Зыбкая явь сновидений. Глава 10

После тёмного подъезда солнечный свет ослепил их. Виктор, поняв, что сказка закончилась, выпустил её руку, напоследок чуть сжав пальцы, но Диана не ответила на пожатие. Не хватало ещё, чтобы он и в самом деле перевернул её мир: она и так почувствовала, что мир этот стал чуточку менее устойчив.
До здания бывшего техникума, или по-современному «колледжа», где арендовал для занятий классную комнату Рубен, добирались молча. Диана была благодарна Виктору за это молчание. Ей надо было освободиться от лирических настроений и настроиться на встречу с Рубеном. Она так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, когда Виктор остановился и с шутливой гордостью произнёс:
— Ну, вот мы и пришли. Наша alma mater, прошу любить и жаловать.
Alma mater оказалась трёхэтажным школьным зданием, построенным по типовому проекту в семидесятые годы прошлого века. В том, что Рубен, эстет и оригинал, обосновался в нём, было что-то неправильное.
Виктор распахнул перед Дианой тяжёлую деревянную дверь, и она вошла, пряча любопытство и тревогу. В здании было пустынно, и эхо гулко разносило звук их шагов. Они поднялись по лестнице на второй этаж, прошли по коридору мимо одинаковых, когда-то крашеных белым, а ныне потёртых временем дверей. И остановились в самом конце перед новенькой железной дверью, украшенной парой рекламных плакатов курсов «Здоровый сон».
Виктор замешкался, отворачивая от Дианы левую щёку, и собираясь что-то сказать, но его опередила Диана.
Она по-дружески улыбнулась ему:
—Спасибо. Спасибо за все, Вик.
Виктор попытался улыбнуться в ответ на ее «Вик», но улыбка получилась кривоватой.
 Прежде, чем он успел ответить, дверь перед ними распахнулась, открывая стоящего на пороге сияющего улыбкой Рубена.
— С приездом, Ди! — радостно, с элементом театральной аффектации воскликнул он.
И чуть снизив накал во взгляде, кивнул её спутнику:
— Спасибо, Виктор! Я ваш должник.
— Не за что, Рубен Михайлович.
— Проходите, Виктор, настраивайтесь. — сказал Рубен, проигнорировав сухость тона ученика. — Через десять минут погружение. А мы с Дианой Викторовной пока побеседуем у меня.
Он забрал у Виктора сумку Дианы и, подхватив девушку под руку, повёл её в свой кабинет. Помещение курсов, сквозь которое они прошли, оказалось большим и светлым помещением, с неуклюжим учительским столом, с доской, исцарапанной многими поколениями учащихся. Несколько парт, доставшихся Рубену вместе с классом, были сдвинуты к дальней стене, а по середине комнаты располагалось до десятка глубоких удобных и дорогих кресел, выполнявших, очевидно, ту же роль, что и жёсткие студенческие кушетки в затемненных комнатах Академии.
Кабинетом Рубену служила примыкавшая к классу лаборантская, представлявшая из себя такую же смесь прежнего и нынешнего — новенький ноутбук стоял на потёртом столе, удобный компьютерный стул соседствовал с колченого табуреткой. А в центре кабинета стояло ещё одно кресло, более жёсткое, скорее эргономичное, чем уютное, обтянутое плотной чёрной тканью — настоящее рабочее место профессионального онирета.   
Когда дверь, наконец, закрылась, Диана с улыбкой повернулась к Рубену, подставляя щёку для поцелуя.
— Ну, здравствуй, Руби!
— Привет, Ди. Спасибо, что приехала, — ответил Рубен, целуя её и касаясь пальцами волос. — Как обычно лохматая! Волосы всё такие же упрямые?
Диана не отстранилась, позволяя ему дружескую фамильярность, и чуть насмешливо улыбнулась:
— Как и я!
Диана знала Рубена не первый год. Поговаривали, что он был записным волокитой, перед которым могла устоять далеко не всякая женщина. Но правды о его увлечениях не знал никто, и Диана подозревала, что сплетни эти были распущены самим Рубеном, чтобы поддержать имидж кавказского мужчины. Свои отношения с прекрасным полом он никогда не выставлял напоказ, и все его романы проходили вне стен института. А уж их отношения всегда были отношениями напарников — дружескими, чуть приправленными лёгким, ни к чему не обязывающим флиртом. И Диана была искренне рада их встрече.
За эти два года Рубен почти не изменился. Однако седина, проступившая в его волосах, и нечто неуловимое во взгляде беспощадно переводили его из категории «мужчина за сорок» в категорию «мужчина под пятьдесят». Но он не утратил элегантности и напора и был также красноречив и остроумен, как прежде. Усадив Диану в «рабочее» кресло, под себя подсунул табуретку, продемонстрировав этим нарочитым мебельным неравенством свое уважение, преклонение и чёрт знает, что ещё. Диану всегда восхищали подобные его выходки. Было в них столько напускного донжуанства и комической комплиментарности, которые нельзя было принимать всерьез, но оставить без внимания тоже не получалось! Атмосфера дружественности и доверительности располагала чуть посплетничать, и она с удовольствием принялась пересказывать забавные и пикантные сведения из жизни общих знакомых. Рубен слушал внимательно, с интересом, посмеиваясь в нужных местах, но Диана чувствовала, что эти самые знакомые, за два года его проживания в Энске, стали уже знакомыми бывшими, и истории из их жизни волнуют его не больше, чем похождения кинозвёзд, кочующие по страницам бульварных журналов и газет. Похоже было, что его что-то угнетало, беспокоило. Даже история о скоропалительном замужестве Виктории, с которой по слухам, впрочем, весьма недостоверным, у Рубена был когда-то роман, оставила его равнодушным. Почти равнодушным, потому что, дослушав, он спросил:
— А ты, Ди? Ты замуж не собираешься?
— Ещё раз обзавестись мужчиной, который будет делать замечания, что я плохо постирала носки или что пол в прихожей далёк от совершенства?
Диана скорчила презрительную гримаску, демонстрируя всем своим видом недовольство затронутой темой.
— Но с чего это ты заинтересовался, Руби? Решил сам ко мне посвататься?
— Боже упаси, — он вскинул руки в комическом испуге, — носки я умею стирать. А пол... Если он женский, то, о каком совершенстве может идти речь?
Девушка рассмеялась:
— Ох, Руби, ты, как всегда, бесподобен!
А, отсмеявшись, добавила:
— Но не пора ли нам от трёпа перейти к серьёзному разговору? Рассказывай, Руби, что с твоей ученицей? И, кстати, где она?