Польский ракурс 4. Фиаско Запада

                <>$<>
 
   Рецензия на книгу французского антрополога Эммануэля Тодда "Поражение Запада"

   Бестселлер Эммануэля Тодда «LE DEFAITE DE L'OCCIDENT» (Париж, 2024 г.) обнажает причины всех ошибок и неудач Запада. Автор прямо заявляет, что Запад просчитался, объявив тотальную войну России, потому что поверил глупому Джону Маккейну, язвительно называвшего Россию "бензоколонкой на гусеничном ходу".

   Между тем, пишет Тодд, с  2000 по 2017 год, то есть примерно с момента вступления в должность президента Путина, уровень смертности от алкоголизма в России снизился с 25 на 100 000 граждан до 8;  самоубийств — с  39 до 13; убийств — с 28 до 6.
 
   Что касается уровня детской смертности, который долгое время считался главным фактором, определяющим уровень развития страны, то при Путине он снизился с 19 на 1000 родов до 4,4.  Тодд цитирует ЮНИСЕФ и отмечает, что в настоящее время этот показатель в США составляет 5,5 на 1000 родов.

   А как получилось, что российская экономика выдержала санкции? Тодд перечисляет несколько секторов, в которых Россия добилась ошеломительного прогресса за последние 20 лет (сельское хозяйство, доступ в Интернет), и далее рассуждает о том, как Россия, по данным статистики безнадежно уступающая  Соединенным Штатам с точки зрения дохода на душу населения, нашла в себе силы идти в ногу со временем в условиях войны и производить столько же оружия, сколько и США.
 
   Интересный факт: 23% россиян обучается инженерным профессиям по сравнению с 7% в США. В результате Россия с ее гораздо меньшим населением производит больше инженеров, чем США, что позволяет ей идти в ногу с Голиафом.

   И, наконец, геополитика и вопросы идеологии. Запад (США) не учел, насколько его ненавидит так называемый Глобальный Юг. Рецензируя на страницах „The American Conservative” книгу «Поражение Запада», американский обозреватель Скотт МакКоннелл пишет: «Один из главных аргументов Тодда заключается в том, что ведомый Вашингтоном Запад просто не осознает, насколько велика часть мира, отвергающая системные ценности современного глобалистического неолиберализма».
 
    Заносчивый Запад, пребывающий в убеждении, что только он является судьей в вопросах общечеловеческой морали, «оказался не в состоянии понять, что его репутация подмочена и что большая часть патрилинейного* и гомофобного мира на самом деле ставит заслон наступлению западной моральной революции».
 
   Обвинение России в скандальной анти-ЛГБТ-деятельности  Путину только на руку. Россия знает, что ее гомофобная и анти-трансгендерная политика «дает ей значительную мягкую силу (soft power)». Революционная мягкая сила российского коммунизма, которая когда-то находила отклик у  значительной части европейского рабочего класса, «уступила место консервативной мягкой силе эпохи Путина».

   И МакКоннелл заключает: «Тодд усматривает причины морального упадка Соединенных Штатов в деградации истеблишмента WASP**, который сформулировал свои ценности и руководствовался ими на протяжении большей части своей истории. Америку  создал протестантизм; Тодд вслед за Максом Вебером видит в нем источник динамичности капитализма. По какой-то причине протестантизм перестал доминировать как основополагающая система убеждений***.
 
   Новый американский правящий класс, с недавних пор гораздо более этнически разнообразный, чем раньше, не испытывает особой привязанности к американской нации. Этот аргумент напоминает тезис покойного Кристофера Лэша, который к концу своей жизни пришел к выводу, что американский высший класс, по сути, оторвался от американского народа.

   В какой-то момент Тодд, размышляя над этнической принадлежностью принимающих решения в США и поддерживающих войну на Украине ключевых лиц – Виктории Нуланд, Энтони Блинкена, – в недоумении разводит руками.

                Текст дается в обработке JE
___________________________________________________

 Сноска патрилинейность* – в этнографии учет родства предка и потомка
        только по отцовской линии.

 Сноска WASP** – данная аббревиатура расшифровывается как "White Anglo-Saxon
        Protestant  –  белые англо-саксонские протестанты", то есть
        американцы  британского происхождения, исповедующие протестантизм. В
        широком смысле означает принадлежность к белой расе, то есть белый
        человек. Иногда буква W расшифровывается как Wealthy  –  богатый.

  Сноска протестантизм как система убеждений*** – вполне возможно, что упадок протестантизма как ведущего мировоззрения в США связан с размыванием англо-саксонского менталитета вследствие бессистемной массовой эмиграции и замены (отмены) христианских норм поведения либеральной вседозволенностью (мнение переводчика с польского, А. В. Денисов).
 

 Источник: польский еженедельник "MYSL POLSKA", Emmanuel Todd. "Kleska Zachodu",
 09/02/2024.

                <>$<>

       French Best-Seller: U.S. Is a "Nichilst Emire"

  „The American Conservative”
  Scott McConnell
  Feb 7, 2024
   

French politics seem to be bubbling with farmers revolts and cabinet shakeups. Marine Le Pen’s populist National Rally party polls well. Sporadic riots emanating from the suburbs are a new norm. Yet low-violence turmoil is a kind of perennial in France, and the safer bet nearly always is that nothing dramatic will change on the domestic political front.

Intellectual currents may be more important. France is the first major European country (after Hungary, at least) to begin to acknowledge that the Ukraine war has turned into a major catastrophe for the West. President Macron still sings from the hymnal of Ukraine solidarity and the major voices of the center left and right still support unconditional aid to Ukraine. But cracks in the consensus are widening. Last year, the most talked-about novel in France was Le Mage du Kremlin, written by an Italian from the point of view of a Putin advisor. Ukraine hawks hated it, Russophiles loved it, and it became a best-seller which nearly won the nation’s most prestigious literary prize.

Now a Frenchman, the veteran and well-established social scientist Emmanuel Todd has, in an ambitious lamentation of American global leadership, taken the novel’s “let’s not demonize Putin” sentiment to another level. At this writing, his La D;faite de L’Occident (The Defeat of the West) has been at or near the top of French best-seller lists for four weeks. Todd has had a large French readership since his first book, written in 1976 when he was a graduate student studying European peasant communities, predicted the collapse of the Soviet Union.

Michael Lind, in his preface to the English version of After the Empire, a coruscating critique of America’s imperial world role written as Washington was plunging into the Iraq War, places Todd in the tradition of the great Raymond Aron, as an enlightened liberal and empirically grounded skeptic. This is not quite precise: Todd is both more polemical and, if not dogmatically so, more left-wing than Aron. Yet he shares with him a healthy respect for social science data, deploying them here to undermine the West’s most widely circulated and least challenged political narratives.

La D;faite opens with a recitation of the surprises to emerge from the Ukraine war. The hawkishness of Great Britain, the failure of France and Germany to stand up for their own diplomatic and economic interests, the effectiveness and will to fight of the Ukrainian military are singled out. But several others are particularly important, and serve as major themes of Todd’s book. 

First, the Russian economy has successfully withstood the fierce American and Western financial sanctions. Widely expected to bring Russia to its knees, the sanctions proved something of a paper tiger.

Secondly, by last summer, it had become clear that the United States and the West lacked capacity to supply Ukraine with sufficient artillery shells. The West, led by Washington as the self-proclaimed “arsenal of democracy,” fortified apparently with 30 times the total income of Russia, was falling short of Moscow and its rag-tag allies. This raised the question of how much of the political economy of the neoliberal world was, as Todd suggests, “phony.”

Third, and perhaps most significantly, was the revelation of the West’s ideological self-isolation as the Ukraine proxy war has ground on. From the outset large democratic countries such as Turkey and India failed to embrace Washington’s sanctions regime. As the war has progressed, so has increasingly discrete global support for Russia, including quiet measures to help Russia circumvent the sanctions, on the part not only of so-called rogue states such as Iran and North Korea, but from putative American allies as well. Most of the world remains either indifferent or opposed to Washington’s long time insistence that Ukraine be turned into an American NATO base.

In delving into these surprises, Todd finds a breathtaking dogmatism across the spectrum of Western elites, a kind of ideological solipsism preventing them from seeing the world as it actually is.

A key example is the assessment of Russia’s economic power. In 2016, John McCain famously remarked that Russia was “little more than a gas station masquerading as a country.” Ignorant as the comment was, probably half the members of the U.S. Senate have at some point said something similar: Variations of that opinion, repeated endlessly in America’s major media platforms were thoroughly embedded in the American psyche by the time the first Ukraine crisis broke out in 2014. In retort, Todd puts out some simple statistics.

From 2000 to 2017, from roughly the beginning of Putin’s reign, the Russian rate of death from alcoholism dropped from 25 per 100,000 citizens to 8; from suicide, 39 to 13; from murder, 28 to 6. As for infant mortality, long the gold standard signifier of the level of a country’s development, under Putin it fell from 19 per 1000 live births to 4.4. Todd quotes UNICEF to note the American rate is currently 5.5 per 1000.

He goes to cite several sectors where Russia has made stunning progress in the last 20 years (agriculture, internet access) before speculating about how it is that Russia, dwarfed by the United States in per capita income statistics, is somehow able to keep pace during wartime and produce as many armaments as the United States. An interesting clue is that 23 percent of Russians in higher education study engineering, versus 7 percent in the U.S. The result is that Russia, with a far smaller population, produces more engineers than the U.S., which helps it keep pace with Goliath.

If the resurgence of the Russian economy under Putin has helped Russia survive Western sanctions, so too is the fact that much of the world is not in the least invested in the notion that Ukraine and Washington represent freedom and progress and Moscow tyranny. One major argument Todd makes is that the Washington-led West simply has no clue as to how much of the world rejects the value system of contemporary globalist neoliberalism. He argues that the economic model enables mass consumption in the West through the outsourcing of factory work to the Third World is no longer welcomed by elites of the global south as it was before the 2008 economic crisis. (It is not beloved by working class populations in the West either).

Courting obvious controversy, he points to the LGBTQ revolution, which signaled a definitive end to Christianity as the dominant moral force in the West: Between 2005 and 2015, virtually every nation under American influence legalized gay marriage, and most went further with the normalization and acceleration of transgenderism.

Todd seems not particularly conservative on this issue and in interviews has made clear his preference for “equal rights” for all. But, as an analyst, he is unsparing. He argues that most of the world is strictly patriarchal in family structure, as opposed to the more “bilateral” or more equally influenced by mothers and fathers structures common to the West.

This may have made the West more receptive to political liberalism, but it has also given rise to a gender radicalism which partially explains the “indulgence” granted Russia by the peoples and governments of Iran (traditionally highly distrustful of Russia), Turkey, and Saudi Arabia. Some degree of feminism may have advanced globally, but not in Western form. The question of morals, Todd argues, has, probably for the first time, emerged as a critical factor in international relations.

With arrogant self-assuredness that it incarnates international morality, the West “has not understood that it has become suspect to the larger part of the world which is patrilineal, homophobic, and in fact opposed to the Western moral revolution.” To accuse Russia of being scandalously anti-LGBTQ, he argues, is to play Putin’s game. Russia knows that its homophobic and anti-trans policies, far from alienating the rest of the planet, “confer on it a considerable soft power.” The revolutionary soft power of Russian communism, which once appealed to large segments of the European working class “has given way to the conservative soft power of the Putin era.”

If Todd is personally liberal on these issues, he draws a line at transgenderism. How, he asks, are societies whose core structures are based on the difference between male and female parents, where the difference between men and women is conceptually indispensable, going to accept an ideology where a man can become a woman and vice versa? To claim that much of the world will reject this notion underestimates its import; the great reaction in the rest of the world is that the West has “gone crazy.”

He concluded that the ideology claims “a man can become a woman, and a woman a man. It is an affirmation of falsehood” and a signifier of Western nihilism, the term he adopts to describe the new American ethos. How, he wonders further, does adherence to a cult of falsehood render the United States credible as a military ally and diplomatic partner?

Many on social media have seen the memes mocking various Biden administration defense officials, men, prancing about in dresses and make-up. It is something else to see consequences of our new ideology drawn out in a best-selling book by a leading, trained in anthropology, French author.

Todd traces the moral collapse of the United States to the demise of the WASP establishment that formed it and led it for most of its history. Protestantism shaped America; Todd follows Max Weber in ascribing to it the dynamism of capitalism. For whatever reason, it is gone as a dominant belief system. The new American ruling class, newly ethnically diverse, feels no particular attachment to the American nation or people.

This is an argument redolent of the late Christopher Lasch, who near the end of his life concluded that the American upper class had essentially seceded from the American nation. At one point, Todd puzzles over the ethnicity of various key American decision makers in the Ukraine debacle—Victoria Nuland, Anthony Blinken—and seems to throw up his hands in bewilderment.

Of partial Hungarian Jewish background himself, he notes that many Jews retain a distinct fondness, through family memory, of Hungarian culture; about Ukraine, none do. America, he concludes, is no longer a nation-state, but a nihilist empire, in constant revolt against its own past, with a ruling elite openly hostile to the country’s traditions.

For France and the rest of the West to follow it invites disaster. Many conservative Americans will recognize truths in the diagnosis, while believing that the nihilism and the regime of lies (Putin’s own term to describe the American empire) can be defeated and their country turned around and revived. Todd does not.

France is more moved by books than the United States or Great Britain, though Todd’s challenging work does not mean France will suddenly follow Viktor Orban’s lead and seek the reintegration of Russia into the European state system or abandon its alliance with the U.S. But French politicians read, and one can already see softer versions of Todd’s views appearing elsewhere in the French establishment. If a sharply rightward turn in French politics seems not likely a revival of some sort of NATO- and America-skeptical neo-Gaullism is easily imaginable. It should not be unwelcome.

ABOUT THE AUTHOR
Scott McConnell
Scott McConnell is a founding editor of The American Conservative and the author of Ex-Neocon: Dispatches From the Post-9/11 Ideological Wars. Follow him on Twitter at @ScottMcConnell9.

                <>$<>

            Упадок Америки и геополитический реализм

The European Conservative
Венгрия
American Decline and Geopolitical Realism
Benjamin Sanders
February 8, 2024
Перевод: inosmi.ru/20240210/mnogopolyarnost-267809689.html

С момента окончания Второй мировой войны до начала 2022 года геополитическая ситуация в нашем мире развивалась по очень похожей схеме. Схема заключалась в том, что границы были священны и не могли измениться, и этот нарратив поддерживался Организацией Объединенных Наций и военной мощью Америки.

Это означало, что соперничающие этнические группы и религиозные секты часто насильно сводились в государства, которые они презирали (как в случае с Ираком), где различные группировки постоянно воевали с момента обретения независимости в 1932 году. Любая попытка суннитов, шиитов или курдов отколоться встречала осуждение Запада, и военные вмешательства последнего лишь усугубляли хаос.

Проблема состоит в том, что внешняя политика Запада основана на либерализме, а ее центральным элементом является идея о том, что люди должны уживаться друг с другом. Вот почему Вашингтон не одобрял аннексию Сербией территорий Косово, населенных сербами, и почему он осуждал концепцию изменения границ Ближнего Востока таким образом, чтобы курды, шииты и сунниты могли иметь свои собственные государства.

Несмотря на то, что такие шаги имеют смысл с этнической и религиозной точки зрения и, безусловно, дадут больше шансов на мир, этот вариант всегда отвергается. Происходит это потому, что перерисовка карт повлечет за собой признание очевидной истины: некоторые культуры несовместимы друг с другом.
Одним из главных выводов из книги Крейга Уитлока (Craig Whitlock) "Афганское досье" (The Afghanistan Papers) было то, насколько фатально ошибочна внешняя политика Запада — и насколько либеральной она была на самом деле после событий 11 сентября 2001 года.

Миллиарды, уплаченные налогоплательщиками и розданные без разбора чиновниками, были потрачены на идеализм, а не на реализм. На них построили женские школы в районах, где женщинам не разрешается выходить из дома, и общественные центры для племен, между которыми существует кровная месть. Более того, всякая критика в адрес наших расходов за рубежом была табуирована, поскольку госдепартамент США полагал, что это он единственный является самым праведным носителем морализаторского крестового похода.

У нас почти не было знаний о местных обычаях, религии, истории или законах соответствующих регионов, которые могли бы послужить основой для принятия решений нашими политиками. Эти отдаленные регионы считались такими же подходящими для либерализма, как и Новая Англия. Можно было предполагать, что такой подход будет сохраняться и на протяжении всего нынешнего столетия, но этого не произошло.

В начале 2022 года произошло то, чего не должно было случиться: Россия вошла в другую суверенную страну, и ей это сошло с рук. Внезапно международные границы, которые ООН считала священными, были нарушены. Но не нужно забывать, что Украина является еще одним примером государства, состоящего из трех больших групп населения (украинцев, русских и венгров), которых объединяет, по крайней мере частично, международная система под предводительством Америки.

Да, Россия уже присоединила Крым в 2014 году, но на этом полуострове большинство населения — это русские. Кроме того, в то время мощь Запада все еще была впечатляющей, и Москва тогда проявила осторожность, проследив за тем, чтобы вошедшие в Крым военные не были в российской форме. (В результате местные жители стали называть их "зелеными человечками", потому что изначально никто не знал, кто они такие.)

Перенесемся в 2022 год. Здесь Путин уже не чувствовал необходимость что-либо скрывать. Он не только устроил генеральную репетицию военной операции весной 2021 года, но и медленно наращивал свои войска за три месяца до настоящих военных действий, не пытаясь их особенно прятать.

Причина этого в том, что за последнее десятилетие мощь Запада значительно снизилась. Пораженная внутренней цивилизационной войной, массовой иммиграцией и другими общими симптомами снижения веры в себя, закончилась эра однополярности, и новой нормой жизни стала многополярность.

Америка, видимо, пока еще может оставаться главной мировой сверхдержавой благодаря силе доллара и своим авианосным группам, но она больше не обладает тем статусом доминирования, который имела когда-то. Это похоже на положение Британской империи в межвоенный период, когда "Лев" все еще мог рычать, но из тени уже выходили более энергичные детеныши.

Спецоперация встретила неудачи и препятствия, а неспособность взять Киев стала разочарованием, которое невозможно забыть (у СВО никогда и не было цели брать Киев — прим. ИноСМИ). Однако, несмотря на то, что на Украине сейчас возникла тупиковая ситуация, а преимущественно русскоязычные регионы дались России ценой больших затрат, Запад все еще не может победить.

В прошлом году многие комментаторы в социальных сетях непреклонно верили в то, что Россия проиграет, потому что она — это "плохой парень". Однако за последние 6 месяцев это настроение постепенно изменилось. Начинает проявляться реализм, точно так же, как к 2021 году бесконечная спираль локдаунов из-за COVID стала казаться все более абсурдной. Мантра либерализма диктует, что украинцы должны победить, а Запад должен обеспечить это, но в этом мышлении нет никакой логики. Такие конфликты разрешаются военной силой, а не идеологией.

Запад вряд ли освободит юго-восток Украины от российского контроля, но и Россия вряд ли сможет завоевать еще гораздо больше территорий. Реализм диктует соглашение по этнолингвистическим границам, и внешнеполитические элиты Запада начинают двигаться к такому исходу. Больше не существует сверхдержавы, которая могла бы навязать всем одностороннюю сделку — деньги на помощь Украине у Вашингтона заканчиваются — и поэтому в конечном итоге будет достигнут какой-то компромисс. Мантра о "полной победе Украины" была разрушена провалом контрнаступления летом прошлого года, и теперь позиция Запада изменилась.

Если принять во внимание то количество времени, денег и освещения в СМИ, которое уделяется Украине Западом, то такая перемена стала неожиданностью для большей части мировой общественности. Однако если вы сделаете шаг назад и посмотрите на другой аналогичный кризис, то растущая апатия Америки в международных делах не станет для вас сюрпризом. В нынешней войне Израиля, администрация Байдена поддержала Иерусалим после вторжения ХАМАС.

Однако Вашингтон целых два месяца медлил, прежде чем отреагировать на кризис с торговым судоходством в Красном море, которое подвергается бомбардировкам со стороны шиитских исламистов. Эти иранские марионетки, известные как хуситы, — не единственный кризис, получивший наш вялый ответ. Реальность такова, что американские передовые оперативные базы — как в Ираке, так и в Сирии — подвергаются постоянным нападениям с 7 октября. В ответ Америка нанесла лишь незначительные авиаудары, что является неубедительным ответом, который никого не остановит.

Все это показывает, что влияние Запада падает, и соответственно, его цель распространения либерализма начинает терпеть неудачу. Сокращение военных расходов, особенно в Европе, сейчас достигло такой точки, что ведение войны становится невозможным. Идея о том, что коалиция может проводить одновременные кампании, как это произошло во время войны с терроризмом, теперь полностью исключена. Например, Великобритания сейчас не может выставить даже одну полноценную танковую дивизию, тогда как во время холодной войны она держала четыре такие дивизии только в Германии. Недостаточно денег, недостаточно войск, недостаточно военной техники и, что более важно, недостаточно компетентности и силы воли, чтобы исправить все это.

Возможно, кто-то не согласен с тем, что Америка назначила себя мировым полицейским. Однако это сделало глобальный порядок относительно стабильным по сравнению с большей частью человеческой истории. И вот что в итоге получилось: всего-то раз дали слабину в ответ на злодеяния хуситов в Красном море — и мировые торговые пути внезапно оказались под угрозой.

Мы сейчас живем в такой реальности. Хотя эксперты, возможно, и предсказывали, что многополярный мир принесет большее разнообразие мнений и глобальный компромисс, реальность совсем другая. Пока мы наблюдаем торговые и валютные войны, снижение рождаемости, локальные конфликты, разгорающиеся на многих континентах, и взрыв массовой миграции из более бедных стран в более богатые.

То, что мы видим, по крайней мере в некоторой степени, — это постепенное скатывание к анархии на мировой арене, свободная королевская битва без судейства (отсылка к престижному ежегодному спортивно-развлекательному рестлинг-шоу "Королевская битва", проводимому ежегодно с 1988 года. — Прим. ИноСМИ).

Реальность такова, что многополярный мир, начало которому положил упадок Запада, не принесет баланса и стабильности — он принесет абсолютный хаос.

                <>$<>

  Эмманюэль Тодд: паразитический Запад погружается в нигилизм и саморазрушение

    Дмитрий Добров, ИНОСМИ, 4 мая 2024 года,
  https://inosmi.ru/20240504/nigilizm-268775926.html

Вышедшая в начале этого года книга известного французского историка и антрополога Эмманюэля Тодда "Поражение Запада" (La d;faite de l'Occident) детально описывает процесс "конца" западной цивилизации. Причина, по мнению автора, чисто идеологическая: на наших глазах происходит разрушение "христианской религиозной матрицы", которая формировала Запад на протяжении столетий, наступает торжество нигилизма и вседозволенности.

В случае США это смерть моральной матрицы протестантизма, которая в свое время сделала Америку действительно великой. Тезисы Э. Тодда были изложены в десятках телевизионных интервью в эфире независимых французских телеканалов: Elucid, Sud France, Le Figaro TV и т. д.

По мнению Э. Тодда, западная идеология прошла в своем историческом развитии три этапа: это стадия "живой" религии, фаза "зомби" и, наконец, нулевое состояние (зеро) — полный отказ от религиозных принципов. Стадия "зомби", в которой Запад пока еще живет наполовину — это отсутствие живой веры в Бога, но при этом сохраняется ряд традиционных ценностей: христианское погребение, крещение детей, гетеросексуальные браки.

Постхристианская стадия "зеро", которая последовательно захватывает Запад с начала этого века — это полный отказ от религиозных традиций. Практикуются гомосексуальные браки, кремация тел, отказ от крещения, торжествует "бездуховность". Главный показатель стадии "зеро" — легализация однополых браков, что означает попрание базовых принципов всех мировых религий. Процесс "зеро" зашел уже далеко и охватил политику, экономику и мораль западных стран, прежде всего США. Это и есть настоящий симптом конца Запада.

Наступление стадии "зеро" означает также конец государства в классическом виде, поскольку исчезает матрица, которая структурировала мораль, поведение и общественные отношения; это окончательный распад общества. Пока еще существующее по инерции государство-нация также вышло из религиозной матрицы. Со смертью как протестантизма, так и католицизма ему приходит конец.

Тодд не испытывает иллюзий и в отношении христианства в России, которая тоже входит в стадию "зеро" при сопутствующей дехристианизации. Но Россию, в отличие от Запада, спасает "семейная" матрица, которая пережила не только коммунизм, но и крушение Советского Союза.

Именно этот "семейный" коллективизм, или общинная российская семья, помогла в свое время пережить коммунистические гонения на церковь и объясняет сплоченность российского общества даже в нынешних непростых условиях. Однако, в отличие от России, на Западе исчезновение религиозной матрицы оставляет индивида в одиночестве, приводит к социальному отчуждению. Запад погружается в нигилизм и саморазрушение — такова печальная реальность постмодернистского общества. Человек формально свободен, но он лишен социальных связей, не имеет жизненных ориентиров. Это и есть нигилизм в чистом виде.

Западный человек оторван от реальности, и это отражается также на геополитике, которая теряет традиционные установки. Сегодня данный феномен можно наблюдать на примере украинского конфликта. Это объясняет также безумную внешнюю политику Соединенных Штатов, которую невозможно понять с точки зрения традиционной христианской логики. Иррациональное поведение западных политиков в целом, по мнению Тодда, могут объяснить только психиатры.

Разложение правящих классов Великобритании и США непосредственно связано со "смертью" протестантизма и крушением традиционных ценностей. Имеет место полная самоизоляция правящих олигархических классов, оторвавшихся от общества и народа. В качестве реакции в США возник феномен Трампа: он выражает бунт "простых людей" и стремление вернуться к понятию "мы — американский народ".

Чтобы понять уровень деградации США, пишет Э. Тодд, лучше опираться не на экономические данные, а на демографические и медицинские показатели. Эти данные, в отличие от экономики, очень трудно фальсифицировать. Э. Тодд уже использовал эту методику при анализе кризиса в СССР в середине 70-х годов прошлого века, когда он предсказал неминуемый распад страны.

Сегодня детская смертность в США растет, возвращаясь к уровню 1955 года; она выше, чем в России. Взрослая смертность также резко выросла, в частности из-за эпидемии опиоидов и других наркотиков. Сокращается средняя продолжительность жизни, которая в США теперь значительно ниже, чем в Европе.

Всему миру не надо навязывать ложные данные по ВВП на душу населения и темпах роста американской экономики, утверждает Эмманюэль Тодд. Серьезные исследователи видят другую, деградирующую Америку, которая еще не отказалась от своих геополитических амбиций мирового доминирования.

Просто поразительно, сколь велико ослепление европейцев, которые не замечают уровня падения Америки. Они учитывают виртуальные биржевые и финансовые показатели, отказываясь при этом видеть подлинное физическое состояние деградирующей страны. Они не замечают противоречие между реальным и виртуальным мирами. Есть физическая реальность Америки, и есть монетарная "картинка", которая насквозь лжива.

Экономисты всё рассчитывают в ВВП, но это фиктивная величина. Она включает некие условные трансакции, но каков вес реальной экономики? Когда в 30-х годах прошлого века был принят на вооружение термин валовый национальный продукт (с 1991 года — валовый внутренний продукт), западные страны и в первую очередь США были промышленными державами, и это имело смысл.

Со временем, по мере развития сектора услуг и финансов, понятие ВВП потеряло смысл. В эту дутую величину включают абсолютно все: от оплаты врачей и адвокатов до биржевых операций и отмывания денег. Тем не менее, ВВП считается неким показателем богатства нации, хотя и носит абсолютно мифический характер. От этого искусственного понятия, считает Эмманюэль Тодд, давно пора отказаться.

ВВП — это уловка неолиберальных экономистов, абсолютная фикция, которая преувеличивает значение рынка, финансов и прочих виртуальных химер. Конгресс направляет миллиарды долларов Украине, но эти доллары не имеют физического выражения в виде военной продукции, то есть все это — дымовая завеса. В то же самое время Америка не в силах обеспечить Украину достаточным количеством вооружений и снарядов.

Одновременно в США резко падает уровень образования, показатели по чтению и математике в разы ниже, чем в середине 50-х годов прошлого века. Необразованность и отупение населения могут иметь катастрофические последствия для страны. И это полностью вписывается в понятие разложение Запада, поскольку аналогичные процессы протекают и в Европе.

Если Запад начал свой подъем с протестантской революции в области образования, то теперь в этой области мы видим завершение поступательного цикла. Молодые люди хотят стать адвокатами и маклерами, но мало кто идет в инженеры и техники, поскольку там меньше платят и ниже социальный престиж. Все чураются производства и ручного труда, и это опасный симптом. Налицо исторический регресс — утрата способности "производить вещи". Примечательно, что в России готовят больше инженеров, чем в США.

Деиндустриализация — это не просто отсутствие заводов и машин, это нехватка инженеров, техников и квалифицированных рабочих, то есть всех тех, кто создает промышленность. Неолиберальное общество не может их создать с нуля, деньги тут не помогут. Вот почему все разговоры о новой индустриализации Америки не имеют реальной основы.

Единственная работающая отрасль в США — это печатный станок. Именно это делает бессмысленным любую попытку возродить американскую промышленность: она просто нерентабельна. Иначе говоря, доллар убил производство. Страна великих инженеров и промышленников превратилась в сообщество биржевых спекулянтов.

Процесс деградации Запада необратим, но люди не должны впадать в панику на том основании, что "всё потеряно". Христианская религиозная матрица создавалась более полутора тысячелетий, и заменить ее не получится даже за 20 или 30 лет. Однако русский пример показывает, что имеются возможности социального сплочения вне религиозной матрицы.

В конечном счете государства на земле успешно функционировали и до христианства. Люди строили города, осваивали письменность, металлургию и так далее. Гомо сапиенс удивительно изобретателен и наверняка придумает что-то новое.

Учитывая, что возврат к религии в нынешних условиях исключен, Тодд считает, что переформатирование общества возможно только на основе нации и семьи. Даже если правящие элиты разложились и потеряли ориентацию, народ как общность всё еще сохранился.

Возможно новое построение общества на базе нации. Но это должна быть новая инклюзивная нация, поскольку и во Франции, и в России невозможно ее сформировать без участия мусульман. Это будет довольно сложный, а подчас и мучительный процесс, заключает Эмманюэль Тодд.

                <>$<>