Жениться не воды напиться

Любовь - искусство, которому мы никогда не учились и которым мы все владеем.
Бенито Перес Гальдос

Первая часть.
Степан сидел на лавочке около палисадника своего дома.
Сгорбленная фигура старика похожа на засыхающее дерево. Так бывает тогда, когда нет уже сильных эмоций, чувств.

Сумерки медленно вползают в село. Становится зябко, но в дом идти не хочется.
Рядом на столбике изгороди приютился кот.. Весь вид его говорил о грусти и печали. Степан погладил кота по мягкой шёрстке.
- Ну что ты, Василий, приуныл. Мы с тобой ещё о-го-го. Чувства на донышке имеются. Рано нам засыхать.

В конце улицы замаячила женская фигура. В груди бабахнуло: "Любаша".
И тут же понял, что этого не может быть. Давно уж нет Любоньки.

- Степан, Стёпушка, ты чего это не отзываешься? Зову, зову тебя. Заснул, что ли? Ой, да и Васька с тобой. Вернулся гулёна.
На крыльце в одном халатике стояла Катерина, жена Степана.
- Пойдём в дом, замёрз поди? Ужин давно уж на столе. Пирог твой любимый дошёл в печи. И кота забирай. Ты посмотри - худой-то какой, - продолжила Катерина, с жалостью посмотрев на Ваську.

Степан поднялся, ещё раз глянул в конец улицы. Улица была пуста. Знать, померещилось.

Ночью не спалось. Проворочался до самого утра. Что за наваждение? Не идёт Любаша из головы. Уж сколько лет прошло, почитай вся жизнь, а поди ж ты - всё помнится.
Лунная дорожка перламутром осветила лицо жены. Катерина улыбалась во сне.

Степан вздохнул. Славная, добрая у него жена, мать заботливая, бабушка ласковая. Внуки в ней души не чают.
Осторожно укрыл ее плечи одеялом.

А перед глазами тот горький день.
Всё было, как вчера.
Вот он, нарядный, весёлый, торопит отца и брата собираться быстрее. А отец, Макар Степанович, шутит:
- Что, Стёпка, боишься, что Любонька твоя передумает? Не трясись. Слово дала, значит, ждёт. Пусть поволнуется. Сватовство - дело серьёзное. Не на гулянку, чай, зовёшь.

Сани легко и весело, под стать настроению Степана, скользили по искрящемуся снегу. Глаза слепило от такой игры солнца со снежинками.
Вот и поворот с горки в проулок родительского дома Любы.
Дом большой, ладный, кое-где с торчащими по стыкам лоскутами пакли. Новый пятистенок.
Отец у Любы - мужик мастеровой.

Сердце Степана зачастило: у ворот стояла Люба в накинутой на плечи шали, крепко сжимая её у самого горла.
Русые косы, как два весенних ручейка, бежали поверх пухового платка.
"Чего это она? Холодно, простынет ещё", - тревожно ворохнулось в груди Степана.
Сани ещё не остановились, а он уже бежал к своей Любоньке.
Отец и брат, почуяв неладное, остались сидеть в санях.

А потом весь белый свет разом почернел для Степана.
Отказалась Люба выходить за него замуж.

Петр, друг его, на неделе вернулся из армии. Знал Степан, что тот неравнодушен к Любоньке, да только не думал, что друг уведёт любимую из-под носа.

Накануне сам же и рассказал Петру о своём счастье, о том, что Любаша дала согласие стать женой.
Ещё два дня назад её лучистые глаза с лаской и нежностью смотрели на него.

А теперь стоит она перед ним, голову опустила, словно, боится смотреть прямо в лицо и говорит страшные слова.
Про Петра, про себя. Просит, чтоб простил их. Что-то ещё говорит, да Степан словно оглох: "Как же так? Всего один день разлуки с Любой зачеркнул всё, что было между ними".

Не стал слушать Степан Любу, развернулся и быстрым шагом, почти бегом, направился к лошади.
Горло давит, рвет криком и стоном. Грудь стянуло тугим обручем.
Вся жизнь Степана прямо сейчас рухнула в бездну. Хотелось кричать и проклинать всё и вся на свете.

Выхватил поводья у отца, со всего маху стеганул лошадь так, что та отозвалась громким и жалобным ржаньем.

Сани вихрем неслись по улице, из-под полозьев летел снег, оставляя за собой снежную бурю. Встречный народ еле успевал уворачиваться. Сани на поворотах кренились так, что отец с братом могли вылететь из них.
Отец что-то кричал и пытался выхватить вожжи у Степана. А тот, словно в горячке, стегал и стегал бедную лошадь.
"Предала. Как она могла? Ведь была любовь, была. И сейчас есть! Как её вычеркнуть, каким калёным
железом выжечь?" - набатом гремело в висках и отдавалось болью во всем теле.

Мысли путались и спотыкались друг об друга, крутились так в несчастной голове Степана, что он не мог сосредоточиться ни на одной из них.

Но одна все же сумела зацепиться в его воспалённом сознании.

Степан ослабил вожжи, натянул их на себя, и остановил сани.
Соскочил, уткнулся в, дышащий паром, бок лошади. Что-то шептал ей. Может, прощения просил за свой гнев. Может, с любовью своей прощался.

Постоял так минуты две, пригоршней снега охладил лицо, развернулся к отцу и хриплым голосом прокричал: "Что она одна разве в селе? Держитесь крепче и веселее, свататься едем"


На другом конце села в Заречье жила тихая, неприметная девушка.
Звали девушку Катериной. Степан давно заприметил, что краснеет и смущается она при виде его. Вот к ней и направил лошадь Степан.

Хотелось Макару Степановичу отговорить сына от поспешного решения. Но глянул в его лицо, мокрое то ли от снега, то ли от слез, понял, что ни к чему языком трепать, если ничего путного сказать не можешь.

Степан отвлекся от воспоминаний. Глянул в окно. Заря уже румянилась.
"Сегодня морозно, знать, будет. Вона рассвет какой яркий.
Вставать пора. Зимой светает поздно".

Катерина уже поднялась. Тихонько, чтоб не разбудить мужа, вышла из спаленки.
А он так и не заснул, только зачем ей это знать. Степан жалел её и берёг.

Жена всегда была ровной, улыбчивой. Все дела по дому делала незаметно и быстро. По утрам на кухне Степана обязательно ждал вкусный завтрак. Всё у неё получалось легко и просто. А как поёт! Аж сердце замирает.
Вспомнил всё это Степан и тепло улыбнулся.

Прожили жизнь дружно, в согласии. Четверых деток родили. Трёх сыновей и красавицу дочку.
Сыновья замечательные. Невестки заботливые, уважительные. Дочь в городе живёт. Муж у неё добрый. Внучка Дашенька, младшенькая, часто гостит у деда с бабой. В городе в студии занимается. Уж больно студия мудрёно называется. Степан никак запомнить не может. Одним словом, рисовать учится. Портреты бабушки и дедушки в доме на стенке висят.
Но не сразу так случилось.

Вспомнил молодые годы с Катей.

Первые дни, даже не дни, а месяцы после их свадьбы, Степан не замечал жену. Жили, как чужие.

Днём Степан допоздна был на работе. Зимой в колхозных мастерских, а лето и осень - самая горячая пора в колхозе для комбайнёра. Домой приходил уж к ночи.
Жили они с родителями.
Маленькая спаленка не объединила молодожёнов. Спали порознь. Катя на кровати, а он на полу. Родители, конечно, обо всём догадывались, но вразумить Степана не могли.

Видел и знал Степан, что ломает жизнь не только себе, но и Катерине, но не мог он по-другому. Душа разлетелась на кусочки в тот горький день, а в сердце занозой была Люба.

Свекровь, Евдокия Ивановна, жалела невестку, была ласкова с ней.

На другой день после свадьбы на окнах их дома появились новые занавески.
Евдокия Ивановна хвасталась соседкам, говорила, что это из приданого снохи.
Хотя занавески были не Катерины.
Свекровь таким образом пыталась показать всем, что у них в семье полный порядок.

Доброе отношение свекрови Катерина видела. Сама во всём старалась угодить Евдокии Ивановне. И со скотиной управиться, и в кухне со стряпнёй, и в огороде с грядками. Простая и добрая, выросшая в деревне, она не чуралась никакой работы. Хотя это и не требовалось. Евдокия Ивановна относилась к ней, как к дочери, да и называла её доченькой. Постоянно нахваливала и всегда делала это при Степане.
Заботой окружила свекровь молодую невестку. Оберегала всячески. Она верила, что у молодых всё сладится.

Да и Макар Степанович не раз пытался и добром, и сурово завести разговор с сыном, но тот обрывал его, мрачнел и уходил из дома.

Мучился и сам Степан, осознавал, что так дальше жить нельзя и надо решать, как развязать образовавшийся в его жизни узел, который он же и затянул. Только не знал, какой конец верный, за какой потянуть. Два конца, два решения - жить с Катериной по-людски, как с женой, или вернуть Катерину её матери. На последнее решиться было страшно. Этим поступком он опозорит
девушку. Кто её потом замуж возьмёт?

Да и Катерина всё понимала, всё знала. И про Любу, и про сватовство.
Сама уйти от Степана не могла. Любила она его сильно.
Каждое утро зачарованно следила за движениями его больших рук, которые крепко держали кружку с молоком или с хрустом ломали корку только что испечённого хлеба.
При мысли, что эти сильные руки могут её обнять, бросало девушку в жар, а сердце начинало бешено колотиться.
Чтоб никто не заметил её смятение, уходила во двор.

Ещё в той жизни, до сватовства и свадьбы, Катерина каждый раз при виде Степана замирала и заливалась стыдливым румянцем. Однажды он спросил её со смехом: "Что, нравлюсь?".
На что она смущенно закрыла лицо руками и убежала.

И вот теперь он рядом, а ей горько и одиноко. Тихо плакала по ночам в подушку. Утром поднималась с красными от слёз глазами. Она ни о чём не просила его, не умоляла. Терпела безразличный взгляд, которым он изредка скользил по ней. Терпела равнодушие, нежелание с ней разговаривать.

Люба с Петром между тем так и не поженились. Хороводились они месяца два, а вот сватов он заслал в другой дом, к другой девушке.
А следом отец Любы продал их красивый пятистенок и всё семейство покинуло село. Говорили, что уехали куда-то в Сибирь к родственникам. Много чего ещё болтали про Петра с Любой. Сплетни они как вольный ветер в траве. Пошуршат, пока сила есть, да и успокоятся.

Узнал об этой новости Степан от матери. Ни секунды, ни минуты не раздумывая, оседлал коня и к Петру. Внутри всё кипело. В дом заходить не стал, вызвал его на улицу. Только Пётр появился в воротах, Степан со всей своей недюжинной силой ударил его. От сильного удара и неожиданности Пётр свалился на землю. Загородился руками, ожидая следующего удара, но подниматься и не думал. Только Степан снова занёс руку, как из дальнего угла двора выбежала с вилами мать Петра.

Опустил руку Степан и ухмыльнулся:
- Не бойся, тётка Лукерья, убивать не стану. Много чести для него. Раньше надо было это сделать, да Любу жалел. Думал, у них всё по-настоящему. А оно вона как на поверку оказалось.

Плюнул на лежащего Петра, потянул коня за поводья, и пошли они за околицу, к реке.

Любил Степан сидеть на берегу и смотреть на спокойную воду. Часто приходил сюда, чтоб собраться с мыслями, если была какая-то закавыка в делах. Казалось, что время здесь останавливается и можно не спеша подумать о жизни.
Вот и сейчас он наблюдал за бегущей водой и размышлял о том, что так терзает и мучает.

Постепенно Степан успокаивался.

День близился к закату. Причудливые формы облаков окрасились в разные оттенки цветов - от оранжевого до красивого фиолетового.

Уже кое-где проснулись сверчки и принялись настраивать свои маленькие скрипочки.

Домой. Там беспокоятся и ждут.

И снова бегут денёчки один за другим, похожие как близнецы. Ничем не радуют и ничего не меняют, как вода сквозь пальцы, не удержать и вдоволь не напиться.

Но поворотный момент приближался. В жизни не бывает так, чтоб назревало, болело, а потом само рассосалось.

Так и в этой истории - однажды рвануло с грохотом, с плачем, с криком.
____
Вторая часть.

В один из дней, в самый обычный утренний час, Катерина после дойки наполнила кружку парным молоком и протянула её Степану. Знала, любит он такое молочко.
Что тут началось. Степан со словами:
- Кто тебя просил? - резко поворачивается и этим самым выбивает кружку из её рук.
Кружка с грохотом разбивается. Молоко растекается и окрашивает половицы в белесый цвет.
Катерина, закрывает лицо руками, выскакивает во двор. Евдокия Ивановна кидается за невесткой, но Макар Степанович останавливает её.
Степан же машет с досады рукой, вылетает следом. Понимает,что обидел, пытается взять её за руКу, но она отталкивает его. Гневно, с горящими глазами полными слёз, с пылающим лицом кричит, отделяя каждый вопрос паузой:
- Что тебе от меня надо? Не мила тебе? Не нужна тебе? Разговаривать брезгуешь? Так и скажи. Сама уйду. Хватит издеваться надо мной. Я тебе не Любка-предательница.

Степан очумело смотрит на Катерину. Где та незаметная, робкая и тихая Катя? Перед ним совершенно незнакомая, красивая и чужая девушка.

Видит в её глазах обиду и понимает: виноват, кругом виноват.

- Прости, Катя, - тихо произносит Степан. Стыд огнём охватывает его душу.

Так и стоит один во дворе и удивляется перемене, произошедшей в Кате.

Вечером в спальне попросил Катерину не уходить.

Прошёл месяц, и всё вроде бы вернулось в свою колею, но между ними часто возникали неловкие паузы, смущение, улыбки.

Евдокия Ивановна украдкой утирала слёзы радости, когда видела стеснение, неловкость сына и невестки друг перед другом. Перед сном просила Бога, чтоб всё у них сладилось.
Макар Степанович только в усы улыбался, да Евдокии Степановне хитро так подмигивал.

Вот так на цыпочках, на пальчиках осторожно в дом зашла любовь.

Вот тут можно бы и закончить эту историю. Но...
Случилось ещё одно событие, которое коснулось всех героев.
____
Как-то утром прибежала соседка. О чём-то долго шепталась с Катей на кухне. После их шушуканья Катя стала, как будто сама не своя. О чём-то задумывалась, вздыхала, отвечала невпопад.
Степан заметил эту перемену сразу, да за хозяйскими делами закрутился, не спросил, что ей наговорила соседка.

А тут и сумерки сгустились.
Бросил поводья вечер и устроился за окнами на ночь под бесшумный полёт снежинок.
В доме светло, тепло. В печке огонь потрескивает, весело шумит. Васька, свернувшись клубочком, спит безмятежно. Уютно в доме.

Хлопнула дверью Катерина. "Пошла, наверное, к корове Зорьке. Та чего-то заскучала" - промелькнуло в голове Степана.

Но вернулась быстро.
Не отрываясь от дела, смазывал дверной замок из сеней, Степан обеспокоенно спросил:
- Как Зорька?
А в ответ тишина.
"Неужто померла?" – с этой мыслью развернулся к двери и замер.

У порога стояла незнакомая женщина. Но что-то в ней было такое, что заставило Степана заволноваться. А потом одними губами, осипшим голосом спросил:
- Люба? Откуда ты? А где Катя?
Понимая, что последний вопрос был не к месту, добавил:
- Проходи.

Так вот почему воспоминания не давали ему покоя последнее время. Чуяло сердце.

А она не прошла, так и стояла у порога. Степан, вглядываясь в её лицо, отметил, что постарела. Только глаза все такие же лучистые. Или, может, это свет от лампочки так играет? Узнал Степан Любу даже под множеством тонких морщинок.

Сердце застучало так сильно, казалось, что и Люба слышит.

Оба молчали. Люба тоже вглядывалась в лицо Степана. Что она хотела там увидеть?

Молчание прервала сама гостья. Стряхнула с пушистой шапки снег и поправила волосы. Когда-то туго заплетённые в толстую пшеничную косу, а сейчас короткие, словно мукой присыпанные.
Тихо поздоровалась:
- Здравствуй, Степан, - и продолжила скороговоркой, боялась, что Степан перебьёт.
- Не беспокойся, я сейчас уйду. Катерина во дворе. Хорошая она у тебя. Верную ты тогда жену себе сосватал.
Вот приехала. Потянуло так сюда, ночами спать не могла. А увидела родные места - и воспоминания захлестнули.
Да чего уж тут секреты строить, да таиться? Теперь уж нечего.
Прощения у тебя просить пришла. Сама не понимаю, как так я могла тогда? Да, не об этом хочу
сказать тебе.
Прости, если можешь, не держи обиду.

Она повернулась было уйти, но Степан остановил её:
- Да, я давно уж простил тебя. Ты сама-то как?

- У меня всё хорошо. Муж, дети, внуки. Всё, Степан, пошла я. Катя тебя ждёт.

Дверь за ней закрылась. Он стоял и не мог понять, что сейчас произошло. Но чувствовал, что душа освободилась от чего-то тяжёлого и лишнего.
Вдруг как молния ударила в голову: "Где Катя?"

Быстро накинул душегрейку, вышел во двор. Катя сидела под навесом для дров. Подошёл, обнял её за плечи. Катерина подняла к нему лицо. Степан увидел глаза, полные слёз.
- Катенька, родная моя, ты чего плачешь? Всё хорошо у нас с тобой.
Она прильнула к нему и часто-часто зашмыгала носом.
- Пойдём лучше в дом чай пить. Шанежки-то ещё остались? Пойдём, моя хранительница очага нашего.
При этих словах Катерина удивлённо вскинула на него мокрые от слёз глаза. Никогда муж таких слов ей не говорил. Степан смущённо заулыбался:
- Тебя так Дашенька назвала. На уроке в школе читали рассказ про хранительницу очага. Вот она тебя этими словами и определила.
Так оно и есть. Ты хранительница нашей жизни. Спасибо судьбе за то, что ты есть у меня.

Старики поднялись по ступеням крыльца. Вошли в дом и крепко закрыли за собой дверь.