По волнам памяти

 Андрей Захарович молча сидел на лавочке у края обрыва и смотрел как речка Мурня, один из протоков реки Ахтуба, неторопливо несёт свои воды. Вдоль берега, мерно покачиваясь на волнах, стояли на причале множество деревянных лодок. Справа местные мужики ремонтировали мостки лодочной станции, организованной здесь совсем недавно.
 
 Рядом с дедом, у края обрыва важно стоит его маленький внук, смотрит на реку, сцепив ручки за спиной в замок и выпятив животик. Дед смотрит на внука, щурит глаза и улыбается кончиками губ: «Смышлёный не по годам парнишка растёт» – подумал Андрей Захарович. Он слегка подвинулся на лавочке, приглашая присесть рядом внуку, от его движения тихо заскрипели кожаные ремни на его ножном протезе. Мысли его понеслись по волнам памяти в далёкую молодость.
 
 Родился он в слободе Капустин Яр, где обосновалась его семья после переселения. После окончания Гражданской войны и срочной службы пришлось ему отправиться на заработки в понизовье Волги на рыбные промыслы. Там, среди таких же работяг, он познакомился с братьями Механьтевыми. Были они невысокого роста, но коренастые, широкие в плечах и невероятно сильные. В шутку все называли их «Семисердцы» за способность продолжать работу без устали с утра и до вечера. Проживали они недалеко от промысла, в одном из поселений вдоль Никитинского Банка, поэтому к ним часто приезжала их сестра Татьяна.
 
 Татьяна была девушка скромная, вежливая, лишний раз при разговоре глаз не поднимет. Видимо приглянулся её Андрей, молодой хорош собой, статный, с тёмными, чуть волнистыми волосами на голове. Стали они встречаться после работы на берегу широкой реки. Идут вдоль берега, Андрей ей рассказывает интересные истории, она молча слушает и удивляется.
 
 Быстро пролетело лето, наступила осень, пора было Андрею возвращаться к себе в слободу. С очередным караваном живорыбных прорезей добрался он до Астрахани, а потом на перекладных уже до своей слободы. Дома не находил себе места, не мог он никак забыть приглянувшуюся ему Татьяну. Весной уговорил родных заслать сватов к Механьтевым и на Красную Горку отыграли свадьбу.
 
 Всё складывалось как нельзя лучше. Завели хозяйство на Стасовом хуторе, развели скотину, обрабатывали земельный надел и стали копить средства для строительства дома. Участок подобрали в районе Покровской церкви, Андрей принялся его расчищать от мусора и бурьяна.
 
 Однажды, когда уже стало смеркаться, из темноты возникла перед ним сгорбленная старушка, шла она, опираясь на самодельную клюку. Подойдя ближе, стала расспрашивать его, что да как, а потом говорит: «Гиблое это место, не строй здесь дом! Бесы здесь шабаш правят!». Скептически отнёсся Андрей к словам бабушки, хотел, как аргумент привести, что церковь рядом и другие люди рядом живут, оглянулся – а бабушки уже и нет нигде, как в тумане растворилась за минуту.
 
 Ничего не стал Андрей рассказывать Татьяне, посчитав это просто бабушкиными сказками, а к осени следующего года, как раз к моменту рождения первенца поставил с родственниками дом, большой и светлый. Радости в семье не было предела, а тут ещё приехали в гости родственники Татьяны с гостинцами. Накрыли широкий стол, пили, ели, песни пели. Голосистая была родня Механьтевская, а песен и частушек, сколько знали, которые в слободе и не слыхивали.
 
 Глухой зимней ночью, когда за окнами дома куролесила метель, Татьяна разбудила Андрея и спросила его, что это за звуки раздаются со стороны чердака дома. Андрей прислушался и явно услышал, как на чердаке тихо играет жалейка, затем ей стал подыгрывать бубен, потом какофонию дополнил пастуший рожок. Потолочные доски при этом тихо потрескивали, будто там кто-то танцует по ним.
 
 Взяв фонарь, Андрей поднялся по лестнице на чердак через потолочный лаз в коридоре дома. На чердаке никого не было, только иногда порывы ветра забрасывали в щели между стрехами порции снежных хлопьев. Андрей обошёл печную трубу, заглянул в каждый угол – никого. Только погасили свет и легли на кровать, концерт продолжился. И так каждую ночь.

 Весной решили продать этот дом, так как продолжать так жить при таком ужасе стало невозможно. Всё равно нужно было переселяться на Стасов хутор, где ждали полевые работы на земельном наделе и пасти домашнюю скотину на пастбище. Следующей осенью приобрели другой дом в районе Николаевского храма ближе к речке Подстёпке.
 
 Новый дом потребовал незначительного ремонта, но плюсом был обширный двор с помещениями для домашней живности. Андрей под длинным коридором организовал для себя столярную мастерскую, где занимался в зимнее время подработкой, самостоятельно освоил он нужную на селе в то время профессию шорника. С тех пор запах выделанной кожи преследовал его повсюду. Приработок был хороший, кому хомут для лошади сшить, кому седло наладить, а кому вожжи понадобились или подпруга. Особенно хорошо платили за особую выделку кожи на специальные подкладки сапожники, в моде тогда были сапоги «со скрипом». Идёт такой модник по ярмарке, а каждый шаг его слышат окружающие «Скрип-скрип», «Скрип-скрип».
 
 Жизнь стала налаживаться, зерна и сена было вдоволь, отчего домашняя скотина плодилась и размножалась. К осени на базу стояли три лошади, два тягловых вола, бык и четыре коровы. Через пару лет после первенца, в семье Андрея появился и второй сын, назвали Николай. Сыновья росли не по годам смышлёными детьми, здоровыми, чем очень радовали родителей.
 
 Читая газету от декабря 1927 года, с материалами XV съезда ВКП(б), у себя в столярке, Андрей почувствовал неприятное ощущение во рту, тронул пальцами коренной зуб, зуб легко выпал ему на ладонь.
 
 Проходя срочную службу в одной из частей на севере страны, Андрей переболел цингой, отчего страшно мучился от зубной боли, глядя на это, его пожалела местная шаманка. Она пригласила его к своему костру, указывая на растущую Луну, прошептала тихо в самое ухо: «Самое время просить помощи у духов». После этого она что-то отхлебнула из глиняной миски и заставила сделать глоток Андрея.

 Дальше всё было как в тумане: мелькали тени по стенам яранги, мерно гудел
бубен, что-то бормотала старая шаманка. Наутро Андрей встал с ясной головой, от зубной боли не осталось и следа, зубная боль не беспокоила его больше никогда.
 
 Однако, как только Андрея впереди ждало что-то недоброе, у него выпадал очередной зуб. Выпадал совершенно без боли и видимых причин, достаточно было его только тронуть пальцами и вот он уже лежит в ладони. Так случилось и в этот раз, в газете провозглашался курс на коллективизацию сельского хозяйства.

 Уже к лету 1928 года хозяйство Андрея и его жены стали посещать различного рода «уполномоченные», которые описывали хозяйство семьи, вели себя нагло, постоянно стращая «раскулачиванием» и без того выбитых из колеи людей. В общей сложности в образовавшийся колхоз пришлось отдать все запасы зерна, лошадей, тягловых волов и коров. Пока для семьи оставили только одну корову и быка. Всю скотину со слободы согнали в общее стадо на вновь организованные колхозные дворы, но никто не позаботился о корме для неё, она несколько дней стояла и ревела от голода и стресса. Много её после этого пало через несколько дней.
 
 Особенно страшная картина наблюдалась к зиме 1929-1930 года, в рамках сплошной коллективизации, «уполномоченные» пытались выгрести из домашних хозяйств всё подчистую вплоть до домашней птицы. Думая о пропитании семьи, Андрей с братьями на одном из островов реки поставили шалаш и сделали небольшой загончик для содержания кроликов. Загончик не смог удержать кроликов на одном месте, они размножились на острове так, что не поддавались подсчёту. Каждый день Андрей или один из его братьев заготавливали несколько охапок тальника и этим кормили своих питомцев, которые помогли им выжить в наступившие голодные времена.
 
 Пословица гласит: «Пришла беда – растворяй ворота!». Так и случилось с семьёй Андрея. В один год 1930, пала от болезни единственная кормилица корова, умерла при родах его Татьяна, а холодным ноябрьским утром, отталкивая лодку от берега, Андрей сильно порезал босую ногу стеклом. Сразу обработать рану не было возможности, и у него развилась газовая гангрена, пришлось ампутировать ногу выше колена. Родившихся девочек близняшек пришлось сдать в приют для удочерения.

 После длительного лечения Андрей вернулся в свой дом, где его ожидали голодные сыновья: Михаил шести лет и Николай четырёх лет. Смастерив себе деревянный протез, Андрей взялся за работу с удвоенной силой, но даже здоровому в те годы нелегко было прожить, а ему нужно было не просто выжить, но и поднять сыновей – все, что осталось у него от любимой жены Татьяны.
 
 Найти хозяйку в семью не проблема, их по слободе с десяток подходили к Андрею с предложением, но будут ли они хорошими матерями для его детей, это вопрос. Сошёлся он с одной вдовой, её муж в пьяном угаре повесился в сарае после очередной ссоры, была у неё одна дочка погодка его старшего сына. Как человека не пьющего назначили его бригадиром в колхозе, целый день он в поле на протезе скачет, а прейдя домой застаёт следующую картину: его дети сидят голодные в углу избы, а её дочка сытая на кровати куклы раскладывает.
 
 Долго терпел Андрей несправедливые издевательства новой жены над сыновьями, но предел настал. После двух неурожайных лет настал в стране голод, поздней осенью, с наступлением холодов, решил Андрей быка забить на мясо. Разделав тушу, части его подвесил для длительного хранения на чердаке дома, мяса должно было хватить до весны. Вечером, вернувшись после работы, Андрей обнаружил, что на чердаке нет одной ноги быка. На его вопрос, где мясо, сожительница ответила, что она ничего не знает, что ее, наверное, украли. Но маленький Коля подбежал к отцу и сказал, что приезжал на телеге брат мачехи и они вместе погрузили ногу быка в телегу и увезли из дома.
 
 Мачеха, из милой женщины сразу превратившись в злобную Мегеру, схватила большую деревянную ложку и с размаху стукнула малыша в лоб, от чего он упал на пол и задёргался в судорогах. Андрей схватил злобную женщину за шиворот и вышвырнул из дома на улицу, поднял с пола, бьющегося в припадке сына, и прижал к себе. Ребёнок постепенно успокоился, а к отцу подошёл второй сын Миша и молча обнял отца.
 
 Что теперь делать Андрею, на кого оставить сыновей, уходя на работу? Видя его мучения, пожилой сосед, живший от дома Андрея через несколько дворов, предложил ему взять в жёны одну из своих трёх дочек. Были они уже в возрасте, но замужем не была ни одна из них, а была у этого соседа ещё младшая, четвёртая дочь Елена, но с детства маялась она спиной, уронили её в младенчестве беспечные няньки. С тех пор ходила она, чуть сгорбившись, но при этом к чужим детям была всегда добра и ласкова. Видя, как мачеха издевается над мальчишками во время отсутствия Андрея, тихонько подзывала малышей и угощала то куском хлеба, то просто семечками.
 
 В одно из воскресений, Андрей с сыновьями пошёл на смотрины к соседу. Показав на сидящих по кругу трёх дочерей соседа, спросил у сыновей, какую из них они хотят себе в матери. Мальчишки побежали в соседнюю комнату и привели четвёртую дочь Елену. «Так тому и быть!» – сказал Андрей и хлопнул по рукам с обомлевшим соседом.

 Так и стали жить все вместе, пережили и голодные годы и суровые годы Великой Отечественной войны, дождались внуков. По выходу на пенсию Андрей продолжал шорничать в своей столярке. После организации испытательного полигона заказов на кожаные изделия прибавилось. Первое время, прибывшие военные снимали квартиры по всему Капустину Яру, увидев мастерство Андрея, засыпали его заказами. Елена была богомольной женщиной, после открытия вновь Храма святого Георгия Победоносца, постоянно посещала все службы в храме. Одно время была даже казначеем храма.
 
 Теперь, смотря на младшего из сыновей Михаила, Андрей Захарович жалел лишь о том, что не дожила до этого момента его любимая Татьяна, с которой они строили планы на жизнь в их молодости. Вот она – молодая веточка на их дереве жизни тянется к свету и вселяет надежду на будущее. Дай Бог ему прожить свою жизнь без тех потрясений, которые выпали на долю Андрея и его семьи.
 
 Всматриваясь в единственное фото ещё молодой моей бабушки Татьяны, в простеньком платьице до пят, с застёгнутым на булавку карманом, замечаю в её улыбке схожесть её лица с лицом моего отца Михаила и общей структуры волос. Так же стоит чуть наружу правая нога, как у моего отца. Думаю, она мечтала о нас – её внуках или внучках. Надеюсь, мы оправдали их надежды и пожелания.

 Детей Андрею с Еленой больше Бог не дал, но воспитала она детей Андрея как своих, а после смерти Андрея с радостью встречала внуков и никогда не отпускала от себя без подарка. Давно уже покоятся наш дед Андрей Захарович и бабушка Елена на старом кладбище села Капустин Яр, но память о них навсегда останется в наших сердцах.