Букварь

                БУКВАРЬ    
                (поэма)               
                Где милая мама, как в детстве, не в фокусе
                Даст хлеба два томика — с Пушкиным съешь.
                А. Денисенко

Мама мыла раму,
что за дурацкий нелепый букварь,
прошедший не одно детство и воспетый не одним поэтом? -
с кривой недоброй улыбкой Ильича и блеском
вертикального зрачка жёлтого глаза
 из-под кустистой треугольной брови.
Или это сквозь сон показалось? В душном мареве
чёрной-пречёрной ночи;?
Мама, вымой раму моей бедной души!
Мама, вымой чёрного чёртова Ильича из моего
разорённого разбитого сердца!
Пусть останутся только первые страницы
моего синего букваря,
где жёлтые и красные листья,
где дети собирают плоды и первые буквы знаний,
где буквы вписаны в разноцветный квадрат,
где девочка с лопаткой облегченного типа
и мальчик с санками и дворовой собакой Полкан
строят снежную крепость. Но это уже
первые дни снежно-белого ноября
у нас в Сибири.
Мама, рама бела от покраски, а стёкла – от наледи
снежных садов, прильнувших снаружи
улицы Гоголя, позже Челюскинцев, позже…
- наш дом – ледокол. Но только не «Ленин», а «Пушкин».
Ах, да, давай ещё оставим те
чёрно-белые страницы февраля
и красно-жёлтую полоску
зари над стылой речкой,
и тот самый
отрывок,
где русский поэт Пушкин
никогда не был ранен
крутящейся пулей в живот
из дуэльного пистолета,
тот самый отрывок, где мелкий
блестящий снег
и зеркало застывших вод,
и отяжелевшие лапы елей
низко нависли,
и где прогулки в санях, с подвязанным бубенцом.
А почему мы его подвязали?
Да потому что я всё ещё сплю в ваших санях, такое раннее утро
под жёлто-красной зарёй,
а вы никто не хотели меня разбудить.
А потом страницы, где весна, мы тоже оставим их, мама?
Ты всё ещё моешь и моешь стекло? -
где добрые наши учителя из школы и профтехучилищ
не обижают нас знаниями про горе, слёзы и кровь
бедных рабочих и всех остальных
угнетённых людей.
Вот мы с тобой из железнодорожников, правда же, мама?
Нас с тобой учили укладывать рельсы и возводить
стеклянные мосты через железно -
дорожные пути. Ты не помнишь,
мы научились или нет? Я тоже вот не помню.
А вокзал-то у нас, как дворец,
глядит округлым
жёлтым глазом на площадь
писателя Гарина-Михайловского,
знаменитого укладчика рельсов.
По весне наши щедрые учителя
(О, это я о безграничной щедрости сердца, конечно!)
выведут нас погулять в расцветающий сад
для продолжительных игр на свежем воздухе,
потому что –
- зачем нам знания о том, чего не было никогда?
Мама моя мыла раму, открытого в лето окна,
где все счастливы,
а ровные и тонкие берёзы нашего палисадника
гибко гнутся от тёплого ветра, такой вот поклон! –
где футбольные ворота с прорванной сеткой,
и где скрипят перекидные качели, а из бокового окна
несётся «Джетро Талл» с катушечного магнитофона «Астра» -
- любимая музыка железнодорожников,
где юные злые подростки, особенно какой-то там Саша! Саша из ПТУ!
перетянув струны гитары, купленной за двадцать пять пятьдесят на зарплату
старшего брата и бати, горького героя войны – оба дали,
ты только учись, Саня, учись;  -
поют песни о любви и бренчат по струнам пока ещё
не гибкими, не растанцованными пальцами.
Мама моя мыла раму,
мыла, уже домывала,
открытого в небо окна, а три
поэта
Женя, Ваня и Саша,
в простом народе Денис,
принесли ей пионы и ноты,
и птицу Феникс в позолоченной клетке,
и самые лучшие книги на свете,
а Толя, который Макс, который их старший товарищ (немного старше Ивана)
взволнованно глядит на часы:
«Мы все пришли к тебе, а Нина моет раму,
Господь омыл ноги Своим ученикам,
омыть ноги Господа
было дано Аврааму,
какое, Нина, стало чистое стекло,
как стало ясно видно всё теперь,
спасибо, Нина!» - и всё смотрит, смотрит, смотрит
на зо;лотом блестящий циферблат.
И вот ещё!!
Мой синий, маленький букварь…
Давай оставим в нём последнюю страницу без ничего,
без букв и прочих знаков, такую чистую совсем страницу,
такую русскую, как снег в раю, в Сибири,
на Авалоне, и в Гиперборее,
на улице Челюскинцев, короче,
давай оставим эту первозданность, в которой смерти не было и нет,
и никогда, конечно же, не будет

11-12 ноября 2024 г.
Москва