Семейные ценности

   А дело было так: пришёл, значит, Афанасий Сергеевич Бабушкин с работы домой около 23-х часов вечера, весь такой охваченный чувством долга перед семьёй, которая состояла – из него нелюбимого, жены Марины – любимой собой и мужем, а ещё попугаем Тошкой и кошкой Марусей,  и тёщи Агафьи Фёдоровны, любимой только собой любимой. Дома его, конечно же, никто не ждал уже; если не пришёл в назначенный тёщей срок, который был установлен до 19 часов ежедневно, кроме выходных дней, рассчитанных на половину воскресного дня, значит, уже не придёт. По этому поводу, Агафья Фёдоровна решила устроить банкет на дому, на котором присутствовала она и… она, ибо любила она себя дважды, хоть поговорка и гласит, что в одну реку дважды не войдёшь, но Агафья Фёдоровна могла войти в неё и трижды, и даже выйти из неё сухой. Так вот, пока бабушка накрывала стол для банкета своего собственного, дочь её Марина находилась в одной из комнат многогабаритной трёхкомнатной квартиры, которую Агафья Фёдоровна получила в наследство от покойного мужа, которого ненавидела так, что иной раз даже стены трещали от силы её ненависти. Вот, как-то так.
   Итак, пока бабушка занималась собой, впрочем, как всегда, Афанасий Сергеевич разул вычищенные до блеска сапоги, сложил их в обувную клетку (такой порядок установила тёща), и никем незамеченный прошёл в ванную, где скинул с себя рабочую одежду, сложив её в корзине для белья, служившую так же и походом с ней за грибами (тоже заведённое бабушкой Агафьей правило), принял душ – горячей воды не оказалось (бабушка экономит) и бодрым шагом бросился в комнату растираться полотенцем, которого не смог найти, дабы в нём та же бабушка сложила свои прокипячённые в горячей воде бигуди, чтобы потом отнести их соседке Глафире Прокофьевне, а та в свою очередь снесёт их поутру Марье Ивановне в детский сад, где она работает заведующей, а уж последняя… впрочем, это лишнее.
   Итак, не замеченный ни женой, ни тёщей, будто он невидим, Афанасий Сергеевич, ни во что не одетый, мокрый и дрожащий, бегал по квартире в поисках полотенца, прикрывая себя обеими руками чуть ниже живота, чтобы не ровен час не ввести супругу в состояние критической неудовлетворённости от его неспособности свершать акт его мужского предназначения в силу того, что на это у него просто не было времени, а тёщу… впрочем, и об этом говорить не следует. Марина, смотрела по ТВ очередную серию «Санта-Барбары», как обычно, не понимая смысла того, что творилось на экране; ей, как и многим её подругам, знакомым и прочим было непонятно, отчего СиСи Кэпвелл постоянно меняет внешность. Про Мэйсона она не думала – он не был её любимый персонаж, Идэн и Круза Марина Игнатьевна так же обходила стороной, ибо страшно завидовала их экранной любви, а вот СиСи она пугалась, потому, и отдавала предпочтение этой личности, которую иногда даже видела во сне. Года два назад, она хотела написать ему в Санта-Барбару, чтобы узнать в чём состоит секрет его внешности – он, то белый, то брюнет. Она бы и написала, кабы финальные титры не летели с такой бешеной скоростью, что невозможно задержать взгляд на имени актёра, или актёров (этого она не знала точно), игравшего этот персонаж. Об интернете тогда даже не мечтали.
   – Лапочка, а где, я извиняюсь, моя одежонка? – по-прежнему прикрываясь, спросил Афанасий Сергеевич.
   – Мама, к нам проник вор, – бросив на обнажённого супруга не наделённый вниманием взгляд, проговорила Марина.
   – Так гони его прочь! – ответила бабушка, пытаясь прожевать копчёный сервелат своей искусственной челюстью.
   – Он голый, и похож на Фоньку, – ответила дочь, глядя на экран.
   – В таком случае набирай 911, я смотрела в криминальных историях по шестому каналу – это по их части, – ответила старушка, поднося к сморщенному ротику бокальчик настойки, заваренной на чудодейственных травах.
   – Такого номера нет, – ответила Марина, съёжившись на диване при виде своего загадочного любимца.
   – Да нет, что вы, это же я – почтальон Печ… тьфу, блин, Афанасий, – произнёс муж, с удивлением поглядывая на не узнававшую его жену. Её причуды он знал давно, но  э т о  ввело его в крайнее недоумение. Он даже решил, что и она уже хватанула с маменькой горькой настойки.
   – Мама, Афанасий сегодня приходил? – крикнула Марина, повернув голову в сторону кухни, при этом, не отводя глаз от экрана.
   – А с какой стати, милочка, дворнику сюда идти? – поразилась мать, «накинув» удивление на лицо, но сообразив, что в кухне находится одна, «сняла эту маску».
   – Да нет, я имела в виду нашего Фоньку, – пояснила дочь, бросив косой взгляд на прикрывавшие что-то руки мужа, и не найдя в этом ничего интересного для себя снова обратилась к сериальному любимцу.
   – Ну, во-первых, не нашего, а вашего, а во-вторых – раз до девятнадцати ноль-нуль не явился, значит уже не явится! – резюмировала бабушка, опрокинув в рот рюмочку настойки, и заев весело побежавший по её нутру нектар тонко нарезанным ломтиком кооперативной ветчины, которую выдавали раз в месяц в пайке для бывших номенклатурных работников развалившегося Союза.
   – Это почему же? – спросил Афанасий Сергеевич, отняв одну руку от низа живота, и приложив её к затылку. Жена ничего не заметила.
   – А вас гражданин никто не спрашивает, – ответила тёща и добавила, обращаясь к дочери – Марина, номер набрала? Кто сегодня у них на связи? Если Невзоров, спроси – не ожидается ли в ближайшем будущем продолжения шестисот секунд. Пока я ещё прибываю на этом свете, хотелось бы знать, в каком состоянии находится страна.
   – Мама закрывайте банкет, – ответила дочь. – Завтра вам ещё предстоит искать нашего Фоньку.
   – Не нашего, а твоего, а потом, где я, по твоему ео искать буду? Ео можат ужо телега кака-нибудь раздавила, или под лошадь попал, окаянный.
   – Мама, вам уже хватит. Несёте околесицу и завтра будете неприятно пахнуть, а кабинеты у них небольшие, это не ваши хоромы советские!
   – Милая, а ты не пила с бабуш…
   – С кем? – прокричала тёща, оскалив в злобе искусственные зубы.
   – С мамой, я хотел сказать, – вздрогнув, пролепетал Афанасий Сергеевич.
   – Тамбовский волк тебе мама, выродок, – кричала старушка. – Ты за каким сюда явился? Где Фонька? Я вас выведу на чистую воду. Марина, его надо к комиссару. Пусть поднимет архив, уверена, на него там много чего имеется, а если нет, мы найдём на нево свою управу. Марина, подай мне тетрадь, в которой я держу картотеку на архив.
   – Мама вы заговариваетесь, – не отрывая глаз от экрана, бросила дочь.
   – Я знаю, что говорю! – щедро хватанув кулачком по столу, ответила бабушка.
   Афанасий Сергеевич снова вздрогнул.
   – Думаю, ваше место уже заняли, – не понимая, что говорит, ответила Марина Игнатьевна.
   – У нас везде свои места, милочка. Так ты несёшь мне тетрадку-то? – паясничала вредная старушка.
   – Мама, я уже давно не школьница. Вон, голый так и стоит надо мной, а если Фонька придёт, вы представляете, что он может подумать?
   – Я хоть ево и не вижу, но думаю, твой голый побычее твово Фоньки бует, а потому, не боись, – успокоила тёща, выпив ещё настойки. – Он как выглядит-то из себя?
   – Кто?
   – Твой голый, кто…
   – А, этот. Да ничё, – отвечала Марина, разглядывая голого мужа.
   – Там всё в порядке?
   – Где?
   – Из чего детей оне делают.
   – А там… Да не видно ничего, он…
   – Неужели настолько мал?
   – … руками его прикрывает, – закончила Марина.
   – Кого? – не поняла Агафья Фёдоровна, хлопнув ещё бокальчик.
   – Ну то… из чего делают… – смущённо произнесла дочь, снова обращая глаза на экран.
   – Чего делают?
   – Детей, мама, детей, – отмахнулась дочь.
   – Ты с детьми не спеши! Для начала его надо проигзаминовать по всем, как говорится, статьям. Ево можат придётся в коем месте подрезать, да прибарахлить, – несла чушь Агафья Фёдоровна, не ведая, что говорит. – Нам в семью всякие там гундарасы не требуца. Нам порядочная скотина нужна, со всеми вытекающими в семью доходами. А из-за семидесяти грамм колбаски, целую скотину, милая, не следует держать в дому, а тем более в таком комфортабельном как мой. К тому же, эта ево колбаска, можат ужо и не способна осеменять. А раз так, на кой тара она ему нужна?
   – Мама, не забывайте, они через неё писают! – «защищая» достоинство мужа, нашлась Марина. – Кстати, вы не помните, в прошлых сериях, кому всё-таки СиСи предложение сделал? Джине или Софии? Мама, вы не в курсе? А то вон Лайнел Кокридж против него попёр… Вот бы моему Фоньке такой темперамент.
   – Не боись, дорогая, мама тебе такого мужа отберёт! Из нашей партии выберу. Эх, было времечко, каки тунеядцы за мной влачились! – пробасила Агафья Фёдоровна, и в припадке ностальгии хлопнула бокал об пол.
   – Мама, так они же все старые, – опечалилась дочь.
   – А кака тебе разница, ты же не варить их собираешься. Старая лошадь борозды те, поди не испортит. Да и не для окучивания твово огорода я его предлагаю, а шоб в семью свой капитал вложил, который мы у стра… – тут старушка крякнула и прикусила свой ядовитый язычок, дабы поняла, что выдаёт уже не те тайны, которые дозволены ей по мандату.
   Пока жена и тёща несли эту околесицу, муж топтался возле дивана, прикрывая руками то место, которое только что обсуждали «его женщины». В недоумении от всего услышанного, он стоял не в силах произнести ни слова. Он и не знал, что твориться в умах этих самых его женщин, дабы в доме появлялся редко – по праздникам и выходным, которые проводил –  стирая и готовя для своих женщин, а те в это время гуляли по установленному бабушкой разгулу. Лишь изредка, бабушка удостаивала чести пригласить его к столу выпить рюмочку и закусить кооперативной треской, которую Афанасий Сергеевич терпеть не мог, но, надо было угодить «любимой» тёще. А жена Марина в это время пела цыганские песни и устраивала «римские оргии» с высокопоставленными господами «из бывших». Всё заканчивалось тем, что гости, выжрав из кооперативного пайка всё, что когда-то имели от власти, и не в силах удержать свой пыл вступали в пьяную схватку с хозяйкой, поминая утерянную власть. Та, награждая каждого своим «вниманием», не забывая слать туда, где они частенько бывали «при Михал Сергеече», поочерёдно выбрасывала за дверь. А там, дворник Афанасий (тёзка мужа), подбирал их и сносил во двор; вызывал господам такси (адреса каждого он знал как таблицу умножения), а после шёл в свою сторожку и ностальгировал по своему утерянному времени, когда можно было ничего не делать, и ничего не иметь, всё давалось как-то само собой. А сейчас, надо делать всё и ничего, но, при этом ничего не даётся просто так – так он думал, надышавшись чудодейственными парами гостей хозяйки.
   – Вы бы хоть присели, что ли, – предложила Марина мужу, кивая на диван у стены, при этом продолжая смотреть на экран влюблёнными глазами.
   – Мо-олчать! – прокричал Афанасий Сергеевич, выходя из себя от того что видит и слышит.
   Его крик пронёсся по квартире с такой силой, что задребезжали стёкла на окнах, зашевелились люстры, ощетинилась дремавшая кошка, выкрикнул «казённое ругательство» попугай, и вдобавок поперхнулась тёща, а жена, медленно повернув голову в его сторону, произнесла:
   – Вы чего кричите, молодой человек? Мама, чего это они кричат?
   Тёща зашлась в кашле и не смогла ответить.
   – Молчать! – повторил муж, тем же тембром в голосе. – А ну-ка поднимай задницу с дивана, и марш на кухню.
   – Вы чего это? Там мама банкуют, – уставившись на мужа, ответила Марина.
   – Марш на кухню! К плите! – кричал Афанасий Сергеевич, бледнея и багровея одновременно.
Он даже подбежал к шкафу, распахнул обе дверцы и что-то там принялся искать под тупой взгляд жены, не понимавшей что происходит с «голым гостем».
   Не найдя того что искал, Афанасий Сергеевич бросился в другую комнату. А когда снова вбежал, на нём красовался сарафан Агафьи Фёдоровны обмотанный на талии как медвежья шкура, а в руках армейский ремень покойного тестя, пряжка которого сверкала ярким пламенем.
   Марина Игнатьевна с визгом соскочила с дивана, сообразив что-то неладное.
   – Марш чистить картошку! – прокричал Афанасий Сергеевич, и в подтверждение серьёзности своих слов прошёлся пряжкой по мягкому месту жены.
   – А как её чистить? – взвизгнула та, пытаясь увернуться от кожаного змея.
   – Мама научит, – усмехнулся муж, и погнал супругу в кухню, где тёща уже пришла в себя после попавшего не в то горло излияния.
   – А ты старая, что здесь восседаешь, как царица Савская на испанском троне? – размахивая ремнём, продолжал буйствовать выведенный из себя тупостью жены и надменным величием тёщи, Афанасий Сергеевич. – А ну-ка брысь в свои хоромы, да собирай чемодан, поутру отправишься в «дом ветеранов партии», там будете вспоминать своё «безукоризненное» прошлое, выстроенное на чужой крови.
   – Вы как со мной разговариваете, молодой человек? – ощетинилась Агафья Фёдоровна, собрав всю свою волю в морщинистый кулачок. – Между прочим, в дому хозяйка – я!
   – Муж в дому хозяин, старая грымза! – напомнил Афанасий Сергеевич, и в сердцах снова приложил жену по мягкому месту. Та, взвизгнув, встала возле раковины, состроив «вежливую гримаску» на лице и прикрывая ладонью начавшие гореть ягодицы, ожидала дальнейшей расправы неожиданно озверевшего мужа, которого она постепенно начала вспоминать.
   – Чистить картошку, живо! – приказным тоном пробасил муж, взмахнув ремнём в сторону жены.
   – Фомка, ты что ли? – наконец-то «пришла в себя» Марина Игнатьевна. – Мама, так ведь это же ваш… наш… мой Фомка!
   – Это изверг, девочка моя! – стояла на своём воинственно настроенная Агафья Фёдоровна. – Он у меня ещё поплатиться за эти безобразия. Завтра же наведу справки, и мои братки расквитаются с энтим обормотом! Не унывай дочка, ему недолго безобразия свои устраивать в на… в моём дому!
   – Марш в комнату собирать чемоданы, старая партийная шваль! – что есть силы прокричал Афанасий Сергеевич и в сердцах приложился кулаком по столу, да так усердно, что жену охватил приступ паники, который заставил её вспомнить, что такое картошка и ещё кое-чего, что она теперь же и принялась «вспоминать», а у тёщи вылетела из пасти челюсть; брякнувшись об стол, она нашла своё пристанище у ног «воюющего» со «своими женщинами» зятя.
   Решая поберечь нервы, старушка, шамкая пустыми губами, поскакала в комнату, приговаривая:
   – Я устрою тебе кузькину мать, сапог ты драный!
   – Милый, я приготовлю тебе супику, вот только надо купить это… этот овощ… красный такой… – ласково приговаривала Марина Игнатьевна, ожидая ягодицами очередного поцелуя от кожаного учителя медным оскалом улыбавшегося ей в руках ошалевшего мужа.
   – Сколько же я терпел вас… – говорил муж, стегая ремнём об угол стола.
   Эти манипуляции заставили Марину схватить нож и приняться к очистке картофеля, найти который ей так и не удавалось.
   – Я покажу вам сиси Кэпфела, на сиси мужа теперь смотреть будешь, – продолжал буянить Афанасий Сергеевич. – Ты у меня забудешь кто такая Мариана Вильеряль… вместе с Луисам Альбертами и Бетами ихними… Рут от Ракел отличать перестанешь… Тонью Лунатик теперь будет твоим мужем… я из тебя сделаю просто Марию… и покажу тебе мою вторую маму… и секрет тропиканки раскрою… будешь у меня во имя любви новой жертвой жестокий мой ангел… я тя дикая Роза рабыней Изаурой возведу к плите, как Женуария будешь вертеться на кухне…
   – Тоже мне, синьёр Лионсио, выискался… – подала голос вездесущая тёща, бегая по комнате в поисках своего дневника в который она «в своё время» вносила координаты « важных персон», чтобы сейчас использовать свои связи в борьбе с угнетённым зятем, который, наконец-то, сумел вырваться из их глупых сетей.
   – Сеньор Лионсио Корея Деалмейда – вот как правильно произноситься ево имя, старая маразматичка! – в бешенстве пролаял муж. – Эдвин Луизи в роли Алваро… в роли Изауры Луселия Сантос… режиссер Эрвал Россано… тьфу, чёрт, откуда я этой бредятины набрался? А всё вы, с утра до ночи… аге-аге-аге-хэргеее-гарунге… К плите! А ты в зоопарк членов партии… ищи там своё золото…
   – Милый, я вспомнила – капустка называется этот красный овощ, я тебе борч поджарю, – прыгая от радости и хлопая в ладоши, пропела Марина Игнатьевна. – А на второе ухи сварю… Только пусть мама за водой сходит и рыбы найдёт…
   – Я твою маму отправляю к её номенклатурной братии! – багровея от ярости, прокричал Афанасий Сергеевич и ещё раз приложился ремнём по ягодицам своей неугомонной жены.
   Взвизгнув, Марина Игнатьевна вспомнила, что красный овощ – это свёкла, а не «капустка», как ей «казалось», но мужу о своём «открытии» говорить не стала, опасаясь «горячего поцелуя кожаного учителя». Это новое для неё слово, на удивление, понравилось ей. Она даже забыла имя своего сериального любимца. Вот только фамилия до сих пор вертелась в голове. Но, девушка искренне надеялась, что её дорогой супруг поможет ей и в этом.

   Урок для глупой жены и своенравной тёщи длился ещё несколько часов, во время которого, Марина Игнатьевна приготовила-таки борщ, и даже кое-как намяла и нажарила котлет, используя маменькины продукты – всё это под «пристальным вниманием» ремня, который её «дорогой супруг» не выпускал из рук. Она так же заучила несколько названий блюд, и даже «вспомнила» какие продукты в числе любимых у её «благоверного». Хотя то было и неправдой, но она искренне надеялась – её стряпня, пока ещё на уровне первоклассницы, в будущем войдёт в аналог «семейных ценностей». А впрочем, это ей только казалось.
   В то время, пока дочь «ублажала» мужа своими кулинарными «способностями», пришедшая в себя Агафья Фёдоровна справилась со сбором вещей, взяв лишь всё необходимое. На это потребовалось около трёх с половиной часов, но бывшая номенклатурная «работница» была счастлива уже от того, что впервые в жизни сумела справиться самостоятельно, не привлекая горничной.
   А утром следующего дня, Марина Игнатьевна в сексуально смотревшейся на её стройной фигурке шёлковой сорочке, подала любимому супругу завтрак в постель, приготовленный своими руками. Мурлыкая возле супруга, она мысленно представляла то, что будет готовить сегодня, и адреса, где находились магазины с тем, чем она решила побаловать любимого супруга. Жар ягодиц помогал ей в этом.
   Агафья же Фёдоровна уже сидела на чемоданах в прихожей, готовя себя в путь. Напевая интернациональный гимн, старушка вспоминала свою партийную молодость.