Till there was you

Пролог

There were bells on a hill,
But I never heard them ringing.
No, I never heard them at all
Till there was you.

There were birds in the sky,
But I never saw them winging.
No, I never saw them at all
Till there was you.

(из кинофильма The Music Man)


1

В без пяти 7 вечера 1 июня, под конец рабочего дня, неспешным шагом двигался мужчина в светлых брюках и ярком пиджаке, напоминавшем одновременно стиляг и эпоху 90-х годов ХХ века. На вид ему было около сорока лет. Сторож Пётр, пенсионер на подработке (24 часа на два выходных), уже достал свой финский лёд литражом 0,5 и дешёвую нарезку из колбасы, похожей на сервелат. Вышел из одноэтажного корпуса у ворот и слегка раздражённо произнёс:

– Поторопись, сынок. Все уже ушли. Закрываемся через 5 минут.

– Да-да, отец. Конечно.

Показалось, что мужчина с интересом слушает свой собственный голос. Но быстро очнулся и прибавил шагу. Через минуту Пётр увидел из окошка подъехавшее Яндекс-такси.

– Гостиница Россия – произнёс мужчина – всё правильно?

Таксист кивнул. Русский мужик чуть за 30 с усталыми глазами, выдающими график 6 на 1 или 5 на 2 по 12 часов. И после пары минут выжидающего молчания принялся рассказывать про ипотеку в экологически чистом районе города, заботливую жену («да, она не работает, но горячий обед готов к моему приезду всегда!») и красавицу дочку трёх лет. «Ещё 4 года, и полностью закрою ипотеку. А Дашенька пойдёт в первый класс. И тогда – эх, заживём!».

Мужчина улыбался. (Первый класс средней школы – начало колеса сансары, просто этот парень лет на 10 помоложе о том пока не ведает. И я не буду его огорчать). Свой город он знал наизусть, но в гостинице на Набережной у Волги с живописными видами из окна не был ни разу. Что понятно: зачем аборигену ночевать здесь? Только с любовницей, но в городе множество мест с меньшими ценами и адекватным сервисом.

– Почему, собственно, Россия? – подумал он. – А бог его знает. Захотелось.

За пару лет город изменился мало. Это можно было понять даже взглядами из-за стёкол такси. Разве что стало ещё больше торговых точек и нелепых высоток, уродующих историческую часть мегаполиса. В остальном – ничего нового.

Расплатившись с таксистом безналом и выписав ему 10% чаевых, мужчина уже через 20 минут завершил регистрацию и вошёл в уютный номер, перво-наперво подойдя к окну. Шикарный вид, как он и предполагал. После чего принял душ и сожалея о временной невозможности смены одежды, неспешно направился в гостиничный ресторан, где оставил примерно 45 тысяч рублей, захватив часть еды и бутылку шампанского с собой на вечер.

Дамский напиток обильно пенился. Закинув по-американски ноги на стол, мужчина с наслаждением глотал слабоалкогольную шипучку, после чего полез в смартфон – походить по соцсетям и узнать свежие спортивные новости.

Ах, да. Он совсем позабыл: надо завести аккаунт. Ладно, это несколько минут. И направить запрос о дружбе примерно тридцати людям.

– Завтра – грандиозный день, произнёс он вслух в пустом номере. И вскоре заснул, не успев посмотреть новости.


2

Ночь выдалась ветреной, а утро – дождливым. Со вполне комфортными +17. После завтрака остатками вечерней трапезы мужчина принял душ, оделся и заказал Яндекс-такси. Адрес поездки не вызывал сомнений. Сначала – только сюда. Лишь бы хозяева были дома.

Он не знал, кто откроет дверь по знакомому наизусть адресу. Не подумал, что произнесёт с порога. И как вообще войдёт в подъезд, не имея ключа от домофона.

Ждать не пришлось. Дверь распахнулась, из неё весело выскочил вечно опаздывающий студент Лёха. Кажется, на бегу он вовсе не заметил входящего гостя. Дальше – привычно пешком на третий этаж. Здесь ничего не изменилось. Только почтовые ящики совсем новые, с крепкими замками, и пальцы любой тонкости вовнутрь теперь не просунешь.

На своём этаже он вздрогнул. Новая дверь в общий коридор с соседями. Современный звонок с хайтековским дизайном. Мысли спутались окончательно, но он всё равно нажал кнопку.

За дверью, а потом в тамбуре послышалось лёгкое шуршание. Кто-то посмотрел в глазок, а через секунду без тени сомнений распахнул дверь, даже не спросив «кто?». На пороге стояла красавица лет тридцати, ростом чуть повыше его, со светлыми волосами и в аккуратном брендовом халатике. Она улыбнулась:

– Проходите. Мы вроде договаривались на час позже, но ничего страшного.

Надо было объясниться или хоть что-то произнести. Вместо этого он молча шагнул за хозяйкой. Она показала рукой: сюда, потом направо и в гостиную.

– Присаживайтесь!

За эти 10 секунд он ясно осознал: от его былой обители остались только квадратные метры. 60 с половиной. И вид на двор и улицу. Ну, ещё его новые евроокна здесь не поменяли. Всё иное – мебель, пол, стены, потолки – полностью уничтожило дух прежнего жилища.

– Чай? Эспрессо? Капучино?

Он уже всё понял. Надо как-то тактично выйти из этой ситуации и раскланяться. Пока не явился настоящий визитёр, которого здесь ждут.

– Спасибо. У меня мало времени. Поэтому, простите, давайте сразу к делу.

– Ок. Отлично. Так вот, у вас, как квалифицированного преподавателя французского, я бы хотела поинтересоваться: нужен ли Настеньке этот язык в той же степени, что и английский? И если да, то что вы лично посоветуете: дистанс на онлайне, групповые или индивидуальные занятия? Или комбинацию всех видов обучения? Сколько часов в неделю? Если это даст результат, мы пойдём на любые расходы.

Так, Настенька – это дочка. Очевидно, что с утра она в садике, а муж этой красавицы – на работе. И ясно, что до этой встречи у них было несколько заочных контактов, но лично она с ним не виделась. Поэтому, без имени-отчества. Хоть и на «вы».

Всё стало понятно: семья купила эту квартиру у прежних хозяев и обустроила по своему вкусу. Ремонт минимум на три миллиона, по нынешним ценам.

Он суховато и на автомате поведал внимательно слушающей maman о плюсах и минусах разных форм обучения и необходимости лично пообщаться с Настенькой, чтобы составить оптимальную индивидуальную программу занятий. Она кивала, но было заметно, что отстранённый тон преподавателя ей не нравился. Об этом говорили едва заметно дёргающиеся уголки губ и взгляд, который обретал признаки лёгкого неудовольствия от недостаточной эмоциональной вовлечённости будущего репетитора.

Договорившись, что они встретятся с Настенькой завтра в 7 вечера (он ложно сверил свой мнимый график встреч в смартфоне), она протянула ему руку, как бизнес-ритуал сотрудничества. Уже у двери он дружелюбно произнёс:

– Отличная квартира для занятий! Если вам и дочери это подойдёт.

– А, вы про это… (она улыбнулась, увидев признаки живости на лице преподавателя, поначалу показавшегося ей скучным сухарём). – Эту квартиру не хотели продавать, а мы с мужем искали жильё рядом с парком, чтобы гулять с дочерью. Чтоб не окраина, но и не безумно дорогой исторический центр. Здесь отличный вариант, если о цене-качестве. Но потом хозяева её всё-таки продали. Видимо, изменились какие-то обстоятельства.

Он распрощался и быстрым шагом вышел во двор, стремительно удаляясь от подъезда и даже не замечая, что иногда наступает в весёлые июньские лужицы после недавнего тёплого дождичка. 

Вот и всё. Дома больше нет.


3

Вернувшись в свою гостиницу, он отобедал в ресторане, обдумывая второй акт вероятной драмы. К 17-00, около здания министерства неподалёку отсюда. Хорошо, что сегодня не выходной день, иначе пришлось бы ехать по иному адресу на такси.

Он не ошибся. Ровно в 5 вечера (раньше здесь не отпускали, заставляя высиживать каждую секунду, а потом отмечаться об уходе в журнале) из здания вышла миловидная женщина, на вид лет 40-45, с прямой осанкой и немного грустными глазами. На него, стоявшего у входа, не обратила ни малейшего внимания даже из рефлекторного женского любопытства к противоположному полу. Спустилась вниз по ступенькам и услышала окрик из припаркованной машины:

– Полина Сергеевна! Разрешите мне вас подвезти до дома!

Она иронично улыбнулась, и было понятно, что с этими знаками внимания сталкивается не впервые. Как воспитанный человек, подошла к водителю, напоминая гаишника, просящего предъявить документы.

– Спасибо, Андрей. Не утруждайте себя (голос у неё был привычно-звонкий, и он всё прекрасно слышал). – Мне здесь недалеко. И сумка не тяжёлая – немного насмешливо произнесла она.

Кавалер не сдавался. Заговорил о скорой театральной премьере и каком-то кассовом фильме. Потом – о новом ресторанчике неподалёку. Он напряг ретроспективную память и вдруг узнал в нём того самого однокурсника, который, несмотря на тучность с молодости и нелепые очки, сох по ней все 5 лет обучения. Она рассказывала о нём с юмором в глазах и состраданием в голосе. Вот, мол, страдал юноша – и ни за что. Нелепый, но упрямый. Иногда они вместе смеялись, потому что упорство вне взаимности оба считали глупостью. 

Она отвергла все его идеи «просто пообщаться» – легко и не без изящества. Но уже в финале «собеседования» на повторное предложение посидеть в новом ресторане ответила – «может быть, но не сегодня. И не завтра. Когда-нибудь». Улыбнувшись с едва заметным кокетством. После чего привычно надела наушники и весело зашагала прочь, внутренне посмеиваясь над тем, как неудачливый ухажёр сверлит её взглядом.

Что делать? Догнать? Рассказать всё? Ни за что не поверит! Сочтёт сумасшедшим. А то и залепит пощёчину.

Он знал её, как женщину, почти наизусть. Даже примерно догадывался, что она сейчас слушает. И как насмешливо думает о кавалере, тем не менее, тонко льстя себе.

Потом отошёл в скверик напротив и присел на скамейку. Сначала – «может быть, однажды посидим в кафе». Потом она примет от него цветы и подарок. Разрешит встречать у работы по вечерам. И, наконец, примет его приглашение домой. Вопрос времени.

Он обхватил голову руками, как при острой головной боли, и привычно-беззвучно заплакал. Второй крах его иллюзий за неполные 12 часов.

Лишь много позже он узнал, что ресторан действительно случился (месяц спустя с момента приглашения). Когда «жених» с двумя разводами в прошлом, подвыпив, начал аккуратно и немного чрезмерно обнимать её во время медленного танца, она простила и разрешила ради условности момента. Вернувшись за столик с мыслью о «победе», он допустил непоправимую ошибку. Прижал её к себе, как собственность и поцеловал в шею. Она отстранилась, залепила ему пощёчину, бросила на стол несколько купюр и ушла.

Вернувшись домой, позвонила взрослой дочери поговорить просто так, ни о чём, а перед сном листала семейный альбом. После чего перевесила фотографию мужа на более видное место, у зеркала. И, наконец, уснула за полночь, хоть немного успокоившись.


4

Две недели он прожил в гостинице, ведя образ жизни овоща – сон, завтрак, обед и ужин с обязательной бутылкой вина или шампанского, чтобы уснуть покрепче. Портье, бармен и обслуживающий персонал начали шушукаться (обычно здесь никто не останавливается дольше недели), но он не обращал на это никакого внимания. Чуть позже решил, что надо гулять по Набережной хотя бы полчаса в день.

Ничего не писалось. Соцсети стали безынтересны. Махнуть на несколько деньков за Волгу, а потом переменить гостиницу? Или поселиться в деревенской глуши? А зачем?

Все мотивации из недавней, но уже прошлой жизни перестали работать. Кажется, он, никогда не страдавший алкогольной зависимостью, впервые осознал, от чего люди спиваются. Впрочем, он знал это и раньше. Вопрос не денег и житейских перспектив. А отсутствия смыслов.

Допивая привычный к полуночи алкоголь, подумал, что здесь осталось «доделать» немногое. Завтра, в ту самую дату, съездить на городское кладбище. Посидеть у могилы и, наконец, позвонить в то место, которое он именовал Министерством Добра, по ироничной аналогии с Оруэллом.

Покупать у ворот кладбища цветы было нелепо и пошло. Он просто прошёл по уже изученной дороге к 17-й линии. Ориентир – видная могила с памятником армянскому бизнесмену, мужчине лет пятидесяти на вид, с острыми и властными чертами лица. Отсюда уже недалеко до последней обители.

Посидев на деревянной скамеечке не более получаса, он собрался совершить тот самый звонок, ради чего в ночь предусмотрительно зарядил смартфон на 100%. Как вдруг вздрогнул, не поверив своим глазам.

Да, это была она. Они никогда не виделись, но не узнать было невозможно. Женщина лет сорока с почти не утраченной красотой более молодых лет. И с тем, что его привлекало в ней острей внешности – умные глаза, выдающие отсутствие чрезмерных иллюзий о жизни. Неудивительно, что и её тексты были поглубже, чем его. 

Они познакомились в Интернете, в той самой недружественной сети. Неглавная тема в каком-то обсуждении на странице общего френда и пара взаимных второстепенных реплик. Вот и всё. Безошибочное чувство родства вне философских обоснований. Оба не помнили, кто первым послал запрос о дружбе.

Обоих нельзя было назвать – ни несчастными, ни одинокими или обделёнными вниманием, ни утратившими вкус к жизни и хватающимися за последнюю иллюзорную соломку. Столкновение двух эго грозило цунами. Разница почерков предвещала войну, при всей взаимной воспитанности.

Тем не менее, на дистанции, они вцепились друг в друга. А разжимая виртуальные объятия, всё равно чуточку ревностно держали друг друга в поле зрения. Ежедневно.

Прислушиваясь в те годы к себе, он обнаружил безусловную доминацию платонических чувств. И доселе неизвестную ему мудрость: тот, кто сейчас с тобой, хороший человек, как мне кажется. Я за тебя спокоен, и это не лицемерие.

Его спасала не духовность и не страх греха, а остаточный, но неубиваемый детский идеализм. Выпить (с тобой?!?), да по-русски, душевно и с размахом, а после уткнуться в декольте или устроить поцелуи на полчаса?

Ни-ко-г-да. Она не любовница. Не психолог. Не «соавтор», хоть была и им. Это фея. Из юности.

– Слушай, я дерьмо написал? Вот, посмотри…

– Как тебе моя презентация в библиотеке? Я нервничала, фигня получилась, да?

Даже бытовуха выглядела светло и комично одновременно. «Поделись клубникой! Совсем забыл/забыла про меня с дарами природы (смайлик)!». «Индейка подгорела из-за мессенджера». «Это что за рыба – тилапия? Как её готовить?». 

Всё это согревало чувством какого-то неотмирного братства. И рождало взаимную бережливость. То самое внимание к себе, и через него – к близким, что так насущно каждому…

******

Она, наконец, увидела мужчину на скамейке и на несколько секунд остановилась. Но рядом копошились со старинной могилкой какие-то пенсионеры, а чуть поодаль высокий мужчина в расцвете лет с красивой женщиной пришли, вероятно, навестить родителей или бабушек-дедушек. В общем, не одна. Не страшно.

Она подошла к могиле и положила алый и пышный букет гвоздик. А чуть позже, словно поразмышляв несколько секунд, достала из сумочки какую-то книжицу с дешёвым переплётом и бережно поставила у скромного памятника. Не выказывая ни малейшего желания что-то сказать сидящему на скамейке посетителю, даже ради этикета.

Он с удивлением услышал свой голос:

– Напрасная церемония, как и всякое посещение могил. Он давно уже не здесь. И эту книжку не прочтёт. Но спасибо, что приехали.

Она распрямилась во весь рост с заметным возмущением. Но воспитание взяло верх:

– Вы – родственник? Я так и поняла. Чем-то похожи. Отдалённо. Приятно познакомиться. Анна. Мы дружили много лет.

– Простите (он уже взял себя в руки, пусть и продолжая ощущать стуки собственного сердца). – Я слышал о вас. Вы – литредактор?

– В том числе, произнесла она немного насмешливо. И подумала: ещё один возжелал подойти ко мне поближе через литературу. Вечная история. И безумно скучная.

Вне пространных объяснений, он уже понял, что вся эта партия – с возвращением – безнадёжно проиграна. Но зачем-то произнёс:

– Понимаете, Анна, я, как и мой троюродный брат, литераторствую. Могу я надеяться, что вы прочтёте часть моих текстов?

Она ответила с интонацией общения с чуточку сумасшедшим:

– А вы что, запросто решаете такие вопросы прямо на кладбище?

Он заметно смутился. На лице выступила краска. Увидев это («всё-таки, не совсем сумасшедший») она порылась в сумочке и снисходительно протянула ему визитку:

– Вот здесь есть адрес почты. Пришлёте отдельным документом. Серёжа был мне дорог, и ради него я прочту. Но скорый ответ не обещаю.

И решительно зашагала прочь.

Ну что ж, впервые за почти две недели возвращения в его жизни появился хоть какой-то смысл – написать свежее эссе. Звонок можно отложить на пару дней.

Вечером в гостинице он впервые не заказал спиртное и за полтора часа написал эссе о родном городе с отсылками к Бродскому, Кушнеру и Анищенко. Ответ поступил быстрее, чем он предполагал – уже на следующий вечер.

«Здравствуйте. Я прочла ваше эссе. Надеюсь, вы не сочтёте ту правду, что доступна мне, слишком обидной для вас.

Как филолог, могу сказать, что вы находитесь под сильным влиянием творчества вашего брата. Что понятно и простительно. Но не в качестве назидания, а из памяти к дорогому нам обоим Серёже примите несколько советов.

Сергей писал так, как чувствовал. И было заметно, что он не мог произнести иначе. У вас – стилизация под его почерк. Местами недурственно, небезынтересно, но это не ваш личный голос. А его обретение – высший смысл любого творчества. Ещё один Серёжа никому не нужен.

Так что попробуйте прислушаться к себе. И перво-наперво осознать, зачем вы пишете. И так ли для вас насущно двигаться по этому пути и дальше.

Потому что из всех видов человеческих занятий, литераторство – одно из самых неблагодарных».

– С уважением, Анна.

******

Это абсурд, враньё
Череп, скелет, коса
Смерть придёт, у неё
Будут твои глаза…

– вспомнилось ему. В этом пространстве всё кончено.

Минуту спустя он внезапно встрепенулся и резко изменился в лице. «Я могу свободно перемещаться по всему миру, огромную часть которого никогда не видел, но сижу в этой – пусть милой, но дыре!», произнёс он вслух самому себе. Через полчаса он знал обо всех ближайших рейсах в Москву, а оттуда в Нью-Йорк. Через 10 дней в час ночи из Домодедово. Так, Курумоч… Отлично, мне подходит рейс через 9 дней. Бронируем! И хватит раскисать! Завтра с утра поеду попрощаться с любимыми Жигулями. После чего последняя иллюзия – Америка.

От этой мысли защемило сердце. Зная о так называемой «той стороне бытия» больше любого из живущих здесь и не питая иллюзий о настоящем времени, он странным образом цеплялся за нахождение в трёхмерном пространстве.

Что не мог внятно объяснить себе и сам.


5

Только здесь, в привычной заволжской обители, ничего не менялось с 80-х годов минувшего века. По крайней мере, в тех местах, которые любил он сам.

Встреча оказалось краткой и болезненной, как у бывших друзей или любовников, которых связывают взаимные воспоминания, лишь незначительно тускнеющие даже на дистанции лет. Здесь всё напоминало о прошлом настолько отчётливо, что боль оказалась терпимой не более двух-трёх часов. Не снимая домик, он направился пешком в ближайший хостел рядом с посёлком – пять километров по дороге с благоухающим июнем. Только сейчас, расположившись ближе к вечеру в уютном номере с общей кухней и весело сходив в давно знакомый ему поселковый магазин, он ощутил покой. И понял, что проведёт здесь неделю, оставшуюся до Америки.

В последующие пять дней ничего не происходило, что его полностью устраивало. Он даже не заходил в Интернет, слушая только музыку и устраивая прогулки по два-три часа, иногда утром и вечером, с перерывом на обед. Любопытствующие поселяне знали, что это ботаник, прилетевший в недельную командировку, чтобы изучать флору и фауну средней полосы России. Вскоре они почтительно кивали ему около магазина. Главное – не транжирить деньги и не шиковать. Чтобы не возбуждать дополнительный интерес.

В последнюю перед отлётом ночь явилась она – уже без книги и цветов, но в кокетливо-обтягивающем платьице посреди нелепых, в его глазах, морских скал и пальм неизвестных субтропиков. Сон из прошлой жизни оказался ярким, с цифровой детализацией, чтобы ничего не забыть поутру.

– Привет! Я знала, что ты здесь. Сходим на море? Хоть тебе и не идут совсем эти шорты и футболка (он сам с интересом посмотрел, во что одет во сне).

– Пойдём! Он взял её за руку – легко и естественно. Потом они присели на песочке, облокотившись о скалу и вытянув ноги. После минуты взаимной тишины, едва нарушаемой лёгким бризом, она кокетливо улыбнулась:

– Одно из моих любимых мест. Ещё с детства. Кстати, у меня для тебя подарок. (Она порылась в сумочке и достала яркий амулет). – Посмотри потом в Интернете. Что он означает. Думаю, тебе понравится. (Она едва заметно коснулась его уже чуть вспотевшей руки).

Сердце бешено застучало. Странно, но в этом сне он точно знал, что завтра – в Америку. Пора объясниться.

Вдруг стало неестественно легко. Мысли обрели ясность, слова – точность, и даже дышалось как-то иначе.

– Ты думаешь, что почти всё знаешь обо мне за эти годы, произнёс он тихо, но отчётливо.

– Почти. Об остальном – догадываюсь.

– Нет, вряд ли. Я никогда этого не произносил, но теперь знай. В другой жизни, при иных обстоятельствах, я бы носил тебе завтраки и кофе в постель. Без чувства, что мне всё надоело или «и это пройдёт».

– Я знаю. Я видела. Даже на расстоянии. (Голос её, пусть на мгновение, но дрогнул).

– Если ты сейчас приобнимешь меня, или склонишь голову на плечо, это всё. Я никуда не уеду. Останусь тут твоей верной тенью, беззвучно произнёс он.

– Успокойся. Я уважаю тех, кто тебе дорог, ответила она взглядом.

Минут 5 они молчали, из последних сил соблюдая дистанцию. Кажется, оба успокоились. Тогда он произнёс:

– Но то, чего ты действительно не знаешь – мы очень разные, при множестве внутренних совпадений. Я – мещанин. Мои ценности – красавица и умница жена, дети, тихий семейный уют без драм русских классиков. Я бы предпочёл ничего не смыслить в «маятнике Достоевского» или «полифонии Чехова». Понимаешь? Вообще, благодатно не ведать об этом. И не писать самому.

Он коснулся её руки, но сердце уже не стучало, как прежде.

– А ты – другая. Ты не можешь не творить. Даже в раю. У тебя амбиции. И жажда просвещения с откликом. Это – твоё призвание. Но не моё.

А я стал таким, потому что – «за нами пришли», как сказал Камю. И лишили выбора.

– Я и это знаю, примирительно произнесла она. – Именно поэтому с тобой мне так спокойно. Я люблю тебя… таким. И другим тоже – с грохочущим роком, трёхаккордными балладами и играми для плебса.

Остатки напряжения растаяли во влажном воздухе. Будущее – даже через пару минут – казалось гадательным.

– Я пойду искупаюсь, произнесла она, медленно снимая платье. – Ты со мной?

Как в однотактной пьесе без фантазии, за окном закричал петух. Он проснулся и долго лежал, остывая от чувств. Всё было реально, просто в чуть ином измерении. И всё – было.

– Господи, помилуй – еле слышно произнёс он. – Надо зайти в женский монастырь. Поставить свечку. Пусть у неё всё сложится хорошо. Об ином не прошу…


6

– Тони!!!

Сергей увидел его с табличкой Sergе from Russia в аэропорту имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке. Тони было под 60 лет, и они познакомились в специализированном форуме на почве любви к хоккею. Разговоры об игре со временем разрослись до жанра бесед, достойных публикации. Американский друг давно звал его в гости («я могу выслать приглашение») – пообщаться в реале и, разумеется, сходить на хоккей в Мэдисон Сквер Гарден. Наконец, он сообщил ему, что всё в порядке с визой и деньгами, и он может прилететь через 10 дней. Тони откликнулся мгновенно: я буду ждать с табличкой сразу после таможенного досмотра.

Они сели в его авто, помчавшись в сторону пригорода. Вспоминая английский, он глазел по сторонам, выхватывая обрывистые картинки космополитичной столицы мира.

– Сейчас ко мне, поживёшь, пока не определился с жильём, весело произнёс Тони. – У меня жена и 12-летняя дочь Меган. Остальные двое детей, от первого брака, Крис и Хизер, уже взрослые. Мы видимся только на День Благодарения и Рождество. Я приготовил для тебя комнату…

– Спасибо, Тони. Да, я помню, ты рассказывал…

Супруга Тони, 45-летняя Сара, являлась, как и муж, знатоком хоккея и организатором фан-клуба New York Rangers. После знакомства с Сержем и обеда с традиционной индейкой и рисовым гарниром, предложила ему выступить перед болельщиками в ходе собрания на ближайший уик-энд.

– Хорошо, сказал он, только… Я напишу речь на бумажке. Не уверен в своём английском после отсутствия любой практики несколько лет…

Ночь в Нью-Йорке оказалась без малейших сновидений. Он набросал речь для фанатов примерно за полчаса на следующее утро. Сара увезла Меган в школу, Тони тоже отсутствовал, оставив записку про завтрак на столе. Впрочем, скоро вернулся.

– Я присмотрел тебе сборный домик гостиничного типа рядом с Лонг-Айлендом. Не очень близко к океану, как ты и просил. Аренда посильная. Можно в рассрочку, но главное не задерживать платёж ни на один день. Здесь с этим строго – могут приехать приставы с наручниками, а у тебя нет даже адвоката…

– Ноу проблем, Тони! Я внесу платёж за три месяца вперёд.

– Не торопись. У нас так не принято. Один месяц, а там посмотришь. Может, не понравятся соседи и захочешь переехать. Или твои планы резко изменятся. Или, не дай бог, возникнут проблемы с визой.

(Он не знал, что от проблем такого рода – визы, карты, любая валюта – Сергей застрахован).

– Хорошо. Покажи мне город твоими глазами…

Вернувшись вечером с Манхэттена и запланировав в ближайшие дни осмотр домика и поездку в соседний Нью-Джерси, он чувствовал себя человеком, познавшим истину о том, что только Америка даёт шанс начать всё заново. В том числе, по причине географической удалённости от привычных ему берегов совсем иного континента.

Единого впечатления от самого Нью-Йорка, как он и предполагал, не было. Набор разрозненных картинок, которые не успевают «обработать» ум и логика.

Сомнений не было лишь в одном. Он находится не в лучшей или худшей, но совсем иной цивилизации.

******

Выступление в фан-клубе прошло замечательно – ему дружно хлопали скучающие в хоккейное межсезонье болельщики, торжественно приняв в семью рейнджеров. Он едва сдержал хохот – это напоминало встречи в клубе анонимных алкоголиков из роликов на YouTube. Наутро Тони обнаружил у двери множество подарков и хоккейную прессу за последние полгода.

Через неделю он переехал в домик эконом-класса в двух милях от океана, оплатив аренду на два месяца вперёд. Соседи оказались американцы с доходами чуть ниже средних – обыкновенная семья из пяти человек, не особо любопытствующая о нём самом (тишина без вечеринок с фейерверками – и отлично!). Глава семейства, офисный клерк Манхэттена, карабкался по социальной лестнице ради красавицы-жены и троих дочек. По вечерам, как он предполагал, едва уложив спать детей, они мечтали о новом доме и двух машинах, а также Рождестве в Париже. В общем, идеальные соседи. 

Так минули два месяца. У Тони он гостил почти каждый уик-энд. Собратья по фан-клубу, считая его одиноким, часто присылали милые безделушки и забавные открытки. Переписка в сети и по смартфонным мессенджерам кипела ежедневно и начала его утомлять, при всей любви к хоккею.

В первых числах сентября позвонил Тони.

– Завтра – открытие тренировочного лагеря! Пресс-конференция главного тренера, потом автограф-сессия Адама Фокса и Криса Крайдера. Хлебушек тоже подъедет, он уже вернулся из России. Через неделю – выставочная игра в Нью-Джерси. Едем?

– Да, я в курсе, Тони. Ну, можно развеяться. А на хоккей – обязательно! Только, скажи: Сара через свои связи организует мне нормальное интервью с парнем из клуба? Лучше с Тёмкой или Игорем, мне на русском намного проще. Минимум, на полчаса.

– Всё ок, работа ведётся. Сейчас все вышли из отпуска, должно получиться. Надо только согласовать даты. В общем, завтра заеду за тобой в полдень.

******

После первой выставочной игры в Нью-Джерси, впервые в жизни побывав на 20-тысячной арене, он сказал Тони, что проведёт одну ночь здесь, в отеле неподалёку от спортивного комплекса. Заплатив за ночлег и выбрав номер, вышел прогуляться и быстро заблудился. – Ничего, подумал он, включу геолокацию и навигатор. Проблема на пять минут. А пока посижу в кафе.

Он так и не свыкся с мыслью, что уже третий месяц находится в Америке и никуда не спешит.

В кафе по вечерам субботы свободных мест не было. Сделав заказ по терминалу, он вышел на воздух с изобилием столиков по всему периметру вокруг. И присел с краю неподалёку от дороги (в центре всё тоже было занято).

Официант принёс заказ. Он уже почти доел нехитрый фаст-фуд, как к нему подсел афроамериканец лет 30-ти на вид, для начала на ужасном английском спросив:

– Я присяду, чувак? Здесь вокруг всё занято грёбаными аборигенами.

Он кивнул. Через минуту можно допить чай и уйти. Сосед по столику – серьга в ухе, аляписто-безвкусные тату на руках, посматривал на него с интересом. На нём самом красовалась футболка Нью-Джерси Нетс, баскетбольной команды города. Его мессенджер пищал безостановочно, а потом зазвонил мобильник. Как и предполагал Сергей, афроамериканец разговаривал так, чтобы слышало всё кафе, плюс пара кварталов вокруг.

– Эй, Сладкая, никаких «нет». Чё? Башка болит? Выпей коктейль (он по-животному загоготал). – Значит, слушай сюда: я завалюсь к тебе через полчаса, только сначала пожру. Ты будешь стонать до утра, а потом просить: ещё, босс, ещё! Если там тусит Джошуа, пусть мигом валит. Я начищу ему фейс, а будет сопротивляться – сделаю инвалидом. Что? Я тебя больше не слушаю. Снимай трусы заранее, шлюха!

Как ни странно, ему показалось, что, оборвав разговор, афроамериканец чуточку смутился. И попытался завязать что-то, похожее на беседу:

– Ты из Нью-Йорка, чувак? Небось, на баскет завалился?

– Типа того. На хоккей.

– Не интересуюсь. Я за Нетс топлю. Но игра завтра. Сёдня на ночь шлюха нужна? Без проблем, я подгоню. Такса умеренная. Сговоримся.

Внутри что-то сорвалось и раскололось, как в любимом стихе Бродского. Америка. Мечта. Голливудская картинка. При всём спорте мирового уровня, иногда похожа на клоаку депрессивного района провинции в СССР. Он вдруг услышал свой собственный голос:

– Чем ты зарабатываешь на шлюх, парень? Торговлей другими шлюхами? Или они дают тебе бесплатно, лишь бы не исколотил?

Тот мигом бросил жевать, изучающе глядя на белого парня. Не коп. И не агент под прикрытием. Не похож. И язык странный. Хоть он и не знал, откуда может быть такой акцент.

– Твоё какое дело, чувак? Это Америка. Свободная страна.

– Да никакого, ноу проблем. Только, ты хоть ценишь, что имеешь? Небось, жертва режима, живёшь на пособии, трахаешь всё, что движется и орёшь о своих правах в свободной стране. Кто там во всём виновен, чувак? Республиканцы? Дядя Трамп? Дедушка Байден с таблетками? Или сам Авраам Линкольн, если ты вообще знаешь, кто это такой…

Афроамериканец побагровел. Вены на обезображенных руках запульсировали. Но он сдержался – вдруг, всё-таки, это коп? Вот и провоцирует. И даже если блефует, то мне дадут пожизненное. Без вариантов.

– Кто ты такой, засранец? Мать Тереза? Римский Папа? (он загоготал, так как считал, что изрёк гениальную шутку).

– Нет. Я – русский. И, кстати, английский знаю намного лучше тебя, свободного гражданина свободной страны.

Он не смог сдержать явную издёвку. Вряд ли у этого «социального элемента» есть огнестрел. А ножом надо ещё уметь пользоваться. Знать, куда бить и с каким усилием.

Холодного оружия у афроамериканца не было. Но, окончательно взбешённый, он потерял контроль над собой, выхватил травматику и выстрелил этому русскому моралисту в упор в лицо. Тот медленно осел со стула на асфальт. Пока посетители за соседними столиками переживали шок (лишь один из них немедля вызвал полицию), афроамериканец рванул прочь, как нашкодивший ребёнок и оставив на столике травматический пистолет с отпечатками.


Эпилог

В благочестивых преданиях ангелы – бесполые существа не от мира сего, не ведающие грехов. Верные солдаты армии Творца. Святые вне неофитства или жажды признания.

Никто не узнал бы в них людей, однажды – каждый в свой срок – проживших полноту бытия. Чаще всего это бывшие медбратья и сёстры, социальные служащие и волонтёры, одинокие вдовцы и вдовы, чуть реже – люди творческих способностей и почти никогда – священники, коим уготована иная обитель.

Ангелами становились те, кто не мыслили себя вне любой из форм созидания даже в раю. В их новом бытии исчезала боль, картина прошлого и все его причинно-следственные связи становились давно прочитанной книгой, а жажда помощи вне миссионерства оставалась неизменной.

Всякий раз перед аудиенцией у Петра ангел вопрошал новоприбывшего о его желаниях. И показывал каждому возможную участь при сердечном покаянии. Иных пускали в рай – для каждого свой – вне раскаяния. Им становилась сама жизнь на Земле. И чистота сердца, безотносительно наносных обстоятельств.

За всю историю человечества случился один процент тех, кто, даже не нагрешив фатально и раскаявшись, зная о рае стократ больше любого из существующих на Земле, пожелал, тем не менее, на время вернуться. Свобода воли была священна и здесь. Чаще всего – после клинической смерти, реже – после собственных похорон, но чуть в ином обличии, пусть и отдалённо схожим с прежним.

Каждый ангел, независимо от количества пасомых душ и личного опыта прекрасно знал, что это гипотетическое возвращение сулит разочарования и несчастья. Иллюзии от чуда «воскрешения» рушились в первые два-три дня самым безжалостным образом. О чём ангел прямо сообщал новоприбывшему.

В то утро где-то на вершине Манхэттенского небоскрёба мирно беседовали бывший хирург из России конца XIX – начала XX века, погибший при артобстреле в палатке госпиталя в Первую Мировую и его американский собрат, один из видных филантропов середины ХХ века. После внешней смерти их зрение и знания простирались далеко за пределы эрудиции любого землянина, так что многие вещи не было никакой нужды проговаривать.

– Как ты это допустил, Джефф? – cпросил русский. – Когда он решил уничтожить последнюю земную иллюзию и улетел в Америку, я передал его в твои руки. И хотел бы услышать твой рассказ, а не полицейский рапорт. Что случилось?

– Ник (так он именовал Николая), это простые ответы и вместе с тем нечто непостижимое. Этот парень всегда знал душою, что Америка – иллюзия. Что спортивная команда, на которую он гробил массу личного времени в ущерб творчеству, не выиграет ничего до… (он вспоминал) 2078 года, когда большинство её фанатов покинут земную жизнь.

Он всё это знал. Как и иллюзорность возвращения, начиная с «реинкарнации» у оградки собственной могилы. Но принял такое решение. И если бы не этот инцидент в кафе, где я умышленно оставил его без присмотра, он бы ещё долго упорствовал в своих заблуждениях. Он, кстати, мигом почувствовал, когда я его бросил. «Что-то внутри сорвалось и раскололось». Поэтическое мышление, гуманитарий. А если бы не эта новая смерть, потом и не стало бы и той – прежней – души. Вот и весь сказ.

– Да, всё просто, согласился хирург. – Я в первый же день после внешней смерти произнёс ему слова, успокаивающие миллиарды новоприбывших: те, с кем вы были взаимно дороги друг другу, и не только из плотских желаний, неизбежно вернутся к тебе, каждый человек в своё время. Это, чтобы тебе было понятно, такой же закон природы, как рассвет и закат, прилив и отлив, жара и стужа…

– И что – он?

– Среагировал глупо. Начал спрашивать о причинах болезни, что свела его в могилу. Мол: как так, почему? Медицина XXI века лечит такое быстро, если обнаружить в ранней стадии. А у него были планы – написать новый роман, побывать там-то, увидеть то и сё. Честно говоря, он меня утомил своими «творческими планами».

И я, конечно, мог ему сказать, что для Творца всё то, что ты собираешься создать, не имеет значения и давно известно. А насущно только состояние твоей души. Может, зря не сказал. Хотя он и сам это понимает.

Но он рвался вернуться. Я уговаривал: прими данность, что этот этап бесконечного бытия окончен. Тебя будут помнить и любить. И – если ты так уж хочешь знать – жена тебе не изменит и после того, как станет вдовой.

– Я понял, устало произнёс Джефф. – Фома. Пока сам не ткнётся носом в факты, ни за что не поверит.

– Именно так. Ну, я вёл его в России, не переставая сожалеть об онтологической глупости души. Устроил так, чтобы он побывал в своей бывшей квартире – у него не было даже плохонького плана, как попасть вовнутрь с новыми хозяевами. Потом несколько встреч и сновидений, после которых можно было понять, что другой континент ничего не изменит. Но он так и не позвонил мне…

Пару минут оба молчали. Впрочем, время в новом измерении стало набором людских цифр, а еда, секс и сон – слабостями человечества – ангелы ни в чём не нуждались. Наконец, Николай произнёс:

– Нью-Йорк, Джефф. Не люблю его, прости. Пока мы беседуем, на 200 этажей ниже давно проснулось безумие людского муравейника. Как ты тут работаешь? Я бы точно не смог. 

– Фабрика внешних иллюзий, усмехнулся филантроп. – У этого пространства одно достоинство – с каждой новой людской историей оно не перестаёт удивлять даже меня. Но помочь отдельной душе возможно повсюду.

Ладно, Ник. Куда ты сейчас? К нему?

– Да.

– Удачи.

Бесплотный ангел пролетел над огромным кубом с видео-анонсом: сегодня вечером! Открытие сезона! Копы против Дьяволов! Последние билеты доступны на нашем сайте с промокодом…

Спустя два часа мужчина средних лет в одной из клиник Ист-Ратерфорда в округе Берген штата Нью-Джерси перестал дышать, несмотря на мгновенную реакцию врачей и дефибриллятор.

Врач Питер дал команду на отбой медсёстрам.

– Всё равно не жилец в коме, устало произнёс он. – В пять вечера домой, успею посмотреть наших против столичных парней.

(7 – 11 февраля 2024 года)