Рассказ из старого конверта

          Р А С С К А З  И З  С Т А Р О Г О   К О Н В Е Р Т А               

  Этим летом Павел Сергеевич, пенсионер со стажем, чувствовал себя по-настоящему счастливым. А всё потому, что стал, наконец, хозяином «усадьбы». Именно так представлял он всем родным и знакомым своё приобретение.
    Дело в том, что четыре года назад, поддавшись на уговоры детей, переехали они с женой в Калининград  из Смоленской области, оставив там просторный дом, построенный много лет назад своими руками, сад огород, привычный круг общения. На новом месте Павел Сергеевич чувствовал себя неуютно. Чтобы чем-то занять себя, пытался работать вахтёром в одной из  контор – бросил: уж очень томительно и однообразно проходили вахты. Как будто жизнь протекала сквозь пальцы без всякой пользы и интереса. Двухкомнатная «хрущовка» его сжимала, он буквально задыхался в ней и постоянно нудел жене, что напрасно они сюда переехали. Та успокаивала, что со временем привыкнем, главное – дети рядом, а то ведь настоящая беспомощная старость не за горами.
    Единственной отдушиной в новой жизни стала для Павла Сергеевича рыбалка. Ездил то на заливы, то на озёра, которых в округе пруд пруди. Случалось и в море выбираться на моторке с новыми друзьями Виктором Степановичем и  Иваном Фёдоровичем, с которыми рыбалка же и свела. Выслушав в очередной раз воспоминания приятеля о его экспериментах в саду и огороде там, на Смоленщине, один из них небрежно бросил:
    -Так за чем дело стало? Возьми и купи дачу здесь. Только место хорошее подыскать надо, чтоб и не дорого, и душе приятно.
  Уцепившись за совет, Павел Сергеевич начал вести переговоры с женой и детьми, потом долго искали подходящий вариант – и вот она, «усадьба». На участке в десять соток уютно разместились и небольшой дом в три комнаты с просторной кухней и верандой, и садик с традиционным набором плодовых деревьев и кустарников, и огород с теплицей для привередливых помидоров. Из окон дома открывался прекрасный вид на озеро. В углу участка, за старой раскидистой яблоней, спряталась банька, которая окончательно покорила сердце нового хозяина.
 . В один из душных августовских дней Павел Сергеевич решил подняться на чердак и проверить, нет ли трещин на трубе, а то недалеко и до пожара. Убедившись, что с трубой всё в порядке, неспешно обследовал полутёмные углы за стропилами, где притаились брошенные старыми хозяевами какие-то ненужные вещи, типичные для чердаков. Внимание его привлёк небольшой светло-коричневый чемоданчик, что раньше называли «балетками». В такие шофёры автобусов на сельских дорогах обычно собирали выручку от продажи билетов. Павел Сергеевич отщёлкнул замки чемоданчика и увидел россыпь заполненных поздравительных открыток, старый «дембельский» альбом, перевязанную шнурком от ботинка небольшую пачку писем в пожелтевших конвертах. Отдельно лежал довольно плотный конверт, на котором вместо адреса было написано: «Ялта. Санаторий «Зори России».
- Интересно! – хмыкнул Павел Сергеевич и, раскрыв конверт, достал несколько листков, заполненных крупным убористым почерком. А через пару минут он уже, торопливо спустившись по лестнице с чердака, звал жену:
  - Наташа! Наташа! Иди сюда, посмотри, что я нашёл!
  -Что случилось? – встала та на пороге кухни.
  - Ты помнишь, как мы ездили в санаторий «Зори России»? Сорокалетие твоё там отмечали?
  - Конечно, помню. А с чего ты вдруг про этот санаторий заговорил?
  - А концерт художественной самодеятельности силами отдыхающих помнишь? Там ещё мужик один рассказ читал, который сам сочинил. Всем понравился, многие даже бегали к нему, чтобы переписать. Мы ведь тоже хотели, да чем-то отвлеклись.
   - Да, и рассказ помню. А что?
   - А то, что я этот рассказ здесь, у нас, нашёл.
   - Да ты что! Где?
   -На чердаке. Вот, посмотри…,- и они склонились над пожелтевшими листками.
    В ближайшую субботу Павел Сергеевич, как всегда, пригласил друзей в баню. Они обычно приезжали из города с двумя ночёвками. С утра до обеда удили рыбу на озере, а ближе к вечеру, истопив баню, долго парились, с передыхом, в несколько заходов. Наталья Дмитриевна за это время успевала зажарить наловленных лещей (а если рыбалка не задалась, то просто яичницу), отварить рассыпчатую,»свойскую», картошку и оттенить основные блюда дарами огорода и ближнего леса. Когда разнеженные, умиротворённые мужчины окончательно покидали баню и усаживались за стол, накрытый в беседке под кустом сирени, Павел Сергеевич, с таинственным видом сделав многозначительный жест рукой (мол, спокойно, обождите чуток), скрывался в доме, а через пару минут торжественно водружал на середину стола запотевшую бутыль с можжевеловой настойкой. И начинались бесконечные разговоры и воспоминания о прожитом и пережитом. От этих воспоминаний веяло лёгкой грустью, хотя рассказывали чаще всего о смешном или просто весёлом.
    На этот раз хозяин « усадьбы» решил не пускать беседу на самотёк, а взять бразды правления в свои руки.
- Нынче опять на побережье шагу ступить негде: всё заполнено отдыхающими, - начал он издалека.
- И не говори, всё едут и едут,- поддержал его Виктор Степанович. – И море у нас прохладное, и погода неустойчивая, а вот поди ж ты…
 - Нет, мы в молодости на Чёрном море предпочитали отдыхать. Вот, помню, в 73-ем…
- А мы с семьёй отдыхали в 75-ом, - перехватил эстафету Иван Фёдорович.
    Павел Сергеевич убедился, что разговор прочно удерживается в намеченных им рамках. Ему нужно было, чтобы друзья «разогрелись», прежде чем он выступит с основной темой нынешней встречи.
 - Не помню, в каком году, но точно в период правления Черненко, - снова взял слово Виктор Степанович, - дали мне путёвку в Сочи, в санаторий, уже забыл, как он назывался. Был туда заезд исполкомовских работников, а я как раз в земельном отделе числился, ну и, так сказать, удостоился.
  Ходили мы, значит, на разные процедуры, через неделю уже перезнакомились все друг с другом. Но одна небольшая группка женщин позднего бальзаковского возраста, человек шесть, держалась как-то особняком, питалась в столовой за отдельным столом. На окружающих эти дамы посматривали свысока, видно, ответственные посты занимали в исполкомовской иерархии. Одним словом, - леди.
  Надо отметить, что из всех процедур нам особенно полюбился бассейн. Да это даже и не процедура была, а приходи, кто хочет, без всякого направления врача. Огромный такой, без дорожек и с покатым дном. Кто поплавать любит – пожалуйте на глубокое. А кто осторожничает, так на мелководье можно побарахтаться. Красота, да и только! И вот прихожу я как-то в этот самый бассейн, приостановился у краешка, оцениваю обстановку. В дальнем углу, на глубоком месте, как раз народу совсем мало, вот я туда и настроил свой маршрут. Иду, значит, так решительно и вдруг обнаруживаю справа от себя этих самых дам. Стоят кружком по грудь в воде, резиновые шапочки еле-еле их пышные начёсанные «халы»* прикрывают, и все уставились на одну, такую пышную, высокую, видно, главную у них.  А та рукой машет, дирижирует и речитативом начинает:
  - Утром глянул в пять часов – где резинка от трусов?
А остальные дружно подхватывают, как будто сто раз репетировали:
    - Вот она, вот она, на…кхм,…кхм намотана, - и сами над собой ухохатываются. Я чуть не захлебнулся от неожиданности: очень уж данный репертуар не соответствовал их постоянному имиджу.
 
      Когда все отсмеялись, Павел Сергеевич сунул руку в выдвижной ящик стола и достал толстый пожелтевший конверт.
  -Минуточку, друзья! – начал он. – Я ведь тоже планировал вас сегодня повеселить, рассказ прочитать, который вот в этом конверте. А нашёл я его три дня назад на чердаке. Казалось бы, что тут необычного, мало ли что на чердаках валяется? Ан нет, есть тут необычное! Ведь это же мне привет из далёкого 87-го года, - и многозначительно замолчал.
  Друзья заинтересованно наперебой заговорили:
   - Что за привет?
   - От кого?
    - Почему на чердаке?
  - Не торопитесь, расскажу всё по порядку.
    Так вот, дело было в 1987-ом году, зимой. Мне путёвку профсоюз выделил в Крым, в санаторий « Зори России», что недалеко от Ялты в сторону Севастополя. А жене 1 февраля как раз сорокалетний юбилей намечался, вот и решили мы поехать вдвоём. Что касается юридической стороны вопроса, на месте, мол, разберёмся. А зима в тот год, если помните, выдалась такая снежная, что даже поезда простаивали из-за перемётов на путях, ожидали, пока расчистят. По этой причине мы на день в санаторий опоздали тогда. Но не о том разговор.
    Санаторий, прямо сказать, был роскошный, весь в коврах да в зеркалах. Такое впечатление, будто в царский дворец попали. Говорили, что какому-то четвёртому отделению принадлежал. Я и сейчас не знаю, что это за четвёртое отделение, но, судя по обстановке, отдыхали здесь птицы высокого полёта. Однако в свете начинающейся перестройки и нашего брата, работягу, в небольших количествах начали в эти палаты запускать. Отдохнули мы, конечно, хорошо, вот жена подтвердит. А к концу заезда администрация организовала концерт художественной самодеятельности силами самих отдыхающих. Так многие санатории и по сей день практикуют. Вот тогда мы и услышали со сцены этот рассказ в исполнении автора. Геннадием его звали, фамилию не помню. Рассказ так всех впечатлил, что бегали за автором с просьбой переписать. Я тоже хотел, да чем-то отвлёкся. А тут вдруг нашёл. Бывает же такое совпадение?! Так что слушайте. Рассказ называется «Письмо домой».
    Павел Сергеевич достал из конверта потрёпанные на сгибах листки, разложил их по порядку и начал читать.
 


    Я, братцы, человек открытый, люблю с народом по душам поговорить, мыслями поделиться. Вчера письмишко домой написал жене своей, Нюше. Вот оно, послушайте.
      «Здравствуй, дорогая моя Анна Селивёрстовна, а также доченьки наши Шурочка и Любочка. Привет из Крыма. Пишу вам сразу же на другой день после приезда, а что больше недели прошло, как из дома отбыл, так это я всё добирался. Но описываю всё по порядку.
  Нюш, ты помнишь, я тебе рассказывал, что Мария Ивановна, телятница наша, которая за седьмой группой закреплена, недоверие высказывала по поводу моей путёвки. «Чтой-то, - говорит, -Брындин, тебе путёвку какую-то ненастоящую выдали: спереди зачёркнуто, сзади заклеено, в середине не написано. И сама из себя маленькая какая-то, невнушительная.
   - Ну, точно и у нас такая была. Помнишь, Наташ? – прервав чтение, обратился к жене Павел Сергеевич и, получив её утвердительный кивок, продолжил.-
     Вот я в прошлом годе от собеса в санаторий ездила, так это была путёвка! Развернёшь -  что гармонь Ваньки Артамона. Там всё было прописано: и что есть, и как спать, чем и зачем ехать. Ну, чисто «Устав»  солдатский. А у тебя что?!
  Плюнул я тогда, чертыхнулся про себя: « Ну, началось!»-думаю. Ладно, описываю дальше мой вояж. Колька Силин подкинул на своём самосвале меня до станции. Подхожу к кассе, и кассирша вежливо так спрашивает: »Вам в плацкартном или, может, в купейном желательно?». Ты ведь знаешь, я человек не гордый, мог бы и в общем на третьей багажной полке доехать, но всё же решил шикануть: как-никак в санаторий еду. «Давай, - говорю, -плацкартный».
    Купил билет, стою на перроне, песенку насвистываю. Ты же помнишь мою любимую? Ну, эту: «…на недельку до второго, я уеду в Комарово…». И тут опять же приятный такой голос с хрипотцой дежурной возвещает: «В связи со снежными заносами на путях поезд задерживается на неопределённое время. Ждите дополнительных сообщений». Пошёл опять в зал ожидания, ни петь, ни свистеть уже не хочется. Наконец, ближе к вечеру, объявили о прибытии поезда, но предупредили, что в связи с опозданием стоянка сокращается до двух минут. Кинулся я свой шестой плацкартный вагон искать. Бегу, на окна смотрю, номера читаю. Попутно двух старушек сбил, детскую коляску с картошкой опрокинул и даже не извинился – некогда. Только добежал, поезд уже гудок даёт. Поднимаю чемодан, чтобы на площадку поставить, глядь – а дверь-то закрыта. Я кулаком по ней стучу, ору как прокажённый – никакого ответа. Кинулся в соседний, седьмой, там тоже всё задраено, как в бронепоезде. Наконец вижу: где-то в районе одиннадцатого или двенадцатого последний пассажир на коленках в вагон заползает, потому что платформа уже кончилась. Я туда- а поезд уже ход набирает…
    И не помню, как заскочил. В голове шумит, в глазах темно, а самое главное - ручка в чемодане оборвалась. Отдышался немного в тамбуре, брючным ремнём чемодан перевязал и подался вагон свой отыскивать. А какие же неудобства я при этом испытал, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Чемодан одной рукой держу, штаны другой, а чтобы дверь открыть, не знаю, что и отпустить – то ли чемодан, то ли штаны. Хорошо в вагоне-ресторане попутчик попался, хоть двери мне открывать стал.
    А место, Нюш, мне около туалета досталось, и дверь сломана, на одной петле висит. Если туда кто-то идёт, она в тамбур падает, а если обратно, то на меня прямо. Только у самого Брянска смог место переменить, а ушибы и синяки, думаю, в санатории залечат. Успокоился я, значит, пригрелся, уснул. А среди ночи слышу сквозь сон – плещется что-то. Обрадовался, решил, что по побережью шпарим, море слыхать. Открываю глаза, а прямо передо мною ботинки мои плавают. Вскочил, кричу проводнице, мол, тонем, а она спокойненько в ответ: «Не волнуйтесь, гражданин, так положено, поезд воду набирает. А что перебрал маленько, так с кем не бывает».
    Выжал я свои пальто и шапку, что подо мной в ящике лежали, растянул на просушку на третьей  багажной полке и вспомнил при этом и тебя, Нюш,
тихим, добрым словом (это ж ты меня ехать надоумила), и Марию Ивановну с её предсказаниями. Да ладно уж, что там…. Если всё по порядку рассказывать, как я в поезде ехал, так ни в один конверт не расфасуешь. Одним словом, опоздал я в свой санаторий  на семь дней. Я бы, наверное, и раньше попал, да, видно, не судьба. От вокзала последним автобусом выехал свой санаторий искать. Добрые люди подсказали, что остановка Понизовкой называется. Вышел я, значит, на этой остановке. Кругом ночь, горы, ветер, море, слышно, шумит. Видно, горный рельеф все мои ориентиры и спутал. То ли от холода, то ли от страха жмусь и жмусь к горам, иду и иду, а поворота к санаторию всё нет. Гляжу – впереди огни замаячили. «Ну, слава богу, - думаю, - цель близка». На обочине как раз шофёр грузовика колесо откручивает.
- Что это там, впереди? - спрашиваю. – Санаторий?
 - Санаторий ли это, - отвечает, - не знаю, а до Севастополя девять километров. Это точно, по спидометру проверено.
 «Эко, -думаю, - Федя, транзитом пронёсся».
    Одним словом, утром на восьмые сутки попал я в «Зори России». Не-е-т, Мария Ивановна всё-таки зря наговаривала: санаторий что надо. Ковры кругом, зеркала, мебель заказная на гнутых ножках. А шахматы! Ты, Нюш, таких шахмат и не видывала: большущие, из дерева выструганные, блестящие и очень красивые. Я одну пешечку стебанул незаметно для тебя, приеду – покажу.
  Комнаты здесь отличные, на двоих в основном, с ванной и прочими удобствами. Сосед мой по комнате, Петька из Калуги, посоветовал после дороги баньку принять. Лежу это я в ванной, настроение лучезарное, про Комарово опять мурлычу, и тут Петька снова голос подаёт:
- Ты, жену с собой не привёз?
 - Не привёз, - отвечаю.
 - Ну, так замачивай бельё, всё равно самому стирать», - и подаёт мне тазик и порошок «Лотос».
 «Вот, - думаю, красота! Все условия для нашего брата, работяги, созданы». Помылся, вытерся, полотенцем махровым закутался, иду одеваться. Раскрыл чемодан – а там кулёчки, свёрточки какие-то. «И что она сюда напихала?», - это я про тебя подумал.  Развёртываю, который побольше, - а там трусики, маечки, тесёмочки и вообще детали не мужского гарнитура. Что за чертовщина?! Я в другой свёрток – а там тоже подобное. Петька за моими манипуляциями наблюдает, ржёт:
- Запасливый ты мужик, Федя. На три недели приехал, а уже детское приданое с собой привёз.
Меня аж в жар бросило. Вспомнил, что в тот день, как мне уезжать, ты с двойняшками в баню собиралась, а я второпях ваше бельишко и припутил. Так и пришлось мне, как усопшему в саване, всю ночь, завернувшись в простыню, спать. А сосед Петька утешает:
- Не горюй! В Таврии, то есть в теперешнем Крыму, с античных времён люди листом прикрывались. Какая-никакая, а всё же одёжа.
    А назавтра артисты приехали. Из Чикаго, говорят. Может, и брешут. Один важный такой, на нашего Менделеева похож, всё пел:
  - А поезд чик – чик – чик, идёт в Чикаго…
«Ну и что, - думаю, - расхвастался тут, что у них поезда ходят, как чик – чик – чик – часы, строго по расписанию, и двери не поломанные. Зато жизнь у них скучная, и вспомнить нечего. А я вот уже сколько новых впечатлений набрался, а сколько ещё впереди….» И всё-таки, Нюш, как вспомню, что назад надо ехать, так что-то страшновато становится. Но билет я всё-таки уже заказал, на шестое, на пятницу.
    На этом до свидания. Остаюсь любящим и верным до гроба твой муж Фёдор Брындин.

    Читая, Павел Сергеевич время от времени поглядывал на друзей, оценивал реакцию. У них на всём протяжении рассказа с лиц не сходила улыбка. А когда чтение закончилось, Виктор Степанович, уже не сдерживаясь, захохотал, затем подвёл итог впечатлению:
 - Во даёт мужик! Прямо, как этот…, писатель-юморист.
Иван Фёдорович кивнул, соглашаясь с мнением приятеля, а затем, как это часто с ним бывало, перевёл разговор на серьёзную, философскую тему:
- Да-а-а….Не оскудела земля русская талантами. Умеют наши люди посмеяться над собой, но чужим не позволяют , обижаются.
-  Нет, здесь рассказ не так прозвучал, как в то время и в том месте, - попытался прояснить свою мысль Павел Сергеевич, - Оно и не удивительно - почти сорок лет прошло. А  я хочу на главном заострить ваше внимание: ведь надо же мне было именно этот дом купить и здесь найти этот рассказ! Вот и объясни данный факт всякой там метафизикой.
  И друзья, провозгласив очередной тост за автора рассказа, перешли на обсуждение серьёзных вопросов, ответов на которые зачастую просто не существует.


 
*»хала» - причёска из начёсанных волос в виде косы, обёрнутой вокруг головы.