Зеркало заднего вида

1. Лариса

Домой Ольга решила возвращаться скоростным поездом. В этом были свои плюсы, но и минусы тоже. Самый очевидный плюс – экономия времени, а минус – невозможность растянуться на полке и принимать удобные позы. В конце такого путешествия тело деревенело, ныло и требовало реабилитации. Тем более что Ольга жила на свете уже довольно долго и телесно поизносилась. Она делила человеческую жизнь на следующие периоды: ну, детство, конечно, потом юность, молодость, зрелый возраст, порог старости и старость. Между этими периодами были разного рода переходные состояния. Себя Ольга определяла как стоящую на пороге старости.

В её ряду было два места. Ольгино было у прохода, а соседнее у окна пока пустовало. Подошла женщина, поздоровалась со сдержанной приветливостью, и Ольга встала, дав ей пройти и расположить свои вещи. То, что соседкой оказалась женщина, было хорошо. Лучше, чем непоседливый юнец, или юница, с орущими наушниками и другими атрибутами современности. Женщина была старше Ольги, пользуясь доморощенной возрастной шкалой, порог старости уже переступила. Но выглядела она достойно. Хорошего роста, стройная, крепкая, с уверенными, точными движениями, соседка производила впечатление человека самодостаточного, не нуждающегося ни в чьих похвалах и поощрениях. Такие Ольге нравились. Они не лезли с дорожной болтовнёй, слишком навязчивой и чересчур эмоциональной. Для обращения с ними не нужно было всякий раз кроить приторно приветливую или сочувствующую мину. Словом, попутчица не должна была осложнить путешествие. Вот, если бы в эту минуту кто-то шепнул Ольге в ухо, что, закончив путь, женщины обнимутся перед расставанием, чтобы она на это сказала…

Поезд тронулся, по радио передали всю обычную информацию, ну, и покатили. Соседки довольно долго были заняты каждая чем-то своим, не обращая друг на друга внимания. Ольга, то читая, то глубоко задумываясь, вообще забыла, что кто-то сидит рядом. Общение началось, когда попутчица попросила помочь ей открыть бутылку с водой, сославшись на боли в суставах, периодически осложняющие существование. Этих болей Ольга уже поджидала, да они уже и бывали, но не сильные, пока она с ними легко справлялась. Поэтому, с трудом поворачивая обёрнутую салфеткой крышку, Ольга произнесла скорее себе, чем для кого-то ещё:

- С суставами-то я пока справляюсь, а вот спина…

Так и началось общение. Так, наверное, чаще всего и начинается общение в этой возрастной группе. Случилось всё банально, но дальше, как любят теперь цитировать, развивалось «всё страньше и страньше». Беседа не была повествовательной, скорее состояла из обрывочных размышлений, важных жизненных наблюдений, высказывалось то, что отпечаталось или застряло в душе при обдумывании различных поступков, событий, переживаний. Удивительно, что обе женщины легко понимали друг друга. В их общении происходило обратное знаменитым словам Тютчева «нам не дано предугадать…» Все слова «отзывались» так, как и были задуманы. Ольга потом размышляла, почему так произошло, и придумала объяснение. Она представила себе классификационную сравнительную таблицу мировоззрений обеих путешественниц. Низшие позиции этой таблицы будут абсолютно различными, то есть чем ближе к конкретике, к реальной жизни, тем меньше общего между женщинами. Но чем позиции выше, чем они общее и абстрактнее, тем более совпадают. А самая высокая, первичная позиция у обеих просто одна и та же. И вот эти случайные соседки совершенно тождественно ощущают жизнь, одинаково чувствуют её запахи и вкусы, слышат одни и те же интонации и мотивы.

Сами по себе в пересказе разговоры не имели большого смысла, но их лейтмотивы и квинтэссенции кое-кто назвал бы философскими. Женщины рассуждали о том, что их нынешняя жизнь, жизнь вполне состоявшихся людей, никак не стоит их юношеских горений. В давнем пожаре и вихре мнилось что-то необычайное, невмещающееся, как минимум, нетривиальное. А случилась просто жизнь. Простая жизнь простых людей. Прямо, как у Гоголя: «Скучно жить на этом свете, господа!» И дело не в том, что сложилось что-то не так. Судьба у человека такая: протиснуться между «умирать молодым» и «думать о последствиях».

Они вот умные, осторожные, понимающие последствия поступков и явлений, поэтому живут долго и счастливо. Но хочется ведь фестивалей с фейерверками. А всего сразу не бывает. Вот так они поговорили, обменялись, конечно, координатами, потом вышли из поезда, дошли до развилки и разошлись. Ольга пошла на метро, а её соседка – на такси. Перед расставанием не удержались и приобнялись. Ольге приятно было иметь новый номер в контактах. Часто перезваниваться они точно не будут, но наверняка может возникнуть момент, когда именно этот контакт станет единственно важным.

Соседку, кстати, звали Лариса.

Разговоры Ольге понравились, но дело не в них. В рассуждениях не было ничего нового, а уж с точки зрения философов, небось и мыслей-то не присутствовало. Не в этом дело! А вот в чём. Лариса рассказала одну историю, не историю – эпизод. Этот эпизод застрял в голове лёгким зудом. Ольга знала, что из такого зуда вырастают задачи, или приключения, или приключенческие игры. Эпизод этот был вот каким.

Как-то в молодости (ей было тогда тридцать с чем-то) Лариса поехала отдыхать в санаторий в одиночку. Ехать одной без мужа и детей ей совсем не хотелось. За всю свою семейную жизнь она ещё ни разу не расставалась с ними надолго. Но прошедшая зима выдалась для Ларисы трудной. Она переболела двумя довольно тяжёлыми респираторными заболеваниями, с долгим восстановлением и усталостью всего организма. Поэтому бабушки вошли в сговор с мужем и принялись упрашивать её ехать в санаторий поправлять здоровье. Они даже детей подговорили, видимо, соблазнив разными удовольствиями и сладостями, и те, плохо выговаривая и коверкая слова, стали обещать всех слушаться, не скучать, ну, и так далее… В общем, Ларисино сопротивление было сломлено, и она отправилась оздоровляться. В санатории было всё как всегда: процедуры, термальные воды; вечером – парк, развлекательные мероприятия и экскурсии. В номере их жило двое, она и такая же молодая женщина, тоже семейная, по имени Марина. Конечно, двух молодых женщин не обошло мужское внимание. Но им было не до того. Все мысли устремлялись к домашнему очагу, к оставленным детям, мужу, брошенной на чужой произвол квартире. То и дело бегали по вечерам на пункт междугородной связи, чтобы поговорить с домашними. Если и случалось общение с мужчинами, то только с семейными для обсуждения взаимоотношений в браке, детских возрастных особенностей и педагогических приёмов. А вот между собой молодые женщины подружились, переписывались потом и даже несколько раз ездили друг к другу в гости.

Вот и не так давно Марина оказалась в Москве по делам, позвонила. Лариса позвала её к себе, но та пригласила в ресторан, так что встретились в ресторане тет-а-тет. Встреча была радостной, оживлённой, разговаривали обо всём, а потом начали вспоминать далёкое лето их первой встречи. Марина стала описывать, какой она помнила Ларису в то время. Вот это-то и оказалось самым интересным. Вкратце описание было следующим: Лариса выглядела этакой лисонькой-соблазнительницей, крутящей перед всеми своим роскошным хвостом, а потом вовремя умело заметающей этим хвостом следы. Описание было милым, смешным, но никак не соответствующим действительности. Ну, не крутила Лариса хвостом, вообще никого вокруг не замечала. В голове – только дети и брошенный муж, по уши заваленный работой. Вдруг она задумалась о том, что является не только той, какой ощущает себя сама, но и той, какой видят её другие. Лариса представила, сколько её реплик, в смысле копий, находится вовне, и какие они могут быть разные. И какая из них тогда может претендовать на идентичность? Ведь вовсе не обязательно, что собственное представление о себе наиболее близко к оригиналу.

Такая мысль поселилась у Ларисы в голове среди других, и о ней она среди прочего рассказала в поезде Ольге. Но Ольге этот угол зрения был не очень интересен. Ей в целом было безразлично, какая она есть. А уж мнением других о себе она не интересовалась принципиально. Какая есть – такая есть. Не нравлюсь – не подходите. Но мысль вот об этих репликах заинтересовала, потому что если они существуют где-то у кого-то, то их можно оттуда изъять. А это мало того что очень интересно, ещё и познавательно. Можно же изъять воспоминание, то есть прошлое. А прошлое в определённом возрасте – самое главное и самое ценное, потому что настоящего и будущего уже немного.

2. Сергей Громов
Вернувшись домой, Ольга принялась приводить всё в норму. Запасла и приготовила для мужа человеческую еду. Всё, чем он питался без неё, иначе, как собачьим кормом, не назовёшь. Прибрала квартиру, потому что в доме чувствовалось отсутствие дрессировщика, и вещи стали забывать правила поведения. В это время в голове составлялся план решения задачи, в котором главную роль играли случайность и интуиция. Ну, первый шаг казался очевидным: зарегистрироваться в каких-нибудь соцсетях или сразу во всех. До сих пор Ольга ни в каких виртуальных соцсетях не присутствовала, и реальных-то для неё было слишком, некоторые ветки она бы с удовольствием отсекла. Вообще это был её жизненный принцип: не совершать шагов и движений без серьёзной необходимости. Не из лени – из желания не засорять пространство существования. Сейчас необходимость казалась достаточно серьёзной. Ольга посоветовалась с мужем, позвонила сыну и пошла в социальные компьютерные сети.

Цель мероприятия состояла в том, чтобы раскидать там всякого прикорма, расставить ловушек и начать случайный, но систематический поиск. Маршрут поиска должен определяться нюхом, то есть интуитивно. В результате существовали возможности либо ей наткнуться на кого-то, подходящего для опыта, либо кто-то мог попасться в её ловушки сам. Нельзя сказать, что всё случилось сразу, но и особо долго искать не пришлось. Среди друзей одной подруги-одноклассницы Ольга увидела Сергея Громова. Конечно, это был не первый знакомый, которого Ольга нашла, но на остальных внимание особо не притормаживалось, а тут вдруг притормозило, какое-то возникло напряжение. Обрадовавшись, Ольга сразу отправилась на его страницу.

Позиционировал себя Громов как социолога. Фотография была сделана на фоне Лондона. На странице вообще было много лондонских достопримечательностей. Ольге они были хорошо знакомы. Хотя сама она Лондон не посещала, но муж и сын бывали там, и у них имелось полно подобных фото. Действовать в лоб Ольга не стала, оставила несколько лайков и удалилась в засаду. Громов клюнул, но не резко, тоже оставил свои лайки под её дурацкими цветочками. На контакт, значит, всё-таки пошёл, но с опаской. Тогда Ольга ему написала, какую-то невнятную баланду, но с сильным желанием встретиться. И он попался! Ну, то есть, согласился. Суть его ответа состояла в следующем: он живёт и работает в Лондоне, точнее, в Уимблдоне, но в данный момент как раз в Москве по личным делам и в ближайшие три дня, пожалуй, смог бы выкроить время для встречи. Ольга выбрала крайний из трёх предложенных дней (чтобы успеть подготовиться) и предложила для встречи симпатичную пекарню около своего дома.

Следующие три дня потребовались ей для обдумывания, как лучше одеться, чтобы правильно себя подать. Остановилась на костюме в стиле, который она называла «геологический». Такой - спортивный, унисексуальный, практичный, чтобы и в пир, и в мир, и в геологическую экспедицию. Что-то среднее между костюмом для сафари и военной формой Рэмбо.

Ольга предложила встретить Громова на выходе из метро, но он отказался, сказав, что и так сообразит по виртуальным картам. Договорились встретиться у входа в заведение, а для опознавания нацепить бейджики с именем и фамилией. Бейджики не понадобились. Ольга узнала Громова на подходе. Он стоял недалеко от пекарни и характерно, по-петушиному, вскидывал головой и дрыгал ногами. Это были движения, знакомые ей со школьных лет, и очень её тогда раздражавшие. «Уже только за этим стоило встретиться», - подумала Ольга. Сразу что-то завертелось в голове, как частицы взвеси во взболтанной жидкости. Бывшие одноклассники зашли внутрь, выбрали еду, оплатили, сели за двухместный столик и начали разговаривать, ожидая заказ. Говорили-говорили, бойко, бодро, но всё время не о том. Уже прошло достаточно времени, а всё - не о том. Тогда Ольга решилась на ва-банк: рассказала Громову историю Ларисы и объяснила, зачем захотела с ним встретиться. Визави всё выслушал, помолчал, задумавшись, потом вонзился в Ольгу жёстким, даже жестоким взглядом и произнёс:

- Что?! Хочешь, чтоб тебе рассказали, какой ты была?

«Не совсем, конечно, но можно и так», - заметила Ольга про себя, вцепившись в кресло и готовясь прыгнуть под стол, а потом бежать в сторону персонала за стойкой, потому что выход был с предбанником, и если в нём замешкаться – не избежать злодейского нападения. Дело в том, что на столе лежали совсем не пластмассовые вилки и ножи, а Громов смотрел так, будто задумал резню. Не спуская с Ольги глаз, собеседник откинулся на спинку кресла, и она расслабилась. Его поза больше не была позой палача, превратясь в позу судьи. А судья только приговаривает, а не исполняет.

- Была ты, Пономарёва, неопрятной, злобной дурой.

«Вот это да!» - подумала Ольга. Чего-то подобного ей и хотелось – жёсткой откровенности. А вслух она сказала:

- Понятно, Серёжа. А нельзя ли как-нибудь понарративнее?

- Можно и понарративнее, - ответил Серёжа.

Картина вырисовывалась такая.

В пятом классе Серёжа Громов перешёл в новую школу, но не просто в новую школу. Он ещё и переехал в другой город, но не просто в другой, а из Прибалтики - на Крайний Север. Папа у него – военный. Город необычный, к таким местам надо привыкать. Ольга-то в нём родилась. Для неё здесь всё родное: и особенности природы и климата, и поведение жителей, в основном, моряков. Во внутренней жизни людей было много свободы и неформальности, поэтому внешне любили соблюдать форму. Это одно из первых, обо что споткнулся новичок. Он явился в класс в каком-то бежевом костюме в клетку. Ничего такой костюмчик, девочкам понравился, но требовалась школьная форма. Она была обязательная, единая на всю страну. Пободались родители со школой и одели сына в форму, но не в синюю, как у всех, а в зелёную, тёмного, бутылочного цвета. Где нашли такую! Говорили – на Украине. Опять им указали на ошибку. Длилось это полгода. А между тем, обычная форма висела во всех магазинах, недорогая, симпатичная, покупай да носи, как все. Но Громовы не хотели как все, хотели повыпендриваться. А выпендрёжников в обществе не любят. Не потому что они особенные. Особенные порой даже очень приветствуются. А именно потому, что они такие же, как все, а строят из себя что-то другое. Одним словом, переход в новую школу дался Серёже Громову не очень легко.

 Он стал притираться, искать ходы. Начал с поиска в классе авторитетных ребят, чтобы с ними подружиться. И кое-что ему удалось, но не всё, так как по неопытности мальчик не сразу определил «ху из ху». Например, Пономарёву он за авторитет не принял. Внешне она была неяркая, не заметная с первого взгляда. А когда Громов всё-таки понял её незаурядность и подошёл к ней с подходящей, как ему казалось, шуточкой, девчонка посмотрела на него с презрением, леденящим кровь, сказала «идиот» и отвернулась. И так это всё было ею сделано, что он почувствовал настоящий удар. Как говорят теперь психологи, получил психическую травму. И с этого момента Пономарёва стала его камнем преткновения. Громов больше не мог не замечать её, жить так, как будто её нет. Ему почему-то надо было заставить эту невзрачную дуру поверить, что он тоже личность, что он умный, что он особенный. Чем больше он старался, тем с большим презрением она смотрела на него. Однажды ему приснился ужасный сон, будто Пономарёва при всех превратила его в какой-то плод, потом раскусила, а потом показала всем, что внутри он пустой. Громов возненавидел свою одноклассницу, а она через некоторое время вообще забыла о нём. Она стала для Громова причиной сильнейших негативных эмоций, а он для неё – пустым местом.

 Ольга почти всё время учёбы в школе сидела вместе с Сашкой Селивёрстовым, бестолковым двоечником, потому что у них обоих было самое плохое в классе зрение. Они сидели за первой центральной партой, и врачи запрещали их пересаживать. Серёжа Громов наблюдал за ними сзади и удивлялся, почему с Сашкой у Пономарёвой всё по-другому. Сашка глупый, безграмотный, уважать его она не может, и вот он отвесил ей подзатыльник, она дала ему сдачи и даже не обиделась. А вот они уже шушукаются о чём-то, а потом дурацки хихикают. Громов не знал, что ему делать с этой отвратительной одноклассницей. Очень хотелось её убить. Но, конечно, всё проходит – и это прошло. Любви между ними не прибавилось, но неприятие сгладилось. Он бы не поверил тогда, что уже через год-другой они станут обмениваться тетрадями для списывания и перезваниваться для обсуждения трудных задач.
Вот такой получился нарратив.

- Серёжа, неужели ты до сих пор всё это помнишь? Это ведь нелепость. Кто – ты, и кто – я. Ты – директор лондонского института социологических исследований, а я – домохозяйка. Даже смешны все эти страсти, - произнесла Ольга осторожно.

- И правда, смешно, - отозвался Громов. – Быть просто домохозяйкой с твоим-то самомнением. Не ожидал от тебя такого фиаско.

«Он, выходит, чего-то от меня ожидал, а я живу, как придётся, и даже не знаю об этом», - подумала Ольга с иронией. А вслух сказала:

- Справедливости ради, до фиаско я окончила университет и работала какое-то время, а потом на фоне всех наших общественных изменений мы в семье решили, что выгоднее мне бросить работу, иначе можно не свести концы с концами. Один из парадоксов той бурной жизни. Знаешь, Серёжа, мне в какой-то момент показалось сегодня, что ты набросишься на меня с вилкой.

- В какой-то момент мне и самому так показалось, - ответил Громов и захохотал. – Исполнил бы детскую мечту. Представляешь, потом бы объяснял в полиции, что убил тебя из личной неприязни, за то что ты почти полвека назад назвала меня идиотом, - и Громов снова захохотал. – На самом деле я, конечно, всё давно забыл, - продолжил он. – Просто вдруг обнаружил тебя на своей странице, а потом тебе захотелось погрузиться в прошлое. Вот и погрузились.

- Не переживай, Громов, убийства бы не случилось. Я бы тебе не далась, - заключила Ольга.

Громов посмотрел на часы и сказал, что через полчаса у него встреча. Они вышли на улицу. На прощание Ольга произнесла:

- Ты меня, Громов, всё-таки не забывай, пиши чего-нибудь, лайкай, с праздниками поздравляй. Я тоже постараюсь.

- Конечно, Ольга, обязательно, - откликнулся он, уже вернувшись из пятого класса и снова став успешным, умным руководителем.

Громов вызвал себе такси, а Ольга отправилась домой. Встреча ей понравилась. Она оказалась интересной и необычной. Сразу всплыло столько впечатлений. Вспомнились школьные авторитеты – умные отличники – с хорошими большими мечтами. Как у них там всё? Вспомнился Сашка Селивёрстов, и их долгая совместная братская жизнь, как они ругались и дрались, а потом искренне переживали неудачи друг друга. Когда Ольга вернулась домой и стала снимать свою походную маскировку, из зеркала на неё взглянула девчонка лет двенадцати с умным смелым взглядом, лохматая, с несвежими  манжетами и воротничком на форменном платье и слегка надорванным карманом фартука. «Привет», - сказала ей Ольга про себя, а потом отвернулась и пошла жить дальше.

3. Вероника

Следующая встреча случилась неожиданно. Ольга ещё пребывала во впечатлениях от беседы с Громовым, когда ей написала Вероника. Вероника была родной сестрой её близкой подруги. Отношения с сёстрами близких подруг часто бывают как с собственными родственниками: очень тесные по форме (частые встречи, помощь по мелочам, участие в событиях жизни), но далёкие, иногда абсолютно, по существу. То есть, вы хорошо знаете биографии друг друга, но вряд ли сможете понять логику этих перипетий. Вероника приехала в Москву по делам и просила о встрече. Ольга позвала к себе, но та не согласилась, ей хотелось встретиться где-нибудь вовне. Опять выручила любимая пекарня.

Встретились на выходе из метро. Вероника выглядела хорошо, подчёркнуто модно и достаточно броско, как всегда. Она была немного моложе Ольги. Обнялись, поцеловались, стали вспоминать, когда виделись последний раз. Оказалось, давно, лет десять назад, как минимум. В пекарне взяли кофе и сдобу по вкусу и потянулись разговоры. В какой-то момент Вероника остановилась, внимательно посмотрела на Ольгу и сказала, что хочет рассказать ей одну давнюю историю, за тем и решила встретиться. Ольга почувствовала внутреннее возбуждение: а вдруг и это лыко пойдёт в строку. Так и случилось.

Когда-то давно, когда Ольга только окончила университет и начала работать, у неё случился жених. Не влюблённость, не неопределённые отношения, а именно жених. В ближайшее время, ну, может, не в самое ближайшее, но в какое-то точно, они решили пожениться. Жених часто отлучался в командировки, а Ольга, работая в чужом городе, где у неё не было своего жилья, поселялась, где придётся, часто кочуя с места на место. В данный момент она занимала комнату своей подруги, а где в это время жила подруга, уже не вспомнить. Неожиданно это жильё срочно потребовалось Веронике, какие-то с ней произошли особые обстоятельства. Ольге в авральном режиме нашли уголок, куда она быстренько перебралась. А Веронике сделала наказ. Когда по этому адресу объявится Ольгин жених, Вероника должна толково всё ему рассказать, передать новые Ольгины контакты и небольшую интимную записочку. Но жених не явился и больше с Ольгой встреч не искал. Когда она сама его нашла и попыталась выяснить, в чём дело, разговора не получилось. Жених стал чужим, твёрдокаменным и не доступным для понимания её слов. Ольга ушла, конечно, гордо подняв голову. Но это был удар! Что-то, не известное Ольге, произошло за время их разлуки. Обычное объяснение в таких случаях: встретил кого-то другого. Ольга переживала трудно, но недолго. Тогда не было времени на переживания, слишком стремительно налетали события со всех сторон. Переживания эти происходили, между прочим, и на глазах у Вероники.

А вот теперь, жизнь спустя, Вероника вдруг решила покаяться и объявить, что это она всему виновницей. Записку Ольгину она выкинула, новые координаты не передала, а объяснение всему придумала сама и совершенно ужасное. Вероника сказала жениху, что невеста разлюбила его, полюбила другого, просила её не искать и жить дальше своей отдельной жизнью. А жених явился с другом и огромным букетом. Страшно подумать, какой это был для него удар. От такого признания Ольга чуть не подавилась булочками, кофе, Вероничкиной расстроенной физиономией, выражением лица того давнего мальчика, имя которого она вспомнила с трудом. Женей его звали, тогдашнего жениха.

- Вероника! Дура ты злодейская! Зачем же ты это сделала? – воскликнула Ольга.

Лицо у Вероники стало совсем расстроенным, и она ответила растерянно:

- Я тебе отомстила за то, что ты у меня мужа увела.

- Какого мужа?! Что ты выдумываешь? Ты же сейчас замужем, и я замужем. Твоего мужа я в глаза не видела. С моим ты познакомилась у нас дома. Кого я увела-то?!

- Не этого мужа, ты другого увела, - тихо выговорила Вероника.

- Так никакого другого у тебя никогда не было!

- Потому и не было, что ты увела. Помнишь, был такой мальчик, Серёжа Васильев. Я собиралась за него замуж. Ты пришла, поговорила с ним, и вы вдвоём ушли. Больше он не приходил, - заныла Вероничка.

- Не было такого никогда, сама ты всё это выдумала, - ответила Ольга. – Никогда я от тебя ни с какими мальчиками не уходила.

- Ну, может, он и не с тобой ушёл, а сам ушёл. Но только мне казалось тогда, что это ты во всём виновата, - не переставала оправдываться Вероника.

- Я сейчас тебе проясню мозги, объясню, кто в чём виноват. Готовься! – начала с некоторой угрозой Ольга. – Ты, Вероника, всегда смотрела на мир, как на механизм, созданный для решения твоих задач. Ты никогда не думала, что мир, философски говоря, не имеет в отношении тебя никаких намерений. Он сам по себе, тебя в нём могло и не существовать. И этот твой Серёжа Петров («Васильев», - вставила Вероника.) – сам по себе мальчик, а не твой жених. Ты его, конечно, куда-то поместила в своей системе координат, но мальчик-то об этом не знал. Он, фигурально выражаясь, не от алтаря сбежал, а просто домой ушёл, в комнату свою общежитскую. Ты всегда бурно страдала, что разбиваются твои мечты, и мы с сестрой говорили тебе, что это не мечты, а иллюзии, что тебе надо начать жить, много работать, отдавать что-то вовне, портиться от трения, а не пытаться тянуть действительность на себя, как одеяло. Но ты была такая, какая была. И сейчас такая же. И это хорошо, это делает жизнь интересной и нескучной. Люди должны быть не правильными, а разными. Но вот когда твои иллюзии «крахаются», ты не извлекаешь уроков, а ищешь виноватого. И в нашем случае виноватой оказалась я. Видимо, мы с Серёжей твоим где-то пересеклись, чего ни я, ни он, думаю, не помним. И всё это, в общем, не важно и забавно. Только Женю моего жалко. Столько страданий ему ни за что, просто попал под раздачу, как говорится, шальная пуля.

На протяжении Ольгиного спича лицо Вероники менялось от совсем расстроенного до восторженного:

- Олечка! Тебе надо романы писать или умные книги.

- Не волнуйся, пишу уже. Сложно это очень. Написано всё. Что ни напиши, какое-то вторсырьё выходит, вторичная переработка мусора. Но как напишу «Войну и мир» - тебе первый экземпляр, - пошутила Ольга.

- А ведь признайся, хоть я и плохо поступила, но этим тебя спасла. Тот брак не дал бы случиться тому, что есть сейчас. А сейчас про тебя можно сказать: человек на своём месте. То всё-таки стало бы ошибкой, какой-то кривизной. Так что можно считать мои действия рукой судьбы.

- Вероника, ты лучше скажи, с чего это ты вдруг решила каяться.

- Чищу карму.

- Считай, уже почистила. Теперь пора собирать сокровища на небе.

- Это как? – воскликнула Вероника.

- Почитай Евангелие, от Матфея, кажется. Как поймёшь, так и делай.

- Ладно. Только, знаешь, карму я ещё не дочистила.

- Ты, главное, пока чистишь, нового мусора туда не накидай.

Они ещё посидели, поболтали, обсудили и разбежались до следующего раза, который не факт, что произойдёт.

Дома Ольге захотелось увидеть себя-ту самую давнишнюю «невесту», как в прошлый раз увидела себя-школьницу. Она посмотрела в зеркало, но ничего не случилось. Тогда Ольга затуманила взгляд и попробовала посмотреть далеко-далеко, но в глубь себя и увидела. Перед ней была кудрявая стриженая девица (при том, что волосы у Ольги абсолютно прямые) в чёрной юбке, узкой сверху и очень свободной внизу, в светлой полосатой блузке, в балетках с бантами и объёмной сумкой. В целом она Ольге понравилась, симпатичная, потому что очень молодая, хоть и похожа на стриженого пуделя. Мода, наверное, была такая, поэтому химическая завивка на голове. То, что рассказала Вероника, долго не покидало Ольгиного воображения. Она думала о том, как одно глупое вмешательство, может изменить всю человеческую судьбу. Ведь это не война, не катастрофа, просто слова бестолковой девчонки, а в результате Ольга теперь там, где она есть. Так случилось её счастье, а Вероника, выходит, - этого счастья режиссёр. Вероника – вершительница судеб! Смешно…

Женя тоже хорош! Жених называется. Поверил словам первой встречной, а с ней, невестой, даже говорить не захотел. Ольга вдруг на него разозлилась. То, что Ольга вышла замуж, -  это вообще случайность. Она жила в быстром темпе и время от времени встряхивалась, понимая, что упускает вот это всё: семья, муж, дети. Но потом она опять скакала дальше, или это жизнь скакала ей навстречу. А потом Ольга опомнилась и решила – всё, теперь или никогда. И в это же время в этой же самой точке оказался молодой человек, который решил то же самое. Так эти двое встретились, и встреча оказалась счастливой. Но тут Вероника уж точно ни при чём!

4. Авантюра

От обеих встреч Ольга почувствовала небольшое психическое напряжение и решила, что надо отвлечься, уговорить мужа посетить какой-нибудь музей или культурное мероприятие. Но ничего у неё из этого не вышло. И вот почему.

Решив, как говорится, погрузиться в культурное пространство, она обратилась к друзьям с просьбой: где можно найти обзоры культурной жизни столицы. У неё, конечно, были свои такие места, но заинтересовало, а какие существуют ещё. Сразу накидали гору информации. Разбирая её, Ольга наткнулась на сообщение о блогере с ником Авантюра, под которым на самом деле скрывался журналист Аркадий Крапивин. От трёх слов – Авантюра, Аркадий, Крапивин,  расположенных рядом, Ольга получила как бы удар по лбу. Не лёгкое напряжение, как с Сергеем Громовым, а серьёзный, крепкий щелчок. Да, знала она давно-давно такого человека, очень особенного, не похожего на других, из тех, что не забываются. То есть, забываются, конечно, но всплывают в памяти легко, при первом упоминании.

Во-первых, почему Авантюра? Было у Аркаши необычное слово-паразит – «авантюра». Он его употреблял там, где другие говорят, например, «ёлки-палки» или «блин». У него вообще существовало много своих каких-то слов. Вместо слова «девушка»  Авантюра говорил «лялька». Говорил весело, по-доброму, девушки не обижались. Вся его речь переполнялась «ляльками» да «авантюрами». Ольгу он звал всё-таки по-особому, Лёлькой. Авантюра был лёгким человеком. Кто-то бы сказал – легкомысленным. Ольге всегда казалось, что слова из пророка Даниила: «Ты взвешен на весах и найден очень лёгким», - это прямо про Аркашку, если не брать во внимание угрожающий контекст. Он не имел ни друзей, ни врагов. Ко всем относился хорошо и ни к кому не был привязан. Никогда ни на кого не жаловался, всем был рад. Всеобщий приятель. Он будто не шёл по жизни, а скользил по её поверхности, поэтому никуда не врастал, даже слабенькими, тоненькими корешками. Наверное, тяжело могло быть тем, кого угораздило к Аркадию привязаться, он не имел способности на это ответить. Именно такая его эмоциональная независимость очень привлекла тогда Ольгу, потому что слишком уж много страстей бурлило вокруг. А с Авантюрой всегда весело, спокойно, много музыки, новых книг и самых разных новостей. Одним словом, Ольге очень захотелось увидеть Аркадия Крапивина по кличке Авантюра.

И Ольга начала поиск. Поиск оказался недолгим. Ольга составила текст потолковее и написала Авантюре сообщение. Она не была уверена в успехе. Как она разузнала, Аркадий Крапивин был заметным журналистом авторитетного СМИ, мог и не вспомнить старинную подружку или пренебречь ответом. Ещё существовал риск того, что это другой человек, но он казался Ольге минимальным. Она долго смотрела на фото в сети, и хотя этот постаревший, совершенно лысый (или подстриженный под ноль) человек не вполне соответствовал образу прежнего приятеля, всё-таки Ольга была почти уверена, что это он.

 Вопреки ожиданиям, ответил Авантюра почти моментально, вспомнил, был очень рад встретиться. Местом встречи выбрали небольшой ресторан в центре. Ольга нечасто посещала рестораны, но как раз в этом ей случалось бывать. Обстановка там была камерная, с романтическим дизайном. К встрече требовалось подготовиться, подумать, что надеть. Не то чтобы для Авантюры внешний вид других много значил, но красивую одежду или какую-нибудь деталь он замечал, и это его радовало. Так что Ольга решила сделать Аркадию приятное. Хорошо продумать внешний вид было для неё задачей не невыполнимой, но трудной, да и времени оставалось мало. Решила брюки и пиджак надеть те, что под рукой, а вот под пиджак – что-нибудь особенное, и отправилась в торговый центр это особенное искать. Искала, как всегда в таких случаях, долго, но желаемого не нашла, остановилась на том, что наименее не нравилось. Это был топ почти под горло, из искусственного шёлка, гладкий и блестящий. Подкупил цвет, винный, бордово-красный, заметный, но не набрасывающийся.

Аркадий встретил, распахнув объятия. Обнялись тепло, легко, быстро, без долгой железной хватки. Заказали всего желаемого и стали говорить без умолку. Начали с того, «как жизнь?», но в современность тут же вплетались воспоминания, отдельные слова вызывали волны впечатлений. Говорили разом о стольком, что трудно назвать, о чём не говорили. Авантюра, конечно же, заметил бордовый топ.

- Куплен специально для тебя, - сказала Ольга.

Авантюра знал, что в этих словах нет иронии, и поблагодарил. Сам он был одет в костюм, обычный во всём, если не считать полного отсутствия, словно срезали, воротника на пиджаке. Под пиджаком виднелась водолазка светлого, очень приятного цвета.

- А помнишь, - продолжил он какие-то воспоминания, - как мы устроили ужин в ванне.

- В ванне? Почему в ванне? Кто-то из нас там мылся что ли? – изумилась Ольга.

- Мы оба там сидели после секса, - ответил Аркадий.

- После секса? Ты гонишь! – изумление Ольги достигло пика.

Вот такие моменты она не любила больше всего. Не важно, что там было в прошлом, ничего плохого и не было, а неприятно, что что-то забывалось. Что-то помнилось, а что-то нет. Нельзя же всё вместить. Забывались порой такие вещи, которые бы следовало помнить, а помнилась, наоборот, всякая чепуха. Вот если бы Ольга помнила про секс с Аркашкой, разве бы она стала с ним встречаться. Она думала, что как раз здесь-то всё однозначно, понятно, - и вдруг такая двусмысленность.

Аркадий, увидев её вылезающие из орбит от изумления глаза, начал хохотать.

- Да брось ты, Лёлька! Я тоже многое забываю. Все забывают. Участники любых событий помнят каждый своё.

- Так, может, Авантюра, это ты забыл или перепутал? - с надеждой в голосе произнесла Ольга.

- Нет, - уверенно ответил Аркадий. – Я тебе сейчас объясню, почему. У меня по жизни столько контактов и событий, что забывается почти всё. Запоминается, как бы отпечатывается, только то, что произвело самое значительное впечатление. Например, прочтение особой книги, или знакомство с большим режиссёром, в смысле, просмотр его фильма, или, например, мамин день рождения, когда ей исполнилось сорок. Ну, вот какие-то такие очень личные и яркие события. И то, что происходит в это время, этим событием как бы освещается и тоже запоминается. А в год, когда произошла наша встреча, случилась удивительная осень. У меня такой осени больше не было. Почти месяц стояла прозрачная, как в стихах, «хрустальная» погода. Небо казалось очень высоким, глубокого светлого тона. Даже листья были прозрачными, как кружева. Я, представь себе, стихи тогда об этом написал. Осень и впечаталась мне в мозг, а вместе с ней и остальное всё. Жил я, не знаю, почему, у Сани Соколова.

- Я знаю, почему. Саня собирался уезжать и попросил тебя ухаживать за кошкой. Её звали Сарра. Саня рассказывал, что, когда нашёл кошку под дверью, то спросил у неё, как её зовут, а она ответила «Сарра», - вспомнила вдруг Ольга.

- Что, вспомнила? – обрадовался Аркадий.

- Саню помню, комнату его, а про нас с тобой – нет.

- Сейчас я тебе всё расскажу, - пообещал Авантюра и рассказал.

Саня Соколов был тёзкой персонажа песни Высоцкого. Это было его визитной карточкой. Иногда он так и знакомился -  пел первый куплет «В Ленинграде-городе…», а потом протягивал руку и произносил: «Саня Соколов». Он был необразованным, простоватым парнем, но жил в очень хорошем, бойком месте. Проходя мимо, многие застревали у него, так что Саня имел много друзей. У него была просторная комната в коммуналке на первом этаже, угловая, поэтому с двумя окнами. Одно выходило на проспект, а другое – в сквер. Сквер в окне радовал Аркадия этой замечательной осенью. Он открывал окно, садился на подоконник и смотрел в осень. Но в этот день они с Саней сидели на подоконнике другого окна, выходящего на проспект. В свете вечернего, но яркого, празднично-радостного солнца Аркаша увидел Ольгу, идущую по проспекту по своим каким-то делам. Они приятельствовали уже какое-то время, поэтому Аркадий окликнул знакомую. Та подскочила к окну поболтать, Саня с гитарой спел свой куплет и представился, и встреча стала приобретать особую дружественную теплоту. Ольга решила махнуть рукой на свои дела, отложив до лучших времён, и провести вечер с приятелями. Дом Сани был не очень простой планировки, все парадные выходили во двор, а не на проспект, так что ребята стали объяснять Ольге, как ей найти нужную квартиру, а потом решили просто втащить её в комнату через окно, хотя и было высоковато. Вот так Ольга и попала внутрь, втащенная через окно. Ну, а потом Саня уехал, а Ольга осталась на месяц. Утром они с Аркашей уходили каждый на свои занятия, потом чаще всего встречались где-нибудь в городе и шли к Сарре. В общем-то они поселились в Саниной комнате, но не всегда ночевали там. Иногда кто-то из них на ночь уходил, а иногда уходили оба. Потом Ольга начала по временам пропадать: что-то где-то завертелось и втянуло её в свой водоворот. Так и кончилась их совместная жизнь, о которой Аркадий теперь помнил всё, а Ольга не помнила даже факта существования всего этого. Хорошо хоть Саню с Саррой вспомнила.

Ольга сидела, слушала Авантюру, а прозрачность давно прошедшей солнечной осени проникала в камерную атмосферу ресторана, что-то меняя в происходящем. Поэтому, когда собеседник вдруг умолк, Ольга поняла, что это – не просто так. Что-то он хотел рассказать, но не решался.

- Авантюра, ты был женат? – бросила она камушек наугад.

- Был. Угораздило одну женщину подумать, что это хороший вариант развития событий. Потом она поняла свою ошибку, и мы развелись. У меня и дочь есть. Мы с ней дружим, я стараюсь ей помогать.

Что-то было в этом ответе, потому что дальше Ольга спросила:

- А сын у тебя есть?

Аркадий уставился на неё долгим, спокойным взглядом, а потом выложил новую историю.

Не так давно, может, пару лет назад, он получил от редакции задание взять интервью у одного достаточно известного руководителя. Взял контакты, стал договариваться. Аркадий предполагал заочную онлайн-встречу. В удобном для собеседника формате выйдут, как говорится, в эфир, поговорят и «до свидания, до новых встреч». Все хорошо, никого не напрягает. Но не тут-то было! Функционер захотел личной встречи, выписал пропуск и подробно объяснил, как до него добраться. Репортёры – люди подневольные, соглашаются на любые условия, лишь бы иметь результат. Аркадий удачно добрался до места и взял интервью. Разговор получился интересным, собеседник оказался разговорчивым. После интервью, поскольку время было уже обеденное, чиновник пригласил Аркадия в местный буфет. А там, сидя за столиком и хлебая суп или наворачивая бефстроганов, он вдруг произнёс:

- Аркадий Викторович, Вы – мой отец.

Аркадий долго не мог понять смысла этой фразы. Она выпадала из контекста всех их разговоров, и, казалось, её следует перевести с другого языка или понять скрытое в ней непрямое значение. Тогда чиновник произнёс следующую фразу:

- Помните женщину, которую Вы звали Маргаритка-Георгин.

И тут Аркадий сразу всё понял. Конечно, он помнил Маргаритку-Георгин. Он назвал её так, потому что её полное имя было Маргарита Георгиевна. Его удивляло, что оба эти цветка астровые и похожи друг на друга. Только один – маленький и нежный, а другой – крупный и яркий. Аркадия тогда многое удивляло. Он учился в последнем классе школы, а Маргарита была старше его лет на десять. Она имела мужа и ребёнка. Муж, в свою очередь, был старше жены больше чем на десять лет, занимал в администрации города какой-то ответственный пост. Он много работал и нередко ездил в командировки, а Маргарита была весёлой, яркой, ну, и закрутила роман. А потом вдруг резко всё оборвала, потому что, как теперь понял Аркадий, поняла, что ждёт ребёнка. Она не стала хитрить и изворачиваться, а сразу всё рассказала мужу. Муж оказался человеком вменяемым и постановил, что ребёнка он признает своим и будет воспитывать как родного, а если Маргарита ещё раз что-нибудь закрутит, он сразу подаст на развод. Рана затянулась, как не было, и в дальнейшем семья жила вполне благополучно. Отец очень любил обоих  детей, и сын не догадывался о своём происхождении. Потом отец умер, как говорится, от старости, а мать через некоторое время заболела. Болезнь оказалась смертельной и недолгой. Почувствовав, что пришёл её срок, она решила всё сыну рассказать, чтобы не случилось в его жизни потом каких-нибудь недоразумений. Вот так чиновник недавно всё про себя и узнал, а теперь решил и отцу Аркадию рассказать. Он не собирался, конечно, но вот вдруг случай подвернулся, как говорится, судьба свела.

Аркадий видел перед собой немолодого, спокойного, немного усталого мужчину, с залысиной на голове, такой же формы, как у него самого. «К моему возрасту тоже будет стричься под ноль», - думал Аркадий про себя. В его опыте ребёнок – это были подгузники, купания, игрушки, качания на руках, когда тот начинал кричать или заливаться горючими слезами. К дяденьке напротив всё подобное было неприменимо, поэтому Аркадий не понимал, как это, что он Аркашин сын. Мужчина за столиком был таким серьёзным, знающим, уверенным в сравнении с мальчишкой, который стал кода-то его отцом.

- Вы с ним общаетесь теперь? – полюбопытствовала Ольга.

- Да, встречались несколько раз. Вот так, как с тобой, в разных ресторанчиках. Знаешь, ему иногда нужно поговорить с кем-то таким, вроде меня, «неопределённо-личным». Говорит общими словами, концептуально, но много и понятно. Иногда я воображаю себя причастным через него к нашему государственному порядку, к неким другим слоям и сферам. Может, в этом и было моё призвание – родить государственного человека? Как ты на это смотришь, Лёлька?

- Давай разберёмся, - отозвалась Ольга. – Во-первых, родил его не ты, а Маргарита, но это нюансы. Главное, мальчику повезло, что не ты стал его отцом. Я даже думаю, что второй ребёнок родился бы там и без твоего участия и стал бы тем же, кем и твой биологический сын. Но, может, и нет. Может, ты и прав. Ты всё-таки, Авантюра, очень особенный. Может, и правда всё дело в том, что в этом человеке твоя генетическая основа.

Авантюра предупредил, что Ольга – единственный пока человек, которому он доверил свою тайну.

После этой встречи Ольга не искала себя в зеркале. Такую себя она представляла хорошо: джинсы, объёмный свитер крупной вязки, на голове – каре, от очень короткого до совсем длинного. Она и сейчас такая, только свитера теперь помягче и понежнее. С возрастом захотелось тепла и уюта. После всех этих ярких встреч и впечатлений требовалось с кем-то  поразмышлять, поделиться, услышать резонёрские вопросы и выводы. С самого начала  эксперимента на эту роль Ольга определила Таисию.

5. Таисия

С  Таисией Ольга училась на одном курсе университета. Они никогда не были подругами, но нередко общались, вместе шли домой, даже несколько раз гуляли. Девушки были очень разные, что делало тесные отношения невозможными, но они всегда как бы имели друг друга в виду, различали друг друга в толпе и вообще как-то интересовали одна другую. Тая вела себя, в Ольгином понимании, аристократично. Говорила негромко, имела спокойный взгляд и скупые движения, выбирала собеседников и знакомых. Для неё важна была форма. К Ольге понимание формы пришло вообще не сразу, оно возникало постепенно с опытом. Она была человеком прямых действий, не выбирающим слов. Случалось, в волнующих диспутах говорила преподавателям «ты», потом извинялась, не смущаясь, и никто на неё не обижался. Это воспринималось как образ, стиль, и так оно и было.

Тая была очень высокой, длинноногой и худой. Фигура – прямо для модели, если бы не какая-то разлаженность, нескоординированность всех членов: движения ног не сопрягались с движениями рук, шея всегда куда-нибудь свешивалась, а спина сутулилась. Лицо Таи, почти идеальное своими чертами, тоже не хотело складываться в единое, распадаясь на отдельные части, которыми можно было почти любоваться. Одевалась она в дорогую одежду пастельных тонов, предпочитая зелёно-бежевую гамму. Характеризуя Таисию, обязательно следует отметить, что её отец был грек. Не русский грек, а самый настоящий грек, живущий в Греции. Однажды, чтобы познакомиться с Таисией поближе, Ольга подольстилась к ней, и это прокатило. С самой Ольгой такое не прокатывало. Она была реалистом, и поэтому различала лесть сразу, потому что если хвалят за очевидное, так что об этом распинаться – «спасибо» и до свидания, а вот если расписывают что-то, почти не существующее, значит, хотят обмануть или замылить глаза – тут следует насторожиться, а то и прямо пускаться в бега. Но про других Ольга знала, что людям нравится, когда их хвалят, даже ни за что, или почти ни за что. И для более быстрого достижения цели она иногда прибегала к лести.

 Это произошло в перерыве между парами, когда стали обсуждать готовность к экзамену по русской литературе XIX в., в смысле, кто сколько успел прочитать. К русской литературе XIX в. в университете отношение было особое. Её изучение состояло из трёх, или даже четырёх, курсов лекций, выстроенных в хронологическом порядке. Разговор застрял на излюбленной теме многих студенческих поколений – описании Тургеневым Ирины из «Дыма» с её «исчерна-серыми, с зеленоватыми отливами» глазами. Все пытались это представить, потому что в жизни с таким не встречались. Тут Ольга и сказала, что когда читала текст, представляла Таисию. Это была правда, но и комплимент одновременно. Все принялись рассматривать Таю и действительно находили сходство. Хотя глаза были светлее, но зелёные и, как дальше описывал Тургенев, по-египетски длинные. Так Ольга открыла для всех, кто ещё не заметил, необычную Таину красоту. Таисия оказалась в центре всеобщего внимания, ей это понравилось, и она с благодарностью взглянула на Ольгу. Потом было несколько совместных прогулок, несколько разговоров и несколько попыток осторожных сближений. Но этим всё и кончилось. Дружба не сложилась. А совсем всё закончилось, когда на последнем курсе Таисия вышла замуж. Она изменилась так, как если бы картину старого мастера вместо качественной реставрации раскрасили сверху современными яркими красками. Исчезла вся тайна её образа, осталась только не очень складная принцесса из комиксов. Ольга испытала разочарование, такая Таисия её не интересовала.

А вот теперь по сценарию Ольгиного эксперимента им предстояло встретиться у входа в парк. Ольга пришла заранее и видела, как подходит Таисия, довольно быстро, но без суеты и спешки. На ней был длинный светлый плащ неброского оттенка, а поверх плаща вокруг шеи замысловато повязан платок, тоже неброского цвета, но с очень отчётливым и красивым узором. «Ну почему у меня так никогда не получается?» - в который уже раз с удивлением подумала Ольга. Как бы она ни закручивала свои платки и шарфы, те не хотели составлять ансамбль с другой одеждой и только мешали. Таины волосы, всегда очень длинные, были уложены и заколоты на затылке, слегка распушаясь вокруг головы. Ольга с удовольствием отметила, что яркость, которая раздражала её в последние дни их знакомства, не прижилась. Или, по крайней мере, сейчас была очередь другого стиля. Бывшие сокурсницы приобнялись, испытывая прилив неожиданной искренней радости. Они зашли в парк и отправились вперёд по его длинным дорожкам.

Ольга сразу приступила к смыслу и цели их встречи, если допустить, что они не являлись иллюзиями. Об этом она тоже сказала. То есть, начала с поездки в поезде, с рассказа Ларисы, с собственного горячего желания устроить эксперимент и кратко сообщила о ходе  эксперимента.

- Что-то вроде Тарковского «Зеркала»? – спросила Таисия.

- Нет. Тарковского интересовало, как мир отразился в нём. А меня интересует скорее, как я отражаюсь в этом мире. Может, моё присутствие где-то застряло, и я смогу в него переместиться, фигурально выражаясь.

- Значит, не просто зеркало, а зеркало заднего вида, - улыбнулась Тая.

- Можно и так сказать, наверное, - откликнулась Ольга.

- Ну, и как? Увидела себя? И вообще, что ты увидела? – в вопросе звучало любопытство.

- Вот, собственно, для этого я тебя и позвала, чтобы всё тебе рассказать, поделиться впечатлениями. Самое интересное, что я нигде себя не встретила. Каждый из моих собеседников имел свой сценарий прошлого. В сценарии присутствовала я в качестве эпизодического персонажа с заданными мотивировками и прописанными действиями. Но ко мне, кто я есть, этот персонаж имеет не самое прямое отношение. Он слишком плоский. В нём можно увидеть много внешнего, но переместиться в него нельзя, нет в этом образе пространства. Ты знаешь, мне даже кажется, что в прошлом нас вообще нет, там одни только сценарии, написанные нами самими или теми, кто нас знал. Я думаю, мы всегда здесь и сейчас. Но в прошлом есть что-то, оставленное нами, иногда брошенное. Оно может неожиданно появиться, стать приятным или неприятным сюрпризом. Вот такой у меня вышел вывод о нашем прошлом.

- Ну, да. Не бог весть, какое откровение, - отозвалась Таисия. - Но мне захотелось добавить к твоему образу что-то и из своего сценария. Ты мне нравилась, и я готова была с тобой подружиться. Но находясь рядом, я начинала испытывать беспокойство, ощущать опасность. С тобой даже просто гулять было не очень легко. Ты шла вперёд, не обращая внимания, что под ногами грязь, лужи, какие-то препятствия. Вообще не пыталась ничего обойти, перелезала, перепрыгивала, шлёпала по грязи. У тебя вечно была грязная обувь, и ты не считала это зазорным, даже не пытаясь почиститься. Ещё иногда становился удивительным твой взгляд. Он застывал на какой-то далёкой-далёкой точке, но как будто находящейся где-то внутри тебя.

-  «Далеко внутри» - это у тебя здорово получилось, почти как «исчерно-серые глаза с зеленоватыми отливами», - женщины засмеялись. - Всё-таки, Тая, мы с тобой поэты, только не умеющие стихи писать. А ты сейчас замужем?

- Да, безусловно. Даже больше, чем ты можешь себе представить. У меня по жизни было три мужа. С последним мы до сих пор в официальном браке, хотя уже много лет даже не виделись. А вот с двумя другими мужьями, с которыми уже давно в разводе, я сейчас как раз и живу. Один у меня -  в Питере, а другой – в Москве. Я живу на два города. Надоедает Москва – еду в Питер, и наоборот. Соответственно меняю супруга.

- А дети? – заинтересовалась Ольга.

- Детей у меня четверо, - Тая слегка задумалась, не реагируя на Ольгин восхищённый возглас. – Но тут тоже нужно пояснение. Рождённых мною только двое из них, а ещё двое – дети моих мужей от других браков. Но от других жён у моих мужей детей больше, однако только эти двое стали и моими. Я считаю своими четверых, никак их не разделяя. Как так сложилось, не объяснить. Стали друг другу родными, и всё. Может, они нашли во мне что-то, чего больше нигде не было, а они именно в этом-то и нуждались. А я, в свою очередь, обрадовалась такой востребованности. Они и называют меня мамой, как и других своих мам.

Женщины шли и шли по парковым аллеям, устав, присаживались на скамейки и рассказывали друг другу, как у них в жизни всё сложилось, как бы раскрывали загадку судеб давних студенток, о будущем которых тогда давно можно было только фантазировать. Потом они простились и разошлись. Добираясь до дому, Ольга продолжала размышлять о том, что, и правда, их с Таей дружба могла повредить обеими, точнее, девушки могли повредить друг друга. Вот и так ещё бывает, недаром говорят: «выбирай друзей». Ольге, для того, чтобы думать, да что думать, просто существовать, дышать, ходить прямо, были необходимы бездонность и безграничность мира. А Тае, наоборот, для того же самого нужно было совсем обратное: пусть окружающий мир будет как угодно огромен, но он должен быть определён. Неопределённости – вот чего она боялась, а не грязных Ольгиных ботинок.

6. Итог

Ольга ужинала с мужем у себя дома на кухне. Как это с ней нередко случалось, она задумалась, уставившись в окно и держа вилку опасно вертикально.

- Как твой эксперимент? – спросил муж, видимо, чтобы вывести её из ненормального состояния.

- Закончен.

- Достиг каких-нибудь целей? – продолжил муж.

- У меня не было определённых целей. Целью, как обычно, было посмотреть, что получится. С этой задачей я справилась. Очень интересные, трогательные встречи, неожиданные и необычные рассказы. Люди все небанальные, как теперь говорят. Собралось разного на небольшую повесть. Сяду теперь писать. Даже и название мне придумали: «Зеркало заднего вида». Не особо подходящее, да уж какое придумали, - ответила Ольга и, очнувшись, продолжила тыкать в тарелку вилкой.

Да, действительно, повесть уже определяла свою форму, уже зажила внутри неё собственной жизнью. Но это был не единственный итог произошедших событий. Теперь, глядя в телевизор, Ольга всё время выискивала среди видных людей государства Авантюриного сына, по двум приметам: внешняя похожесть на Аркашку и такая же, как у него форма лысины. Но ничего у Ольги не выходило. То ей казалось, что все мужчины подходящего возраста похожи на её бывшего приятеля, а то казалось, что ни один не похож. А форму Аркашиной лысины Ольга в точности не знала, потому что он был подстрижен под ноль.