Всё-таки, корова вела себя агрессивно

      
                valentin_baranov74@mail.ru
Валентин Николаевич Баранов.    
                Всё-таки, корова вела себя агрессивно.
                ( комедия из фантастической реальности 90-х)
                Действующие лица:
1. Карандашкин, 62года. Предыдущий мэр города Завалянска.
2. Следователь, Илья Васильевич Нукин, 50 лет; обожает с флегматичностью обдумывать каждый факт.
3. Виола Эдуардовна  Вялощёкина, любовница Карандашкина, 37 лет.
4. Полковник, Лев Витальевич.
5. Лесничий, 64 года.
6. Сержант.
7. Баба Маня.

                Картина первая.
( Следователь Нукин вызванный полковником, входит в его кабинет)
Полковник. Располагайся, Илья Васильевич, нам надо поговорить.
Следователь. Располагаюсь. (удобно садится напротив, чуть слева) Слушаю, Лев Витальевич.
Полковник. Илья Васильевич, мы знаем друг друга давно и, как я понимаю, видим друг друга насквозь. Что лично мне приятно, поскольку многое упрощает.
Следователь. (скромно) Со своей стороны, мне также приятно ваше мнение.
Полковник. Ну, ну. Это всё лирика, а дело серьёзное. (достаёт начатую бутылочку коньяка, бокалы) Очень серьёзное. (понемногу льёт в  бокалы) Очень. (подумав, добавляет ещё; осушают)  С одной стороны, бывший мэр, который, чего скрывать, почудил  при должности.
Следователь. Уж, почудил! Надо же, наряжался охотником и, как «охотник» стрелял коров!
Полковник. Ну, мэр должен же чем-то отличаться от обычного жителя. Потом, должна же быть у человека какая-нибудь слабость.               
Следователь. Уж, это да! Думаю, такого другого не было и не будет.    
Полковник. Ну, как  знать: прогресс непредсказуем. Такого мы тоже не ожидали, как  особых чудес от природы.
Следователь. Да, такую особенность главы города не предсказать никому.               
Полковник. Правда, владельцам убиенных коров возмещал убытки.  Но всё равно, конечно,  картинный факт.               
Следователь. Да, очень картинный, но  эта загадка научно необъяснима: почему он стрелял коров? Чем его обидели коровы?  Или в коровах что-то такое есть, недоступное нашему пониманию?  Что-то верх того, что мы, смертные, видим.               
Полковник. Ну, думаю, полностью  нам не раскрыть эту загадочность. Хоть век живи, а всё будет тайна.
Следователь. Приблизиться бы к истине. Ведь это манит, именно, как тайна.
Полковник. Мне думается: коровы обидели его женой. ( ещё выпивают по чуть-чуть)               
Следователь. Донесите до меня вашу мудрость.               
Полковник. Значит, ты не видел его жену.               
Следователь.  Почему-то, ни разу. Хотя  ходили огромные слухи.
Половник.  Мне повезло меньше: я общался. Во-первых, она на половину больше мужа в размерах;  во-вторых, у неё лицо точно, как у коровы. И мне всегда казалось, что она, вот-вот, замычит. Бедная женщина! Она всё же, дама.  Хотя, у неё такие мечтательные глаза!
Следователь. Я встречал таких женщин, и мне нравились их глаза.
Полковник. Да, иногда бывают такие коровы. Бедная женщина!
Следователь. Но как же, он женился на таких серьёзных параметрах? Добровольно ли?
Полковник. Думаю, целенаправленно.
Следователь. Размер любви?
Полковник. Видимо, любовь размера не имеет.
Следователь. Любовь? Вы меня пугаете.               
Полковник. К карьере. Её папа был первым секретарём горкома партии. Там такие вековые связи. Ты не представляешь, насколько Карандашкин был сильнее нас.  Как помыкал. Заставлял учить наизусть список неприкасаемых.  Уж,  я на себе знаю, что такое бессилие закона. Обидно. Ребята боялись принять не того. Бандитов боялись. Да, что там, стыдно было людям в глаза смотреть. Ты же, тоже это чувствовал, хотя не в той степени.
Следователь. Пожалуй, самое унизительное бессилие, это бессилие закона.               
Полковник. Мне докладывали, что он ходит везде в окружении свиты молодчиков, пугая продавцов в магазинах. Это был целый клубок мафии. Я до сих пор не понимаю, как  Кубышеву удалось набрать на целый процент больше голосов,  когда всё под контролем. Хотя знаю, что это рука Москвы. Приструнили областную мелочь.               
Следователь. Кубышев ведь нормальный мужик?
Полковник. Удивительно, но нормальный. «Крутые» враз присмирели: вежливыми стали с полицией.               
Следователь. Ну да, когда братки взбрыкнули, он не стал беспокоить своих, а вызвал областной  ОМОН – те без церемоний показали каждому, какая  он слякоть.  Братки месяц нигде не показывались, уж, зауважали полицию.
Полковник. Но вернёмся к событию века.
Следователь. Событие века?
Полковник. Не слабее. Бывший мэр преподнёс нам подарок за всё!
Следователь. Я сосредоточен для удивления.
Полковник.  Но на этот раз, привычно застрелив корову, Карандашкин промахнулся.               
Следователь. Донесите до меня вашу мудрость.
Полковник. Эту корову наш новый мэр купил в Швейцарии, за сто тысяч долларов.               
Следователь. Зачем новому мэру корова? Это что – местный бзик?  Географическое  хобби?               
Полковник. Нет, это не хобби: хочет развести в районе охренительную породу. Ферма на его жене. (добавляет коньяка)
Следователь. (отпив) С одной стороны, это мысль.  А бык соответствует   амбициям?               
Полковник. Бык стоит ещё дороже, говорят, что-то страшное. Корову к связи готовил специальный психолог.  Словом, серьёзный проект.
Следователь. И эту корову…Карандашкин?!!  Вот это случай! (добавляют коньяка)
Полковник. Мэр в бешенстве!
Следователь. Понятно. Нам надо не расплескать это счастье. Каждую капельку…               
Полковник. Но нам надо поступить максимально «корректно». Это  то, что я хотел тебе сказать.
Следователь. Понял. Разрешите идти.
Полковник. Куда? Такое событие. Надо обговорить, что знаем. Согласен?               
Следователь. Да. Лучше обговорить.               
Полковник. Так вот, ферма, если ты не в курсе, находится за городом, ближе к лесу.  Когда он выстрелил в корову из карабина,  работница, некая баба Маша, обезоружила его лопатой по голове и сдала полиции. Главное, он и сейчас не знает, что наехал на мэра. Эту козырную информацию не надо раскрывать до конца. Допрашивай его как всех, как только ты умеешь, и записывай его лепет!
Следователь. Хорошо. (встаёт)  Приму, как праздник справедливости!               
Полковник. Да, подожди ты!  Как не выпить за такой фарт! (достаёт  новую бутылку коньяка.)  Думаю, это тянет на шедевр криминалистики. Даже завидую тебе, как следователю. Тут трудно сохранить объективность. И надо ли?               
Следователь. В объективности никакого кайфа. Объективность безвкусна. Он же нас унижал.
Полковник. И что ты ему мечтаешь доказать?
Следователь. В воспитательных целях?   
Полковник. В перевоспитательных!               
Следователь. Его чрезвычайную ничтожность. Даже преступник вызывает сочувствие, если он действительно человек.               
Полковник. Знаешь, Илья Васильевич, что я в тебе ценю – искренность ума. Твои допросы – это симфонии диалога.               
Следователь. Что-то вы, Лев Витальевич, сегодня вздумали меня хвалить; откройте: с какой целью?
Полковник. Хочу тебя укрепить, чтобы не спасовал перед его самоуверенностью. Ведь у него ещё реальные связи. Я за моральное удовлетворение.
Следователь. А сколько раз он требовал меня покарать за его дружков! А теперь…
Полковник. Ладно, тут сильно хорохориться тоже не надо.               
Следователь. Ну, в меру-то…   
Полковник. Давай, по одной. За счастливый случай! (добавляют коньяка)   
Следователь. Когда приступить к допросу?
Полковник. Когда разумнее.
Следователь. Поскольку это почти театральный случай, выдержим паузу. Пусть соберётся с мыслями, чтоб было о чём поговорить. Люблю, когда у подследственного есть свои соображения. Я в каждом ищу поэзию мечты.
Ведь любой человек, состоит из мечты. То есть из тумана.
Полковник. И мы с тобой?
Следователь. Безусловно, но в более ограниченной степени. Всё-таки, служба.
Полковник. (усмехнулся) То есть, я, твой начальник, состою из тумана?
Не ожидал от себя такого. Но искренность ума уважаю.
               
                Картина вторая.
(кабинет следователя; напротив следователя сидит Карандашкин; он               
невысокого роста, но толстоват)               
Следователь. Ваши фамилия, имя, отчество?               
Карандашкин. А ты вроде не знаешь!
Следователь. Попрошу  отвечать, как положено, по закону. (Карандашкин молчит) Вам  помочь? Я понимаю: из протокола известно, что вас ударила старушка лопатой по голове. Возможно, это затрудняет вашу возможность ответить. Так, как ваша…
Карандашкин. Запомни и никогда не забывай: Степан Ильич Карандашкин!               
Следователь. Другое дело. А то я уже забеспокоился. Голова – такое уязвимое место. Сам как-то стукнулся, так до сих пор…
Карандашкин. Чего это уязвимое – там мощная кость!               
Следователь. Да, про кость я и не подумал. Но, по моим наблюдениям, каждое повышение в должности, словно удар по голове. Так что, кость – это главное, что помогает сохранить достоинство. Но считайте: это мы выяснили, и вы теперь точно знаете, кто вы. Уже  легче.
Карандашкин. Кому?
Следователь. Думаю, от этого мы в выигрыше оба: у меня появилась точка отсчёта, а…
Карандашкин. А чем легче мне?               
Следователь. Каждое искреннее высказывание подследственного облегчает ему душу. Вот вы, назвали имя, и вам уже легче. Вы, как бы, разгрузили себя от этой тайны. Ведь чем в человеке больше тайн, тем ему тяжелее. Вот, как-то я обманул маму: сказал, что весь торт съела собака. Мне было тяжело до тех пор, пока не сознался. Оказалось, мама всё знала!
Карандашкин. Но я ещё ничего не высказывал.
Следователь. Но вы же назвали свою фамилию, имя, отчество. Поверьте, для следствия, это немало. Иногда, это, вообще, главное. Вот, лиши какого-нибудь народного артиста имени и – нет человека. А разве мы не артисты?
Карандашкин. Мы не в театре.
Следователь. Согласен. Но не любите ли вы театр, как не люблю его я! Всё надуманно, всё ложь! Тогда как у меня только правдивые сцены. А кто это видит! Кто ценит! Никто. Посадишь действующее лицо, а  оно действующее по-настоящему, так оно обижается, что много дали. Так сам виноват. Не покаялся! И всего-то ему бы сказать, мол, виноват, мол, помутнение вышло в области всё той же головы. О, я всё говорю, не даю вам слово вставить, уж, простите, это у меня от волнения. Так что-то скажете, гражданин Карандашкин?
Карандашкин. Не собираюсь.
Следователь. Тогда зачем мы здесь? Впрочем, понимаю: не желаете импровизировать. Я помогу вопросами. Поведайте мне, гражданин Карандашкин, как вы объясните ваше вооружённое нападение на корову? (Карандашкин молчит) Нет, я понимаю, вопрос  непростой. Редкий  исторически.  Помню, в школе заставили писать сочинение: « За что я люблю Маяковского»; а я его не любил. Прямо не знал, что писать. Умственные затруднения, вообще, самые тяжёлые. Я вас понимаю. Тут, главное, понять самому! Разобраться в себе: мол, почему я ни с того, ни с сего, застрелил корову?  Поэтому, учитывая деликатность факта, можете не спешить; посидите, пообмозгуйте. Теперь-то, можно и разобраться. И вам, возможно, удастся что-нибудь сформулировать. Время есть. А уж я ваш ответ зафиксирую для потомков. Я люблю, когда человек думает. И знаете, чем мне нравятся коровы – они откровенны. Особенно быки. Хотя, нет: быки – это страшно.
Карандашкин. (вдруг, тяжёлым голосом) Корова стала угрожать первой.               
Следователь. Корова? То есть, она решительно затеяла это происшествие? Ну, что ж, вы неплохо формулируете. Я бы сам не сказал лучше, в смысле мотивации. Я даже завидую вашей сообразительности. Теперь я понимаю, как вам легко удалось стать мэром Завалянска. Словом, корова, так сказать, устроила  провокацию? Впрочем, извиняюсь, это моё слово. Вы, возможно, имели в виду совсем другое? На что рассчитывало это глупое животное? То есть, первой начала…
Карандашкин. Она.
Следователь. Постойте, не говорите ничего: вы перевернули моё представление о коровах. Я не подозревал, что коровы нападают на людей. Мне стало страшно за своё деревенское детство. Ведь там было столько коров! Даже если коровы нападают не на всех, я должен перевести дух. То есть, я смело держался рядом, и, как дурак, опасался только коз. Значит, вы утверждаете, что она стала вам угрожать?
Карандашкин. Да.
Следователь. (сочувственно) Крайне неразумно с её стороны. Конечно, она не представляла, с кем связывается. Коровы, они, вообще, бесшабашны.
Карандашкин. Она бешеная!
Следователь. Дайте подумать, у меня не совсем укладывается в голове. Вы имеете в виду, то есть, бешеной вы считаете именно корову? То есть, это обыкновенное домашнее животное, вдруг взбесилось, просто от того, что увидела вас? Вы не встречались с потерпевшей ранее?
Карандашкин. (гневно) Ты имеешь дело с мэром города, я всё-таки был мэром!               
Следователь. (со спокойным удивлением) Как это связано с коровой? (пауза) Она явно не учитывала ваш статус. Или вы ей мстили за прошлую непочтительность? Но, что-то должно быть спусковым моментом вашего действия? Ведь всему есть причина. В данном случае, она должна быть необыкновенной.
Каранандашкин. (в его голосе появляется нотка отчаяния) Я принял её за медведя!               
Следователь. Подождите, пока не говорите ничего. Я должен это представить: Корову? На ферме? Вы приняли за медведя? Я знал, что будет нечто фантастическое! Подождите, дайте осмыслить ситуацию. Она подражала медведю?  (пауза задумчивости) То есть, она ловко прикинулась косолапым? Сыграла роль! Не каждая корова… даже в театре… Как она смогла вызвать у вас такую страшную ассоциацию? Она вас ошеломила до…  Я что-то путаю: вас ударили лопатой по голове до или после вашего выстрела? В чём я должен видеть разгадку? Подскажите следствию. Что  напрягло ситуацию? Что вызвало такое страшное представление? За медведя… Нет, вы необыкновенно чувствительный  гражданин.               
Карандашкин. (напряжённо) Там был лес. Она, ломая ветки, агрессивно  шевелилась в кустах!
 Следователь. Агрессивно шевелилась! Пожалуй, лучше не скажешь. Мне
никогда не удавалось так великолепно выразиться. Ваша фраза, безусловно, шедевр. Нет, мне не достичь такого филологического уровня. У вас диплом филолога или юриста?               
Карандашкин. Есть и тот и другой, и ещё два.               
Следователь.  Четыре диплома! А у меня только один…. Но мне-то пришлось учиться. Представляете, целых пять лет в институте!
Карандашкин. Каждому своё.
Следователь. И не только своё. Вот в чём главная беда государства. Но вернёмся к процессу. Я понимаю ваш страх, сам боюсь, когда что-то агрессивно шевелится, но откуда там лес, если это загородная ферма, обсаженная кустарником?
Карандашкин. (гордо ) Я воспринял это, как лес!
Следователь. О, понимаю: в вас проснулся художник! Или поэт? Впрочем, их обычно путают: одного принимают за другого…. Но вы восприняли! Любуюсь вашему слову. У вас истинная  фантазия. Сознайтесь, я никому не скажу, вы поэт? Не удивлюсь, если даже сейчас вы пишете стихи.  Многие пишут, особенно пенсионеры. Жаждут бессмертия. Не всякий может увидеть дремучий лес в  кустарнике. Не всем дано! Были такие  философы, которые считали:  есть только  то, что видим. Вы достигли их уровня. Хорошо, из уважения к философам, допустим, я соглашусь – это дремучий лес, но почему вы решили, что  агрессивное шевеление в кустах  так  адресно  направлялось против вас? Мне кажется, это не просто определить. Тут нужна интуиция, но в первую очередь достаточная причина.
Вы же, смелый человек. Носите в лесу оружие. Вот я, трус – так оружия избегаю. Так почему…
Карандашкин. ( отчаянно) Потому что, когда я выкрикнул: «Кто здесь?» никто не ответил.               
Следователь. Вот! Главная  ошибка со стороны коровы! Вот, вот, и дальше держитесь этой версии. Я правильно вас понял?
Карандашкин. Да.               
Следователь. Хотя, как же так: вам никто не ответил и вы сразу стрелять из карабина! А вдруг там человек?
Карандашкин. (назидательно) Я отличаю человека от коровы!
Следователь. Вы хотели сказать – от медведя?
Карандашкин. Слушай, скажи, чего хочешь, и мы решим вопрос.               
Следователь. Я хочу только истины. Допустим, корова  ещё более напугала вас  молчанием, но почему её молчание, возможно, обусловленное испугом самого животного, вы посчитали направленным на вас?               
Карандашкин. А чего тут непонятного? Шевеление двинулось в мою сторону!               
Следователь. Подождите, ничего пока не говорите, дайте представить эту, поражающую ужасом, картину. То есть в вашу сторону двинулось шевеление! На вас, на человека с карабином в руках! Шевеление! Нет, я должен отдышаться. Давно не сталкивался с событием такой насыщенности.               
Нервы стали ни к чёрту. А как у вас с нервами?               
Как, вообще, можно вынести такое! У вас не тряслись руки с карабином?
Карандашкин. Не тряслись!
Следователь. Вы крепкий человек. Очевидно, закалённый трудностью прошлой жизни.               
          ( с паузой задумчивости)               
Я и раньше подозревал, что в политику идут только чрезвычайно смелые люди. Интересно, что вас так закалило в детстве? Например, меня закалила               
школа, где меня непрерывно унижали за мою физическую хилость. Вас,               
скорее всего, за то, что вы толстенький, маленький и неуклюжий? Как это способствует будущей сообразительности!               
Карандашкин. (гневно) Я тебя уволю!
Следователь. Помилуйте, за что? Да, и каким образом?
Карандашкин. Ты, ещё не догадываешься, с кем имеешь дело.               
Следователь. Увы, это корова не догадывалась. Я же, всё-таки, располагаю
Карандашкин. Ты ещё не знаешь моих покровителей!
Следователь. Гражданин Карандашкин, но зачем всё это?  Давайте по-деловому. Вы, кажется, предположили, что это медведь?
Карандашкин. Так пришло мне в голову.               
Следователь. Вот! Голова – это другое дело. О, когда я был моложе, чего только не приходило в мою голову. Увы, не то, что сейчас, ну ничего не приходит; приходится расспрашивать других. Итак, вам пришло в голову – медведь? То есть, пришёл один медведь. Один единственный, если быть точным. Или не один?
Карандашкин. Один.
Следователь. (кнопкой вызывает сержанта) Пожалуйста, пригласи лесничего. 
(входит лесничий; увидев Карандашкина, подобострастно ему кланяется)
Лесничий. Доброе утро, Степан Ильич!               
Следователь. (лесничему) Скажите, вы  на своей службе с молодости?               
Лесничий. Да.               
Следователь. То есть вы постоянно находитесь в лесу?
Лесничий. Из леса, только в магазин и обратно, ну когда затоскую…
Следователь. Вы, когда-нибудь,  видели медведя?               
Лесничий. Постоянно вижу – у меня на стене, на картине: «Мишки в лесу».
Следователь. А живого?               
Лесничий. Откуда! В наших краях они никогда не водились.
Следователь. А вот, Степан Ильич видел.               
Лесничий. Никогда. Ни рысей, ни кабанов. А когда стали строить магистраль исчезли зайцы и волки.  Я это уже объяснял Степану Ильичу. Нет у нас  никакой охоты. В лесу только бродят коровы.               
Следователь. Спасибо, вы свободны. (лесничий уходит; Карандашкину) Уточняю: вам пришло в голову, что это медведь, ещё до того, как вас ударили по голове? Этой…лопатой. Может быть, вас ударили по голове ещё до того, как вы собрались на охоту? Видите, какие невероятные приходится строить предположения.
Карандашкин. (гневно) Что ты понимаешь в охоте! Охота –  это всё!               
Следователь. Каюсь. Но теперь, когда мы уточнили, что это, всё-таки, была корова, вернёмся к событию: так что дальше делала против вас корова?
 Карандашкин. Она двигалась прямо на меня. 
Следователь. Корова двигалась прямо на вас! Исторический случай. Как быстро?
Карандашкин. Можно сказать, неслась.               
Следователь. (как бы про себя) Неслась, неслась. В кустарнике! Как я вас понимаю! Мне даже сейчас страшно представить. По сути, на вас неслось шевеление! Но советую, держитесь за слово «казалось». Так?
Карандашкин. Так. То есть, мне казалось.
Следователь. (пауза задумчивости)  Следствием установлено, что высота кустарника, позволяла видеть её рога. Вы видели рога?
Карандашкин. Да. Я видел огромные рога.
Следователь. Вы видели рога! И ничто не навело вас на мысль, что это не может являться медведем? С огромными рогами.               
Карандашкин. (отчаянно) Но я испугался!               
Следователь. Ничего удивительного. Я тоже трус. Днём еще ничего, но как стемнеет…Итак, вы выстрелили со страха. Как бы, с внезапного  перепугу!               
Карандашкин. Да, как бы, не осознавая, с перепугу. 
Следователь. Вот, это уже другая статья. Самооборона. И вы, как охотник были начеку. Это очевидно объясняет быстроту реакции. Вы охотник по духу. То есть, по призванию. Как часто Мы поздно понимаем – в чём оно! Так, по призванию?               
Карандашкин. Скорее, по душе.
Следователь. А, вот в чём разница. Душа она…, она больше зовёт, манит. Впечатлительная вещь... Вы романтик?
Карандашкин. (серьёзно) Думаю, да.               
Следователь. Вот, всё отсюда, от романтики. Романтика заставляет делать разные глупости. Всё-таки, общество мало ценит глупость. Нисколько не ценит. Но придёт время, когда глупости станет не хватать настолько, что ей будут обучать отдельно. Итак, вы подъехали на джипе, остановились, потому что посчитали достаточным это углубление в природу и немедленно, без предварительной  подготовки, приступили к охоте? Что заставляло вас так спешить? Вы не обратили внимания на забор?
Карандашкин. Ну, какой там забор: просто натянута проволока.               
Следователь. Три параллельные проволоки.
Карандашкин. Мало ли, не считал.
Следователь. То есть, вас не смутило, что место сознательно огорожено? Вы выстрелили. Шевеление прекратило мчаться в вашу сторону. Вы перестали бояться. И героически, с карабином в руках, перелезли через забор, взглянуть  на результат охоты. На глазах восхищённой любовницы, которая наблюдала ваш героизм из джипа.
Карандашкин. (с некоторым ужасом) Вы знаете про любовницу?               
Следователь.  Ещё бы! Подождите, дайте и мне помечтать: Заниматься любовью с карабином в руке! Это романтика в острой форме.
Карандашкин. Надеюсь, это не дойдёт до жены?
Следователь. Ну…. когда вы перелезли через ограждение, вас заметила бабка Маня, и немедленно обезоружила лопатой по голове. И вызвала полицию!  Скажите, зачем вы берёте на охоту любовницу, зачем смешивать два удовольствия?               
Карандашкин. А куда деваться в маленьком городе?
Следователь. Это верно.  Первая беда маленьких городов. Я тоже хотел завести любовницу, но подумал: куда!  Вот, так и мучаюсь всю жизнь без любовницы. Однако, как к этому относится ваша жена?
Карандашкин. Она не в курсе.               
Следовательно. Вы женаты на абсолютно глухой женщине? Мэр небольшого города, считает, что супруга ничего не слышит про интрижки мужа! Знаете, когда я, почти никому не известный, хотел завести любовницу, моей жене тут же доложили, что сотрудница гладила меня по животу! Хотя на самом деле, она только поправила на мне свитер.
Карандашкин. (грубо) Что ты привязался к моей любовнице? И как ты смеешь её так называть!               
Следователь. Помилуйте, она так представилась полицейским, когда пыталась их запугать. Оскорбляла сотрудников непристойными жестами. Угрожала. И дважды пнула лейтенанта в живот. Очевидно, не понимала, что вы уже не являетесь мэром.
Карандашкин. Она задержана?
Следователь. Пока идёт как свидетель.               
Карандашкин. Свидетель чего?
Следователь. Разумеется, убийства!               
Карандашкин. Какого ещё убийства? Что вы хотите на меня повесить? Кого я убил? Я никого не хотел убивать!
Следователь. А корову?               
Карандашкин. ( злобный выдох) Корову!  Нет, я тебя всё-таки уволю! Что ты привязался ко мне с какой-то коровой?
Следователь.  Вот, мы подошли, наконец, к главному.
Карандашкин. (насмешливо) И что для тебя главное, в твоей мелкой жизни?
Следователь. В моей мелкой жизни  сейчас главное – корова.               
Карандашкин. Корова? Ну, чего ты привязался к скотине?
Следователь. Эта скотина стоит сто тысяч долларов. А я уважаю такие суммы.               
Карандашкин. Не смеши, не первое апреля. Хозяин решил слупить с меня на халяву. (хохочет)               
Следователь. На самом деле сумма убытка неизмеримо больше. Элитный экземпляр был за названную сумму приобретён в Швейцарии, для разведения лучшей мировой  породы. Человек предъявил соответствующие документы.               
Карандашкин. Не может быть в нашем районе такого человека. Какой-то  фермер возомнил себя человеком. Передо мной!
Следователь. Вы мне не верите? Даже обидно ваше недоверие, такому честному труженику, как я. Вот, и гордись абсолютной честностью.               
Карандашкин. Это шантаж! Кто хозяин? Я с ним разберусь! Я привлеку общественность!               
Следователь. Общественность и без вас будет в курсе: в местной газете напишут, что бывший мэр Завалянска, С. И. Карандашкин, в очередной раз застрелил корову, приняв её за медведя. То есть, в очередной раз приняв за медведя.
Карандашкин. Кто разрешил вам писать про меня такую чушь!?               
Следователь. Факты. Мы пишем голую правду.
Карандашкин. Газета не для того, чтобы писать правду, я это запретил.
Следователь. А новый мэр запрещает только ложь.
Карандашкин. Ну, он тогда долго не протянет. Я хочу знать, кто хозяин фермы?! Я отдам его под суд за спекуляцию. Кто он?
Следователь. Ну, как кто? – человек.               
Карандашкин. Какой ещё человек?  Нет ни одного  человека в нашем городе! Одна мелочь.
Следователь. Кроме вас?
Карандашкин. Да, именно так, если ты ещё не понял.               
Следователь. А ваш преемник – Кубышев?   (Карандашкин онемел) Вы погубили важный социальный проект по оздоровлению животноводства, тем самым нанесли ущерб развитию района. Это обвинение.
Карандашкин. Это сюрреализм!
Следователь. С точки зрения необыкновенности, безусловно. Осталось подписать показания.
Карандашкин. (вдруг оживился) Какие показания? Свидетелей-то нет.
(следователь нажимает кнопку звонка, входит сержант)               
Следователь. Попросите свидетеля.               
(входит баба Маня)               
Баба Маня. Вот он, душегуб, застрелил привязанную бурёнку, изверг!               
Следователь. Постойте, Мария Александровна, бурёнка была привязана?               
Баба Маня. А как же, она  ведь ещё не привыкла к месту, а изверг её застрелил.
Следователь. А гражданин Карандашкин утверждает, что корова, угрожая ему, неслась в его сторону. Что скажете, гражданин Карандашкин свидетелю?               
Карандашкин. Старая…(в злобе не может подобрать слова ) во-во- вобла!
Баба Маня. Эх, слабо я тебя огрела лопатой-то, слабо. Душегубец проклятый!
Следователь. Вы свободны Мария Александровна. ( Карандашкину) Вы, гражданин Карандашкин, какой предпочитаете тюремный срок: большой или маленький. Большой, говорят, комфортней – расслабляет полностью.  Молчите. Ну, не спешите пока, подумайте. Но что-то желаете сказать?
Карандашкин. Вобла сушёная!
Следователь. Ах, вы про это…

                Картина третья.
(тот же кабинет следователя; напротив Нукина сидит яркая женщина; она относительно молода)
Следователь. Прошу вас назвать фамилию, имя, отчество.               
Виола. (красуясь) Виола Эдуардовна Вялощёкина.
Следователь. Виола Эдуардовна, вы приглашены для дачи свидетельских показаний.               
Виола. А вы не могли бы называть меня просто – Виола?               
Следователь. О, с удовольствием!  Ваше имя доставляет эстетическое наслаждение. Не думаю, что вас так назвали в честь бабушки.               
Виола. Папочка назвал меня так в честь женщины, которую любил до моей мамы.
Следователь. И мама согласилась?               
Виола. По счастью, она узнала слишком поздно.
Следователь. По счастью?               
Виола. Да. Мне нравится моё имя.               
Следователь. Что ж, оно звучит приятно и неожиданно возбуждающе для наших скучных мест. Я бы даже хотел, чтобы так называли всех красивых женщин.               
Виола. Благодарю.
Следователь. Это я благодарю судьбу за приятность беседовать с вами.  Скажите, а кем вам приходится, подследственный Степан Ильич Карандашкин?               
Виола. А у вас тоже нельзя закурить?
Следователь. Что вы, таким ослепительным женщинам можно всё!               
Виола. (достаёт изящный портсигар, двумя пальчиками извлекает тонкую сигарету, Нукин успевает достать из стола зажигалку, услужливо щелкает; она затягивается, занимая более раскованную позу) Я не слишком отнимаю время?
Следователь. Что вы, вашу красоту я бы созерцал вечно.
Виола. Благодарю.  Видите, вроде бы, необоснованное преувеличение, а приятно. Я давно поняла, удовольствие без доли глупости невозможно.
Следователь. Потрясающее наблюдение! Я очарован вашей глубиной.
Виола. Опять меня радуете излишеством комплимента. Впрочем, комплимент и есть излишество.               
Следователь. Вы ещё и так изумительно умны.
Виола. Для любовницы?
Следователь. Скажем так – для меня! Не хочется торопиться, но позвольте ещё раз спросить: кем вам приходится подследственный?
Виола. Спросите лучше: кем я ему прихожусь.               
Следователь. Хорошо, ответьте таким образом.
Виола. Я его любовница.  Вас не шокирует мой ответ?
Следователь. Что вы, он вызывает только чрезвычайную мужскую зависть.               
Виола. Разве вы желаете иметь такую же любовницу?
Следователь. Разве возможно в нашем унылом климате найти ещё одну такую!
Виола. Ну, а какую-нибудь?               
Следователь. Увы, моя жена, с которой мы одолели двадцать семь не простых лет, этого не заслуживает.               
Виола. Не поняла: чего не заслуживает?               
Следователь. Моего предательства.               
Виола. (задумавшись, грустно)  Завидую вашей жене.               
Следователь. Что вы, у неё со мной были нелёгкие годы.
Виола. Этому я завидую ещё больше.  У меня были только лёгкие годы. И ничего не осталось.               
Следователь. Ну… (они помолчали) Ладно, вернёмся к  более тоскливым вещам, к следствию.  Двадцатого августа вы поехали с Карандашкиным на охоту? Так сказать, в лес.               
Виола. Лучше, так сказать, на охоту.
Следователь. О, вы вносите интригу. Это опять приятно оживляет.               
Виола. Это ещё не интрига. Насколько мне известно, – а я родилась в этом городе, – в наших лесах нет никакой дичи.
Следователь. И, тем не менее, ваш, назовём его лестно, любовник, берёт с собой карабин.
Виола. Да, если я должна подтвердить именно это.               
Следователь. Виола, я чувствую, вы что-то ещё желаете сказать.               
Виола. Не то, что желаю, но скажу: вы не похожи на тех полицейских, что стали выдёргивать меня из машины. Я с удовольствием пнула одного по яйцам. Вы меня можете осуждать, но я не терплю жлобства. У человека должен быть стиль. Как, например, у вас.               
Следователь. Спасибо, я тронут. Но вернёмся к загадке карабина.
Виола. О, я предчувствую ваше удивление!
Следователь. Я окончательно взволнован.
Виола. Так вот, карабин, на самом деле – это его интимный орган.
Следователь. Погодите, дайте вздохнуть!  Смогу ли представить это себе?  (секунду думает) Нет, не могу.  Это выше моих умственных представлений.               
Виола. Ну, это и на самом деле не просто.
Следователь. Никогда ещё меня так не захватывала работа. Вы пронзили меня предчувствием тайны!               
Виола. Рада преподнести вам эту разгадку. Вы приятный мужчина. У вас есть необыкновенность!
Следователь. Я замер!
Виола. Дело в том, чтобы вашему подследственному возбудиться, женщины не достаточно.               
Следователь. Даже такой как вы!? Невероятно! Что же ему, мерзавцу, ещё надо, перед такой потрясающей женщиной! Что ему ещё надо?               
Виола. Благодарю за комплимент. Чтобы возбудиться, ему было необходимо застрелить любую  корову.               
Следователь. Корову!  Боже, какая плата за секс. Впрочем, с такой женщиной! С такой женщиной это не много!
Виола. Именно, только так в нём что-то возникало.
Следователь. И чем объяснить столь невероятный феномен?
Виола. Пробовала, но объяснить не смогла. Приняла как закон!
Следователь. Ах, вот почему он рвался в мэры!  Бедный гражданин Карандашкин Степан  Ильич.  Бедный, он искал статуса безнаказанности.               
Виола. Вам тоже его стало жаль?               
Следователь. Да. Я представил на его месте себя: если бы мне для этого было необходимо застрелить корову! С моими финансовыми невозможностями. Немедленно распоряжусь, чтобы его выпустили под подписку.               
Виола. Вот и мне его жаль.  Говорят, он сорвал государственный проект.
Следователь. Да, он натворил дел! Главное, это проект, да деньги мэра. Интересно как он дошёл, до такого условного рефлекса? Это сколько же он застрелил коров? Большое стадо?
Виола. Думаю, другой, на его месте, застрелил бы коров гораздо больше.
Следователь. Вы о темпераменте?               
Виола. Нет, я о том, что он, всё же, где-то, неплохой человек.  Он себя сдерживал!               
Следователь. Что ж, раз он так благороден, будем надеяться, что всё разрешится по-человечески.               
Виола. Спасибо за ваше  сочувствие несчастным. Не ожидала, что наша беседа будет приятной.
Следователь. И, кажется, плодотворной. Вы, праздничный случай в моей практике!
Виола. А что будет с ним? Поймите, я ему многим обязана: это он помогал мне растить детей. Как бы я без него в нашем захолустье, в эти ужасные годы…               
Следователь. Моё сочувствие будет максимальным.
Виола. Вы классный. Даже жаль, что я не ваша любовница.
Следователь. Увы, мне придётся и дальше жалеть об этом.
Виола. Завидую вашей жене.  Но знаете, чем я была привязана к Стёпику, как ни к кому другому?
Следователь. К Стёпику?
Виола. К Стёпику.
Следователь. Но всё-таки мэр, власть, и так далее.
Виола. Не. Не то. Потому, что он явил собой чудо! Он чудил! Это не каждый может себе позволить.  Для него всё было игрушкой. Даже местная мафия. Он играл криминалом. Он был чудом! Он играл каждое мгновение!
Следователь. Теперь понял, чего мне не хватает, чтобы женщины… мне не хватает чуда! Вы открыли мне глаза. Но трудно…в наше время воспользоваться таким открытием. Я – и чудо? А жаль!               
Виола. Не огорчайтесь, у вас есть стиль. В этом тоже, по-моему, немало игры.
Следователь. Благодарю. Вы потрясающая, проницательная женщина. Виола!
               
                Картина четвёртая.               
(кабинет полковника; хозяин со следователем ведут беседу)
Полковник. (он стоит у окна) Какая интересная, Илья Васильевич, логическая цепочка! Если бы я не лицезрел супругу, ни за что бы, не догадался. Он возбуждается только тогда, когда убивает корову! То есть свою ненавистную жену!               
Следователь. Я, Лев Витальевич, специально выследил эту женщину, не стал вызывать. Да, я подумал так же, как вы. Впрочем, ваша школа.               
Полковник. Ладно тебе, иронизировать. Ну, что за привычка!               
Следователь. Но я же, как – никак, у вас учился.  Однако, как хитроумно порой складывается судьба.
Полковник. Не дай, Господи!
Следователь. Вам тоже стало, его жаль?               
Полковник. Но, как мужика, такой случай! Теперь я понимаю его сарказм! Надо же – заставлял МЕНЯ  учить наизусть список неприкасаемых! Ты его выпустил?
Следователь. Да, но он не хотел выходить: просил, чтобы его сразу определили в колонию. Я сказал, что это решает суд. При слове «суд»,  ему стало плохо.               
Полковник. Конечно, он же понимает, что придётся всё это рассказывать. Это пострашней  жены. А его любовница, с единственным именем, Виола?               
Следователь. Ярка! Не без шарма. А всё женщина: жила за счёт его. Лучший расчётный вариант.  Растила двоих детей от законного мужа, который исчез бесследно. Возможно, не по своему желанию.
Полковник. Допускаешь: не по-своему?               
Следователь. Считаю возможной версию. Такое время.               
Полковник. И всё же, какое невероятное сочетание фактов, просто фантастика. Мэр – охотник на коров! Сказка. (звонит телефон, полковник снимает трубку)
Сбежал, в аэропорту? Не надо. Я сказал: не надо ничего предпринимать!
(положил трубку) Ну, вот.               
Следователь.  Пожалуй, для него лучший вариант.               
Полковник. Пусть летит. Всё-таки это исторический эксклюзив. Сбережём, как легенду. Ведь это неповторимо! Мне кажется, начинаю ощущать вкус времени. Историческая евероятность.
Следователь. Согласен.    
(полковник молча достаёт коньяк, наполняет бокалы, молча осушают)               
Полковник. Знаешь, не жаль, что кончается жизнь, а жаль, что становится другой. Ты не осуждаешь моей привычки прибегать к гитаре?
Следователь. Лев Витальевич, я ею более всего восхищён!                Полковник. Да, ты был прав: твой начальник тоже состоит из тумана.
Следователь. Считаю, что это самый необходимый элемент человечности.
Полковник. Тогда послушай самодельного барда. (вынимает из шкафа гитару) Уж, прости лирику. Ты же, друг.  (перебирает струны, напевает) Вот, ведь тоже зависимость. Цепочка:  как выпью коньяка, так взгрустну, а как взгрустну, так тянет к гитаре.               
Следователь. По сравнению с убийством коровы, это милый рефлекс.
(полковник поёт)
               
Уже не так размашисто мечтание,
Уже не так загадочна судьба.
В ней остаётся только вычитание.
И  лотерея крутит барабан.
               
Уже не так в пространствах ум разбросанный,
Хоть рад ещё небесной синеве.
Уж никого не удивишь вопросами,
Всё больше их, оставив в голове.
               
Но жаль: любовь не обожжёт мгновением,
Лишь оживит, как старое вино.
Всё больше жизнь похожа на видение,
Лишь только жаль,  кончается оно.    (2 раза)
               
Следователь. Логичный прилив грусти.
Полковник. Мне кажется, что мы грустим о себе. Я вспомнил, как он заставлял нас учить наизусть список неприкасаемых. Неприкасаемых – в нашем-то бесцветном городишке! И почему теперь смешно?               
Следователь. Ну, истина многообразна. Чего и не ждёшь…               
Полковник. Знаешь, почему боюсь расстаться с гитарой? Хоть понимаю, что посредственность.               
Следователь. Не соглашусь: вы интересны.
Полковник. Не утешай: дело не в таланте.
Следователь. Догадываюсь, я тоже боюсь зачерстветь за профессией.               
Полковник. Жена – моя красавица, сказала: «Почувствую, что стал ментом – брошу!». И всё-таки, нам до конца не понять феномен коровы. И знаешь, что смешно: в этом есть какая-то непонятная прелесть. Фейерверк  случая!
Следователь. Это, да. И, всё-таки,  какая восхитительная у него любовница: да, ради неё…
Полковник. Уж, наверняка. Вот, из чего состоит наша жизнь, что её согревает? Высокие идеи? Отнюдь. Жизнь состоит из всевозможной чепухи, чем и «дышит».
Следователь. Мне кажется, я вас понял.
Полковник. Я всегда находил в тебе ум. Ты – гордость моего отделения. Ты понимаешь.
Следователь. Надеюсь.
Полковник. А почему пусты бокалы?
Следователь. Действительно, почему…
                Конец.