3. Леон

Прошла неделя. Эшли, после встречи с Краузером пока не решилась напомнить отцу о нем.

Интуиция подсказывала, что Джек всё-таки последует ее совету, ибо его последняя реакция на сказанные девушкой слова перед уходом, была значительно иной, нежели та, с которой он встретил ее.
Грэхэм не зря себя обнадеживала. Но, по незнанию, она всё же не могла предвидеть последствий своих ожиданий. Ее отец на самом деле не спешил заступаться за провинившегося солдата.



Двумя днями позднее, будучи вечером дома за ужином, отец сказал Эшли, что Джеку Краузеру на днях позволили вновь вступить в ряды армии. Однако всё оказалось не так просто, о чем и подозревал сам президент.
Как он узнал вскоре, в один из первых дней пребывания Джека в военной части, старые знакомые сослуживцы, помня весь тот ущерб, который Краузер нанес им и погибшим от его рук товарищам, люто взбунтовались, настойчиво требуя судить предателя. Конфликт молниеносно перерос во всеобщий бунт, охвативший значительную часть военнообязанных, что некоторые даже устроили ему западню и сильно избили. После случившегося Краузера увезли на скорой в ближайшую больницу.
Эшли, слушая всё то, что говорил отец, потеряла к еде всякий аппетит, в упадке застыв на месте. Еще мгновенье она наблюдала, как родитель спокойно доел свою порцию и довольственно вытер рот салфеткой. Поднимаясь из-за стола и ничего боле не намереваясь говорить, он чуть вздрогнул от неожиданного возгласа дочери:

- И что теперь с ним будет? – обернувшись к Эшли, мужчина несколько неуверенно ответил:

- Солдаты требуют судить его. Я же сказал…

- Ты обещал помочь ему, если он согласится вернуться, - сдержанно возразила Эшли, встав из-за стола. Будучи почти наравне с отцом и напористо глядя ему в глаза, внутренне она была неимоверно возмущена его внешним равнодушием.
На самом деле, вспомнив сказанные дочери когда-то слова насчет Краузера, он осознал, что не на шутку обнадежил ее. Однако именно эта озабоченность девушки вызвала у президента особый интерес, и он намеренно спросил:

- Почему ты так печешься о нем? – подобное несколько смутило девушку, что отрицая свои глубоко душевные предрассудки и амбиции, она не стала сдерживать переполнявшее ее отчаяние и, осознанно следуя своим истинным чувствам, высказала повышенным тоном:

- Да потому что он герой. Это я никто, президентская дочка. Всё. Пока я не могу ни чем помочь людям, потому что не зарабатываю деньги своим трудом, но я хочу, наконец, сделать хоть что-то полезное. Хотя бы для одного человека. Я нуждаюсь в этом. Я хочу помочь ему, понимаешь? Я чувствую, что должна, - отойдя в сторону и немного успокоившись, Эшли не решилась взглянуть на отца после такого, как ей показалось, безрассудного порыва. Мужчина несколько опешил, но не оставил без ответа услышанное, сказав почти сразу:

- Не преувеличивай. Ты еще проявишь себя. Но, подумай, как я могу противоречить людям, от которых зависит безопасность страны? Моё вмешательство может только всё усугубить… - девушка, уже глядя на отца едва ли не обреченно, лишь спустя несколько так угнетающе продолжительных секунд молчания, всё же нашла повод, чтобы заставить его задуматься:

- Тогда я пойду на суд. Мне есть чем оправдать Джека. … Леон поможет мне, - приободренная, и в тот же момент, скованная возможностью удачи в своём рискованном намерении, Эшли поспешила уйти из столовой комнаты, оставив отца в незнании, что сказать. Мужчина лишь проводил взглядом девушку, напоследок, чуть протянув руку ей вслед в невзрачной попытке, не зная зачем, остановить.

В этот же день, обремененная неприятным разговором, Эшли дозвонилась до своего бывшего телохранителя и с трудом договорилась о встрече на завтра.



Вечером, после занятий, сидя за маленьким круглым столиком в отдаленном месте небольшого зала кафе, Эшли ждала прихода своего старого знакомого. Охранник, расположившись неподалеку, мог беспрепятственно видеть ее, изредка обращая внимание на газету в своих руках и попивая кофе.

Намеренно придя раньше, девушка спокойно продумала все аргументы, которыми попытается убедить Леона помочь ей в задуманном. От мыслей ее отвлек тот, кого она ждала, почти неслышно подойдя и присев напротив.
Выглядевший весьма привлекательно и свежо, он сдержанно, но с искренней спокойной радостью в глазах улыбнулся, чем вызвал у девушки чуть более яркие взаимные эмоции. Немного оглядев Леона, Эшли коротко сказала, намеренно съязвив:

- Похорошел…

- А ты, как я смотрю… повзрослела, - сделав паузу между слов, он специально загляделся на ее немаленькую грудь, чем вызвал у блондинки возмущенный упрек в лице, со вспышкой искристого смеха. Легко толкнув его в плечо, Эшли ответила:

- Ничуть не изменился. Тебе видимо мало было того, что ты видел в Испании у меня под юбкой…

- Это не правда. Я ждал, когда ты спрыгнешь и смотрел тебе в лицо, - возразил Лео, не удержавшись от каверзной усмешки. На такой позитивной ноте Эшли невольно вспомнила о том, что еще до прихода друга беспрестанно заполняло ее мысли. Улыбка быстро сошла на нет, что мельком, неуверенно взглянув в глаза сидящего напротив, Эшли спросила:

- Леон, ты знаешь, что Джек Краузер жив и вернулся в Америку? – немного нахмурившись, мужчина невольно отвлекся на громкий звук со стороны, но спустя какое-то мгновенье ответил:

- Он лежит в больнице. Его избили армейцы, бывшие сослуживцы… Лично я бы не рискнул вернуться.

- Так ты всё знаешь, - сдержанно удивилась девушка, не спуская с Кеннеди глаз. Не задумываясь ни о чём, что может хоть как-то оттолкнуть Леона, девушка решительно ответила:

- Я хочу помочь Джеку. На суде я встану на сторону его защиты. Помоги оправдать его, - услышанное незамедлительно вызвало явное недопонимание в лице Кеннеди, как, не позволив ему хоть что-то сказать, Эшли продолжила:

- Я знаю, что он меня тогда похитил и что ты был вынужден из-за него пройти через жуткий кошмар, чтобы меня найти, но он захотел исправиться. Я была у него, говорила с ним и, через какое-то время он решился вернуться в армию, - самоотверженно глядя на Лео, Эшли замолкла, неосознанно положив перед собой руки на стол. В волнении теребя миниатюрную подвеску на тончайшем золотом браслете, украшающем запястье, она не отрываясь и почти не моргая, смотрела ему в глаза, чем, наконец, вынудила сказать:

- Ты вообще в своём уме? - с полным опустошением в лице взирающий в ответ, Леон откинулся на спинку стула, но ничуть не переубедил девушку задуматься над своей решимостью.

- Ты сам говорил, он заразился намного раньше. Даже если он и принимал какие-то лекарства, подавляющие влияние паразита, они полностью не избавляли от нервного возбуждения и агрессии. Он всё равно подавлял волю Джека. Ты сам знаешь…

- Он соображал, что делал, и убил немало наших общих друзей. Всё это было ради Вескера. Когда рухнул вертолет, в котором он летел, многие вызвались его искать… И, естественно, не нашли… - говоря чуть тише, Леон склонился к Эшли и продолжил, едва ли не дерзким тоном маскируя своё возмущение:

- Почему он сам не обнаружил себя?! Почему не вернулся еще тогда? Чем ты это объяснишь?... Все, не я один, думают, что уже тогда у него в планах было перекинуться на сторону Альберта. … Если он и выжил в этот раз, так лишь для того, чтобы понести наказание, - немного успокоившись, Кеннеди обратил внимание, как Эшли в нервном напряжении не прекращая, слабо теребит браслет. Не выдержав, он прижал свои руки к ее ладоням, вынудив перестать.
Девушка, на протяжении всей утвердительной речи своего некогда охранника, смотрела в одну точку, что услышанное вынудило ее вновь осознать свою собственную бесполезность, которую ей так хотелось заменить чем-то хорошим.
Понимание на первый взгляд весомой и не преодолимой, но почему-то сомнительной правды в словах Леона, заставили Эшли задуматься. И лишь укоренившееся присутствие в глубине души бескорыстного желания помочь потерявшему себя человеку, заставило ее сорваться – глаза наполнились слезами и, не выдержав всего их большого напора, позволили скатиться по щекам. Леон, завидев, как девушка едва содрогается от плача, сдерживая себя, крепко, но бережно взял ее руки в свои и, вглядываясь с совершенным недопониманием, спросил:

- Зачем тебе это? Почему ты так убеждена, что он имеет на это право? – сквозь слезы, не думая о своем зареванном виде и покрасневших глазах, Эшли отреченно посмотрела на Леона и спустя короткую паузу, проговорила:

- Потому, что он захотел исправиться. … Еще в Испании он сказал…у него не было выбора. … Я как-то особенно запомнила именно это… Я несколько дней могла наблюдать за ним и никогда не поверю, что он солгал… - слезы не переставали, вынудив Эшли освободить руки от ничуть не утешительной поддержки Леона, и найти в сумке носовой платок, забыв про салфетки на столе. Опешивший от видимого, Кеннеди был даже несколько впечатлен пока необъяснимой самоотверженностью Эшли.
Леон спокойно наклонился на стул, стараясь держать себя в руках, не смотря на состояние девушки, державшей скомканный платок, прислонив руки к лицу. Давая возможность Эшли успокоиться в молчании, мужчина боролся с собственной гордыней и обидой на Краузера, «благодаря» которому прошел через многое, что оставило следы не только на его теле, но и в его вывернутой наизнанку душе. О памяти и говорить не стоит. То, о чем сказала Эшли, слабо склоняло сомнения Леона в пользу Краузера. Однако веский аргумент всё-таки был: он не побоялся вернуться в армию, что говорило само за себя.
Протянув руку к девушке, он мягко взял ее запястье и, через малое сопротивление, вынудил посмотреть ему в глаза, после чего сказал:

- Я приду на суд, но это ничего не гарантирует. И не реви больше, - услышав сказанное, Эшли чуть улыбнулась и, легким маневром освободив запястье, взамен взяла его руку в свою. Крепко сжав ладонь друга своими двумя, она прижала их к губам, и всё-таки не смогла удержаться вопреки просьбе Леона.