Сочи, глава 3

Глава 3   
   Дорога во вторую половину отпуска доставила удовольствие. Но не было того восторга детских воспоминаний о поездках в горах, когда машина петляла по бесконечным поворотам, которые могли возникнуть совершенно неожиданно, и сердце замирало от вида бездонного обрыва, вдруг мелькнувшего сбоку. Прекрасная дорога и приближающиеся горы, укрытые снегом, доставили необыкновенное наслаждение, и она ещё раз порадовалась, что так распорядилась отпуском. Дом на вершине горы, с витражными окнами, показался сказочным продолжением природы - белые стены сливались со снегом за окном, а зелёные занавеси были в цвет сосен на склоне, полосатая бело-зелёная скатерть на столе и такая же обивка стульев и кресел, не давали забыть о цветах зимы.  В доме было тепло, а сложенные у  камина дрова обещали сказочный вечер. Она вышла на балкон и увидела шезлонг, покрытый большим толстым пледом. Примерила костюм и ботинки, но не решилась на сегодняшний спуск, ибо надо ещё привыкнуть к горам, и отправилась на прогулку. Солнце просвечивало сквозь бело-зелёное кружево веток, снег лежал на еловых лапах и они, торжественные и  нарядно-белые, теснились под соснами, а на ветках высоких сосен сухой снег не задерживался, и они стояли в своих привычных тёмно-зелёных одеждах, укутанные внизу белоснежными юбками елей, в таких причудливых нарядах дизайнера-природы. Вечером разложила на столике листы с докладом, который попросила распечатать в сервисной службе. Всё было знакомо и можно бы не волноваться, но в программе значилось и участие в дискуссии, которые требовали иногда нервного напряжения, что совсем не входило в её отпускные планы. Просмотрев ещё раз программу, она решила, что после доклада сразу же уйдёт, предупредив организаторов о какой-нибудь неожиданно возникшей надобности покинуть их. Выйдя перед сном на балкон полюбоваться на звёздное небо и огромную луну, удивилась, что снег ночью стал голубым. Такого снега она не помнила, хотя в детстве они ночью не гуляли, а сидели дома. Где-то недалеко под громкую музыку веселилась молодёжь, и вдруг стало грустно от мысли, что отдых в горах - для молодых, полных сил людей, которые могут веселиться ночью, а потом весь день гонять на лыжах. Можно всё - в своё время и на своём месте. Можно плавать в бассейне, а можно в бушующем от шторма море. Можно гулять по снежным дорожкам, а можно мчаться на лыжах по склону. Только  в жизни пути назад нет, как на дороге с односторонним движением.                В ночном сне она ехала в машине в горах по серпантину вверх, под завывание мотора, который, казалось, вот-вот заглохнет на этом затяжном подъёме, и от звука начала болеть голова, но на вершине мотор заглох, и  машина полетела вниз, и тормоза не держали на заснеженной трассе, но было совсем не страшно. Она попыталась утром поразмышлять о том, что означает этот сон, но это уже было в прошлом, это было ночью, а солнце и белоснежные горы были рядом, они ждали её. Вчерашнее благоразумное решение кататься сначала в лягушатнике, было отменено, и она отправилась на синюю трассу. Стоя на вершине, сжимая палки и не решаясь оттолкнуться, она вдруг вспомнила глаза родителей из ночного сна – встревоженные и испуганные. Что случилось, куда подевалась смелость и решительность? ”Глупости, ты лучше вспомни, как катались в детстве с гор, где не было подготовленных трасс, когда не было опыта и умения, только смелость и ощущение предстоящего восторга. Вперёд!” Эти мысли расслабили мышцы, скованные страхом, и она полетела по трассе, набирая скорость, рассчитывая свои силы. Сбоку мелькали, постепенно ускоряясь, стволы деревьев, стало страшно, когда они слились в одну тёмную стену, и она попыталась снизить скорость, но тело перестало слушать её команды, и она уходила от столкновения с другими лыжниками, покоряясь инстинкту сохранения, проснувшегося в ней  и управляющего её телом. Спуск закончился удачно, что, однако, не принесло ей удовлетворения, как и тогда, когда ей помогли выбраться из шторма. Физические затраты сожгли мысли, или та невидимая энергия, управляющая возможностями тела, иссякла на мгновение, и ей тоже надо было как-то восстановиться. Тогда, выброшенная на берег штормом, она поняла, что можно жить без мыслей в голове. Теперь у неё не было не только мыслей, но и чувств. Она не ощущала своё тело, и вот это и было настоящим опустошением. Но вскоре начали дрожать ноги, потом она поняла, что сжимает ставшие уже ненужными палки и разжала онемевшие пальцы. Она ждала, что дрожь охватит всё тело, но ноги перестали дрожать, запульсировала кровь в кончиках пальцев, стало жарко в перчатках. Бросив лыжи и палки, она отошла в сторону, легла на снег, закрыла глаза и  вдруг ощутила блаженство, доселе никогда не испытанное. Солнце слепило глаза, она спустила со лба очки и смотрела в такое необычного цвета небо и думала, понравилось бы оно ей, если бы всегда было таким сиреневым. Рядом затормозили, на лицо посыпался снег, и её спросили, нужна ли  помощь.
-Нет,- ответила она,- если только поможете взлететь в это небо.
-О, пока нам тут хорошо, - засмеялись в ответ.
И ей было хорошо, хорошо как в детстве, но там, в далёком прошлом, во всех эмоциях преодоления и покорения отсутствовал страх. Опыт жизни маленького человека был таким же маленьким, и  тогда это дарило свободу поступков, от которых не ожидаешь печальных последствий рискованных затей. Но теперь он был, он таился в укромных местах сознания и отравлял своим присутствием всю безмятежность даже сейчас, когда всё было позади, когда наслаждение собой, своим послушным телом, своим умением и расчётом было велико, и казалось, что больше ничего и нет внутри тебя. Она поднялась и пошла по дороге, надеясь, что вскоре появится возможность погрузить лыжи и себя на какое-нибудь тягловое средство. И это средство появилось навстречу ей в виде саней и замечательной каурой лошадки. Она подняла руку, возница остановился и сказал, что он едет по заказу и не сможет ей помочь. Она огорчилась, что придётся тащить лыжи на себе до дома, но медленный и размеренный шаг по хрустящему снегу словно вернул силы, и когда она дошла до порога, возникло желание вернуться обратно и вновь пролететь, но уже не с ужасом, а с наслаждением и уверенностью в себе. Она не стала переодеваться, только поменяла обувь и отправилась на веранду ресторана, которую приметила вчера.
-Что будет заказывать, мадам?
-У вас вчера был замечательный запах шашлыка.
-О, запахи в нашем меню отсутствуют, сударыня. Может что-то материальное?
-Конечно,- рассмеялась она,- тогда шашлык с запахом и вино к нему.
-У нас сегодня мясо молодого барашка.
-А вчера какой был?
-Не очень юный, а вино какое предпочитаете?
-Что есть из отечественных виноделен?
-К вам подойдёт сомелье и расскажет.
-О, какой сервис.
-Местные шато продвигают свою продукцию. Сегодня много нового, вам повезло, что пришли рано, некоторые представлены в одном экземпляре.
-Спасибо.
Еда, вино, снег, солнце, согревающее своими лучами, такими смелыми и яркими в горах, совсем расслабили её, и она сидела без мыслей, и удивлялась, почему не мёрзнут руки, и даже захотелось снять куртку. Опустив руку вниз за упавшей салфеткой, она почувствовала тепло от пола. “ Интересно, а на моей веранде тоже можно включить тёплые полы? Проверю”. Но не проверила, ибо добравшись до дома, сил хватило только на то, чтобы раздеться и уже с закрытыми глазами, добраться до кровати. Разбудил  телефонный звонок. Она решила не отвечать, ибо номер был незнаком, но звонили настойчиво. Организаторы интересовались, почему  её не было в списках гостиницы и как её найти. Ответив, она подумала, что очень часто звонок, на который не хочется отвечать, бывает с хорошими новостями. За ней заедут и привезут обратно, её выступление будет первым. Отлично, день не будет разорван – сначала работа, потом отдых. Погода изменилась, пока она спала. За окнами валил снег. Он падал огромными хлопьями, медленно опускаясь на землю, и захотелось подставить лицо их нежным прикосновениям. Одевшись и взяв плед, она вышла на балкон, подвинула шезлонг к ограждению и легла так, чтобы снег падал на лицо. Но ветра не было, и на  балкон совсем не залетал снег, и она пошла на улицу, где в наступающей темноте ещё можно было увидеть запорошённые следы на дороге. Постепенно хлопья снега сменились мелкими снежинками, появился ветер, иногда затихающий и вдруг проявляющийся резкими порывами. Она шла, закрыв глаза, подставляла лицо ветру и радуясь колючим прикосновениям. Зашумели ветви елей и сосен, и эти звуки принесли неясную тревогу в душу, стало неуютно в этом чарующем мире природы,  мире в котором она была чужой. Небо, снег, ветер, деревья…. Они живут в согласии, принимая и понимая друг друга, им не страшно, в отличие от неё. Она повернула назад и, пройдя немного, заметила, что ветер опять стих, словно услышал и понял её страхи. Она остановилась, подняв лицо к небу, и в наступившей тишине, услышала, как шуршат снежинки, падая на куртку. И вспомнила его  слова - “ Я  люблю слушать звуки снега. Если  бывает ветер, и он меняет свою скорость или направление, это просто симфония. Иногда так хочется записать это в нотах, но когда  прихожу в дом и сажусь за стол,  волшебство заканчивается…”
Вдруг стало грустно и одиноко от  придуманного и продуманного до мелочей  времени отрешения от мира повседневной жизни в отпуске, и она решила позвонить сыну. Он долго не отвечал, и она уже решила нажать отбой, как услышала испуганный голос:
-Мама, что случилось? Почему ты звонишь?
-Всё хорошо. Просто очень соскучилась, размышляя о сингулярности.
-Ой, ты всё время говоришь терминами своей работы, что для меня сложно и иногда я ощущаю себя ничтожной никчемностью.
-О, прости, хотелось с тобой поделиться этой интересной проблемой и не только из мира моей профессии. Ты сейчас дома?
-Нет, мы с женой решили поучаствовать в конкурсе. Сейчас на языковом уроке.
-Он тебе необходим и интересен, этот конкурс?
-Если победим, поедем на стажировку в Европу.
-Хорошо, поговорим при встрече.
-Обязательно.
-До свидания, родной.
-Ты уже в горах? Помни, что обещала не спускаться на лыжах,  запрещаю!
-Хорошо, - засмеялась она.
Ей нравилась в сыне самостоятельность и умение принимать правильные решения, так редко встречающиеся у молодых людей. И ещё нравилось, что он в разговорах не называет имя, а просто говорит  “жена”, словно определив раз и навсегда место этого человека в своей жизни. Она быстро дошла до дома, переоделась и отправилась в ресторан, где были люди, музыка, где можно было с кем-то познакомиться и поболтать, ибо отпускное одиночество в горах становилось невыносимым. На берегу у моря такого не было - с  морем можно  говорить. А горы, гордые и надменные, дарили  своё величие и молчали.                Утро было прекрасным - солнечным, безветренным. Здесь, в доме на вершине горы, с окнами, в которые так радостно светило солнце, она вдруг ощутила в себе незнакомые или забытые силы. Да, забытые, ибо только в юности просыпаешься с надеждами на новый день, в котором ты можешь открыть новые самые лучшие страницы твоей жизни, и хочется как можно быстрее начать их читать, ибо впереди столько интересных событий. За ней заехали ранее условленного времени, и это её тоже порадовало, ибо она успевала позавтракать в конгресс-центре. Войдя в зал, она увидела на сцене рояль. Участвуя в таких  мероприятиях не первый раз, она знала, что организаторы умели удивлять новыми идеями перед началом каждого заседания. Она села в первом ряду, поближе к сцене, чтобы быстро выйти, прочесть доклад и отправиться отдыхать. Постепенно собрались участники, со многими она здоровалась, ибо за долгие годы приходилось общаться по разным поводам. И вдруг ей понравился этот день, рабочий день, стало интересно, о чём будут рассказывать, захотелось остаться и поучаствовать в работе. Организаторы не торопились с открытием сегодняшнего заседания, и она поискала в ноутбуке прогноз погоды на оставшиеся дни, потом посмотрела, какая погода ждёт дома, потом какие-то новости увлекли её, и она подняла глаза только тогда, когда услышала знакомый голос:
-Меня просили выступить вечером перед вами, но мой отдых закончился и вечером уезжаю. Я исполню два произведения. Одно из них написано гением, второе  машиной. Вам решать, стоит ли машине и дальше писать музыку, или это удел душевных размышлений человека. 
 Она сидела, удивлённая его появлением на сцене, и таким неожиданным продолжением их разговора, его решением  противопоставить музыку души человека и музыку разума. Ей стал интересен этот выбор, и с первыми звуками  она решила что, конечно же, узнает композитора. Но глядя на лицо, холодное, отрешённое и такое необычное для его выступлений, она переставала слышать, потому что в ней, как тогда вечером, поднялась такая чувственная буря, что она еле удержалась от желания подойти к нему и снова ощутить нежную кожу под пальцами. Не слыша музыки, и не принимая того, что происходило с ней, она чувствовала, как под ней качается сиденье, из-под ног уходит пол. Закрыв глаза, она вспомнила себя в том штормящем море и не понимала, как ей выбраться из него сейчас, когда не было возможности вдохнуть, словно она уходила на дно. И она действительно перестала бы дышать, но опять прикосновения чьей-то руки вернуло этот мир, и её приглашали на сцену, где уже не было ни рояля, ни его. Быстро поднявшись, она сказала:
- Я очень коротко, без доклада.  Мы ждём  прихода технологической сингулярности, когда технический прогресс ускорится и усложнится настолько, что окажется недоступным нашему пониманию. Давайте вспомним слова Елиезера Юдковски  “Вероятно, это окажется самой стремительной технической революцией из всех прежде нам известных. Свалится, вероятнее всего, как снег на голову — даже вовлеченным в процесс ученым…. И что же тогда случится через месяц или два, или через день-другой после этого? Есть только одна аналогия, которую я могу провести — возникновение человечества. Мы очутимся в постчеловеческой эре. И, несмотря на весь свой технический оптимизм, мне было бы куда комфортнее, если бы меня от этих сверхъестественных событий отделяли тысяча лет, а не двадцать.” Cпасибо за внимание, это всё, что я хотела сказать и слушать мне нравится Рахманинова, а не сочинения искусственного разума.
 Отдав непрочитанный доклад модератору, она выбежала из зала, надеясь найти его. Но холл был пуст, только за столом регистрации девушки пили кофе. Она попросила вызвать машину, вышла на улицу,  подставила лицо солнцу. Как быстро всё меняется в жизни – прекрасное оптимистичное утро, полное надежд, и такой, вдруг ставшим тусклым  и ненужным, день. Не  надо пытаться возвратиться  в прошлое, далёкое или недавнее, это отнимает силы и не оставляет надежды на будущее. Она вышла из машины у подножия горы, на котором стоял дом, надеясь, что неторопливая прогулка  поможет ей вернуться в привычный ритм жизни. И, когда она вошла в дом, ей пришла в голову мысль, что его появление на сцене было просто видением, и надо поскорее забыть и вычеркнуть из памяти сочинительства в аэропорту. А может, и их не было? Не было случайного попутчика в баре, так внезапно исчезнувшего, не было начала необычной истории, которую  она так странно продолжила в своей жизни. Чтобы избавиться от ненужных мыслей и непонятных воспоминаний, она отправилась кататься. Поднимаясь на подъёмнике всё выше и выше, и оглядывая оставшуюся внизу вчерашнюю трассу, она  начала тревожиться. Она боялась, что выбрала не тот путь приведения в порядок мыслей и настроения. Как и вчера, становилось страшно от того, что ей не одолеть этот спуск, и она пожалела, что не повторила вчера ещё раз свой полёт. Отойдя в сторону, она решила насладиться видом горных вершин, парящих вдали над облаками. На мгновение показалось, что это не горы, а облака вытянулись к небу, застыли в ощущении своего величия и надежды на бесконечность этого мгновения. И вдруг вспомнила видео с кондором, когда его привезли после нескольких лет жизни в зоопарке на вершину горы и выпустили. Птица долго стояла, расправляя и складывая крылья, потом вновь расправляла их, делала взмахи и снова не решалась покинуть опору, или просто вспоминала, как это было в той далёкой жизни. Как трудно было ей поверить в свободу, и каким же красивым был полёт, в котором птица  обрела себя.    Она подошла к началу трассы, постояла, вновь оробев, и вдруг кто-то толкнул её в спину. Обернуться не удалось. Она разозлилась, и это придало ей силы и уверенности. Ощущения внизу, когда она отдышалась, были обыкновенными. Злость растворилась, осталось только  напряжение от того, что кто-то всё время пытался пересечь её путь, и приходилось уходить от столкновения. Конечно, вычислить хулигана  было невозможно, или ей показалось, что это был один и тот же лыжник. Она поднялась ещё раз и теперь без раздумий помчалась вниз, опасаясь толчка в спину или столкновения. Желание в третий раз покорить трассу она назвала сумасшедшим и побрела в кафе, чтобы отдохнуть и снова подняться, и снова лететь вниз. Но  уютное, мягкое кресло, вкусный запах свежей выпечки лишили желания двигаться, появилось спокойствие, исчезла утренняя буря мыслей, чувств, сомнений, и вновь в одиночестве было спокойно. Она смотрела на румяные лица раскованных и уверенных в себе людей, наполненных эйфорией от полёта на лыжах, забывших ежедневные заботы другого мира, где всё привычно, однообразно и скучно, и думала о том,  что  кому-то радостно от трудной дороги по леднику к вершинам гор, кому-то нужно лететь вниз с этих вершин…. Всё так интересно в мире чувств и желаний людей, каждому дарована своя дорога, и ты находишь её или бессмысленно топчешься на склоне, не решив, или не поняв, какой твой путь – по леднику вверх или по снегу вниз.
-Вы прекрасно выглядите, - сказал кто-то сзади, и положил руки на её плечи. Она не удивилась, услышав его голос, потому что, не признаваясь себе в этом, всё-таки ждала этой встречи. Наклонив голову и прижавшись щекой к его руке, она поняла, что судьба подарила ей шанс испытать ещё раз шторм и, может быть, выбраться из него. Он сел напротив и сказал, улыбаясь:
-Позвольте спросить, почему не пришли на мой концерт? Мне так хотелось играть для ваc.
 Он был спокоен, уверен в себе и она  вновь вспомнила его слова: “Это эмоции, которые я могу получить только там, на склоне, на скорости! Внизу, после спуска во мне столько энергии и столько сил, не физических, других!” Но и в ней тоже были новые эмоции, и это не было эйфорией. Хаотичный рой мыслей и чувств, после спуска  исчезал. Тяжёлы и неповоротливые наверху, они покидали её, не успевая за полётом тела, а внизу, догнав, занимали упорядоченные места в уме и душе, принося уверенность.
-Как же я рада увидеть вас! Простите мне моё отсутствие на концерте. Наверное, не настроилась.
Слова были сказаны, но мыслей в голове не было. Она опять жила в другом мире, ибо ощущения были такими же, как тогда в аэропорту, когда она помимо своей воли выстраивала судьбу  незнакомого человека, но оказалась втянута в эту игру. И всё, что происходило с ней, было уже кем-то проговорено и создано, или она сама дала знак той букве в хромосоме, которая послужила началом нового текста твоей судьбы. Где-то на каком-то семинаре с математиками и биологами, они рассуждали о нестационарности текста, который составляет почти весь объём молекулы ДНК. И всегда можно всё изменить и начать с новой буквы в молекуле своей судьбы, надо только решиться на это.
-Вы опять задумались? Но на этот раз вы очень серьёзны. Что-то не так?
Она рассмеялась и положила свою руку на его ладонь.
- Нет, ничего серьёзного, просто мысли о работе. Не хотите ли глинтвейна?
-Не люблю. Вы не обидитесь, если я предложу вам выпить шампанского где-нибудь в тихом месте?
-О, отличная мысль. Мне тоже надоел этот муравейник.
-Какое предпочитаете?
-Можно и местное, мне понравилось.
-Куда отправимся?- спросила она, когда они вышли на улицу.
-Ко мне, - просто ответил он.
-Не боитесь, что ваша личная жизнь станет достоянием публики?
-Меня эта публика ни разу не остановила, и в моей шапочке я мало похож на себя на сцене.
-Да, я ещё хотела предложить снять её, жарко здесь. Нет, отправимся ко мне, ибо меня точно никто не будет искать и беспокоить.
 Они погрузились на снегоходы, хотя она предложила пройтись пешком, но он сказал, что прогулка в таких ботинках для него невозможна – не будет потом чувствовать педаль. Поездка на снегоходах совсем не понравилась. Этот шум, эта скорость на отдыхе, среди роскоши снега, деревьев, были неуместны. Она остановила водителя недалеко от дома, объяснив, что её утомил этот грохот. Разговор по дороге не принёс какой-то дополнительной близости, на что она рассчитывала, предлагая пешую прогулку. Они говорили о лыжах, о снаряжении, о трассах, он рассказал, где предпочитает кататься, когда приглашают с концертами.
-Хорошо, что вы пианист,- заметила она.
-Почему?
- Инструмент не надо возить с собой, только лыжи. И почему вам не запрещают осуществлять эту безумную для пианиста затею - столько возможностей получить травму! Меня сегодня практически вытолкнули в спину, и кто-то постоянно пересекал мне путь.
-Я внимателен и аккуратен, ибо прекрасно понимаю, чем рискую.
-А я сама, наверное, виновата – долго стояла.
- На быстрых трассах таких не любят.
У дома она слепила снежок, посмотрела, как он улыбается, ожидая, что она бросит в него, но снег снова отправился в небо. Она вспомнила детскую забаву, когда они бросали снежки в небо, потом ловили их, вновь бросали, если комочек не распадался.
-Я ожидал атаки на меня, - рассмеялся он и тоже начал бросать снежки в небо, а она пыталась поймать их, отталкивая его. Потом они барахтались в сугробе, стараясь закопа

ть друг друга.  В доме он раздвинул шторы и сказал:
-Как удобно, какой вид красивый! И как вам повезло в сезон так быстро арендовать такой дом?
Она долго не отвечала, разбираясь с тем, почему он так сказал, и  спросила, внимательно глядя ему в глаза, надеясь найти там подтверждение своей догадки:
-Почему вы решили, что я сейчас арендовала этот дом?
Он растерялся, отвёл глаза в сторону, и она увидела, как уходит его уверенность, которая была так привлекательна для неё сейчас, в этот день. На мгновение пожалев, что задала этот вопрос, она всё равно продолжила, не услышав ответа:
-Вы решили, что я отправилась на поиски приключений?
Он не ответил, отвернулся, долго смотрел в окно, потом вышел на террасу. Она поставила на стол бокалы, решила разжечь камин, ибо потянуло холодом из открытой двери.
-Быстро в дом, что за мальчишество в вашем возрасте, - сказала она. Он обернулся, быстро вошёл в комнату, закрыл дверь.
-Вы как-то вовремя можете сказать нужные слова.
Она посмотрела на него с недоумением.
- Заметил небольшую паузу после слов о мальчишестве. Но за продолжение спасибо.
Она отвернулась к камину, чтобы подбросить дров в разгорающийся огонь и скрыть от него невольную улыбку. Сегодня она узнавала о нём гораздо больше, чем в тот вечер у моря. И приходило понимание восхищения его игрой – он умел открывать немыслимые оттенки настроения и замысла композитора. Но когда это пришло к нему - с мастерством, или эта возможность была заложена в нём генетически?
-Мы, наконец, откроем шампанское? Придвигайте кресло поближе к огню, наверное, замёрзли на террасе?
-У вас замечательная терраса, оттуда такой вид на горы!
-Мне тоже нравится.
-Жаль, нельзя камин перенести туда.
Вспомнив, что хотела найти подогрев на террасе, попросила его разобраться с выключателями, а когда  увидела, как начало подниматься остекление террасы, захлопала в ладоши:
- О, как отлично, и полы нагреются, надеюсь.
-Вот я и дождался ваших аплодисментов.
 Вскоре на террасе стало тепло, он вынес кресла, открыл шампанское, и наступило ещё одно мгновение отпуска, спокойное и уютное, не запланированное, и в котором не нужны были слова. Она поднесла бокал к глазам, чтобы полюбоваться через пузырьки на горы.
-Эстетствуете?
-Нет, запоминаю.
Он тоже поднёс бокал к глазам.
-Не очень понимаю этот вид.
-Да, мне тоже не очень понравилось. Не видно ни че го, -произнесла она, разделяя слоги, - лучше горы отдельно, шампанское отдельно.
-Тёплая терраса им в придачу. У меня нет такой.
-Инструмент есть?
-И рояля нет.
-Не боитесь без ежедневных упражнений?
-Не боюсь. Сегодня пригласили поиграть перед началом симпозиума, кстати, что-то по теме вашей профессии.
Если бы она сидела напротив, то заметила бы усмешку в уголках его губ. Но ей было достаточно тона и оттенка голоса, чуть изменившегося, чтобы  понять, что он видел её. Начиналась игра, которая была ей интересна, но грозила забрать уже обретённое, как казалось,  душевное равновесие.
-Этот дом выбирала за полгода до отпуска. Хотела провести часть у моря, часть в горах. А ещё мне повезло с соседом у моря и случайным знакомым здесь. Там я слушала прекрасную музыку  робкого и романтичного юноши, и во мне просыпалась молодая девушка, здесь, рядом со мной, уверенный и умный мужчина, и это преображение меня поражает, я не могу найти этому объяснения. Или я так вижу….
-И это всё я?- улыбнулся он.
- Не кокетничайте. 
-Или чувствуете.
-Разница есть?
-Я смотрю на ноты, но не чувствую, пока не начинаю играть.
“А мне на чём играть?” подумала она, и неожиданно для себя спросила:
-Что вы играли моим коллегам?
Он молчал, смотрел на поднимающиеся пузырьки в бокале, и его лицо было таким же холодным, как утром в зале, и она вдруг пожалела, что не приняла его приглашения там, у моря, и не поехала на концерт. Всё изменилось на этой тропе жизни, где пропущен нужный поворот, открылась новая дорога, но на ней всё другое….
- Увидела тебя на сцене сегодня, но не услышала твоей игры. Во   мне снова поднялась буря эмоций, желаний. Это было как шторм, в котором  однажды чуть не утонула.
Она смотрела на него, вдруг ставшего гораздо старше, ибо лицо словно покрылось патиной морщин, но это была мгновенная гримаса, и вскоре он опять улыбнулся.
-Я просто выполнял работу, о которой меня попросили. И время мне ограничили. Обычно не принимаю таких условий и не люблю такие предложения, но вспомнив наш разговор, решил посмотреть на реакцию зала, как он примет моё выступление и будет ли решать эту загадку. Да, играл без эмоций. Про композитора я сначала узнаю всё – его жизнь, характер, время, когда было написано произведение, что происходило в те дни с ним самим, его окружением, какие были события, и какие эмоции это могло пробудить в нём. Может ли учесть всё это ваш разум, когда пишет музыку?
Он не отреагировал на её  “ты“, словно продолжал жить в то время, когда играл без чувств и эмоций утром, и она поняла,  что не надо искать тех точек, где могут пересечься их замыслы, желания. Наверное, их нет.
- Не приходила мысль, что есть события в жизни композитора, которые не описаны кем-то, но они, промелькнувшие как падающий лист дерева, или улыбка прохожего, могут изменить настроение, которое вы, как вам кажется, уловили. И это совсем другая транскрипция его и ваших чувств.
-Да, всегда есть двое в музыке, нет, есть и третий – слушатель. И это такой неуловимый синтез, симбиоз совпадающих настроений, который может вызвать восторг у двоих, или всех трёх, если ушедший от нас композитор смотрит сверху и наслаждается. И он,  наверное, самый счастливый из этой троицы, ибо его мир бесконечен. Я закрыл своё лицо, зная такую свою особенность, и старался быстрее закончить. А ещё увидел тебя и опять разозлился.
Эта фраза удивила и испугала, хотелось продолжить разговор, который был интересен ей тем, что она открывала в нём другие, новые черты. Но она поняла, что они далеки друг от друга, как горы, стоящие рядом тысячелетиями, живущие своей жизнью, которой  не смогут поделиться, и им никогда не прикоснуться друг к другу, если только земной или небесный катаклизм не смешает их тела.
-На меня за что, на что? – спросила  c недоумением.
- За всё!
Не найдя достойного ответа, она тоже решила подыграть ему, и подняв бокал, произнесла:
\\Я пью за военные астры, за все, чем корили меня:
За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня.

За музыку сосен савойских, полей елисейских бензин,
За розы в кабине роллс-ройса, за масло парижских картин.

Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин,

Я пью, но еще не придумал, из двух выбирая одно:
Душистое асти-спуманте иль папского замка вино\\
Он долго молчал, не отрывая глаз от гор за окном, потом произнёс:
- Это кто?
-Мандельштам.
-На любую ситуацию ты находишь ответ стихотворением.
-Поэзия помогает писать программы.
-Какие?
-Компьютерные,- рассмеялась она и продолжила, - не услышала твоей игры не из-за тебя. Вообще ничего не слышала и не видела.
-Да, мне трудно разобраться в ваших делах. Неужели  программы для компьютера должны быть красивыми, мне казалось, что достаточно их функциональности и математической логики. Я  правильно выразился?
-Ну, в общем да,- улыбнулась она, - математика – это самое великое, что создано гением человека.
-А как же тогда в каждой музыке Бах, в каждом человеке – Бог?
-Тогда математику создал Бог!
-Почитай ещё что-нибудь.
Она молчала и думала о том, что он не спросил, почему она не услышала его игры, почему она ничего не слышала вообще. Ему это не было интересным, и она пожалела, что поспешила с таким откровением.
-Похоже, ты свою жизнь пишешь как машинную  программу и чувства проверяешь через логику искусственного разума. Сегодня ты  замолкаешь в разговоре, который интересен нам, словно просчитываешь как шахматист дальнейшие шаги и мои и свои. Это так странно для меня. Давай выпьем на брудершафт,- поднял он бокал.
-Мы уже перешли на “ты”, и шампанское не надо пить на брудершафт. Поцеловаться можно и так, без предисловий.
-Не получится поцеловаться, мы всё ещё в предисловиях. И мне это нравится гораздо больше, чем то, что может последовать за этим.
Она вдруг заметила, что после этих его слов появилась лёгкость в душе, ибо растворилась оболочка, появившаяся после переплетающихся фантазий тогда, в баре аэропорта. Эта оболочка словно держала её жизнь на странице прописей, когда в начальной школе учишься держать ручку и правильно выводить буквы. Всё прошло, закрылась эта страница, по которой скользила рука другого автора, не её.
“Больше никогда и никто не втянет меня в эту странную игру” – прошептала она себе, забыв про слух музыканта.
-Какую игру?- настороженно спросил он.
Она посмотрела в его вдруг погрустневшие глаза и поняла, что и его втянула в эту чужую историю. Испугавшись, что он поднимется и уйдёт, а она останется со своей несостоявшейся фантазией, как тогда в баре, когда звонок телефона прервал их повествование, она сказала:
-Со мной произошёл необыкновенный казус, когда я летела сюда. Вылет задерживали, я сидела в баре с попутчиком, мы вместе регистрировались на рейс, и он предложил коротать время, выдумывая истории людей.
-Каких людей?
-Случайных. Кто сидел в баре. Он начал, я продолжила….
-Как жаль, что здесь нет инструмента, и ты не можешь мне поиграть, - перебил он её.  Эта фраза, торопливо произнесённая им, и то, что он недослушал её рассказ, которым она хотела вернуть атмосферу вечернего разговора там, у моря, опять погрузили её в холод. Она поднялась и сказала:
-Я замёрзла, пойду в тепло.
Он занёс обратно кресла, закрыл дверь, растопил вновь камин. Ей нравилось смотреть, как он распоряжается в её доме, удобно расставляя кресла у огня, наполняя бокалы шампанским. Они сидели, смотрели на разгорающийся огонь, который медленно перебирался по полену, словно искал место, которое позволит ему явиться во всей красе своей силы. И это место нашлось, он вспыхнул, взметнулся вверх, осыпая искрами  пол.
- Пожара не боитесь? И экрана нет.
-Есть, убрала. Не люблю смотреть через стекло.
-Я всегда перед концертом прихожу заранее в зал и пытаюсь понять, хорошо ли мне в нём сегодня, хочет ли он быть моим соавтором, даёт ли мне своё тепло. Это как с людьми – сначала нужно понять, как тебе в их ауре, а потом начинать разговаривать, чтобы стать ближе, или прощаться навсегда. А где твоя шаль?-  вдруг спросил он.
- Какая?
-Та, за которой ты поднялась к себе в тот вечер, да так и не пришла обратно.
-О,  тогда присела перед зеркалом и задумалась. И, кажется, я её потеряла, ибо с тех пор не видела среди вещей. Тебе хочется увидеть даму с шалью перед камином? Мне тепло. И позволь спросить?
-Спрашивай.
-Какая аура заставила тебя откровенничать там, у моря?
Он не ответил, потом встал и направился к лестнице, а она смотрела, как он спускается, улыбаясь своим мыслям, и понимала, что он уходит. Уходит из её дома, её жизни. И странное, серое и холодное как осенний туман, спокойствие приходило в душу. Она закрыла глаза и вновь ощутила, как тогда за столом, что её укачивает, и не было ни сил, ни желания остановить или окликнуть его. В тишине, которую лишь изредка нарушал треск поленьев, она вдруг почувствовала лёгкое движение воздуха, и что-то невесомое и тёплое легло на её руки, лежащие на коленях.
-Вот твоя шаль, - услышала она шёпот.
-Ты здесь? Ты не ушёл!
-Ну, слава Богу, без противного “Вы”. Платок ты оставила вечером, когда так внезапно убежала. Хотел вернуть на следующий день, но ты перебралась в другой коттедж и даже не попрощалась.
-Зачем тебе пианино здесь и почему ты хочешь услышать, как я играю? Зачем это шаль у тебя, почему она у тебя?
- Шаль! Как необычно ты говоришь, даже от бабушки не слышал. Мне хотелось после концерта прогуляться с тобой по набережной, а когда ты замёрзла, я как волшебник, достал бы твою шаль. Не как, а что ты играла бы мне! Я не могу сочинять истории, но я могу играть и могу оценить и понять, что мне будут играть в ответ. И какое это будет продолжение?
Она смотрела в его глаза и не понимала, зачем ей это откровение человека, совсем чужого для неё. Или пока ещё чужого….
И совсем некстати,  или, кстати,  что она так и не поняла, губы сами произносили:
\\Но забыли мы, что осияно только слово средь земных тревог, и в евангелии от Иоанна сказано, что слово это – Бог. Мы ему поставили пределом скудные пределы естества. И, как пчёлы в улье опустелом, дурно пахнут мёртвые слова\\
 Она замерла, испугавшись последних слов. Но он поднял руки и засмеялся:
-Всё, я сдаюсь, но только на то время, пока нет инструмента, на котором я могу ответить так, чтобы быть равным тебе. Ещё один поэт?
-Ах, у нас с тобой разные истории и разные дороги….  Все мы танцуем под музыку невидимого музыканта…. Каждый свой танец. Ты почему уверен, что я играю?
Он взял её ладони, сжал их, и она удивилась его силе и залюбовалась такими красивыми, ухоженными руками.  Осторожно освободив  руку, провела по его голове, чуть прикоснулась к коже лица, задержалась на пульсирующей жилке на шее, и так захотелось продлить эту минуту физического ощущения человека, говорящего гораздо больше, чем слова. Она еле удержалась от желания прижаться к  нему, чтобы слышать в этой тишине удары сердца.  Его слова  вернули в мир звуков, и вновь отдалили её.
-У нас была одна, пусть короткая, но такая интересная дорога. Мне очень спокойно с тобой. Не знаю, почему так сложилось,  я не люблю быстрых отношений и откровенных разговоров. Наверное, кто-то сочинил нашу историю задолго до  встречи. И не надо меня спрашивать о том, играешь ли, ты сама говорила об этом.
-Когда? Не помню.
- На передаче.
-Ты всё запомнил?   
Она смотрела на него, уверенного в себе, своих поступках и понимала, что всё уже сказано, и нет больше надобности продолжать эту игру слов, жестов.
-Ты прав, мы общались с телевизионными образами. Меня ты видел один раз, а за тобой я всегда следила, начиная с первого конкурса. И так сложилось, что дом у  моря нам стал сценой откровений….
-Нет, для меня это не сцена, не театр, не представление, это…
Звонок его телефона был той точкой разговора, которую никто не хотел ставить.
-Меня потеряли, скоро придёт машина, и я улечу. Давай встретимся когда-нибудь ещё?- не стал он продолжать свою фразу.
-Хорошо, - не сразу ответила она, - когда ты вернёшься после гастролей, я приду на твой концерт.
Он недоверчиво смотрел на неё, словно уловил неуверенность в этом обещании, а у неё непроизвольно вырвались опять не ею сочинённые слова, но нашедшие отклик в душе очень давно и, казалось, забытые, но вдруг так самостоятельно продолжившие разговор:
\\Что с того, если здесь мы не свидимся больше? Прощай!
Все на свете случайно. Но это — не выход в беспечность,
коль разлука навечно случайнее встреч невзначай.
Лишь она мне дает ощутить натуральную вечность\\
-Уф…. Мне никогда не дотянуться до тебя, но мы встретимся обязательно, это я обещаю тебе, и я смогу ответить.
-Да, ты никогда не сможешь дорасти до меня! Между нами просто пропасть в годах, - сказала она с горечью.
Он внимательно смотрел на неё, словно пытался найти ответ каким-то своим мыслям, потом наклонился к её губам и, не целуя, проговорил:
-При чём тут это?
 Он вышел из дома, сел на снегоход, потом поднял голову,  увидел её на террасе и крикнул:
-До встречи!
         Обняв себя за плечи, смотрела на солнце,  медленно уплывающее за гору, и было грустно, как бывает, когда кто-то родной уезжает из дома. И в опустевших комнатах ты ходишь, подбирая разбросанные второпях вещи, стараясь унять тревогу, поселившуюся в душе до возвращения. Она вошла в комнату, задёрнула штору, подняла шаль, упавшую на пол, и подумала, что не поблагодарила его. Эта шаль у него….  Он знал, что будет искать её, он хотел встречи, если взял платок с собой сегодня. В камине догорали поленья, на столе стояли бокалы с вином, и она допила вино из его бокала. Ты не случайно появился в моей жизни, ты уже был со мной….
  Утром её разбудил посыльный. Она удивилась, быстро оделась и спустилась вниз. За стеклянной дверью стоял мужчина в форменной одежде  с большим пакетом в руках. Она расписалась за доставку и развернула бумагу. Это был букет роз - огромных, белоснежных, с изумительным запахом. Не читая записку, бросила её на тумбочку. Ей хотелось жить со своими мыслями об этих цветах, не нарушая чужими словами всё то, что было сейчас на душе.  Солнечный день, голубое безоблачное небо были созвучны её настроению, дарили ей поддержку в желании быть сильной, уверенной в себе, в своём решении кататься сегодня на самой сложной трассе. Но сидя в кафе и просматривая план этого спуска, она начала бояться своего замысла. Поднимаясь наверх, она пыталась разглядеть хоть какие-то кусочки трассы, которая мелькала вдалеке крутыми  поворотами, и возникали они очень неожиданно, и становилось тревожно, но она всё равно не отказалась от намерения и даже не стала настраиваться и сразу же заскользила вниз. Пологие пролёты сменились крутыми, и на одном вираже она всё-таки не удержалась. Хорошо, что здесь не было деревьев, она просто упала на бок и попыталась затормозить  скольжение, но инерция была слишком велика, и в какой-то момент, ощутив под собой пустоту, поняла, что улетела в расщелину. Лёжа в снегу, она расстроилась, ибо яма была глубокой, и выбраться ей самой не удастся. Попытавшись встать, она ещё глубже закопалась и, опасаясь, чтобы снег не засыпал её,  решила, что лучше ждать помощи без движений. Вытащив телефон, она нажала кнопку  экстренного вызова. Почему-то страха не было, она просто расстроилась, что придётся провести много времени в таком беспомощном состоянии. Надеясь и на тревожный вызов и на то, что кто-то видел, как она вылетела с трассы, она решила вспомнить какие-то способы согреться, если ждать придётся долго.  Вместе с холодом, постепенно заполнявшим тело, в сознание пробиралось ледяное безразличие. Сейчас рушился её мир, в котором она выверяла все предстоящие действия, чтобы идти по жизни без потерь. Но когда  неверные шаги, сделанные не сегодня, не на трассе, привели к этому происшествию? Она не разбилась, всё было нормально с телом, только выбраться отсюда ей, здоровой и полной сил, не удастся. Солнце пригревало сверху, но оно не могло победить холод миллиарда спрессованных снежинок вокруг неё. Маленькие, невесомые, безумно красивые в своём одиноком полёте, сейчас, застыв в неподвижности, забирали у неё жизнь. Она попыталась перевернуться, чтобы подставить спину солнечным лучам, но от движений сверху посыпался снег. Зазвонил телефон - служба спасения интересовалась самочувствием и необходимостью медицинской помощи. Наверное, испуг и потрясение всё-таки были достаточно сильными, а звонок и сообщение, что её будут вытаскивать с помощью вертолёта, совсем расслабили её сознание, и она отключилась от мира, смотревшего на неё сверху  голубым небом и белым снегом, грозящим похоронить её под собой. Снега нежного, лёгкого, убаюкивающего своим полётом, когда, подняв голову к небу, кажется, что это ты летишь сквозь  неподвижную снежную завесу, такой же невесомый, красивый, как они. Но сейчас миллиарды снежинок могли лишить её жизни, той жизни, в которой она любовалась ими, а ей  хотелось, чтобы не страх, заполняющий её душу, а эта любовь осталась с ней….  Очнулась она в раю, и смотрела в любимые, полные восторга и наслаждения глаза мужа, как тогда, на вершине парка, в то лето. Но почему-то небо грохотало над ней, снег забивался в нос, глаза, а кто-то переворачивал её. Это спустившийся на тросах спасатель, прикрепил её к себе, и она полетела в небо. Его лицо в маске было прямо над ней, и она смотрела в такие знакомые глаза. В раю не должно было быть такого ледяного ветра, и она прижала своё лицо к этой маске, чтобы защититься от холода. Полёт был недолгим, их опустили на той площадке, где началось её странное путешествие в другой мир. Спасатель освободил её от верёвок, рывком поставил на ноги и спросил:
-Как настроение?
Она стояла, закрыв глаза, желая продлить мгновения, когда ей привиделись глаза мужа. Потом села на снег и разрыдалась. Что это были за слёзы и что она оплакивала – любимые глаза, привидевшиеся ей в этом забытьи, или это был плач радости освобождения от  власти гор,  которых она попыталась покорить, или подчинить себе, и которые ответили ей. Судорожные рыдания прекратились, но слёзы продолжали литься из глаз.
-Похоже у дамы истерика, а в остальном всё нормально.
Эти слова, казалось, вернули её в нормальный мир, нормальную жизнь, но это только казалось, потому что ей опять почудился знакомый голос. Кто-то его голосом  говорил, что у неё истерика. Она сидела, уткнувшись лицом в колени, чтобы не видеть это небо, снег, горы. Её тронули за плечо:
-Нас ждут внизу, ты можешь дойти до кабины?
Она поднялась, не решаясь посмотреть на него, боясь увидеть подтверждение её догадки. Это было бы очень больно сейчас, когда горы содрали с души всё то, чем она все годы пыталась спрятать давнюю боль расставания. Он спас её сейчас, а она тогда, ночью в море, бросила его, и не дождалась на берегу. В кабине он спустил маску с лица и сидел, запрокинув голову, смотря невидящими глазами в небо, за облака. Кабина быстро скользила вниз, а она всё не решалась спросить, заговорить с ним….
- Спасибо тебе,- чуть слышно пробормотала она.
Он опустил голову, посмотрел на неё так, словно пытался что-то вспомнить, а потом глаза его опять стали безразличными, и он ответил вопросом:
-Какого чёрта ты отправилась на эту трассу? Тут молодые мужики еле справляются. Всё утверждаешь себя, только кому это надо?
Сказав всё это, он опять повернулся к окну. И она, огорошенная его неожиданной грубостью, больше не стала ничего говорить. Еле сдерживая слёзы, она ощутила, как  холодное, пустое пространство вокруг оказалось невыносимо тесным и жарким, и она первой выскочила из кабины и попыталась куда-то пойти, но он схватил её за рукав:
-Подожди, сейчас подъедут врачи, да и за вызов вертолёта тебе надо будет заплатить.
-Платить прямо сейчас, или это как-то можно сделать не здесь? Мне ещё и за лыжи надо будет рассчитаться, - произнося всё это, она хотела, чтобы он не отпускал её руку.
-Ты оформляла страховку?
-Да.
-Тогда ничего не бери в голову. Разберутся без тебя.
Они  дождались санитарной машины, и для неё это была машина времени, в окне которой он становился всё меньше и меньше. В прошлом остались несколько лет, прожитых рядом с ним, в прошлом остались несколько десятков минут, пережитых вместе с ним. И было ли ей грустно или тяжело, она не понимала, ибо в ней пока ещё жил страх. Врачи после осмотра сказали, что она родилась в рубашке, ибо эта трасса не прощает ошибок. Но ей надо хорошо прогреться, чтобы не заболеть. Она вспомнила, что на сегодня у неё заказана  сауна, о которой совсем забыла. Она не любила долгие банные процедуры, но её восхитила идея  строителей – огромные окна, в которые можно любоваться заснеженными горами, соснами, лёжа на тёплом полу или в бассейне посреди зала. И, планируя свой небольшой отпуск, она заказала  час наслаждения с горами, снегом и солнцем за окном. Посмотрев на часы, она удивилась, как быстро движется время. Оно летит, когда не следишь за ним, а когда следишь - оно таится и меняет тебя. Ей хотелось, чтобы оно остановилось, ибо она не успевала разобраться со всеми событиями в своей жизни. Времени на возвращение в коттедж не было, и она поехала в сауну, чтобы не пропустить ни минуты ожидаемого блаженства. Раздеваясь,  увидела, как дрожат руки, как сжимается кожа от холода. От маленького бассейна не поднимался пар, и она решила, что вода там холоднее, чем в помещении, и просто легла на тёплый пол. Но так же как в расщелине, одной половине тела было холодно и, протянув руку, она попробовала воду. Температура была такой же, как воздух и она со стоном перекатилась в воду, чтобы согреть всё тело. Смесь запаха трав и хвои, тёплая и нежная вода, искрящийся от солнца снег за окном были подарком после происшествия, поселившего в ней страх. Чувства, которому она запретила проявиться там, на дне расщелины, но который вдруг ожил в ней сейчас. Тяжёлый и холодный, он обесцветил мир вокруг, ставший просто чёрным и белым. И, чтобы  освободиться от него, она стала перемещаться в бассейне по кругу, надеясь оставить страх в воде, веря, что он растворится, исчезнет. Горы в окне сменяли лес, потом опять горы, опять лес. И это кружение вытеснили мысли, она закрыла глаза и в блаженстве тепла и безвременья провела час, день, жизнь….  Открыв глаза, не увидела гор, леса, неба – везде был снег. Он почти залепил окна, только в просветах можно было разглядеть серые облака, накрывшие всё вокруг. Но неожиданно настроение поменялось - снова, как в том детском воспоминании она была в центре волшебного мира, и захотелось ощутить нежный поцелуй снежинок, как их прощение за то, что попыталась овладеть тем, что никогда не будет принадлежать ей. Всё предопределено в этом мире, и надо понять, что твоё, и не стремиться к тому, что не предназначено тебе. Она открыла дверь и вышла наружу, и мир тотчас откликнулся тысячами колких снежных поцелуев, от которых горело тело, а в душе, которую покинул страх, вновь открывались чудесные ожидания. И сейчас это мгновение соединилось с бесконечностью, явившейся тогда и так поразившей сознание, и подарившей опору, так нужную сейчас - в ту холодную зиму  в детской душе поселилось непобедимое лето.  И это лето согревало её, стоящую в снежной карусели….  Она оделась, вышла на дорогу и поняла, что не сможет идти. Вытащила телефон, чтобы вызвать какой-нибудь транспорт и увидела десяток вызовов с незнакомых номеров, а потом экран погас. Увы, у телефона не было бесконечного лета, в отличие от неё, и он быстро разрядился, пока она лежала в снегу. Из снежного тумана появились сани с  весёлой компанией, тоже решившей погреться.
-Вы свободны? Довезёте меня до дома? – обрадовалась она, узнав возницу.
-Придётся,- улыбнулся он, - второй раз нельзя отказывать.
И снова было волшебно и сладко, как в той поездке в детстве. Но это было другое волшебство – мир уже был знаком тебе, и ты занял в нём своё место, прошагав по дороге жизни, и это приносило  спокойную уверенность без замирания в ожидании чуда, как это было в детстве, когда ожидаешь будущее  как подарок доброго волшебника. Она закрыла глаза, чтобы вновь вернуться в волшебное детство и ту поездку. Увы, в санях не было сена, она замерзала в костюме, и дорога была совсем не пустынной. Историю своей жизни не повторить.  В доме она разделась, повесила сушиться костюм, поставила телефон на зарядку, открыла холодильник и, кроме недопитой бутылки шампанского, ничего там не обнаружила. Села в кресло с бокалом,  и начались бесконечные звонки. Её приглашали в службу спасения, чтобы подписать какие-то бумаги. Она спросила,  есть ли возможность привезти документы сюда. Потом пришлось решать вопросы со страховкой, потом позвонили и уточнили о времени подачи машины на завтрашний отъезд, потом позвонили и пригласили на банкет по случаю завершения мероприятия, на котором она выступила с минутной речью. Ей стало стыдно, но она согласилась, ибо была голодна. Поскольку банкет начинался через час, она позвонила и попросила отложить встречу с документами на вечернее время, или подъехать с ними в центр мероприятий. На банкете оказалось совсем немного людей. В небольшом зале сдвинули столики участники симпозиума и ей не захотелось вливаться в эту уже сплочённую компанию, тем более, что знакомых лиц не увидела. На эстраде несколько музыкантов настраивали инструменты. Столик она выбрала у окна и села спиной к залу. В тёмном окне были видны неподвижные цветные огни гирлянд, светящиеся скульптуры, яркий свет в кабинах подъёмника, подсвеченные дорожки трасс. Это был статичный, замерший, остановившийся мир…. Это было окно в другой мир, без снежных зарядов, без огней взлётных полос и взлетающих самолётов. Падением в горах она словно поставила точку в части своего пути, а события, случившиеся потом, конечно же, изменили её, но насколько это изменит жизнь и мир вокруг неё,  она пока не понимала. 
-Как задумчиво ты смотришь в окно,- сказал кто-то сзади,- можно присесть к тебе? 
Она подняла голову, и обрадовалась, узнав сокурсника:
-Как здорово, совсем не ожидала тебя встретить, ты же давно уехал из страны!
- Во-первых, не навсегда, во-вторых, люблю такие конференции, но никогда не встречал тебя.
- Я не люблю такие мероприятия. Здесь отдыхаю и меня попросили выступить вместо коллеги.
-О, твоё выступление было феноменальным. После никто не захотел слушать длинные доклады и все быстро разбежались по секциям. Но ты как-то грустно выглядишь.
-Наверное, в план сотворения мира не входила задача сделать меня счастливой сегодня, - засмеялась она, -  я рада тебя встретить, присаживайся, поболтаем о работе.
-Слушай, лучше о личном. Я тут с семьёй, сын с невесткой катаются на лыжах, мы с женой караулим малыша. Он достал телефон и начал показывать фотографии.
-Когда ты успел? Твоя свадьба была после меня, а уже внуком обзавёлся!
-Дети после школы сразу поженились. Мы помогаем  им воспитывать и отдыхать. А у вас как жизнь?
-У нас? – удивлённо переспросила она, а потом догадалась, что он не знает о разводе, но не стала говорить и открыла свой телефон и показала фотографии сына.
-Какая копия своего отца! Полный клон в молодости! Тебе не обидно?
-Нет! Он прекрасный сын!
-Тебе повезло – и муж тебя боготворил. Не знаю как сейчас. Он не с тобой?
-Нет. Он ушёл из науки, - быстро ответила она, боясь новых вопросов. Но у него зазвонил телефон, и он попрощался, не переставая отвечать кому-то. Смотря ему вслед, и увидела, как в дверях он столкнулся с её бывшим мужем, обнял его, что-то говоря, похлопал по плечу и  показал большой палец. Она быстро отвернулась к окну, надеясь остаться незамеченной. Но он подошёл  и положил папку с бумагами на стол:
-Ты должна посмотреть документы и подписать, если согласна.
-Какие документы?
-Это касательно твоего полёта на вертолёте сегодня. Там отчёт службы спасения и финансовые расходы. Дорогой получился для тебя вояж.
Она подняла на него глаза и увидела то, что боялась рассмотреть в кабине. Опасаясь, что он заметит её волнение, она сказала первое, что пришло в голову:
-Какой ты красивый, загар тебе идёт. Садись, выпей вина, мне налей.
-Да, в горах зимой я загораю больше, чем летом. Тебе лучше на трезвую голову подписать документы, - он сел рядом, достал ручку, - почитайте, распишитесь.
Она не стала читать, пролистала и быстро поставила подписи.
-Зря ты так, надо убедиться, правильно ли указаны номера документов.
-Ой, я всё просмотрела перед оформлением страховки.
Он поднял бокал:
 - За удачное приземление!
- За встречу! – она быстро выпила и отодвинула стул, собираясь уходить.
-Есть время поболтать? - спросил он, внимательно смотря ей в глаза.
-Конечно, дорогой, только мы с тобой никогда не слушали друг друга, чтобы понять. Мы слушали, чтобы ответить, или не разговаривали вообще.
 Она понимала, что этот разговор ничего не даст, да и нужен ли он ей.
Он  посмотрел на неё с недоумением:
-Ну вот, встретились через столько лет, и опять ты начинаешь с каких-то умозаключений, неужели нельзя просто поговорить.
-Прости, ты прав. Здесь работаешь или это твоё хобби?
-Работаю.
-Бросил математику, науку? У тебя хорошие были планы!
-Здесь интереснее. Да и рядом с тобой я понял свой уровень, и быть статистом в этой отрасли не захотел.
 На сцене заиграли, и запели песню, любимую ими. Смотря на мужа, увидела, что он подпевает им и эти слова были так созвучны их настроению в то время. Но что они могли дать сейчас, кроме  воспоминаний.  И он смотрел на неё, но что он видел? Точно не её лицо и глаза.
//Я люблю, я люблю, я люблю….Твои пальцы играют мотив. Не люблю, не люблю, не люблю – ждут, надо идти. Проходит жизнь, проходит жизнь как ветерок по полю ржи, проходит явь, проходит сон, любовь проходит, проходит всё.//
Он замолчал, а она неожиданно для себя продолжила:
// Но я люблю, я люблю, я люблю. Не проходит любовь у меня. Я люблю  я люблю я люблю. Твои пальцы браслет теребят... Но я люблю я люблю я люблю! Вот сейчас ты вот сейчас ты уйдёшь. Но я люблю я люблю я люблю. Он действительно очень хорош!//
 Солист с гитарой спустился со сцены и подошёл к ним, кивнул мужу, и они запели втроём, как в юности, в то прекрасное время, когда можно и нужно петь всем о своей любви. И так горьки сейчас были слова, которые тогда, в той жизни казались им ненужными, но так уместно звучащие теперь:
//Любовь пройдёт, мелькнёт мечта, как белый парус вдалеке, лишь пустота лишь пустота в твоём зажатом кулаке//
Они допели, им поаплодировали. Муж обнял певца. Она пыталась вспомнить, как его зовут, но так и не смогла, хотя его часто показывали по телевизору. Но эту песню она никогда не слышала в его исполнении.
-Ты знаком с ним? Забыла, как зовут.
-Да, спасал на твоей трассе. Теперь, когда приезжает, приглашает и поёт мои любимые.
-Он же известный бард, что ему в ресторане делать?
- Я попросил сегодня петь для нас.
-Именно эту? – усмехнулась она.
-Мы же очень любили петь вместе.
-Да, спасибо. Правда, очень трогательно.
Он взял её телефон и стал что-то искать в нём,  а она продолжила про себя:
\\Но я люблю я люблю я люблю…. У него нет долгов и детей…. Я люблю, я люблю, я люблю…. И красивей он и умней…. Но я люблю, я люблю, я люблю…Руки сильные, брови вразлёт, молод, но это пройдёт….\\
О прошлом ли эта песня, вдруг подумалось ей.
Он продолжал что-то рассматривать в телефоне, а ей было всё равно.
-Давно?- спросила она.
-Что давно?
-Работаешь спасателем.
-Сразу после развода. Я сначала хотел на море, но не смог.
Она подумала, что он специально сказал это, что он помнил их последнее лето и случившееся в тот вечер.
-Я как-то ночью плавала и увидела, как около камней в воде двигаются какие-то светлячки. Хотела спросить тебя, да забыла.
Он долго смотрел на неё, грустно улыбнулся:
-Это  были упавшие звёзды наших несбывшихся желаний. Они продолжали светить нам в море, чтобы мы снова загадали.
Она  не знала, что ответить. Понимая, что нельзя раствориться опять в той боли, что лучше закончить общение, встала, но он удержал её за руку:
 - Посиди немного, не торопись.
-Да? Хорошо, - она  села. И снова надо было  говорить, но о чём?
-Часто приходится спасать, как сегодня?
-Иногда несколько раз в день.
-Всегда удачно?
-Как сегодня – первый раз. Не поломана, не замёрзла, ещё и на банкет успела. Счастливчик!
-Я очень благодарна тебе! Очень!
-Благодари своего ангела.
Они молчали и смотрели друг на друга, но что каждый мог видеть в глазах другого, или что хотел увидеть?  Уже невозможно было разглядеть знакомые искорки в глазах, морщины стали глубже, жёстче  взгляд, в нежности которого можно было утонуть много лет назад.
-Наверное, мне пора. Завтра улетаю, надо собраться, отдохнуть.
-Я сейчас услышал от…,  - он замолчал, словно пытаясь вспомнить имя сокурсника, или не знал, как продолжить фразу.
-Да?
- Покажи фотографию сына, - вдруг тихо попросил он.
-Зачем? Ты же помнишь, что сказал, когда узнал о моей беременности  -  “быстро же она утешилась с другим”.  И просто исчез из нашего круга общения, из города.
-Ты ничего мне не сказала!
-Я ничего не подозревала, когда мы разводились.
-И тебе передали эти слова?
-Ну, это святое дело для некоторых людей! – она нашла в телефоне папку с фото сына. Он долго смотрел на первую открывшуюся фотографию. Она хотела сказать, чтобы он полистал дальше, там были более удачные, но поняла, что он ничего не услышит. Отдав ей телефон, он провёл руками по лицу, потом тихо сказал, почти прошептал:
-В ту ночь на море ваш ангел-хранитель увёл тебя на берег. Ты ничего не знала, но он уже охранял тебя и малыша.
 Она сидела, не в силах произнести ни слова. Он оправдал её поступок тогда, когда она сама не могла разобраться в себе. Годы делают нас мудрее и лучше, но как простить себя за неверные поступки, сделанные раньше, когда живёшь на острие чувств, не понимая, что это лезвие может просто убить самое дорогое. Она смотрела на него, узнавшего то, что делает сильнее и счастливее, но только когда это приходит в своё время, и понимала, что он не в силах что-то сказать.  Погладив его по голове, она поднялась:
-Всё хорошо. Я пойду, нам обоим надо привыкнуть к таким новостям в нашей жизни.
Он  взял её за руки, долго смотрел, словно хотел запомнить и сказал:
-Ты же понимаешь, что уже ничего не изменить в нашей жизни. Даже оглядываться нет смысла. Но я благодарю судьбу за то, что сегодня мой сын не остался сиротой.
 Она удивлённо посмотрела на него и поняла, что он прочитал её настроение, её волнение. Но всё это было из прошлого - прекрасного и доброго. Это было волнение молодости, волнения забытого, но так волшебно возникшего снова. Она встала на цыпочки и поцеловала его в лоб.
- Удачи тебе в службе. Береги себя, чтобы твой сын снова не остался без отца.
Сказав это, она поняла, что простила ему боль, поселившуюся в ней после тех ужасных слов.
Она  не стала вызывать машину, и пошла пешком, чтобы в этой последней прогулке любоваться ночным небом, улицами, залитыми светом фонарей и гирлянд. Не так она планировала провести последний вечер в горах. Дни у моря, спокойные, размеренные, подарившие уставшему телу и душе покой,  были в далёком прошлом. Сейчас и тело и душа были напряжены, скованы. Да, отдых в горах – это для молодых, у которых нет груза прошлых лет жизни, груза, который делает тебя неловким в движениях и небыстрым в расчётах. Ты уже не успеваешь за собой на склоне горы, уносимый жаждой обуздать скорость, победить страх, о котором скоро забываешь и делаешь ошибки. Но она шла и улыбалась, потому что день сегодня был прекрасным. Она прожила этот день, теряя надежду, и вновь возрождаясь. И впереди тоже будут радостные дни, ибо в этом путешествии она обрела себя. Войдя в дом, постояла около букета роз, ощущая аромат, такой невозможный для зимних цветов, разожгла камин. Пискнул телефон, но не было желания что-то читать, собирать вещи. Не хотелось думать, что закончился отпуск, и что ждёт там, в той жизни, куда надо возвращаться. Опять пискнул телефон и она со вздохом отчаяния от погружения в эту завтрашнюю жизнь, открыла сообщения. Из сервисной службы ей переслали расписание его предстоящих концертов, в следующем сообщении был просто номер телефона. Писать или звонить она не стала. Огонь в камине разгорелся, а потрескивающие поленья словно разговаривали с ней, нарушая тишину, такую невыносимую сейчас. Она выключила свет, раздвинула шторы, увидела танцующие снежинки. И захотелось стать такими же, как они -  невесомыми, красивыми, радующимися своему единственному путешествию длиною в жизнь. Забравшись с ногами в кресло, накрылась шалью, от которой пахло его парфюмом, смотрела на огонь в камине, на падающий снег за окном. Веки стали тяжелыми, и только огонь в камине держал её в напряжении, но и это длилось недолго. И снова она мчалась по склону на лыжах, а внизу было море, спокойное, неподвижное. Она пыталась повернуть, ибо понимала, что через мгновение упадёт в него с лыжами, палками, ботинками, в костюме и невозможно будет выбраться. Сжималось сердце в предчувствии неотвратимого ужаса, который был знаком - это уже было с ней в том шторме. Падение в воду закончилось полной темнотой, только мелькали  красными точками светлячки у подводных камней. Они теряли свой яркий свет, и захотелось что-то загадать – ведь это были упавшие звёзды. Но неожиданно всё закончилось. Она смотрела на потухший камин, в котором тлели угли, вспыхивая красными точками. Загадав желание, взяла телефон и отправила на пересланный номер сообщение: “Я хочу в горы с тобой. Кататься на лыжах! “  Надо было перебираться в кровать, чтобы отдохнуть перед поездкой и полётом