Шоколадная тетя

В детстве, лет так с пяти, «центром вселенной» для меня была, как это ни странно, аптека. Располагалась она в подмосковной Лосиноостровской, недалеко от места, где я жил, в небольшом, красивом, похожем на сказочный теремок домике. Врачи порекомендовали моей маме давать мне гематоген для поднятия гемоглобина. Этот гематоген выпускался в виде красивых батончиков, очень похожих размером и формой на знаменитые советские шоколадные батончики с начинкой и были необыкновенно вкусными, но стоили намного дешевле. Я его так полюбил, что предпочитал даже шоколадным батончикам и конфетам, а работавшую в аптеке «приятную во всех отношениях» даму, Розу Моисеевну (хорошую подругу моей мамы), считал настоящей феей и называл её не иначе, как «шоколадной тетей». Заходили мы к ней ежедневно, и зимой и летом, стоило маме сказать: «Пошли к шоколадной тёте», как я выскакивал из дома и в мороз, и в жару, и в дождь. Пока мама весело болтала с «шоколадной тётей», я успевал с наслаждением съесть две большущие плитки гематогена. Пытался я и прислушиваться к их разговорам и удивлялся, что обсуждали они всегда неких “мужиков” используя при этом какие-то непонятные мне словечки типа “импотент” или “у него тряпка”, сопровождая это взрывами хохота. Роза Моисеевна рассказывала мне, что гематоген очень полезен, в нём много нужного для организма железа и эти неприметные плитки, которые готовят из отходов мясных и сахарных заводов спасли во время гражданской войны солдат Красной Армии от истощения.
Но вот в одно морозное утро, 5 января 1953 года, мой день рождения, подойдя к вожделенному теремку, мы с мамой с удивлением и разочарованием увидели, что двери аптеки заколочены двумя расположенными накрест досками с приклеенным объявлением с адресом другой ближайшей аптеки, а на одной из досок уродливыми неровными буквами, кто-то коряво написал слово «космополит». Это слово было мне тогда уже хорошо знакомо. Родители получали журнал «Крокодил», где мне нравилось смотреть весёлые картинки, которые в последнее время почти все перешли на одну единственную тему - борьбу с безродным космополитизмом, или преклонением перед западом. Особенно запомнилась карикатура Кукрыниксов, «А сало русское едят», где группа смешных человечков с преувеличенно большими горбатыми носами тянула свои загребущие руки к смачному куску сала.   
Из разговоров взрослых и постоянной долбёжки дикторов по радио я понял, что космополитизм – это фактически борьба против евреев, которые считались не коренным народом и потому были безродными космополитами, и особенно евреев врачей и аптекарей, обвинённых какой-то теткой с грозной фамилией Тимашук в отравлении партийного лидера Жданова, а также и других государственных деятелей. Сразу после празднования нового, 1953 года, все разговоры моих родителей сводились к волне массовых арестов евреев врачей и гонениях на всех евреев в целом. Мама говорила, что ей теперь страшно заходить в автобус или вагон электрички – повсюду ловит на себе пристальные взгляды, прямо как враг народа (у неё была характерная еврейская внешность). Появилось тогда и новое оскорбительное слово «белохалатники», которым клеймили не только медицинских работников, но и вообще всех евреев. Под эти гонения и попала моя «шоколадная тётя», мама потом узнала, что и её арестовали тогда по обвинению в отравительстве. Я ещё тогда грешным делом подумал, а не было ли чего-то нехорошего в этих вкусных батончиках гематогена, которые я в таких количествах поглощал.
Мой день рождения из-за такой тревожной обстановки отметили только со взрослыми родственниками – моих приятелей и их родителей побоялись приглашать. «Кто знает, не записали ли они и нас в космополиты?» - сказала мама. Особого веселья не было, хотя я и получил замечательные подарки. Когда мы сели за стол, один папин родственник, который был членом партии и занимал высокий пост в каком-то министерстве, мрачно сказал, что всем нам надо готовиться к переселению в дальние уголки Сибири, которое может начаться уже этой весной. Он пояснил, что на закрытом партсобрании им зачитали письмо посвящённое глубокому недовольству гражданами СССР поведением врачей-отравителей, большинство из которых являются евреями. Имеются, мол, опасения, что такое недовольство может привести к началу массовых погромов, и во избежание этого предлагается сохранить жизнь советским евреям переселив их всех, без исключения в далёкую безлюдную Сибирь, где они смогут начать спокойную новую жизнь на свободных от местного населения землях. По этому поводу потребуется много вагонов и начать накапливать их на крупных железнодорожных узлах предлагается уже прямо сейчас. Помню, что на меня тогда эта новость не оказала особого негативного воздействия, даже наоборот, мне показалось эта затея с Сибирью очень интересной – почему бы действительно не посмотреть на новые места?
Между тем обстановка всё более нагнеталась - моя сестра, которая училась в подмосковном Лесотехническом институте, рассказывала, что у них там всё время проходят собрания с выступлениями против профессоров с еврейскими фамилиями, да и ей самой теперь стало стыдно и неудобно заходить на лекции, всё время она слышит какие-то хамские намёки в свой адрес. Надо отметить, что неприметный Лестех в то время собрал на своём инженерном факультете целую плеяду выдающихся еврейских учёных, которые  потом интенсивно работали с Королёвым над советской программой разработки космических ракет, что позволило СССР запустить первого человека в космос, и вот именно на таких учёных и устроили травлю. То же самое происходило и у отца на работе в министерстве нефтегазовой промышленности – их там заставляли подписывать самые разные письма с осуждением космополитов. Даже у меня в школе приходили в класс во время занятий разные ветераны и рассказывали нам о пагубности преклонения перед пресловутым западом, о чём у нас никто в классе никакого понятия не имел. Мне всё это казалось какой-то игрой в шпионов и даже слегка забавляло. Но родители воспринимали это всё далеко не как игру и всерьёз готовились к переезду, всё время повторяя, что жизнь стала совершенно невыносимой. Они часто теперь вспоминали своё бегство от немцев из Одессы в начале войны и говорили, что обстановка сейчас в Москве очень похожа на то, что им тогда пришлось пережить. Так продолжалось долгих два месяца, до начала марта, как вдруг в самый пик борьбы радио вместо опостылевших всем космополитов неожиданно переключилось на состояние здоровья товарища Сталина. Буквально мгновенно о космополитах всё было забыто, и это слово как бы вычеркнули из языка и так никогда больше и не вспоминали. Отец и сестра рассказывали, что у них как будто кто-то взмахнул волшебной палочкой и разом отключил всю эту галиматью об отравителях, все нападки прекратились и евреи могли опять спокойно работать. Так же разом прекратились, к моему некоторому разочарованию, и все разговоры об отправке в Сибирь. В день иудейского праздника Пурим (отмечающего избавление евреев от гибели в Персии в давние времена), 5-го марта, объявили о смерти Сталина и, таким образом, советские евреи, как и в те древние времена, были избавлены от верной гибели в Сибири.
Вскоре опять открылась и аптека с доброй феей «шоколадной тетей» и мои походы к ней за вожделенным гематогеном продолжались ещё долгие годы.