Рояль в кустах для Белой студии 6

 Гость.
    А самые яркие впечатления, пожалуй, остались от паломничества в Грузию и двух поездок на Пасху в Святую Землю.

       Ведущая. Вы  были, наверно, и на схождении Благодатного огня?
       Гость. Да, дважды довелось быть в это время в храме Гроба Господня. Один раз меня на пути туда сбили с ног и чуть не затоптали...Но это удивительное единство, это ожидание, это пение, блистание вспышек под сводами и буквально разлетающийся по Храму огонь — всё это потрясающе...Радость великая!
    А еще невозможно забыть реальное чудо, случившееся со мной в Святой Земле. Расскажу вкратце и, поверьте, не для «самопиара»...Мы шли по дороге среди каменистой пустыни, направляясь к монастырю св. Иоанна Хазевита. Я очень устал, и в голове промелькнула мысль: «Жаль, что это не Крым, там бы хоть палку какую нашел...». И тут, после этих слов, появляется кто-то и вручает мне бамбуковый посох. Кто это был и куда он исчез — в памяти моей стёрто, но явно уж не из наших… Остались фотографии, в том числе в Сионской горнице, где я с этим высоким посохом. К сожалению, впоследствии он сломался в маршрутке, а обломки его в Киев я не привез...
       Но невозможно забыть и Грузию, особенно Мцхету. Впечатление, пожалуй, не меньшее, чем от Иерусалима. У нашей небольшой группы паломников из Киева было немало там «приключений» и испытаний. Я описал пунктиром нашу поездку на основании своих заметок, правда, спустя лет двенадцать, когда многое уже стерлось в памяти.  Два особо интересных эпизода: первый, когда мы едем к Патриарху Илье II  в сопровождении полицейского эскорта, второй, когда при возвращении на перевале Казбеги нас ожидали суровые зимние условия с холодом и непрекращающимся мощным снегопадом. В ту ситуацию пришлось вмешаться МЧС, а Патриарх  позаботился, чтобы на помощь   навстречу нам выехал джип с  епископом Петром (теперь митрополитом).

     Ведущая. Долго живя в Киеве Вы, наверно, много видели из происходящего там, что в итоге привело к нынешним трагическим событиям?
     Гость. Немало можно было понять хотя бы на примере Института геофизики, где я работал. Помню как во времена, когда долго задерживали зарплату и вместо денег ходили «фантики», на дверях кабинетов зав. отделами и лабораториями меняли таблички на украинские. Иногда только, чтобы в фамилии было «и» с хвостиком вместо «и». Нечем было больше заняться? Или, когда проходили совещания с участием ученых из России, геофизики из Львова делали свои доклады на мове. Значит им не важно было, чтобы их услышали коллеги, главное было продемонстрировать свои националистические амбиции... Впоследствии тяжело и больно было видеть, как разрушался один из лучших академических институтов страны, где был Ученый совет из докторов наук, блестящих специалистов каждый в своем деле. Многие умерли, кто-то уехал...
    Помню, как любимая  соседка наша по  дому, преподававшая русскую литературу в школе, в начале нулевых годов с ужасом рассказывала, что из их школьной библиотеки изымают многие книги на русском языке.
    Были и явные предвестники грядущих бедствий. Площадь «Незалэжности» была когда-то открытым пространством с клумбами роз. Потом ее застроили бездарными сооружениями, напоминающими теплицы.  Параллельно рос подземный Крещатик с лабиринтами фешенебельных блестящих маркетов – кругами Дантова ада. Подземный переход возле Майдана местная богема давно прозвала «Трубой».
    – Где встречаемся?
 –  В «Трубе», как всегда...
  Так исподволь начинал звучать тихий мотив Страшного Суда. Вполне отчетливо он стал слышен, когда над площадью взметнулся черный Архистратиг Михаил. Я всегда воспринимал его не как Архангела, а как сатанинский монумент.
       В итоге пришли  к гражданской войне, как уже было за столетие до того:
– Продали Украину за бутылку шнапса, – сказал сердитый бас. – А ты теперь меси этот снег с лошадиным дерьмом. Безобразие!
 Это - Константин Паустовский «Гетман наш босяцкий».

    Довелось нам с женой и пройти через тяжелые испытания, когда  оказались под жестким прессом СБУ. Началось это с того времени, как мы стали активно участвовать в Крестных ходах вокруг Верховной Рады под прицелом многих видеокамер. К тому же мы входили в довольно узкий круг киевских монархистов, почитателей Царя-мученика. Подробностей рассказывать не буду. 
    С 2005 года мы покинули Киев, приобретя взамен квартиру в Феодосии и жилье в пригороде. Но и в поселке, где мы жили, все больше и больше ощущалось бандеровское влияние. Незадолго до  окончательного отъезда в Крым, было нападение на отца Владимира, священника нашего прихода. В него стреляли из травматического оружия. Во время Майдана в 2014 году мы уже были в Феодосии. О тех событиях я написал так:

Когда с Консерватории стреляют,
То музыку замазывают кровью
И Дворжака, и  Баха «вже не мают»,
А мают нэньку, оглушенной этой новью,

Растущий ужас, хаос и несчастье,
Отпавший Крым и на Донбассе смуту
С расколотой страною в одночасье
И песней про несобранную руту.

    Ведущая. А почему Вы выбрали Феодосию для жительства в Крыму, а не Ваш родной Симферополь или Южный берег?
     Гость. Еще в молодости, побывав несколько раз на мысе Меганом, в Судаке и Новом Свете, в Коктебеле я почувствовал, что «прикипел» душой к этим удивительным местам,  наверно тоже, что Максимилиан Волошин, создатель киммерийского мифа. Отдыхать короткое время неплохо среди  субтропических красот  Южного берега, а вот жить...Ну, а Симферополь очень изменился за время моего отсутствия и, в основном, не в лучшую сторону. При том всё же далеко от моря...А  как писал Иосиф Бродский в « Письмах к римскому другу»:

Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.   
               
    К тому же Феодосия не очень глухая провинция: древний город с остатками генуэзских стен, с галереей Айвазовского,  музеями Грина, сестер Цветаевых…

Ведущая. И здесь  Вы кажется нашли себя в полной мере, как литератор: поэт, писатель, переводчик?
     Гость. Да, до этого у меня было только несколько православных книг опубликовано. Голова была слишком занята разнообразной научной информацией, и сил на что-то другое не хватало. В Феодосии я познакомился с цветаеведами: киевским поэтом Ларисой Пастух и писательницей из Томска Ириной Киселевой, подружился с сотрудниками Дома-музея Волошина. При посредничестве  Ларисы в Киеве в 2013 году появился на свет маленький сборник «Волошинские склоны», где впервые были напечатаны мои стихи.
   Рассказы мои все чисто автобиографические, по сути это тоже воспоминания. Наверно я не писатель, а больше поэт и эссеист,  писателю  нужна острота зрительной памяти и цепкость взгляда. У меня он размытый, наподобие некоторых картин любимых мной импрессионистов...

     Ведущая. Думаю, что Вы несколько преувеличиваете. Вот недавно в московском издательстве  у Вас вышла  книжка о Симферополе. Её представил и о ней  тепло написал в предисловии известный литератор и искусствовед Станислав Айдинян…
    Гость. Хорошо пишется о том, что прочно вошло в твою душу, с чем связаны сильные переживания. О Симферополе мне хотелось рассказать, поскольку с ним связаны детство и молодость, поскольку очень больно из-за того, что он утрачивает свой архетип, свою душу. Теряет облик старого губернского города, свое духовное и культурное наследие. В книге «Симферопольские хроники с личными вкраплениями» много краеведческого материала, наряду с ним есть и биографические моменты.
     Особо хотелось рассказать о двух замечательных безсребрениках и великих людях: композиторе Караманове и художнике, православном подвижнике Бострэме.

     Ведущая. Они оба не русские?
     Гость. В Крыму исторически сложился удивительный конгломерат разных этносов и религий, правда значительно поредевший, а то и исчезающий ныне после трагического 20 века. У Алемдара Караманова отец — турок, а мать родом из донских казаков, Георгий Бострэм — шведского происхождения. А мой покойный друг Георгий Когонашвили (о нем чуть позже) — в основном грузинского. При том все они — русские. Дело ведь здесь не  в составе крови, хотя это тоже важная вещь...
    Георгий Эдуардович Бострэм – старец-иконописец, живший одно время (60-70-е годы) в симферопольском районе, селе Заречном   по дороге на Алушту. Годы его молодости связаны с Мюнхенской академией. Там его наставником и близким другом стал Василий Кандинский.  Впоследствии он сжигает свои картины, все бросает и отправляется в путешествие. Возвращается в Россию через монастыри Германии и Франции, православный Афон, Персию и Алтай. Всю свою последующую жизнь он посвятит Православию. Много лет, скрываясь от арестов –  скитался по Украине, России, Средней Азии. Бострэм писал и реставрировал иконы и картины, восстанавливал иконостасы и росписи в Троице-Сергиевой лавре, многих храмах России. И везде проповедовал слово Божие. А какие у него были друзья, какие ученики…

    Ведущая. Это — интересно. Расскажите...
    Гость.    После революции долгие годы Бострэм дружил с академиком Филатовым. Знаменитый офтальмолог брал у него уроки живописи. В период пребывания в Загорске (ныне Сергиев Посад) соседом их с женой был Василий Розанов. На чай к Бостремам заглядывал Пришвин. Хорошо был знаком Георгий Эдуардович с Нестеровым, Фаворским и с отцом Павлом Флоренским. Но самым большим другом Георгия Эдуардовича был Иван Семенович Козловский. Он бывал у него в Заречном нередко. Великий тенор всякий раз порывался отремонтировать хотя бы кровлю его дома. На что Алемдар отвечал безо всякой рисовки: «Родной, Иван Семенович, вот вы в Москве можете полюбоваться звездами когда захотите?! Не можете. А я через мой потолок могу позволить себе эту радость когда захочу».    Прожил этот великий светильник Божий почти век - 93 года.

    Караманов был одним из учеников Бострэма. Он говорил: «если бы не Бострэм, никого бы из нас не было!». Эти слова могли бы повторить очень многие. Среди них – художники, музыканты, служители Церкви.

    Алемдар Караманов— несомненно выдающийся композитор XX столетия, творчество которого обрело мировое признание… В 60-е годы, наряду с  Альфредом Шнитке и другими, он стал соучастником явления, которое называют музыкальным Серебряным веком в застойном СССР.  От московской суеты, презирая славу и в поисках свободы он бежит в "провинцию", возвращается в родной Симферополь. В свой крымский период он редко сочиняет камерные и фортепианные произведения, Караманов начинает писать симфоническую и вокально-симфоническую духовную музыку. После перестройки в конце его жизни она будет, наконец, достойно оценена.

   В  конце 2020 года, почил мой друг симферопольский художник, православный публицист, подвижник музейного дела Георгий Когонашвили. Он в молодости несколько раз  встречался с великим старцем Бострэмом. Впоследствии    он напишет: "Годы спустя я с благодарностью понял, как много дал мне Георгий Эдуардович, что я общался с самым удивительным человеком, кого послал мне в жизни Господь".      Когонашвили – участник многих художественных выставок, он создавал графические работы, писал  крымские пейзажи, а также портреты и картины.
   С 1993 года Г.К. Когонашвили возглавлял Крымский фонд «Искусство во имя Христа». Был заведующим уникальным музеем Современного христианского искусства, носившим имя  Бострэма. Он существовал на правах отдела Крымского республиканского краеведческого музея  с 1996 по 2011 год.  К сожалению со сменой директора музея,  христианскому искусству  не нашлось места, отдел был упразднен. Все усилия отстоять его не дали результата.

    Ведущая. А не хотели бы Вы написать что-то о Феодосии?
    Гость. У меня есть довольно много стихов, посвященных ей, а также Коктебелю. Например, такое стихотворение:

Богом данная, Феодосия!
Запыленная и неброская.
Вздохи моря, овраги, осыпи,
И над всем этим – звезды острые.

Быстро-быстро
Они проносятся,
Сентябри твои, Феодосия!

Русский город.
Мусульманский базар.
Итальянские башни…

     Сентябри в нем отмечены, поскольку в отпуск я приезжал из Киева в сентябре...     Бросается в глаза в городе преобладание среди населения тех, кому 60-70 лет и более. А я сам уже приближаюсь к возрасту динозавров…

   Ведущая. Но похоже, что чувство юмора у Вас не угасло...
   Гость. Возможно потому, что случается, пишу детские стихи. Иногда всего из нескольких строчек. Например:

В аквариум Маша пустила улыбку.
Ее проглотила какая-то рыбка.
Теперь Маша ходит по дому, грустна,
Хотя  на дворе наступила весна.

   Культурная жизнь в Феодосии напоминает сохранившуюся лагуну советского времени. Она немного оживляется в летний сезон, когда появляются приезжие из Москвы, Петербурга, других крупных городов. Наибольшей популярностью в мероприятиях, проводимых Домом культуры и музеями пользуются романсы и  советские песни. То, что выше средней планки, увы, не имеет особого спроса.

    Ведущая. А как Вы стали переводчиком? Вы учили в школе французский?
    Гость. Этот язык по какому-то вдохновению стал изучать уже в возрасте после 70 лет. По самоучителю, видеоурокам, песням и фильмам. В Европе меня всегда привлекали только южные средиземноморские страны: Испания, Италия, Франция.
Особенно Франция и ее до недавних времен сохранявшийся уклад жизни, в чем-то легкомысленный, но в целом симпатичный…Больше других перевел стихов Франсуа Коппе, Сюлли Прюдома, Мориса Карема.

    Ведущая. Скажите, Владимир, а много испытаний было на Вашем пути? Чувствовали Вы помощь Божию, его заботу о Вас?
    Гость. Было много тяжелого, иногда казалось невыносимого. Но я смотрю на судьбы и тяжкие мучения некоторых любимых и почитаемых мною людей: Арсения Тарковского, скульптора Ариадны Арендт, Георгия Когонашвили и думаю, насколько мне еще повезло… «У каждого из нас своя доля. И чем лучше человек, тем она труднее» - писал Лион Фейхтвангер. И еще вспоминаются слова Ричарда Баха: «Ошибок не бывает. События, которые вторгаются в нашу жизнь, какими бы неприятными для нас они не были, необходимы для того, чтобы мы научились тому, чему должны научиться».

   Ведущая.  Боюсь, что мы уже вышли далеко за пределы времени, отведенного для передачи.
   Гость. Давайте тогда ставить точку. И пусть этой точкой будет песня на мои стихи в исполнении моего друга, музыканта и вокалиста Игоря Вялова.

   (в случае, если ссылки нет - ищите: Игорь Вялов Волошинские склоны andro-sound)
Показ.
  Постскриптум. Понимаю, что выложенный мной текст не очень соответствует формату передачи. Всё-таки в ней принято парное катание, а не одиночное. Могу оправдаться  тем, что представил  здесь только свою половину «Рояля в кустах», причем материала здесь с избытком (целая длинная жизнь), из которого  талантливая женщина могла бы  что-то выбрать и состряпать сообразно со своим вкусом. Притом ведь интервью чисто воображаемое...