Паутина

Серебристый пошив развевался на прохладном ветру. Небольшая группа людей в белых одеждах двигалась по широкой дороге, заметенной снегом. Дорога казалась бесконечной, пока впереди наконец не завиделась плотная серая стена, чуть различимая в снегопаде.
 Центральная фигура замерла. Безмолвный путник в маске белого цвета потянулся рукой к трости за спиной, задев быстрым ее движением широкий полог конической шляпы. Последователи по неслышимой команде расступились, окружив того взглядами пустых черных глазниц схожих по виду масок. Странник сдвинул маску на лоб так, что из под её крова показались рот и нос; глаза же по-прежнему скрывались в тени. Таинственный незнакомец опустился на закаменевшую ледяную землю, слегка смахнув с неё снежную крупу. Его нежные, немного потрескавшиеся губы прильнули к флейте. Пробный выдох... Небольшая пауза. Странник вновь посмотрел на далекий серый край, после чего принялся играть.
....
Я помню обещание -
Пройти сквозь чащу темную
Во имя света лунного
И тлеющей звезды.

У входа в лес отчаянья
Далекого не видится,
Не кажутся причудными
Неровные стволы.

Стелящийся признанием
О мраке безнадёжности
Проводит от кричащего
В пучине дикий вой

Туман, болезнь скрывающий.
На веру вознадеется
Седому дымки облику
Вояжер молодой...


 Тонкие нити сверкали в лучах полной Луны. Ветви высоких кленов были оплетены плотными призрачными сетьми, разглядеть которые в сумраке наступившей ночи, казалось, совершенно не представлялось возможным. Пожухлые листья, древесная труха, капли россы болтались в воздухе, попав во власть крепкого, нерушимого безвременья. Не было слышно ни шороху. Изящная песнь Угуйсу в час теплых весенних сумерек, отдаленное кваканье лягушек, стрекот сверчков, стоявший некогда эхом по всем полям и рощам... Ничего прежнего, знакомого было не заметить. Будто само время приказало долго жить в недрах безмолвной чащи, застыло, подобно той же трухе в незримых оковах. Неизвестный мастер трудолюбиво сгибал спину над ткацким станком, должно быть, не одну ночь, чтобы всякий путник мог изумиться кружевным узорам и причудливым фигурам над своей головой. Огромный лес стал его мастерской. Каждый неосторожный шаг, неловкое движение могли навсегда оборвать век жизни хрупких творений. И как искусство по мнению некоторых не имеет ценности без человеческого взора, так и кружевные сети становились искусством лишь в присутствии незванного гостя - искусством не сломать, не повредить плод кропотливого труда. Кто пожелает разрушить старания ближнего? Благочестивому господину и в голову такого не придет никогда! Ради уплаты долга перед общиной готов он тащить тяжелый плуг, не жалея спины. Готов пойти на поводу чужой воли, поступиться своими убеждениями, чтобы прожить дальше во всяком благе с тем, что считается правдой человеческой. Кому захочется сломать чужие надежды и ожидания? Кому захочется разочаровать?..
 Ребёнок, на вид лет тринадцати, брел по узкой, ели различимой тропе, конец которой скрывался далеко в недрах тёмной чащи. Его седые волосы поблескивали в лучах лунного света, пробивавшегося сквозь сплетения корявых ветвей. Скиталец волочил за собой тяжелый меч, иногда поднимая его в попытке смахнуть с прохода плетеные сети паутины. Лоскуты наматывались на клинок, прижимаясь к руке мальчика, будто даже после кончины своей жаждали его опутать. Чёрные сучья толстым слоем нависали над редкой пустотой в области подлеска. Чем дальше герой погружался в темень леса, тем более острыми казались ему угловатые очертания стеблей сохнущего шиповника. Деревья, кустарники и ползучие растения хаотично сплетались, образуя сплошной непроницаемый слой. Когда всего кругом становится настолько много, сложно отделить одно от другого: поросль - от кустарников, извитые лианы - от прочных стволов и ветвей. Пригинаться под сводом узкого задревеневшего прохода, не дающего выпрямить спину с былой гордостью, или аккуратно снимать с шеи плети цепких ползучих растений, язвительно обвивающих ее - с чего начать? А начинать с чего-то надо.
 Мальчик дергал ногами, пытаясь сбросить липкие лоскуты, от чего те всё больше и больше липли к нему. Он не решался перейти на бег, уж слишком много паутины было вокруг. Юный путник повернул подергивающуюся голову. Позади клубился туман, закрывающий собой белесые пятна плесени на стволах деревьев. В воздухе пахло сыростью. Но прелый аромат, казалось, был куда лучше запаха удушливого грибка, подавленного его присутствием. Мальчик часто смотрел под ноги, надеясь разглядеть очертания следа человеческой ноги, но черная грязь не сохранила отпечатков. А может быть, их тут и не было. "Но тропа же кем-то протоптана?" - думал он, с надеждой всматриваясь в почву. Дорога вела его всё дальше и дальше в глубину ночного королевства.
 Спустя некоторое время мальчик всё же замедлил ход. Его взгляд оказался прикованным к кустарнику, блиставшему в лунном свете отголосками лучей дневного солнца. Почему? Его безлистая крона походила на два больших рога, на полумесяц. Воинствующий куст напоминал самурая, огородившегося от врагов колючим лезвием. "Отец..." - прошептал утомленный подросток, оперевшись на рукоять Катаны.

 Тихая изумрудная долина дремала в лучах полуденного солнца. В такую пору и просыпаться не захочется. Да и зачем просыпаться? Капли дождевой воды падали на древенчатую изгородь балкона, убаюкивая домочадцев. Мелодичный, но при том оживленный звук кото спорил с ними за право взять на поруки их сгущенные мысли. В конце концов, резвая мелодия одолела покой, пробудив ото сна седовласого мальчика. Сонный ребёнок, щурясь от ярких лучей, неохотно приподнялся с большой кровати. Ложе находилось в углу просторного зала, потому было спрятано от прямого света. Даже не смотря на то, надоедливому солнцу удавалось пробраться в эту часть дома. Оно дразнило ребёнка, заставляя погнаться за собой. Поддавшийся на провокацию мальчик выбежал в просвет между полотняной стеной. Новый день...
 Прохлада речного воздуха насыщала иссохшую землю. Сильная жара стояла с самого утра. Везде. Но только ни в этом месте. На крохотном лугу рядом с домом резвились двое озорных малышей - брат и сестра. Хохотавший мальчик в распахнутом кимоно темно-синего оттенка в беспамятстве гонялся за белым котом, который пребывал в абсолютном смятении, не видел в погоне ничего веселого. "Что случилось с хозяином? Зачем он бежит за мной... " - вероятно проносилось в голове питомца, кое-как успевающего перевести дух перед новым витком забега. Девочка, на вид по-младше своего неугомонного брата, сидела поодаль, забавляясь весёлой картиной. Шумная беготня отвлекала её от главного занятия - искусного сложения оригами. Вокруг неё лежало множество разного цвета и размера листов бумаги, где-то - картона. Журавли, лебеди, безликие угловатые куклы окружали мастерицу; всё их внимание было приковано к ней, к её беззаветному игривому взгяду.
 И всё же в обыденном действе можно было различить нечто другое, прежде неслышимое, незримое. Разве что, когда-то очень-очень давно... Тревога скрывалась в лучах горячего солнца. Тонкие её льдинки касались ушей ребёнка, подобно каплям грибного дождя. Юный наблюдатель никак не мог определить источник необычного чувства. Внезапно ребёнок обратил внимание на мать, сидевшую за продолговатым котацу. Её хрупкие белесые пальцы с необычайной, неземной легкостью касались струн кото, заставляя музыкальный инструмент мелодично стрекотать. В живой музыке, прежде по ритуалу сопровождавшей пробуждение членов семьи Рисо-теки, крылся мотив отчуждения. Ребёнок подошёл ближе к матери. Та, заметив старшего сына, отвлеклась от своего занятия, попытавшись улыбнуться, как дела это прежде.
- С добрым утром, мой лучик серебра. Почему не идёшь играть с братом и сестрой? Кажется, они там весело проводят время, - сказала женщина, кивнув головой в сторону маленькой поляны.
- Мама... Отец скоро вернётся?
Белоснежное лицо княгини на миг ещё больше побледнело.
- Конечно... Он... Ушёл наловить нам рыбу к завтраку. Тебе хотелось услышать его совета?
- Он обещал, что сегодня вечером возьмёт меня с собой в город. И в этот раз я точно поеду с ним!
Женщина повеселела, переведя прищуренный взгляд на густую кленовую рощу, закрывшую собой вид берега реки. На фоне темных густых крон деревьев, наваленных у воды сплошной кучей, виднелся белый силуэт. С каждой секундой он становился всё ближе и ближе, пока резкие очертания мужского лица не стали различимы. Дети отвлеклись от игры, побежав в сторону главы семейства. Старший сын медленно спустился по ступеням, смущенно улыбнувшись издали. Он стоял так, облокотившись на край мраморной перилы до тех пор, пока высокий мужчина не подошёл к приподнятой части трассы. Отец и сын с почтением поклонились друг другу. Не выдержав наплыва чувств, ребёнок подбежал к родителю и крепко обнял его. "Ты обещал сегодня взять меня с собой в город," - зажмурившись молвил он.
Лицо отставного военного стало хмурым, подобно грозовой туче. Тоска виделась в его сизых глазах. "Сейчас пора обедать. Поговорим об этом после приёма пищи, Масуми".
- Ты чего это приуныл, братик? Попробуй догони! - младший сын легонько толкнул старшего локтем.
- Кеиджи, совсем страх потерял??
Дети побежали в направлении большого древенчатого свода, придворявшего вход в миниатюрный замок.

 Семья собралась в трапезной. Запах свежего Карпа отгонял волнение Масуми. Постепенно мальчик позабыл о своём вопросе, принявшись жадно созерцать жаренную рыбу. "Вы не забыли вымыть руки перед едой?" - бормотала бабуля Наоки, протягивающая пустую тарелку невестке. Женщина, нарезавшая пышный молочный хлеб, нехотя обернулась. Когда раздача еды подошла к концу, герой неожиданно для себя вспомнил о назревшем разговоре.
- Отец, - начал наследник, - мы поедем сегодня в город?
- Масуми, я знаю, как ты хотел... - заговорила мать, но мужчина взглядом показал ей, что сам готов поговорить с сыном об этом.
- Я помню, что обещал тебе, но сегодня... Мне придется ненадолго уехать.
Сперва мальчик почувствовал приступ гнева от несбыточности маленькой мечты, но затем сильный интерес перебил недовольство.
- Зачем?
- По делам... Я... Мы обязательно выберемся в большой город, но не сегодня. Из поездки я могу привести тебе что-нибудь. Согласен?
Ребенок задумался. С одной стороны, отъезд отца немного опечалил его. С другой - ничего особенно и не меняется в его жизни в таком случае. Всё будет хорошо по-прежнему. Как и всегда.
- По рукам!
- Хорошо! Отметим моё отбытие?
- Мы будем очень скучать.. - с лёгкой печалью прошептала девочка.
- Не переживай, Томико. Папа скоро вернётся, - успокоила наследницу мать, - сегодня день празднования Таннабата! Я кажется знаю, какое желание мы все загадаем.
- Да! - сестрица заметно повеселела.
Масуми был доволен. Прежняя атмосфера праздника разгулялась в его душе пышным карнавалом. Если не получилось посмотреть на городские празднования, почему бы не устроить их дома? Мальчик с улыбкой крутил кусок хлеба в руке, раздумывая о грядущем вечере. Внезапно голубое пятнышко мелькнуло где-то рядом. Он остановил руку и заметил, что в уголке пышного куска хлеба виднеется маленькое пятно плесени. Испугавшись, ребенок обратился к матери: "Мама, посмотри! Это не опасно?"
 Княгиня, сильно насторожившись, взяла ломоть в руки.
- Да нет же, всего лишь маленькое пятнышко, - улыбнувшись сказала она, - хочешь, мы его обрежем!
 "Всего лишь маленькое пятнышко..." - эхом раздавалось в голове путника. Подросток закашлялся, посмотрев на Луну, отбивавшуюся на небесном поле боя от серых колючих туч. Взгляд ребенка вновь упал на куст. "Папа... Вот твой меч. Я взял его с собой! Как ты без него?"...

С голых деревьев опадали последние засохшие измятые листья. Мать с детьми стояла на дощетчатой терассе в ожидании гонца. Уже прошло около трёх часов с момента назначенной встречи, но вестник так и не думал объявиться.
- Пойдемте домой, дети, - вздохнув молвила она.
Дом стал для Масуми более родным, более уютным и нежным с наступлением холодов. Только в этот раз в нём будто что-то мешало. Нечто прелое, зернистое. Как бумага, заткнутая между гладким мехом и кожей, что хотелось сразу чихать! Вычихнуть противное ощущение.
- Где бабуля, - поинтересовался неугомонный Кеиджи, разглядывавший полотна на стене.
- На третьем этаже. Сегодня неважно себя чувствует, из комнаты не выходит, - ответила женщина, взявшая в руки кухонный нож. Взгляд её показался немного испуганным, - не понимаю...
На свежем хлебе, двух дней отроду, красовалось большое плесневое пятно. Кеиджи с Томико убежал проведать бабулю, в то время как старший сын принялся рассматривать угол между высоким потолком и стенами, откуда, по его мнению, чувствовалась странная сырость.
- Мама, у нас на потолке грибы выросли... - начал было ребёнок, как вдруг заметил голубоватый овал грибка, покрывшего ломоть хлеба.
- Ничего страшного. Осенью становится сыро, Масуми, у нашего дома на крыше уже успели появиться шели. Я, - женщина закашлялась, - вызову мастера...
- А с хлебом... Тоже срезать можно?
- Конечно! Не переводить же муку по чем зря.
Мальчик улыбнулся: "как же всё таки хорошо, что можно срезать... "

То ли завывания, то ли гул послышался седовласому дитя откуда-то с другого конца дороги. Это заставило его встрепенуться, пугливо оглядевшись. "Папа... " - прошептал наследник. Куст не шелохнулся. "Беги, ребенок мой, беги! Я прикрою твоё отступление, я задержу!" - мог бы сказать он. Да он ведь куст! Но только лишь? Порой и любой куст при должном к нему внимании способен изменить историю.
 Странник, будто услышав речь незримого родителя, бросился вперед, проносясь под покровом высоких черных ветвей. На это время ему стала безразлична белая плесень, рыхлыми брызгами летящая из-под его ног куда-то назад. Его защитят - это главное.
 Масуми бежал так быстро, что самому проворному скакуну всей Японии его было точно не догнать! Но кое-что всё же нагоняло его - мысли. Прежние мысли и воспоминания. Лавиной выкатывались они в горячие слезы, разлетаясь в разные стороны. Им тут не место! Им тут не время! Но мелкие брызги нашли поддержку в бездонной темноте ночного леса, принявшись сдавливать марафонца за компанию. Ребенок зажмурился, отдавшись порыву чувств.

 Мальчик сидел в комнате младшей сестренки на третьем этаже маленького замка. Девочка кашляла, прижавшись к коленям Масуми.
- Братик, как хорошо, что ты со мной. Не уходи от меня, мне страшно! Сегодня я видела страшного оленя. Ты поверишь мне?
- Поверю... - задумавшись шепнул старший брат.
- Этот олень... Был таким страшным! Уперся рогами в наш чан во дворе и перевернул его!! Там была и наша бабуля... И... - девочка закашлялась, - и Кеиджи.
- Кеиджи?
- Он сам не свой, я... Я боюсь его. Пожалуйста, останься со мной, братик!! Давай попросим маму, чтобы она постелила ему внизу?
Герой обнял сестричку, зажмурившуюся от единения теплоты наружней и внутренней.
За окном лил холодный ноябрьский дождь. В дверь начал кто-то стучать...

 Мальчик бежал так быстро, как только мог. Его глаза в панике хаотично моргали, открывались и закрывались - что нужно делать?? Страшно!! Самопроизвольный крик давно подступил к его горлу, но страх, опасение сковали уста ребёнка. Сейчас он бежит и у него есть такая возможность. Но потерять ее - проще простого. Нельзя ошибаться!! Но... Так легко ошибиться...

 Брат с сестрой сидели в трапезной. Кругом было белым-бело. Зима наступила. Почему-то... Почему-то наступила в их доме. Кот по кличке Юки-Юки бежал по белесому полу, тряся большимии белыми надбровниками. Все его усы, веки, все выступы мордочки, шерсти и хвост были устланы крупичным белоснежным покровом. Сестра, закашливаясь, пыталась подтащить к себе питомца, но тот трусцой пятился в направлении лестницы. Мать насыпала детям по миске белого риса. Голодная Томико схватила палочки и начала есть, как вдруг подавилась, крепко закрыв глаза от шероховатой горечи.
- Что это?? - простонала она.
- Вареный рис, дочка, что с тобой? Мы всегда ели такой на обед.
- Он был другим!!
- Каким другим... Он был таким же. Во всяком случае, другого нету. Придётся есть этот.
- Я не буду! Лучше... - слова девочки снова оборвал приступ мучительного кашля, - лучше... я умру с голоду, чем буду есть это!!
- Томико!...
Сестра убежала вниз по лестнице.
Масуми смотрел в тарелку риса. Попробовал. Противная горечь разошлась по его лицу кислой гримассой. "Есть можно... Есть... Другого нету же, да? Ну а что ещё делать, если другого нету? Маме лучше знать," - старший сын невольно поперхнулся с закрытым ртом, случайно просыпав несколько зерен риса из ноздрей: "все равно среди этой белезны никто ничего не заметит".
 Ведь всё измеряется чужим взглядом, так? Чужой похвалой. Рассыпал рис - насорил. Ты рассыпал рис. А в остальном, что ты не делал, разбираться не тебе. Как всё легко. Как всё запутанно..

 Ребенок несся по лесу, срывая лоскуты паутины, свисавшие со стен сужающегося тоннеля. Чем дальше к сердцу чащи он подбирался, тем больше её становилось. В конце концов, проход стал настолько узким, что задача не задеть белесые сети уже не представлялась возможной. Большие пауки падали на Масуми, щекоча острыми лапками кожу его лица, рук и шеи. Мальчик не выдержал, закричав изо всех сил. То ли шелест крыльев испуганных птиц, то ли шум от его тяжелых прыжков поднялся в воздух, закрутился со всех сторон от ушей наследника. А тот всё кричал и кричал, закрыв лицо руками. Пауки... Пауки и не опасные, может быть, но... Кто знает?

 Старший ребенок сидел один за длинным столом, казавшимся ему невероятно тесным. Тесным своей припорашенной свободой. Мать разливала половником пресную похлебку. В супе плавали большие островки белой плесени. Да и сам герой с ног до головы, словно сахарной пудрой, был укрыт фрагментами злополучного грибка.
- Мама! Это неправильно! Мы едим плесень, этот суп пропал! Всё здесь пропало! - при этих словах в заросшем сознании мальчика шевельнулась пристывшая шестеренка, он вспомнил о чем-то еще ярче, еще сильнее.
- Все по-прежнему, Масуми! Что не так? Суп... Немного заветрился. Хочешь, я сварю тебе новый? Все как ты хочешь.
- Я не хочу этого!! - закричал в отчаянии наследник, - тут всё неправильно, мама! Тут не получится приготовить хороший суп! Куда ушёл мой отец? Куда пропали бабуля Наоки, братик Кеиджи в синем кимано, моя сестренка Томико?? Даже Юки куда-то задевался.
- Ты о ком? - слова матери леденящей молнией перекроили сознание Масуми. Неужели это всё... Нет! Он точно помнил об этом. Об их счастливой жизни, семейных праздниках. О бабушкином ворчании, шалостях младшего брата, он всё это помнит. И никогда не забудет, ведь это правда. Почему все забыли об этом? Почему никто не видит разницы, ведь все изменилось. Суп, с плесенью он или нет - не показатель довольствия! Всё изменилось!!
Мальчик сорвался с места и побежал вниз по лестнице. Он подхватил лежащую на полу серебристую накидку, схватил меч отца вместе с ножнами, красовавшийся на полке рядом со входным пролетом и выбежал прочь из дома.
- Масуми!! - слышалось позади, - ты куда!!...
Крики постепенно стихали, а задыхавшийся от страха мальчик продолжал бежать по безмятежному тихому лугу в сторону "Великого леса", как он сам величал тот лесной массив.

Бежал точно так же, как и теперь. Закрыв лицо руками, крича, дергаясь от прикосновения сетей паутины и жестких тел её хозяев. Мальчик бросил фамильный меч, в панике желая избавиться от всего, что могло помешать его побегу. Тропа, казалось, подходила к концу. Корни всё чаще выпирали из бугристого полотна калеи, протоптанной неизвестным следопытом. В конце концов, кричащий Масуми, замотанный в рулоны паутины споткнулся о корягу, упав на сухую зернистую землю. Его отчаянный крик, переходивший в плачь и обратно, слышался на весь лес.

....

Отправит во скитание
Покой души отчаянной
За надобностью мнительной
И тем, что не понять

Сидящему в довольствии,
В болезни ль, в опечаленьи?-
Дух силою живительной
Из мрака не поднять?

И не зачем надеяться,
В далекую туманную,
Да всем из мира странную
Пустую даль смотреть.

Но тот, кто все ж осмелится
Обман путём обманным
Обойти вслед за туманом,
Тот прогонит смертью смерть!


Путник закончил играть, воткнув острый фамильный клинок в твердую промерзшую почву. Об его рукоять он разбил белую маску, после чего поднял кисть руки вверх.

Лунный диск медленно выплывал из расступавшихся облаков. Спокойное черное
небо открылось глазам странника.