Пять миллионов процентов за шоколад

Одна из двух одиночных портретных голов Люсьена Фрейда, когда-либо написанных Фрэнсисом Бэконом провела всю свою жизнь в частной коллекции знаменитого писателя Роальда Даля и семьи Даля. Эта картина  была  куплена Роальдом в 1967 году всего за 2850 фунтов стерлингов на доходы от первой британской публикации книги «Чарли и шоколадной фабрики».

Как говорит Фрэнсис Аутред, руководитель отдела послевоенного и современного искусства Christie в Европе: «Вслед за успехом Christie’s в установлении мирового рекорда за картину Бэкона «Три этюда Люсьена Фрейда» 1969 года, проданную в ноябре 2013 года за 142,4 миллиона долларов, Самая высокая цена, когда-либо уплаченная на аукционе за произведение искусства, «Этюд для головы Люсьена Фрейда» соединяет трех титанов искусства XX века и объединяет Бэкона, Фрейда и Даля на пике их творческих способностей».

Даль однажды заметил: «Вы не сможете начать ценить ни одно произведение искусства в истинном смысле этого слова, пока не изучите вовлеченных в него личностей и борьбу, которую они пережили». Несомненно, в этом замечании он имел ввиду свою  особую работу в разведке.  На протяжении многих лет близкая дружба и соперничество между Бэконом и Фрейдом документально подтверждено, тогда как дружба Даля с Бэконом никогда не была так хорошо известна. Хотя эти два творческих гения работали в разных областях, их разделяло острое чувство жуткого, которое можно увидеть в обоих их работах: там, где Бэкон использовал свои быстрые, импульсивные мазки кистью для создания интимного и поразительно оживленного портрета, Даль использовал свое  перо создавая  незабываемые истории, которые будоражат воображение провокационными образами порой не менее ужасными чем картины Бэкона. Его рассказы знамениты неожиданными концовками, а детские книги — отсутствием сентиментальности и часто — чёрным юмором.

У Даля и Бэкона было много общего. Оба были загадочными аутсайдерами, которых было трудно уловить, и которые любили работать в маленьких, вызывающих клаустрофобию помещениях. Оба также вызвали споры и восхищение в своей общественной и частной жизни. Даль поддерживал тесную дружбу с художником на протяжении многих лет, часто приглашая его на ужин в свой дом в Бакингемшире Gipsy House в 1970-х и 1980-х годах, где их связывало, среди прочего, взаимное восхищение работами Ван Гога. Но реально их сблизил шоколад иезуитов, который давал невероятное по силе либидо.

Даль, который также был британским шпионом - прообразом Джеймс Бонда, благодаря своей невероятной сексуальной активности по вербовки женщин из высшего круга США для получения необходимых разведывательных сведений для Правительства Англии. Он работал в разведке Англии вместе с Яном Флемингом - его большим другом. Более подробно о деятельности в разведке Даля в моей книге «Шпионаж. Шифраторы и Шоколад». Отмечу, чтобы не разглашать силу специального шоколада для вербовке в многочисленных сериях о Джеймс Бонде запретили использовать слово шоколад! Хотя в фильмах имеются огромное количество сцен в ресторанах и разнообразной едой.

Даль имел непреодолимую страсть к искусству. «Я стал страстным коллекционером картин сразу после окончания Второй мировой войны», — писал он. «Каждый раз, когда я продавал рассказ, я покупал картину, когда в банке становилось немного больше денег, и начинал покупать картины на хранение». Впервые он познакомился с творчеством Бэкона через своего друга, художника Мэтью Смита. И впоследствии, когда картины Бэкона были показаны вместе с картинами художников Смита  и Виктора Пасморома  на передвижной выставке Совета искусств 1958 года под названием «Три мастера британской живописи». Даль был сразу же впечатлен тем, что он считал «смесью экономии и глубоких эмоций в живописи [Бэкона]» и сразу же объявил его «гигантом своего времени». В период с 1964 года он купил четыре полотна Бэкона. И впоследствии продал все, кроме «Этюда головы Люсьена Фрейда», который сохранил свое бесспорное место в его коллекции, а затем и в семейной после его смерти в 1990 году.


Этюд головы Люсьена Фрейда был написан в период великого счастья в жизни как Бэкона, так и Даля. Для Бэкона его отношения с музой и возлюбленным Джорджем Дайером были на пике, его картины получали международное признание, и ему предлагали выставки в крупнейших музеях мира. Для Даля 1967 год ознаменовал собой серию профессиональных триумфов, включая выгодную сделку с британским издательством George Allen & Unwin на публикацию в Великобритании книг «Джеймс и гигантский персик» и «Чарли и шоколадная фабрика». В течение нескольких недель обе книги были распроданы.  Даль также добился успеха в Голливуде, где написал сценарии к фильмам о Джеймсе Бонде «Живешь только дважды» и «Читти-Читти-бэнг-бэнг». Именно в этой кипящей атмосфере Даль смог всерьез проявить свое уважение к искусству, и особенно к Бэкону.

С 1961 года Бэкон использовал холст размером четырнадцать на двенадцать дюймов исключительно для беспрецедентного цикла портретов, изображающего узкий круг друзей, а также свои собственные автопортреты. Это был формат и тема, которые занимали его до конца жизни. Эти работы, как и дружба Бэкона, а затем и соперничество с его коллегой-художником Люсьеном Фрейдом, сыграли центральную роль в творчестве художника. Еще в 1951 году Фрейд и Бэкон начали фиксировать свою дружбу в портретах: один начинал рисовать картину, а другой ее дорисовывал. Самый ранний портрет Люсьена Фрейда Бэкона, 1951 год (Художественная галерея Уитворта, Манчестер), был его первым портретом, на котором упоминалось имя его натурщике. Как сказал Фрейд о Бэконе: «Он много говорил о самой краске, несущей форму и наполняющей краску такой жизнью. Он говорил о том, что можно объединить множество вещей в один мазок, что меня забавляло и волновало, мысль о том, что краска обладает такой силой».

Предпочитая рисовать своих героев с фотографий, а не с натуры, Бэкон поручил Джону Дикину сфотографировать Фрейда. Отсюда, каждым мастерским взмахом кисти в «Этюде головы Люсьена Фрейда», Бэкон отдавал дань уважения своему другу и сопернику, а также их общей страсти к живописи. Передавая интимность их отношений, Бэкону удается выразить в красках ощущение характера Фрейда, его внутреннюю решимость, гордость и жизненную силу.

Почему сверхбогатые российские магнаты, менеджеры американских хедж-фондов, члены королевской семьи Катара и владельцы британских футбольных клубов охотно платят до 86 миллионов долларов за то, чтобы повесить на стену ужасающую красоту картин  Фрэнсиса Бэкона? Отождествляют ли они себя с одинокими, охваченными тоской и кричащими папами картинами Бэкона и с уязвимостью его одиноких, искаженных фигур?
Почему Дэмиен Херст, самый богатый из ныне живущих художников Британии, потратил состояния, полученные от его собственных инкрустированных бриллиантами черепов и акул в формальдегиде, чтобы купить пять работ Бэкона для своей частной коллекции?


Почему вдовствующая леди Джейн Уиллоуби, которая управляла кортежем  на коронации королевы Елизаветы II, так дорожит своими великолепными картинами Бэконами – особенно работой, на которой изображены две переплетающие, обнаженные мужские фигуры, известные в просторечии как «Педерасы»?

Британский историк искусства Мартин Харрисон провел  13 лет, работая над публикациями для поместья Бэкона, пользуясь привилегированным доступом к родственникам  Бэкона, большинство из которых уже скончались.

«Невозможно понять Бэкона, человека и искусство, если не понять, что он был гомосексуалистом», — говорит Харрисон. «Это во многом определяет его образы и психологию, а также делает интересными его работы, которые не имеют ничего общего с геями», — говорит он. «Бэкон создавал великолепные картины со своими подругами – ему нравились сильные духом, смелые и независимые женщины».


Бэкон родился в Дублине в семье привилегированных англичан. Его отец, армейский капитан в отставке Эдди Бэкон, тренировал скаковых лошадей; его  мать Кристина происходила из богатой семьи производителей столовых приборов в Шеффилде.
У молодого Фрэнсиса, астматика, была аллергия на лошадей, и его отец отреагировал на эту предполагаемую слабость тем, что регулярно посылал  его в конюшни, чтобы закалить его.

Когда ему было 16, отец обнаружил Фрэнсиса одетым в нижнее белье матери и изгнал его из дома. Красивый и одинокий, он скитался по Лондону, работая в джентльменских клубах и заводя романы с «мужчинами в костюмах». Ему нравилось краситься, и у него появилась склонность носить под брюками женские чулки или колготки в сеточку.
В 1927 году, когда ему было 18 лет, Бэкон по настоянию отца уехал в Берлин с другом семьи, задачей которого было «вылечить» его от гомосексуализма. Отец Бэкона искал специальный шоколад иезуитов, который мог вылечить его сына от гомосексуализма. Такой рецепт шоколада он в Германии не нашли.

Вместо этого пожилой мужчина соблазнил Бэкона, и пара свободно наслаждалась декадентской атмосферой, царившей в то время в Берлине. Однако, они нашли уникальный   шоколад  с  кусочками текстуры и необычным вкусом съедобного угля, который придавал ему необычный вкус, который нравился   не каждому. Этот шоколад позволил Бэкону по иному видеть цвет и свет, что помогло ему в будущем как художнику.

Вскоре после этого Бэкон переехал в Париж, где увидел выставку Пикассо, изменившую его жизнь. Он решил стать художником. Ему потребовалось усердно работать до 1944 года, чтобы усовершенствовать свой неповторимый стиль, и в этом творческом процессе он уничтожил почти все свои ранние работы.

В 20 лет Бэкон начал первый из нескольких затянувшихся романов. «Его первые два отношения были с мужчинами постарше, отцами, наставниками и щедрыми покровителями», — говорит Харрисон.
Не имея художественного образования, Бэкон начал работу дизайнером мебели в Лондоне, где в 1930 году он познакомился с австралийским художником Роем де Местром, который руководил Бэконом в технике живописи и истории искусства. Глубоко религиозный человек, де Местр писал распятия. Бэкон, который был ярым атеистом, нарисовал призрачное распятие « Распятие» в 1933 году. В ходе государственного переворота оно появилось в книге Герберта Рида « Искусство сейчас» напротив картины Пикассо. (Эта оригинальная работа, которая теперь является частью частной коллекции Херста «Убийство».

Несколько лет спустя начинающий писатель Патрик Уайт прибыл в Лондон и стал любовником де Местра. Уайт заказал у Бэкона письменный стол, позже описав его в « Недостатках в стекле» как человека с «красивым лицом и глазами в форме анютиных глазк, иногда со слишком большим количеством помады на нем».
;Бэкон познакомился с выпускником Оксфорда Эриком Холлом, богатым бизнесменом, который оставил жену и детей, чтобы стать благотворителем Бэкона. Пара путешествовала вместе, наслаждаясь азартными играми в Монте-Карло, а Бэкон время от времени рисовал.

В 1944 году, когда ему было 32 года, на фоне бессмысленных разрушений Второй мировой войны, Бэкон написал весьма оригинальную работу, потрясшую мир искусства – « Три этюда для фигур у подножия распятия».

На потрясающем оранжевом триптихе были изображены три мерзкие, рычащие, причудливые фигуры, вдохновленные фуриями, греческими мифическими агентами мести и справедливости.

Бэкон объяснил, что эта работа не имеет религиозного значения, но символизирует звериную способность человечества к жестокости и злу. Работы Бэкона теперь привлекали внимание, но его сложные изображения оказалось трудно продать.

В 1950-е годы Бэкон завязал ряд романов с более молодыми любовниками. Харрисон писал: «Фрэнсис был садомазохистом; он часто увлекался грубым ремеслом и получал сексуальное возбуждение, подчиняясь побоям и боли. У него завязался одержимый роман с бывшим летчиком-истребителем Королевских ВВС Питером Лейси, который также увлекался садомазохизмом. Но их подпитываемые алкоголем споры стали настолько жестокими, что они чуть не убили друг друга. В конце концов Лейси переехал в Танжер и стал пианистом  в баре». Бэкон регулярно навещал там своего унылого возлюбленного. Но к 1962 году Лейси скончался от алкоголизма. ;;В следующем году началась самая знаменитая и продуктивная эпоха в карьере Бэкона. В 1963 году, в возрасте 54 лет, он переехал в скромную двухэтажную лондонскую конюшню по адресу Reece Mews, 7, Южный Кенсингтон.

Это будет его главная резиденция и студия на всю оставшуюся жизнь. ;Здесь он жил в «позолоченной нищете», как выразился один из его посмертных биографов Дэн Фарсон в « Позолоченной сточной жизни Фрэнсиса Бэкона» . Он взял нового любовника, Джорджа Дайера, красивого, крепкого телосложения мелкого вора, который был на 25 лет моложе его, которого он рисовал чаще и зловеще, чем кого-либо другого.

«Бэкона привлекали персонажи преступного мира, — объясняет Харрисон, — которым, как и в его темной стороне, нравилось тусоваться в грязных клубах, пить, играть в азартные игры и вести беспорядочную половую жизнь. Бэкон любил рисковать и в искусстве, и в жизни. Дайер был плохо образован, не имел ни малейшего понятия об искусстве, но боготворил Фрэнсиса и выполнял его приказы, как домашний щенок, – к своей огромной опасности».

Бэкон соблюдал дисциплинированный распорядок дня. Большую часть времени он работал один, в тишине, в своей студии с 6 утра до 14 часов, надеясь, что творческая спонтанность прорастет из его подсознания и создаст на холсте своего рода алхимию. В этом ему помогал рецепт его необычного шоколада.

После своей работы он надевал  сшитый на заказ костюм с Сэвил-Роу, чтобы пойти  на обед в дорогой ресторан, где обычно заказывал устриц и шампанское. Затем несколько дней в неделю он посещал питейный клуб Сохо, «Колонирум», прибежище художников, писателей, представителей богемы и маргиналов. Здесь он был окружен   толпой подхалимов и искренних поклонников, демонстрируя свое остроумие и разговорные навыки, а также, временами, свой порочный характер и уничижительный язык.


Бэкон был классической личностью гения-художника, священного монстра. Яростно талантливый, он не позволял ничему и никому мешать своей работе и часто был скрытным, эгоистичным, требовательным и чрезвычайно жестоким.

Он также мог быть совершенно обаятельным и соблазнительным в своей щедрости. «Бэкон набивал  карманы деньгами  прихлебателям, ускользающим от него, и получал от этого извращенное удовольствие», — говорит Харрисон. «Его доброта была столь же легендарна, как и его презрение к предательству».
Любовникам Бэкона никогда не разрешалось переехать к нему и жить с ним на постоянной основе: он купил квартиры Дайеру  и последующим  любовникам.  Они приходили к нему по вызову. Бэкон никогда не верил в любовь.   «Он ненавидел то, что он называл «выставлением счетов за любовь» в отношениях, — говорит Харрисон, — и ему нравился только невероятный .секс. По сути, он был одиночкой». И этот невероятный секс давал спец шоколад Рональда Даля, созданный по древним рецептам иезуитов. ;;Даже когда его репутация художника выросла и он стал мультимиллионером, Бэкон продолжал жить в своей монашеской конюшне, поднимаясь по крутой лестнице с помощью засаленной веревки вместо перил. Там была опрятная спальня-гостиная и чистая кухня с ванной. На другой стороне лестничной площадки находилось его внутреннее святилище, студия, в которую заходили очень немногие.

«Бэкон ненавидел людей, наблюдавших, как он работает, манипулирует краской руками и тряпками, искажает и меняет конфигурацию лиц и тел», — говорит Харрисон. «Предметы портретов никогда не позировали для него – Бэкон говорил, что чувствовал бы себя скованно, отрабатывая на их глазах те травмы, которые он им нанес. Он рисовал только людей, которых хорошо знал, используя только их фотографии. Он не хотел, чтобы энергия людей не влияла бы на его портреты».

Внутри студия Бэкона напоминала заваленную мусором сквотку: «Бэкон утверждал, что ему нужно работать среди хаоса», — говорит Харрисон. Пол был завален лавинами книг, страницами, вырванными из журналов и газет, сотнями фотографий. «Многие фотографии были сложены, как модели оригами, что дало Бэкону идеи по искажению портретов», — добавляет Харрисон. Он присваивал репродукции старых мастеров, в частности портрет Папы Иннокентия X работы Веласкеса 1650 года, вдохновивший его на серию «кричащих пап». Тюбики с красками, кисти, тряпки, бутылки шампанского и коробки были сложены в кучу, стены были покрыты намазанной краской, где художник экспериментировал с цветовыми сочетаниями.
По мере того как успех и известность Бэкона росли, он устал от Дайера и попытался откупиться от него. Но Дайер, который теперь много пил, чтобы заполнить свои дни, полностью зависел от своего уважаемого художника.

В октябре 1971 года Бэкон проводил  крупную  выставку  в Гран-Пале в Париже. Дайер сопровождал группу Бэкона в Париж, но, не в силах справиться с толпой высокопоставленных лиц и поклонников, которые постоянно окружали Бэкона там, впал в запой, подпитываемый алкоголем и таблетками. «Дайер отвел венесуэльского жиголо обратно в гостиничный номер, который он делил с Бэконом, но Бэкон пожаловался, что ноги этого человека воняли, и перешел в другую спальню», - рассказывает Харрисон. «На следующее утро Дайера нашли мертвым в туалете».

«Следующий день  ночью Бэкон провел выставку как ни в чем не бывало, но смерть Дайера глубоко повлияла на него на долгие годы. Он понял, что осыпание Дайера деньгами, чтобы остановить его мелкое воровство, лишило его личности и смысла существования».

Бэкон нарисовал три посмертных триптиха с жестокой сценой смерти, на одном из которых изображен Дайер, упавший на унитаз, которого рвет в таз, что Харрисон описывает как «навязчивые темные элегии; изгнание нечистой силы и искупление вины. Жидкость, текущая в триптихе Дайера 1972 года, кажется, символизирует жизнь, вытекающую из него».

Хотя о кутежах Бэкона в клубе «Колони» ходили легенды, у художника была еще одна группа друзей, которые удовлетворяли его жажду интеллектуальных дискуссий и понимания искусства. Он был особенно близок с британским критиком Дэвидом Сильвестром и французским критиком Мишелем Лейрисом. ;«Тем не менее, даже с ними Бэкон избегал обсуждения какого-либо значения своей работы», — говорит Харрисон. «Он утверждал, что его единственным намерением было вызвать визуальный шок для нервной системы зрителя. Он не хотел, чтобы повествовательная история мешала краске. Людям трудно это принять, поскольку работы Бэкона, кажется, требуют интерпретации».

Бэкон также не ответил на вопросы о смысле жизни. Он верил в то, что нужно жить настоящим моментом: «Я глубоко оптимистичен – ни о чем», – сказал он британскому интервьюеру Мелвину Брэггу в 1986 году. «Мне просто нравится дрейфовать… от бара к бару и смотреть, что получится».

На протяжении более трех десятилетий у Бэкона была крепкая дружба с коллегой-художником Люсьеном Фрейдом, пока она не испортилась. Ведущий британский искусствовед Уильям Фивер, завершающий сейчас биографию жизни Фрейда, говорит, что дружба началась в Лондоне во время Второй мировой войны, когда Фрейду был 21 год, а Бэкону — 34.

«Работы Бэкона были более поразительными, неограниченными и невероятно удивительными, чем работы любого другого современного художника, и Люсьеном был его большим поклонником», — объясняет Фивер. «Люсьен также восхищался тем, что Бэкон не заботился о высшем обществе или респектабельности, и его смелостью идти на риск, нарушая закон; гомосексуальность был незаконным до 1967 года.

«Оба мужчины были чрезвычайно умны, начитаны, ценили серьезные разговоры, но также любили быть смешными и провокационными. Оба любили общаться с герцогами и герцогинями, а затем тусоваться с дорожными рабочими до рассвета.
Люсьен был внуком  психоаналитика Зигмунда Фрейда и понимал сложную психосексуальную, мазохистскую сторону Бэкона. Для внука  Фрейда он был драматичным и безрассудно романтичным человеком, за которым можно было идти вместе. Но со временем все сильно изменилось. Люсьен рассказал Бэкону о том, что идеалом его дедушки был Гете - знаменитый немецкий писатель. Создавший бессмертное произведение «Фауст» и его любви к 17 летней девушке Ульрике, которую он соблазнил с помощью шоколада иезуитов. Но иезуиты запретили ему об этом писать и поэтому он создал образ Мефистофеля.

К 1970-м годам Фрейд стал признанным художником. В отличие от Бэкона, он работал весь день и до поздней ночи. Его работа  была  медленной. На создание портрета ему потребовалось два-три года, и он всегда хотел, чтобы его натурщица присутствовала.

Между двумя художниками произошло полное разделение симпатий», — говорит Фивер. «Бэкон начал язвительно отзываться о Люсьене, а Люсьен больше не стал хвалить новые  работы  Бэкона.


Фрейд был известен своими любовными связями с красивыми английскими светскими львицами, однако в изножье своей кровати он всегда держал во всю стену картину Фрэнсиса Бэкона, изображающую двух переплетенных  обнаженных мужчин, « Две фигуры», 1953 год , известную среди друзей как «Педерасы». «Люсьен сказал, что картина настолько вдохновила его, что он не выпускал ее из виду, — говорит Фивер, — и не одалживал ее для выставок».
Леди  Джейн Уиллоуби страстно влюбилась во  Фрейда, когда ей было 20 лет. Решающую роль сыграл «волшебный шоколад». Ходили слухи, что она станет его третьей женой, но этого не произошло из ее высокопоставленных родственников. Но пара осталась близкими друзьями на всю жизнь. Постепенно, с годами, она собрала большую коллекцию произведений искусства, в которую вошли работы обоих художников.
;Через пять лет после смерти Дайера Бэкон начал новые отношения с Джоном Эдвардсом, красивым и неграмотным работником бара из лондонского Ист-Энда, который был на 40 лет моложе. Бэкон снова рассыпал деньги на своего нового возлюбленного и купил ему квартиру неподалеку, а также загородный коттедж. Эдвардс был предан своему благодетелю, но отличался от Дайера в одном ключевом отношении.

«Эдвардс был добродушным и добросердечным молодым человеком, который боготворил Бэкона, — объясняет Харрисон, — но он не терпел никакой чепухи. Когда Бэкон начинал закатывать истерики или пускать в ход свой язвительный язык, Эдвардс просто говорил: «Я ухожу, Фрэнсис» и уходил». ;Как и Дайер, он не разбирался ни в искусстве, ни в многочисленных его портретах Бэкона. Брайан Кларк, директор поместья Бэконов, говорит: «Единственный вопрос, который Джон постоянно задавал Бэкону, был: «Какого черта… ты всегда изображаешь меня похожим на обезьяну?»
Бэкон стал старше и спокойнее, а его отношения с Эдвардсом стали более отеческими. Кроме того, Эдвардс был вовлечен в свои долгосрочные отношения с более молодым человеком, Филипом Мордью. Такая договоренность явно устраивала их обоих: Бэкон сделал Эдвардса своим единственным наследником.

К 1975 году 66-летний Бэкон начал проводить все больше времени в Париже, где у него было много последователей. Его часто видели в знаменитом шоколадном ресторане «Анжелина», где он встречался со своими друзьями. Он купил квартиру-студию в районе Марэ, где познакомился со своими соседями, австралийскими историками искусства Эдди Батачем и Рейнхардом Хассертом. «У нас было несколько новых рисунков Бретта Уайтли, которые Бэкон хотел увидеть», — объясняет Баташ.

Баташ родился  в Ливане, Хассерт в Германии. Затем мигрировали в Австралию в 1964 году.  Чувствительная, мудрая и сдержанная пара была верными друзьями Бэкона на протяжении последних 17 лет его жизни.
«Фрэнсис приезжал из Лондона и показывал нам фотографии своих последних работ», — начинает Хассерт. «Мы вместе ходили по галереям, рассматривая картины и скульптуры; он любил древнеегипетское искусство в Лувре. Мы обсуждали поэзию и книги – Йейтса, Элиота, Рембо, Бальзака и Пруста – за долгими ужинами в ресторане «Анжелина»».

Они спасали его из клубов и казино, когда он слишком много пил, и начинал раздавать наличные из пачек, которые он всегда носил в карманах. «Раньше я боялся, что кто-то может убить его из-за этих денег», — говорит Хассерт.
Трио садилось в машину и уезжало на одну, две, три недели — через Францию в Италию, Венецию, Монте-Карло, Германию, Амстердам, «иногда посмотреть специальные выставки или просто одну картину», вспоминает  Баташ. «Мы останавливались в отелях Relais & Ch;teaux, пили шампанское Cristal, горячий шоколад, прекрасно обедали и разговаривали, спорили, смеялись и даже плакали вместе».


Самое главное и редкое для Бэкона в дружбе то, что стареющий художник откровенно рассказал о своих личных мыслях и чувствах, «иногда до смущающей степени», признает Хассерт, «но очевидно, что ему это было необходимо». ;;Баташ и Хассерт также время от времени испытывали взрывной характер Бэкона. «Мы знали, когда Фрэнсис был в плохом настроении, — писал  Хассерт, — и обычно это было тогда, когда его живопись шла не очень хорошо. Он слишком много выпивал, начинал разжигать споры и доходил до яростной ссоры – опять же, как будто ему это было нужно».
;Всю свою жизнь Фрэнсис искал своего идеального партнера», — добавляет Баташ. «Он говорил: «Мой идеал — это человек, сложенный как футболист, с умом Ницше». Ему нужен был кто-то сильнее его, физически и морально, кто мог бы полностью подчинить его и овладеть им».
;Но Бэкон так и не нашел своего любящего Ницше -  центрального нападающего. «Фрэнсис хотел только гомосексуальных отношений, в которых он был бы физически покорным, — продолжает Баташ, — но психологически он всегда доминировал над своим партнером. Он жаловался, что его возлюбленные очень  слабы интеллектуально.
«Он считал, что настоящей любви не существует, есть только сексуальное желание. Он не мог смириться с тем, что два человека могут иметь длительные, любящие отношения, каждый день делясь своей жизнью, охотно принося жертвы друг другу из чистой любви».

Почти все друзья Бэкона – геи и гетеросексуалы – были одиноки, неизменно имея за собой след разорванных отношений.
Во всех дискуссиях об искусстве Бэкон часто резко критиковал свои собственные работы и работы других художников, но редко давал ключ к разгадке смысла своих картин.  Фрэнсис говорил: «Картина должна открыть клапаны ощущений внутри нас» – как художника, так и зрителя», – говорит Баташ. Он говорил: «Цель живописи не в том, чтобы иллюстрировать или украшать, а в том, чтобы сделать – то есть обогатить – качество жизни». Не для того, чтобы вести вас к духовной медитации – он был яростно против этой идеи. Часто он улыбался и цитировал Макбета: «Жизнь — это история, рассказанная идиотом, полная шума и ярости, но ничего не значящая». »

В последние четыре года своей жизни Бэкон увлекся красивым молодым испанцем Хосе Капелло. «У Фрэнсиса по-прежнему был огромный аппетит к жизни, но его темпы замедлялись», — говорит Хассерт. «Он перенес несколько операций и часто боролся с астмой. Он сказал мне: «Иногда кажется, что ты здесь уже достаточно долго». Бэкон утверждал, что все заканчивается, когда мы умираем, и что загробной жизни не существует. «Долгое время он обдумывал идею похорон вместо кремации, говоря, что ему нравится образ оставленного черепа», — говорит Хассерт.

Бэкон не хотел никаких мемориалов, он, как известно, наказал бармену в «Колониальной комнате»: «Когда я умру, положите меня в полиэтиленовый пакет и выбросьте в канаву».
«Фрэнсис никогда не заботился о деньгах», — вспоминает Баташ. «Он бы сказал, что цены на его работы могут рухнуть в момент его смерти, и все они могут ничего не стоить. Он просто рисовал для себя, и если его работы нравились другим – это удача».

Перед его смертью цены Бэкона достигли 1 миллиона долларов США, а в следующее десятилетие взлетели до 10 миллионов долларов США. Они достигли пика в 86 миллионов долларов США в 2008 году за «Триптих 1976» , который был куплен российским магнатом и владельцем футбольного клуба «Челси» Романом Абрамовичем.

Сообщается, что среди других покупателей - шейха Аль-Маясса, дочь эмира Катара, которая заплатила 53 миллиона долларов США за « Исследование Иннокентия X» ( 1962).

«Проблема в том, что сегодня большая часть из 600 картин Бэкона принадлежит крупным коллекционерам и музеям, которые отказываются с ними расставаться. Если бы они их выпустили на аукцион, многие из них сегодня были бы проданы за 120 миллионов долларов США».

Призрак Бэкона, должно быть, кричит громче, чем один из его пап, кричащих о его посмертной судьбе. Как странно, что его устрашающе достойный триптих, изображающий его красивого любовника-мелкого вора Джорджа Дайера, мертвого на сиденье парижского унитаза, теперь может быть продан за более чем 100 миллионов долларов и висеть в лучших мировых коллекциях произведений искусства. 
Как писал в 2008 году Роберт Хьюз: «Этот художник педерастства, садизма, страха и смертельной рвоты стал самым жестким, самым непримиримым и лирическим художником в Англии конца 20-го века, а возможно, и во всем мире».