Мозаика жизни или повесть для сына Ч 15

   Мой сын

   Счастье моё, моя кровиночка, в которой я проживу ещё тысячу раз в продолжателях рода, в которых продлятся и мои пра-пра-прадеды, как хорошо, что ты случился!

   Когда я выходила замуж, то была до того неопытна, что думала, что как только выйду замуж, то сразу забеременею. Нет, иногда такое случается: как там у Пушкина в «Сказке о царе Салтане»: «С первой ночи понесла», но Божественная монада с тобой появилась во мне лишь через два месяца после свадьбы.
   Ты почему-то капризничал там и потому у меня появился очень ранний токсикоз. То, что ещё вчера елось в удовольствием, сегодня вызывало такую брезгливость, что хоть стой, хоть падай опять над тазом. Завтра я срочно хотела копчёного сала, и бедная свекровь оббежала полсела (дело было уже в мае, когда припасы солений почти у всех заканчивались), чтобы я наелась всласть калорийным продуктом, но только был сделан первый укус, как наступила привычная встреча с тазом. Ни любимая рыба, ни голубцы в рот не лезли. Спасали орешки, фруктовые соки, домашний квас и солёные огурцы.
   За первый триместр я похудела на шесть килограммов. А ещё давление падало до не допустимых норм: 70/40. Если я вставала с постели быстро, то сразу навзничь падала назад от сильного головокружения. Идя по улице, у меня возникало такое ощущение, как будто иду по горло в воде, чувствуя её сопротивление. Бедная сельская фельдшерица намучилась со мною по самое не хочу: такая первородящая на её веку была первой. И всё же именно ей и районному гинекологу я благодарна за правильные рецепты настойки заманихи и индийского препарата (не помню названия), что помогли справиться и с низким давлением, и с токсикозом.

   Однако, фельдшер не поверила мне, когда я, обрадованная, пришла к ней на консультацию, сказав, что ты во мне вчера зашевелился.
– Этого не может быть, потому что только в конце этой недели у вас будет всего лишь три месяца, а первое шевеление плода начинается с трёх с половиной месяцев.
– Но я говорю правду! Вчера вечером в животе справа он шевельнулся рыбкой.
– Какой рыбкой?
– Ну не рыбкой, а хвостиком рыбки он вильнул.
   После долгого и обстоятельного прослушивания она, да и я, не почувствовали никакого движения. Ты затаился. Я шла домой расстроенная и смущённая, словно обманщица. Но уже этим же вечером ты снова вильнул, словно хвостиком маленький гальянчик. Я выждала ровно неделю.
– Любовь Ермиловна, он уже не только вечером, он уже в любое время играет своим хвостиком вот уже неделю.
– Не может этого быть, Вера! – Говорит фельдшерица и берёт фонендоскоп.
   Она долго выслушивает ребёнка, но я и сама чувствую, как он решительно играет своим хвостиком уже не таясь.
   Ошеломлённая и донельзя удивлённая медичка теперь подтверждает отчётливое шевеление плода и вполголоса добавляет:
 – Удивительное дело…

  И тогда я поняла, что мой ребёнок будет не такой как все. Единственный и неповторимый мой ребёнок, драгоценный мой гальянчик, расти быстрее!

   После прочтения книги Л. и Б. Никитиных «Мы и наши дети» я начала читать тебе вслух сказки, включать классическую и приятную инструментальную современную музыку (оркестр Поля Мориа, вокал Джо Дассена, Анны Герман), петь тебе колыбельные песенки, и ты затихал, очарованный мелодией или просто маминым голосом.
   Я не знала твой пол, хотела девочку. И даже имя было выбрано – Ксения – в честь нравившейся мне тогда певицы Ксении Георгиади. Куплены три одеяла – атласное ватное (твой срок был в январе), верблюжье с оленями в детскую кроватку и в квадратах байковое на лето. Все красного цвета, ну только на всякий случай помимо широкого красного шёлкового банта был приобретён и голубой бант для перевязи одеял.

   Родился ты. Бутуз для худенькой первородки – 3 кг 750г, 55 см. Ты не сразу закричал, а только после шлепка акушерки. Но закричал так пронзительно ( под одобрительные возгласы медперсонала), что твоя нижняя губёшечка  некрасиво отвисла вниз, мигом напомнив профиль свёкра. Но когда тебя положили мне на грудь, краше ребёнка уже не было во всём свете. Меня спрашивают:
– Как назовёшь богатыря?

   Я замешкалась, я просто не думала о мальчике.
   В предродовой палате, наслушавшись рассказов о том, что имя надо давать по имени дорогих людей, что имеют счастливую судьбу, я лишний раз утвердилась в своём выборе, что имя Ксения будет известным, потому как в честь кого оно было выбрано, популярно в Отечестве.

  Я лихорадочно перебираю имена любимых писателей: Иван Бунин был вынужден жить за границей, а мой папа Иван развёлся с мамой. Александр Пушкин трагически погиб. Антон Чехов был истинным патриотом России и очень красив.
– Антоном назову, в честь любимого Чехова.
– Первый раз слышим, что в честь писателя называют.

   А я улыбаюсь до ушей и глажу твою младенческую головку с мягким пушком пепельных волосиков. Ты тихо лежишь и наполняешь меня неизъяснимой радостью и светом.

    Ты никак не хотел просыпаться и заниматься своим важным делом, когда принесли в палату на первое кормление. Я долго тебя разглядывала и гладила твои тугие щёчки, а просьбы мои поесть молочка ты попросту игнорировал. Зашедшая в палату медсестра оборвала мои воркующие уговоры, ударив по твоей славной щёчке ладонью, она прервала твой сон, превратившийся в недовольный крик. Ловко подсунув твой орущий ротик под заждавшуюся грудь, она деловито пошла проверять других кормилиц, не затерялись ли где ещё такие нежные безалаберные мамаши?

   Но раскусив вкус маминого молочка, на других кормлениях ты жадно причмокивал и посапывал. Я гладила твои нежные розовые щёчки, а ты при этом, не открывая глаз, приподнимал одну бровку домиком: не мешай, мол. И эта мимическая гримаса была точь - в- точь как у твоего папы. Это было так трогательно и умилительно!

    При выписке из роддома произошёл такой интересный случай. Кроме твоего отца в зале ожидания были ещё два молодых папаши и кто-то из их родственников. Первым вынесли тебя: в ярком красном одеяле, что выглядывало из кружевного белоснежного пододеяльника, перевязанного широким ярким же красным бантом (твой папа впопыхах забыл дома голубую ленту) ему, растроганному и счастливому, торжественно вручили тебя. Руки его с твоим конвертом ходили ходуном, по щеке медленно стекала слеза. Мою одноклассницу, присутствующую при этом, спросила, должно быть, мать другого новоиспечённого отца:
– У вас первенец?
– Да! – Ответила она.
– Посмотри, как радуется мужчина! А ты не доволен девочкой. Будет ещё и мальчик, чего хмуриться, – сказала женщина тому огорчённому папаше.

   Как неспокойно ты спал: просыпался не только от малейшего шороха, но и даже от того, что складка на спинке от распашонки тебе мешала. У тебя рано стал проявляться диатез, и ты не любил жару. С удовольствием спал в сенях на морозе в прогулочной коляске. Вытащишь ладошку из пелёнок к щёчке и сладко спишь на бодрящем зимнем воздухе в своём коконе, а стоит только занести в тепло, не пройдёт и пятнадцати минут, как проснёшься и захнычешь.
   А ещё ты был такой верткий и быстрый, что глаз да глаз надо было за тобой. Бывало, положу тебя четырёхмесячного на разложенный диван к самой стене  от его края, а тут звякнет кольцо калитки и только повернусь к окну посмотреть, кто зашёл к нам в ограду, а ты уже и на полу! Бывало, что и в полёте тебя ловила. Ну просто из ползунков умудрялся вываливаться. И с кроватки умудрялся летать, несмотря на высокую решётку. Суперактивный. Та же фельдшерица удивлялась, как рано ты голову стал держать, как на ножки вставать, как ползать. А ползал ты тоже очень интересно «домиком»: где попа – выше всех, а ручками и ножками, не используя коленочки, передвигаешься. Просто уморительно было смотреть на этот ходячий «домик- крабик».

   По-никитински же стала знакомить тебя с азбукой. С первых дней твоей жизни над колыбелькой висел плакат с алфавитом. И когда ты уже хорошо научился стоять в своей кроватке, показывала тебе «твою», «папину» и «мамину» буквы. И вот что интересно, свою и мою букву ты правильно показывал: «А» и «М», а папина буква для тебя была не «П», а первая буква его имени. Должно быть от того, что чаще ты слышал, как я обращаюсь к нему. Папа мало с тобой «гулил» – работал уже не в школе, а в совхозных мастерских. Очень уставал на комбайне, а зимой на центральной котельной. Работа была физически изматывающей, да дома надо было с хозяйством управиться три раза на дню.

   Ты уже хорошо говорил «дай», «ма», «па», «ба», «пи», «баю-бай», а вот полностью ни маму, ни папу, на бабушку ещё называть не получалось. Я всё думала, какое слово ты скажешь первым. Хотелось, конечно же, чтобы это было традиционное «мама». Но и тут ты отличился.

    Соседские девочки-погодки – Света и Наташа– пяти и шести лет охотно с тобой играли: а как же – живая кукла с кучей разнообразных игрушек. Я смело оставляла на них тебя спящего, когда надо было в ближний магазин сбегать, либо за водой на недалёкую колонку. Девчонок всегда сердечно встречала словами: «Ой, ляли пришли!» Ты радостно улыбался и дрыгал ножками, на руках ли моих, в кроватке или коляске (которую они очень любили катать по двору) и протягивал к ним ручки. Так и повелось: не Наташа и Света, а «ляли». И всё же «ля» ты не произносил. И вот однажды, в августе (потому и запомнила, что тебе только неполных восемь месяцев было) стою, как обычно, у калитки с тобой на руках – корову встречаю с пастбища, а тут из-за угла палисада неожиданно со всех ног выскакивают твои соседские няньки, и ты удивлённо-радостно громко кричишь: «Ляли!» Ох, чего я только не передумала с соседкой– матерью этих «ляль»:
– Девушек будет любить очень! – утверждала она.

  А я и не знала, что и думать: у деревенских существовало поверье, кого первым назовёт ребёнок, к тому и душой будет ближе всего всю жизнь. Россказни, конечно, но, если вдуматься, то что-то в этом есть: своих девушек ты любил больше мамы. Словом, не еврейский сыночек. И это правильно, по- библейски: «…мужчина оставит отца и мать и да прилепится к своей жене, и они станут одной плотью".   

     А как интересно было тебя слушать, когда ты заговорил предложениями. Но некоторые слова ты выговаривал по-своему: «Лапля» вместо «Лапша», «Билбитека» вместо «Библиотека», «Коркодил» вместо «Крокодил». Многое уже подзабылось, но помнится первое твоё умозаключение.
   Я любила называть тебя «солнышком», как, впрочем, и всех маленьких деток – ведь все они излучают столько тепла и света, что рядом с ними любая непогода нипочём и потому мои маленькие читатели, и внуки тоже были «солнышками»!
– Мама, если я – солнышко, то ты – солнце? 
   Я киваю ответно.
– Тогда папа – солнц!– радостно озаряет тебя.

  Как было бы здорово если бы всегда в семьях сияли солнышки, солнца и солнцы!

   В четыре года впервые увидел поезд и сразу решил свою профессиональную стезю: «Паровозником буду. Сел в поезд и поехал в Москву. Сел и вернулся домой». С той поры в твоих рисунках появились поезда. Рисовал их до класса третьего.

   Очень любил (верно, с внутриутробного развития) звуки музыки и голос читающего тебе, слушал внимательно, попробуй сбиться. Бывало, я уже на ходу засыпая, читаю тебе сказку «Про Комара-Комаровича» Мамина-Сибиряка и начинаю своими словами закруглять чтение, а ты из кроватки требовательно:
– Не так.
– А как?
– Как налетит Комар Комарович, как вопьётся своим длинным носом…

   И далее слово в слово.
   Вот и встрепенёшься, да волей-неволей продолжишь без сокращений чтение.  Ну уж очень ты любил эту сказку лет до трёх, как и все сказки гениального Чуковского, стихи Барто. Кстати, громкие чтения мы с тобой проводили до класса восьмого: читали по очереди Марка Твена, Майна Рида, Вальтера Скотта.
   Ты знал буквы с одного года, а читать научился сам с пяти лет. Первое прочитанное тобою слово было МИР. Я читала на диване журнал «Новый мир», а ты на паласе у него играл в конструктор. И вдруг затих, и что-то стал негромко шептать. Я прислушалась: «Ммм…ии…р! И закричал, и повторил громко: «Мир». Я усмотрела в этом символ твоего миролюбивого характера. И правда, с младых лет ты умел договариваться с детьми. Ни в одной драке не был замечен.
    И даже первая твоя школьная любовь в первом классе к девочке из параллельного класса допускала любовь к ней не одного тебя.
   У меня сохранился твой рассказ об этом чувстве (авторское правописание сохранено). Приведу лишь кусочек его: «Сачения Антона…Нам с Алёшей нравица Марина, эта наша невеста… мы её любим ей нравться мы…мы хочем её смешыть…мы ей паказываем цырк…она хочет с нами жыть…пусьт все дети жывут дружна, это харошо». Марину не иначе как «принцессой» не звал.
   Но на другой стороне этого же сочинения те же герои – Антон и Алёша–признаются в любви уже к своей однокласснице Наташе и покупают ей в магазине «бутылачку». Правда не уточняется чего – молока, сока, минералки?
   Наяву же обожание к этим девочкам явно не проявлял, но дома с гордостью возражал мне, выказывающей сомнение в том, что разве можно сразу любить двух: «Их вся школа любит!» Ну раз вся школа любит, что тут маме поделать?
   Романтический настрой твой не может быть показан без упоминания такого эпизода, где, впрочем, проявятся и задатки аналитика.  Дело было, когда ты учился в 3 классе:
– Мама, а Оля З. меня любит!
– Почему ты так решил?
– А она сегодня спросила какого цвета мои трусы, уж не в цветочек ли, как у её папы?
– И что ты ей ответил?
– Я сказал, что да (на самом деле – однотонные) и она очень обрадовалась, что мы схожи с её папой.

   Да, разглядеть такой глубинный смысл в не вполне приличном вопросе мог только твой аналитический склад ума!

   А так ты был обыкновенным мальчиком: болтал на уроках (записи учителя в дневнике), допускал обидные ошибки и имел неровный подчерк. Любил участвовать в олимпиадах по математике, собирать марки и вкладыши от жевательных резинок, заниматься с конструктором и строить в зале «вигвам» под столом в котором так интересно читать книжки и секретничать с мамой. Большой тяги к игрушечным машинкам не испытывал, часто их терял, оставив там, где играл с дворовыми ребятами. Лишь железная дорога ненадолго тебя отвлекла от любимых конструкторов и книг.
   Твоя скромность и желание не выделяться от остальных ярко проявилась, когда тебя принимали в пионеры в 3 классе. Как лучших учеников из трёх параллельных классов вас принимали не в день пионерии (19 мая), а раньше, в день рождения В.И.Ленина –22 апреля – у памятного мемориала. Пришло много родителей и лишь одна твоя мама принесла цветы юному пионеру. Ты так не хотел брать эти тюльпаны в руки, что пришлось чуть не силком вместе с тобой возложить их к памятной стеле. А дома возмущался уже при папе:
– Никто не принёс цветы, а мамочка наша вечно что-нибудь придумает!
– Но цветы и надо возлагать в честь героев, ты же теперь пионер, – ища и не найдя поддержки у мужа, оправдывалась я.

    Как оказалось, тюльпанами было отмечено не просто твоё вступление во Всесоюзную пионерскую организацию, а вообще ПОСЛЕДНИЙ приём в пионеры. В этом же году (1990) благодаря бездарному правителю-разрушителю нашей страны этой организации не стало. Так что знай, что ты из числа последних пионеров СССР и можешь этот факт своей биографии смело отнести к эксклюзивным.
 
   С покупкой первой игровой приставки в 6 классе ты увлёкся компьютерными технологиями так, что вскоре папе пришлось купить уже настоящий компьютер в омском Техноцентре, а мне в «Оптике» заказать тебе новые очки.А ты окончательно определил свою профессиональную стезю - стать айтишником. И ты им стал.

   Перед твоим совершеннолетием я попросила тебя ответить на один вопрос: «Кого ты ценишь и за что?» Ты ответил так:

– Бабушку Лилю, папу и дядю Серёжу – просто так;
– Михаила Задорнова, за то, что отсмеявшись, заставляет задуматься;
– Маму – за умение слушать;
– Группу «Любэ» за то, что просто классные ребята, а группу «Куин» за то, что – бесподобные;
– Политика Жириновского («Жирика»), который несмотря на цирк своего выступления, говорит правильные вещи;
– Игоря Талькова – за любовь и боль к Отечеству;
– КВН – вот так надо тусоваться;
– Булгаковскую Маргариту – вот так надо любить.

  Не знаю, как сейчас бы ты ответил на этот вопрос, но точно знаю, что также бы назвал людей, любящих своё Отечество и Маргариту, умеющую так любить.

     Хотелось бы чтобы традиция семейных чтений, заложенная ещё моим отцом, и совместный отдых на природе, и задушевные разговоры, и безграничная любовь к своей Родине передавалась и другим поколениям нашего рода. А ещё лучше – чтоб возникали и укоренялись хорошие и другие семейные традиции, родоначальником которых ты уже был бы сам.