1943 г. 19 дней на войне без войны. Дневник отца

Страницы дневника отца, которые сохранились.

   Ему 20 лет. Поиск любви на фронте, где все так переменчиво: кого-то убивают, кого-то переводят в другое место.
   Позади средняя школа в украинском селе и Харьковское военно- медицинское училище, оконченное на отлично. Поражает хорошая речь почти без украинских слов (заменил некоторые предлоги и приставки), хотя хорошо говорил на украинском.
   Видны мечты о будущей научной деятельности, которым не суждено было сбыться: только 1970 году окончил с отличием фармацевтический институт. Всю жизнь проработал в аптеках, правда, в последние годы перед пенсией поработал старшим лаборантом во ВНИИиодобром.
   Неожиданная несостоявшаяся встреча с матерью и братом.
   Дневник обрывается на полуслове. Дальше следы вырванных страниц…

        19 дней на войне без войны. Дневник отца

«Прожитые годы, прожитые дни оставляют определенные отпечатки в памяти человека»

«Через десять лет Вы вскроете свои толстые книги Вашей жизни и увидите свой пройденный жизненный путь. На 18, 19, 20, 21 жизненной странице Вы увидите самую отрадную, самую бурную жизнь Вашей прекрасной цветущей молодости. Если Вы в свое время не взяли что-то данное Вам жизнью, то при старости лет Вам будет за все это мучительно больно…
Милые друзья! Берите от жизни все, что она дает и все время».
 

28 ноября 1943 г. Александро-Марьевка

  На улице еще темно… Серое осеннее небо усеяно темными клоками облаков. Тусклые звезды прощально мигают с высокого неба. Работники мед. сан. взвода (МСВ) собираются в далекий рейс, я с группой ребят остаюсь в Александро-Марьевке.
  Мне было трудно расстаться с ними, ибо мед. сан. взвод был для меня родной семьей, родным моим домом. Жаль было всех, но особенно Тосю, Бэтси, Варю, Капу и Пашу. Хотя их всех мое сердце не могло выбрать соответствующего индивидуума, но все же за год совместной фронтовой жизни я привык к ним, хотя не в одинаковой мере.
  Ровно год, как я подружил с Тосей Николаевной Жильцовой. Как мои симпатии были отданы только ей одной. Я ею жил, ею дышал, она воодушевляла меня на лучшие перспективы жизни, на бесстрашие, прогрессивные дела. Она многими своими чертами мне не нравится. Я в ней не нахожу того, чего ищет мое юное молодое сердце. Она не может ценить человека, высокомненийная, гордая  и злобохитрая. За одно только она мне понравилась: честная, скромная и откровенная. Эир я находил у немногих. Дружба с ней прошла в натянутых отношениях, стеснениях с ее стороны, невмирующих неполадках за простые мелочные вопросы жизни, но в тоже время и самые основные. Много энергии и нервов я испортил этой дружбой. Многие мне уже давно советовали разойтись с ней и не портить своих нервов из-за такого барахла. Я к ней привык, мне было жаль ее, но она моей верности, моей любви не понимала, моей заботы не ценила. Как это не странно писать в дневнике, но она меня считала чуть не дураком. Мои крепкие железные нервы это вынести больше не могли. Как сильно я к ней не был привязан, но решил только дружить, но не больше.
  Никого не любя, я жить не мог, мне понравилась Бэтси… Я погулял с ней четыре вечера – стала противной, отвратительной. Ее характер, ее взгляды на жизнь мне сильно не понравились; хотя она сама мне сильно нравится.
  Варя и Капа – девушки по поему характеру.
  Паша – это самая деловая и трудолюбивая женщина.
  Я знал, я чувствовал, что мне придется с ними расстаться на несколько дней. Я всем им пожелал хороших успехов, и они отправились далекий рейс.
  Я начальник оставшейся части медсанвзвода. Одиночество и безделия ожидали меня; одна надежда в меня оставалась на то, что приедет Валя. Сегодня как никогда мое сердце ожидает ее.
  Валя – молодая стеснительная скромная девушка, которая с первого же знакомства понравилась мне. Мое сердце было с первого же нашего знакомства в волнении и в надежде на то, что в ней, именно в этой прекрасной девушке, оно найдет то, что оно искало много лет. Она мне понравилась, в первые в жизни с первого знакомства я почувствовал к ней привязанность. Я ее стесняюсь, не знаю почему. Я думаю, это жалко из-за того, что рано ее полюбил.
  Это уже не Тося нежного городского воспитания, думающая о прислугах и дачах, не умеющая хозяйствовать; за которую должен только кто-то беспокоится; это не Бэтси, которая мечтает о двадцати полюбовниках, об удовольствиях. Это девушка простого воспитания, трудолюбивая, хозяйственная и ценящая людей.
  Сижу у себя в кабинете, где полный беспорядок. Я устал, сел отдохнуть. Пришел майор Захаров, выпили по стопке, закусили салом и хлебом, сидели, разговаривали о том, как перебросить тылы на новое место базирования. И вдруг входит Валя!!! Стеснительно, но нежно и с чувством подает мне руку. Я был очень рад ее приезду. Майор долго не уходил, много со мной разговаривал. Она сидела рядом со мной и все спешила. Я стал больше уделять внимания Вале, чем майору, и он хотел оставить нас вдвоем. Он видел, что между нами есть что-то особенное. Я извинился, попросил сидеть, но через минут пятнадцать он ушел.
  Мы остались вдвоем. Рассказали почему здесь остались в этой деревне; поговорили о том о сем, она спешила, потому что ихние сегодня должны были уехать.
Она взяла, что ей необходимо. Мы пожали друг другу руки, и она ушла. На прощание сказала, что если не уедет, то вечером в 19.00 придет ко мне.
  Я снова принялся за уборку и за наведение порядка в своем кабинете.
  Яша и Пшенник пошли на охоту за зайцами. В кабинете порядок. Яша принес зайца.
  Я составляю отчет, Бармин готовит ужин, Елагин, Ефтеев и Терсков подготавливают машину для отправки в тех.часть. Все заняты делом.
Настал вечер, ужин готов. Приходит Валя ровно в 19.00. Садимся ужинать, приглашаю Валю. Нашел бутылку красного вина. На столе стоит жаренный заяц, вино, чай. За столом сидим я, Валя, Пшенник и Яша. Выпили, закусили. Ребята ушли к девчатам. Я остался в кабинете вдвоем с Валей. долго с ней разговаривали. Уже поздно. Я оставляю ее в себя ночевать. Она говорит: «Я б осталась, но как-то не удобно. Обвыкну, буду ночевать».
  Она идет домой немного пьяная. На дворе темно, грязно. Она берет меня под руку, идем к ее дому. Долго гуляли еще возле ее дома, а потом попрощались и разошлись. Я был уже в нее влюблен.

29 ноября 1943 г.

  Яша готовит завтрак. Я сижу составляю отчет. Картошка сжарилась, я завтракаю. Даю задание: один легкораненый должен найти табаку, Ефтеев и Терсков отправить машину в тех.часть, Бармин и другие подготовится к ужину, Яше найти куриц для питания. Все выполнено…
  Вечер. Я иду к Вале. Вайман приехал и сказал, что завтра подвезут бензин для отправки Джемси в тех.часть. Договорился насчет продуктов.
Сижу на квартире Вали. Она готовит ужин. Я ухожу домой. Валя обещает прийти завтра утром.
  В ожидании завтрашней встречи я ложусь спать.

30 ноября 1943 г.

  Прошел замечательно этот день.
  Приятные встречи, радостные разговоры, деловые размышления.

1 декабря 1943 г.

  Валя приходила утром, долго сидели в коем кабинете, обещала прийти 19.00 вечером.
  Напряженное состояние ожидания. Она пришла. Поужинали чем, играли в карты. Шура ушла до 3 часов ночи. Я с Валей сидел в себя на кровати. Провел домой. Остаться дома у меня она не хотела. Она сказала, что я подумаю, какого я буду после этого о ней мнения. Я был ей очень доволен. Она показывала себя выдержанной, стеснительной и честной.

2 декабря 1943 г.

  День начался хорошо.
  На завтрак Яша приготовил жареную курицу, напек блинов к чаю, приготовил компот. Позавтракали и начали работать.
  Пришли Шура с Валей и до самого вечера играли в карты. Они вечером ушли домой и пообещали прийти в 19.00.
  Ровно в 19.00 они пришли, долго играли в карты: в очко, в подкидного, гадали.
Я сажусь с Шурой на мягкий диван. Эта молоденькая всегда улыбающаяся девушка сидела со мной рядом и без конца хохотала. Мне сильно нравилась эта милая приятная улыбка; я восхищался ею.
  Я расспрашивал за Валю, с которой она вращается уже вместе полтора года. За это время хорошо изучила ее нравы, ее поведение, ее характер. Валя мне всем понравилась, за все я ее уважал… но… но…
  Ах милая Шура!!! Зачем все это так случилось, что я связался с ней, а не с тобой. Ты молоденькая, ты моложе ее, в тебе сильнее бурлит молодая горячая кровь, в тебе больше верности, на тебя больше надежды.
  Но нет, уже поздно. Я не такой, чтоб изменять другим, я не такой, чтоб своим умом выбирать. Мое сердце выбрало вначале Валю, и оно будет до конца ей верно.
Тася не сходила мне с ума; мне было ее еще жаль, догорающий огонь любви еще оставался в моей душе.
  Все ушли, в моем личном кабинете остались мы с Валей. Долго сидели, прижавшись друг к другу. Она старалась показать себя такой, как я хотел ее видеть. Я чувствовал, что она была привязана ко мне какой-то неизъяснимой же мной силой. Она каждый день старалась найти причину, чтоб быть побольше со мной. На лице ее было видно, что даже в трудных условиях я могу любить по-настоящему, со мной можно хорошо сжиться. Она видела мои превосходства в характере перед другими. Я был пьян, она это видела, я шел с ней домой, и она бес конца спрашивала: о ком жалею, о ком грущу.
  - Вася, о ком вы так тяжело вздыхаете? - спросила Валя.
  - О тебе, милая Валечка. Валя, ты думаешь, что полюбить так легко. Нет, любить, жить – это значить заботиться, вздыхать и переживать, – я холодно ответил ей. А на сердце еще сидела Тася.
  Эта ценная, скромная, откровенная, решительно честная девушка не сходила у меня с головы. Дружил с ней целый год и на глазах в людей изменить ей. Она заслуживает этого? Нет, она мне никогда не изменяла.
  Пришел домой. Яши нет дома – четвертую ночь ночует у девчат. Стелю себе постель, готовлю ужин. Компот и пеку коржи. Сижу пью компот и вспоминаю радостные встречи, отрадные вечера, проведенные с Тасей.
  Она была истинно советской, культурной женщиной… Я мечтал только об одном, чтобы в дружеских отношениях с Тасей разбить общего врага – немецко-фашистских захватчиков, вернуться домой и пойти дальше учиться. Часто перед нашими глазами всплывали институтские залы, столы, заваленные бумагами, лампа под абажуром, библиотека с полками книг.
  Но все было уже решено моим сердцем.

3 декабря 1943 г.

  Ночь, просыпаюсь, снился паскудный сон.
  «Осень. Днепровская прохлада. Радостные встречи, печальное расставание с Верой Лебедь. Светлая лунная ночь. Ветерок пронизывает до костей, шевелит пожухлые осенние листья, шумит река смятыми волнами; ее шум раздается на обоих ее берегах. Темное сентябрьское небо багровеет злым румянцем.
  Опустел зеленый парк, отцвели высокие каштаны, забыты веселые отрадные танцплощадки, засыпаны золотистыми листьями белоснежные дорожки и тенистые аллеи парка; только остались одни воспоминания о знакомых лавочках, об высоких каменистых всходах, об ласковых и нежных объятиях и крепких горячих поцелуях.
Новое знакомство, предложенное судьбой, сбилось в это позднее осенние время. И мог лишь только вдвоем с какой-то незнакомкой осматривать нежные, прощальным взглядом те места, где встречались только вдвоем с Верой.
  Октябрьская площадь, при электрическом сете у заводских ворот встречает нас вдвоем мой родной, родной отец!..»
  Я проснулся. Шура с Валей обещали прийти в 8:00, но их нет. Яша готовит завтрак с 7 блюд. Я чувствовал (себя) очень плохо, температура 38,6, болело горло, ломило кости.
  Яша понял, что надо снова для лечения только Валю. Я пишу ей записку и передаю Яше. Он отнес. Она пришла одна.
  Я долго с ней одной сидел в своем личном кабинете. Рассказывал и друг другу свои жизненные пути.
  Больше двух лет прошло с того времени, как отец и мать выпроводили меня в жизнь… Пусть будет гордым воспоминанием лишь то, что в это время Вы выпроводили меня в жизнь на тернистую, каменистую ее тропу, которую надо расчищать, карабкаться по ее скалам и выходить на широкую столбовую дорогу…
  Она родилась в районном центре Свердловской области, где выучилась, потом переехала в г. Свердловск, где прожила семь лет. Кончила 3-х месячные курсы санинструкторов и 7-и месячные курсы медсестер. Работала медсестрой в госпитале. Мать и отец уже старики. Себя хочет показать выдержанной, культурной и честной девушкой.
  Ко мне она чувствует привязанность, мне во всем верит и готова дружно и тесно жить и работать. Она была согласна на все.
  Яша готовит суп картофельный с мясом и печет коржи к чаю. Я очень волновался за Шуру, что она не придет. Я волновался за то, что завтра утром я должен с ней расстаться.
  Играем в карты. Приходит Шура, подает маленькую нежную ручку, симпатично улыбается и посылает мне веселые краткие взоры.
  Садимся ужинать, с нами садятся Шура с Валей. Валя занялась разговором с младшим лейтенантом. Я сижу с Шурой на мягком диване. Она приподымается, я хватаю ее в объятья и стараюсь поцеловать. Она стеснительно отворачивается, и я кусаю ее за левую румяную щечку. Я ей признаюсь в том, что я ее люблю больше, чем Валю, что она моложе ее, в нее больше верности, на нее больше надежды.
Почему так случилось, что я познакомился с Валей, а не с Шурой? Это потому, что я не надеялся на то, что они будут работать при нашей бригаде.
  - Вася, я Вас понимаю… но я… я не хочу, чтоб ругаться из-за Вас со своей подругой… Я Вас сильно уважаю, но отдаться Вам не могу… Пять вечеров вы гуляли с ней, Вы ей, а она Вам должны быть верны….
  Я склонился на спальные мешки, она склонила свою голову мне на грудь.
  - Почему я больше нравлюсь вам, чем Валя, - без конца она спрашивала меня. Я ей стеснялся отвечать. Сидел возле нее погружены в глубокие раздумья. Я мыслил над тем, как мне расстаться с Валей. Шура, я чувствовал, в моих руках.
  Я незаметно подкладываю дневник Вале. Она читает что происходило 2-го ноября 1943 г. Так, чтоб я не заметил. Ее поразило то, что Шура мне нравилась больше ее. Она хотела побыстрее уйти с моего кабинета, но Шура ее останавливала.
Валя не выдержала этого серьезного оскорбления и ушла одна с младшим лейтенантом Васей. Я оставался в кабинете с Шурой.
  Мы бесконечно с ней целовались. Она жалела только об одном, что оскорбляет своею подругу.
  Это мог быть последней вечер нашей радостной встречи в ее жизни. Словно исчезло время, квартира, где она временно размещалась, вновь пришло ее детство, ее девичество, ее первые встречи, ее первая любовь.
  Она видела наяву фанатичного, сильного, молодого, черноволосого, кучерявого любимого.
  Время текло незаметно для нас обоих…
  - Мне как-то неудобно долго в Вас останавливаться. Вчера Вы гуляли с Валей. Что она мне сегодня скажет? Я ухожу одна. Вы остаетесь дома. Для избежания неприятностей…
  - Но, нет, закон приличия не позволяет этого.
Мы пошли вдвоем. В полутьме ночной, при облачном небе, при осенней прохладе она прижималась к моему сердцу.
  Осенний игольчатый ветер повеял воспоминаниями, прохладной, отрадными перспективами будущего… Сердце наполнено неизъяснимыми предчувствиями, радостными печальными предчувствиями воспоминаний. Дрожь пробегает за спиной и уносит в предания эти воспоминания.
  Мы стали неподалеку от моего дома, моего кабинета. Я держал ее в своих объятьях. Все это мне наполнило родной дом, любимый кабинет, свой сад с тополевыми аллеями с обильным количеством разных сортов фруктов; встречи, объятия и любовные ласки на этом фоне природы.
  Валя с кипящим сердцем стояла возле младшего лейтенанта Васи. Безмерная злоба, неизъяснимая месть кипела в ее молодом сердце на меня. Это все лилось из нутра наружу. Дольше стоят мы не могли. Мы пошли домой.
  Последующие минуты предвещали печальное расставание на длительное время. И от этой нашей последней встречи осталось: ее вежливость, культурность, и ласковая улыбка, первый поцелуй люби. Я никогда не сглажу в своей памяти этой стройной фигуры, этих черных поминутно подымающихся одновременно с улыбкой бровей, этих зорких как море, голубых ее глазенок, этого румяного нежного личика и алых губок, которые я без конца целовал.
  Она была моя. надо было помириться только с Валей.
  Моя холодность к Вале и горячая кипучая страсть любви к Шуре говорили о расставании с ней. Валя это знала. Шура трепетала в моих объятьях. Поцеловав друг друга, мы попрощались, и она побежала домой, увидев, что идет Валя.
  Я стою, подходит Валя с младшим лейтенантом Васей. Вася ушел, мы остались вдвоем.
  - Вася, я никогда… никогда на Вас не надеялась, я верила Вам, верила Вашей верности. Вашей преданности. И Вы! Вы на моих глазах признались Шурке в любви, на моих глазах; унижаете и топчете меня. Я помните вторую нашу встречу. Вы убеждали, вы уверяли меня, что Вы не опозорите меня. Я тогда долго Вам не верила, либо Вы все одним малом мазаны. Вы только готовы и пригодны насмехаться над честной девушкой ради своего удовольствия и бросили ее на смех людям… Я вам только одному поверила, поверила Вашим убеждениям и словам… И теперь… теперь Вы посмеялись надо мной, опозорили меня и забросили на смех людям. Как Вам не стыдно лицемерить?! Здесь виновата и я, что рано Вам поверила. Зачем же Вы закружили мои шарика, зачем же Вы чаровали меня, заставили Вас уважать, с Вами дружить? Зачем вы мне навязывали мне позорную дружбу? Я же к Вам привязывалась… а Вы… Мне тяжело, мне грустно, мне жаль наши предыдущие встречи. Но я вам прощаю, я сам сглупила. Мы остались только друзьями, но не больше…», - сквозь слезы она упрекала меня…
  - Валь, я не виноват. Любовь – это неизъяснимые чувства. Любишь человека не своей волей. Мне больше понравилась Ваша подружка; я ее полюбил; а с Вами будем только хорошие друзья. Если б любовью управляла высшая нервная система, то любовь не бывала б чувством.
  - Я думаю, что мы останемся хорошими друзьями, я буду писать Вам письма. Вы будет мне помогать. Ну пока, до свидания.
  Пожали друг другу крепко руки и печально разошлись по домам.
  Мне было жаль Валю. Она хорошая девушка. Она в этом не виновата, что я с ней расстался.

4 декабря 1943 г.

  Я проснулся, чувствую себя плохо, температура 38,2. Лежу в постели. Яша готовит завтрак. Завтракаю и снова ложусь в постель.
  Целый день пролежал в постели. Джемси уехал в РТО (ремонтно-технический отдел?). Ожидаю Пшонкина с рудника. Его нет. Ужин готов. Поужинал и вышел на улицу проветрится.
  Вечер. Морозно и ясно. Светит ясный месяц, блещут звезды, я вовсю грудь дышу свежим живительным чистым воздухом.
  Вхожу в квартиру. Сажусь за стол, пишу дневник и готовлю план работы на завтрашний день.
  Елагина отправить в РТО.
  За стеной звуки проститутских песен, проститутские визги, крики.
Я был в глубоком размышлении. Загремел баян, грустный вальс из их квартиры полетел напролет через граничную стену в мой кабинет; и я почему-то вспомнил, что за стеной теперь весна, майский вечер: в моей памяти оставались запахи молодой листвяной тополи, душистой розы и аромат сирени. Мне представилось, что я иду из сада, слышу запахи тополи, розы и сирени, которые сливаются с запахами, которые оставила после себя милая Шурочка.   
  За круглые сутки мне надоело лежать. Меня учил один вопрос: «Кто будет моей! Валя? Нет. Наверное Шура… Или на века милая Тася?
  Выхожу их своего кабинета, иду по тропинке, которая спускается вниз к реке и потом бежит вдоль воды, огибая прибрежные кустки, которые нависали над водой. Берег и тропинка еле видны, а другой берег весь потонул в потемках, кое-где на темной воде отражались померкшие звезды. Они дрожали и расплывались в темных клубах туч. Было тихо. Я долго стоял возле куста, на которой могло быть когда-нибудь пел соловей. Мне грустно, мне скучно одному жить в этом уедительном кабинете. Я шел обратно.
  Мне казалось, что в моем дому все спали.  Спала в этом дому и та, которую я вчера бесконечно целовал. Но нет. Я только воображал ее спящую в фантастическом дому, который вырисовывался в воде при лунном отражении. Но это было далеко, далеко за Крещатиком над могучим Днепром. Широкие голубые настежь открытые окна спальни, зеленые ветки заглядывали в эти окна; ночная свежесть; запах тополь, роз и сирени, который вливался в эти открытые окна… Кровать, стул, на котором лежало ее голубое платье. Она лежала в кровати с приподнятыми бровями, с милой доброй улыбкой на румяном лице.
  Все спали, одна только Маруся чего-то трудилась в свой комнате.
  Я лег в свою любимую кровать. Я мысленно ласкал Шуру, склонился на ее плечо, представил себе войну и разлуку с Валей и Тасей. Тяжелое беспокойство овладело мною. Ведь жизнь без забот и беспокойства совершенно бесцельна.
  Вся жизнь представилась мне сетью противоречий, беспрерывной борьбы за лучшее ее устройство, борьбой м поиском того, что мило для твоего сердца. Что получается?
  Валю основательно не бросил; с Тасей не могу расстаться; с Шурой еще не сжился… Мне хочется еще раз встретиться с Шурой и стать с ней верными друзьями или связать свою жизнь с нею.
  С Валей я должен помириться. Напишу ей письмо.
  Вспомнил Лопухова, который должен был создать условия жизни Веры Павловны и Кирсанова. Он оставил ее. Я сделал тоже, сделал условия для любви и дружбы с младшим лейтенантом Васей. Я знал, что он все делал для того, чтоб дружили и лучше с ней жили. Мы с ним друзья, как Лопухов и Кирсанов. Он увлекся Валей; мне интереснее и любезнее Шура. Я Валю оставлю для Васи. Напишу ей в таком стиле письмо. После этого с ней мы будем только хорошими друзьями.
  Все спят. Вдруг входит Маруся. Садится ко мне на койку. Долго гуляла она в моем кабинете, потом ушла.
  Я засыпаю. Вдруг в мой кабинет вскакивают Яша и Жорка без брюк… Начальник застал их у девчат, и они удрали оттуда кто как мог…

5 декабря 1943 г.

  На дворе морозно и тихо, только слышно сильную артиллерийскую канонаду.
  Завтракаю, ложусь болеть до самого ужина.
  Вечер, на счет отъезда ничего не слышно.
  Жуткое настроение…
  Собрались в кабинете много ребят. Я давал концерт: представлял себя артистом какого-то театра. Играя то комические, то трагические роли; то ложился в постель и думал о тернистом жизненном пути, который частично прошел; глаза в этом положении то открываются, то на мгновение останавливались на какой-нибудь точке в потолке. И снова подымаюсь. Иду к двери, возвращаюсь обратно и начинается снова сцена: «Роман «Товарищи по школе» в исполнении самого автора!»
Все в непредвиденном ожидании.
  «Сегодня праздник – день Первого мая и поэтому все празднично одетые: молодежь и старики длинными и широкими колонами проходили цветущими в красных знаменах улицам Великого Киева.
  Настал вечер. Молодежь идет в парки, театры; старики тоже сегодняшний день молоды и добры и тоже не отстают от молодежи.
  Тихая лунная ночь. Далеко, далеко за Крещатиком. над Могучим Днепром при этом лунном отражении в синей виде вырисовывались белые дома Нового Киева. Наилучше вырисовывается в воде и красуется своим величием дом Василия Павловича – профессора физмат факультета Киевского государственного университета. В своем кабинете при электрическом свете сидит профессор и что-то пишет. Жена читает книгу. Утро. Почтальон приносит письма, газеты, журналы. Василий Павлович берет газету и садится за стол на голубой мягкий диван…

6 декабря 1943 г.

  Одиночество, баня, прачечная, всегда помытый, в чистом белье. Жизнь была такая, что вспомнить будет что.
  Жорка уезжает, Яша тоже в Швац Рудник.
  Я один. Пол дня я был с Люсей для развлечения, для веселья.
Вечер, готовить офицерский ужин. Тоска. Одиночество. Снова даю концерты.

7 декабря 1943 г.

  Позавтракал. 2 часа 15 минут. Приехали машины, погрузили имущество, уехали, попрощались. Догнали РТО. В деревне Добронадеждовка решили заночевать. Квартиры заняты. Нашел одну, поместил ребят. Они сказали, что здесь много не помещается, и они ушли.
  Захожу в одну прекрасную квартиру.
  - Занято или нет? – строго спросил я хозяина и хозяйку.
  - Занято. Живет полковник, но он на работе пока что, - ответила хозяйка. – Нельзя. Он скоро придет.
  - А я красный генерал буду спать на соломе?
  - Нет, нет на диване или наилучше ложитесь на кровать.
  - Сейчас мой адъютант и капитан Яша принесет постель. И никого!!! Скажите живет генерал на против квартира его адъютанта гвардии капитана Яши! Ясно!! Повторите!
Они повторяют. Я ухожу. Через 3 часа прихожу, постель на славу. Я усыпаю.

8 декабря 1943 г. Железнодорожная станция Счастливая

  День проходит на колесах. На дворе пасмурно и туманно; моросит мелкий дождик; машины вокруг воют и буксуют, одни мы подвигаемся вперед по заданному маршруту.
Мне грустно. Сегодняшний сон не дает мне покоя. Старая привязанность к Tасе, разлука с Валей, происшедшая по объективным причинам. Новое знакомство с Шурой. Все это не давало мне покоя. Я ждал свидания, и только прежнего свидания с Шурой. Я хотел мирно и хорошо, без обиды и слез с ней разойтись и остаться на веки верными только друзьями. 
  Ночевать решил в деревне Недоговорки. Захожу в один дом. Я начал говорить на счет квартиры. Хозяйка говорит, что так и так здесь занимают эвакуированные с села Александрия Кировской области. Старуха всех описывала простым крестьянским языком.
  - Среди всех меня поразила женщина лет 40, с измученным горем лицом с болезненными ногами с большой заботой о своем сыне двенадцатилетнем мальчике Яше. Она была просто одна, не имела с собой абсолютно ничего кроме одного мешка, наполненного какими-то вещами и продуктами. Яша был хорошо одет, в хромовых сапогах; когда он шел, то можно было заметить, что он хромой. Эта женщина рассказывала о том, что ее немцы эвакуировали с с. Чутово Полтавской области в сентябре 1943 г., - рассказала старуха…
  - Любаша, а вы не знаете, как ее звать?
  - Параска… фамилия какая-то качающая… Я даже не могу припомнить.
  - Качала, - со вздохом выговариваю я.
  - Да… да…, - радостно ответила она.
  - Чего она поехала в эту деревню Недогорка.
  - В Александрии была недавно передовая и она временно с другой женщиной перешла ко мне на квартиру. Сегодня с проживающими женщинами она ушла в следующую квартиру и собиралась или сегодня, или завтра уйти домой
  - А где ее дом?
  - В Александрии. Я только не знаю ее адреса. Я знала, но уже забыла.
Мне было ясно. Душа моя встрепенулась, затарахтело сердце, его как будто сжали в тиски. Я выхожу во вторую квартиру, куда ушла эта женщина, но их уже там не было. Вторую хозяйку я снова расспросил, что она могла добавить о женщине с двенадцатилетним мальчиком. Но ничего нового не узнал.
  Целый вечер я выходил сам из себя, не мог прийти в свои нормальные чувства. Это была моя мать с двенадцатилетним братом. Я все это держал в себе, чтоб мне никто не докучал, не досаждал этим. Я не мог вынести. Яша с Васей думали, что я грущу за днями, хорошими вечерами, проведенными в Александрово-Марьенке, то с Шурой, то с Валей, или предчувствую неприятную встречу с Тасей.
  Они поддевали меня то Шурой, то Валей, то Тасей. Они ничего не знали.
  Я выпиваю пол-литра водки, мне стает легче, я чувствую себя лучше и ухожу. Ужин застыл. Я поужинал и долго не спал. Потом все же крепко заснул.

9 декабря 943 г. Недогорки

  Вчерашнее событие, вчерашнее извещение не дает мне покоя. Я пью пол-литра водки. Мы едем по дальнейшему маршруту. Несколько раз я куролесил по одной дороге, и никто этого не замечал или прощали шибко пьяному. Все было сделано. В деревне Ефремово нашел МСВ (медико-санитарный взвод) ЮМБ.
  Я очень этому рад. Меня первым встретил командир МСВ военврач  Люшкин, а так же Кудинок, Уваров, Пшеничник.
  Пошел к школе. Горячо встретила Варя. Иду обратно к девушкам, встречаю Капу. Захожу к девушкам, всем присутствующим подаю руку с одинаковым чувством.
  Обращая особую внимание на Таисию. Она посмотрел на меня таким презрительным, недобродушным взглядом.
  Сидели с ней возле печки. Ей кто-то сказал о встречах моих с Валентиной Новоселовой. Рассказывали друг другу о происшествиях, произошедших в МСВ и у меня в пути. Разошлись. Сон.

10 декабря 1943 г. Деревня Ефремово

  Прошел день без особых событий без никаких случайностей.
  Если жизнь без случайностей, без событий, то она мне кажется не интересной и пустой.
  У меня был сегодня Денисенко. Прокопенко приехал, но Шуры и Вали не видел и не знает, где они.
  Они живут в Алексеевке.
  Вечер. Был у Денисенка.
  Жизнь проходит пусто, грустно и бесцельно… Меня тревожит не решенный еще вопрос: «Кто будет из троих моей?».
  Голова занята вопросом о годовом отчете.

11 декабря 1943 г. Деревня Гутницька

  Жизнь прошла в работе и составлении ответа на последнее разочарование в Вале. Ответ получился сильно научным, грубым, но за то справедливым, вежливым, правдивым и откровенным.

12 декабря 1943 г. Деревня Гутницька

  Приехали сегодня те, которых я уже ожидаю несколько дней. Вечером встречаюсь с ними, но это было мне не желательно.
  Уезжаем в Веселый кут.
  Пришли одновременно с приездом Вали и Шуры. Я вручаю ответ. Долго ходили по деревне, но мне больше Валя не интересовала.
  Вечер. Я у них на квартире. Получаю ответ. Ответ удовлетворительный. Довольный. Но я видели и знал, что у меня не хватит силы воли увлекшись Шурой.

  Одесса… Николаев… Ленинград… Пожалуй лучше Москва… Но лучше жить в Одессе или Николаеве.
  Юг Украины, теплый климат, порты наши южные, море, любимые мечты.
  Я молод был, все мои мечты, лучшие стремления плыли по море за одесситами, за николаевцами. Эти южные города с южной культурой с веселой романтичной южной улыбкой все влекли меня к себе. А девушки черноглазые, с нежными улыбками!!! Готовые на все. Но только, только Одесса ты… Николаевцы… Вы любите роскошь! Вы любите…
  Я уверен в одном, что только эта свободная жизнь, разнообразная может дать свои плоды развития.
  На глазах у бывшей любимой изменяешь – преступление пред нею. Все покончу.

14 декабря 1943 г.

  Вечер, выздоровел, но чувствуется хлад. Шура грустна. Эти ее неуверенности во мне могут остаться на весь дальнейший сезон любви. Мне это не нужно. Ведь Николаевцы грустны не понапрасну.
  Все предсказания были подтверждены ею. Она вышла провожать, но все осталось по-прежнему. Я видел, что это повлияет на мое существование. Зачем это?..
Зачем… Жизнь… Удовольствие основное… Свобода…

15 декабря 1943 г.

  День проходит, ничего хорошего замечательного в моей жизни он мне не оставил.
Осталась лишь одно грустное воспоминание о том, что я решил основательно покончить с этими мелочными медичками, которые лишь знаются с людьми высоких сословий ради чего мертвого. Нет в них чувств.
  Вечером был у них, но это было грустно.

16 декабря 1943 г.

  Вечер. Одной Тасе уделял внимание, одну любил, уважал, одной отдавался, перед ней преклонялся, ей внимал, о ней грустил и потом с больным сердцем и недогоревшей любовью преклонялся перед…

  Жизнь нужно брать за рога, иначе сам окажешься на ее рогах. Не нужно быть мечтателем!!!

(Дальше вырванные страницы...)