Кормоцех

В  январские морозные дни 1980 года нас, десять молодых здоровых сотрудников НИИ собрали в парткоме и после идеологической накачки сказали приготовиться к выезду в подшефный колхоз. Это было удивительно и необъяснимо – что можно было делать зимой в морозы в засыпанном снегом колхозе. Мы приехали, нас поселили прямо в правлении, выдали валенки, ватные штаны, фуфайки и топоры. Утром, когда рассвело, после завтрака, мы сели в тракторную тележку и поехали в лес по проторенной мощным бульдозером дороге. Через час мы приехали к бывшей березовой роще – спиленные и передавленные бульдозером стволы красивейших берез лежали в снегу и нам сказали обрубить молодые ветки и уложить на тележку.
Ходить по колено в снегу среди поваленных деревьев, рубить ветки и носить к тележке было непростым занятием и, уложив половины телеги, мы решили отдохнуть и перекусить. Нам в качестве пайка выдали хлеб и банки тушенки, которые мы разогревали на костре. Уложив до верха тележку, мы уселись на ветки и тронулись обратно.
Трактор привез нас к ферме, выгрузил ветки и мы зашли внутрь. В стойлах лежали полуживые коровы, зоотехник включил огромный аппарат для измельчения и мы смололи привезенные ветки в мелкую крошку, которую женщины ведрами стали разносить по кормушкам. Объем перемолотого был катастрофически мал, коровы смотрели жалобными глазами и у них не было сил даже мычать.
Это был коровий Освенцим. Приехал председатель с расстегнутым, не сходящимся на животе пиджаком с колодками орденов и депутатским значком, с лоснящимся подбородком после сытного обеда и, выдохнув водочным ароматом, рассказал нам о неурожае сена и соломы, корнеплодов и зерновых культур,  о засухах и проливных дождях в периоды посева и уборки и о непростой международной обстановке. Но задача сохранить поголовье является приоритетной в  реализации продовольственной программы, принятой съездом партии. Мы отнеслись с сочувствием и пониманием, поскольку жили в состояиии написания диссертации, очереди на жилье и карьерного роста.
 Партия сказала – “Надо”,  Комсомол ответил – “Есть”.
И мы пошли есть гороховый суп в колхозную столовую.
До сих пор, в январские дни я вспоминаю эти две недели ужаса и торжества  системы социалистического хозяйствования, когда доярки, не в силах смотреть в глаза умирающих животных, заливали стресс портвейном, поскольку водка была дороже и ее выпивало правление колхоза. Много лет спустя на приеме в нашем посольстве в Португалии я рассказал что в советское время портвейн был самым распространенным напитком для колхозников и студентов тем самым сильно удивив наших португальских друзей, а посол понимающе кивнул, поддержав меня.
Нам хорошо заплатили и эти деньги были подспорьем для семейных сотрудников и тех, кто в поисках семейных отношений тратил деньги в конфетно-букетный период жизни.
В советское время малоимущие сотрудники во время отпусков и накопленных отгулов сбивались в стаи и улетали в поисках денежных заработков по сельхозрайонам, северным предприятиям и так далее. Мы были молоды после окончания институтов и опытным шабашникам были не нужны. Но у меня появилась идея, с которой я пришел в комитет комсомола. В институте мы ездили в стройотряды и я был помощником каменщика, по совместительству соседа по комнате в общежитии, так что знал как выглядит кирпич и кладка. В комитете я предложил чтобы вместо колхозных работ в подшефном колхозе мы что-нибудь построили как комсомольско-строительный отряд. Комитет поддержал эту инициативу, созвонился с местной строительной организацией и нам поручили построить кормоцех в нашем подшефном колхозе, а меня сделать командиром отряда. Этого конечно я не ожидал, поскольку в стройотряд записали тех, кто хотел денег, но понятия не имел как их зарабатывать.
В нашем отделе работала женщина, которая услышав о стройотряде, предложила взять с собою ее сына Жору, который в данное время не работал, но опыт каменщика у него был. Я не мог ей отказать, и мы поехали в колхоз удивительной компанией из веселых дилетантов и Жоры.   
 Первым делом я пошел взглянуть на объект. Огромная яма с обвалившимися краями и несколько бетонных блоков в одном из углов вызвали у меня ужас и отчаяние. Жора, взглянув на меня, понял проблему, и мы раскрыли строительные чертежи. Он успокоил меня и  мы наметили план действий. Остальная компания, вырвавшись из обыденной жизни, отмечала прибытие и веселилась, не задумываясь о будущем.
Вспоминая все это, я благодарен судьбе, которая свела меня с Жорой, скромным парнем из интеллигентной еврейской семьи, не поступившим в вуз и решившим работать каменщиком в строительной организации. Он поддержал меня в сложный период, мы подружились и через несколько лет он пришел ко мне со своей невестой Цилей прощаться перед отъездом на историческую родину. Он уехал в Хайфу и строил там дома для соплеменников.
Перед поездкой я прочел книги Карнеги и выработал технику общения с внешним миром – предельная вежливость, обращение на Вы, никакого запанибратства и игры в своего, никакого алкоголя и отсутствие денежной составляющей. На руководителей стройорганизации, администрации колхоза, шоферов, трактористов и крановщиков эта тактика подействовала убийственно – они не знали как реагировать на меня, а все заявки на технику и стройматериалы я представлял в письменной форме.
Объект представлял собою огромное, высокое кирпичное здание с бетонными фундаментами внутри под оборудование, которое необходимо было установить до укладки плит перекрытия.
Суть кормоцеха состояла в том, что в два огромных кормозапарника засыпалось измельченное зерно, солома, ветки, корнеплоды и под действием пара под давлением и перемешиванием вырабатывался горячий корм для коров на ферме в холодные зимние дни. 
Я построил растворо-бетонный узел с бетономешалкой, подводом воды, электричества и железными листами под щебенку. В стройорганизации я выпросил старый строительный кран, который установил так, чтобы он мог подавать бадью с раствором или бетоном и поддоны с кирпичом в любую точку. Крановщика я оформил как командировочного и он жил и питался с нами.
Жара была страшная, работа на бетономешалке была адовой, но мои дилетанты на другое не были способны. 
Мы уложили фундаменты, залили бетонные полы с анкерами под оборудование и приступили к кладке. Жора заводил углы, а три человека гнали прямую кладку в два кирпича. Процесс шел так быстро, что нам не успевали подвозить кирпич и наступил день, когда на стройке не было даже половинки. Я в этот день никуда не поехал и вспомнив какой-то советский фильм, написал письмо, начинающееся словами “Мы с Вами подвели страну”.
Далее я писал о продовольственной программе, о Партии и Комсомоле, которые направили нас на помощь Родине в ущерб научной деятельности и о том разочаровании, которое испытает молодежь, увидев пример саботажа и нарушения графика строительства. Письмо я отправил колхозной почтой.
Реакция была удивительной. Примчались на газиках и нивах районные начальники и увидели объект как на картинках в учебнике в идеально спланированном порядке. Местный бульдозерист, прицепив огромную колонну, покрутился вокруг здания, выровняв и уплотнив землю до блеска. Мы стояли у объекта вымытые, побритые,  в одежде для отъезда и молчали. Начальники зашли на объект, увидели бетонные полы и фундаменты в идеальном состоянии, пытались рассказать о дефиците кирпича, мы продолжали молчать,  и они уехали.
На следующий день начали приходить длинномеры с кирпичом  и мы за несколько дней закончили кладку и перекрыли плитами крышу. Уложили шифер и сдали объект под отделку и монтаж оборудования.
Нам заплатили по семьсот рублей. Мы вернулись победителями, отпуск сохранялся, а время на стройке засчитывалось как шефская помощь.
Для меня это был первый опыт, как пользуясь всей идеологической мишурой, достичь реальной практической цели.