У стелы - 2

С ветром можно лететь или рядом, или ему навстречу. Последнее чревато, если ветер мощный, но летят ведь сумасброды. Летят.
Сегодня такими сумасбродами были Наг и Нар. Нет, они ничего не хотели доказать стихии, просто торопились на шахту, а ветер был встречным.
Кто из нас не ходил супротив, когда надо? Все ходили, летели, ползли, хотя "надо" было не всегда и не ему лично.
Как оказалось, крылатые зря торопились. Буй был в курсе "пополнения штата" и определил место для бараков, и даже материалы выдал, но остановил наружные работы из-за надвигающейся грозы.
Когда привычное рабочее напряжение ушло, Наг огляделся и словно выдохнул сам себя. Нет, он не поник, у него не изменилось выражение лица. Взгляд оставался целеустремлённым, но отпустив последнее слово из чисто деловой беседы, плотно сжались прямые тонкие губы, а взгляд, уйдя под непроницаемый матовый щит, как упал на опаловую Лею, так там и остался.
Хищно вздрогнули резные крылья точёного носа, под тяжёлым нажимом стоп захрустели мелкие камни насыпной площадки, подготовленной для строительства дома отвергнутым обществом "чистой веры". Чистой ли? Фанатики были уверены, что их вера чиста, как божье око. А я вот думаю, что уверенность и самоуверенность - это не сёстры-близнецы, хотя многие этого осознанно не замечают.
Нар покачал головой, провожая Его Сиятельство сочувствующим взглядом, но следом не пошёл. Телохранитель занял свой наблюдательный пост на гостеприимной ветке бру.
Отвечая порывам ветра, дерево трясло листьями. Ещё зелёные, они срывались с веток и, юля, опускались на дорожку, где когда-то стоял "воспитательный" столб. Ни один из конвертов памяти не прикрыл настойчивую впадину на дорожке. Ни один... Ветер не дал.
Ни на секунду не теряя из видимости Его Сиятельство, Нар мысленно проглядывал пазл его прошлого, сложенный из результатов кратких бесед с "подарком", который по вполне понятной причине был не особо-то и многословен.
Сам Наг ничего никому не рассказывал о себе. Собирать всплески любопытного сочувствия или восхищения, от которого в последнее время чаще всего шёл отчётливый запашок зависти, не входило в число его привычек.
Однако же, личный телохранитель Его Сиятельства был из тех, кто мог сложить картину из нечаянно оброненных слов и обрывков эмоций. Нар ни разу не лукавил, когда говорил, что прикипел к Его Сиятельству, но Его Сиятельство, застёгнутый на все пуговицы, не спешил подпускать его к своей и без того измочаленной душе. Для дружеских и не только дружеских отношений обмен личного опыта должен быть равнозначным. Перегиб с той же болью изначально не может дать прочного взаимопонимания, если нет заинтересованности в том, чтобы начинать их с жалости. Дошло? Да, тут уже можно начинать понимать, почему Наг ушёл от Лани.
Потерявшись в густой листве, почти слившись с ней цветом однотонной одежды, Нар наблюдал и по обыкновению покусывал жёсткий стебелёк. В пристальном взгляде, провожающем фигуру хозяина шахты, уже не было сочувствия, а вот неприязнь к фанатикам всякого рода проглядывалась отчётливо. А ещё в нём были столб и безвольно поникшие крылья. Нар знал, что сегодня - день смерти Ала. Только вот на дорожке, там где зияла впадина, он видел не Ала...
Небо набухало, как вымя дойной коровы и мычало, как та корова: протяжно-зазывающе. Или это глухо выл ветер? Скорее всего, он. Не имея возможности полноценно разворошить разинутый зев разработки, до судорожных порывов растрепав себя о монолитные строения, ветер выл, отрываясь на деревьях.
Лес тянулся к вожделенной территории, не столько понимая, сколько чувствуя, что ухоженные, обожаемые собратья остаются чужими для тех кто за ними ухаживает. Спросите, почему? Отвечаю: для того, чтобы стать для кого-то своим, мало красоты одним, и заботы других тоже мало. Как думаете, о чём я тут?
Нагу всегда казалось, что у траурной стелы стихии теряют силу. Может быть и правда, так было и так есть - я не знаю, но у дорогих мне могил не ощущаю ни холода, ни жара, только боль.
Опаловая Лея держала небо, готовое упасть на плечи хозяина шахты. Не отпуская из взгляда и сердца траурную звезду, Наг слушал ветер. Восставшие запахи горячей крови и песка покрывали надменную свежесть стихии. Нет, они не будоражили, они возвращали.
Чёрный шёлк рубашки сливался цветом с мраморной стелой, а синева омута с редкими островками небесной сини. Ветер всё настойчивее затягивал небо плотным драпом туч, в которых прятался дождь.
Прохладная влага небес не решалась сорваться вниз, а рабы не решались подойти к хозяину.
Хм... Знаете? Мне уже сложно называть "рабами" жителей рабочего городка шахты. И да-таки - это был город в городе, не отделённый ни от общества, ни от его проблем, но защищённый в своей хрупкой отдалённости именно хозяином. Мощную поддержку города в лице Лата Золотокрылого Его Сиятельство - Наг Серокрылый использовал не только в личных интересах.
Защищая своё "имущество", Наг особо ни с кем не сближался, но и не отдалялся от его насущных проблем. Бесправные, по-прежнему не имеющие никаких прав, ценили защиту, потому и переживали сегодня чуть не всем скопом, ибо "защита" сейчас рисковал подхватить воспаление лёгких.
Вопреки привычным представлениям, не толстая, а стройная, помощница поварихи шахты - Гира возмущалась на мужа - камнереза Доба, сверкая необыкновенно красивыми глазами цвета хризолита. Помните Доба? Надеюсь, что помните.
- Иди хоть плащ на него накинь. Чего  в этом такого-то? Накинул, поздоровался, ушёл.
Громадина-камнерез, солидный и седовласый, по-юношески любил свою миниатюрную жену, но и побаивался, ибо Гира была вспыльчивой. Доб мял в руках плащ, мялся сам, но не спешил проявлять заботу. Нет, он не боялся хозяина, он не хотел ему мешать.
- Дождь начнётся - сам уйдёт, - бухтел камнерез своим сиплым голосом. - Он сегодня не в себе - взгляд тяжёлый. Может, случилось чего?
Гира фыркнула, как фыркала кошка Миза, когда вместо мяса хозяйка подсовывала ей молока. Не любила кошка молоко, а Гира не любила, когда  кошка и муж ей противоречили.
- Иди, говорю, отнеси ему плащ! Простынет мальчишка!
Гире не было и тридцати, а Нагу едва перевалило за двадцать, но обоим им в этой жизни пришлось быстро повзрослеть и едва не состариться.
- Он не мальчишка! - возмутился Доб. - Он - наш хозяин. Вот всыплет тебе кнута, быстро научишься уважать его возраст.
Белые крылья Гиры и хотели бы грозно ощетиниться довеском к бесполезным подпихиваниям, ибо Доб был похож на металлическое дерево, а Гира на белоствольную дизу, но... Крылья Гира не чувствовала. Прежний хозяин приказал ей их выломать. За что? Хм... За то что позволила отказать в ласке, когда ему приспичило. Выломали, вывернув так, что они навсегда потеряли чувствительность. А потом рабы же и держали строптивую девицу, растянув прямо на полу, пока хозяин удовлетворялся. Доб не мог ей помочь, но отказался и выламывать, и держать, за что неслабо выхватил кнута. На перевалочном пункте они объявили писарчуку, переписывающему конфискованное "имущество, что являются семейной парой.
Выглянув в окно, Гира вздохнула.
- Не тяжёлый у него взгляд, а больной.
Бараки для семейных строились подальше от шумных рабочих точек. Этот стоял недалеко от стелы. Из окна Гире хорошо был виден классический профиль хозяйского лица, его скульптурно выразительная фигура. Не сгоняя приятной улыбки, женщина смотрела, как чёрный шёлк рубашки прилегающего кроя, стекая с широких плеч, выгодно подчёркивает горделивую осанку бойца. Подхваченный на узкой талии перевитой кожей изящного ремня, шёлк чётко отделял видимое от желаемого, того желаемого, какого хотелось не только коснуться.
Вообще-то, я сейчас говорю о замшевых штанах кофейного цвета и о высоких ботфортах такого же цвета. Поверили? Зря.
Наг умел одеваться так, что Лат - признанный знаток стиля и моды, порой завистливо хмыкал: "Вроде ничего особенного, а поди-ж ты..."
Гире ничего такого-этого не хотелось, просто ей нравилось любоваться броской мужественностью хозяина и при этом не бояться его, к тому же она умела отсеять крупицы правды из вороха сплетен.
Отвернувшись от окна, она снова вздохнула:
- Я слышала, что там у него друг лежит. Вспомнил, наверное. Иди, пригласи его к нам. Скажи, что я ему чай приготовлю, какой он любит - томлёный с молоком.
- Я тоже люблю такой чай, - проворчал Доб, грозно нахмурив клокастые брови.
Нет, он не ревновал. Просто в доме было прохладно и ему захотелось горячего чаю.
- И тебе приготовлю, - улыбнулась Гира, прижимаясь к мужу.
Здоровенная лапища неуклюжего камнереза вдруг сделалась сродни руки дирижёра - такой же пластично-грациозной. Узловатые пальцы, на каких кожа напоминала потёртые станочные ремни, поправили круглый воротничок блузки, на секунду замерли на спине там, где прятались убитые крылья, ласково коснулись растрёпанных белокурых волос.
- Причешись, кукла. Посмотри, какой он у нас красавец - соответствуй гостю, - подтрунил камнерез, но Гира на мужа не обиделась, только прижалась теснее.
- Обязательно, и..., - она огляделась. - Не помнишь, куда я засунула розовое масло для кожи?
Её лёгкий смех рассыпался по дому, словно сладкие карамельные шарики драже:
- Хозяин чувствует запахи, как наша Миза.
- Не удивительно, он - степняк, - пробасил Доб и в его голосе было столько гордого довольства за молодого хозяина, словно он говорил о сыне.
Тем временем ветер окончательно заштопал прорехи синих просветов. Прохладным смешком капризной красавицы из драповых туч прыснул дождь. Ветер принялся нахлёстывать низкие окошки барака ветками кустарника баго.
Выглянув в окно, Доб озадаченно цыкнул:
- Ты посмотри чего... Как врос.
Камнерез решительно перекинул с руки на руку плащ и взялся за ручку двери:
- Готовь чай. Ты права: не дай бог, разболеется мальчишка.
Доб был значительно старше жены, а про Нага и говорить нечего, потому смело мог называть того "мальчишкой" хотя бы за глаза.
Гира торжествующе хмыкнула: именно мальчишка, и не важно, что он их хозяин. Всем бы такого хозяина.
Женщина пошла к очагу, чтобы подбросить дров и подвесить на треногу котёл с водой. Машинально оглянувшись на окно, она вдруг вцепилась в мужа с силой дикой кошки Мизы, какая стала домашней, исключительно благодаря заботе и ласке.
Гира решительно потянула тугодума-мужа от двери, что со стороны было похоже на то, как будто ребёнок пытается свалить дерево.
- Стой! Да стой ты, говорю! Посмотри!
Камнерез, мельком глянув в окно, тут же отошёл вглубь комнаты.
Дождь истово барабанил по крыше. Он быстро навёрстывал потерянные минуты собственной нерешительности.