Возвращение -2. Глава 8. Метро. Повесть

      Предыдущая глава 7.   http://proza.ru/2024/02/13/37

       Глава 8. МЕТРО

      Наступили дни, наполненные теплом общения, радости и понимания, когда никуда не нужно было торопиться.

      Женя рассказывал о своих поездках с отцом на машине во Францию, Италию, Испанию. Он был неплохим рассказчиком. Память выхватывала то одни, то другие минуты духовного общения с отцом. И ему было обидно, что в суматохе жизни в маленьком городке на чужбине таких минут было сравнительно мало, а в совместной поездке за месяц по Европе вдруг спрессовалось в памяти такое множество открытий, поглощения событий, ясности видения, откровений и проникновенности чувств.

     И для Саши, и для Жени их, наконец-то, обретенная свобода от внешних факторов, давнее желание встретиться в Москве дали возможность примерить на себя супружескую жизнь. Выдержат ли они в будущем взаимный гнет себялюбия, эгоцентризма, неумения слушать и слышать друг друга? Или, вообще, лучше сейчас пронестись друг возле друга. Как в весеннее половодье на реке, подчиняясь только силе несущейся воды, проплывают рядом такие независимые, неуправляемые никем льдины-судьбы, иногда застревая в торосах у берега, толкаясь и топя более мелких попутчиков, стремясь под бездонной синью неба на середину, на протоку, на свободу от зимнего плена.

    Они гуляли по ярко разукрашенным улицам и площадям со сверкающей роскошью расцвеченных огнями деревьев, столбов, в свете затейливой и дорогостоящей, бьющей по глазам навязчивой рекламой бесконечных кафе, магазинов, новогодних елок, исторических памятников старины, среди толп экскурсантов и просто жителей столицы по Красной площади, по Тверской улице, возле Большого театра.

     И хочется все впитать, запомнить, запечатлеть в памяти телефонов, фотоаппаратов, в собственной памяти, чтобы ночью от переизбытка чувств, выбросить в Сети по инерции, по болезненной привычке к виртуальному общению, ожиданию любой, даже негативной реакции, к шевелению интереса вокруг твоей собственной персоны, внутреннему желанию быть увиденным и услышанным.

     Саше это было не нужно. Ежедневное увлечение и устремление в «Одноклассники» прошло через полгода, когда вдруг заметила, как начал таять, словно снег на мартовском солнышке, медленно и неуловимо ежедневный азарт постоянных встреч с новым романом, со сборниками стихов.

     Ей достаточно было всех впечатлений эгоистично, лично для себя. Иногда она ловила себя на мысли некой ущербности в том плане, что ей вовсе не хотелось  никакой публичности, но ведь никто и не заставляет людей выставляться со своими эмоциями на открытый просмотр.

     Интернет пугал своей вседозволенностью, невозможностью закрыться, спрятаться от всевидящего ока, даже, если по собственному желанию влез в это загадочное нереальное пространство.

     В день закончившихся каникул для всей страны, одиннадцатого января, Саша без потягиваний выскочила под душ раньше Жени, словно где-то в голове сработал заведенный на всю жизнь именно на необходимость работы будильник без стрелок и циферблата, — пора на уроки, поторапливайся! И даже неприятный, какой-то неясный, бесцветный серый сон не насторожил, не предупредил о грозящей неприятности, даже угрозе жизни.

     Звонок накануне успокоил: «Да, Третьяковская Галерея на Крымском мосту после праздничных дней работает в обычном режиме, приходите!». Женя тоже не стал разлеживаться — путь до офиса фирмы был, по его словам, достаточным, чтобы уверенно застрять в пробке.

     Ранний выезд на холодную неприветливую заснеженную улицу, бесцветную, с потемневшими прочищенными тротуарами, наезженным асфальтом, без экстремальных выше колен снежных заносов, со звонким морозцем, когда с опушенных инеем деревьев и проводов льются щедрые кристаллические охапки, словно специально выращенных ночью кристаллов самой необычной заморозки в холодильниках зимы, — вдохнул энергию и радость предстоящей встречи.

    — Ты возьми такси, когда домой соберешься, или мне позвони. Вырвусь на часок, сегодня все равно будет неполноценный день, — Женина машина смешалась с другими в уличном транспортном потоке, а Саша постаралась не отставать от деловых целеустремленных москвичей, смотрящих под ноги на скользком леденистом асфальте, торопливо спешащих на пешеходных переходах, вливающихся и выливающихся из троллейбусов и автобусов, стремительных проворных маршруток.

    Это был город, к ускоренному ритму жизни которого нужно было привыкать с малолетства, получая прививку, когда мама с коляской бегала по магазинам и поликлиникам, рассчитывая только на себя. Когда тащила сонного, не проснувшегося ребенка без машины в детский сад, а потом — в школу за три или четыре остановки, на чем придется, чтобы только никуда не опоздать.

     Магазины были пока закрыты. И город с потушенной рекламой сказочного волшебства напрягал каждого — отдых закончился, «хватит валять дурака», впрягайся в обыденность до конца все-таки укороченной недели.

     Саша озябла и до открытия музея удачно нашла уже открывшееся небольшое уютное кафе, где аппетитно пахло мандаринами и ванилью сдобы.

     Четыре часа в мире картин — это было как исполнение давнишней, еще детской мечты, когда летом просто не удалось попасть вместе с мамой из-за нехватки времени после многочасового стояния в очереди приезжих туристов из разных стран мира. А в другой приезд уже самой — музей был закрыт на ремонт.

     И после Третьяковки черт понес ее в метро.

     Это непередаваемое ощущение — быть в огромном городе, где существует еще особенный подземный мир с роскошными расписными залами, лабиринтами туннелей, чудо-лестницами, стремительными поездами, и получить возможность сравнить неповторимость и уникальность убранства залов, глубину и непохожесть трех крупнейших метрополитенов Москвы, Санкт-Петербурга, Киева и скромного метротрама Волгограда. И еще сравнить свое детское восприятие волшебного мира чудесной сказки и свое мироощущение провинциалки, отличное от привыкших к удобному средству передвижения коренных москвичей.

     Спустившись вниз по эскалатору, невольно обратила внимание на необычную многолюдность толпы, которая подхватила Сашу с ее желанием испытать ежедневные чувства стремящегося на работу москвича на подземных переходах с привычкой всегда экономить время.

     Толпа на новом уровне только увеличивалась с каждым новым выбросом приезжающих ритмично электропоездов.

     И вдруг подземный вестибюль заполнился так плотно, что движение этого потока подхватило ее, Сашу, как листок, плавно и независимо скользящий по поверхности воды, вдруг попадает в водоворот, несущийся по своим законам и траектории воды. И вот он, листок, втянут в эту круговерть, и от него, от его воли теперь ничего не зависит, и он — лишь бездействующее лицо в чужой игре, выполняющее все ее условия.

     Это чувство тонущего листка испытала вдруг Саша, когда подхваченная людским потоком, видела вокруг себя десятки лиц женщин, мужчин, сжатых, спрессованных в один неразделимый клубок. Не подчиняющийся твоему разуму, желанию, воле, с каждой минутой сжимающийся и зажимающий каждого в своей человеческой пробке, медленно устремляющийся в направлении, где был выход на поверхность, на свободу.

     И Саша вдруг вспомнила кадры из американского фильма, где в давке Нью-Йоркского метро герой шагал по плечам и спинам сбившегося человеческого монолита.

     И ей стало страшно по-настоящему, что этот теплый сквознячок прогоняемого механизмами воздуха, вдруг неожиданно прекратится. И весь углекислый газ, выдыхаемый сотнями, каким-то неожиданным образом спустившихся в данный момент на данной подземной станции людей, станет единственным воздухом, как на затонувшей на большой глубине подводной лодке, и всем придет конец.

     И такие же испуганные глаза она увидела у нескольких несущихся рядом по течению человек, а впереди были только безмолвные шапки, капюшоны, шарфы, безразличные спины, на которые давили другие спины, в надежде ускорить медленное, шаг за шагом продвижение к спасительному эскалатору.

    И вдруг опять внутри шевельнулся малыш.

    «Разбудила своим страхом, идиотка!" — Саше хотелось прислониться к мраморной стене, упереться во что-нибудь твердое, надежное, чтобы тебя не толкали со всех сторон, не давая возможности даже поднять руку, чтобы поправить, придержать, готовую свалиться с головы пушистую меховую шапку.

     Но до стены было очень далеко.

     — Вам плохо? — незнакомый молодой человек без головного убора, с намотанным красным шарфом поверх черной дутой куртки, на две головы нависший над толпой, крепко подхватил Сашу под руку. — Держитесь, будем пробиваться, как атомоход через льды Арктики!

     И от его мальчишеской улыбки, крепких рук, простого человеческого участия, его силы, роста Саше вдруг стало легче дышать, а, может быть, заработала новая установка по прогонке воздуха и добавили кислорода.

    — Держитесь! Еще немножко нужно потерпеть. Сейчас нас вынесет на нужный фарватер!

    И вдруг исчез страх остаться внизу навсегда. И первая ступенька эскалатора, куда Сашу буквально втолкнул незнакомец, сдерживающий напирающую со всех сторон толпу, и медленно, как показалось ей, переполненная, устремляющаяся все-таки вверх движущаяся лента, позволили, наконец-то, свободно вздохнуть и выдохнуть  теплый сжатый воздух подземелья.

    Их вместе толпа вынесла на улицу. И Саше захотелось сесть на грязные ступеньки, чтобы снять напряжение последнего часа. Но она побоялась шевельнуться, замерла, потому что резкая боль вдруг пронзила плечо над левой ключицей.

    — Что, сердце? Успокойтесь. Сейчас пульс послушаю. Я студент третьего курса медицинской академии! — он уверенно снял с Сашиной левой ладони вязаную варежку, большими длинными пальцами прижал запястье:

    — Немножко учащенный, но наполнение нормальное. Вдохните глубоко. Нет боли? Вот и хорошо. Вы где живете?

     Саша назвала адрес.

     — Я этот район знаю. У вас деньги на такси есть?

     На улице начинала мести поземка, заметно усилился мороз. На асфальте были видны уже замерзшие отчетливые следы больших ботинок, а на шоссе клубилась под колесами машин мешанина из грязи реагентов и летящего снега

     — Меня зовут Вячеслав. Доставлю вас домой, родным сдам с рук на руки. Вы ребенка ждете? У вас просто стресс приезжей. Редко, но такие пробки случаются. Тысячи ведь вернулись на работу. Я тоже приезжий. Из города Энгельса Саратовской области. Слышали про такой? — Саша даже ойкнула — земляк спас землячку в многомиллионном городе.

     Вячеслав достал из кармана черную шерстяную шапку, натянул на уже мокрые волосы, помог сесть Саше на заднее сиденье такси, и сам тут же познакомился с водителем, веселым украинцем из Херсона.

     Но Женя даже в лице изменился, когда зашел в квартиру и застал их вдвоем на кухне, распивающих чаи. Слава, представившись, предложил изумленному Жене выйти на несколько минут в соседнюю комнату для серьезного разговора, чего Саша с ее решительностью допустить не могла:

     — Слава, говори тут же при мне, при нас! — поправила она.

     — Саше в ее положении нужно показаться хорошему кардиологу. И никаких метро! Вы знаете, какие у нее были там, внизу, зовущие, отчаянно-печальные глаза? Я просто не мог пройти, протиснуться мимо.

     И Саша успела разглядеть его карие выразительные глаза и черные длинные ресницы, пока он записывал номер своего телефона на Сашин сотовый телефон. А потом Вячеслав пожал Жене руку, как хорошему знакомому, заметив уже в дверях:

    — Все будет нормально. Только ребеночка больше не пугайте! — и ушел.

    А Саша поняла по виду Жени, что она его совсем не знает. Точнее, знает как влюбленного, любимого, но сейчас он стоял такой сердитый, напряженный, даже злой, непонятно, из-за чего. Из-за ее легкомысленности, что привела совершенно незнакомого, здорового, молодого парня в дом, поверив ему на слово, что земляк, а это, по меркам большого города, было равносильно чуду не свершившегося преступления? То ли из-за той опасности, которой подверглась сама и подвергла жизнь маленького беззащитного существа в метро? То ли из-за проблемы с сердцем?

     — Сашка, мне хочется всыпать тебе ремня. Завтра поедем с утра в кардиоцентр! Давай-ка ложись спать, дорогая! — он вышел из спальни в зал, потому что Саша стеснялась при нем раздеваться, выталкивая его за дверь или уходя в ванную комнату.

     Женя открыл ноутбук, чтобы завершить кое-какие расчеты, но перед глазами стояла картина, нарисованная этим студентом: давка в переполненном метро глубоко под землей, и его Саша, там, в толчее. И боль в сердце, не предвещавшая ничего хорошего. И этот симпатичный парнишка с его ста семьюдесятью пятью сантиметрами роста, на десять лет моложе его, Жени. И, если быть откровенным, то недовольство    самим собой: самовлюбленным, самоуверенным, так много наобещавшим Сашеньке,  фактически почти на две недели брошенной им в одиночестве в огромном, безразличном к судьбам людей огромном городе.


        (продолжение следует)

     Следующая глава 9. http://proza.ru/2024/02/13/789