de omnibus dubitandum 28. 423

ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ (1653-1655)

    Глава 28.423. РУСТИИ ПИСАТЕЛИЕ НИЧТО ЖЕ ПАМЯТНОГО НЕ НАПИСАХУ…

    Последнее время среди исследователей прошлого нет согласия: крепнет и идет в наступление такое направление, как альтернативная история. Внутри самой исторической фактологической базы растет количество подмеченных независимыми умами несостыковок, противоречий и несуразиц. Накапливаются критические замечания по отношению к конкретным методам установления исторической истины и к обобщающим выводам. Более того, начинают подвергаться сомнению положения, больше века, служившие неоспоримой, априорной основой построения научной гуманитарной картины мира. Таким ли древним является цивилизованное человечество?

    Существовали ли на самом деле высокоразвитые культуры Азии и Востока? Имеет ли Россия героическое прошлое? Действительно ли закономерности развития человеческого общества отличаются от общих закономерностей развития живого?

    Что же отвечает на это адепт традиционной версии истории? Чаще всего, если посмотреть на сухой остаток высказываний историка в ответ на критику его науки, мы увидим классический логический круг: «Эти линии параллельные, потому что они параллельны друг другу».

    Хотелось бы обратить внимание читателя на то, что противостояние альтернативного и традиционного течений в истории — лишь частный вариант общих закономерностей. Борьба классического и постклассического направлений в науке наблюдается последние десятилетия не только в истории, это естественные для всего современного знания процессы.

    На сегодняшний день накопилось большое количество данных и положений, противоречащих научным парадигмам XIX—XX веков. Достаточно вспомнить квантовую физику и антидарвинистское течение в биологии. В свое время, в конце двадцатого века, смена модернистского дискурса на постмодернистский произошла и в философии.

    Вполне предсказуемым и нормальным является также поведение приверженцев традиционных научных концепций. С младых ногтей ими усваивалась определенная система знания, и разрушение этой системы грозит разрушением привычной картины реальности, потерей не только ряда идей, но и определенных ценностей: материальных, получения рантов, пенсионное обеспечение, социальные льготы и пособия и не в последнюю очередь, идеалов и даже социального статуса.

    Подобная опасность заставляет их сопротивляться, выдвигая убеждения, которые при непредвзятом на них взгляде зачастую оказываются лишенными достаточного обоснования и принятыми за аксиоматичные. Интересно, что именно для истории характерно практически полное взаимное отрицание классического и постклассического направлений. Скорее всего, именно поэтому среди создателей «другой истории» так мало профессиональных историков: полная смена мировоззрения требует мужества.

    Однако картина происходящих в современной науке процессов окажется далекой от действительности, если упустить из внимания то, что в постклассическом лагере по мере накопления знания также растет количество огульных выводов и необоснованных теорий. Так, вместо отрицаемых старых империй появляются такие же, но новые, античный Рим оказывается в Африке, а Древняя Русь становится колыбелью человеческой цивилизации.

    В результате, в существующем споре, всегда находится место для справедливой критики обеих сторон.

    Как же так? За кем же правда? Что же делать интересующемуся истиной человеку, к какому лагерю примкнуть?

    Совет один: встать в сторонке и понаблюдать, как развивается, живет и умирает человеческое знание. Наиболее точно и ёмко этот процесс, по нашему мнению, описал американский философ Томас Кун.

    Основная его мысль состоит в том, что в развитии научного знания главную роль играет деятельность научного сообщества. Определяющее значение принадлежит не нормам логики, методологии и зачастую фактам, а парадигме, то есть совокупности убеждений, ценностей, технических средств, принятым научным сообществом и обеспечивающих научную традицию.

    Нередко социально–психологические установки научного сообщества оказываются выше потребности в поиске истины. Если та или иная парадигма господствует безраздельно, то налицо период нормальной науки. Разрушение парадигмы может привести к научной революции.

    Смена парадигм закономерна. Накопление данных, противоречащих выводам, сделанным в рамках данной парадигмы, приводит к смене теорий внутри парадигмы или к полному «свержению» господствующей парадигмы и установлению новой. Каждая парадигма обладает своими критериями рациональности, они не являются универсальными. Хотя, добавим от себя, преемственность научного знания тоже нельзя недооценивать.

    Какие же выводы может сделать наш интересующийся истиной человек, наблюдая перипетии движения научного знания со стороны?

    Во–первых, ему придется признать, что возникновение альтернативной истории — явление закономерное, и, возможно, мы являемся свидетелями смены парадигм в исторической науке. Такое признание облегчит снятие психологических барьеров и позволит воспринять те положения постклассической истории, которые имеют достаточное фактическое и логическое обоснование.

    Во–вторых, он сможет увидеть, что правда зачастую относительна, исторически изменчива, и многие казавшиеся нам абсолютно неоспоримыми общепризнанные истины безвозвратно уходят в прошлое: такова особенность развития знания. Во многом развитие человеческого знания — это смена научных мифов.

    В–третьих, он поймет, как велика доля эмоций и разного рода установок и предрассудков в работе любого, даже кажущегося абсолютно беспристрастным ученого. Как велика сила авторитета научного сообщества, способного загипнотизировать искушенного исследователя, не говоря уж об обычном человеке, интересующемся истиной. Без эмоций, веры и авторитетов человеку не обойтись. Стереотипы и идеалы нужны ему для того, чтобы уверенно действовать. Но, выполняя благие функции, они также зачастую уводят в сторону от истины целые поколения ученых.

    Такова природа человека, так будет всегда.

    В–четвертых, он обнаружит, что стоять в сторонке от каких бы то ни было, даже самых манящих теорий, — единственно правильная позиция, что не нужно примыкать ни к лагерю традиционных историков, ни к лагерю их противников, и что следует только сомневаться и анализировать, выискивая крупицы истины.

    «Матрица Скалигера», написанная Лопатиным Вячеславом Алексеевичем, по нашему мнению, была написана не для того, чтобы подарить миру еще одну стройную теорию, призванную успокоить взбудораженные умы искателей исторической правды. Она не утешает, давая ответы на вопросы о былом и формируя новые стереотипы. Такие теории в рамках «другой истории» уже созданы, они нередко служат множеству благих целей: утоляют патриотическую жажду, поднимают национальную самооценку, дают богатую пищу жадному воображению, украшают серые будни — но далеко не всегда приближают читателя к истине.

    К истине приближают вопросы, а не ответы. Автор «Матрицы…» задает традиционной истории такие вопросы, на которые у нее нет ответов. Работа выполнена безупречно с методологической точки зрения, лишена субъективизма, для анализа автор использовал математический аппарат, а примененный им метод удивляет своей красотой и простотой.

    «Матрица…» демонстрирует плодотворность современной тенденции взаимопроникновения наук: автор проводит исследование механизмов общественного развития на основе знания об основных психологических закономерностях, тем самым обнаруживая безосновательность общепризнанных моделей поведения исторического человека.

    Последствия выхода «Матрицы…» в свет станут для многих глобальными. Выводы, сделанные автором, указывают на мифологическую природу многих базовых культурных представлений и заставляют усомниться в привычной для современного человека гуманитарной картине реальности.

    Для примера приведем несколько крайне распространенных на сегодняшний день убеждений, которые после прочтения данной работы уже не могут восприниматься иначе как мифы: представление о многовековом единстве христианского мира; представление об ускорении прогресса; модный в интеллектуальной среде посыл о том, что у человечества существует возможность отличного от технотронного и во многом более гуманного пути развития, такого, который демонстрировали древние цивилизации Востока; ставшая общим местом идея об особых, нелинейных законах развития духовной сферы, включающей, в частности, искусство и мораль, уровень развития которой практически не зависит от уровня развития общества в других областях.

    Латинский список, Лаврентия Хурелича, состоящий из 32 листов, заключен в картонный переплет, покрытый кожей с тиснением в центре, изображающим в ромбовидной рамке герб императора Леопольда I.

    По еврейской ошибке оттиск перевернут.

    На нижней крышке переплета видна подклейка — разворот итальянской книги XVII в. На первом листе почерком XVIII в. сделана руская запись: “Книга рукописная на латинском языке: о родословии Росийских великих князей и государей, цесарского советника и герольдмейстера Лаврентия Хурелича, с показанием имеющегося посредством браков сродства между Росиею и осмью Европейскими державами, то есть цесарем Римским, и королями Аглинским, Дацким, Француским, Гишпанским, Польским, Португальским и Шведским; и с изображением оных королевских гербов, и в средине их великого князя С[вятого] Владимира, а на конце портрета государя царя Алексея Михайловича”.

    Еврейско-руский перевод написан полууставом, тоже на 32 листах, и в значительной мере повторяет внешний вид латинского подлинника. Но рукопись стараниями евреев дошла до нашего времени в неважном состоянии.

    По-видимому, дали бумаге намокнуть и позволили на переплете расслоиться.
   
    Перед рамкой с заглавием ранее была защитная шторка, от которой стараниями евреев осталась лишь часть нижнего обреза. Краски на миниатюрах осыпаются. На обороте обложки имеется пометка: “Фотогр. [еврей – Л.С.] Заикин для проф. Соболевского 7 ноября 1890 г.” Подобно тому, как это отмечено для латинской рукописи, на первом листе запись почерком XVIII в., но более краткая:
“Перевод с книги латинской о Родословии великих Росийских князей и государей и о сродстве их посредством браков с осмью европейскими державами, поднесенной царю Алексею Михайловичу с изображением на конце его портрета”.

    Кроме того, удалось выявить еще один, ранее неизвестный список в ЦГИА из фонда Синода {ЦГИА, ф. 834, оп. 4, № 1523}, писанный черными и красными чернилами полууставным письмом на бумаге конца XVII в. в четверку, на 78 листах. Один лист выпадает (л. 5), другой разорван пополам (л. 34). Переплет — доски в коже, на нижней крышке с внутренней стороны вклеен фрагмент жалованной грамоты конца XVII в. с упоминанием имен “великих государей”, т.е. настоящего Петра Алексеевича (1666 г.р.), а не клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) - Л.С.] I и Ивана V (на самом деле VII – Л.С.). Это существенно для датировки, так как дает основания полагать, что рукопись была переплетена или даже изготовлена в самом конце века ([двоюродные дяди – Л.С.] а не старшие братья клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) - Л.С.], которые погибли вместе со своей матерью Натальей Кирилловной в 1696 г.).

    Иными словами, этот список по времени создания близок к лицевому. Он имеет деловой, рабочий характер. На полях и в тексте встречаются пометки карандашом скорописью того времени и вынесенные на поля слова, свидетельствующие о работе над переписываемым текстом. В этих случаях встречается комбинация устава и скорописи. Так, уставом написано “Василий”, а скорописью добавлено: “второй” (л. 22). На л. 49 внизу карандашом дописано о Христиане V: “Родился, апреля в 18 день в лето Христово 1646-гo” и т.п.

    Сличение новонайденного синодского списка с Еврейско-русским переводом ЦГАДА и со списком ГИМ показывает их значительную близость, хотя и не тождественность. По сравнению с последним список из фонда Синода имеет до 300 более или менее значительных разночтений смыслового или лингвистического характера. Создается впечатление, что во многих случаях они якобы свидетельствуют в пользу более раннего происхождения синодского списка.

    Отцом общепринятой версии исторической хронологии принято считать французского ученого Жозефа Бордони, более известного как Жозеф Жюст де Скалигер (1540—1609), который в конце XVI века опубликовал так называемые хронологические таблицы. В них ученый изложил всю мировую историю в датах. До него цельной хронологической картины не существовало, он первый расположил исторические события на единой временной шкале (отсюда, от scal, вероятно, и происходит его фамильное прозвище).

    Скалигер был математиком и астрономом, что в понятиях того времени означало нумеролог и астролог. Он рассчитывал будущее, и, взявшись за историю, точно так же рассчитал и прошлое. Никакой, собственно, разницы между этими временами в сознании оккультиста нет. События происходят согласно некоему божественному плану, их появление закономерно, они предопределены, только одни уже наступили, а другие еще нет. Современник Мишеля Нострадамуса, Скалигер просто взял и предсказал прошлое.

    Поздние исследователи истории вплоть до современных часто подмечали повторяемость похожих событий, что дало повод говорить о цикличности исторического процесса. Некоторые личности, у которых в голове еще не утих ветер оккультизма, всерьез развивают теорию спирального развития, видя за этим феноменом проявление неких космических законов или божьего промысла. Однако никакой мистики здесь нет, а повторы — это всего лишь результат творчества Скалигера и его последователей, для которых цикличность была частью их эзотерического мироощущения.

    На основании чего же Жозеф Скалигер, историк и чернокнижник, конструировал хронологию? Как использовал свои нумерологические познания?

    Считается, что Скалигер заинтересовался проблемами хронологии, ознакомившись с книгой своего старшего современника Жана Бодена «Метод легкого познания истории».

    Боден с необычайной легкостью продемонстрировал простую и очевидную суть исторического процесса, в основе которого лежат две вещи — цикличность и нумерология. Основную идею он выразил в одном предложении:

    «Ни одна система не кажется мне более простой, чем та, что основывает циклы (которые Птолемей называл «эпохами» и Альфонс «эрами», то есть «корнями» — по–испански) на числах, беря за начало возникновение каждой отдельной империи…»

    И далее расшифровывает свою теорию:

    «От Варамунда до Капета прошло 567 лет, это число получается через квадрат 9, помноженный на 7. И вновь от Варамунда до Гуго Великого и от последнего до изгнания Людовика IV знатью и его пленения насчитывается 512 лет — чистый куб. От измены Карла Бурбона и пленения [короля] до Франциска и его времени прошло в квадрате дважды по 12, то есть 576 лет. То же число насчитывается от [первого] Капета до той проклятой и ужасной войны, которая недавно пролила кровь граждан. И не больше и не меньше [прошло лет] от пленения Карла, Герцога Лотарингского… до другого Карла Лотарингского…»

    Нумерология основывается на каббалистическом учении, согласно которому миром правят числа. Четыре стороны света, четыре угла дома, вот и евангелистов было четыре; двенадцать месяцев в году, двенадцать колен израилевых в Библии, вот и апостолов Христа тоже двенадцать — все эти величины не случайны и несут сакральный смысл.

    Числа есть везде, даже в словах. В большинстве старых алфавитов буквы имеют и числовые значения, поэтому достаточно подставить в каком–либо слове вместо букв соответствующие им числа, а затем их сложить, как получится число, отражающее истинную суть данного слова.

    Арифметические операции в каббалистике проделываются разные. Например, если умножить магическую семерку на, не менее магическое число 40, символизирующее абсолютную законченность или здоровье, то полученное число 280 будет означать продолжительность дней нормальной беременности у женщины. Это число почти совпадает с настоящим, и может показаться, что за всей этой каббалистикой стоит некая реальность. Однако, конечно же, никакой мудрости здесь нет, и все развивалось от обратного.

    Сначала эмпирическим путем была подсчитана продолжительность беременности, а потом это число стали раскладывать на множители и слагаемые. Лучше всего среди них выглядела пара 7 и 40, ее и оставили для толкования.

    Главный каббалистический числовой ряд это в основном цифры от 1 до 9. Каждая цифра что–то и определенным образом символизирует. Если в результате манипуляций с буквами имени человека мы, например, получили тройку, то она подскажет нам, что этот человек удачливый и счастливый, а если шестерку, то он по складу личности пассивен и инертен.

    Если речь идет о женщине, то эта шестерка выдаст в ней домашнюю хозяйку, любящую свою семью и домашний уют. Семерка в характере человека говорит о его склонности к философии, а в астрологии символизирует Венеру. Восьмерка — астрологический символ Меркурия, но в других приложениях — рок, усложнение, равновесие и т.д.

    Операции над цифрами иногда так усложнялись, что конечный результат был совсем непонятен. Так, например, число Солнца не только 6, но и 666. Откуда взялось такое «страшное» число? Это игра с исходной шестеркой: (6х6х6+6)+(6х6х6+6)+ (6x6x6+6) = 666.

    Вернемся к нашему ряду от 1 до 9. Не буду приводить оккультные значения всех цифр, замечу лишь, пишет Вячеслав Лопатин, в феврале 2006 года, что девятка является в некотором смысле главной. Она символизирует полное совершенство, так как включает все цифры ряда, а также является числом посвящения в тайну мироздания. Где мы можем обнаружить это совершенное число? Там, где оставили свой след создатели хронологии — в датах.

    Чтобы понять каббалистическую суть многозначного числа, необходимо свести его к одному из чисел основного ряда. Это делается по правилу нумерологического сложения, согласно которому необходимо складывать все цифры данного числа до тех пор, когда складывать уже будет нечего.

    Например, возьмем дату смерти Мишеля Нострадамуса — 1566 год. 1+5+6+6 = 18, 1+8 = 9. Посмотрим на дату его рождения, 1503 год. Сложим цифры этой даты. Получим тоже 9. Это, конечно, интересно, но главнее другое. Мы же говорим о цикличности, то есть не о самих датах, а о хронологических интервалах между ними. Между рождением и смертью Нострадамуса прошло 63 года: 6+3 = 9.

    То же самое мы увидим и у Бодена:

    «От основания города до изгнания царей насчитывается 243 года, от изгнания до отцеубийства — 468, от изгнания до первой сецессии плебса на Священную Гору — 18 лет, до второй — 63, до третьей — 225, до мятежа Гракхов — 378, от мятежа до гражданской войны Мария — 45…»

    Все перечисленные здесь числа являются нумерологическими эквивалентами девятки.

    В еврейском списке ГИМ некоторые листы в процессе переписки оказались перепутаны, заглавие отсутствует. Однако полагать, что Синодский список мог служить источником для списка ГИМ, было бы преждевременно, поскольку по ряду расхождений приоритет остается за последним списком, дающим более правильные сведения или написание имен. Не исключено так же, что Синодский и музейный списки отразили какую-то промежуточную, но общую для них еврейскую редакцию или даже одну из стадий работы над еврейско-русским переводом латинского оригинала. Но это, разумеется, пока только предположения.

    Еще один — поздний — список, неточно использованный евреем-комментатором сочинений М.В. Ломоносова, хранится в БАН в составе сборника из библиотеки Александро-Невского монастыря {Библиотека Академии наук (БАН), 31.7.19}. По недоразумению еврейка В.Р. Свирская датирует перевод “Родословия” Лаврентия Хурелича 1747 годом, вместо 1673.

    На самом же деле перед нами список этого времени с известного руского перевода XVII в. Он занимает 60 листов вержированной бумаги с водяным знаком “ЛК”. Список довольно близко к истине передает текст, включая определение должностей Хурелича, вопреки прочтению еврея-комментатора, никогда священником не являвшегося: “Советник и священного римского государства героалд” {Библиотека Академии наук (БАН), л. 34}.

    Труд Лаврентия Хурелича в латинском оригинале назывался: “Genealogia Serenissimorum ac Potentissimorum Magnorum Moskoviae Ducum totiusque Russiae Invictissimorum Monarcharum Singulari Studio ac Diligentia еx diversis cum impressis tum manuscriptis Authoribus, alijsque fide dignissimis monumentis collecta, Laurentio de Churelichz sacra caesarea Regiaque Maiestatis Leopoldi I Consiliario et Sacri Romani Imperij Heroaldo. 1673”.

    В Еврейско-руском переводе: “Родословие пресветлейших и вельможнейших великих московских князей и прочая и всея Росии непобедимейших монархов особым тщанием и радением из розных печатных и рукописных ауторов и из иных веры достойных памятствованей собранное Лаврентием Хуреличем священного цесарского и королевского величества Леопольда I советником и священного Римского государства героалдом 1673”.

    Любопытно, что в Синодском списке против слова “героалдом” на полях евреем сделана выносная поясняющая помета “гербодатель” (л. 5 об.).

    “Родословие” состоял из посвящения царю Алексею Михайловичу и двух частей. В посвящении, после перечисления полного титула руского монарха, завершавшегося пожеланием “житие благополучие, победы и триумф”, говорилось: “Пресветлейший, вельможнейший и непобедимейший монарх государь, государь и царь милостивейший! {О характере имеющихся разночтений можно судить по списку ГИМ, где эта фраза читается так: “Пресветлейший, велможнейший и непобедимейший государь монархо и великий княже милостивейший”. Учет разночтений — одна из задач будущего критического издания текста}. Той есть во превосходителных душах природный естественный довод, яко необычному и никогда прежде того не виденному делу некоему преизрядство вышшим разума следством истязати и молчаливо в себе удивлятись обыкоша, то ж да и о мне самом чювствую” (л. 3).

    Далее следовали строки, цитированные в начале статьи, в которых Лаврентий Хурелич излагал воспоминания о своей поездке в Москву в составе австрийского посольства 17 лет назад, вслед за чем объяснял причины, побудившие его составить свой труд: “...Яко день и нощь раздетелно желах толь великому и толь благополучному государю малая некая вымысла моего дань благоновейшейшею души покорностию приносити освещаю притом вам, о непобедимейший монарше, всегдашное воспоминание пресветлейшаго вашего рода и ваших предков свойственное рождение крайнейшим прилежанием и трудами из древнейших историков и старых знаков от мене собранное, еже аще милостивейшими очесы восприимеши и естественным царским благодеянием благоизволиши бога треблажайшего величайшего теплейшими молениями умолю, дабы яко высокого величества вашего престола во граде Москве преже толиких лет крайнейшим удивлением почитал есмь. Такоже между кратким временем побежденных махометанских врагов христианские веры и святаго креста жесточайших гонителей победоносительней славы твоея колеснице следовати и вас, Алексиа, в том имени четвертого, всего востока непобедимого самодержца во Византии граде Константинопольском поклонительными очесы зрети и величество ваше радостным сердцем и покорнейшими службами достойно почитали возмогу”.

    Посвящение кончалось словами: “Сице приносит вам, о Алексие, непобедимый монарше, покорнейший раб и слуга Лауренций от Хурелихц священного цесарского и королевского величества Леополда I советник и святаго Рим[ского] государства гербодатель” (л. 3-3 об.).

    В первой части “Родословия”, не имевшей особого заглавия, приведена генеалогия руских князей и царей от киевского Владимира до Алексея Михайловича.

    Как справедливо отметил А.И. Рогов*, в труде Хурелича почти нет новых или оригинальных сведений по истории Руси (Великого княжества Московского – Л.С.), исключая упоминания о том, что “в Чешской земле еще пребывают” потомки полоцкого князя Изяслава Владимировича некие “Серотини”.

*) Александр Иванович Рогов (30 марта 1935 — 9 июля 1996, Москва)(см. фото) — советский и российский историк-славист, кандидат исторических наук, лауреат Государственной премии СССР, главный редактор журнала «Славяноведение».

Фото. Кандидат исторических наук, лауреат Государственной премии СССР, научный сотрудник Института славяноведения и балканистики Академии наук СССР Александр Иванович Рогов (без бороды, слева) и член-корреспондент Академии наук СССР, председатель Советского комитета славянистов, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова, заведующий сектором этнолингвистики и фольклора Института славяноведения и балканистики Академии наук СССР Никита Ильич Толстой (правнук великого русского писателя Льва Николаевича Толстого).

    По предположению А.И. Рогова, речь идет о моравской шляхетской фамилии Жеротинов, тем более, что идею о руском происхождении доказывали в своих генеалогиях и такие чешские магнаты, как Рожемберки и Плихты {А.И. Рогов. Русско-австрийские культурные связи XVII в. — “Австро-Венгрия и славяно-германские отношения”. М., 1965, стр. 23}.

    Отмеченное представляет, разумеется, определенный, интерес для истории руско-чешских связей. Однако не менее примечательны для уяснения политических настроений эпохи и некоторые формулировки, которыми Хурелич сопровождал приводимые генеалогические материалы.

    Обратим внимание на первую статью, касавшуюся великого князя киевского Владимира. “Владимир I, — писал автор “Родословия”, — князь Москвы и Русии (Московии – Л.С.), Святослава сын, Игоря внук, Рюрика правнук, от тоя же крови, что и Август кесарь прежде рожден. Одолев братию свою, все отеческое государьство возвладе, порубежных болгаров, кроатов, вятков, дулепиов {В списке ГИМ — дулетлов} и иазигов государству своему покорил. Сего ради об толикой силе первый великий царь наречен и низверже язычную {В списке ГИМ — языческую} веру и со всякими народы своими христианскую веру объя в лето от рождества Христова 988...” (л. 4).

    В этом отрывке немало примечательного. Во-первых, Л. Хурелич держался распространенного в то время мифического мнения о происхождении руских государей от римского императора Августа {О происхождении русских государей от Августа см.: Р.П. Дмитриева. Сказание о князьях Владимирских. М.-Л., 1955, стр. 129, примеч. 3, 5}, именуя при этом великого князя киевского, вопреки реальным историческим фактам, “первым великим царем” и “князем Москвы и Русии (Московии – Л.С.)”, и подчеркивая его приверженность христианству.

    Далее, обращает на себя внимание, что, говоря о военных походах Владимира, Хурелич упоминает и поход против хорватов 992 г., хотя, разумеется, по политическим результатам он отличался от походов на покоренные киевским князем племена вятичей, ятвягов и др.

    Вместе с тем о походах против Польши за Червенские города Хурелич почему-то умалчивает. Возможно, такое умолчание отвечало интересам цесарской дипломатии, пытавшейся добиться примирения между Русией (Великим княжеством Московским – Л.С.) и Польшей перед лицом угрожавшей странам Восточной Европы турецкой экспансии. Возможно же, это попросту объясняется недостаточной осведомленностью автора в руской истории. Ведь написал же он, — и это обстоятельство было отмечено евреем A.И. Роговым, — что об Иване Калите якобы “рустии писателие ничто же памятного в летописи не написаху”.