Кулёма

Для того, чтобы сочувствовать чужим горестям и боли, достаточно быть просто человеком, но для того, чтобы сочувствовать чужому счастью, нужно быть святым. Впрочем, так оно и есть. Лёлька - маленькая святая. Если в каждой женщине дремлет самоотверженная сестра милосердия, то в ней она круглосуточно бодрствует. Я ещё не встречала человека, способного сострадать и сочувствовать так, как она.
Будь у неё семья и дети, Лёлька души бы в них не чаяла, любила до самозабвения и была бы лучшей мамашей на свете. Но венчальный колокол если и звонит, то не по ней.
- Просто мне никто не нравится, - говорит она.

И потому все свои лучшие нерастраченные чувства моя подруга обрушивает на братьев наших меньших. Лёлька из тех людей, которые обожают животных и знакомясь, всегда спрашивает, как их зовут. Считает своим долгом кого-нибудь спасать, лечить, кормить, пристраивать в добрые руки. Хотела бы я, чтобы кто-то питал ко мне хоть тысячную долю того сострадания, какое она питает к зверушкам. Ни доставленные неудобства, ни материальный ущерб, ни душевные муки в случае их гибели не могут заставить её спрятаться в скорлупу безучастия, надеть маску равнодушия. Правда, однажды она попыталась это сделать, но у неё ничего не вышло, и об этом я расскажу ниже.
 
Не исключаю, что с её умением сопереживать и сочувствовать, моя подруга могла бы стать хорошим ветеринаром, а благодаря таланту видеть хорошее в людях, даже тогда, когда человек сам в себе этого не видит - востребованным психологом, но она флорист. Цветочная фея. Работает в небольшом магазинчике, обожает цветы и знает о них всё. Живёт в уютном домике, утопающем в душистых зарослях плетистых роз, сажает брокколи, кабачки и фасоль, поливает их дождевой водой. В октябре варит айвовое повидло и одаривает им знакомых старушек. Худощавое создание, довольно милое, но не настолько, чтобы называться безукоризненным совершенством. Хотя некрасивой её никто бы не назвал. Большие печальные глаза, кроткий вид, волосы цвета палой листвы. Любит запах лимона, орхидею Фаленопсис, сливочный пломбир и кота по кличке Бертон. Убеждена, что всё надо делать, "как подобает". Порой беззащитная, немного неловкая, но очень добрая, за что я и зову её кулёмой.

Она - моя одноклассница и та самая подруга, которая становится сестрой. Мы всегда можем сказать друг другу то, в чём не признались бы никому больше. И хоть сейчас между нами сотни километров, это не повод не общаться.

Как-то раз Лёлька позвонила мне поздно вечером и с тревогой в голосе сообщила о пропаже Бертона. Три дня назад кот вышел из открытого окна во двор и словно растворился в воздухе.

- Подай объявление в газету, - посоветовала я.

- Уже. Я и сама ищу его. По ночам. Просто хожу по улице, когда стихают все звуки и громко зову. Если он заблудился, то может услышать мой голос и отозваться. Правда, я уже немного охрипла, но это ерунда. Лара, как ты думаешь, Бертон найдётся?

- Пока нет причины в этом сомневаться.
 

ЧЕТЫРЕ ДНЯ СПУСТЯ

- Лара, сегодня мне приснился старик.

- Что за старик?

- Он был весь в белом и с седой бородой. В широкополой соломенной шляпе. Ужасно сердитый.

- Он что-то тебе сказал?

- Да. Он сказал: хватит орать.

- Что?!

- Хватит орать, твой кот у меня - вот что он сказал. Лара, мой Бертон у какого-то старика! Видимо он его приютил. Что теперь делать? Искать мужчину в белом?

- Кулёма, ты что, ничего не поняла?

- Что не поняла?

- К тебе же Бог приходил. Он хоть и Бог, но тоже человек. Ему по ночам отдыхать нужно, а тут ты: Бертон! Бертон! И так каждую ночь. Он хоть и высоко, но облака - не стены, всё там прекрасно слышно. А когда от самого сердца - это вообще сразу в уши, минуя секретарш. Сама же сказала: сердитый был. Я его понимаю.

- Что же мне делать?

- А сама как думаешь? Тебе же ясно сказано: твой кот у него. В царстве Божьем.

- Выходит, он не только над людьми властен?

- На то он и Бог. Животные – это же его творения.

- Я думаю, что моё сердце разорвётся, - всхлипнула Лёлька.

- Иди, согрей чайник. Моя бабушка всегда говорила, что для успокоения нервов нужен сладкий чай. Правда, не могу сказать, почему он обязательно должен быть сладкий? А лучше выпей рюмку коньяка за упокой и поплачь. Нужно время, чтобы с этим справиться. Рано или поздно горе утихнет и ты продолжишь жить дальше. Обнимаю тебя, люблю, кулёмушка моя.


ДЕНЬ СПУСТЯ

- Как ты там? Жива?

- Не знаю. В душе продолжаю надеяться на чудо. Ведь я не видела его тело.

- Может и к лучшему, что не видела. Это смягчает истину, выдаёт по кусочкам. Дай тебе всю правду разом, так ты и умом тронешься.

- Больше никогда! Никогда! Ни собачек, ни котиков. Они умирают, Ларочка! Это такая боль! Невыносимая боль. Настоящее огромное горе. С этого дня никаких котиков, никаких собачек!

- Зарекалась свинья в лужу не лазить, а медведь мёд не есть. Поживём - увидим.

Когда падаешь с коня, нужно время, чтобы снова сесть в седло.


ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ

- Лара, ты представляешь, какие-то негодяи подкинули мне во двор котёнка!

- Вот это сюрприз! И что теперь?

- Я всему свету его предложила. Соседям, знакомым, родне. Котёнок никому не нужен. Ни одной живой душе.
 
- Значит он нужен тебе, кулёма. В жизни ничего не бывает просто так. И что ты решила?

- Я решила - пусть будет. Но я не буду его любить. Запру своё сердце на десять замков и потеряю ключи. Никаких ласк, никаких эмоций. Как будто это не кот, а тапок, который нужно иногда кормить. И если с ним что-нибудь случится, - а это неизбежно, - я не стану горевать.

- Ты сможешь?

- Я постараюсь.

- Ну-ну.

- Не нукай! Я стану черствой и безжалостной!

- Но хотя бы имя ты ему дашь?

- Не знаю. Может быть Венечка?

- Почему Венечка?

- Чтобы не полюбить его. Чувствуешь, как раздражающе звучит: Венечка? Довольно отталкивающее имя.

- Нет, не чувствую.

Всегда безмерно удивлялась, как Бог и в мелочах руководит действиями человека. Всё случается ни раньше, ни позже, но вовремя.


ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ

- Как вы там? Как ты? Как тапок Венечка?

- Венечка болеет. Что-то вирусное. Вчера ездили к доктору, назначил уколы. Завтра опять повезу.

- Ну вот, а говорила, что станешь черствой, как прошлогодний батон.

- Так и есть. Моей прочности нет предела. Я тверда, как скала. Равнодушно делаю то, что от меня зависит, ни больше, ни меньше. Вожу в переноске. Не разговариваю с ним. Он болен, и я помогаю ему поправиться.
 
- Несчастное дитя, ему страшно.

- Несчастным он был, если бы я оставила его на улице. Кот сыт, в тепле и в безопасности.

- Ему любовь нужна.

- Она слишком выбивает из колеи.


ДВА ДНЯ СПУСТЯ

- Как Венечка? Поправляется?

- Ох, Лара, что вчера было! Я до сих пор в изумлении. Только доктор приготовился поставить Венечке укол, а тот как закричит человеческим голосом: мама!
Медсестра чуть в обморок не упала, а доктор побелел и шприц уронил.

- А ты?

- А я как мать-тигрица кинулась спасать своего тигрёнка. Чуть доктора не укусила. Укол коту, конечно, потом сделали, но это же для жизни.
Кого я пыталась обмануть, Ларочка, говоря про равнодушие, про тапок? Это невозможно. Невозможно не любить. Невозможно не услышать. Не целовать, не благодарить за его веру в меня. За то, что позвал в минуту отчаяния и страха. Вот и всё. Разлетелись в пух и прах мои обещания, вскрыты замки.

- Любовь?

- Всем сердцем. Я тут плед итальянский недавно купила, из овечьей шерсти, сделаю из него гнёздышко, чтобы Венечке тепло было. И мисочки новые куплю. Фарфоровые. А ещё игрушки...

Кулёма, она и есть кулёма. По-другому не скажешь.


СПУСТЯ ГОД

- Как вы там? Как ты? Как Венечка?

- Всё хорошо. Прихожу домой с работы, Вениамин в прихожей встречает. Беру его на ручки. Он меня обнимает лапками за шею, что-то мурчит и я счастлива. Как он это делает? Глаза у него зелёные, щеки толстые, а сам весь черный, блестящий.
Ларочка, ты приезжай к нам. Я буду кормить тебя блинчиками и уткой с маслинами. Испеку твой любимый миндальный торт. По ночам мы будем варить кофе и разговаривать. Приедешь?
 
- Конечно, приеду.

- Я рада.

Лёлька смеётся и этот смех окутывает меня счастьем.

Я сохраню этот случай в шкатулке своей памяти для тех дней, когда жизнь будет казаться слишком блёклой. Стану доставать его и любоваться.