На волне моей памяти - 57

 
В раннем детстве в разговорах взрослых я часто слышала фразы : " Ты язык-то больно не распускай, а то вмиг окажешься на 24 -м (двадцать четвертом)". Или : " Когда такое говоришь, язык свой прикусывай, пока не оказался на 24 - м).
Я думала, кто же это такой таинственный 24 -й , которого все так боятся? Спросила об этом маму. Она ответила - тебе это ещё рано знать , подрастёшь - узнаешь.
И действительно,
став постарше, я узнала, что в 33 километрах от Алатыря на 24 - м километре Сурско -Люльской железнодорожной ветки находилась колония для политических заключенных.
В интернете прочитала что колония эта была образована в 1928-1930 году и просуществовала до 1964 года и считалась одной из самых засекреченных.

До сих пор архивы не разобраны до конца, и не известно сколько десятков тысяч заключённых было расстреляно и умерло от непосильного труда, голода и болезней.
Самой трудной была зима сорок первого - сорок второго года, когда морозы доходили до минус 40°. За сутки на кладбище увозили 40-50 трупов. Хоронили их не в гробах, а просто закапывали в ямы или траншеи, укладывая друг на друга. Не ставили кресты, не
писали фамилии...
Вот такая чёрная страница нашей истории...

В 1954-1955году, когда после смерти Сталина началась амнистия политических заключённых, многим из них запрещено было возвращаться на родину в крупные города Москву, Ленинград и т. д.
А так как наш посёлок был в относительной близости от колонии, то и у нас появлялись такие заключённые после освобождения. Устраивались на работу в совхоз,  получали, как правило, комнатёнку в бараке, становились нашими односельчанами.
Жители посёлка относились к таким "пришельцам" очень добросердечно и участливо, как могли помогали обустроиться на новом месте - приносили  -  кто что-то из одежды, кто что-то из постельных принадлежностей, посуду и так далее, чтоб человек на новом месте мог начать более-менее нормальную жизнь.

Мама вспоминала , что в 1954 году в посёлке появилась женщина .
Она пришла из Алатыря
после освобождения из лагеря холодным зимним днём.
На ней была выношенная, замызганная лагерная фуфайка, надетая на фланелевый халат, на ногах хлопчатобумажные чулки, носки и галоши, а в кармане справка об освобождении. И всё ,  больше  у неё не было НИЧЕГО.
Это была Шнитко Людмила Семёновна. Будучи ленинградкой она не могла вернуться в свой родной город , поселилась у нас в посёлке и бессменно руководила нашим сельским клубом.
Умная,  красивая , образованная , интеллигентная женщина,
пройдя через  застенки ГУЛАГа,  она не озлобилась не ожесточилась, оставалась добрым, отзывчивым  и жизнерадостным человеком.

Ещё хочу сказать,  что население в нашем посёлке было очень многонационально : русские, украинцы, татары, мордва, чуваши, белорусы, башкиры...
Но даже намёка не было на межнациональную рознь. Все жили одной большой трудовой семьёй, помогая  друг другу и оценивая друг друга только по человеческим качествам.

Вспоминается дедушка Цирулин. Это был высокий , худой старик . До глубокой старости ходил прямой как жердь - не сутулясь и не горбясь. Всегда, не по деревенски, был чисто выбрит, со щегольскими офицерскими усиками.
В деревне его звали "Пан поручик" . Говорили, он был из белогвардейских офицеров.
Вспоминаю - после первого курса в каникулы с папой идём по посёлку, навстречу дедушка Цирулин. Остановились, разговорились.
Он очень удивился, что эта взрослая девушка та самая малышка, которую он знал с детства и она уже учится в престижном ВУЗе.
Сказал : " Тогда надо представиться по полной форме". Взял под козырёк, назвался по имени и отчеству, даже попытался прищёлкнуть каблуками растоптанных башмаков, потом наклонился и поцеловал мне руку, чем привёл меня в громадное смущение. А глядя на папу я видела, что он был очень доволен, тем что его дочь воспринимают уже как взрослую барышню.
Конечно этот поцелуй руки я запомнила на всю жизнь

Но я хочу рассказать один эпизод из жизни моей семьи, связанный с колонией на 24 - м километре.
Я уже писала, что папа после окончания войны продолжал службу в Краснодаре, так как молодых фронтовиков 1924 - 1925 года рождения начали демобилизовывать только в 1947 году.
С ним вместе продолжали службу в Краснодаре два его фронтовых друга Иван Ленгас и Кузьма Полянченко, с которыми он воевал на фронте и дошёл до Берлина.
В 1946 году папа познакомился с мамой, которая к тому времени была студенткой Кубанской сельхозакадемии.
В 1947 году они поженились, а в 1948 году родилась я.

Но самое интересное то, что фронтовые друзья папы Иван Ленгас и Кузьма Полянченко женились на двух маминых двоюродных сёстрах. Ленгас женился на Паше Пендюрко - маминой сестре со стороны дедушки, а Полянченко на Татьяне Кладовой - сестре со стороны бабушки.
Так фронтовиков породнила не только война, но и мирная жизнь.

В 1950 году папа решил вернуться с семьёй на родину в Ульяновскую область и мама , выросшая в тёплой , благодатной Кубани, впервые познакомилась с трескучими русскими морозами.
Иван Ленгас был родом с Украины, но во время оккупации там погибла вся его семья, возвращаться ему было некуда.
Фронтовые годы видимо настолько "спаяли" Володю и Ивана, что Ленгас решил вслед за Ястребовыми тоже с семьёй ехать в Россию.
К тому времени у них уже была дочка Танечка.

Ленгас устроился на работу в колонию на 24 км. Я не знаю причину, по которой он решился на этот шаг. Может быть сыграло роль то, что работникам колонии там давали жильё?

В течение зимы 1951 года мои родители несколько раз ездили к Ленгасам в гости.
Ездили на лошади на санях, на которых закреплена была кибитка, сплетённая из толстого ивового прута. Мы с мамой сидели в кибитке, а папа на козлах. Меня закутывали в толстый плед из грубой шерсти в крупную чёрно-зелёную клетку.
Я даже помню этот плед.
Мне в то время было два с половиной года.

Выезжали ранним утром затемно, но и возвращаться тоже приходилось в темноте, так как зимний день короток.
Пишу это сейчас и думаю - какими отчаянными были мои родители - ехать за 40 км на лошади в пургу и мороз с маленьким ребёнком для того, чтобы несколько часов побыть всем вместе.
Но видимо двух фронтовиков и двух сестричек так тянуло друг к другу, что они решались на эти поездки.
Молодые были - папе 26 лет, а маме 25 - ть...

Мама вспоминала такой случай.
Возвращались из колонии, как всегда уже в темноте. Лошадь вдруг чего-то испугалась и её "понесло". Старшее поколение наверное помнит , что означает этот термин.
Это значит, что лошадь испугавшись чего-то,
начинает стремительно мчаться, не разбирая дороги и не подчиняясь командам ездока.

При этом наши сани опрокинулись. Из кибитки выкинуло меня и маму, а папа удержался на козлах и помчался вместе с лошадью , пытаясь её утихомирить.
Когда он успокоил лошадь и вернулся к месту падения, мама ползала на четвереньках в кромешной тьме, пытась меня найти. Кричала, звала, но я не подавала никаких признаков жизни.
Родители в панике, проваливаясь в снег , ползая на четвереньках и стукаясь лбами, долго искали меня в темноте. Папа исчеркал целый коробок спичек, прежде чем нашли.
Я была целая и невредимая, но почему-то не плакала, не кричала , а только хлопала глазёнками.
Конечно эта история испугала родителей и они больше не ездили на 24 - й километр.
В конце зимы дядя Ваня сказал папе: " Володя, я бывший фронтовик и мне совесть не позволяет охранять политических".
Ленгасы вернулись на Кубань, поселились в посёлке Двубратский Усть-лабинского района .
Бывая у деда на Кубани , мы обязательно заезжали в гости к Ленгасам.