Примыкающее пространство

"Я так часто придумывал себе новый образ, что сегодня мне кажется, будто изначально я был располневшей кореянкой," – David Bowie.

Рингтон, звучащий, когда Синильга звонит Кардиналу: https://www.youtube.com/watch?v=_YC3sTbAPcU

Женщина в тонком шерстяном сарафане подошла к мужчине, одетому в светлое.
– Благодарю Вас за победу, Кардинал Эс.
Ничем не выдав своего удивления, он ответил:
– Вам спасибо. Это была неплохая разминка для мозга.
Согласно кивнув, она неожиданно сделала шаг навстречу и оказалась у самой границы его личного пространства. Никаких поводов защищаться и, в то же время, захватывающее ощущение опасности. Редко кому удавалось поставить ногу так, чтобы носок обуви касался черты, но не более того. Он оглядел ее внимательнее, – что–то в ней было знакомое. Женщина засмеялась и неуловимым движением скользнула влево. Слегка развела руки в стороны и, покачиваясь, как будто по натянутой над пропастью верёвке, обошла вокруг него, вновь оказавшись на прежнем месте. Она не оступилась ни разу, хотя его личное пространство не было чётким кругом, радиус которого можно было бы вычислить исходя из его центра.
– Я действительно благодарна Вам за победу, Кардинал Эс! – с улыбкой повторила она и, развернувшись, зашагала к штабу командования.
Он ошарашено глядел вслед; впервые за долгие годы работы ему захотелось броситься вдогонку за заказчиком. Схватить за руку, рывком развернуть к себе (безо всяких церемоний) и... мысли на миг сбились... заорать: "Да ЗАЧЕМ тебе вообще нужны были войска?!" Вместо этого он равнодушно отвернулся и привычным жестом добыл из портсигара сигариллу. Ребята, изможденные двухнедельными дежурствами, разбирали металлических пауков на детали. Лучшие из его людей были на грани срыва.
Посвящая Кардинала в подробности контракта, командующий Граф был уверен, что с исполнением заказа не возникнет никаких трудностей. Речь шла о стандартной охранной операции, сроком в 14 дней. Требовалось всего лишь окружить дом клиента защитным кольцом и в течение указанного срока отбивать все психические атаки, которые будут предприняты извне. С женщиной, оформившей заказ, Граф был знаком давно. Ее дом стоял на вершине холма, окруженный двумя заборами. Во внутренний двор хозяйка никого не пускала. Солдатам предложили расположиться в образовавшемся "простенке", разбросав пауков вдоль нижней стены, сложенной из обломков бута. Здесь ничто не стало бы отвлекать их от поставленных задач. Высота внешней стены вполне позволяла надеяться, что никто из любопытных не забредет в рабочую зону.
Баст – один из взводных командиров, весьма толковый малый – неловко споткнулся и металлическая труба, которую он тащил к грузовику, выпала из его рук. Пару секунд парень беспомощно глядел на деталь, затем опустился перед ней на колени и заплакал. Пережитое сражение было далеко не первым в его жизни...
Кардинал небрежно бросил окурок в траву. В любое другое время он позаботился бы о том, чтобы вернуть бойцу присутствие духа. Теперь же – решительно направился в сторону, куда пять минут назад ушла женщина, как её звали?, кажется, Синильга. Да и женщина ли. Внешне ей вряд ли можно было дать больше 20 лет. Тем не менее, из–за неё несколько десятков спецов по безопасности за две недели пришли практически к нервному истощению.
Никто и не предполагал, что психические атаки могут быть столь длительными (собственно, они не прерывались ни разу) и разноплановыми. Вот уж действительно, в чём нельзя было упрекнуть эту битву, так это в бесполезности с точки зрения приобретения нового опыта. И все эти мучения для того, чтобы волшебным образом прекратиться за час до истечения срока договора об охране? Вероятно, Кардинал заставил бы себя не задумываться об этом (впрочем, вряд ли), не случись ему встретиться с заказчицей. До этого дня все сведения он получал от Графа.

****
Синильга изучала карту, развёрнутую перед ней на столе. Дежурный командир и его помощник Белый стояли рядом и вовсю улыбались. Вопросы, которые она то и дело им задавала, были нелепыми до смешного.
– Входите, Кардинал Эс, – девушка подняла голову и поглядела на него тёмными, удивительно спокойными глазами. – И, пожалуйста, не издевайтесь надо мной. Я не разбираюсь в топографии, но мне действительно интересно.
Он вошёл, решив на первый раз не уточнять, кто здесь отдает распоряжения, что ему делать. Однако от другого уточнения не удержался:
– Вы видите меня второй раз в жизни. В первый, – я старался вас ничем не пугать. С чего вы решили, что я стану над вами издеваться?
– Говорят, Вы очень жёсткий человек.
– Не знаю, кто мог такое сказать. Порой я намного лояльнее, чем следовало бы.
Он сделал несколько шагов в её сторону, намереваясь остановиться как раз на границе её личного пространства, и с ужасом понял, что этого пространства – нет. Она улыбнулась, утвердительно кивнула и тихо произнесла:
– Прошу Вас, Кардинал, перестаньте нападать. Всё позади. И я действительно благодарна Вам за победу, – в её словах было что–то большее, вот только он никак не мог разобраться что именно.
Заполнив все необходимые бумаги, Синильга собралась уходить.
– Позвольте, я провожу Вас, – Кардинал выдержал её прямой взгляд; теперь ему показалось, что она искренне благодарна предложению. В то же время, она отрицательно покачала головой и еще раз попрощалась.
– Я провожу Вас, – настойчиво повторил он, уже без вопросительной интонации.
– Конечно, – согласилась она, и тоже повторила. – Конечно, если ответите на один вопрос.
Не давая ему возразить, девушка спросила:
– Сколько ступеней в лестнице, ведущей к моему дому?
Кардинал сосчитал про себя до трех и едва сдержался, чтобы тут же не выдать ответ. Ему мучительно хотелось произнести цифру, удивить её тем, что количество ступеней ему известно. Подчеркнуть, что хотя подниматься к внутреннему забору не имело никакого смысла, он, как профессионал должен был это сделать на этапе сбора информации. И, конечно, он это сделал! Более того, он поднялся по каждой из лестниц, семь из которых упирались в глухую стену, и лишь восьмая приводила к воротам.
Пауза затянулась. Мысленно вернувшись на шаг назад, мужчина уловил попытку шантажа в её словах. Согласно его принципам, это изначально делало ответ невозможным. Измученный внутренней борьбой он не мог выбрать, как ему поступить. Стальные глаза не мигая смотрели на девушку, в ожидании её следующего хода. Синильга, в свою очередь, вовсе не собиралась ничего предпринимать. Она задала вопрос и теперь ждала ответа. В наклоне её головы он видел только покорность.
– 37 в каждой из семи, ведущих к стене, и 49 в той, которая нам понадобится, – наконец выговорил он.
– Спасибо! – её глаза благодарно засияли в ответ. В два прыжка она оказалась рядом с ним и протянула руку. – Я буду невероятно рада, если Вы меня проводите.
За две недели он смертельно устал и совершенно не был готов к такому количеству неожиданных реакций. Она протягивала ладонь так, что было не ясно, что с этой ладонью делать. Как будто вовремя сообразив, что что–то не так, женщина отвела руку за спину и вышла наружу.
Июнь в этом году был невероятно дождливым, так что на улице оказалось весьма прохладно. Они оба поёживались от лёгкого, словно наполненного сыростью ветерка.
– Я редко предлагаю дамам подобное. Тем более, столь юным. Это совсем не в моих привычках, – он с удовольствием следил за тем, как на её лице проступает растерянное выражение. – Всё же, не согласитесь ли Вы перейти со мной на ты?
Она остановилась и недоверчиво замерла, затем слегка наклонила голову:
– Конечно, – как бы приглашая продолжить игру. – Конечно, если Вы ответите на один вопрос.
Теперь она позволила себе передышку, ожидая его ответа.
– Я Вас внимательно слушаю.
– Почему Эс?
– Что?
– Не прикидывайтесь, Кардинал Эс. Суть вопроса Вам совершенно ясна. Что значит буква Эс в Вашем имени?
Он поперхнулся словом, которое собирался сказать и произнёс:
– Серый. Серый Кардинал. Каждому из помощников командующего Графа присвоен свой цвет. Так удобнее координировать действия.
– Что ж. Вряд ли я смогу согласиться говорить Вам ты, – она вдруг приблизилась к нему и быстро, быстро прошептала. – Если бы Вы знали, как я этого хочу, как мне это нужно, Вы бы подумали, прежде, чем ответить.
"Трижды за один вечер я позволяю себя шантажировать" – мысленно отметил он и нехотя отозвался:
– Стрелок. Когда–то меня звали Стрелок. Но я не люблю вспоминать прошлое.
Она удовлетворённо кивнула, так, будто заранее знала, что он скажет. И уточнила:
– А мне можно называть тебя Стрелком?
– Тебе всё можно, – не задумываясь отозвался Кардинал и вырвался вперёд на несколько ступенек, чтобы она не разглядела его лица. Он не мог объяснить себе, зачем он это сказал.
Он довёл её до ворот и остановился. Она стояла напротив, притихшая и доверчивая. От уверенной в себе, насмешливой женщины почти ничего не осталось.
– Ответь и ты мне на один вопрос, – решившись, выговорил Кардинал. – Каким образом прекратились атаки? Уж я то знаю, что нам удавалось лишь блокировать их, но не отбивать.
– С чего бы им прекратиться? – искренне удивилась Синильга. И, заметив непонимание в его глазах, добавила, – Мне просто нужно было отдохнуть.
Кардинал придвинулся к ней вплотную, теперь уже решительнее. И, протянув ладонь, коснулся виска. Она закрыла глаза и затихла, терпеливо ожидая, когда он закончит исследование специфики ее тепла.
– Невозможно, – растерянно пробормотал он. – Это невозможно. Такие тонкие нити. Я не могу связать их с тобой. Как это объяснить? Как будто ты – голограмма.
– Почти.
– Где твоё личное пространство? – он совершенно забыл о том, что они знакомы не боле двух часов. Точно так же он вёл внутренние диалоги с собой, когда пытался решить очередную из поставленных задач. Можно было задавать любые вопросы и не бояться показаться странным, сумасшедшим или слабым.
Девушка, не отступив ни на шаг, указала рукой в направлении дома:
– Там.
Ему тут же захотелось провести похожий эксперимент, привязать личное пространство к определённой местности и попробовать на время выйти из него. Он моментально просчитал, насколько это умение окажется полезным в работе.
– Насколько это сложно? – спросил он таким тоном, что фразу запросто можно было прочесть, как "Объясни мне, как это сделать!"
Синильга пожала плечами:
– Извини. Я не уважаю религий, – неожиданно сказала она. – Точнее, я не могу смириться с фактом повиновения и послушания кому бы то ни было. Но в том, чтобы прислушиваться к мудрым советам, не вижу ничего плохого. Иисус говорил: "Там, где будет ваше сердце, там будете и вы". Это правда. Мне совсем не трудно.
– Поэтому ты никого не пускаешь во двор?
Она кивнула и тихо добавила:
–  Ты, если хочешь, можешь войти, – улыбнулась, немного сменила интонацию. – Конечно, если ответишь на один вопрос.
Кардинал оглядел неприветливую стену:
– Сегодня я не готов.
Она благодарно улыбнулась, показывая, что сейчас тоже хочет остаться одна и ценит проявленную им чуткость. Всего на секунду, понадобившуюся для принятия решения, он замер, затем сказал:
– Я тоже никого не пускаю, – и раскрыл руки.
Она шагнула навстречу, безболезненно проскользнув сквозь границу личного, и оказалась совсем рядом.
– Наверное, это не лучшее из твоих решений. Часть меня теперь останется здесь навсегда. 
– Я знаю. Это я уже понял.
Синильга коротко обняла его за шею, успев шепнуть "Я устала, я очень устала, Стрелок", и выпрыгнула обратно в мир. Он ещё раз взглянул на забор:
– Как–нибудь я непременно зайду.
– Будь осторожен, – ответила она и направилась к воротам. У калитки остановилась, чтобы обернуться и поглядеть, как легко и бесшумно растворяется в опустившихся сумерках мужчина в светлом.

****
Они встретились в городе, и эта встреча была хороша отсутствием повода.
– Насколько я узнал, ты разбираешься в знаках.
Синильга кивнула.
– Прости, что я позволила твоим людям две недели страдать. Войска мне понадобились лишь для того, чтобы ты обратил на меня внимание. Почему ты не пытался ничего выяснить обо мне раньше?
– Граф мой друг.
Улыбка осветила её лицо. Кажется, это был тот подход к дружбе, которого придерживалась она сама:
– Я понимаю.
– Пообедаешь со мной? Заодно расскажешь о знаках.
– С удовольствием, Кардинал Эс, – улыбнулась девушка, и они нырнули внутрь его дорогой машины.
Ела Синильга с аппетитом, едва ли не мурлыкая от удовольствия.
– Ты пьёшь очень правильный, исключительно стрелковый сок, – вдруг заявила она, морщась от воды с пузырьками.
– Потому что сладкий? – предположил Кардинал, отхлебнув из стакана глоток мангового сока; он не пытался найти логику для ответа, предполагая, что только так можно угадать верный.
– Ы – ы, – возразила девушка. – Потому что Магнум!
Логика была огнестрельная! Стрелок рассмеялся:
– А у меня на крыше машины танцевали голуби. Это что значит?
– Это значит, что всё будет хорошо, а через полчаса пойдёт дождь.
– А, спорим, я его выключу, когда мы будем садиться в машину?
– Разумеется, выключишь. О чём тут спорить?
– Это кажется тебе возможным? – переспросил он.
– Это кажется мне естественным, – уточнила она.
Ей можно многое позволить, как женщине. Но, ещё большее, ей можно позволить, как ребёнку, подумал Стрелок. И сказал:
– Я отвезу тебя домой. И, если позволишь, зайду в гости.
– Конечно, – она мотнула головой. – Конечно, если ответишь на один вопрос.
Всё, что угодно, но не очередной шантаж! Кардинал Эс откинулся назад на диванчике, прищурился и запустил ответную провокацию:
– Только, если ты согласишься сменить имя. Синильга кажется мне слишком холодным. Тебе больше подойдёт Стрелочка.
Синильга вздрогнула и буквально на глазах превратилась в пугающе–непонятное существо, которым умела казаться:
– Иногда ты предельно точен, Стрелок. Я согласна. Теперь вопрос: ты уходишь или остаёшься? Может быть, это не совсем ясно, тем не менее, я хочу, чтобы ты ответил именно на этот вопрос.
Кардинал Эс был невероятно проницателен, но и без этого нашлось бы множество причин, по которым поставленный вопрос оказался бы ему безоговорочно ясен. И именно поэтому он не собирался отвечать. Подозвав официантку, он легко перевёл разговор в интересующее его русло.
Позже, когда они летели по трассе (действительно лупил невероятный ливень, практически скрывавший дорогу), она неожиданно повторила:
–  И всё же, ты уходишь или остаёшься? Так и не ответил.
Он снова промолчал, а она вновь не стала настаивать.
Машина плавно вкатилась в проем внешних ворот. Мужчина посмотрел на девушку удивительно взрослыми глазами. Это был именно тот взгляд, в котором читались печаль и некоторое бессилие. Однако уверенность и решительность при этом действительно не пропадали. Закручивающаяся по спирали в воронку нежно–голубая вода, с тёмной точкой в центре водоворота. Синильга успела вспомнить, что, кажется, в разных полушариях Земли, вода закручивается в водовороты в разные стороны. Она вгляделась внимательнее, чтобы разобраться, зависит ли кружение радужки от полушарий мозга. "Очень понятные мне глаза", – вдруг подумала она.
– У меня есть зонт. Я провожу тебя наверх. Боюсь, я не смогу ответить на твой вопрос.
– Жаль. Я так хотела бы тебя услышать. Может быть, ты всё же попробуешь? Я повторю. Ты уходишь или остаёшься?
По мере приближения к дому она становилась более мягкой, более спокойной, более естественной. Он судорожно сглотнул. Слова, которые нужно было произнести – "Я становлюсь не нужен" – звучали так просто.
– Нет. Извини. Я провожу тебя к дому и вернусь.
– По–моему ты собирался зайти?
– Я же уже сказал, что не могу ответить на твой вопрос.
– Это не играет никакой роли. Ты не должен отвечать на мои вопросы. Только, если захочешь.
Он даже приостановился от неожиданности:
– Но...
– ...Но? Насколько я помню, ты терпеть не можешь этого слова. Никаких но! – она подмигнула ему. – Идём. Попробуем перескочить пропущенную часть диалога. Я хотела сказать, что я не забуду о тебе. Будущее – не играет роли. Оно может складываться так, как ему удобнее. Кажется, ты сам говорил, что какие–то вещи происходят независимо от нас. Таких вещей гораздо больше, чем тех, которыми управляем мы. С другой стороны, тоже твои слова, эта ситуация именно такая, какой я её чувствую уже не один день. Что будет дальше не важно. То, что я не забуду тебя, я знаю совершенно точно. Идём.
Они прошагали по лестнице и оказались у дверей.

****
– Здесь есть вещи, которые действуют только во внутреннем мире. Вот, смотри.
Она шагнула в его личное пространство, минуту постояла, как бы сосредотачиваясь, и отошла в противоположный конец комнаты. Стрелок с удивлением обнаружил, что граница его персональной территории помимо его воли растянулась, следуя за девушкой.
– Я могу находиться в любой части двора, даже так, что нам не будет видно друг друга, и одновременно в твоём личном пространстве. Правда, здорово?
– Как ты это делаешь? – уточнил он. – И можешь ли ты теперь выйти наружу?
– Прости, – она смущённо отступила назад, и его едва не сжало в стянувшейся до привычного объёма собственной оболочке. – Это совершенно не обязательно. Мне показалось, что тебе будет интересно. Я понятия не имею, как я это делаю. Я так живу. Впрочем, многое из того, что я умею, работает только здесь. Так что, как видишь, повод не быть гостеприимной у меня вполне есть.
– Выходит, что во внешнем мире ты практически беззащитна?
– Что ты! – горячо возразила Синильга. – Всё наоборот. Во внешнем мире мне может угрожать только физическое воздействие, а набрасываться на меня с кулаками редко кому приходит в голову.
Она улыбнулась:
– Я беззащитна – здесь.
Его изучающий взгляд оценивал полученную информацию.
– Психические атаки? – Стрелок не потрудился расшифровывать, что он имеет в виду.
– Давно стали частью меня, – продолжила она его мысль. – Ты ведь не можешь не знать, что тяжело лишь до тех пор, пока не примешь что–то внутри себя. Это, как рука или нога. Может быть, лишняя, однако не настолько, чтобы её замечать и постоянно о ней думать. Я давно не обращаю внимания на тревоги, страхи, переживания, беспомощность, незащищённость да мало ли. Ты наверняка читал отчёты своих ребят, о блестяще проведенной охранной операции.
Какое–то время он молчал, сопоставляя факты.
– Почему же я не чувствую этой опасности, когда ты на моей территории?
– На твоей территории я её тоже не чувствую. Потому что это ведь мои гончие, они охотятся только за мной. Психические атаки, которые теряют след, – она засмеялась собственной выдумке; он только нахмурился и молча зашагал из угла в угол. Проходя мимо неё, не останавливаясь, взял за руку и втянул обратно к себе. Синильга перепугано молчала, не осмеливаясь даже шевельнуться, столько решимости было в резких и точных движениях. Он работал. Его мозг искал решение задачи – которая, на сегодняшний день, была первой в списке. Сложность заключалась в том, что не удавалось отстраниться и увидеть ситуацию только со стороны. Так или иначе – он участвовал в этой истории сам, соответственно, только размышлять и ничего при этом не чувствовать, получалось с трудом. Не получалось вовсе!
Остановившись напротив, Стрелок посмотрел ей в глаза:
– Если разомкнуть оба пространства в одно и попробовать справиться с твоими "гончими" вместе?
Она подошла, обняла его за плечи и медленно заговорила:
– Моё пространство давно разомкнуто, Стрелок. Ты знаешь, что это значит? Во–первых, научиться множеству необычных вещей (фокусы с пространством – мелочь по сравнению с остальным). Во–вторых, стать половиной существа, второй частью которого – становится владелец другого разомкнутого пространства. Мы могли бы попробовать сделать это с тобой. Боюсь, это привело бы тебя к гибели. Похоже на мину, гибнущую вместе с врагом. Вполне возможно, что это сослужило бы свою роль. Вполне возможно, что войне необходимы жертвы ради победы. Только я не могу на это пойти. И пока мы здесь, на моей территории, я буду защищать тебя от гибели так же, как ты защищаешь меня от атак.
– Спасибо, Стрелочка! – он отодвинулся от неё и улыбнулся. – Я столько раз умирал, что одним разом больше, одним – меньше, не суть важно. Как фугас многоразового использования.
Синильга отвернулась и занялась варкой кофе. Не преминув заметить, то ли серьёзно, то ли нет:
– Периодически я теряю чувство юмора. Так что, шутка про фугас мне не нравится.
– Я запомню! – согласился Стрелок.

****
Вместе они составляли очень странную пару. Вычислить, кем эти двое приходятся друг другу, постороннему человеку было бы сложно. Слишком много вольностей позволялось в словах, в то же время, утончённое уважение друг к другу сквозило в движениях.
– Ничего, если я скажу ребятам, что ты моя любовница? – как–то под настроение спросил Стрелок. Он пригласил её на один из тренингов по безопасности. Она ничуть не смутилась, и ответила вопросом на вопрос:
– А ничего, если я буду вести себя соответствующим образом?
– Молодец. Правильный ответ.
Как будто почувствовав, что момент наступил, Синильга хитро заулыбалась:
– У меня просьба.
– Конечно.
– Ты не возьмёшь меня в свои ученики?
Он приподнял бровь и оглядел её с тайным восхищением. Разговор о планах на будущее, затеянный Стрелком больше недели назад, видимо, не ускользнул от её внимания. Вероятно, она не блефовала, когда говорила, что невозможно сделать направленный в её сторону шаг так, чтобы она не почувствовала, как минимум, подсознательно. Он хотел предложить ей стать его ученицей. Как вариант спасения. Кардинал Эс был в том возрасте и положении, когда люди обычно не стремятся выбирать новые цели, однако выбрав, не отступают. Он знал, что будет искать выход до последнего, пока не найдёт способ отбить, а не блокировать психические атаки, в тревожной напряженности которых она постоянно жила. В глубине души он оставался Стрелком, и компромиссы всё ещё были ему неприятны. Хотя он давно научился....
– Я так понял, что тебя больше интересует личная безопасность? – как ни в чём небывало уточнил он.
Она мысленно взвесила, стоит ли раскрывать карты, и всё же решилась:
–  Если честно, безопасность меня вообще не интересует. Просто я хочу, чтобы ты был моим учителем.
– Думаю, сам Граф был бы рад учить тебя. Специалистов его класса остались единицы, – глаза Кардинала на миг вернулись к недоверчивости; внешне это выглядело так, как будто из них разом пропало какое бы то ни было выражение.
– Граф и мой друг тоже, – согласилась Синильга. – Мне не составило бы труда попросить его об одолжении. Я прошу тебя.
В глубине его зрачков зашевелились сомнения. Думать о чём–то и что–то осуществлять – совершенно разные вещи! Девушка настороженно всматривалась в его лицо. Он молчал. Прежде, чем Стрелок что–то ответил, она заговорила снова:
– Хочу, чтобы ты понимал сразу (я знаю, что тебе это ясно и без моих слов, и всё же скажу), мой выбор далеко не случаен. Я никогда не путаю людей между собой. Граф мой друг. Мой учитель – ты. Я хотела бы тебя попросить запомнить этот разговор. Я знаю, будет момент, когда ты к нему вернёшься. Тебе покажется, что я ошибаюсь. Пожалуйста, не забудь: я не путаю людей между собой. Всё, что я могу сделать именно для тебя, я сделаю. Теперь всё. Так ты возьмёшь меня в свои ученицы?
– Да, – односложно ответил Стрелок.
Они молча направились к машине.
– Сядешь за руль? – спросил он.
Она отрицательно помотала головой. Предложение было одним из важных для неё, тем не менее, решиться она не могла. Скорее всего, потому что любила машины, и для неё водительское место было чем–то очень личным. Своё она практически никому не уступала. Она видела за возможностью управлять его автомобилем, что–то большее, чем просто возможность управлять. Кроме того, дорогих вещей (четырёхколёсных, тем более) она по–настоящему боялась.
– А если я попрошу? – в испытующем взгляде собрались одновременно две стороны его личности и Кардинал Эс, и Стрелок.
Синильга и не подумала испугаться:
– Тогда, конечно.
Ответ очевидно оказался ему понятен (на самые несуразные из её ответов, Стрелок порой отвечал подбадривающим "Это понятно"). Он галантно распахнул пассажирскую дверцу, приглашая девушку занять место. Синильга привычно нырнула внутрь и задохнулась от удивления. Пространство внутри машины – оказалось его личным пространством. Когда он оказался рядом, она поглядела на него с плохо скрываемым восторгом:
– Невероятно! И ты теперь можешь оставлять его где угодно?
– Пока приходится привязывать к определённым предметам, но, думаю, остальное тоже вполне реально. Не волнуйся, со всем справимся.
Мужчина, который не боялся пробовать и с уважением относился к выдумкам. Зажмурившись, Синильга попробовала поверить, что всё будет хорошо. Когда она открыла глаза, в них тихо мерцала вернувшаяся на своё привычное место грусть.
– Думаешь о своём? – Стрелок всегда чутко реагировал на малейшие изменения её настроений, и часто повторял этот вопрос. Обычно не попадал. Сейчас она, не сводя взгляда с несущейся навстречу дороги, чуть слышно шепнула:
– Да.
– Не люблю вспоминать о прошлом, – вдруг сказал он усталым, более низким, чем обычно, голосом.
– А я не люблю думать о будущем, – отозвалась она.
– Остаётся настоящее, солдатка Стрелочка.
И она ему вдруг поверила:
– Спасибо, что согласились взять меня под своё крыло, Кардинал Эс. Я благодарна тебе за победу, Стрелок.

****
На то, чтобы разобраться с ответом, ему понадобилось всего несколько дней. После этого, он стал иногда оставлять ей своё личное пространство, и эти опыты были любопытны им обоим. Она изо всех сил старалась научиться чувствовать его оболочку, как свою, и, когда это вдруг удавалось, радовалась, как ребёнок. Он исследовал линии её тепла и поражался тому, насколько чувствительной она может быть.
– Говори! – то и дело повторял он.
– Я похожа на домик, облицованный зеркалами. Если поставить меня на опушке, я, как будто исчезну, потому что со всех сторон во мне отразится зелень.
Стрелок записывал, чтобы потом, основываясь на полученных данных, высчитать интенсивность тех или иных психических атак и найти путь к их уничтожению. Беда была в том, что вводные менялись слишком быстро.
Одно из затянувшихся занятий, он закончил привычной фразой:
– Говори. Иначе тебе придётся с этим жить, – разве он мог заметить, что в его интонацию вкралась собственная боль? Он давно с этим жил. Даже перестал замечать, вот только прорывалось местами, стоило хоть на секунду утратить самоконтроль (может, именно поэтому самообладания Стрелок никогда не терял).
– Зато если я скажу, с этим придётся жить тебе. Вдобавок ко всему, и с этим тоже, – Синильга подошла к нему и легко поцеловала. – Я не хочу, чтобы тебе было тяжело. Давай сегодня больше не будем говорить.
– Кажется, мне пора идти курить, – улыбка почти моментально скрыла отчаянное выражение его глаз.
Вернувшись, он осторожно сказал:
– Я видел мужчину в доме.
Девушка метнулась навстречу так быстро, как только могла.
– Хозяин разомкнутого пространства, – прошептала она и уставилась на Стрелка, как будто только он мог решить жить ей дальше или нет. Сейчас. В один момент. На миг ему почудилось, что хозяином она назвала его, но он тут же сообразил, что это, скорее, вопрос, не высказанный окончательно.
– Я думал – это зеркало. Он повторял мои движения.
Словно в один миг вернувшись к реальности, она отскочила. Этот человек – Синильга – никогда и не от кого не ждала помощи; она знала, что к защите нужно быть готовой всегда, даже к защите от собственного защитника.
– Или ты повторял его? – резко спросила она.
Минуту они постояли молча друг напротив друга. Затем Стрелок медленно развёл руки и, зная, что она помнит большинство сказанных им истинных слов, повторил:
– Я тоже никого не пускаю.
– Прости, – она зажмурилась и шагнула к нему. – Прости меня. Ты ведь правда поймёшь? Прости.
– Ничего не понятно, но, мне кажется, что я понял, – профессиональная бодрость ничуть не могла показаться наигранной.
– Этот мужчина... Его зовут Арбалет. И я его стрела. Ты был предельно точен, когда выбирал мне имя.
– Если вспомнить, что я стрелок – то вы оба мои, – пошутил.
Она упёрлась лбом в его плечо и, кажется, плакала:
– Ты не хотел вспоминать. Я – напомнила. А по поводу того, что мы оба твои, в какой–то степени, так оно и есть. Ты знаешь, как устроены наши механизмы и, значит, отчасти можешь нами управлять, – её руки крепко цеплялись за его шею, теперь она была совершенно спокойна, только не хотела отрывать лица от его груди. – Я ровно год его не видела. Сегодня – ровно год.
– Все эти стены, чтобы он не ушёл? – его чувства теперь были надёжно спрятаны. Он работал, потому что первой в списке задач стояла победа над её психическими атаками. И ему показалось, что только что он нащупал ключ.
Она удивлённо подняла голову и отклонилась назад, чтобы попытаться взглянуть ему в глаза:
– Он свободен! Все эти стены – ничто!
– Тогда для чего они? Чтобы оградить себя от мира?
– Чтобы оградить мир от себя, – Синильга аккуратно вытерла глаза и насколько могла собралась с мыслями; она пыталась помочь ему в работе. – Арб очень занят. Он решает головоломку.
– Какую?
– Не знаю. Сейчас он на букве "в". Вина, вера, время, возможность, выбор... Прошлая ("б") далась мне особенно тяжело. Брак, боль, боязнь, безумие.
Сбился. Мужчина неожиданно для себя сбился с мысли и частично потерял контроль над ситуацией:
– Самая тяжелая – "с". Семья, слабость, секс, страх, свобода....
– Тебе виднее, Стрелок, – мягко согласилась Синильга. – Я рада, что ты не вспомнил о старости.
Он всё понял:
– Ты хочешь, чтобы я помог ему? Поэтому я здесь?
Закрыла глаза, прежде, чем ответить. Тихо вздохнула. Кардинал Эс был такой же, как она сама – недоверчивый. Он всё понял иначе.
– Ему можно помочь только одним – не мешать. Я хочу, чтобы ты почувствовал, понял, простил и..., – короткая пауза позволила ей собрать необходимое мужество. – ...и перешагнул окончательно. Ни одну головоломку нельзя решить, если перепрыгивать буквы! Тебе необходимо пройти все пропущенные. Поэтому ты здесь...
Больше сил вложить в один день было невозможно. Измотанные вконец сложными разговорами, попытками почувствовать и понять друг друга, мужчина и женщина, в то же время, чувствовали себя неожиданно умиротворёнными. Внутри у каждого было прозрачно и чисто, – не осталось ни одной песчинки, которую впоследствии можно было бы превратить в жемчужину невероятно красивой лжи.
– Ты проводишь меня до границы? – просто сказал Стрелок.
Она кивнула и накинула на плечи шаль. Летние вечера всё ещё были по–весеннему холодными. Они спустились вниз по ступеням, и Синильга распахнула ворота, чтобы выпустить в мир его уверенную в себе, хищную машину. Мужчина в светлом устроился за рулём и улыбнулся светлой, немного печальной улыбкой. Синильга улыбнулась в ответ. Она чувствовала, что любая из выбранных скоростей, сегодня окажется безопасной. Тихо сказала:
– Будь осторожен.
Он кивнул. Его чёрная стрела плавно покатилась вниз по дороге, расправляя оперение, чтобы остро вонзиться в трассу, нанизывая на себя километры. Женщина в тонком шерстяном сарафане стояла у калитки и глядела, как легко и бесшумно растворяется вдалеке красивый автомобиль.

ТОЧКА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ

Она аккуратно раскладывала на клавиатуре крохотные кубики сушёных фруктов. Чтобы, наткнувшись на эту мозаику, Арбалет добродушно улыбнулся. Чувствовать его настроение она умела, так что опасности промахнуться практически не существовало. Как ребёнок, рассыпавший на пне лакомство для птиц, Синильга то и дело наведывалась проверить, исчезло угощение или нет. Других женских радостей их совместная жизнь давно была лишена. Разве что иногда Хозяин оставлял ей записки на кухонном столе. Перечитывая их по сотне раз, она заучивала на память слова, но бумажные слова звучали иначе, чем живые, и понимались не так...

Отчаянно визжа резиной, машина ворвалась во внешние ворота. Створки едва успели распахнуться (Стрелок научил их узнавать его автомобиль ещё издалека). Синильга видела, как стремительно мужчина поднимается вверх по лестнице, ведущей не ко входу, – к стене. Добравшись до последней площадки, он всего на секунду замер, прежде чем толкнуть выставленными вперёд напряжёнными пальцами нужный камень. "Простая вещь, – подумала женщина, наблюдая за тем, как Стрелок решительно шагал к дому уже от этой стороны забора. И, всё же, не смогла не восхититься. – Ты, как всегда, точен, Кардинал Эс!" Выпрямив спину, она безропотно ждала пока он войдёт в комнату и резким движением руки разрушит всю её детскую работу. Огромные изюмины, квадратиками нарезанные ананасы, кубики кокосов и кедровые орешки радужным дождём посыпались с клавиатуры на пол.
– Чего ты хочешь от меня?! Чего ты, чёрт возьми, хочешь? – выговорил он холодно и решительно. Ругательство, которое произносил редко; реже, чем по–настоящему крепкий мат.
– Буква "о" – обида, буква "м" – месть, буква "р" – ревность, – сказала она самой себе. И чуть громче, чтобы слышал и он, продолжила. – Вспомни, что ты ответил мне на тот же вопрос. А потом вспомни, что ты ответил на него себе. В этом и будет истина.
Он щёлкнул пальцами:
– Ты думаешь, что знаешь меня? Что, однажды угадав суть, сможешь расставить всё по полкам? Перемыть кости и сложить заново. Так чего ты хочешь? Какую игрушку? Динозавра или, может быть, большого ежа? С каким Зверем ты давно не играла?
Её дыхание то учащалось, то пропадало вовсе. В остальном, она была столь же статична, как и в момент, когда он вошёл в комнату. Мягко влившийся в паузу тихий, успокоенный голос звучал как бы издалека:
– Я уже говорила, вспомни. Пожалуйста, постарайся. Говорила о том, что всегда буду знать о тебе больше, чем ты того захочешь. Это не зависит от моего желания. Впрочем, к чему лгать, – это совпадает с моим желанием. Я всегда хочу знать всё.
В его мимике вновь мелькнула жестокость:
– Ты для меня такое же отражение другой женщины, как и я для тебя всего лишь слепок с другого мужчины.
– Этого я и боялась.
Он удовлетворённо рассмеялся. Знать о нём всё!
Синильга наконец пошевелилась, взяла со стола лист бумаги и ручку. Единственной линией нарисовала женскую фигурку, нелепую и не совсем похожую.
– Здесь, здесь и здесь, – девушка поставила на рисунке несколько крестиков.
– Что это?
– Мои энергетически слабые места. А вот тут, – к изображению добавилась жирная клякса, – и вовсе незащищённая зона. Всё это ты давно просчитал.
– Да, – озадачено согласился он. – И незачем....
– Есть зачем, – спокойно перебила его женщина. Взяла со стола ещё один чистый лист и протянула ему. – Будешь рисовать?
Он отошёл на несколько шагов в сторону. Отрицательно покачал головой.
– Как хочешь, – она не возражала. – Возьми тогда моё художество. Обсудишь с друзьями за пивом.
Наигранная весёлость наткнулась на вмиг вернувшуюся к нему холодную ярость. Слова были обидными. Однако теперь он прекрасно себя контролировал. Держал паузу. Синильга  вздохнула:
– Я не люблю разговоров, в которых ты не говоришь ничего, а только пытаешься меня подчинить. Зачем ты это делаешь, Кардинал Эс? Я иду на полшага сзади, я дорожу твоей спиной и твоим дыханием. Я не хочу занять твое место и стать кардиналом. Я хочу только одного, чтобы вместе нам было спокойно. Ты то и дело пытаешься обвинить меня, а ведь это ты сам устраиваешь поединки. Я не люблю этого! Потому что я верю тебе, Стрелок! Знаешь, пожалуй, самое дорогое, из того, что я слышала в жизни: "тебе – верю".
Её рука, не в пример нервно, черкнула галку в районе правого плеча девочки с картинки.
– Это, скорее всего, тебе пока неизвестно. Точка пересечения. Когда ты в следующий раз захочешь поставить меня на колени, воспользуйся этим способом.
Он посмотрел на рисунок, затем на женщину и в любознательности ли, или в смятении (гнев к тому времени прошел) протянул ладонь к указанной точке. Откинув волосы, Синильга обнажила плечо. Прикосновения его пальцев – поначалу робкие, – становились всё увереннее.
– Закрой глаза. Так тебе будет понятнее, – тихо выговорила она.
Он задохнулся от лавины образов, замелькавших по поверхности плотно зажмуренных век. Стрелок собирался отдёрнуть ладонь, но уже не мог. Он видел мужчину, в глазах которого был лёд; и, каждый раз, когда искры холода начинали таять, мужчина отводил взгляд. Он видел женщину, строго державшую себя в узде и навсегда запретившую себе плакать. Он видел саму Синильгу, бегущую прямо на него с перепуганным лицом. И вдруг ему мерещилось, что она несется к кому–то, стоящему у него за спиной. Он отступал в сторону, уступая дорогу. Женщина падала в пропасть и, кто знает, вероятно, действительно мчалась именно туда.
Стрелок пришел в себя от слабого стона. Синильга мелко дрожала, схватившись за его запястье. Она чувствовала себя настолько слабой, что и вправду опустилась перед ним на колени. Тряхнув головой, мужчина отшатнулся назад.
– Господи, за что.... – вымученно прошептал он.
– Это мой любимый вопрос, – попыталась улыбнуться девушка.
Взрослость накатила на него холодной волной опустошённости; понимание сути, оценка увиденного, чувство вины. Точно так же, как мужчина из недавних видений, Стрелок попытался отвести взгляд. Заметив изюмину на столе, он смял ягоду пальцами. Затем собрал кусочки фруктов в горсть и с неопределённой надеждой протянул ей ладонь. Осторожно, одними губами Синильга собрала с руки курагу, ананасы и даже пару кедровых орешков:
– Вот видишь, я знаю, – отозвалась она. – Это иначе, чем умеешь ты. Я не могу ничего просчитать. Нет вариантов решения. Только готовые ответы. Не объясню, пожалуй. Вероятно, это именно то, что зовётся женской интуицией.
– Извини.

Опершись спиной о дверной косяк, за ними наблюдал Хозяин разомкнутого пространства:
– Спроси её, сколько ей лет. Она вспомнит вопрос. Я часто спрашивал.
Быстро взглянув на Синильгу, Кардинал понял, что девушка не замечает присутствия третьего.
– Сколько тебе лет? – всё же спросил он.
Засмеялась и ответила:
– Мне 60, у меня маленький домик за городом и вишнёвый сад.
Лицо Кардинала осталось непроницаемым. Арбалет сжал зубы, как от сильной боли и развернулся, чтобы уходить. Бросил через плечо на прощание:
– Возьми её, если рискнёшь...
В ответ, Стрелок сжал зубы не менее крепко. Двое этих мужчин ненавидели и уважали друг друга одинаково сильно. Стрелок волну за волной, переждал раздражение, боль и злость. Не оставил даже такого осадочного явления, как насмешка. Он  устало закрыл глаза и отказался от себя:
– Я буду для тебя тем, кем ты хочешь.
Синильга молчала.
Он собрал все свои мечты – отловил по одной – и разом свернул им головы:
– Я помогу тебе в том, чего ты хочешь.
Синильга молчала.
На какой–то миг его кулаки напряжённо сжались, и тут же расслабились вновь:
– Щёлкай меня по носу иногда. Я помню за собой привычку не замечать, как обижаю близких мне людей.
Синильга молчала. Она уловила акцент на последнем слове. И саморазрушение, успешно прикрытое стремлением помочь. Женское неизбывное самопожертвование забилось внутри, запульсировало, запрыгало. Перед глазами проносились предметы, которыми можно было бы его отвлечь, успокоить, вернуть к той искристой молодости, которая была так свойственна ему в последнее время. Всё тщетно, – рядом были лишь вещи, предназначенные для Хозяина. Обманывать она не хотела. Оставалось одно – слова:
– Ты будешь для меня тем, кем ты есть! – решительно начала она. И продолжила бы, если бы Стрелок не махнул рукой в её сторону.
– Зеркальным отражением. Я согласен.
– Нет! – почти отчаянно выкрикнула. – Нет! Как раз то, чего я боялась! Это я могла бы быть для тебя слепком другой женщины. Мне давно уже совершенно безразлично, кем быть. Если  для тебя это выход, то он подходит для нас обоих. Ведь выход – это решение для двоих. А ты будешь для меня тем, кем ты есть! Точным Стрелком. И расчётливым Кардиналом.
– Серым, – в первый раз за вечер он улыбнулся.
– Что?
– Вы прекрасно поняли суть ответа, дорогая. Эс в моём имени значит Серый. Серый кардинал.
Протянув руку к его виску, она ласково коснулась стриженных, тонких волос. Лёгкая седина. Тепло, спрятанное внутрь. «Любить тебя, всё равно, что носить в корсете опасную бритву», – подумала Синильга, отметив, что он уменьшил своё личное пространство до минимума – как будто надел вторую кожу – и не захотел пускать её внутрь. – «В правом зрачке сомнения, в левом – уверенность. Станешь ли ты мне не только верить, а и доверять? Поймёшь ли ты разницу? Об этом я тоже кое–что знаю...»
– Я взломал твои мысли, – решительно сообщил Кардинал Эс.
Синильга вздрогнула. Ей, как никому хорошо, была известна истина, что самозащита начинается со слова «пугать». Она хотела возразить, что взломать можно то, что заперто. В открытую дверь входят просто. Однако вместо того, чтобы доказывать что–то абстрактными фразами, выбрала иной путь:
– Тогда можно, я скажу свои мысли вслух. И ты будешь знать, насколько ты прав.
– Говори, – вернувшись к привычному слову, и к профессиональной настроенности на результат, Стрелок совершенно успокоился.
– Я придумала себе, что мой Хозяин... Что Хозяин разомкнутого пространства относится ко мне так же, как ты. Ты так бережно ко мне относишься.... Это позволяет мне верить, что он чувствует то же самое.
– Стрелочка, – мужчина не мог сопоставить одно с другим. – В этом нет никакой логики.
– В этом есть я, – виновато улыбнувшись, она  прикрыла рукой точку пересечения на плече. – Когда я смотрю в твои глаза, я знаю, что могу быть нужной и могу поверить, что не только тебе. Вот и всё.
– Это называется «клин клином», – его снова вышибло в личное, и он не хотел её слышать. Его решение было расписано по–другому. Она же знала лишь результат, а не варианты того, как к нему можно прийти. Спросила:
– Для тебя это называется так? Подумай.
Синильга отошла к окну и принялась восстанавливать в памяти каждое из движений Кардинала, когда он сегодня поднимался по лестнице. Острый, беспощадный, быстрый, – в нём действительно заключались многие характеристики хороших стальных клинков. Личное пространство Стрелка обхватило её со спины. Затем и он сам аккуратно обнял её сзади за плечи:
– Смотри–ка, – в голос вернулось тепло; видеть его глаза она не могла; в то же время, они как бы светились у неё внутри; до мелочей точное ощущение прозрачного, ласкового взгляда. – Я редко оставляю ключи в машине. А тут ещё и дверцу бросил открытой.
Они немного постояли рядом, затем она повернулась и открыто посмотрела на него:
– Сколько у нас времени, Кардинал? Недели две?
Он тут же перещёлкнулся на разгадывание загадок и решение задач. Таким она знала его с первого дня.
– Откуда срок?
– Навскидку сказала.
– Иногда мне кажется, что мне нечему тебя научить.
– Попробуй научить меня считать. Это было бы настоящей победой.
Он нахмурился, пытаясь отыскать в её словах интонацию, предназначенную другому мужчине. Не нашёл и спокойно ответил:
– Идём, прогуляемся по саду. Я научу тебя тому, что действительно неплохо умею.
– Чему же?
– Расстреливать оловянных солдатиков, – хохотнул Стрелок и первым шагнул к двери.
– Не шутите с огнём, Кардинал! – притворно насупилась Синильга. – Моё чувство юмора меня снова покидает.
– Ладно. Будем кормить синичек с ладошки. Считай, сегодня твоя взяла.
– Ты снова воюешь?! – Кардинал почувствовал в её голосе настороженность; хотя слова прозвучали вполне беззаботно.
– Я учу тебя считать!
– Ладно.
Спустя миг, он заявил:
– Я думаю, ты мне не веришь. И совершенно зря!
Всего секунду она держала ответную паузу:
– Теперь поздно. Тебе – верю. Я уже говорила об этом.
– Я помню. Мне просто хотелось услышать это ещё раз.
– Провокатор!
– Хулиганьё! – в легко сложившихся звуках было сразу всё: и улыбка, и ирония, и лёгкая тень самодовольства, – искристая молодость.

На полдороги к выходу, Стрелок точно что–то вспомнил:
– Подожди меня на улице, я забыл кое–что важное.
Не возражая, Синильга пошла дальше. Заметил ли он, как легко ему позволялось контролировать ситуацию (думал ли он, что это можно любому?), как просто он мог распоряжаться её пространством, и даже ею. Не должен был заметить. Взвесив свои ощущения, девушка с уверенностью подумала, что не заметить не мог.
Тем временем Кардинал пробежал по известной ему дороге. Хозяин разомкнутого пространства находился именно в той комнате, где Стрелок и ожидал его увидеть. Мужчины с любопытством уставились друг на друга. Сейчас неприязнь отсутствовала. И сложно было сказать, чья в этом была заслуга. Уверенный взгляд Стрелка. Оценивающий – Хозяина.
– Её нельзя оставлять одну надолго, – сказал Стрелок.
– Я понимаю, – просто отозвался Арбалет.
Мутная пелена несуществующего соперничества вновь скрыла их друг от друга. Всего на миг.
– Как знаешь, – с видимым равнодушием бросил Кардинал Эс и, легко развернувшись, побежал обратно, – в сад, где его ждала Синильга. Она стояла под деревом и внимательно рассматривала что–то, что было у неё в горсти. В спортивных, приспособленных для динамичного движения белых туфлях, Стрелок подкрался неуслышанным. Он схватил её за руку в тот момент, когда девушка собиралась швырнуть содержимое ладони подальше в траву. Испуг быстро сменился стеснением на её лице, когда она поняла, кто – рядом с ней. Ладонь снова раскрылась, – в ней были жёлуди.
– Вот, насобирала тебе, пока ждала. Нашла молодой дуб в уголке сада.
– А почему собиралась выбросить?
– Я понимаю, что это глупо, – жалобно отозвалась Синильга. – И что это тебе не нужно.
– Посмотри мне в глаза, пожалуйста.
Девушка отважно подняла голову.
– Всякий раз, когда тебе нужно что–то сказать человеку, или когда хочешь услышать что–то от него, – смотри в глаза. Это весьма действенный метод. Запомнила?
Синильга кивнула. Она перенимала опыт потрясающе быстро. Порой его пугало, что однажды ему больше нечего будет отдать. С её точки зрения, страх был необоснованным. Ей просто нравилось ходить на полшага сзади.
– А теперь просто посмотри мне в глаза, – он мягко коснулся её виска. – Я уважаю всё, что ты делаешь. Только ты как–то весьма хаотично собой командуешь. Приказала себе одно, испугалась, передумала, приказала другое. Смешная.
– Если уж говорить о внезапных переменах, то я знаю настоящего специалиста, – Синильга всё ещё глядела на него в упор.
Моментально насторожившийся Кардинал, замер, ожидая, что же будет дальше. Дальше женщина покачала головой и тихо произнесла:
– Любить тебя, всё равно, что носить в корсете опасную бритву.
– Знакомая фраза.
– Несомненно. Ты ведь взломал мои мысли? Одна из них.
– А ты мои?
– Твои закрыты. Те, о которых ты спрашиваешь. Это отдельная тема. Обсудим, когда захочешь. Сейчас – ты спешишь.
Он удивлённо поднял брови, – в расслабленных движениях, в спокойно–текущем разговоре невозможно было вычислить спешку.
– Две попытки взглянуть на часы так, чтобы я не заметила, – объяснила Синильга.
– Ты опасна, – сказал он, будто сделал открытие.

Довольная похвалой Синильга шла за ним следом, чтобы проводить к воротам.
– Я заеду через пару дней. Дождёшься?
– Дождусь.
– Это хорошо, – лениво проворчал Стрелок и добродушно добавил. – Тебя нельзя оставлять надолго. Ты начинаешь придумывать грустные сказки. А это тоже опасно.
Более точной истины о себе Синильга давно не слышала. Как завороженная, она ещё долго глядела ему вслед. Затем, осторожно ступая по выпавшей вечерней росе, ушла в дом.

На кухонном столе её ждала записка. В середине свёрнутого вчетверо листка бумаги обнаружилась единственной линией нарисованная мужская фигурка, нелепая и не совсем похожая. Нервная галочка стояла в районе левого плеча мужчины с картинки. Вместо подписи внизу было аккуратно выведено: «точка пересечения». Синильга знала, кто автор рисунка...

ТРАПЕЦИЯ ВРЕМЕНИ

Редко когда ей хотелось воспользоваться умением убивать. Теперь был как раз тот случай. Синильга жила за городом и чаще всего добиралась домой пригородными поездами, чтобы пройти полчаса по лесной дороге, – отключиться от городской суеты. Попутчик, выпавший на ее долю сегодня, был не в меру красноречив. Он считал себя игроком, хотя на деле едва справлялся с пятнашками:
– О чём рассказывается в книге, которую Вы читаете?
– Все книги написаны о жизни, – буркнула Синильга, стараясь сдержать раздражение, успевшее накопиться за час пути.
– Я так не понимаю. Что там конкретно происходит с героями? – спросил мужчина и – хуже не придумаешь! – протянул руку, чтобы взглянуть на предмет.
Тут Синильга все же не выдержала. Она посмотрела в окно и, мысленно простив себя за излишнюю эмоциональность, перешла в атаку:
– Я не смогу пересказать сюжет в двух словах. Тем более, что у меня нет такого желания. Существует всего два варианта дальнейших действий: или я продолжаю читать, и Вы меня не трогаете, или я выхожу на следующей станции. Выбирайте.
Он расценил её слова, как блеф. Куда она могла деться из последнего вагона?
– Тогда лучше уходи.
Она медленно собралась: спрятала книгу в рюкзак, забросила его на плечо, поднялась.
Самую очаровательную из своих улыбок девушка посвятила победе над его самодовольной ухмылкой. Прежде, чем зашагать к выходу (электричка как раз тормозила перед нужной платформой), Синильга слегка нагнулась к надоедливому попутчику и, глядя в глаза, почти нежно сказала:
– Ты согласился с моими правилами. Какой ты мужик после этого? Ты проиграл!

Спрыгнув с подножки, точно сойдя со сцены, она отошла на несколько метров, обернулась, послала хамоватому попутчику воздушный поцелуй и помахала ручкой. Она видела, как он вскочил и кинулся к выходу, но поезд уже тронулся, а дёргать стоп–кран у него точно не хватит духу. Ей даже стало любопытно, что теперь вытворит оставшийся в вагоне человек, чтобы восстановить чувство собственного достоинства. Пристанет к кому–то более беззащитному? Нахмурившись, Синильга подумала, что не имела права играть.

– Не теряй голову, Стрелочка, – Кардинал вынырнул  прямо перед ней. От неожиданности, она не успела затормозить и ткнулась носом прямо ему в грудь.
– Усвоено, – попытка сделать вид, что она ничуть не удивлена его появлением, не удалась. Ещё минуту она старалась сохранить серьёзное выражение. Потом радостно пискнула, боднула его лбом в плечо и затараторила:
– Он ко мне приставал, я тебя вспомнила, не сдержалась. А ты совсем пропадал. Я так волновалась. Ну, разве можно исчезать на неделю, – она перевела дыхание, – и так неожиданно появляться. В какой–то странной одежде, с верёвками... Удивительно!
– Давай попробуем по порядку. Я вижу, что ты соскучилась и не можешь по порядку. Я тебе помогу. Итак, ты вспоминала обо мне, когда к тебе приставал кто–то другой. Первая половина известия меня радует, вторая – бесит. Я хочу точно знать, кто это был, и что ты ему сказала.
Синильга обожала Стрелка в игривом настроении.
– Я сказала, что он проиграл!
Они медленно шли по желтой лесной дороге, и девушка подробно пересказывала Стрелку случай в электричке.
– Альтернативные вопросы, когда тебя устраивает любой из ответов, лучше всего использовать в средней стадии переговорного процесса, – мягко внушил ей он. – Порой, они могут быть весьма полезны. А какие еще два типа вопросов существуют? Я говорил.
Она сосредоточенно нахмурилась и поняла, что не вспомнит. Попыталась отвлечь:
– А откуда ты узнал, что я приеду именно этой электричкой? И ты так странно выглядишь. Шикарный, кстати, вид. А зачем моток верёвки?
Теперь уже Кардинал попытался казаться серьёзным. Безуспешно.
– Ох уж эти ученики! То и дело норовят потренироваться на учителях. Ладно, про вопросы поговорим в следующий раз. Тем более, что здесь нам налево. Я тоже рад тебя видеть.
Послушно повернув за ним, она всё же не сдержалась и спросила:
– А что там?
– Здесь в ваших краях есть одна любопытная полянка для слаживания. Я на ней сосну присмотрел. Высоченную!

Дерево и вправду оказалось немаленьким. Метрах в пятнадцати над землёй болталась трапеция.
– Задача не из самых лёгких, – они стояли, задрав головы, и глядели на мерное покачивание ветвей. Кардинал говорил: – Нужно взобраться наверх и прыгнуть. Два метра свободного полёта, затем хватаешься за палку и движешься к вот той платформе.
– Ты поймаешь меня, если я у паду? – спросила она; её голос всё ещё звучал бодро и уверенно.
– Это упражнение на преодоление внутреннего страха. Нужно заставить себя не сомневаться в своих возможностях. Иначе ничего не выйдет, – погружённый в собственные мысли мужчина, оставил вопрос без внимания. – Там как будто теряется время. Можно простоять час, хотя тебе будет казаться, что прошло всего несколько минут. Я прыгну первым. Потом ты.
Он совсем отвлекся от беззаботности.
– Стрелок, – тихонько позвала Синильга.
– Да, Стрелочка, – его светлые глаза повернулись к ней; в то же время, взгляд остался внутри.
– Ты поймаешь меня, если я упаду?
– Ты не упадёшь! Кроме того, страховка полностью отработана, если ты спрашиваешь об этом.
– Не об этом, – девушка вздохнула и задумалась. Затем лицо её просветлело. Она отошла на пару шагов, развернулась к Кардиналу спиной и спросила снова:
– Сейчас я упаду назад. Это такая детская игра. Ты поймаешь меня?
– Падай, – улыбнулся он, – конечно, поймаю.
– Это именно то, что я хотела знать, – она вернулась к нему и кокетливо склонила голову на бок. Она не собиралась падать. – Это упражнение на доверие. Давай я прыгну первой.

Стрелок закрепил  на Синильге страховочный пояс. Прицепил лонжу. Затем взял вторую точно такую же. Хотел закрепить и её.
– Не нужно, – она мягко отвела его руку в сторону.
– Ты будешь учить меня безопасности? – удивления в его голосе не было, скорее, напоминание о том, кто есть кто.
– Я буду учиться у тебя. Вот только то, что ты хочешь сделать сейчас, это уже не безопасность.
– Я знаю. Извини.

Он взобрался на дерево напротив и готов был её поймать, когда она перелетит, цепляясь за трапецию, разделявшие их несколько десятков метров. Она стояла на крохотной площадочке, и изо всех сил жалась к стволу спиной. Смотрела вперёд, на его чёткую фигуру и старалась раскачиваться в такт с деревом. Победить сковывающий волю и не позволяющий управлять собственными движениями страх, для неё было не самым сложным. Достаточно лишь стать частью этой природы и (иногда она по–настоящему в это верила) летать можно даже без помощи привязанных к тебе верёвок. Гораздо труднее было не оставить себе никаких шансов сбежать. В намечавшемся прыжке она полностью теряла защиту. Синильга могла верить и доверять Стрелку безгранично, и всё же иногда ей казалось, что он играет в какую–то свою игру, по каким–то своим правилам. Оттолкнувшись, она всем корпусом бросилась вперёд.
– Представь себе, что я твой хозяин, – крикнул Кардинал. Когда отступить и вернуться было уже поздно. Два метра свободного полёта, и ещё десять, вцепившись в выскальзывающую из рук палку. Времени что–либо представлять не было. Но, спровоцированные его словами воспоминания, замелькали с калейдоскопической скоростью. Как будто игрушка, составленная из осколков цветного стекла, попала в руки к младенцу, для которого весь интерес состоит в том, чтобы не глядя крутить колёсико настройки. Принципы работы – и игрушек, и свободных падений, и слов – Кардинал, видимо, тоже знал. Как и многие другие механизмы.

Синильга очутилась рядом с ним. Наконец–то позволила себе зажмуриться. Она цеплялась за его руку и повторяла:
– Ты переоцениваешь меня, Кардинал Эс. Переоцениваешь!
– Ты умница. Ты это сделала.
– Что именно ты имеешь в виду?
– Твой прыжок, – кто знает, может быть, он действительно говорил о преодолении страхов.
– Я долго готовилась? Ты был прав, там, – она кивнула в сторону противоположной платформы, – перестаёшь контролировать время.
– Ты прыгнула почти сразу. Я знал, что ты сможешь. Но не думал, что так быстро.
– А ты? Теперь твоя очередь?
Всего на миг он отвёл глаза, затем, вглядываясь в глубину её зрачка, раскладывая слова как мозаику, ответил:
– Я забыл, что сегодня у меня ещё одно важное дело в городе.
Фраза за фразой он укладывал в её голову ситуации, жизни незнакомых ей людей, миры взрослых мужчин, понятия офицерской чести. Она раскачивалась вместе с деревом. Вместе со Стрелком. Глядя в его леденяще–невинный взгляд. Она изо всех сил пыталась понять, что он хочет сказать. За информацией не проскальзывало ничего личного. Синильга не могла уловить связи слов и ситуации. А Стрелок всё говорил, и всё жестче сжимал её руками за плечи.
– Сегодня я не успею прыгнуть. Может, в следующий раз, – в завершение сказал он и замер, как будто ожидая удара.
– Господи, как же ты меня напугал, – она наконец–то связала его слова между собой. И серьёзно кивнула, – нет ничего страшного в том, что прыжки не вписываются в твой сегодняшний график. Тем более, что ты наверняка уже пару раз прыгал сегодня, проверяя траектории и прочее. Совершенно ни к чему было оправдываться.
– Это я оправдывался?! – от возмущения Кардинал чуть тут же не сиганул с дерева.
– Кажется, это действительно был ты, – она чмокнула его в щёку, довольная произведённым эффектом. Резкие перепады от серьёзного к весёлому были свойственны им обоим. – Может, всё же слезем вниз? Вам не кажется, что так будет безопаснее, Кардинал Эс?

Они осторожно спустились на землю. Кардинал вновь вернулся к уверенному, спокойному себе:
– Я не хочу уезжать, – тихо и предельно сжато сказал он.
– И поэтому меня пугаешь?
– Да.
Мужчина принялся разбирать и прятать в рюкзак снаряжение. Молча. Предоставленная себе Синильга обнаружила куст лещины. Она срывала ещё зелёные орешки и точно белка разгрызала их уже настоящую скорлупу. В ядрах ощущалась кислинка незрелости. Через неделю они станут совсем твёрдыми. Прошло два месяца с момента их знакомства. Начало августа было жарким.
– Давай поговорим о времени, – предложила она.
– О прошлом? – нехотя уточнил Стрелок.
– Нет. О самом важном.
– О будущем? – теперь он коснулся её запретной темы.
– О настоящем.
– Почему ты считаешь его самым важным?
– Хотя бы потому, что слова "прошлое" и "будущее" имеют всего по одному значению, а слово "настоящее" – сразу два. Как время, и как что–то истинное, правдивое. Интересно, связано ли это между собой, – Синильга забыла о предмете разговора и, как это часто с ней случалось, погрузилось в свои псевдо–логичные размышления. – Может, когда два этих значения совпадают и получается счастье. Настоящее равное истине. Во всяком случае, наверняка, к этому нужно стремиться. Чтобы настоящее время совпадало с настоящим тобой. Что думаешь?
– Ты часто говорила о времени с Хозяином? – он привычно ответил вопросом на вопрос.
– О настоящем – никогда. Наверное, в этом моя ошибка. Я говорила только о будущем. О том, что оно всегда лучше прошлого. Потому что его можно сделать любым, каким захочешь, а прошлое уже нельзя.
– Хорошая мысль. Ты не против, если я её запомню, – Стрелок закончил со снаряжением, оглядел участок леса ещё раз (чтобы ничего не забыть), и нашёл решение очередной поставленной задачи. – Сделать будущее таким, каким хочешь, можно только в настоящем.

Они пробирались к холму, на котором стоял её дом, в молчании. Кардинал сосредоточенно запоминал местность, не упуская из виду даже мелких деталей. Синильга видела, как на его сетчатке отпечатываются изгибы тропинки, рисунки мха на поваленных стволах, жёлтые пучки бессмертника, то тут, то там торчащие из травы. Из этих, на первый взгляд лишних, деталей человек складывал картинку – карту местности – которая впоследствии послужит ключом к следующему алгоритму. Девушка внутренне сжалась. Этот мужчина даже отдалённо не напоминал Арбалета, – она поняла это сегодня во время прыжка. Единственное, что объединяло двоих – оба были хищниками. Так просто. Только и всего. Хищниками, медленно, но верно идущими к каждой из поставленных целей.

Арбалет двигался к решению головоломки и не обращал внимания больше ни на что, – это Синильге было известно. Куда шёл Кардинал Эс? Она кольнула его игольчатым острым взглядом и поняла, что он может привести её практически к любому действию. Развешанные между ними флажки договорённостей о неприкосновенности его прошлого и её будущего разделяли их лишь потому, что он ещё не решил кто, куда и когда будет прыгать. Или решил, просто, время ещё не пришло. Этот хищник умел ждать лучше других. Чего же он ждал? Стараясь защититься от навязчивых страхов, Синильга прижалась к Стрелку поближе.
– То же, порой, настораживает меня в тебе, – сказал он.
Она улыбнулась, покачала головой и спросила:
– Когда я перестану восхищаться тобой, Кардинал?
– Эйфория от новых знаний обычно проходит спустя полторы недели. Как и желание их использовать, – ответил он неопределённо и не о том.
– Твоё неуместное чувство юмора?
– Типа того.

Чёрная машина, оставленная на привычном месте у внутренних ворот, терпеливо ждала возвращения своего владельца. Стрелок бросил в багажник вещи и устроился курить на нижних ступенях ведущей к дому лестницы. Синильга собиралась проводить его, как обычно, и уйти наверх, в свою крепость, но вдруг неожиданно для себя попросила:
– Возьми меня с собой в город.
Его лицо вдруг сделалось печальным, а глаза – совсем растерянными:
– Я не могу взять тебя к себе.
– Я не так выразилась, – испугалась девушка. – Я хотела сказать, возьми меня с собой до города. Только и всего.
Этой женщине никогда бы не пришло в голову, что возможно что–то большее. Она напряжённо застыла от неловкости ситуации. Пытаясь найти слова, чтобы объяснить: она понимает, что у каждого есть своя, сложившаяся жизнь. Она давно осознала, что в эту жизнь ей не вписаться (Синильга совсем не разбиралась в общепринятых законах и не могла себя заставить им следовать). Это понимание плюсовалось к прочим психическим атакам и мешало жить лишь изредка, сезонами непогоды, как обостряющееся хроническое заболевание. Чудеса становились возможными только здесь, – в её доме и в её воображении.
Стрелку не нужно было всего этого объяснять. Он сдержанно кивнул и улыбнулся:
– Тебе хватит времени, чтобы собраться, пока я докурю сигарету?
– Я управляю временем, а не оно мной. Считай, это мой солдат. Который готов сделать всё, что я прикажу, – девушка старалась скрыть радость за отчасти пустым бахвальством. Впрочем, времени на сборы ей и вправду понадобилось немного.

В тишине, скрашиваемой едва слышным внутри салона шуршанием шин, чувствовался особый, немного грустный, но очень светлый уют. Синильга разглядывала облака. Стрелок задумчиво крутил настройки радио, чтобы, так ничего и не выбрав, включить магнитолу, – одну из любимых записей. Именно это и называлось быть вместе, когда двое не мешали друг другу, хотя каждый оставался собой. Он закурил сигарету, и сказал что–то совсем незначительное. Она ответила в тон, такой же простой фразой. Этот короткий диалог, практически сразу выпавший из памяти, был невероятно важным.

Перед глазами промелькнул переброшенный через трассу пешеходный мост с решётчатыми перилами. Посередине, прямо на нём сидела девушка с длинными волосами, а за её спиной стоял парень. Ребята смотрели на несущиеся навстречу машины (некоторые уже включили фары; темнело) и мечтали о том, как доберутся до моря, и будут блаженно бездумны – счастливы.

Стрелок плеснул на дорогу ближний свет, в его защитном полукольце Синильга почувствовала себя ещё более спокойно.
– Откуда сравнение с бритвой? Помнишь, ты говорила, что я похож на опасную бритву. Почему?
– Я знала, что ты спросишь, – её голос стал совсем тёплым. – И, конечно, подумала над ответом. Бритва, Стрелок, это что–то одинаково уничтожающее и спасающее. Раны, которые она оставляет, заживают медленно и с трудом. В то же время, что может защитить лучше, чем неожиданно мелькнувшая в руке полоска стали. Я знаю, о чём говорю.
Стрелок только хмурился и заставлял машину бежать быстрее. Видимо, вспоминал порезы, которые успел нанести близким.
– Это именно то, чего женщины ищут в мужчинах, – поспешила уточнить Синильга. – Беззащитности и защищённости одновременно. Беззащитности перед ним и защищённости от всего мира. Таких мужчин практически не осталось.
Он всё ещё оценивал информацию, оставляя без комментариев её слова. Ей пришлось продолжить:
– Впрочем, может, это то, чего ищу только я. И, может, я слишком многое возомнила о себе. Но я точно знаю, что защищать может лишь тот, кто научен и убивать тоже. Тот, кто не может меня уничтожить, не сможет меня и защитить.
Дорога втыкалась в глаза мелкими серенькими штришками. Если смотреть во время движения только на нее, то кажется, что ничего не существует, что жизнь – телевизор, в котором закончились все программы.
– Не слишком быстро? – мужчина плавно снизил скорость.
– Как ты хочешь, – сейчас она действительно предпочла бы более умеренную скорость, но помнила, что они спешат.
Кардинал придержал машину, не позволяя стрелке спидометра пересекать отметку в 100 км (где он находил терпение?). Стрелок протянул ладонь и осторожно погладил Синильгу по щеке.

Огни вечернего города, опоры Южного моста и целеустремлённость движения – здесь, в настоящем, ей было хорошо.

ПРОМЕЖУТОЧНОЕ ЗВЕНО

Жизни Синильги и Кардинала потихоньку переплетались. Иногда он заезжал в гости, иногда – брал её с собой на работу. Она наблюдала за ним и училась побеждать. "Я могу", – говорила себе и понимала, что суть не только в этом. Женщина хотела победить, а это уже обозначало победу, как минимум, неплохой залог. Синильга хотела построить измерение, в котором отдыхать от атак могла бы, как она сама, так и Стрелок. Это было намного сложнее, чем разомкнуть в одно два личных уже существующих пространства. Это значило не просто соединить общим коридором два отдельных здания между собой, а заложить новый фундамент и вывести новые стены, взять на себя ответственность за этот дом. Они практически перестали вспоминать о реалиях, не связанных с их отношениями, решая задачи, одинаково важные для обоих.

– Есть всего две движущие силы: "хочу" и "могу" – учил её Кардинал. – В том случае, когда желания совпадают с возможностями, человек приходит к цели.
– Мне всегда казалось, что между хочу и могу существует причинно–следственная связь. В смысле, "хочу" – это первый шаг, причина, а "могу" – второй шаг, следствие.
– Люди без ног не могут ходить, как бы не хотели.
– Люди без рук учатся рисовать ногами. Если есть желание всегда можно найти способ, – парировала Синильга. В такие моменты лицо её становилось по–детски упрямым, признавать невозможности она не любила.
– А если человек смертельно ранен? Ты думаешь, желание жить поможет ему выжить?
– Думаю, да. Ты был смертельно ранен? Ты жив. Значит, не был? Или значит, что твоё желание жить тебе помогло? Я иногда болею зимой и понимаю значение фразы: "чем так жить, лучше умереть". Смертельно раненый человек хочет не выжить, а умереть, потому что бороться за жизнь больно и тяжело.
– Жажда в пустыне.
– Вызывает миражи. Я, конечно, согласна, что это иллюзорная возможность напиться, а тем не менее.
– Импотенция, – видимо, он рассчитывал её смутить.
– Придуманная болезнь. Здесь вообще нет речи о "хочу" и "могу". Один страх. И слишком много сомнений, – она вдруг посерьёзнела. – Может, должно быть ещё третье, промежуточное звено? Хочу – верю – могу. С импотенцией так точно: пока не поверишь, что такого диагноза в принципе не бывает, ничего и не сможешь. А вообще, это нечестный ход с твоей стороны. Я никогда не была мужчиной, так что, считай, совершенно не разбираюсь в вопросе.
Стрелок наслаждался её условно–съедобной логикой. Он даже не стал спорить, что миражи вызывает совсем не жажда и не взялся за развитие медицинской темы. Синильга бултыхала в ведёрке тряпочку и аккуратно протирала белые кардинальские туфли. По дороге в дом они останавливались, чтобы нарезать подсолнухов. Кроме огромных, по–настоящему солнечных цветов, в поле оказался размокший жирный чернозём.
– Я подумал, что если бы мне пришлось самому мыть туфли, я бы делал это точно так же, – открытая, доверчивая улыбка была не очень свойственна этому человеку; Синильга любила, когда он улыбался именно так – выходило слегка растерянно.
– Я тоже не верю в случайные встречи, Стрелок, – шепнула.
Она не раз отмечала, что многие вещи он делает точно так же, как это делала бы она сама. Ей, правда, не всегда хватало смелости сказать об этом вслух.

Девушка домыла туфли и поставила их сушиться на солнце. Вспомнила, что пару дней тому Кардинал жаловался на боль:
– Как твоя голова?
– Без мозгов, – с незаметной никому кроме избранных заминкой отозвался мужчина.
Синильга, не сдержавшись, фыркнула и засмеялась. Его интонации были совершенно непередаваемы. Иногда, когда ему слышался в вопросе пароль, он старался ответить отзывом. И отзыв этот всегда выходил коротким и звучным, хотя слова подбирались совершенно обычные и даже банальные. Только за счёт голоса они звучали иначе, – очень насыщено.
– Я имею в виду её самочувствие, а не содержание, – она никак не могла успокоиться.
– Всё в порядке, – уверенно отозвался он и уточнил. – Злопамятная?
– Я? Почему злопамятная?
– А почему ты спрашиваешь про голову?
– А почему бы и нет? Ты хочешь, чтобы я спросила тебя про что–то другое?
Теперь наконец–то рассмеялся и Стрелок:
– "Ты упал, тебе больно, ты хочешь поговорить об этом?" – процитировал он, ставшую для них нарицательной, фразу из известного анекдота про двух психологов, один из которых рухнул с велосипеда. – Ты стала задавать слишком много вопросов. У кого только учишься?
– Умело использованная тактика ответов вопросом на вопрос способна сбить с толку даже опытного противника, – подмигнула ему Синильга.  – Конечно, если он не Кардинал.
– Прекрати, – его голос прозвучал неожиданно устало. – Не очень–то я с тобой себя контролирую.
Она подошла вплотную:
– Это взаимно. Раз. Как только ты станешь себя контролировать (я говорю о сознательном контроле), мы потеряем друг друга. Два. Я не хочу, чтобы это случилось. Три. Сейчас ровно половина седьмого. Ты просил меня об этом напомнить. Четыре.
– Я заставляю тебя следить за временем? – Кардинал изобразил недовольство собой, пытаясь вернуть девушку к прежней весёлости. И она охотно вернулась:
– Ты учишь меня считать!
– Пять, – кивнул он.
– Шесть, – подхватила Синильга. – Давно хотела тебе сказать, я, кажется, научилась останавливать ситуацию!
– Что ты имеешь в виду? Объясни, пожалуйста, – Стрелок всё же удивился такой формулировке.
– Я имею в виду, запоминание последнего предложения, на котором человек соскакивает с заданной темы. И возвращение его назад, к тому же вопросу. Как бы консервируешь ситуацию, а потом вскрываешь.
– Теперь попробуй уходить от темы сама. Тебе это будет совсем не сложно, учитывая твой совершенно невинный вид. Последовательно перескакиваешь на несколько разных тем, добавляешь пару вопросов и очаровательно улыбаешься. Если собеседник не потеряется среди "консервов", то непременно заблудится в вопросах.
Синильга сосредоточенно кивнула.
– Улыбнись, – попросил Стрелок.
Её улыбка вышла весьма смущённой. Вдобавок ко всему девушка покраснела от стеснения.
– Да. Тебе это будет совсем не сложно. Можешь просто улыбаться, – засмеялся он. – Кстати, о чём мы говорили?
Мотнув головой, Синильга лихорадочно вспоминала. Кардинал терпеливо ждал. Она готова была признать, что из головы вылетело абсолютно всё. Лёгкий внутренний щелчок – Синильга была научена чувствовать время – напомнил ей тему. Для верности, она посмотрела на часы:
– Без двадцати восемь. Я обещала следить за временем.
– Семь сорок, ты хочешь сказать? Когда я был прилежным еврейским мальчиком... – Кардинал умолк, насмешливо наблюдая за тем, как Синильга пытается справиться с недоумением.
– Кто был еврейским мальчиком? Когда? Ты о чём?!
Она окончательно растерялась и озадаченно спросила:
– Как называется эта тактика?
– Это не тактика. Просто надоело говорить о работе.
– А о чём ты хочешь поговорить?
– Помнишь фотографию, которая тебе понравилась? Мне сказали её уничтожить. Я там выгляжу на 10 лет старше, чем на самом деле.
– Редко берусь определять возраст, постоянно промахиваюсь, – призналась Синильга. – А фотография хорошая. Дело не в том, сколько тебе лет, а в том, кто ты. У меня масса фотографий, которые мне не нравятся, и всё же, я не могу не признавать, что они хорошие. А у тебя, кстати, не только внешность, но и голос то моложе, то старше. Вообще, невозможно определить, сколько тебе лет. Причём, чем дольше тебя знаешь, тем сложнее справиться с этой задачей.
– Спасибо, – отозвался он.
– Тебе спасибо. Возьмёшь меня сегодня с собой до города? – за временем она следила не зря, – пора было уезжать.
– Да.
– Тогда пойду схожу за водой и поедем.
– Давай. Только осторожней. Вперёд ногами не ходи.
– Что?
– Говорю, за водой пойдёшь вперёд ногами или головой?
– Пойду принесу воды. Пойду по воду.
– В двух руках. Лучше по полведра – в каждой, но в двух.
– Ты будешь учить меня хозяйничать?
– Если хочешь. Мне нравится тебя учить.

Синильга устроилась на переднем сиденье и прикрыла глаза. Почти сто километров до города она будет ощущать себя в безопасности.
– Куда едешь? – уточнил Кардинал, садясь в водительское кресло.
– Туда же, куда и ты.
– Ты не знаешь, куда я еду, – он выговорил это так быстро, что она не успела уловить интонацию.
"Я знаю, что у тебя в багажнике букет подсолнухов. И знаю, для кого. Я знаю два места в городе, где может находиться этот человек. Нам в любом случае по пути", – подумала Синильга и согласилась:
– Прости. Я не знаю, куда ты едешь. Мне на левый берег.
Он только кивнул. По дороге в город они обычно молчали.
– О чём ты думаешь? – вдруг спросил Стрелок.
И ей пришлось признаться:
– Так же, как интерес к новым знаниям пропадает через полторы недели, интерес к новым эмоциям пропадает через три месяца. Два из них уже позади.
– Поговорим в сентябре, – на удивление спокойно отозвался он. – И, я думаю, ты права. Между "хочу" и "могу" должно быть промежуточное звено – "верю".
– Верю, – повторила она, точно пробуя на вкус. И улыбнулась.
– Мне нравится тебя охранять.
– Это неплохая разминка для мозга? – она напомнила ему фразу, с которой не так давно началась их дружба.
– Это для души. Мне ведь тоже нужно что–то для души, – сказал он тихо, и только эта женщина могла услышать истинное значение слов.
– Я покажу тебе душу своего дома. И душу земли, – Синильга высказала вслух одно из самых важных своих решений. – Приезжай как–нибудь, когда будет время.
– Непременно.

Она шагнула на тротуар, захлопнула дверцу машины, проводила Стрелу со Стрелком чуточку грустным, спокойным взглядом и вдруг обнаружила, что всё ещё ощущает себя в безопасности. В городе ей ничего не угрожало, однако попадая в серый, асфальтный лабиринт, она всегда чувствовала себя беззащитной. Теперь незащищённость пропала.

ОТСЧЁТ ОКОНЧЕН

Фактически, уже наступил сентябрь, хотя по погоде осень пока не чувствовалась. И если бы не ранние  сумерки, можно было бы думать, что лето никогда не закончится. Синильга выбиралась в город всё чаще, чтобы встретившись с Кардиналом прогуливаться по желтеющим паркам и разговаривать. Иногда они заходили перекусить в какой–нибудь ресторанчик. Она с умилением наблюдала, с  каким ответственным видом Стрелок потягивает через трубочку фреш.
– Можно, я скажу это вслух?
Он удивлённо приподнял бровь, и девушка, помотав головой, поспешила объяснить:
– Я не о том, что ты подумал. Я о той трогательной картине, которую мне посчастливилось наблюдать: Кардинал, мирно попивающий яблочно–морковный сок. Это здорово...
Мужчина улыбнулся и уточнил:
– Как будто не было никакой войны? Кстати, а о чём я подумал?
– Откуда мне знать, – на этот раз Синильга не попалась на провокацию. – Может быть, о металлических пауках?
– Может быть... – он, в свою очередь, тоже пропустил провокацию мимо ушей.
Они ещё немного поговорили о ерунде.

– Как бы ты оценила это мясо?
– Приблизительно так же, как я с легкостью отличаю на вкус коньяк от виски, – она вообще не отличала на вкус одно от другого. – Я не умею оценивать мясо, зато я неплохо разбираюсь в людях. Так что если мне нужно будет найти хорошее мясо, я просто найду правильного человека, который в нем разбирается.
– По–твоему, я – правильный человек?
– Ты хороший. Светлый, – поглощённая настроением теплого солнечного дня, Синильга не замечала, как он аккуратно подводит её к теме, которую хотел обсудить.
– Насколько хороший? Как твой Хозяин? – фраза попала в цель. Синильга вздрогнула и машинально поправила:
– Хозяин разомкнутого пространства..., – она вдруг сжала ладони в кулаки и скороговоркой произнесла. – Я не знаю, что со мной будет, если он уйдёт. Я по–прежнему не знаю, что со мной будет. И это страшно...
Она резко замолчала и сжалась в комочек; потому что понимала – сказанного говорить было нельзя.
Кардинал молчал. Его глаза – теперь стальные и сосредоточенные – задумчиво глядели внутрь себя. Казалось, он принимает какое–то важное решение, однако суть этого решения никак нельзя было уловить, настолько непроницаемым сделалось его лицо. Девушка тут же отреагировала на эту видимую перемену; печать взрослой усталой женщины проступила чуть явственнее:
– Прости, я не хотела портить нам вечер.
Пытаясь вернуть ситуацию в равновесие, он мягко спросил:
– Ты сказала "нам"?
Теперь она посмотрела на него испуганно:
– Прости, я больше не буду...
– Я совсем не об этом, – расстроился Кардинал.
– А о чём?
Он искал в голове верный ответ. Он знал, что для людей, которые готовы слышать, всегда существуют слова, способные в корне изменить ход событий. Всегда! В процессе постоянных переговоров, ему не раз приходилось в этом убеждаться. Успех зависел от того, успеешь ли ты найти нужные фразы в заданный промежуток времени. Он должен успеть. Найти...
– Может быть, о металлических пауках? – Кардинал поглядел на Синильгу с надеждой.
– Может быть... – всё же не смогла не улыбнуться она.
Они снова были вместе. В мире, где решения принимались сообща. И где можно было говорить обо всём, потому что тебя в любом случае поймут, если не умом, значит сердцем.
– Знаешь, в чём была моя ошибка с Арбалетом? – тихо сказала Синильга; она больше не боялась говорить.
– ?
– Мужчина и женщина должны совпадать, не смешиваясь между собой. Разомкнутое пространство похоже на значок инь–янь, где границей между двумя равными половинами выступает цвет. Мужчина может проникать в женщину, женщина – в мужчину, но затем всё должно возвращаться на свои места. Я нарушила равновесие и теперь как будто нахожусь внутри его. Я могу ощущать всё, что он чувствует, но в реальности не существую. Ни для себя, ни для него. Энергетические связи такая сложная штука...
– ...голограмма! – Стрелок, в этот момент он был именно Стрелком, щёлкнул пальцами и повторил. – Голограмма! Я понял это ещё в день нашего знакомства, только никак не мог поверить. Твои слова всё окончательно объясняют. Теперь мне только нужно проникнуть к источнику. Я заберу тебя, Стрелочка!
На его лице отражалась уверенность в себе. Он улыбался:
– Наверное, я непонятен?
– Для большинства людей, думаю, да. Из тех, кому кажется, что они тебя понимают, большая часть наверняка считывает лишь внешний слой, – она говорила медленно, растягивая слова, и теперь выглядела так, как он сам несколько минут назад – как будто принимала для себя какое–то важное решение. – Я уверена, что понимаю тебя. Мне совершенно ясно, о чем ты говоришь. Только не пугайся.
– Ты часто видела меня испуганным? – в его глазах проступила синева, видимо, сделанное открытие было действительно важным.
– Тебя испуганным, пожалуй, нет. А то, что тебя пугает – видела, – Синильга все ещё находилась в своих переживаниях, и в отличие от оживившегося Стрелка была очень сдержана.
– Что же?
– Повернись ко мне спиной, Кардинал, – она помолчала, – и падай... Детское упражнение на доверие.
Он пригляделся к ней внимательнее, присоединился к её настроению и кивнул головой, чтобы она продолжила мысль. Синильга заговорила дальше, очень тихо:
– Чтобы то, что ты задумал получилось, я должна не только доверять тебе, но и верить, что это возможно. А так получается, что ты собираешься научить летать существо, всё сознание которого направлено на недостижимость неба. Это не шахматы, в которых внимательность и мастерство игрока обеспечивают победу. Это моя жизнь. И прежде, чем что–то в ней менять... – она замолчала и грустно улыбнулась. – Прежде, чем учить меня летать, проверь – существует ли небо на самом деле. Иначе всё не имеет смысла... Я, наверное, непонятна?
– Я понимаю.
– У меня не выходит найти ключ, чтобы поверить хотя бы во что–то, – пожаловалась она.
Кардинал ответил не сразу. Он долго раздумывал над её предыдущими словами. Затем встал и протянул Синильге ладонь. Они направились к выходу. Сели в машину; только тогда мужчина сказал:
– Мы понимаем друг друга, потому что ты – это я, а я – это взрослый ты. Это ключ. Подумай об этом, когда будет время.
– Хорошо.

Домой Синильга добралась затемно. Она неторопливо вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь. Резкий свет с порога резнул по глазам. Где–то вдалеке темным силуэтом вырисовывалась мужская фигура. Арбалет медленно пошёл в её сторону. Синильга ждала. Она изо всех сил пыталась почувствовать его, но страх от того, что сейчас произойдёт что–то непоправимое, перекрывал всё. Он подошёл и, пристально посмотрев ей в глаза, сказал:
– Всё, что мне нужно – это одиночество!
Синильге захотелось кричать, но она не издала ни звука. Она практически никогда не повышала голоса, представить, как она кричит, было ещё сложнее. Пятясь назад, чтобы выбраться обратно на улицу, она подтянула руки к груди, закрываясь этим импровизированным крестом. Оступилась на лестнице и полетела вниз. Так одновременно – внутри и снаружи – она, кажется, не падала ещё ни разу в жизни. Пытаясь разобраться, что больнее – ушибы или психологическая травма, – Синильга лежала у подножья лестницы, ведущей к дому. Она проползла несколько метров, чтобы ткнуться лицом в траву, так раненное животное пытается найти спасение в чём–то знакомом, добраться до логова или до места последней лёжки, до ощущения безопасности.

Какое–то время она не слышала ничего, затем Арбалет поспешно сбежал вниз и присел рядом. Она считала его быстрые шаги; девять. "Сейчас я открою глаза и окажется, что всё так, как раньше", – уговаривала себя женщина, так и не решаясь распахнуть ресницы; в мозгу против воли всплыл вопрос Кардинала – "Как будто не было никакой войны?.."

Хозяин разомкнутого пространства молчал. Она наконец–то снова его чувствовала: от боли у него разламывалась голова, от волнения слегка дрожали руки. Сейчас ничто не сможет его убедить, что ни одну головоломку невозможно разгадать, если пропускать буквы. Улыбнувшись как можно мягче, Синильга открыла глаза и спокойно произнесла:
– Ничего, ничего. Со мной всё в порядке. Так давно не виделись. Это я от неожиданности. Рада тебя видеть. Привет.
– Я не думал, что ты так отреагируешь; растерялся. Ты уверена, что с тобой всё в порядке? – в темноте его глаза казались глубокими и совсем непрозрачными; она видела сквозь них, как, наверное, видят рыбы, когда им приходится заглядывать в толщу воды.
– Нормально! – снова улыбнулась она. – Вот так, пока не шлёпнешься и не узнаешь, что роса на самом деле сладкая. Я раньше думала, что это только так говорят.
Синильга понимала, что нужно если не встать, то хотя бы сесть, но ей не хотелось двигаться. Арбалет – он так привык верить ей на слово! – успокоенный её голосом, принялся решать головоломку дальше. Посидев рядом с ней ещё немного, он поднялся и зашагал в сторону сада. Девушка всё же заставила себя подняться и, прихрамывая, побрела к дому.

Всё тело саднило. Огонь, как бы умиротворённо он не потрескивал в очаге, не мог избавить её от ощущения полной разорённости. Слёзы с привычной для женщин лёгкостью катились по щекам. Синильга не помнила, когда она плакала последний раз. Плакать было приятно. Как будто позволять себе фрукты в изнурительно жаркий день.

Рассвет застал её спящей, свернувшись в кресле клубком. Она аккуратно распрямила спину и, взглянув на проснувшихся птиц за окном, с облегчением поняла: наступило утро – теперь можно! Кардинал поднял трубку с первого сигнала, как будто всё это время он ждал звонка.
– Хозяин разомкнутого пространства дошел до "О".  Но беда не в этом. Он пропустил основную букву! – как бы она не старалась, говорить с показным равнодушием не удавалось; голос дрожал.
– Какую из основных? – уточнил Кардинал.
– "Д".
– "Доверие"?
Девушка глубоко вдохнула и заставила себя произнести как можно чётче:
– "Душа".
– Как ты узнала?
– Мы случайно столкнулись в дверях. Он сказал мне, что всё, что ему нужно – это одиночество.
После паузы Кардинал отозвался:
– Я, наверное, не имею права корректировать твою жизнь, – сказал он.
Синильга, которая к этому времени приняла окончательное решение учиться летать даже в том случае, если неба не существует, отозвалась:
– У меня больше никого нет. Никого, кто был бы и во внутреннем мире, и во внешнем. Ты единственный, кто может что–то менять от своего имени, без моего контроля. Твой ключ подошёл. Если допустить, что я – это ты, нет необходимости предоставлять права, ты изначально вправе распоряжаться собой, а, значит, и мной, как угодно. Пожалуйста, помоги мне. Я не знаю, как быть. Я не справлюсь сама.
– Я заеду.
– Спасибо!
Он, конечно, понял за что. Иногда отзываться на зов нужно сразу, едва уловив суть и не вдаваясь в подробности:
– Умение быстро корректировать ход событий и перестраиваться в соответствии с текущим моментом – одно из незаменимых, – сказал Кардинал, – меня всегда радовало, что у тебя это тоже есть.

Кардинал добрался до её дома ближе к вечеру. Во всех окнах все еще горел свет. Он взбежал по лестнице, проскользнув сквозь защитные энергетические барьеры, которые Синильга создавала в свободное время просто в качестве развлечения (кому–то чужому вряд ли бы пришло в голову пытаться пролезть к ней во двор, а свои могли пересекать преграды безболезненно). Проходя по коридору, мужчина гасил светильники, возвращая дому привычное состояние сумерек. Синильга не любила верхний свет и редко его зажигала, предпочитая более щадящее, локальное освещение. Другого подобная иллюминация могла бы испугать, Кардинал же находил в ней подтверждение собственных догадок: во–первых, того, что ситуация добралась до решающей точки, во–вторых, того, что дальнейшие события будут развиваться со стремительностью, так свойственной скоростному спуску. Стрелок уверенно двигался в направлении верхней башенки замка. Помещение было нежилым и чаще всего запиралось на ключ, однако он был уверен, что сегодня непременно найдет Синильгу именно там, в наивысшей точке её дома. Не ошибся.

Они были в комнате оба – и хозяйка, и хозяин разомкнутого пространства. Замерев на пороге, Кардинал наблюдал весьма странную сцену. Арбалет стоял у открытого окна (вечер наконец–то был по–настоящему осенним, наполненным сыростью, холодом и умиранием), курил и беспристрастно разглядывал причудливые туманные сумерки. Во всяком случае, со спины это выглядело именно так. В метре от него стояла Синильга. Она куталась в привычную шаль, и, по–видимому, чувствовала себя неловко. В ссутулившихся плечах и опущенной голове явно чувствовалась нерешительность. В то же время, голос девушки звучал на удивление уверенно. Если отвернуться и попытаться представить себе его обладательницу отстранённо, воображение нарисует совсем иной образ. Прислушавшись, Кардинал так и не понял, к кому она обращается. Кажется, Синильга читала наизусть какую–то сказку. Стрелок хотел было отступить в коридор и послушать, но после минутной заминки изменил решение. Шагнув в круг яркого света, он громко сказал:
– Для кого–то одиночество это благо, а кто–то знает, что это такое.
Связанные непонятным единством двое, обернулись на его реплику абсолютно синхронно. В ярком свете на их лицах явно читались эмоции: в ее отчаянии блеснула и тут же погасла искорка надежды, в его сдержанности на миг появился интерес, моментально сменившийся спокойствием. Теперь Синильга была совсем не похожа на ту беспечную девчонку, которой бывала в городе. Усталой загадочности, которую Стрелок так хорошо изучил, тоже не было. В ней не осталось ничего знакомого. Замершая между двумя мужчинами девушка, смотрела куда–то сквозь пространство огромными влажными глазами и принадлежала только миру своих фантазий.
– Что труднее: научиться говорить или научиться слушать? – Кардинал заставил себя забыть о Синильге и задать Арбалету вопрос, ради которого приехал.
– Научиться молчать и не слышать, – усмехнувшись, ответил Хозяин разомкнутого пространства.
Точно очнувшись, женщина взглянула вначале на одного, затем на другого – сейчас до боли зеркальных (как в интонациях, так и в жестах) – и бросилась прочь.
– Осторожней на лестнице! – неожиданно крикнули ей вдогонку два слившихся в один голоса.

Больше сказать было нечего. Стрелок вдруг почувствовал, с какой лёгкостью может разрушиться выстроенная им система знаков, указывающих на то, что всё будет именно так, как он решил. Одиночество, о котором этот человек и вправду знал не понаслышке, пробежалось ознобом по коже. Сделав несколько шагов, он захлопнул окно:
– Ненавижу холод. Как бы я не старался, не могу относиться к нему терпимо.
Зачем он произнёс это вслух, да ещё обращаясь к практически незнакомому мужчине? Отчасти сопернику, отчасти соратнику по несчастью (или счастью? Мысли путались, Стрелок был близок к тому, чтобы почувствовать себя бессильным что–либо изменить в ситуации). И ведь надо было столкнуться с двух сторон одной и той же женщины.
– А я не люблю тепло, – неожиданно откликнулся Арбалет. В его тоне не было и намёка на агрессию. Сейчас они понимали друг друга.
«Полюса, – мелькнула у Кардинала новая догадка; он как всегда неутомимо перебирал в голове сотни возможных версий для каждой, встречаемой в жизни ситуации. – Холод и тепло. Север и Юг. Нужно сместить центр событий в один из полюсов и таким образом получится сместить, в том числе, и сознание». Он вдруг обнаружил, что смотрит прямо в глаза Арбалету. И вдруг понял, почему Синильга так терпеливо и безропотно ждёт, когда этот человек разгадает головоломку. Вот только ей было совсем невдомёк, что независимо от конечных результатов, выбор уже сделан.

Кардиналу предстояло обозначить новую точку отсчёта. Что ж, ответственность его не пугала.
– Ты упустил «Душу», – решительно сказал он.
Кивнув сопернику на прощание, Стрелок лёгкой уверенной походкой зашагал вниз, туда, где он знал, обхватив колени руками, отрешённо сидит молодая женщина, измученная ситуацией не меньше, чем другие участники.

Имел ли он право на этот шаг? До конца избавиться от размышлений на эту тему так и не удалось. Что, впрочем, его не остановило.
– Сомневаться можно вечность, – с показательной твёрдостью заявил он, входя в комнату.
Синильга – вновь похожая на знакомую и... любимую женщину, хотя о последнем приходилось молчать – подняла голову и улыбнулась. Что бы ни происходило, она всегда находила в себе силы улыбнуться.

Кардинал присел на кровать рядом с ней, обнял за плечи и аккуратно коснулся губами шеи. Она вздрогнула и развернулась к нему вполоборота. В уголках губ собралась напряжённая сосредоточенность. Глаза глядели пытливо и прямо, как будто пытаясь заглянуть внутрь в поисках ответа на вопрос: что именно ты пытаешься сделать сейчас – спасти или предать? Чтобы не услышать этого вслух, мужчина решительно приблизился. Он собирался поцеловать её в один из этих уголков. Чтобы веки, в инстинктивном, веками заложенном движении, прикрыли тёмные радужки. Чтобы наконец–то оказаться теми, кем они были на самом деле, – мужчиной и женщиной. Стрелок отнюдь не был уверен, что поступает правильно. У него не было ответа; он не знал, к чему приведет желание быть мужчиной, к предательству или к спасению. Синильга потянулась навстречу, обняла его и послушно, хотя теперь совсем уже не по–детски, следовала настойчивым и одновременно нежным движениям.

– Мне кажется, ты этого ждала, – сказал он после, когда между их телами уже не осталось робости.
– Я не люблю ждать. Так что я не ждала, а хотела.
– Ждать и хотеть разве не одно и то же?
– Конечно, нет. Ожидание предполагает веру. Когда ждёшь, – думаешь, что рано или поздно дождёшься (не важно, случится ли это в реальности; пока ждёшь – веришь, что случится). А хотеть можно чего угодно, даже невозможного.  Я почти разучилась ждать. Зато хотеть я всё ещё умею.
– И давно ты меня хочешь? – обойтись без провокаций, Кардинал просто не мог.
– Это неправильный вопрос, – её голос, звучавший устало  и печально, вернул его в привычное русло.
– Чего ты хочешь ещё? – уточнил он.
Она задумалась; чтобы окончательно осознать происходящее, ей многое нужно было сказать:
– Чтобы ты был рядом.
– Именно я или ты имеешь в виду само понятие "мужчина рядом"?
– Альтернативные вопросы хороши в средней стадии переговорного процесса, – ни к месту уточнила она и чётко добавила, – Именно ты!
– Лёгкий самообман! – поставленный диагноз прозвучал довольно резко.
– А мне казалось, что ты уже неплохо меня знаешь, – женщина улыбнулась, подумав, что со стороны их язык, вероятно, малопонятен – так много важных вещей говорилось между строк.
– Мне тоже так казалось.., – после паузы отозвался Кардинал; он чувствовал, что Синильга уводит разговор в интересующее её русло и пытался нащупать дно.
– Допустить мысль, уже значит – совершить действие, – продолжила она между тем. – Внутри себя. Так что никакого самообмана. У меня было достаточно времени, чтобы во всём разобраться.
– А как же твоё разомкнутое пространство? – Кардинал отчётливо вспомнил, сколько чувств звучало в её голосе, когда она обращалась к Арбалету; всего пару часов назад.
– Невозможно принадлежать одному мужчине и, в то же время, быть с другим. Моё разомкнутое пространство навсегда останется нашим общим с Хозяином разомкнутого пространства. Меня там больше не будет, но ты должен понимать, что моё прошлое, скорее всего, никогда не станет прошедшим и никуда от меня не денется.
– Сомневаться можно вечность... – Кардинал повторил фразу, с которой вошёл в комнату. И нежно прикоснулся губами к синильгиным волосам. Женщина подняла к нему лицо и, пристально вглядываясь в глаза, полушёпотом спросила:
– Ну, так что, ты – это я?
Он молча кивнул.
– Тогда не сомневайся. "Я" – последняя буква. В твоей головоломке пропущенных больше нет...

АБСОЛЮТНОЕ Я
Следующий день был тяжёлым. Синильга бродила по ярко освещенному дому, не в силах совладать с то и дело вспыхивающими лампочками. После нескольких лет приглушённого света эта иллюминация была лишней, она напрочь стирала придуманный для каменных стен уют.

Одни вещи придавливали другие, и на этом строилась жизнь. Пачка салфеток, выглядывающая из–под небрежно брошенных перчаток. Её собственные руки, выныривающие из–под одеяла, чтобы сомкнуться за мужской спиной. Одни вещи придавливали другие. Одно настоящее делало невозможным другое. Близость с Кардиналом означала расставание с миром, существовавшим для неё сейчас. Она была готова к этому, и всё же ей было страшно в одночасье потерять и своё разомкнутое пространство, и его Хозяина, и этот, такой собственный дом на холме.

Синильга знала, что Кардинал живёт в другой реальности. В городе, где у него есть тысячи обязательств, и где нет места для женщины, которой всегда тесно в рамках человеческой природы. Нужно было что–то строить заново, что–то вновь стоящее на грани миров: привычного для всех и принадлежащего только ей. Она чувствовала, что может не хватить сил, что лучше не начинать. И всё же вечером, когда Кардинал вырвался из городской суеты и приехал в гости, Синильга уверенно сказала:
– У меня есть одно невыполненное обещание.
– Какое?
– Я показала тебе душу моего дома. Ещё я обещала показать тебе душу земли. Лучше сделать это сейчас, пока я всё ещё способна её чувствовать.
– По–твоему, это может исчезнуть?
– Так же как ведро в колодце. Знаешь, они иногда обрываются. Я не знаю, справлюсь ли я. Слишком много всего... Я попробую. И прости, если я вдруг окажусь слишком серьёзной. Боюсь, ты ещё не видел меня такой. Идём?

Он расправил плечи, как бы вспомнив о вечной борьбе со своим телом (сделать себя непобедимым так, чтобы это легко читалось со стороны). И походкой, не терпящей возражений, направился к выходу. Женщина вышла за ним, непроизвольно вспомнив фразу, в которую уткнулись глаза, когда она последний раз гадала по книге: "Всё в руках кардинала!". Большинство женщин склонны к гаданию: прислушиваться к песням, перещёлкивать каналы в телевизоре, обращать внимание на падающие предметы... Синильга обычно следила за птицами и иногда, точно отдавая дань прошлому, раскрывала наугад какую–нибудь из книг, чтобы прочесть первую попавшуюся строку.

Сад, дышавший приближением зимы, встретил их равнодушно. Деревья готовились к очередной смерти. Вишни гладили друг друга ветвями, яблони постанывали на ветру. Они прощались; деревьям было хорошо известно, что вернуться к жизни весной смогут не все.
– Прости, начало зимы всегда выводит меня из себя, – начала женщина. – Когда оно совпадает с началом нового этапа в жизни, невероятно сложно поверить, что из этого может выйти что–то хорошее. Я слишком связана с землёй, и с небом, со всем тем, чего не замечают люди, живущие в городе... Уходящее солнце заставляет меня грустить.
– Ты говорила, что очень любишь позднюю осень.
– Я люблю жизнь. А осень, в моём понимании, это что–то такое, что полнее всего её отображает. Стандартное восприятие: осень, как бы итог. Кроме того, мне каждый раз кажется, что она может быть вечной, тёплой и солнечной. Все мои надежды живут в этом времени года. Может быть, потому, что я родилась осенью. Каждый раз, когда становится ясно, что зимы не избежать, мне не по себе.
– Арбалет сказал, что холод....
Женщина придержала его за запястье, как будто пытаясь объяснить, не надо, не надо больше говорить об этом. Терапия окончена. И тут же изменила решение:
– Послушай, Стрелок, неужели ты не заметил? Ты разгадал все пропущенные буквы, Арбалет практически решил головоломку. Во всяком случае, моё участие больше не требуется. Каждый из вас свободен. Ты помнишь мой третий вопрос, который я задала тебе в начале нашего знакомства? Ещё до того, как пообещала больше не подглядывать в будущее. Вопрос, на который ты так и не ответил: "Ты уходишь или остаёшься?"
– Я становлюсь не нужен, – Кардинал без запинки выдал стандартный ответ и изумлённо замер. Он явно был поражён тем, что не заметил, когда и как ему удалось расправиться с этим давним наваждением: приносить окружающим удачу, а самому оставаться не у дел. Глядя на Синильгу со стороны, мужчина видел самого себя и теперь отчётливо понимал, в чём ошибка. Она смотрела куда–то в глубину темнеющего неба и продолжала говорить:
– Ответ правильный. Я выполняю свою роль в жизни человека и ухожу. Ты учил меня сам: открывшись с личностной стороны, люди предпочитают разрывать все дальнейшие отношения. Поэтому важно, присоединяясь к партнёру, с которым собираешься вести бизнес, чётко следить за тем, чтобы он не перешёл грань положенного откровения.
Она грустно улыбнулась и замолчала. Подобные формулировки были некстати:
– Зимой Арб всегда чувствовал себя лучше, это его время года. И пока я находилась на его территории, я легко справлялась с холодом. Теперь мне предстоит пережить зиму одной. Ты понимаешь, что значит, зимовать в одиночку?

Такой он её действительно никогда не видел. Смешная. Так вот что, оказывается, она успела себе придумать, бродя по этому холодному дому, ослепляюще–светлому, как реанимационная палата. Вот как исказила понимание нового этапа. Господи, он и предположить не мог, что Синильга, с её вдумчивыми глазами и умением понимать мир, может быть настолько драматичной. Самая настоящая женщина, Стрелок едва не задохнулся от нежности:
– Правильный ответ: я остаюсь. И всё будет хорошо. И сколько там той зимы! – он обнял её и покачал из стороны в сторону.
Девушка улыбнулась:
– Спасибо. Это очень важно! Спасибо. Ты не совсем меня понял, но всё равно... Давай я наконец–то покажу тебе душу земли. Пока окончательно не стемнело, и мы ещё сможем её увидеть.

Пробираясь сквозь сад, они держались за руки. Его ладонь была такой тёплой, как всегда, когда Синильга искала тепла. Кардинал был удивительным человеком, способным дать тебе именно то, что ты ищешь.

Женщина привела его к колодцу, под деревянной крышей которого не было звёзд. В нём жила гулкая пустота, а в глубине плескалось нечто, напоминающее воду. Вода, безусловно, тоже была и, как себе представляла Синильга, это нечто находилось именно в ней. Ведро с гулким эхом неслось вниз, пока не ударилось о тёмную поверхность и не нырнуло на дно. Тогда Синильга достала припрятанный в колодезном домике фонарь и вручила его Стрелку:
– Свети вниз, а я буду поднимать ведро. Ты увидишь, здесь так глубоко, что вначале оно будет казаться маленьким, величиной с кружку.
Несколько растерянный от происходящего Кардинал, послушно включил фонарик. Он заглянул в колодец и вдруг потерялся, слушая звук, богатый и простой одновременно, наблюдая за тем, как колышется, поднимаясь, ведро. Оно приближалось из глубины, наполненное чем–то невероятным. Обычной водой, но это что–то, Стрелок чувствовал, находилось в ней. Что–то забытое, как будто всю твою жизнь, всё, до единой мелочи, превратили в прозрачную жидкость и спрятали здесь, на дне бесконечно–глубокой шахты. Он пришёл в себя лишь тогда, когда Синильга уверенно поймала дужку рукой и, отмотав цепь немного назад, поставила ведро на огромный пень, в метре от колодца:
– Ты видел?
– Я до сих пор вижу.
Теперь вода отражала в себе небо.
– Видишь.., – она сказала это утвердительно, однако не слишком уверенно, как будто боялась ошибиться, боялась, что они видят совсем разные вещи. – Земля, вода, небо – они постоянно связаны друг с другом. Они никогда не разлучаются. Я думаю, эта связь и есть душа.

Бывают моменты, когда у событий нет выбора. Или, когда этот выбор только что сделан, как первый шаг в нужную сторону. От этого на душе всегда становится так же легко, как в детстве. Даже если ты знаешь, что путь будет сложным и ещё не один раз придётся выбирать; там, где невозможно выбрать. Кардинал шагнул к ней навстречу, к необычному, доверчивому ребёнку, которого отучили верить, и который всё равно оставался прежним, необычным и доверчивым.

Того, что он понял невозможно было объяснить словами. Этого нельзя было выразить ласками. Только почувствовать, как будто ты – это земля, она – вода, а вы вместе – это небо. Абсолютное я, постоянно связанное друг с другом. И ничего плохого не может произойти, ведь всё так естественно. Он вдруг остро ощутил разницу между решениями принятыми умом, и теми, которые принимает сердце.

Синильга, как когда–то давно, прятала лицо у него на груди, но теперь не плакала, а улыбалась. Хотя ей предстояло проводить его в город. И вновь вернуться к действительности, в которой так часто не существует будущего, а странные отношения перерастают в хронические и перестают быть опасными. Именно сейчас, когда истина говорила о том, что двое этих людей не могут расстаться, ей нужно было открыть ворота и проводить его в город. И принять правду, а правда часто бывала жестокой без исключений. Но Синильга лишь стояла, обнявшись со Стрелком, и улыбалась.

ЛЕГENDа

Ей должно было исполниться 25 лет, и вся она от этого стала несколько тише. Дело было не в том, что Синильгу волновал вопрос возраста (вовсе нет), просто в этот день она решила заставить себя признать свою состоятельность, как литературной героини, но не как женщины, смеющей надеяться на что–то большее. Она умела строить сказки, больше – ничего. Пробиться на ту сторону печатных страниц не представлялось возможным. Арбалет дочитывал историю до конца и уходил. Или оставался. Он был волен принимать то первое, то второе решение. И никогда – третье: он не собирался брать её с собой в реальный мир. Впрочем, даже если бы и решился, теперь она бы отказалась...

Кардинал никогда не пил чай у неё в доме. И не охотился на кубики фруктов, разложенные мозаикой на клавиатуре. Кардинал был предельно реальным, и, когда они ехали куда–то вместе, появлялись вдвоём в городских кафе или работали, Синильге порой казалось, что всё возможно. Она даже нашла для себя формулировку: настоящее, которое заглядывает в гости. В гостях у сказки, – фрагмент из детства; светлое. Но не более того. Не более того...
– Ты что–то от меня скрываешь, – сказал он, прикуривая сигарету.
– Свой возраст, – искренне рассмеялась Синильга. – Тебе не приходило в голову, что Дни рождения похожи на точки невозвращения. У меня намечается очередная.
– Я не совсем тебя понимаю. Откуда и куда ты не собираешься возвращаться?
Женщина смутилась, ей вовсе не хотелось развивать тему, размышляя о которой все последние дни, она порядком запуталась.
– Забудь. Какие–то глупости. Я никак не могу отделаться от мысли, что сказочный мир, который украшает твою реальность, для меня является единственной реальностью. Пока существовали головоломки, я хотя бы понимала, зачем я нужна. Теперь я стремительно теряю смысл. Как дочитанная книжка. Читатели хлопают эрзацем и отправляются по своим делам, персонажи заканчивают своё существование. Ты читатель, я персонаж, вот в чём дело.

Его глаза вдруг стали совсем неподвижными. Точка, в которую он смотрел, находилась где–то на самом дне колодца, там, где ведро превращается в кружку. Впрочем, пауза держалась всего миг и, вероятно, что Синильга её просто придумала. Кардинал перевёл взгляд на её лицо и улыбнулся. Она тут же нахмурилась, а ему всё равно было весело. Забавно.
– С тобой не соскучишься! – сказал он в конце–концов,  и добавил. – Поедешь со мной на Юг.
Это было вопросом давно решённым, просто он всё никак не успевал предупредить Синильгу о намечавшейся поездке. И хорошо. Настоящий момент оказался самым подходящим. Она была не готова, рассмеявшись, уйти от ответа.
– Не всё же ломать себе голову над не всегда логичными выводами. Пора сдавать зачёты посложнее, или я зря тебя учил? – подмигнул девушке Кардинал.

Ей не раз приходилось мелькать в окружении Кардинала, случалось им встречаться втроём с общим другом Графом, пить пиво в ресторанчиках или чай в небольших кафешках. Пару раз она была на полигоне во время испытаний новой техники. Но они никогда никуда не ездили вместе. Синильге ещё не приходилось так надолго оставлять дом. И выбираться куда–то не одной.

На Юг. Где тёплые города и даже вечерние сумерки опускаются так ненавязчиво, что долгое время на них не обращаешь внимания. Море, заворожившее Синильгу настолько, что она целыми днями просиживала на пустынном осеннем пляже, глядя на волны и на рыбаков, терпеливо таскающих из воды мелкую бесформенную рыбёшку. Возвращалась, чтобы встретить Кардинала и его ребят с работы, что–то приготовить. И удивлялась не меньше других, когда слышала вопрос: "Как ты всё успеваешь?". Казалось, время распределяется так, что всё задуманное так или иначе сбывается, независимо от того, сколько пунктов внести в дневное расписание. Может быть, из–за близости моря?, думала женщина, глядя на неспешные волны, которые даже в штормовую погоду, приобретая яростную мощь, не теряли своей спокойной силы. Времени просто стыдно суетиться рядом с ними; Синильга улыбалась, накрывая на стол и не замечала, как внимательно Кардинал наблюдает за ней здесь, в незнакомой обстановке. Она чувствовала себя естественно и лишь изредка смущалась, сталкиваясь в упор с кем–то из учеников. Каждый из них старался выяснить, кто она и, поскольку Кардинал всегда уходил от ответа (а знал ли он ответ?), отвечать приходилось самой.

Особенно усердствовал в попытках установить правду Баст, который, в свое время входил в состав группы, защищавшей замок Синильги от психических атак. Он знал, что именно тогда девушка впервые встретилась с Кардиналом, и теперь вовсю провоцировал её признаться, как далеко у неё зашли отношения с его непосредственным командиром. Парень делал вид, что ратует за её судьбу; он не представлял себе, что в их команде может появиться женщина, ещё более невероятным представлялось то, что женщина может появиться в идеально продуманной, разложенной по полкам жизни Кардинала. Вопросы о будущем порой цепляли Синильгу за живое, но всего на миг, затем она с лёгкостью на них отвечала:
– Мне повезло, я человек без будущего. А когда его нет, можно быть счастливой тем, что есть и не думать о правилах.
– Ты хочешь сказать, что ты счастлива? – Баст, как и все в группе, разбирался в психологии и понимал, что женщина без будущего не должна быть счастливой.
На этот раз Синильга расправила плечи и в упор посмотрела собеседнику в глаза, хотя обычно, общаясь с "чужими" в её понимании людьми, предпочитала этого не делать.
– Я хочу сказать, что я часто бываю счастливой! Некоторые не умеют и этого!
Баст застыл на мгновение и даже слегка попятился, то ли от уверенности, с которой прозвучал голос, то ли от полунамёка, мелькнувшего в последней фразе. Неуживчивый, вспыльчивый парень действительно редко бывал не то, что счастлив, а просто доволен жизнью. Он поставил кофейную чашку на кухонный столик и уважительно склонил голову. Кто его знает, вероятно, женщина тоже сможет служить наравне с мужчинами. Больше Баст никогда не позволял себе касаться темы отношений Кардинала и Синильги, оставив в покое, как минимум девушку.

Спустя несколько дней, выбравшись вечером на пляж, Синильга смотрела на закатное солнце, писала для моря сказки, камешком на песке и наблюдала за тем, с какой жадностью волны слизывают прочитанное. Мало кому приходит в голову сочинять сказки для моря: "Я женщина, которая всю жизнь искала вечную осень. И вот нашла. В ней много звёзд, падающих с неба. Только я никогда не успеваю загадать желание..."

Проснувшись следующим утром, в день своего 25–летия, она поняла, что находится в реальности, а не в сказке. Её затея превратиться в литературную героиню в этот раз провалилась. Более того, теперь всё это казалось не более чем женскими глупостями. А возможность вечной и тёплой осени стала вполне допустимой и отнюдь не сказочной. Конечно, причиной тому служил Кардинал, бодро собиравшийся на работу. Пока он был рядом, возможным было всё. Она с удивлением поняла, что готова была бы остаться здесь. Изредка скучать за домом на холме и больше никогда в него не возвращаться.

Но всё оказалось намного более странно. Когда срок рабочей поездки подошёл к концу, Кардинал забросил в машину вещи и повёз Синильгу домой. Она прятала глаза, в которых читалось расставание, и пыталась проститься со Стрелком у ворот. Он, однако, настойчиво хотел войти в дом вместе с ней. Вместо привычного холода замок встретил их невероятно–уютным, домашним теплом.

Арбалет стоял уже почти на пороге, одетый по–спортивному жёстко. Головоломка была разгадана. Он собирался уходить.
– Ждал вас. Хотел попрощаться.
Как будто все земные законы разом разрушились. В этой встрече не было ни ревности, ни обиды, ни смирения. Ничего привычного для людей. Герои сказки, в то же время, прекрасно понимали, что происходит. Правила реальности остались за дверью, они находились на территории, где всё подчиняется истинному закону, закону души.

Синильга стояла рядом с Кардиналом, притихшая и немного испуганная. Арбалет, пропустив их внутрь, остановился на пороге.
– Ты? – обратился он к ней не столько с вопросом, сколько с просьбой подвести итог. Женщина понимающе кивнула:
– Я остаюсь здесь. Теперь я снова буду твоим Хранителем, как когда–то давно, когда мы только встретились.

В социальных понятиях нет надёжности. "Мужчина"/"женщина", "муж"/"жена", "любовник/любовница" – всё это слишком социально, чтобы быть вечным. Хранитель – это тот, кто не связан условностями. Тот, кто может быть рядом всегда, даже не находясь рядом. Ты можешь вспомнить о нём в любой момент, когда тебе этот будет нужно. И в любой момент ты найдёшь Хранителя на его месте, готового к тому, чтобы сражаться за тебя.

Арбалет перевёл взгляд на Стрелка. Мужчины шагнули друг к другу и неожиданно, вместо привычного рукопожатия, положили ладони крест–накрест, каждый на левое плечо другого. Какое–то время они стояли молча. Синильга переводила поражённый взгляд с Арбалета на Кардинала; она до сих пор хранила в дневнике листок с нарисованной одним росчерком пера мужской фигуркой (галочка на левом плече; точка пересечения). Раньше она считала, что знает, кто автор рисунка...

Молчаливый поединок (или диалог? женщина так и не поняла сути происходящего) закончился. Кардинал снова подошёл к Синильге, Арбалет открыл дверь и уверенно шагнул за порог.
– Я буду её защищать, – сказал ему вслед Кардинал.

***
С тех пор окружённый двумя заборами замок на холме люди называют замком Хранителей. Порой бывает сложно понять, что они имеют в виду...

Рингтон, который звучит, когда Стрелок звонит Синильге 20 лет спустя: https://www.youtube.com/watch?v=ZoC9_udLNeU

Синильга – существо более консервативное. Её рингтон на все времена звучит так: https://www.youtube.com/watch?v=nbwn21TU4ec