200 лет рода. Глава 25

25.  Москва - это что-то особенное

      Поезда по-прежнему ходили как попало, то пассажирские, то скорые, то товарно-пассажирские, то почтовые, которые ползли, останавливаясь на каждой станции, и хотя и Рите, и Альке к началу сентября надо было быть из-за школы уже в Ленинграде , достать билеты на поезд не удавалось, и мама взяла билеты только где-то на середину сентября, считая, что и упрямая Рита догонит, и Алька читать и считать давно умеет. Причем билетов до Ленинграда, конечно, не было и пришлось взять билеты через Москву, с надеждой закомпостировать там до Ленинграда.
Ехали, точнее, ползли, пол дня и всю ночь, останавливаясь на всех станциях, но к утру все же оказались в Москве.

Прыжок на Ленинградский вокзал с чемоданами и сумками, закончился чуть ли не печально: билетов не было. Как удалось маме  (кажется через детскую комнату, ссылаясь на двух несовершеннолетних детей) выбить билеты на следующий день, и где проводить ночь в переполненной людьми Москве, было неизвестно. Однако у мамы был припасен адрес каких-то знакомых в Москве на такой случай, кажется от тети Сони, и разобравшись в соседней Горсправке, как туда доехать, всем гуртом двинулись по этому адресу.

К сожалению и по адресу вышла накладка: сколько ни звонили в двери квартиры, поднявшись на этаж со всеми вещами, никто не открывал, только вышла хозяйка из соседней квартиры и с удивлением обнаружила на своей площадке целую семью с чемоданами. Но с соседкой все же повезло: она сообщила, что соседей она хорошо знает, и они скорее всего уехали на дачу, но к вечеру должны вернуться, и предложила маме занести вещи к ней, а самим до вечера погулять по Москве, раз они ее еще не видели. Так и сделали: вещи занесли, соседка оделась и ушла, дав напоследок совет сходить на выставку подарков Сталину, на которой она была недавно, и проехать по Москве на экскурсионном автобусе. «Иначе заблудитесь», - сказала она, и была очень права.

Выставка подарков Сталину находилась в здании, как показалось Альке, несколько похожем на Елисеевский магазин в Ленинграде, но без статуй на втором этаже, и вместо большой прозрачной витрины у него было непрозрачное стекло, закрытое высокой стрельчатой решеткой в готическом стиле. Внутри здания были несколько высоких залов с разными интересными подарками, но когда они дошли до главного зала высотой в два этажа с этим огромным окном, Алька понял, почему на такое окно понадобилась такая же огромная решетка.

 
Напротив окна на стене висел ковер с портретом Сталина в белом мундире величиной почти до потолка, подаренный ему туркменскими ткачами,  вокруг висели ковры поменьше с портретами и без портретов с разными узорами, и разные сабли на них. В центре зала, тоже в витрине, лежали различные сабли, винтовки и кинжалы в золотых и серебряных ножнах, инкрустированные камнями, а чуть в стороне, в отдельной витрине была выставлена вырезанная из кости каким-то индусом погремушка величиной чуть больше яйца на ножке.

По всей ее поверхности была сделана тонкая резьба в виде орнамента с довольно большими отверстиями в круглой головке, так что казалось, что вся погремушка связана из кружев, но через отверстия внутри погремушки были видны такие же резные и тоже с отверстиями другие шары. Как извещалось в описании, в погремушке, один в другом, помещалось около восьмидесяти таких шаров, отделенных друг от друга, а погремушка была не склеенная, а целиковая, вырезана из одного куска слоновой кости, и индус, делавший ее, потратил на эту работу несколько лет и потом подарил Сталину. Вещь, конечно, была уникальная, правда, зачем ее надо было дарить Сталину, было не понятно. Впрочем, и ковер с портретом и многочисленное оружие тоже вызвало у Альки недоумение своим практическим применением: столько оружия и для одного человека, зачем?..

…Экскурсия по Москве в автобусе сразу же объяснила Альке, что столица его родины явно не Ленинград и производит суматошное впечатление. Конечно Красная площадь, Кремль и мавзолей Ленина понравились ему величиной башен, зубчатыми стенами и сияющими на солнце «рубиновыми» звездами. Церковь Василия блаженного удивила его внешней красотой и похожестью на «Церковь на крови» в Ленинграде, но с очень неудобными, короткими и маленькими ступеньками, кривыми переходами и выставленными в какой-то нише кольчуге и шлему такими маленькими, словно были сделаны не на воина, а на подростка. Он еще не знал тогда, что люди в древности были гораздо меньшего размера, чем теперь.
 
Рассказ о расширении улицы Горького путем передвижения ее домов прямо со спящими жителями очень заинтриговал его, но экскурсовод подробностей не объяснил, а остальную Москву Алька воспринял, как произвольное пересечение улиц и переулков с подъемами и спусками, кривыми набережными с трубами и без труб, огромными площадями, высотными домами рядом с маленькими, и общим хаотичным видом Москвы с Воробьевых гор. Автобус кружил и кружил, экскурсовод говорил и говорил, и Алька только удивлялся, как можно было построить такой большой, переполненный людьми и при этом такой запутанный город. Даже Людиново казалось ему более стройным и рациональным с точки зрения удобства его использования. (Впечатление, которое так и не изменилось у него с течением времени во всех преобразованиях Москвы).
Вероятно он почувствовал в этом своеобразный «дух» Москвы («там русский дух, там Русью пахнет»), отличный от Ленинграда, на который он в последующие годы начнет обращать усиленное внимание, неожиданно обнаруживая его то в планировке города, то в его архитектуре, то в самих москвичах. А в эту ночь противоречивый «дух Москвы» проник в Альку так неожиданно и властно, что застрял в его памяти надолго.

Когда поздним вечером они вернулись из своего путешествия, нужная квартира так и не отзывалась, и они уже собирались ложиться прямо на лестнице, но открылась квартира соседки, и та пустила их к себе на ночь, чтобы не ночевали на лестнице с детьми. Пока устраивали Риту и Альку на ковриках в прихожей, выяснилось, что соседка работает секретаршей в каком-то министерстве, а мама тоже работала секретаршей в цехе у папы, поэтому между двух женщин сразу же возникло взаимное доверие, и хозяйка пригласила маму на кухню поговорить и выпить чая с маминым вареньем, пока дети не заснут. Таким образом, засыпая, Алька все время слышал голос гостеприимной соседки, сообщавшей маме, что сказал некий Петр Алексеевич, начальник отдела, или Екатерина Александрована, секретарша зам министра, или Иван Петрович – сам зам министра, чем руководствовались эти должностные лица в своих действиях, и благодаря каким связям происходили перемещения в министерских кабинетах. Но это было только начало.

Продолжение было, когда у Альки зачесались и даже как-то защипало руки, потом защипала мочка уха, потом снова руки и плечо. Через полчаса Алька вертелся, как волчок, расчесывая себя и перекатываясь с боку на бок. Рита тоже крутилась, сталкивая Альку с коврика, и даже брыкалась, словно отмахиваясь от чего-то; Алька видимо делал тоже самое, и мама, наконец услышав эту возню на полу, вышла, чтобы посмотреть, что происходит с детьми. Вышла, включила свет, склонилась и ахнула: по полу, прячась от неожиданного света, разбегались во все стороны клопы, различной величины и насосанности.


Тут мама поняла, почему ее с момента входа в квартиру преследовал запах керосина, а детей положили в прихожей: видимо хозяйка квартиры морила днем в комнатах клопов, и они, не выдержав дневной атаки, бросились спасать себя в прихожую. Так мама и бегала всю ночь, то включая свет и давя ногами клопов, то получая информацию о том, как делаются дела в Москве и министерствах.
Для Альки это тоже была ночь познания: из разговоров на кухне он понял, что в Москве все дела делаются по личным связям и знакомствам, порой независимо от занимаемых должностей. Поэтому, чем больше у тебя знакомых, связей и друзей, тем будет лучше тебе и одновременно твоим друзьям.
 
Интересно, что четверть века спустя, приехав в командировку в Москву, Алл столкнулся с подобной ситуацией в своем министерстве, которому было подчинено его оборонное предприятие. Промаявшись пол ночи в гостинице «Москва» на кресле в холле, он явился  утром в министерство и познакомился в своем отделе с двумя симпатичными ребятами его возраста, которые, выслушав его, сразу же отнесли его направление к зам министра для получения соответствующего указания. Пока Алл ждал этого указания, ломая голову над тем, где будет спать следующую ночь, они ломали голову над ответом на какое-то письмо и предложили Аллу поучаствовать в написании на него ответа. Каково же было удивления Алла, когда он обнаружил, что надо было отвечать на письмо директора его же предприятия в Ленинграде по какому-то финансовому вопросу, к которому Алл не имел никакого отношения и поэтому не знал, что нужно отвечать.

Но симпатичные парни тоже не знали и видимо надеялись на какую-нибудь помощь со стороны Алла – он хотя бы знал своего директора! Письмо к директору так и осталось ненаписанным, потому что принесли ответ от зам министра на направлении Алла с положительной резолюцией. Но  ребята были так рады, что решили хотя бы один вопрос у своего зам министра без затруднений, что решили на волне удачи сделать еще одно доброе дело – помочь Аллу с жильем на время командировки и попытаться устроить его в специальную гостиницу министерства для особых приезжих.

Решили они этот вопрос с успехом уже не у своего зам министра, а у другого зам министра через его секретаршу, звоня ей по телефону от имени своего зам министра и объясняя ей, что Алл приехал в Москву по очень важному вопросу, и устраивать его куда-то в общую гостиницу совершенно невозможно. И они устроили-таки Алла в служебную квартиру прямо на Садовом кольце, ранее занимаемую самим министром, а теперь превращенную в специальную гостиницу министерства для особых приезжих.

 
 В полупустой квартире оказалось около семи комнат, два туалета, кухня и большая ванная комната размером метров в двадцать, и, когда Аллу понадобилось ночью войти в эту комнату, и он включил там свет, он подумал, что с его зрением что-то случилось. Все белые со светло-коричневыми крапинками кафельные стены обширной ванной комнаты вдруг зашевелись и стали разъезжаться в стороны от него, а когда он проморгался, он понял, что крапинки на кафеле были ни чем иным, как тараканами различной величины, собравшимися в ванной на водопой, и разбегавшимися теперь от внезапного света. При этом в раковине для мытья сидел и шевелил усами огромный черный тараканище чуть ли ни с палец величиной, то ли их конкурент, то ли разводящий на общем водопое.

Аналогии с клопами четверть вековой давности были на лицо, но его друзья-москвичи объяснили Аллу, что дело здесь не в московских квартирах и москвичах, и даже не в приезжих. Насекомые на Москву, оказывается, нападали довольно часто и причем по сезонам: то появлялись клопы, то тараканы, то являлись еще какая-нибудь нечисть в виде моли и комаров, но никогда вместе. Чем было вызвано такое явление никто объяснить не мог, но повторялось оно столь регулярно, что для жителей стало чем-то обыкновенным, и они рассматривали его, как данность, к которой надо привыкнуть, и - привыкли.

Как Алл понял позже, подобное с разной нечистью происходило в Москве с момента ее существования, и разнообразные невзгоды налетали на нее постоянно. То нападали пожары, то чума, то бунты, то поляки, то французы и самосожжение, то конец тридцатых кодов, прокатившийся по всей стране, то паника сорок первого года. Потом были «дело врачей», реформации Хрущева, пятилетка «эффективности и качества» в период буксования при Брежневе, «перестройка» неизвестно куда и увлечение «плюрализмом» во времена Горбачева, потом -  «демократизация» и «либерализация» и, как результат, – распущенность, бандитизм, коррупция, гламур, зубоскальство и другие пакостные явления. Так что «полонили» ее не раз и выгоняли из нее всякую нечисть неоднократно, но само «явление нечисти» не прекращалось почти никогда. Может быть именно в этом и заключался необъяснимый, почти мистический «дух Москвы» (а с ним, возможно, и всей России: «…там русский дух… там Русью пахнет!»), столь непонятный одним («Умом Россию не понять, аршином общим не измерить», Ф.Тютчев) и столь необходимый другим («Пора бы все же, вашу мать, умом Россию понимать», И. Губерман).

Ни Ленинград, ни какой другой город России, не претерпевал столь значительные метаморфозы и перевоплощения, как Москва за свою историю, и при этом она выживала неизменно («Свято место пусто не бывает» NB!). И в этом Москва оказалась совершенно особенным городом России.