Твой. Без цензуры... Глава 2

— В медицине, как и в бизнесе, существует четыре основные концепции, — цитировал по памяти Гордеев, заложив руки за голову и едва прислоняясь к спинке стула. — Скажем так, это будет некая «4Сore», содержащая в себе такие понятия медицины, как «ключевые компетенции», «клиенты» (они же пациенты), продукты, (лекарственные средства), и, в общем, ценности.

Ловя каждое слово куратора, Новиков записывал все его «премудрости» в свой конспект, смакуя каждую услышанную фразу. И когда с чтением первой части лекции было покончено, решив проверить общий уровень знаний студентов, Гордеев обратился к ним со следующим вопросом:

— А теперь пусть кто-то из вас назовет мне главное правило поведения врача в нашей больнице… Если вам, конечно, вообще что-то известно о подобном понятии.

В аудитории вновь установилась тишина, но длилась она недолго.

— «Memento mori»? — сделал предположение Фролов, окончательно придя в себя после пробуждения.

— Ну, если бы ты был патологоанатом, то возможно эта «заповедь» и стала бы краеугольным камнем твоей «философии», — согласился с ним Гордеев. — На деле же правильный ответ звучит латынью как «NOLI NOCERE». Другими словами «Не навреди». Именно так говорил Гиппократ. И вы должны знать об этом ещё с первого курса.

Чтобы слова не расходились с делом, раскрыв какой-то учебник по медицине, «светило» отечественной хирургии долистал его до середины, обращаясь к студентам с очередным вопросом:

— А теперь кто мне скажет, от чего зависит активность антикоагулянтной терапии, в которой принимаются такие препараты, как неодикумарин и фенилин?

Стремясь показать себя перед руководителем практики в лучшем свете, каждый норовил дать ему свой ответ, но ни один из них Гордееву почему-то так и не понравился.

Со стороны складывалось впечатление, будто он готов был изматывать их таким образом до бесконечности, пока кто-то не соизволит озвучить вслух то, что давно вертелось у него на языке. И когда его надежда услышать истину угасла окончательно, на всю аудиторию вдруг раздался радостный возглас Капустиной:

— Я знаю, Александр Николаевич!!!

Гордеев чуть со стула не упал, сбитый с толку неподдельным энтузиазмом студентки, а Новиков едва не уронил на пол анатомический атлас.

— Вы хотя бы предупреждайте в следующий раз, а то у меня очень хрупкая нервная система… — сделал ей замечание «светило». — Или вы хотите, чтобы я до конца своей жизни заикался?!

— Извините… — Виновато опустив голову от осознания допущенной ею оплошности, девушка растерялась до такой степени, что казалось, уже и забыть забыла, что хотела сказать, пока куратор лично не напомнил ей об этом, намекая на ограниченность отведенного для занятий времени.

— Вы, кажется, что-то хотели сказать, доктор Капустина? Ну-ну, говорите, смелее! — Он сам не заметил, как перешел с ней на «Вы». — Просветите ваших коллег относительно этого вопроса.

Настроившись на победу, Капустина даже поднялась со своего места, и, промямлив в ответ что-то невразумительное, впала в ступор под устремленными на неё отовсюду взорами одногруппников.

Сейчас у неё был вид подстреленного лебедя, который делал отчаянные попытки удрать с перебитым крылом от охотника. Но что именно послужило причиной её внезапного смущения: пронизывающий взгляд руководителя практики, либо пристальное внимание одногруппников, которым ранее она была обделена, сказать было сложно. Особенно огорченным выглядел сам «светило», услышав от неё вместо четкой речи какое-то блеяние в ответ.

— Что за «А» и «Э»? — возмутился он, повышая голос. — Такого ответа от студентов мне слышать ещё не приходилось...

— Я... Я... Забыла. — Капустина с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться перед ним; так сильно он её напугал своей придирчивостью.

— Ну, что ж, тогда садитесь, а я спрошу кого-то другого, — кивнул ей хирург, заглядывая в какой-то медицинский справочник.

— Нет, нет, что вы, Александр Николаевич! — перебив его на полуслове, воскликнула она. — Я вспомнила!

— Молодец, забудьте, — отмахнулся от неё Гордеев, приказывая ей сесть на место.

Но только она, понурившись, выполнила его просьбу, как рискнув тоже «попытать счастья» и проявить себя активным студентом, свой голос подал Фролов, наскребя по сусекам своей памяти частицы того, что когда-то знал, но успел благополучно забыть, отправившись работать на скорую:

— Активность антикоагулянтной терапии, возможно, зависит от содержания в воде бромистоводородных и йодистоводородных солей алкалоидов, куда входят также азотные основания. Кстати, недавно я читал в одном издании по фармакодинамике, что в каплях, содержащих кодеин фосфат, адонизид и натрий бромид, осадок выпадает в виде кодеина гидробромида, а вот сердечные гликозиды образуют осадки с солями, а также в алкалоидах и в тяжелых металлах.

— Ну, что ж, ответ правильный, — согласился с ним «светило», выпрямляясь и снова поворачиваясь к студентам. — Я его вам зачту. А остальные что молчат? Кто-то ещё хочет дополнить коллегу?

— Я хочу, — отозвался Рудаковский, глядя на куратора после инцидента с велосипедом как Ленин на буржуазию.
 
— Вот!!! — подняв вверх указательный палец, Гордеев многозначительно кивнул, тут же саркастически добавляя: — Вот идиот…

Вздохнув, Рудаковский опустил взгляд, уставившись куда-то в пол. Он и так знал, что дал неправильный ответ, но куратору надо было объявить об этом во всеуслышание, изощряясь в язвительности.

Эксцентричное поведение «светилы» до сих пор было для него диковинкой. Кажется он так и не сумел привыкнуть к его циничным советам в наставительной форме, что для самого Гордеева являлось истиной в последней инстанции. И он не видел в этом недостатков.

— Ну, так что? — посмотрел «светило» на аудиторию, словно прощупывая почву для дальнейшего расспроса. — Дождусь ли я сегодня ещё какого-нибудь ответа на поставленный вопрос, кроме того, что уже успел озвучить доктор Хроленко?!

Поправив оправу очков, словно набираясь храбрости для дальнейшего рывка, Новиков доложил ему следующее, прямо вспотев от проявленных потуг:

— Активность антикоагулянтной терапии ещё зависит от витамина К (капуста, шпинат), потому что между этими веществами существует антагонистическое взаимодействие.

У парня был вид «оракула», вещавшего невежественному окружению прописные истины.

— А ты откуда знаешь? — Гордеев в замешательстве уставился на студента. — Это ж государственная тайна!

— Да в одном журнале иностранном вычитал, — разрумянившись от осознания широты собственного кругозора, признался Новиков. 

Как ни крути, а познания в медицинской отрасли, почерпнутые им когда-то из журнала «Огонек», вполне ему пригодились. Пусть и не совсем в практической деятельности. Но подобных фактов оказалось достаточно, чтобы отправить в нокаут столь маститого в своей сфере бульдозера медицины как этот Гордеев. 

— Вот! Учитесь, господа! — внезапно отозвался «светило», щелкая пальцами. — Узнать информацию о подобных вещах, да ещё из зарубежных источников! Золотые слова! Достойные рамки, стекла и пьедестала! — После чего вперив беспристрастный взгляд в оперившегося практиканта, с подозрением у него поинтересовался: — А вы уверены, доктор Новиков, что действительно дали правильный ответ и его никак нельзя опровергнуть?

— Думаю, да, — кивнул тот, не понимая, куда клонит хитрый куратор.

— Настолько правильный, что даже можете поклясться в этом собственной жизнью?

— Д-да… — уже не так уверенно отозвался студент.

— А его жизнью? — «светило» указал на Рудаковского, который с трудом оклемавшись от пережитого им позора, вдруг снял свои очки и принялся протирать стекла, но тут же оказался застигнутым врасплох вопросом куратора. Новиков серьёзно задумался.

— А её жизнью? — указал Гордеев на ошеломленную Валерию Чехову. — А его? — пришла очередь и Смертина, успевшего к тому времени исписать фразами «Простите, Александр Николаевич» почти всю доску и не знавшего теперь, что ему делать со всем этим добром дальше. 

Рудольф промолчал в ответ. Теперь он сомневался буквально во всем, не зная, как возразить куратора, специально пустившего его по ложному следу. 

— Вот видите! — хлопнув в ладоши, бросил «светило», добившись ожидаемого эффекта. — Прежде чем что-то говорить, вы должны быть уверены в своем ответе на все сто! Тем не менее, доктор Новиков, спасибо за столь познавательную информацию из первых уст, которой вы только что поделились со своими коллегами. Можете садиться, а с остальными я разберусь попозже.

Временно отвлекшись от своего «наскального творчества», Смертин повернулся к куратору, чтобы объявить во всеуслышание, что он больше не напишет ни слова, потому что у него закончился маркер и место на доске. Но тот в произошедшем проблемы не увидел.

— Не спешите сдаваться, доктор Смертин, — добродушно молвил он, хватаясь за медицинский журнал. — Ещё есть окна, — мужчина кивнул куда-то в сторону. — Стены. Двери. Коридор, в конце концов! Если хорошенько поискать, возможностей для самоутверждения можно найти бесконечное количество. Вопрос в том, умеете ли вы их правильно использовать.

Студента, тем не менее, такой ответ не сильно вдохновил на продолжение «творчества». Он надеялся, что куратор, в конце концов, смилостивится над ним и предложит вернуться на место,  да не тут-то было.

В своих воспитательных методах Гордеев оказался куда коварнее, чем можно было это от него ожидать. И с самого начала недооценив всей степени тяжелого характера куратора, он теперь расплачивался за это сполна, не ведая, кому делал хуже — себе или ему.

По правде говоря, «светило» совсем забыл о его существовании. А когда вспомнил, то уже ничего не мог ему предложить, потому что занятие подходило к концу. 

Слегка успокоившись, Гордеев собирался задать студентам новый вопрос, продолжая изощряться в своем садизме, когда в аудиторию зашла зав хирургическим отделением, некая Ковалец Ирина Васильевна.

— Здравствуйте, дети! У вас все в порядке?

Женщина хотела сообщить им что-то важное, но отметив про себя перепуганные физиономии студентов и испещренную «от» и «до» фразами «Простите, Александр Николаевич» доску, напротив которой стоял Смертин, почему-то запнулась на полуслове, с удивлением покосившись на своего коллегу.

— У нас все просто замечательно, Ирина Васильевна! — кивнул Гордеев, проигнорировав  строгий взгляд начальницы.

— Ну, что же вы так со студентами... — протянула она, намекая на Смертина, который застыв у доски с маркером, был готов провалиться сквозь землю со стыда. 

— На самом деле на своих занятиях я даже пытаюсь монтажно разговаривать, — оправдывался «светило», застигнутый врасплох её замечанием. — А то вдруг меня снимает скрытая камера и цензура обрежет все мои высказывания, оставив только «Здравствуйте, студенты».

Покачав головой, Ковалец перевела взгляд на Смертина, делая ему знак бросить свое занятие и занять место среди новых одногруппников. Что он и сделал, с чем он и справился, возвращая «светиле» маркер и подхватывая с пола свою сумку.

— Ирина Васильевна, у меня на занятиях все студенты равны, — бросил Гордеев, провожая взглядом понурого Смертина. — Я ни для кого не делаю исключений.

— То есть вы не любите работать с младшим поколением? — переспросила она, тщательно следя за его меняющимся выражением лица.

— Нет, отчего же, очень люблю, — Гордеев попытался закосить под дурачка, напуская на себя дружелюбный вид. — Если это поколение хорошо воспитано.

— Я не уверена, что попавшие под ваше руководство студенты такие, как вы говорите.

— Они будут хорошо воспитаны, — заверил её «светило», тут же разваливаясь перед ней за столом и с особой бесцеремонностью закидывая ногу на ногу, словно речь шла о какой-то ерунде, не стоившей внимания обоих. — У меня даже самые непослушные студенты со временем становятся шелковыми.

— Мне кажется, с молодым поколением лучше обойтись добрым словом.

— Опыт мне, однако, подсказывает, что доброе слово помогает не всегда, — настоял на своем Гордеев, будучи не совсем согласен с начальством по определенным вопросам. — Практикант должен чувствовать твердую руку, иначе с него не будет толку. Вы лучше скажите, зачем пожаловали сюда, прерывая мое занятие на самом интересном месте. Хотели донести до моего ведома что-то важное?

— Да. К нам на следующей неделе приезжает хирург из Чикаго, — отозвалась она, перед тем как покинуть аудиторию. — Джеймс Уитсон.

— Вот как! — насупился «светило», заметив, с каким уважением отзывается начальница об иностранном госте, когда он тоже в какой-то степени являлся таковым, пусть и не совсем иностранным. Однако подобных почестей ему почему-то не спешили предоставлять. Особенно если вспомнить, как прошло его сегодняшнее утро во дворе этой больницы, где он умудрился разбить свою машину, свернув из-за какого-то велосипеда не туда.   

— Поэтому вам надо будет проследить за тем, чтобы к его приезду ваши студенты подтянули английский, — закончила Ковалец, и, обратив внимание, с каким спокойствием её подчиненный воспринял данную информацию, тотчас поспешила у него поинтересоваться: — И кстати, Александр Николаевич, у вас у самого с английским как?

— За меня можете не переживать, Ирина Васильевна! — отмахнулся от неё мужчина, меньше всего представляя себя ещё и преподавателем английского языка. — Если мы с Джеймсом друг друга не поймем, то попробуем объясниться с ним… Хотя бы на пальцах. Думаю, хирург хирурга поймет без лишних слов.

Особой необходимости «шлифовать» свои знания в иностранных языках он не видел. Тем более языковый барьер никогда не был для него помехой во время общения с иностранцами.

— Ну, как знаете, — буркнула Ковалец, поражаясь его поспешному признанию. — Однако советую вам не сильно перегибать с вашей самоуверенностью, — после чего скептически поджав губы, женщина поспешила покинуть аудиторию, не сказав больше ни слова перед своим уходом.

Проводив начальницу взглядом до дверей, Гордеев мысленно усмехнулся. Занятия к тому времени давно закончились, и, не видя смысла держать подле себя студентов словно каких-то заложников, он отпустил их по домам, потребовав напоследок поаплодировать ему на прощание и поблагодарить за потраченное на них время.

Собирая свои вещи и все ещё находясь под воздействием его «фокусов», Валерия смутно осознавала, что это был далеко не предел выходок куратора. Но покидая в тот момент аудиторию, она даже не подозревала, что появление этой личности на просторах больницы вскоре перевернет её судьбу с ног на голову, раз и навсегда нарушив привычный порядок вещей.

Тем более создать хаос на ровном месте — для Гордеева было раз плюнуть. А это значило, что с сегодняшнего дня ей следовало держать ухо востро и не поддаваться провокациям этого мужчины, уж как бы он не выводил её из себя восхвалением собственной натуры.

Одно знала она точно: на спокойную жизнь теперь можно было не рассчитывать. Такого же мнения о новом кураторе были и её одногруппники, один за другим покидая аудиторию, и нигде больше не останавливаясь.

Догнав Алькович, Чехова продолжила свой путь уже в её компании, но как не пыталась она увлечь её разговорами о Гордееве, мозг подруги был давно занят новеньким студентом из Челябинска, чье смелость и лукавая улыбка покорили её сердце буквально с первого взгляда.   

Глава 3

http://proza.ru/2024/02/16/1108