ничего не понял! Знаешь, сколько я получил гневных запросов убрать полуголых хостесс и наказать виновных?
– Извини, они были в национальных одеждах!
– Да, конечно. Кто спорит, что они были недоодеты? Но их красота была настолько вызывающей, что заставляла всех раздевать их взглядами! С какими мыслями входила мужская часть партнёров на важные клиентские совещания? А что думали про мужчин наши партнёры-женщины? Некоторые посчитали это унижением. Не у всех же такие идеальные пропорции! Американские IT-компании в кулуарах пригрозили бойкотом нашей конференции, если мы срочно не уберём твоих манекенщиц. Понимаешь, чего нам стоило избежать скандала? А если бы мы потеряли глобальные контракты с «Майкрософт» и «Гугл»? И к ним присоединились бы другие? Кто бы компенсировал нам многомиллионные убытки? Ваш дом моды «Беззаботно порхающих бабочек», да? Короче, ты меня понял, Милтон? Без глупостей и сексизма!

Ченг покорно кивнул головой. Дэйвид Литтл продолжал.

– Теперь о главном: о выборах нового Председателя нашей фирмы. Они состоятся осенью в Лондоне. По твоей кандидатуре, кажется, вырисовывается необходимый консенсус. С моей, конечно, поддержкой. Ты, кстати, будешь отвечать за парадную часть конференции под лозунгом «Толерантность и инклюзивность – безальтернативное веление современности». Мой комитет тебе поможет, но ты сам прояви инициативу. Понял?

Ченг чувствовал себя на допросе у следователя, который предъявлял ему улику за уликой. У Милтона задёргался нерв в шее, и он принялся её массировать.

– Да-да, проблем у нас достаточно, – Дэйвид принял движения китайца за озабоченность. – Несмотря на поддержку моего предложения по твоей кандидатуре, у тебя будут соперники. Хаим пойдёт на выборы как бы в знак признания его заслуг в качестве заместителя покойного Доулинга, но в виде протокольного хода, без последствий для тебя. Эстебан будет выполнять роль противовеса Эрику. Именно Лоссри и Париж вместе с мелкими неприсоединившимися к «ЕМЕА+» офисами – твои главные конкуренты. Америка и, уверен, Азия тебя поддержат. Тебе же нужно будет сфокусироваться на таких офисах, как Москва, Стамбул, Цюрих, Женева и Стокгольм. Немецкие голоса тоже нужно постараться отбить от французской коалиции. Тогда ты победишь уже в первом туре. Если Франкфурт, Берлин и Мюнхен останутся в оппозиции к нам, будет второй тур. Вернёшься в Гонконг, сразу начинай планировать предвыборную кампанию. Не затягивай. Давай договоримся о видео-звонке.
– В случае моей… нашей победы, где будет находиться мой офис? Гонконг не слишком удобная локация, как и Чикаго, – задал единственный вопрос за всё время Ченг.
– Лондон тебя устроит? Будем рядом, чтобы подготовить необходимые условия для моей кампании. Не переживай, всё будет окей. Cheers!

Литтл поднял бокал с виски. Милтон аккуратно, словно боялся расплескать своё пиво, чокнулся с англичанином.


Весь обратный полёт домой Ченг разбирал этот разговор с Дэйвидом, обдумывая свои шансы на пост Председателя. В Дубае решили утаить новость о смерти Доулинга и сказать полуправду-полуложь, что болезнь Пола затянулась, и он не сможет исполнять свои обязанности. Поэтому на ближайшем глобальном саммите в Лондоне будут проведены внеочередные выборы главы фирмы. Для парижского офиса и Эрика Лоссри это был сюрприз. Те же представители Исполкома, что были в теме, грамотно и заранее провели переговоры с руководителями нужных юрисдикций. Иногда под видом совместного завтрака удавалось переговорить и с партнёрами с мест. Где-то исполкомовцы прощупали почву, где-то они лучше поняли расклады, а где-то заручились поддержкой. И везде они таскали с собой Милтона, как будто его кандидатура была решённым вопросом. Во всяком случае, так демонстрировалось. И уж точно, Ченг получил солидную фору перед французом и ведомой Парижем оппозицией. Женева склонялась, чтобы поддержать Ченга. Цюрих, как и Франкфурт, колебался, не доверяя и боясь англосаксонского диктата. Москва тоже напустила тумана.
 
С кем назначить конференции? Нужно обязательно повторить попытки с колеблющимися. Хорошо, что Ченг встретился с ними в Дубае. Теперь он лучше понимает их озабоченности. Милтон задумался о комбинациях предвыборной гонки. Итак, Хаим – подставная фигура, которая оттянет у Эрика часть пассивного электората, который убеждён, что барселонец имеет право досидеть в кресле Председателя, поскольку уже получил необходимый опыт и не допустил каких-то провалов в работе. Эстебан из той же колоды джокеров, призванный отобрать голоса у француза. Экспрессивный и жуликоватый цыган-каталонец эмоционально похож на Лоссри, и, точно, составит ему жёсткую конкуренцию. Милтон же должен пройти как нейтральная для большинства кандидатура, напрямую не связанная с Америкой и Англией.

В подобных обстоятельствах сделка с Дэйвидом Литтлом, на которую Ченг согласился, ему не казалась окончательно скреплённой сургучной печатью. Впереди целых четыре года. Мало ли что произойдёт? Но главное, его мечта переехать в спокойный Лондон из ставшегося из-за Китая тревожным Гонконга близка как никогда. И ради этого Милтон был готов на многое. И он вспомнил о Си Фанге, раздумывая о том, какое применение можно найти его способностям. Ченг обставил дело так, что роль массажиста осталась незамеченной Исполкомом. Да и сам Милтон не был уверен в том, что Си Фанг сумел довести дело до конца. К тому же певец использовался в тёмную, хотя мог и догадаться к чему кантонское пение. Тем не менее, он старательно исполнял поручение. Швейцарское дознание проигнорировало версию Блэкуоттера и не стало копать под китайца. Поэтому терять Си Фанга Милтону было жаль, но он никак не мог определиться, нужен ли ему певец с уникальными голосовыми характеристиками и, главное, в каком качестве. Просто держать его при себе было подозрительно.

***

Завершив свои встречи сначала наедине с Фионой Шарли, затем поодиночке с Клаасом и Руудом, а потом со всеми ними вместе, отец и сын Мартини сидели с Сарой Дюаммель в кабинете Андреа.

– В моё время в психушке бы сидел сынок, а безутешные родители навещали бы его, – первым прервал молчание Казимиро.
– Времена перевернулись. Нынче наоборот: явный шизик Рууд навещает мать. Ему бы вовремя сделать ДНК-тест и пару исследований на мужские и женские гормоны, пока он не начал бредить о своём неправильном рождении, – размышлял Мартини-младший.
– А мне представляется, что все трое уже наши пациенты, – как всегда цинично в точку выстрелила Сара. – Но проблема в том, что платят нам за одного. Предлагать лечение Рууду – это профессиональное харакири. Не верится, что Фиона и Клаас способны его переубедить в сознательном возрасте. Родители явно упустили важный момент в развитии своего ребёнка. Не заметили, как юношеское половое созревание… пубертатный период перешёл в полную пертурбацию.
– Андреа, возьми эту игру слов в свою статью, если Сара не будет возражать, – пошутил Казимиро.
– Я лучше бы взял вас обоих в соавторы, – ответил Мартини-младший. – Ну и какой же будет предварительный диагноз нашего консилиума?
– Безнадёжный, – пессимистически ответил Казимиро.
– А куда подевался «Юноша с лютней» из палаты Пола и Фионы? – спросила Сара.
– Блэкуоттер забрал с собой, – произнёс Андреа. – Идеальное название для диагноза Рууда Шарли, не находите?
– Для полноты картины не хватает китайца-массажиста с его оперными ариями, – саркастически заметила Сара.

Оба Мартини согласно усмехнулись, пусть особых поводов для радости не было. Андреа впервые в жизни нестерпимо захотелось послать клинику со всеми её придурками к чёрту. И он предложил завершить дискуссию и поужинать у него дома. Карта предстоящего летнего путешествия под парусами осталась не до конца заполненной. От одной этой мысли настроение у всех троих стало улучшаться. В дороге Казимиро придирчиво допрашивал сына о винах в его холодильнике, и не нужно ли заехать по пути в винотеку. Сара же задавала себе вопрос, готова ли она остаться у Андреа на ночь, если он вдруг наберётся храбрости намекнуть. Хотя приглашение на совместное плавание на яхте с двумя каютами и вместе с папой, кажется, исключало всякие сомнения в серьёзности намерений Мартини-младшего. Просто он никак не мог их чётко и однозначно озвучить. Оставалось ждать. Брать инициативу в свои руки Сара не решалась.