Фиктивный брак по-московски

 О чём эта историческая повесть?
 Александр Сухоруков по предложению соседа поехал в Москву и заключил там с его племянницей договор о фиктивном браке. Это помогло ему закрепиться в столице и поступить в политехнический институт. Он был свидетелем мятежа ГКЧП в 1991 году.Затем в 1993 году участвовал в освобождении Верховного Совете России. Был ранен и попал в тюремный госпиталь. В повести 27 глав. Я начал писать продолжение в виде детектива под другим названием.

       Продолжение. Начало на странице   http://proza.ru/2024/02/04/381

               Глава 25. Октябрьская площадь, штурм мэрии.
На третье октября, оппозиционные партии добились разрешение от городских властей на общегородской митинг в защиту Верховного Совета. На партийном собрании коммунисты ЗИЛа приняли решение участвовать в митинге, организованном  Фронтом Национального Спасения. Он был разрешён властями на Октябрьской площади Москвы. Ранее по телевизору сообщили, что в разных местах города в воскресенье будут проходить митинги в поддержку Ельцина. А про митинги в поддержку Верховного Совета ничего не сообщили. 
Александр Сухоруков своих членов семьи не поставил в известность о намерениях участвовать в митинге. Он понимал, что жена и тёща его не отпустят. Поэтому он в девять часов утра вышел из дома, под предлогом похода по магазинам за продуктами.
В это солнечное осеннее утро, он даже не предполагал, что теперь долго не увидит своих любимых жену и дочку. Люди на улицах Москвы, как и прежде, ходили в достаточно модной и приличной одежде, особенно молодёжь. Сам он был в  коричневой кожаной курточке и фетровой шляпе, доставшимися  после покойного тестя. Проходила мимо старушка в простой косынке и потёртом зимнем пальто. Видно, что она нуждалась материально. Но большинство прохожих выглядели в этот выходной день мирными и беззаботными людьми. Саша  понимал, что не все люди вникали в политическую обстановку, они верили телевизору, что всё скоро наладится, стоит только ввести рыночную экономику. Вот мимо Сухорукова прошли мальчишки лет десяти, они беззаботно ели мороженное, хотя на улице было по-осеннему прохладно.
Александр дошёл не спеша до ближайшей станции метро и поехал на Октябрьскую (Калужскую) площадь. Было объявлено, что начало митинга состоится в одиннадцать часов, но он приехал на площадь в десять часов. Из метро он вышел и увидел на другой стороне площади высокий памятник Ленину. В 1991 году он уже принимал участие в таком митинге, но тогда в поддержку Ельцина и против ГКЧП.
Народу здесь было ещё не много, и он решил поесть в закусочной. По вывеске было видно, что её организовал кооператив. Потом он решил найти продовольственный магазин, чтобы сразу закупить продукты, а после митинга уехать обратно домой. У местных старушек он узнал, где ближайший магазин. Купил там полную сумку продуктов на две с половиной тысячи рублей. В потайном кармане курточки у него оставались в резерве двадцать долларов, а в кармане брюк звенели десяти рублёвые монеты на обратную дорогу.
Митинг начался после двенадцати часов, а до этого организаторы о чём-то спорили с офицерами милиции. Милиция и ОМОН окружили площадь. Пока они спорили, народ всё прибывал, вытекая из метро, словно из шланга вода и вливался в общую массу. На площади становилось всё теснее. В толпе появились слухи, будто митинг будут разгонять. Женщины, которых среди демонстрантов было много, стали собираться отступать и двинулись в сторону метро. На площади усилилось движение народа, и к Сухорукову подошла группа зиловцев.
- Привет, Саня, - окликнул его Смирнов Павел, а следом за ним подошёл Максимов - партсекретарь.
Смирнов рассказывал Максимову, как он вчера хорошо врезал одному омоновцу. Саша слушал его рассказ, и одновременно слушал выступление оратора. Из динамика громкоговорителя до него отрывками доносились некоторые слова. Но смысл речи был не понятен из-за шума голосов. Рядом люди говорили, что выступает Виктор Ампилов.
- Кто такой Ампилов? – поинтересовался Александр у своих товарищей.
- Он руководитель движения «Трудовая Россия», - пояснили они.
Со стороны перекрёстка, где стоял Александр, выстроились цепью сотрудники милиции в касках и со щитами. Все они были с молодыми лицами, а некоторые выглядели, как восемнадцатилетние пацаны. Тяжёлую матерчатую сумку с продуктами Саша поставил на асфальт перед собой, так как руки устали постоянно держать её.
Вдруг, офицер милиции, в фуражке, громко крикнул: «Всем разойтись!» И цепь служителей порядка начала теснить толпу в сторону станции метро. Началась давка. Саша взял в руки сумку и хотел тоже пробраться к метро, чтобы уехать домой. Однако толпа двигалась медленно, возле входа на станцию образовалась пробка. Со стороны народа посыпались оскорбления в адрес милиции: «Вы звери, вы фашисты, Ельцинские цепные псы…» Где-то с противоположной стороны площади началась потасовка гражданских лиц с сотрудниками милиции. Рядом с Сухоруковым милиция тоже начала угрожать дубинками в ответ на оскорбления. Одна пожилая тётка плюнула на милиционера в каске, и тот ударил её не в полную силу дубинкой. Она заверещала пронзительным голосом. Началась и здесь потасовка. Мужчины из толпы набросились на сотрудников милиции, а те стали их избивать дубинками. Сухоруков оказался в эпицентре драки и его парень в каске ударил резиновой палкой по спине. От боли и от неожиданности он выронил сумку. Она упала на землю, а толпа растоптала всё, что там было. Из сумки разлилось по асфальту молоко, и вытекли раздавленные куриные яйца. «Ну, всё, тебе конец…» -  процедил сквозь зубы, обозлённый Сухоруков и набросился на парня в каске.
Боковым зрением он видел, как Смирнов и другие зиловцы тоже ввязались в драку. Сухорукову удалось вырвать у парня резиновую дубинку и нанести ему удары. Тот, охая, бросил щит и ретировался. Получив яростный отпор со стороны рабочих, милиция отступила на соседнюю улицу. С другой стороны площади милиция имела успех и теснила людей.
- Коммунисты, вперёд! – крикнул парторг, и зиловцы бросились за ним помогать другим демонстрантам.
Через некоторое время, на автобусах, на площадь прибыло подкрепление к разрозненным группам милиции, в виде солдат дивизии Дзержинского. Но народ собрался крепкий и преимущественно молодой. Люди стали продолжать сопротивление. Примерно к четырнадцати часам, на площадь, со стороны Ленинского проспекта хлынула многотысячная толпа манифестантов с красными знамёнами и плакатами. Они разогнали пацанов из дивизии Дзержинского, провели митинг у памятника Ленину и двинулись колонной в сторону Верховного Совета. У многих гражданских лиц имелись трофейные дубинки и щиты. Александр тоже гордо нёс щит и держал в руке дубинку.
На минуту он вспомнил о жене и дочке, но был ещё день, светило солнце. Он посмотрел на наручные часы, которые показывали четырнадцать сорок. «Ещё успею вернуться домой, - подумал он, - у меня есть двадцать долларов, их поменяю на рубли, и опять куплю продукты».
После драки всё тело у него ломило. Нести тяжёлый щит стало утомительно и Сухоруков начал предлагать попутчикам взять трофей себе. Но все отказывались.
- Вон, идут мальчишки, - указал на двоих десятилетних пацанов Паша Смирнов. И Сухоруков предложил им свой трофей. Мальчишки с радостью приняли этот почётный подарок. Колонна демонстрантов двигалась по улице Крымский Вал, и её хвост был ещё на Октябрьской площади. Народу собралось очень много.
Возле Крымского моста через реку Москву, демонстрантам преградили путь цепи ОМОНа, а за их спиной дорогу преграждали цистерны моечных машин и другая техника. Руководители колонны пытались остановить людей, но не смогли их уговорить. Впереди колонны находились наиболее агрессивно настроенные граждане, с кусками арматуры в руках. Они напали на ОМОН, и те за несколько минут разбежались. Омоновцы бросали технику и снаряжение, в том числе дубинки  и щиты, часть которых перешла в руки манифестантов.
Возле места побоища, лежали раненые и убитые, возле них растекались по асфальту лужи крови. Люди звонили из телефонных будок в больницы и вскоре появились автомашины скорой помощи. Врачи констатировали смерть двоих омоновцев. Их сразу увезли в морг. 
Факт бегства ельцинского войска сильно воодушевил восставший народ. Сухоруков даже забыл, что собирался вернуться домой. Он постоянно находился рядом со своими товарищами, рабочими с завода. В начале событий многие из них чувствовали неуверенность, но теперь были полны решимости, идти до конца.
Захватив мост и разогнав оцепление на Садовом кольце, колонна манифестантов двинулась в сторону Белого дома, где были блокированы депутаты. Они двигались по улице «Новый Арбат» и приблизились к мэрии города, которая располагалась недалеко от здания Верховного Совета. Опять начался бой с оцеплением ОМОНа. Сухоруков и его товарищи тоже участвовали в этой драке. Был момент, когда милиция применила слезоточивый газ, и было уже невозможно дышать. Но подул ветер и разогнал газ. Тогда поверх голов демонстрантов начали стрелять из пулемётов бронемашины пехоты. Все залегли, а бывшие военнослужащие «Афганцы» закидали их коктейлями Молотова, и бронемашины, охваченные пламенем, отступили.
Гражданские люди стали растаскивать, установленные со стороны мэрии, заграждения из колючей проволоки и заводить моторы поливных машин, которые преграждали им путь. В руки восставших попала командно-штабная машина внутренних войск. Сухоруков был знаком с устройством такой машины, когда сам служил в армии. Вместе с товарищами он увлёкся изучением этой машины. Внутри была радиостанция, и они слушали переговоры между милицейским руководством.
Пока они слушали радиостанцию, демонстранты разблокировали Верховный Совет. Вдруг из здания Мэрии застрочил пулемёт, и несколько пуль пробили обшивку поверх штабной машины.
- Всем выйти из машины! - крикнул парторг Максимов и первым выпрыгнул наружу. За ним покинули машину и остальные.
Александр спрятался за её колесо. Некоторые товарищи убежали за угол ближайшего здания. Из мэрии начали стрелять из пистолетов и автоматов. Народ разбегался, а на открытом пространстве остались лежать человек пять раненых. Никто не решался подобраться к ним и оказать помощь.
Вскоре, на улице перед зданием мэрии остановилась грузовая машина. Из её кузова под свист пуль выскочили Баркашовцы в их форме, с укороченными, без прикладов, автоматами Калашникова. Они смело атаковали засевших в здании милиционеров, стреляя на бегу по окнам. При этом из окон посыпались стёкла. Грузовая машина, по приказу человека, в такой же форме, с нашивкой РНЕ на рукаве, пробила стеклянные двери мэрии. Народ ринулся внутрь здания. Всё это произошло в течение минуты. Саша наблюдал за происходящим из своего укрытия и, когда из окон перестали стрелять, он побежал вслед за товарищами в здание мэрии.
Там уже милиции не было. Александр спросил Смирнова:
- Пашка, как тебе угораздило разорвать курточку?
- Не знаю, - ответил тот, - разглядывая вырванный клок сбоку. – Наверное, в дверях за что-то зацепил.
По лестнице спускался мужчина, в берете, в камуфляжной форме, похожий на военного. За ним следовали двое молодых парней с укороченными автоматами.
- Товарищ генерал, - обратился к нему один из сопровождавших, - из гостиницы продолжают стрелять.
Генерал не сразу ответил. Тут же появились Баркашовцы с автоматами, несколько человек.
- Александр Петрович, может, надо послать бойцов выбить из гостиницы милицию? - предложил генерал, не уверенным тоном, мужчине постарше с чёрными усиками.
Тот скомандовал Баркашовцам: «Все за мной» И человек пятнадцать с автоматами пошли штурмовать гостиницу, примыкавшую к зданию мэрии. Среди них Саша узнал своего приятеля:
- Паша, смотри, среди Баркашовцев и наш Толик Сычёв.
- И чего ради, он под пули лезет? - с удивлением произнёс Павел.
Александр знал от Анатолия, что он в армии служил в морском десанте, и объяснил этот факт Смирнову.
От присутствующих при этой сцене людей Сухоруков узнал, что Генерала звали Альберт Макашов, а тот человек с усиками был сам Баркашов.
Вскоре гостиница стала принадлежать восставшему  народу, а вооружённые люди, штурмовавшие её, вернулись к зданию Верховного Совета продолжать его охрану. Александр вместе с товарищами тоже посетил гостиницу, которая называлась «Мир». В одном из номеров он позвонил домой и рассказал жене, что он участвует в освобождении Верховного Совета из блокады.
- Когда домой придёшь? – взволнованным голосом спросила Даша. – Мы с мамой уже переживаем за тебя. Время  четыре часа, а тебя всё нет.
Александр успокоил жену и пообещал к вечеру вернуться. 

                Глава 26.  Штурм Останкинского телецентра.
Возле здания парламента собралось очень много народу, начались долгие митинги. Партсекретарь Максимов предложил товарищам зайти в здание, чтобы там пообедать. У всех от голода уже урчало в желудках. 
- Саша, пошли с нами, - позвал он Сухорукова, когда  человек десять работников ЗИЛа, направились к подъезду парламента.
Там они зашли в буфет и заняли столики. Официанты принесли продукты, бутылки с вином. Все выпили и закусили. От усталости и нервного напряжения, Сухоруков заметно захмелел. За разговорами время летело быстро и в буфете стало темнеть, потому что электричество было отключено. Вошёл в буфет тот самый генерал Макашов со своими охранниками и тоже наскоро перекусил. В разговорах с другими людьми он сказал, что сейчас они едут брать Останкинский телецентр.
- Вот, правильно, - сказал Максимов, - надо сообщить на всю страну, что власть хотят узурпировать…
- Замечательно, - одобрил подвыпивший Смирнов, - и мы поедем.
Друзья вышли на улицу вслед за Макашовым. Там люди садились в грузовые машины, захваченные у военных. Среди тех, кто залезал в кузов, тоже было много пьяных.
Сухоруков, захмелев, ослаб и не мог залезть в кузов автомашины, а кто-то сзади, помог ему. Всю дорогу до Останкинского телецентра он дремал, сидя на жёсткой скамейке.
- Всё, приехали, - сказали несколько голосов, и машина остановилась.
Александр ещё не протрезвел и решил посидеть в машине, пока Макашов решает проблемы с охраной телецентра. Генерал поговорил с кем-то возле входа в здание, снова сел в свой уазик и поехал к зданию напротив. А все машины, митингующие и группа журналистов, двинулись за ним. Вокруг ходили самые обычные люди, много было любопытных, прохожих и мальчишек. Когда Макашов со своей охраной подошёл к металлическим ограждениям, выставленным перед фасадом здания, из центрального входа к ним вышел майор милиции. Макашов что-то ему стал гговорить, но Александру было не слышно, о чём шёл разговор. Потом майор ушёл и не возвращался долго. Сухоруков решил отдохнуть в машине на лавке, по примеру одного мужчины, храпевшего рядом, тоже на лавке.
-------------------------------------------
Времени прошло много. Когда Саша открыл глаза, то увидел на тёмном небе, мерцание звёзд. На улице шумел народ. Он вспомнил, где находится и тут же снова уснул. Александр спал и ничего не слышал. Но вздрогнул от сильного хлопка, после чего началась частая стрельба со стороны телецентра. Он сразу проснулся и выглянул из кузова. Мимо его головы пролетали трассирующие пули. Весь город был во тьме. Так ему показалось. Возможно, отключили везде электричество. От этого ему стало очень страшно, и он быстро лёг на дно кузова, прикрыв голову руками.
Пули свистели совсем рядом, ударяли по машине, рикошетили и с воем отлетали в сторону. Возле машины кто-то истошно кричал, чуть подальше звали на помощь, кругом раздавались крики раненых. Этот ужас продолжался долго, так ему показалось. Наконец, стрельба утихла, но иногда, где-то в стороне раздавались одиночные выстрелы.
Сухоруков решил выпрыгнуть из кузова, чтобы скрыться в темноте. Но, во время прыжка, его осветил яркий свет, то ли от прожектора, то ли от фары машины, и раздался выстрел. Он почувствовал боль в ноге выше колена. Упав на землю, он судорожно пополз в сторону ближайших домов и попал на мёрзлую землю под куст,  видимо, в газон. Через минуту возле той машины появились силуэты военных. Раздался пистолетный выстрел.
- Этот готов, - сказал голос с той стороны, и военные удалились.
Саша долго лежал в темноте и истекал кровью. Он пытался зажать пальцами рану, но кровь всё равно сочилась. Кругом наступила тишина, только иногда эту зловещую тишину нарушали стоны раненых. Ему трудно становилось думать и даже шевелиться. Под утро он потерял сознание.
Глава 27.  В тюремном госпитале.
       Когда он открыл глаза, то увидел белый потолок и почувствовал боль в мякоти левой ноги, повыше колена. Он понял, что находится в больнице. Об этом он догадался по запаху спирта и лекарств. К тому же раненая нога была плотно забинтована. К нему долго никто не подходил, и он вновь задремал.
- Ну, что. Очнулся? – спросил мужчина в очках и в белом халате, подошедший к нему. Сейчас я сделаю тебе укол и покормлю, - сказал он. – Тебе очень повезло, что пуля не задела артерию. А то бы до утра не дожил…
Саше показалось странным, что кормить его будет этот врач. Обычно за больными ухаживали женщины-нянечки. Когда врач делал укол парню в ягодицу, то он обнаружил себя голым. На нём совсем не было ни трусов, ни майки. Затем мужчина принёс кашу и спросил:
- Сам можешь поесть?
Больной сел на кровать, голова сильно кружилась, но он, пересилив слабость, взял ложку и стал кушать манную кашу на молоке.
- Ты находишься в охраняемой тюремной больнице, - предупредил мужчина, - отсюда не убежишь.
Пока Саша ел, то заметил, что в этой палате лежали ещё пять человек. Все лежали тихо, а один больной стонал. На окнах он заметил решётки. Когда он опустошил тарелку, то врач подал металлическую кружку с чаем.
- Если захочешь в туалет, то под кроватью стоит горшок, - пояснил он.
Саша выпил чай и обратился с просьбой:
- Товарищ доктор, вы бы не могли позвонить ко мне домой. Я скажу мой номер телефона. Родственники ничего не знают обо мне, где я нахожусь. Я случайно проходил мимо телецентра, и меня там настигла шальная пуля.
- Хорошо, говори свой номер, - согласился доктор.
Сухоруков ещё не знал, кто победил: Верховный Совет или Ельцин. Поэтому он решил никого об этом не спрашивать, чтобы не выдать себя. Хотя он догадывался, что взяли верх военные. А чьи эти военные, ему было не понятно. Среди защитников Верховного Совета их тоже было много.
Через неделю, когда ему стало легче, в его палату пришёл посторонний молодой мужчина лет тридцати пяти. Другие больные ещё были в тяжёлом состоянии, и Саша с ними не общался, но подумал, что посетитель к кому-нибудь из них.
- Кто здесь Сухоруков? – задал вопрос посетитель.
- Это я, - ответил Саша и выглянул из-под одеяла.
Мужчина присел рядом на табурет и представился:
- Я следователь, Жарков Фёдор Степанович. Мне надо с вами побеседовать. - Спрашивайте, я вам на все вопросы отвечу, - сказал больной. – Я ни в чём не виноват. Проходил мимо и шальная пуля меня ранила в ногу. Могу ногу показать.
- Александр. Вы где сейчас работаете? – спросил следователь.
- Токарем на заводе ЗИЛ, - ответил он и подумал: «Почему он не начал спрашивать фамилию, имя, отчество, как это показывают в кино? Видимо врач ему уже об этом сообщил».
Затем он поинтересовался семейным положением и записал номер его домашнего телефона. На этом допрос закончился и следователь ушёл.
Ещё через неделю Сухорукова перевели в другую палату, а точнее в камеру. Здесь уже были двуярусные кровати. Всего в этой комнате, обычной на вид, но с решётками в окнах, стояли четыре двуярусные кровати. Ему указали на нижнюю кровать.
- Здорово, Саня! – Слезая с верхнего яруса, поздоровался Костя, сосед по шкафчику в раздевалке завода. – Тебя тоже ранило? – спросил он, и Саша кратко рассказал, как это произошло. Но вдруг вспомнил случай из детективного фильма, как в камеру к заключённым милиция подсаживает своего человека и тот сообщает обо всех разговорах следователям. Он подозвал жестом товарища к окну и шёпотом высказал свои подозрения.
- А может, здесь все свои? – прошептал Костя и спросил: «Кто победил?»
- Не знаю, меня тоже ранили ночью, и я потерял сознание.          
Друзья договорились больше не говорить о революционных событиях. Вскоре Сухорукова вызвал в кабинет тот же следователь. Кабинет для допросов находился в этом здании этажом ниже. До кабинета его проводил милиционер.
На этот раз следователь задавал вопросы официально под протокол. В кабинете сидела женщина средних лет и печатала ответы подследственного на пишущей машинке. Из разговора со следователем стало понятно, что он уже побывал на квартире у Воскресенских, побеседовал с Дашей и с Анной Михайловной. Выведал у них всю подноготную о нём. В том числе и его политические взгляды и интересы. Отпираться было бесполезно.
- Я всё о вас знаю, - сказал следователь. – Вы подтверждаете, что участвовали в антигосударственных беспорядках?
- Нет, я чист перед Законом, - твёрдо сказал Сухоруков. – Я защищал Конституцию Российской федерации, которую нарушали сторонники Ельцина.
Следователь с удивлением посмотрел на него. В его глазах было сочувствие. Саше он показался своим человеком, и Сухоруков решил говорить с ним откровенно.
- Вас, кажется, зовут Фёдор Степанович? – уточнил он.
Следователь кивнул головой.
– Я, как и вы, обычный Советский человек. И не хочу жить при капитализме, куда меня загоняют.
- Вот как? – ещё больше удивился следователь. – А вы понимаете, что за участие в беспорядках полагается большой срок? Понимаю, но мой гражданский долг не позволяет мне отсиживаться дома, когда топчут Конституцию и блокируют законную власть в лице Верховного Совета. Или вы не в курсе, Фёдор Степанович, что Ельцин и его окружение нарушили действующую Конституцию?
Фёдор опустил глаза и некоторое время молчал. Выглядел он симпатичным мужчиной, одетым в костюм, но без галстука. Рубашка из-под костюма выглядывала в клеточку, по-домашнему. Потом он посмотрел на подследственного и очень серьёзно произнёс:
- Ты, Саша, настоящий советский человек. На фронте я бы пошёл с тобой в разведку. Я всё сделаю для тебя и твоих товарищей, что смогу. - Пообещал он - Зина, разорви, что напечатала, - обратился он к машинистке.
- Вы разве воевали? – спросил Сухоруков.
- Да, в Афганистане, - ответил следователь.
Прошла ещё неделя и Александру велели взять вещи и «на выход». Ему не верилось, что он на свободе. Дома он не был почти месяц.
На улицах Москвы люди так же, как и прежде, суетились, словно муравьи в муравейнике. Он шёл к станции метро и думал: «Какой замечательный человек этот следователь». В его душе кипела злость к тем людям, которые поддержали капитализм. Он решил уволиться с завода и заняться бизнесом назло им всем. Глядя на встречных прохожих, мысленно  им говорил: «Ну, погодите, вы получите, что хотели. Я буду сам капиталистом и буду вас эксплуатировать».
Даша не ожидала, что мужа так быстро отпустят. Она заплакала, обнимая его, то ли от радости, то ли от нервов. Анна Михайловна сказала, что объездила всех друзей семьи, искала связи, чтобы освободить его из тюрьмы.
- К нам приходил следователь, - сообщила она, - и всё выведывал о тебе. Но мы ничего такого про тебя не сказали. Просили тебя отпустить. Завтра буду всех друзей обзванивать и давать отбой, раз ты, Саша, вернулся, - сказала она и тоже прослезилась. Дочь Ирочка весь день не отходила от отца. Она даже днём не спала.
Вечером все вместе устроили праздничный ужин, и выпили по рюмочке коньяка. Когда мать ушла спать, муж с женой уединились в своей комнате и долго целовались. Устав от любви, они заговорили о политике и о последних событиях. Даша, как и прежде в полемике, занимала противоположную сторону и оправдывала Ельцина. Она говорила, что в Европейских капиталистических странах и в США, люди живут лучше, чем у нас.
- Ельцин не глупый человек, он понимает всё это, - убеждала она. – И теперь большинство людей видят преимущества рыночной экономики над плановой.
- Ты зря, Даша, оправдываешь Ельцина. Он же пьяница. Пропьёт всю Россию, - возразил Александр. – По его опухшему лицу это видно.
- Ты разве с ним пил? – спросила она. –Опухшее лицо у него из-за болезни сердца. А если он и напивался, то от нервов. Поставь себя на его место. Есть такое крылатое выражение: «Большое видится на расстоянии». Лет через сто будет понятно, кто был герой, а кто антигерой…

                Конец повести. Заходите на мой сайт. Там ещё 22 книги.