Бульон щастья

Как прекрасен мир Запада, как ужасны иные миры. Запад – это эстетика улыбок, уровень жизни, сладкая свобода, это нечто невообразимо манящее и пьянящее… Так примерно, мне говорят очарованные западом, люди. Очарованные, околдованные, переформатированные на «уровень щастья».

Смотрим новую постановку «Мастера и Маргариты». В кинотеатре. Кто-то по западному хрустит поп-корном, кто-то уходит, не дождавшись конца фильма. Фильм снят впечатляюще. Декорации глобальны, олицетворяют полную гадость советского строя. Ну, просто, полную и беспросветную гадость. На фоне этой  советской гадости возникает  эстетическая гадость западного типа в попытках показать свою привлекательность мертвых душегубов, убийц и прочей нечисти. Фрида с платочком – это диссонанс. Всего лишь одна Фрида?  Пиши бы Булгаков свой роман сейчас, у него этих Фрид, погубивших детей, были бы десятки тысяч. 
Актерская игра оставляет вопросы. Верю всем, кроме Маргариты. Про нее постоянно думаю, как про актрису.  Воланд , Гелла и Фагот  и Иешуа Ганоцри тоже периодически становятся актерами.  Остальным верю, актеров за ними не вижу, вижу души героев.

Автор сценария причудливо переплетает роман с реальной жизнью. Само собой возникает вопрос о замысле фильма. Ответа не нахожу. Вернее, ответ у меня есть, свой личный, связанный с моим личным прочтением романа. А вот у режиссера-сценариста ответ мне кажется весьма специфическим. Не один раз в фильме повторяется одна и та же фраза Иоганна Гёте из Фауста - Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Видимо, эту фразу сценарист с режиссером истолковали  зеркально. Тот, кто хочет блага, совершает зло, а тот , кто хочет зла, совершает благо.  Истолковывали они ее своеобразно, прямо так образно, перетирали ступкой в чаше  фильма , множество раз, что  по ходу фильма стало совсем все неразборчивым, все перемешалось в шизофренический бульон – и зло, и благо, в некую  адско- и райско-адскую пульсацию .

А что иного ожидать от Западной мысли? Запад - Ад – он ведь не монолит, в нем есть уровни.  Внизу жженые перья, наверху разноцветные перья на козьих головах, а над ними трон Мессира, Мессира, напоминающего живому человечку о том, что он «внезапно смертен».  Ставящего человечка в позу Я один  и Я с Другим. Все!  На этом все, друзья.
Нет в мире никакого светлого будущего, нет  Мы,  есть много несчастных Я, которых безбожно угнетают другие такие же несчастные Я.  И никакого выхода из этого ужаса нет, выход только в забвении или в вечном заточении Я с Другим, якобы в свете… Но что толку от этого, если в мире двоих нет никого иного, ни одной иной живой души.

Западное Мы- это в лучшем случае парочка людей, занимающихся сексом. Остальные пары выглядят парами только внешне,  склеены они карнеговскими улыбочками выгоды и страхом потерять выгоду.

Этот страх обнажается грязью и запустением западных городов. Такер Карлсон – мастер западного образца, восхитившись красотой станции метро Киевская в Москве,  сказал по этому поводу, что в США нет ничего подобного по красоте, а само метро непригодно для проезда. Надо ли напоминать, что станцию Киевская строили люди советского, а не западного типа.

Нет, ну, конечно, у запада есть свои коллективистские модели групп. Они тоже объединяют людей по признаку Мы,  по половым техникам, по цивилизованности места проживания, по цвету кожи, по корочке паспорта, по преданности идеям глобального морального злокачественного перерождения и прочее. 

Но у них нет идеи Мы как идеи Человечества.