Последние месяцы последнего императора

Последние месяцы последнего императора
(из дневника Николая II)

27 февраля 1917 года, понедельник. В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад, к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия. После обеда решил ехать в Царское Село поскорее и в час ночи перебрался в поезд.

28 февраля, вторник. Долго говорил с Н.И. Ивановым, которого посылаю в Петроград с войсками водворить порядок. Ушли из Могилева в 5 часов утра. Днем проехали Вязьму, Ржев, Лихославль.

1 марта, среда. Ночью повернули с Малой Вишеры назад, так как Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановились на ночь. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского Села не удалось.

2 марта, четверг. По словам Родзянко по аппарату, положение в Петрограде таково, что министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Этот разговор передан в ставку, а Алексеев передал его всем главнокомандующим. Пришли ответы от всех, суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный манифест. В час  ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!

3 марта, пятница. В 8.20 прибыл в Могилев. В 9.30 перебрался из вагона в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились – лишь бы так продолжалось дальше.

6 марта, понедельник. Утром был очень обрадован, получив два письма от дорогой Аликс и два письма от Марии. Их привезла жена капитана Головкина лейб-гвардейского Финляндского полка.

8 марта, среда. Последний день в Могилеве. В 10.15 подписал прощальный приказ по армиям. В 10.30 пошел в дом дежурства, где простился со всеми чинами штаба и управлений. В 4.45 уехал из Могилева, поехал на Оршу и Витебск.

9 марта, четверг. Скоро и благополучно прибыл в Царское Село в 11.30. Но, Боже, какая разница на улице и кругом дворца, внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики!

10 марта, пятница. Утром принял Бенкендорфа, затем просматривал, приводил в порядок и жег бумаги. Погулял с Валей Долгоруковым в сопровождении тех же двух прапорщиков.

21 марта, вторник. Сегодня днем внезапно приехал Керенский, нынешний министр юстиции, прошел через все комнаты, поговорил со мною минут пять, представил нового коменданта и вышел.

27 марта, понедельник. После обедни прибыл Керенский и просил ограничить наши встречи временем еды и с детьми сидеть раздельно. Будто бы это нужно для того, чтобы держать в спокойствии знаменитый Совет Рабочих и Солдатских депутатов. Пришлось подчиниться, во избежание какого-нибудь насилия.

18 апреля, вторник. За границей сегодня 1-е мая, поэтому наши болваны решили отпраздновать этот день шествиями по улицам с хорами музыки и красными флагами.

1 мая, понедельник. Вчера читал об уходе генерала Корнилова с должности главнокомандующего Петроградским военным округом. А сегодня вечером об отставке Гучкова, все по той же причине безответственного вмешательства в распоряжения военной властью Совета Рабочих Депутатов и еще каких-то организаций гораздо левее. Что готовит провидение бедной России? Да будет воля Божья над нами!

3 июня, суббота. После утреннего чая неожиданно приехал Керенский на моторе из города. Остался у меня недолго: попросил послать следственной комиссии какие-либо бумаги или письма, имеющие отношения до внутренней политики. После прогулки и до завтрака помогал Коровиченко в разборе этих бумаг. Днем он продолжил это вместе с Кобылинским.

9 июня, пятница. Ровно три месяца, как я приехал из Могилева и что мы сидим, как заключенные.

19 июня, понедельник. Перед самым обедом пришла добрая весть о начавшемся наступлении на юго-западном фронте. На Золочовском направлении, после двухдневного артиллерийского огня, наши войска прорвали неприятельские позиции и взяли в плен около 170 офицеров и 10 тысяч человек (нижних чинов), 6 орудий и 24 пулемета. Благодарение Господу! Дай Бог в добрый час! Совсем иначе себя чувствовал после этой радостной вести.

27 июня, вторник. 26 июня наши войска произвели новый прорыв и захватили: 131 офицера, 7 тысяч нижних чинов и 48 орудий, из них 12 тяжелых.

28 июня, среда. Вчера был взят нами Галич и 3 тысячи пленных и около 30 орудий. Слава Богу!

5 июля среда. В Петрограде в эти дни происходили беспорядки со стрельбою. Из Кронштадта вчера прибыло много солдат и матросов, чтобы идти против Временного Правительства. Неразбериха полная. А где те люди, которые могли бы взять это движение в руки и прекратить раздоры и кровопролитие? Семя всего зла в самом Петрограде, а не во всей России.

8 июля, суббота. В составе правительства совершились перемены: князь Львов ушел и председателем Совета Министров будет Керенский, оставаясь вместе с тем военным и морским министром, и взяв в управление еще министерство торговли и промышленности. Этот человек положительно на своем месте в нынешнюю минуту; чем больше у него будет власти, тем будет лучше.

11 июля, вторник. Узнал о приезде Керенского. В разговоре он упомянул о вероятном отъезде нашем на юг, ввиду близости Царского села к неспокойно столице.

13 июля, четверг. За последние дни нехорошие сведения идут с юго-западного фронта. После нашего наступления у Галича многие части, насквозь зараженные подлым пораженческим учением, не только отказались идти вперед, но в некоторых местах отошли в тыл даже не под давлением противника. Пользуясь этим благоприятным для себя обстоятельством, германцы и австрийцы даже небольшими силами произвели прорыв в южной Галиции, что может заставить весь юго-западный фронт отойти на восток. Просто позор и отчаяние! Сегодня наконец объявление Временным Правительством, что на театре военных действий вводится смертная казнь против лиц, изобличенных в государственной измене. Лишь бы принятие этой меры не явилось запоздалым.

19 июля, среда. Три года назад Германия объявила нам войну, кажется, целая жизнь пережита за эти три года! Господи, помоги и спаси Россию!

22 июля, суббота. Вчера вечером Керенский внезапно приехал из города и остановился в лицее. Оказывается, все правительство развалилось, он сам подал в отставку и ожидает решения, к которому должно прийти совещание разных партий, заседающее в Зимнем дворце.

25 июля, вторник. Новое Временное Правительство образовано с Керенским во главе. Увидим, пойдет ли у него дело лучше? Первейшая задача заключается в укреплении дисциплины в армии и поднятие ее духа, а также в приведении внутреннего положения России в какой-нибудь порядок!

28 июля, пятница. После завтрака узнали от графа Бенкендорфа, что нас отправляют не в Крым, а в один из дальних губернских городов в трех или четырех днях пути на восток! Но куда именно, не говорят, даже комендант не знает. А мы-то все так рассчитывали на долгое пребывание в Ливадии!

31 июля, понедельник. Последний день нашего пребывания в Царском Селе. После обеда ожидали назначение часа отъезда, который все время откладывался. Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно около 10.30 милый Миша вошел в сопровождении Керенского и караульного начальника. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно. Как он уехал, стрелки из состава караула начали таскать наш багаж в круглую залу. Там сидели Бенкендорфы, фрейлины, девушки и люди. Мы ходили взад и вперед, ожидая подачи грузовиков. Секрет о нашем отъезде соблюдался до того, что и моторы и поезд были заказаны после назначенного часа отъезда. Извод получился колоссальный! Несколько раз приходила фальшивая тревога, надевали пальто, выходили на балкон и снова возвращались в залы. Совсем рассвело. Выпили чаю, и наконец, в 5.15 появился Керенский и сказал, что можно ехать. Сели в наши два мотора и поехали к Александровской станции. Вошли в поезд у переезда. Какая-то кавалерийская часть скакала за нами до самого парка. У подъезда нас встретил И. Татищев и двое комиссаров от правительства, для сопровождения нас до Тобольска. Красив был восход солнца, при котором мы тронулись в путь на Петроград и по соединительной  ветке  вышли на Северную железную дорогу. Покинули Царское село в 6.10 утра.

В своем дневнике с 9 марта и вплоть до 31 июля 1917 года Николай II, прозябая без государственных дел в Царском селе, много и подробно писал о погоде, о жизни семьи,  болезнях детей, о книгах, которые читал, о прогулках и работе в саду.

4 августа. Перевалив Урал, почувствовали значительную прохладу. Екатеринбург проехали рано утром. Все эти дни часто нагонял нас второй эшелон со стрелками – встречались, как со старыми знакомыми. Тащились невероятно медленно, чтобы прибыть в Тюмень поздно – в 11 часов 30 минут. Там поезд подошел почти к пристани так, что пришлось только спуститься на пароход. Наш называется «Русь». Началась перегрузка вещей, продолжавшаяся всю ночь. Стукотня и грохот длились всю ночь и очень мешали заснуть мне. Отошли от Тюмени около 6 часов.

5 августа. Плавание по реке Туре. Впереди идет пароход министерства путей сообщения, а сзади другой пароход со стрелками 2-го и 4-го стрелковых полков и остальным багажом. Останавливались два раза для нагрузки дровами.

6 августа. Плавание по Тоболу. Ночью вышли из Туры в Тобол. Река шире и берега выше. В 6 часов 30 минут пришли в Тобольск. На берегу стояло много народу, значит, знали о нашем прибытии. Как только пароход пристал, начали выгружать наш багаж. Валя (Долгоруков), комиссар и комендант отправились осматривать дома, назначенные для нас и свиты. По возвращении узнали, что помещения пустые, без всякой мебели, грязны, и переезжать в них нельзя.

1/14 февраля 1918 года, четверг. Узнали, что на почте получено распоряжение изменить стиль и подравняться под иностранный, считая с 1 февраля, то есть сегодня уже выходит 14 февраля. Недоразумениям и путаницам не будет конца. Утром с горки видели прощание и отъезд многих стрелков старших призывов.

12/25 февраля, понедельник. Сегодня пришли телеграммы, извещающие, что большевики, или, как они себя называют, Совнарком, должны согласиться на мир на унизительных условиях германского правительства, ввиду того, что неприятельские войска движутся вперед и задержать их нечем. Кошмар!

30 марта, пятница. Что ни день, то новый сюрприз! Сегодня Кобылинский принес полученную им вчера бумагу из Москвы от Центрального Исполнительного Комитета к нашему отряду о том, чтобы перевести всех наших, живущих в том доме, к нам и считать нас снова арестованными, как в Царском Селе. Сейчас началось переселение комнатных женщин внизу из одной комнаты в другую, чтобы очистить место для вновь прибывающих.

9 апреля, понедельник. Узнали о приезде уполномоченного Яковлева из Москвы; он поселился в Корниловском доме. Дети вообразили, что он сегодня придет делать обыск, и сожгли все письма, а Мария и Анастасия даже свои дневники.

12 апреля, четверг. После завтрака Яковлев пришел с Кобылинским и объявил, что получил приказание увезти меня, не говоря, куда? Алекс решила ехать со мною и взять Марию; протестовать не стоило. Сейчас же начали укладывать самое необходимое. Потом Яковлев сказал, что он вернется обратно за Ольгой, Татьяной, Анастасией и Алексеем и что, вероятно, мы их увидим недели через три. Грустно провели вечер; ночью, конечно, никто не спал.

13 апреля, пятница. В 4 часа утра простились с дорогими детьми и сели в тарантасы: я с Яковлевым, Аликс с Марией, Валя с Боткиным. Из людей с нами поехали: Нюта Демидова, Чемодуров и Седнев, 8 стрелков и конный конвой (Красной Армии) в 10 человек. Переехали Иртыш через довольно глубокую воду. Имели четыре перепряжки, сделав в первый день 130 верст. На ночлег приехали в село Иевлево. Поместили в большом чистом доме; спали на своих койках крепко.

14 апреля, суббота. Встали в 4 часа, так как должны были ехать в 5 часов, но вышла задержка, потому что Яковлев разоспался и, кроме того, он ожидал потерянный пакет. Перешли Тобол пешком по доскам, только у другого берега пришлось переехать сажень 10 на пароме. Познакомились с помощником Яковлева – Гузаковым, который заведовал всей охраной пути до Тюмени. В селе Покровском была перепряжка, долго стояли как раз против дома Григория (Распутина) и видели всю его семью, глядевшую в окна. Последняя перепряжка была в селе Борки. Тут у Е.С. Боткина сделались  сильные почечные боли, его уложили в доме на полтора часа, и затем он отправился вперед не торопясь. Прибыли в Тюмень в 9.15 при красивой луне с целым эскадроном, окружившим наши повозки при въезде в город. Приятно было попасть в поезд, хотя и не очень чистый; сами мы и наши вещи имели отчаянно грязный вид. Легли спать в 10 часов, не раздеваясь.

15 апреля, воскресенье. По названиям станций догадались, что едем по направлению на Омск. Начали догадываться: куда нас повезут после Омска? На Москву или на Владивосток? Комиссары, конечно, ничего не говорили.

16 апреля, понедельник. Утром заметили, что едем обратно. Оказалось, что в Омске нас не захотели пропустить. Зато нам было свободнее, даже гуляли два раза, первый раз вдоль поезда, а второй – довольно далеко в поле вместе с самим Яковлевым.

17 апреля, вторник. В 8.40 прибыли в Екатеринбург. Часа три стояли у одной станции. Происходило сильное брожение между здешними и нашими комиссарами. В конце концов, одолели первые, и поезд перешел к другой – товарной станции. После полуторачасового стояния вышли из поезда. Яковлев передал нас здешнему областному комиссару, с которым мы втроем сели в мотор и поехали пустынными улицами в приготовленный для нас дом – Ипатьева. Мало-помалу подъехали наши и также вещи, но Валю не впустили. Дом хороший, чистый. Нам были отведены четыре большие комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом на низменную часть города и, наконец, просторная зала с аркою без дверей. Долго не могли раскладывать своих вещей, так как комиссар, комендант и караульный офицер все не успевали приступить к осмотру сундуков. А осмотр потом был подобный таможенному, такой строгий, вплоть до последнего пузырька аптечки Аликс. Это меня взорвало, и я резко всказал свое мнение комиссару. К 9 часам, наконец, устроились. Разместились следующим образом: Аликс, Мария и я втроем в спальне, уборная общая, в столовой – Нюта Демидова, в зале – Боткин, Чемодуров и Седнев. Около подъезда комната караульного офицера. Караул помещался в двух комнатах около столовой. Вокруг дома построен очень высокий досчатый забор в двух саженях от окон; там стояла цепь часовых, в садике тоже.

18 апреля, среда. По случаю 1 мая слышали музыку какого-то шествия. В садик сегодня выйти не позволили! Хотелось вымыться в отличной ванне, но водопровод не действовал, а воду в бочке не могли привезти. Это скучно, так как чувство чистоплотности у меня страдало.

25 апреля, среда. Сегодня заступил караул, оригинальный и по свойству и по одежде. В составе его было несколько бывших офицеров, и большинство солдат были латыши, одетые в разные куртки, со всевозможными головными уборами. Офицеры стояли на часах с шашками при себе и с винтовками. Когда мы вышли гулять, все свободные солдаты тоже пришли в садик смотреть на нас; они разговаривали по-своему, ходили и возились между собой.

26 апреля, четверг. Сегодня около нас, то есть в дежурной комнате и в карауле, происходило с утра какое-то большое беспокойство, все время звонил телефон. Украинцев отсутствовал весь день, хотя был дежурный. Что такое случилось, нам, конечно, не сказали.

1 мая, вторник. К полудню сменился караул из состава той же особой команды фронтовиков – русских и латышей. Караульный начальник – представительный молодой человек. Сегодня нам передали через Боткина, что в день гулять разрешается только час. На вопрос: почему? Исполняющий должность коменданта ответил: «Чтобы было похоже на тюремный режим».

2 мая, среда. Применение «тюремного режима» продолжалось и выразилось тем, что утром старый маляр закрасил все наши окна во всех комнатах известкой. Стало похоже на туман, который смотрится в окно. Вышли гулять в 3.30, а в 4.10 нас погнали домой. Ни одного лишнего солдата в саду не было. Караульный начальник с нами не заговаривал, так как все время кто-нибудь из комиссаров находился в саду и следил за нами, за ним и за часовым!

10 мая, четверг. Утром нам в течение одного часа последовательно объявляли, что дети в нескольких часах от города, затем, что они приехали на станцию и, наконец, что они прибыли к дому, хотя их поезд стоял здесь с 2 часов ночи! Огромная радость была увидеть их снова и обнять после четырехнедельной разлуки и неопределенности. Из всех прибывших с ними впустили только повара Харитонова и племянника Седнева.

28 мая, понедельник. В сарае, где находятся наши сундуки, постоянно открывают ящики и вынимают разные предметы и провизию из Тобольска. И при этом без всякого объяснения причин. Все это наводит на мысль, что понравившиеся вещи очень легко могут увозиться по домам и, стало быть, пропасть для нас! Омерзительно! Внешние отношения за последние недели также изменились: тюремщики стараются не говорить с нами, как будто им не по себе, и чувствуется как бы тревога или опасение чего-то у них! Непонятно!

31 мая, Вознесение. Утром долго, но напрасно ожидали прихода священника для совершения службы; все были заняты по церквам. Днем нас почему-то не выпустили в сад. Пришел Авдеев и долго разговаривал с Евгением Сергеевичем (Боткиным). По его словам, он и Областной Совет опасаются выступлений анархистов и поэтому, может быть, нам предстоит скорый отъезд, вероятно – в Москву! Он просил подготовиться к отбытию. Немедленно начали укладываться, но тихо, чтобы не привлекать внимания чинов караула, по особой просьбе Авдеева. Около 11 часов вечера он вернулся и сказал, что еще останемся несколько дней. Поэтому и на 1 июня мы остались по-бивачному, ничего не раскладывая. После ужина Авдеев, слегка навеселе, объявил Боткину, что анархисты схвачены и что опасность миновала и наш отъезд отменен! После всех приготовлений даже скучно стало.

21 июня, четверг. Сегодня произошла смена комендантов – во время обеда пришли Белобородов и другие и объявил, что вместо Авдеева назначается тот, которого мы принимали за доктора – Юровский. Днем до чая он с своим помощником составляли опись золотым вещам – нашим и детей; большую часть (кольца, браслеты и прочие) они взяли с собой. Объяснили тем, что случилась неприятная история в нашем доме, упомянули о пропаже наших предметов. Так что убеждение, о котором я писал 28 мая, подтвердились. Жаль Авдеева, но он виноват в том, что не удержал своих людей от воровства из сундуков в сарае.

23 июня, суббота. Вчера комендант Юровский принес ящичек со всеми взятыми драгоценностями, просил проверить содержимое и при нас запечатал его, оставив у нас на хранение. Юровский и его помощник начинают понимать, какого рода люди окружали и охраняли нас, обворовывая нас. Не говоря об имуществе – они даже удерживали себе большую часть из приносимых припасов из женского монастыря. Только теперь, после новой перемены, мы узнали об этом, потому что все количество провизии стало попадать на кухню.

30 июня, суббота. Алексей принял первую ванну после Тобольска; колено его поправляется, но совершенно разогнуть его он не может. Погода теплая и приятная. Вестей извне никаких не имеем.

Это последняя запись в дневнике императора Николая II. Ранее, в период с 8 по 22 августа 1917 года он в своем дневнике описывал прогулки по рекам Иртышу и Тоболу, по городу Тобольску, пока им не запретили гулять в лесу и по берегам рек. Писал о болезнях детей, погоде и какие книги он читает. В дневнике была описана жизнь в Тобольске после 22 августа 1917 года, а также жизнь в Екатеринбурге с 17 апреля 1918 года.

Источник: сборник «Воспоминания, дневники, письма», Москва, изд. «Современник», 1990 год, стр.485-583.

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в доме Ипатьева император Николай II, 50 лет; его жена Александра Федоровна, 46 лет; дочери – Ольга, 22 года; Татьяна, 21 год; Мария, 19 лет; Анастасия, 17 лет и сын Алексей, 13 лет, были расстреляны. Вместе с ними были расстреляны: лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин, 53 года; повар Иван Харитонов, 48 лет; лакей Алексей Трупп, 61 год и горничная Анна Демидова, 40 лет.