Паулина В рейсе Глава шестая

«Паулина»

В рейсе

Жизнь судового механика

Глава шестая


После выхода из канала получили предписание идти в Галвестон, в США. Тридцать первого декабря должны быть там.
Как-то я поднялся на мостик. Как раз там находился капитан. От недосыпания за последние дни у него даже появились мешки под глазами. Капитан и говорит мне:
— Непонятно, почему компания молчит. Что случилось? Не ясно ничего. Решили они нас продавать? Или нет? С этими праздниками ничего неизвестно. Даже про запчасти ничего неизвестно, — я был полностью был с ним согласен. Неизвестность нашего положения, всё больше и больше выматывала нервы.

Тридцать первое декабря. В четыре часа утра в каюте раздался звук аварийной сигнализации. Автоматически схватив одежду и, не думая ни о чём, я побежал в машину. Через тоннель пробежал в ЦПУ, где уже находились Миша и Львович. Эти быстроногие олени опередили меня.
Непонятно, что происходит. Главный двигатель держит свои семьсот пятьдесят оборотов, а нагрузка на винт всё равно уменьшается. Сейчас нагрузка снизилась до средней. На мостике ручку телеграфа уже поставили вперед до упора на полный вперёд, а нагрузка все равно снижается. Сбежал в машинное отделение, чтобы проверить масло в системе ВРШ (винт регулируемого шага), а оно чуть ли не как сметана — белое.
Мама р;дная! Холодильник масла всё-таки лопнул! Не помогло его заклеивание. Не хватило ему чуть-чуть продержаться до порта.
Сработала сигнализация по низкому уровню воды в расширительной цистерне, которая охлаждает холодильник масла ВРШ. Пополнили её, а вода всё равно оттуда уходит. Куда? Да напрямую в масло ВРШ. В цистерне ВРШ уровень масла повышается, скоро оно пойдёт на перелив. Сколько воды в системе масла ВРШ? Кто его знает! А оно становится всё белее и белее. Что делать? Сразу перекрыли воду охлаждения на холодильнике масла ВРШ и переключили фильтры масла на всасывании насоса. Заменили масляный картридж, а он разовый. Хорошо, что я сделал ревизию и нашёл запасные картриджи для этих фильтров. Вначале думали, что у нас их вообще нет.
После того, как поменяли один картридж, нагрузка на винт увеличилась и скорость судна поднялась, а когда фильтр опять забился, нагрузка на винт вновь стала уменьшаться. Непонятно! Что делается?
Мы уже со Львовичем нагрузку сделали меньше и начали переходить на дизельное топливо. Перешли. Перевели главный двигатель на дизельное топливо, что не рекомендуется делать. Потому что дизельное топливо потом промоет все трубы, которые были в гудроне от тяжёлого топлива и все эти смывки пойдут опять на фильтры топливной системы и тогда уже будет забиваться вся топливная система и мы получим проблему уже и с насосами, и с форсунками. Что потом так и получилось. Надо было срочно останавливать главный двигатель. Дальше так идти нельзя. Можем загубить всю гидравлическую систему ВРШ.
По телефону связываюсь с мостиком. Капитан на редкость спокоен. Бывали такие капитаны, которые при малейшем пуке впадали в истерику и орали в телефон всякую ересь. У этого - даже интонация голоса не изменилась:
— Мы уже подходим. Осталось немного, десять миль. Продержитесь? Сейчас, через полчаса подойдем и бросим якорь. Сильный туман. Бака не видно, — это когда надстройка стоит на баке и до него двадцать метров. — Вокруг много судов. Будьте предельно внимательны, — даёт команды капитан.
Продержались. Из-за того, что перевели главный двигатель на дизельное топливо, дизель стал работать ровнее. Останавливаемся.
На мостике ставят ручку телеграфа на «СТОП», а ВРШ не реагирует и лопасти винта не переводятся в нулевую позицию. Единственное, что можно сделать — это с местного поста перевести лопасти в ноль. Быстро объясняю капитану по телефону, что ему в этом случае надо делать.
Телефон только один, он имеет связь только с мостиком и слышно его только в ЦПУ. Львовича оставляю на телефоне, Миша стоит у входа в ЦПУ, я нахожусь около аварийного пульта на цистерне масла ВРШ.
Львович получает приказ с мостика по телефону. Передаёт его Мише. Миша орёт мне в машину, я по его губам понимаю, что мне делать и вручную перевожу лопасти в нулевое положение. Стоп. Теперь надо лопасти перевести назад. Отработать задний ход, чтобы остановить инерцию судна. А он не отрабатывает. Переключаю фильтр на чистый. Начинаю всё опять заново. Получился задний ход! Задний ход отработали. Стоп. Машина не останавливается. Теперь уже все! Сил бороться с этим ВРШ больше не было. Я взял и обесточил его. Двигатель встал. После обесточивания ВРШ лопасти медленно-медленно автоматически вернулись в нулевое положение.
А что делать дальше? Я не знаю… Вот такая ситуация… Ну, да, изучал я эту систему ВРШ лет десять-двенадцать назад. Но такой ситуации, как у нас, нигде не описывались. И даже не предполагалось, что такое могло бы вообще произойти. Надо откуда-то брать эти навыки работы с механизмами и сориентироваться, что делать именно в данный момент. А только интуиция и многолетняя практика помогли мне выкрутиться из этой безвыходной ситуации.
Ну, а что делать дальше? Пришлось всё останавливать и обследовать. Один масляный насос на ВРШ заклинил, потому что он не предназначен работать на обводнённом масле. Что ещё и где ещё заклинило? Что делается внутри гребного вала, что там со всеми механизмами, гидроусилителями? Я не знаю, может быть там всё в воде. Но масло надо менять однозначно. Что-то надо делать. Запасных картриджей на фильтры масла больше нет.
Мы молча сидели в ЦПУ. Миша с Львовичем пускали дым, а мы с Серёгой устроились у вентилятора, чтобы не дышать миазмами, исходившими от заядлых курильщиков.
Сейчас тридцать первое декабря. В Германии все только третьего числа выходят на работу. Ну а нам оставалось только уповать на Господа Бога. Может быть, мы что-нибудь найдем из старых запчастей. Одна кладовая была ещё не разобрана, может быть, там что-нибудь получиться найти.
После перекура полезли в эту последнюю кладовку. Кое-что нашли для АДГ. А вот для ВРШ — ничего не было.

Только тридцать первого числа вечером я вылез из машины. Зашёл на мостик. Капитан, увидев меня, спокойно встретил меня:
— Смотри в локатор. Видишь? До ближайшего судна всего-то пара кабельтовых. Вовремя же ты успел среверсировать винт, а то бы точно врезались. А теперь давай, напишем письма в компанию с разъяснением обстановки.
После того, как письма были составлены и отправлены, капитан предложил:
— Ну ладно, Christmas мы отметили. У тебя там осталось ещё что-нибудь?
А что тут таить? «Разведка», наверное, донесла ему о моём походе в Эсмеральдас.
Усмехнувшись, я честно сознался:
— У меня есть ещё бутылка вина.
Капитан воодушевился:
— Да и у меня ещё одна есть. Так что давай, мойся и заходи ко мне. Надолго мы тут застряли.
Капитан решил позвать ещё и второго механика. Подняли тост за новый 2012 год, за здоровье наших близких и за быстрейшее возвращение домой. Выпили две бутылки вина и решили идти спать. Утро вечера мудренее.

Первого число проснулись. Туман по-прежнему висел стеной. Ничего не видно на рейде Галвестона. Только в локатор можно наблюдать за окружающими судами.
Я снова полез в неразведанную кладовку. Нашел ещё и втулки на рулевую машину, которые у нас были с громадными зазорами. Мне сразу же захотелось их поменять. Но Серёга упёрся:
— Никуда я не полезу. Сегодня первое число. Дай отдохнуть по-человечески. Что за жизнь? Человеку даже в Новый год покоя нет! Нет. Не доживу я здесь до конца контракта. Увезут меня отсюда в цинковом гробу. И во всём этом ты, Владимирович, будешь виноват. Придётся тебе содержать мою семью и заботиться о моей жене.
Серёга бы и дальше продолжал свою демагогию, но я прервал его:
— Нет, Серёга, детей твоих я содержать не собираюсь, и на жене твоей жениться сразу отказываюсь. Бо выше она меня на целую голову, да и аппетиты у ваших хохлушек огроменные, — мы ещё посмеялись над несчастным Серёгой, но работать и в самом деле в Новогодние праздники никому не хотелось.
— Ну ладно, — согласился я с доводами Серёги, — сегодня ничего уже делать не будем. Но завтра — обязательно их поменяем, — и я с интересом посмотрел на реакцию Серёги.
На мои слова он только обречённо махнул рукой и что-то пробормотал обо всех им любимых матерях мира.
Выключили всё ненужное оборудование в машине и разошлись по каютам. Усталость давала о себе знать. Надо было отмыться и выспаться.

А вот уже второго пошли восстанавливать АДГ. Там все у нас было разобрано и приготовлено к установке заказанных запасных частей. Установили запчасти, которые я нашёл. Они как раз туда подходили. И крылатку вентилятора я нашел. Только была она пластмассовой и весила от силы граммов четыреста. Должен был заработать АДГ! Насос охлаждения нашли. Всё нашли! Приводных ремней только не было, да пары сальников. Но они были заказаны. Поэтому я уже так сильно не расстраивался.

За стоянку, пока стояли в Галвестоне на рейде, поменяли втулки на рулевой. Она стала работать, как часики. Капитан был очень доволен:
— Ничего себе, раньше она еле-еле крутилась. А теперь смотри — она реагирует на каждый градус поворота штурвала.
Когда проходили Магеллановым проливом, он всё боялся, что рулевая не отработает так, как нужно. Но, тогда всё обошлось, а сейчас капитан своей радости не скрывал. Хоть что-то было хорошее. Не вечно же быть тельняшке чёрной!
И, наконец, пятого числа на судно приехали сервисные инженеры от компании.

Сервисным инженером оказался молодой голубоглазый блондин под два метра ростом. Это был датчанин. Он оказался доброжелательным отзывчивым парнем. Помог мне разобраться с рулевой машиной, дейдвудным сальником и, конечно же, с ВРШ. Он только и приговаривал:
— Да, вам надо менять масло, надо менять насос, надо менять то, это… Давайте заказывайте запчасти.
Написать бумагу — не проблема. Нашли каталог. Из него переписали все номера на необходимые запчасти. Сервисный инженер посоветовал:
— Вы отсылайте всё это в фирму, я с собой возьму только копию и, как только завтра приеду в Европу, сразу дам ход вашей заявке. Тогда мы вам и пришлём весь ЗИП сюда, в Галвестон.
Пятого числа вместе с сервисными инженерами, приехали новые суперинтенданты от новой компании, которая уже официально стала нашим новым владельцем. Суперинтендантов приехало двое.
Один был по палубной части. Я его почти не видел, потому что он пропадал на мостике с капитаном.
Это был толстый, добродушный и картавый немец по фамилии Пигге. По-английски — поросёнок. Что это означало по-немецки? Я не знал.
А вот новый суперинтендант по машине оказался высоким сухощавым седым немцем. Но новый суперинтендант — это не значит, что молодой. Мужику было далеко за семьдесят лет, и фамилия его была — Никель.
Мистер Никель с деловым видом полез в машину и начал разбираться, что же мы там такого натворили. Как только он куда-нибудь сунется, то в том месте начинался ажиотаж, паника, крики и полное непонимание. Скоро стало понятно, что Никель знает только двигатель «Бокау Вольф», типа наших NVD, которые ещё стояли на немецких подводных лодках. И все эти знания он примеряет к нашему двигателю — V-образному, современному, среднеоборотному дизелю «Бурмейстер и Вайн».
Постоянно возникали ситуации, при которых я старался хоть что-то объяснить ему:
— Нет. Так невозможно делать, — и показывал в инструкцию, как того она требует. — Это сюда не пойдет, это надо делать только так, — и показывал, как надо делать или собирать деталь.
То есть проводил суперинтенданту ликбез. Что-то наподобие срочных курсов обучения слесаря-судоремонтника.
А Никель постоянно возражал, давай вот так делать — и всё! Я ему в глаза тыкал инструкциями, чертежами, а он только упирался и орал, что это не так.
В общем, с Никелем постоянно возникали одни проблемы.
Когда привезли запчасти на ВРШ и АДГ, то мы со Львовичем и Серёгой, вытащили из цистерны масла ВРШ заклиненный насос, нашли в трюме свежее масло в бочках и спустили его в машину. Двухсотлитровые бочки таскали по узким проходам туннеля и машинного отделения. Цистерну залили свежим маслом. Так и восстановили ВРШ.
После этого запустили главный двигатель. Винт начал работать и лопасти стали разворачиваться и вперед, и назад. Легко, плавно и свободно, как и до поломки. Холодильник масла тоже привезли, и мы его сразу же поменяли. После этого продолжили другие работы по восстановлению.
Сепаратора масла на эту систему, чтобы сепарировать масло — не было и мы были вынуждены перекачивать масло в другие бочки вручную. Масла было так много, что я не знал, куда деть эти бочки с обводнённым маслом и предложил Львовичу:
— Львович, а давай подливать его в цистерны топлива для главного двигателя. Помню на одном из балкеров мы сожгли, таким образом, триста тонн обводнённого топлива с маслом. Пусть сожрет его потихоньку, — но тот сразу восстал против такого авантюрного предложения.
Пришлось мне успокоился со своей фикс-идеей и согласился:
— Ну ладно, пусть тогда стоят, где стоят и пусть мозолят глаза. Может быть и Никелю намозолят, и он распорядится ими сам. Вот тогда-то у тебя точно спина вспотеет, -рассмеялся я, описывая Львовичу недалёкую перспективу.
А Никель целыми днями бегал из каюты на мостик. Позвонит по телефону в Германию и бежит в машину, чтобы передать нам очередную суперидею и всё орёт:
— Ой! Что случилось? Почему грязь в льялах? Почему вы каждый день плохо работаете? Почему вы не идёте на работу? Что вы тут сидите и кофе пьете, когда надо столько дел сделать?
Работали мы с восьми утра до десяти — одиннадцати часов вечера. С небольшими перерывами на обед и ужин. Конечно, устраивали и небольшие перерывы, кроме положенных двух кофе-таймов.
За два дня ВРШ и вся система гидравлики был восстановлены. Во время этих работ Серёга сломал стекло на каком-то термометре, когда упирался, чтобы вытащить насос. Никель опять орал, что он вычтет стоимость термометра с Серёгиной зарплаты. Тот обиделся и ушёл из машины.
Поняв, что натворил ерунды Никель бегал к нему и просил того вернуться. Серёга вернулся, но на Никеля смотрел волком.
Ну, а потом мы пытались запускать дизель. Двигатель запустился нормально. Работает на холостых оборотах нормально. Триста пятьдесят оборотов — нормально. На режим семьсот пятьдесят оборотов переходит без замечаний, но семьсот пятьдесят оборотов не держит. А держит только семьсот двадцать оборотов. Мы его и так, и сяк гоняли. Ничего не получается! Двигатель держит только семьсот двадцать оборотов. При семистах пятидесяти оборотах частота тока в сети должно поддерживаться шестьдесят герц, а при семистах двадцати — пятьдесят шесть или пятьдесят пять. При такой частоте валогенератор в параллель не возьмётся на режиме полного хода. Автоматика не даст ему это сделать.

На ходу, когда работает валогенератор, дизель-генераторы не работают и не тратят дорогое дизельное топливо. Питание в сеть подаётся от валогенератора, который приводится во вращение от главного двигателя и потребляет тяжёлое топливо вязкостью триста восемьдесят сантистоксов. Если такое топливо разлить на палубе при пятнадцати градусах, то оно не растечётся, а встанет колом. Поэтому на ходу его приходится греть до ста сорока градусов.

Сели в ЦПУ и давай держать совет. Почему такое может происходить? Никакие новые идеи в голову не приходят. Одна только причина — неисправность электроники. Тогда я решил:
— Всё! Надо докладывать Никелю. Он у нас суперинтендант. Он у нас всё знает, вот пусть он и вызывает береговых электронщиков.
Миша выпустил последний клуб дыма и почесал затылок:
— Подожди. – спокойно посмотрел он на меня. - Пока не надо. Давай проверим электронные платы. Может быть, причина в одной из них? Тогда уже будем точно знать, что нам докладывать.
Спустились к электронным шкафам управления, открыли их и начали проверять электронные платы.
Вытащим одну плату, пойдём в ЦПУ, наставим на неё яркую лампу и с помощью лупы начинаем детально её разглядывать. Может быть, где-то что-то отпаялось, сгорело, прогорело. Да мало ли что… В общем, искали визуальные отклонения от нормального вида. Миша объясняет нам с Львовичем:
— Эта плата отвечает за это… Эта плата отвечает вот за такие функции…, а это за такие… Давай посмотрим плату, которая отвечает за постоянные обороты двигателя. Это электронный регулятор. Давай-ка вынем её и посмотрим её состояние.
Ну, а когда эту плату начали рассматривать под лупой, то нашли, что в одном месте одна дорожка имела какой-то ненормальный тёмный цвет.
Миша сразу это заметил:
— Вот тут дорожка темная. Видишь, - показал он мне на цвета побежалости. - Тут перегорела вот эта штучка и по-моему, она у меня такая есть. Давай ка я её туда припаяю.
Я засомневался. Ведь каждая плата стоит более пяти тысяч долларов, а может быть и больше. А если мы её испортим? То тогда двигатель вообще не запустится.
— И ты сможешь, такое сделать? — с глубоким сомнением уставился я Мишу.
— А что тут делать? Тут нужен тоненький паяльник. У меня такой есть. И я всё сделаю в пять секунд.
Эти пять секунд показались мне часами. Миша впаял «жучок» и электронную плату поставили на место.
Подготовили главный двигатель, запустили его и перевели на режим семьсот пятьдесят оборотов. И, о чудо! Двигатель стал держать их! Когда он так заработал, то мы с Мишей скакали от радости в ЦПУ, как папуасы племени мумбу-юмбу вокруг костра. Львович с Серёгой орали от радости и тоже что-то такое отплясывали. Слава Богу, что никого в ЦПУ не было и никто не видел нашей неподдельной радости.
Успокоившись, я попросил Мишу никому об этом не говорить, и тем более, рассказывать о «жучке». Главный двигатель был остановлен, а я пошёл докладывать о нашем успехе капитану и Никелю. Было уже поздно, но я нашёл их в каюте капитана. Они сидели и пили пиво «Балтику» девятку. По Никелю было видно, что он уже здорово на кочерге.
Капитан воспринял известие, что двигатель работает, с радостью, но рожу пьяного Никеля перекосило от досады. И без слов было видно, что он злиться, что не он это сделал, а какой-то русский.

Каждый день, начиная со второго числа, мы работали чуть ли не до десяти часов вечера, потому что дизельное топливо, которое мы запустили в систему дизеля, позабивало все фильтры на системе и из-за этого две форсунки оказались заклиненными, а два топливных насоса потекли. В общем, надо было восстанавливать двигатель. Но запчастей-то у нас не было. И вот мы сидели целыми днями и тёрли распылители для форсунок и плоскости плунжерных пар на топливные насосы высокого давления.
За день собираем с Львовичем топливный насос, а он весит сто двадцать килограммов, а потом несём его втроём вниз к главному двигателю и запихиваем на место. Собираем, сбалчиваем трубопроводы, а потом опять — старый насос разбалчиваем и начинаем его разбирать.
Поменяли два топливных насоса. Их притерли и поставили обратно на двигатель. Запасных больше не было. Те старые распылители на форсунки, которые я нашёл в последней кладовой, тоже притерли. То есть полностью подготовили главный двигатель к отходу. Устали все как собаки.
В тот день вышли из машины уже в одиннадцатом часу вечера. Завтра — воскресенье. Была хоть какая-то надежда отдохнуть и поспать до обеда. Судно всё равно стоит на рейде, а когда пойдёт к причалу — неизвестно. Распрощались и разошлись по каютам.
Помывшись в душе, я поднялся на мостик. Там находились капитан и Никель. Они накинулись на меня с расспросами о состоянии главного двигателя. Я им всё рассказал.
На основании моего рассказа капитан составил письмо и отправил его в компанию. Когда все разговоры со столь «дорогими моему сердцу» людьми были закончены, я подошёл ко второму помощнику, который только что заступил на вахту и попросил его дать мне пару таблеток снотворного.

Последние дни у меня сон вообще нарушился. Ночами я только ворочался, а спал или нет, я замечал только по стрелкам часов, которые стояли на тумбочке перед моим лицом. Если между открытиями глаз стрелка часов проходила на час — значит, я спал час. Если стрелка часов проходила только десять — пятнадцать минут — значит, я не спал, а только ворочался.
В каюте постоянно горел ночник и в ней ночами царил полумрак. Это на случай, если ночью что-либо случиться, то не надо будет искать в темноте вещи и выход, когда придётся бежать в машину для устранения очередной аварии. Такая уж у меня выработалась привычка с годами, проведёнными в море.

Со вторым помощником спустились к лазарету, и он дал мне несколько таблеток снотворного.
Поблагодарив его, я поднялся в каюту, выпил сразу две таблетки и завалился спать. Второй помощник сказал, что это очень сильное снотворное и рекомендовал мне выпить только одну таблетку. Но я решил, что от двух таблеток сон будет только крепче.
Сон как-то сразу сразил меня, и я провалился в него, как в какой-то тёмный мешок.
Проснулся от какого-то шума. С трудом подняв голову от подушки, посмотрел на часы. Было начало четвёртого. Ого! Это хорошо я поспал. Почти три часа без перерыва. Но шум продолжался и это был не шум. Это были частые удара в дверь. В неё долбили как будто кулаком или каблуком. Поняв, что кому-то чего-то надо, я с трудом поднялся и побрёл к двери.
Дверь была закрыта на ключ. Так как у нас на судне был объявлен антитеррористический уровень безопасности номер два. По нему все двери в надстройке должны быть закрытыми на ключ. И только одна дверь в надстройку не закрывалась, так как за ней постоянно наблюдал вахтенный матрос.
Я открыл дверь. У порога стоял Никель и долбил в дверь кулаком. За ним стоял полусонный капитан.
Увидев меня в проёме двери, Никель сразу же принялся орать;
— Почему дверь закрыта? Почему не открываешь? Я из Германии получил указание немедленно запускать главный двигатель и делать ему проверочные тесты!
Я, ничего не понимая, смотрел на этого беснующегося шваба. И мне так захотелось дать ему в морду, что рука уже сама приготовилась к нанесению удара. Но, сдержавшись, я только поднял её до уровня Никелевской морды и спросил его, показывая на наручные часы:
— Сколько времени? — на что тот недоумённо глянул на мои часы.
— Четвёртый час, — автоматически ответил он всё ещё не в состоянии понять моего спокойного тона.
— Вот именно. Четвёртый час. Все вопросы решаются с утра. А сейчас я сплю, — с этими словами я захлопнул дверь перед носом Никеля и дважды повернул ключ в замке.
Как только моя голова прикоснулась к подушке, я опять провалился в яму сна.

Проснулся я около одиннадцати часов. Долго не мог понять, где же я нахожусь и какое сейчас время суток, потому что в каюте был полумрак из-за задёрнутых плотных штор на иллюминаторах. И только силой воли заставил себя подняться и пройти в душ. Душ сделал свой благое дело. Голова прояснилась, появились чёткие мысли и побрившись, я спустился в кают-компанию на обед.
Там был только Миша. Он с загадочным видом проинформировал меня:
— Нас с Львовичем Никель поднял в четвёртом часу. Хотел заставить запускать главный двигатель. Но потом пришёл капитан с каким-то письмом и отменил это приказание. Никель был очень зол на тебя и всё орал «шайсе».
— Да это всё из-за того, что я не пустил его в каюту, — вяло, ответил я Мише.
После обеда переодевшись в робу, я пошёл в ЦПУ, чтобы отправить обеденный рапорт о количестве оставшегося топлива на борту. Работ сегодня не планировалось, потому что было воскресение. А это законный день отдыха. Хотя за последний месяц их, этих выходных, у меня не было.
В ЦПУ находились Миши, Львович и Никель. Только я вошёл, как Никель коршуном набросился на меня с криками:
— Почему ты не выполняешь моих приказаний? Почему отказываешься работать? Почему везде неисправности и поломки? Я буду о твоих бездействиях докладывать в компанию! Ты ещё пожалеешь о своих поступках! А сейчас вон из машинного отделения! Я не хочу тебя здесь видеть! Я буду за тебя выполнять обязанности старшего механика! Вон!!!, — он размахивал руками, орал, топал ногами и брызгал слюной от бешенства.
Я только попытался раскрыл рот, чтобы хоть что-то возразить ему, как он вновь впал в истерику и только орал:
— Вон! Вон! Вон!
Пожав плечами, я развернулся и ушёл в каюту, а там нырнул в постель и проспал до самого утра, пока меня не поднял «мой верный друг» — будильник.

Когда я заканчивал завтрак, в кают-компанию вошёл Никель. Он ни с кем не поздоровался, а просто плюхнулся на своё место. Я подошёл к нему и примирительным тоном обратился к нему;
— Извините меня за вчерашнее, мистер Никель. Я очень устал за последнее время, и мне очень надо было выспаться.
Никель абсолютно чистым и ясным взором окинул меня, и таким же спокойным голосом ответил:
— Не переживай, чиф. Новая неделя — новые заботы. Старая неделя — прошедшие хлопоты. Но об этом инциденте я уже известил компанию. Так что сегодня мы просто начинаем работать.
Я абсолютно ничего не понимал. Что с ним произошло? Непонятно. Но переодевшись, я пошёл в ЦПУ. И точно. Рабочий день начался с новых хлопот. Пришло распоряжение, что мы должны встать в порт на погрузку.
На рейд приехал представитель Coast Guard. Пришлось его водить по всем помещениям и механизмам, производить их запуски и имитировать проверки аварийных остановок оборудования. В этом мне помогали Миша и Львович. Всё работало, кроме одного дизель генератора.
Оба суперинтенданта, капитан и я собрались в каюте капитана решать, что же делать. Как судну идти к причалу? Или вообще не идти. Инспектор выставил требование, чтобы до отхода из США дизель генератор был восстановлен. Суперинтенданты начали его уговаривать, не выставлять такое требование, потому что фирма только что закупила это судно. Наработанных связей ещё нет и для полного восстановления рабочего состояния судна, необходим месяц. За это время судно перейдёт в Китай и встанет там на ремонт. Инспектор согласился с такими доводами и потребовал гарантийного письма. Через час суперы принесли ему письмо, а инспектор дал разрешение на вход судна в порт с оговоркой, что через месяц второй дизель-генератор будет отремонтирован. В противном случае судно будет арестовано в первом же порту захода, пока не будет выполнено это требование.
Суперы были довольны, что смогли уговорить инспектора Coast Guard, а мы начали готовиться к швартовке.

Двигатель запустили и протестировали. Проверили рулевую машину. Запустили дизель-генератор в машине, взяли его в параллель с АДГ, на котором к этому времени были заменены все поломанные детали. При всех этих манипуляциях присутствовал инспектор. Он всё отмечал в своём чек листе.
Подошли буксиры и «Паулина» пошла в порт. Лоцманы провели судно к причалу, а экипаж спокойно пришвартовал его.

Конец шестой главы

Полностью повесть «Паулина» опубликована в книге «Паулина»: https://ridero.ru/books/paulina_1/