Глава 32. Последняя. Человеческая любовь

День спустя…

- Спасибо ещё раз. Неоценимо то, что Вы сделали. Жаль, мы не можем ничем отблагодарить взамен, - учтиво сказала Хистория, благостным взглядом взирая на Василиска, выглядевшего гораздо лучше и немного бодрее, нежели вчера.
С тенью грусти в глазах он внимательно посмотрел на девушку и Райнера, стоявшего плечом к плечу с ней, и остановив взгляд на нём, ответил:

- Единственное, что Вы можете сделать для меня – это молчать обо всём, что произошло. Думаю, не стоит напоминать о заклятии…

- Да, я помню. Нем, как могила, - перебил его гильдиец, на что Эдмон с мягкой улыбкой кивнул поддакивая. Недолго глядя на тех двоих, словно пытаясь запечатлеть их в памяти, он тихо сказал:

- Пожалуй, мне пора. Желаю вам счастья. Прощайте.

- Всех благ тебе, Василиск, - ответил Райнер, глядя на то, как Эдмон в знак признательности чуть склонил голову и, уходя всё дальше, вскоре взялся за край своей накидки, чтобы после, обернувшись вокруг своей оси, превратиться в ястреба.
Легко взмахнув размашистыми крыльями, он поднялся над землёй и полетел в свой замок, оставив после себя вихрь из земляной пыли, едва донёсшийся до гильдийцев, молчаливо провожающих его глазами, пока он, видимый всё меньше, вовсе не исчез вдали.
Оставшись наедине с Райнером, Хистория едва смутилась, ненароком вспомнив их последний разговор перед тем, как она покинула его из-за действия магии Имир. И всё же, переборов смятение, искоса наблюдая за юношей, пока он в задумчивости глядит в пустоту, произнесла:

- Я не смогу служить в гильдии, после всего, что случилось. Хотя, я решила это ещё тогда, в Menschliche Liebe. Кажется, я люблю ещё сильнее, - последние слова не сразу, но всё-таки привлекли внимание Райнера к девушке, что таинственно глядя на её покрасневшее лицо, он коротко спросил, с ноткой иронии в голосе:

- И кого же, позволь спросить? – нарочно хмуря брови, он едва сдерживал ухмылку, как Хистория, поражённая такой возмутительной недогадливостью, толкнула его рукой в предплечье. Сорвавшись на смех, он неожиданно схватил её за руку и силой притянул к себе, чтобы заключить в свои объятия. Подняв Райс над землёй, он крепко обнял её и, с блаженным лицом сомкнув веки, уткнулся носом в её шею. Осмелевшая от ласки юноши, Хистория отринула едва и, несколько секунд глядя глаза в глаза, обратила взор на его губы, что пророчило необратимое желание вкусить их, однако Райнер вовремя остановил её серьёзным тоном:

- Давай сначала поженимся. Я сам едва сдерживаюсь. Если сорвусь, боюсь, только этим не ограничится, - пристально глядя, он заметил, как она ухмыльнулась дразнящей улыбкой и вновь прижалась к нему, ничего не ответив.



Графство Hundetreue. Гильдия миротворцев. Четыре месяца спустя.

Свадьба Хистории и Райнера была весьма скромной и простой, в присутствии сослуживцев и главнокомандующих. Благо закон о праве первой брачной ночи был отменён королём Эрвином ещё несколько лет назад, что гильдийцам не пришлось справлять свадьбу ночью в тайне, во избежание крайне нежелательного визита местного феодала.
Уже в середине празднества молодожёны отправились в свой небольшой дом на окраине селения, подаренный им собравшими деньги сообща служителями гильдии.

Оседлав своих лошадей, они поспешили уединиться, что лишь один человек, самый трезвый из всех вышел во двор, глядя на то, как они отдаляются, исчезая в вечернем сумраке.
В день, когда Райнер пришёл к нему, чтобы объявить о намерении взять Хисторию в жёны, капрал успокоился, в глубине души будто зная, что так оно и произойдёт однажды.
Он, несомненно, заметил, сколь сильно переменилась Райс после возвращения из длительного путешествия. Она уже не смотрела на него глазами так называемой безответной любви. Всё её внимание с того дня было посвящено лишь одному человеку, что не на шутку удивляло Аккермана. Для него осталось загадкой, что могло вызвать столько перемен в одном человеке.
Браун, уверенный в себе ещё более, добившийся расположения Хистории, о котором раньше мог лишь мечтать, парил над землёй, ожидая дня, когда сможет назвать её своей женой. Но даже эту, с первого взгляда, непорочную искренность и открытость изредка, то и дело, очернял глубоко задумчивый взгляд, скрывающий нечто ужасное, произошедшее за пределами графства и особо – осведомлённости Леви.


Пропустив Хисторию в хижину, Райнер закрыл дверь изнутри на засов и неспешно обернулся – она стояла поодаль, в светлом льняном платье, со свадебным венком на голове, в свете зажженной лампады, и смотрела на него. Слегка охмелевшая от вина и счастья, она не испытывала волнения, а потому, не теряя ни минуты напрасно, протянула свои руки Райнеру, сказав томно:

- Иди же ко мне, - взволнованно дыша, юноша незамедлительно приблизился к ней и, обняв за талию, одной рукой аккуратно взяв за шею, прильнул к устам девушки, разжигая всё больше огонь желания, вспыхнувший в нём с ощущением её тела сквозь платье.
Чувствуя пьянящий аромат её кожи, Райнер не выдержал и принялся раздеваться, чем вынудил Хисторию последовать его примеру. Поспешно сняв с себя практически всю одежду, оставаясь в штанах, он пронаблюдал, как она замерла, взявшись за подол сорочки, не решаясь оголиться первой.
Не сдержав улыбки, юноша взял её за руку и, маневренно подведя к кровати, сел вместе с ней на край. Приблизившись лицом к лицу, он вновь коснулся её губ своими и, повалив на спину, принялся ласкать её тело сквозь тонкую ткань сорочки горячими пальцами, мягко сжимая грудь, опускаясь ниже к животу и цепко хватая за ягодицу.
Довольно раскрепостившийся, он отринул, чтобы стянуть с себя последнюю одежду, что этот подвиг и вид обнажённого мужского тела, как и ласки, которыми он одарил Хисторию секундами ранее, помогли ей осмелиться раздеться.
Поначалу пытавшаяся закрыть себя руками, она пронаблюдала, как Райнер приблизился к ней и, опустившись рядом, глядя в глаза, прежде насладившийся открытой ему красотой, начал жадно целовать в губы. Он едва касался её своим телом, что малейшее соприкосновение усугубляло в нём жажду заполучить больше, нежели Райс позволяла. Чувствуя, как она дрожит, он не перестал до тех пор, пока не ощутил её мокрые ладони на своей спине.
Возбуждённое тело побудило Хисторию сдаться во власть Райнера и позволить ему оказаться меж её ног, с замиранием души ожидая того момента, как он вскоре соединится с ней.



Графство Орлиная Свобода. Четырнадцать лет спустя.

- Хистория, Райнер, друзья мои, как я рад! Фалько, мой сокол! Ты очень вырос. Настоящий красавец, как и твой отец. Мелания просто чудо! - сердечно поприветствовал только что приехавших гостей Август Фишер, на мгновение прижав к себе юнца, после чего забрал у Райс её белокурую четырёхлетнюю дочь с длинной косой за спиной почти во весь рост девочки.

- Что я вижу? Неужели…? – с нескрываемым ребяческим удивлением воскликнул маг, пропустив сквозь пальцы волосы Мелании. Согласно кивнув, Хистория в улыбке ответила:

- Я сама была удивлена не меньше твоего. Кстати, волосы растут очень быстро. Она уже один раз вылечила ногу Фалько, когда тот упал, бегая с местными мальчишками сломя голову. Он сел на крыльцо дома, чуть не рыдая от боли, а она подошла к нему, чтобы пожалеть и положила свои ладошки на ссадину. Минута - и от неё не осталось следа. До сих пор не верится, что у нас родился маг, - усмехнулась Хистория, переглянувшись с улыбающимся Райнером.

- Моя сладкая девочка, - проговорил Фишер, поцеловав Меланию в нежную щёчку, с неистовством любуясь смущённым ребёнком.

- Между прочим, можете меня поздравить! Мы с моей ненаглядной женой ожидаем второго ребёнка. Узнали на днях. Идёмте скорее внутрь, - произнёс он, следуя к главным дверям замка, не желая выпускать из рук прелестное дитя.

- Да кстати, почему семья не с тобой? – поинтересовался Райнер, следуя за хозяином поместья, прежде пропустив жену и сына вперёд.

- Скоро должны приехать. Решили навестить бабушку с дедом. Можно я удочерю её? Что за Рапунцель? Почему вы её так не назвали? – крепко держа в руках девочку, с серьёзным видом пошутил Фишер, чем насмешил гостей и вызвал ироничный отказ у Хистории в опекунстве Мелании.



Графство Menschliche Liebe.

В искусно сделанной карете, запряжённой восьмёркой вороных лошадей, неспешно передвигающейся по широкой ровной дороге вдоль хвойного леса, сидела молодая женщина с грудным младенцем на руках, спящим в синем одеяльце.
Рядом с ней, и напротив, сидели пять её дочерей-погодок, двое старших из которых держали двух, помладше, на коленях.
Последнюю, самую маленькую, семи лет отроду, вёз на себе Эдмон Женевье.
Весь путь глядя в окно, изредка делясь с женой впечатлениями об уходящем дне, он то и дело целовал в макушку дочь, у которой, в отличие от сестёр с длинными локонами, оформленными в красивые причёски с дорогими украшениями, были коротко остриженные, чёрные как смоль, волосы...