Автор: Уильям Дин Хауэллс
Последнее обновление: 27 декабря 2020 г.
Часть 1.
Это было их первое лето в Мидлмаунт и Лэндерс не знал дороги. Когда они подошли к месту, где у них был выбор из двух, она сказала, что теперь он должен достать сумку и спросить в доме стоя немного в стороне на опушке соснового леса, по какой дороге они едут.
следовало бы взять Саут-Мидлмаунт. Она рассказала о множестве случаев, когда
они сталкивались с неприятностями из-за его упрямого нежелания выяснять, где они были.
прежде чем он опрометчиво продвинулся вперед в их поездках. Пока она
настаивала на фактах, она потянулась вперед с заднего сиденья, где сидела,
и держала руку на поводьях, чтобы помешать ему тронуть лошадь,
который беспристрастно подрезал сначала сладкий папоротник с одной стороны, а затем
кусты черники с другой стороны узкой колеи. Она
наконец заявила, что, если он не выйдет и не попросит, она сама это сделает
она сама, и при этих словах сухонький человечек назло дернул поводья
лошадь внезапно дернула переноску вправо и
казалось, вот-вот опрокинет ее.
“Ой, что ты делаешь, не Альбе?” Ландер миссис посетовал, падают беспомощными
на спинку ее сиденья. “Разве я не говорил тебе всегда разговаривать с
хоссом фастом?”
“Он бы не возражал, если бы я заговорил”, - сказал ее муж. “Я собираюсь
отвести тебя в dooa, чтобы ты мог попросить за себя, не выходя
”.
Это было так хорошо, учитывая возраст и комплекцию миссис Ландер, а также то, что
трудности, которым она, должно быть, подверглась, если пыталась выполнить свою угрозу
она была вынуждена принять это как своего рода одолжение; и
в то время как транспортное средство поднималось и опускалось по неровной поверхности, после
стоя перед домом, как судно в бушующем море, она
несколько секунд молчала.
Дом был еще в сыром состоянии незавершенные, хотя, казалось бы,
жил-не менее одного года. Земля была насыпана у
фундаментов для тепла зимой, а обшивка стен была
испещрена неровными промежутками от непогоды; там был
хорошая крыша над всем, но оконные рамы были просто установлены на свои места
а отделка оставлена для будущего порыва строителя. Деревянный блок
предполагал наличие ступенек у входной двери, которая стояла
гостеприимно открытой, но оставалась безучастной в течение некоторого времени после того, как
Жильцы обратились ко всему дому с просьбой о помощи, издав тревожные звуки в
их глотки, и громко разговаривая друг с другом, а затем говоря тихо
. Они подумали, есть ли кто-нибудь в доме, и решили
что, должно быть, есть, потому что из печной трубы шел дым
проткнув крышу заднего крыла.
Мистер Ландер навлек на себя порицание, осмелившись без разрешения своей
жены наклониться вперед и постучать по дверному косяку
рукоятью своего хлыста. При этом звуке пронзительный голос немедленно позвал из
области печной трубы: “Клем! Клементина? Иди в переднюю комнату!
Там кто-то стучит”. Звук шагов, тихий и быстрый, раздался изнутри
и через несколько мгновений стройная горничная, слишком крупная для
маленькой девочки, слишком похожей на ребенка для юной девушки, стояла в открытом дверном проеме,
глядя на пожилых людей, на багги, с лицом, как рад, как
цветка. У нее были голубые глаза, улыбающийся рот, прямой нос и
симпатичный подбородок, твердый выступ которого подчеркивал некоторую задумчивость ее губ.
У нее были волосы, тусклый, темно-желтый, который отправляется из его густая масса.
света зубцами, или усики, изгибая снова внутрь, пока они деликатно
коснулся его. Ее загорелое лицо не сильно отличалось по цвету от ее собственных волос
как и ее босые ноги, которые виднелись значительно выше лодыжек
в ситцевой юбке, которую она носила. При виде старейшин в коляске она
невольно наклонился немного удлинить юбку в действительности, и на
то же время она вытащила его вместе бочком, чтобы закрыть разрыв в ней,
но она проиграла в ней беспокойства, ни лучика радости, само присутствие
незнакомцы, казалось, дай ей, и она улыбалась, глядя на них sunnily
пока она ждала их говорить.
“ О! ” начала миссис Ландер с невольным извинением в голосе. - Мы просто
хотели узнать, какая из этих дорог ведет в Саут-Мидлмаунт. Мы
приехали из отеля, и мы не совсем успокоились.
Девушка рассмеялась, сказав: “Обе дороги ведут в Саут-Мидлмаунт".;
они снова соединяются вместе, только чуть дальше ”.
Девочка и женщина на своем языке заменили букву "r" на
гласные звуки почти слишком неясны, чтобы их можно было изобразить, за исключением тех случаев, когда это
стояло последним в слове перед словом, начинающимся с гласной; там оно
было присоединено к гласной прочной связью, согласно обычаю
, универсальному в сельской местности Новой Англии.
“О, правда?” - сказала миссис Ландер.
“Да, мэм”, - ответила девушка. “Это что-то вроде вечеринки в зимнее время; или
Я думаю, именно из-за этого все и началось; иногда люди берут один
с одной стороны, а иногда и с другой, и это разделяет их; но
на самом деле это одна и та же дорога, м.”
“Спасибо”, - сказала миссис Ландер и подтолкнула мужа, чтобы заставить его
он тоже что-нибудь сказал, но он по-прежнему молча смотрел на ребенка.
привлекательность, которую ее голубые глаза, казалось, озаряли своим собственным светом
. Теперь она ухватилась за дверь и использовала ее так, словно это был
кусок драпировки, чтобы скрыть не только прореху на платье, но и каким-то образом
обе свои босые ноги. Она высунулась за его край; а затем, через
мгновения, она совсем исчезла за ним.
Поскольку мистер Ландер не говорю, и виду не подал, что запуск его
лошадь, Ландер Миссис добавил: “Я полагаю, ты, наверное, привык к присутствию людей
спросить о дороге, если это так собирая паззл”.
“О, да, мэм”, - радостно ответила девушка. “Почти каждый день, в период
подведения итогов”.
“У вас красивое место для дома, Хи”, - сказала миссис Ландер.
“Ну, это будет, когда все будет закончено”. Не наклоняясь вперед.
К своему неудобству, миссис Ландер могла видеть, что перегородки дома
внутри все было обшито, но не оштукатурено, и девушка огляделась, как будто
чтобы оценить его состояние, и добавила: “Внутри он не совсем закончен”.
“Мы бы не стали вас беспокоить, - сказала миссис Ландер, - если бы увидели
у кого можно было бы спросить”.
“Да, мэм”, - сказала девушка. “Это не составит никакого труда”.
“ Здесь не так много других домов, совсем недалеко, но я не думаю, что
тебе будет одиноко; молодые люди сами по себе отличная компания, и
если у тебя есть братья и сестры ...
- О, - сказала девушка, с нежной улыбкой заметил: “у меня есть Ева так много
их!”
Произошло шевеление в кустах около перевозку, и миссис Ландер был
осознав на мгновение, что детские лица смотрят на нее сквозь листву
а затем исчезают из виду с веселыми криками от того, что их заметили. Мальчик,
старше остальных, обогнул лошадь и скрылся из виду
за углом дома.
Теперь Ландер откинулся назад и посмотрел через плечо на свою жену, как будто
он мог надеяться, что она исчерпала свои вопросы, но
она не подала ни малейшего признака того, что поощряет его снова отправиться в путь.
“Это тоже твой брат?” - спросила она девочку.
“Да, мэм. Он самый старший из мальчиков; он рядом со мной”.
“Я не знаю, - задумчиво сказала миссис Ландер, - поскольку я заметила, сколько было мальчиков
или девочек”.
“У меня есть сестра, два, три братишки, 'м”, - сказала девушка, всегда
мило улыбается. Сейчас она вышла из укрытия дверь, и миссис
Ландер понял, что легкие движения тех частей ее тела,
которые были заметны за его пределами, были результатом некоторых усилий по приданию ей
большей презентабельности. Она ухитрилась накинуть на себя верхнюю юбку
которая закрывала дыру в ее платье, и на ней была пара туфель
ее ноги. Чулок все еще не хватало, но благодаря взаимной уступке
голенищ ее туфель и края юбки они были почти устранены
проблема была решена. Все это произошло, когда девушка уселась на
пороге и приняла такой ракурс, что глаз
миссис Ландер, смотревшей на нее сверху вниз, не мог заметить их отсутствия. Ее
затем маленькая головка показалась в темноте дверного проема, как нарисованная голова
на его фоне.
“Судя по всему, вы здесь не очень давно живете”, - сказала миссис
Ландер. “Кажется, от этого не очень-то избавились”.
“У нас за домом довольно грязный участок”, - ответила девушка.
“и мы должны были взять с собой моа, но этой весной фатха была не очень здорова;
он выглядит намного лучше, чем тогда, когда мы только пришли сюда ”.
“Это название очень здоровый город”, - сказал Ландер госпожа,
несколько недовольно: “хотя я не могу видеть, как это делается мне так очень
много хорошего, шеф. Обе твои зарплаты живы?
“Да, мэм. О, да, действительно!”
“А твоя мать, она действительно суровая? Она должна быть, с такой стаей
маленьких!”
“Да, маман всегда хорошо. Фазу было просто бежать вниз, doctas сказал, и
следовало бы больше бывать на свежем воздухе. Это то, что он делал с тех пор, как пришел сюда.
он. Он много помогал по дому и все спланировал сам.
сам.”
“Он ка'пента?” - спросила миссис Ландер.
“Нет, мэм, но он ... я не знаю, как это выразить ... ему нравится делать все, что угодно"
.
“Но у него ведь есть какое-то дело, не так ли?” Тень суровости прокралась
по тону миссис Ландер, как временное порицание возможной
беспечности.
“Да, мэм. Он был машинистом на заводах; так думали врачи.
они с ним не согласились. Он купил участок земли, чтобы быть в
сосновый лес, а потом мы построили этот дом”.
“Когда, ты сказал, ты приехал?”
“Два года назад, этим летом”.
“Ну! Что ты сделал, прежде чем построить этот дом?
“ Мы разбили лагерь в первую сумму.
“ Ты разбил лагерь? В палатке?
“Ну, это была просто палатка и маленький банк”.
“Я думала, ты умрешь”.
Девушка рассмеялась. “О, нет, мы все держали быстрый темп. Мы спали в
палатках - у нас их было две - и готовили в хижине ”. Она улыбнулась этой идее в
добавив: “Сначала соседи думали, что мы цыгане; а в сумме
люди думали, что мы индейцы, и хотели заполучить нас корзинами”.
Миссис Ландер не знала, что и думать, и спросила: “Но разве это не было?"
вы чуть не погибли, оставаясь всю зиму в недостроенном доме?
“Ну, было довольно холодно. Но это было так сухо, воздух, и леса,
держали по ветру красиво”.
Тот же пронзительный голос в районе печной трубы, который отправил
девушку на Посадку, теперь звал ее от них. “Клем! Подойди сюда на
минутку!”
Девушка вежливо обратилась к миссис Ландер: “Вы должны меня извинить,
сейчас. Мне нужно идти к моте”.
“Так и сделай!” - сказала миссис Ландер, и она была так очарована искусством девушки, что
изящество в том, что она поднялась на ноги и растворилась на заднем плане коридора.
не было заметно ни одной детали ее одежды, что она была такой.
она не заметила, что ее муж вовремя тронул лошадь, чтобы остановить его.
Они уже почти тронулись в путь, когда она пожаловалась: “Что ты делаешь?,
Альбе? Куда ты идешь?”
“Я еду в Саут-Мидлмаунт. Разве ты не хотел?
“Ну, из всех мужчин! Сразу уезжаешь, не дождавшись, чтобы сказать "спасибо"
ребенку, или попрощаться, или еще чего-нибудь!”
“Мне показалось, что ОНА взяла отпуск”.
“Но она возвращалась! И я хотел спросить...”
“ Полагаю, для одного раза ты спросил достаточно. Остальное спроси у...морры.
Миссис Ландер была женщиной, которую часто можно было отбросить от
непосредственной цели, намекнув на какую-то более отдаленную цель, которая
возможно, уже намекнула ей о себе. Она сказала: “Это правда”,
но к тому времени, когда ее муж свернул с одной из дорог за
леса на открытую местность, она вся дрожала от невыносимого любопытства.
“Ну, все, я должен сказать, что я все равно не успокоюсь, пока я все знаю про
им.”
“Узнаешь, когда мы вернемся в отель, я думаю”, - сказал ее муж.
“Нет, я не могу дождаться возвращения в отель. Я хочу знать сейчас.
Я хочу, чтобы ты остановился в том самом первом доме, к которому мы подъезжаем. Dea'! Те'е
кажется, здесь нет ни домов, ни моа. Она выглянула из-за борта
багажника и внимательно осмотрела пейзаж. “Подожди! Нет, да, это так,
тоже! Эй! Эй! Теперь ты мужчина на том сенокосе!
Она взялась за поводья и остановила лошадь. Ландер-Н
оглянулся через плечо на нее. “Не вы Бетта подождите, пока вы
вам в полумиле от этого человека?”
“Ну, я хочу, чтобы ты остановился, когда будешь делать с ним гадости. Сможешь? Я хочу
поговорить с ним и расспросить все об этих людях”.
“Я не думал, что ты дашь мне такой шанс”, - сказал ее муж.
Когда он оказался в пределах досягаемости человека на сенокосе, он остановился.
у ограды луга, где лошадь начала щипать ежевику.
виноградные лозы, оплетавшие ее.
Миссис Ландер поманила к себе мужчину, который перестал разбрасывать сено
и теперь стоял, опершись на черенок вил. Услышав знаки и звуки
, которые она издавала, он активно двинулся вперед к дороге, захватив с собой вилку
. Оказавшись на расстоянии легкого разговора, он посадил вилку
зубья в землю и попытался взять себя в противоположный наклон от
длинные гладкие ручки, и ждал шлюпку Миссис чтобы начать.
“Расскажите, пожалуйста, кто эти люди, ах, жить там в
опушке леса, в новом недостроенном доме?”
Мужчина отпустил его вилкой, с одной стороны, опускаться на голову Тимофея
что бежал косой, и он положил стебля между его
зубы, когда она двигалась вверх и вниз, и фантастически взбитыми о том, как он
говорили, прежде чем он ответил: “Вы имеете в виду Claxons?”
“Я не знаю, как их зовут”. Миссис Ландер в точности повторила то, что она сказала
.
Фермер сказал: “Длинный рыжеволосый мужчина, болезненного вида?”
“Мы не видели этого человека...”
“Маленькая женщина, тощая на вид; с острым язычком?”
“Мы ее не видели, эйта; но я думаю, мы слышали ее в задней части дома"
.
“Куча детей, ростом с папаху, бегают по кустам?"
”Да!" - спросил я.
“Да! И очень симпатичная девушка; я думаю, лет четырнадцати-пятидесяти.
”
Фермер вытащил вилы из земли и воткнул их собственноручно
на новых склонах в виде буквы "А", гораздо более вертикально,
чем раньше. “Да, это они”, - сказал он. “ Никогда не бывал по соседству
долгое время, эйта. Откуда-то из Потландии, из некоторых, я думаю.
Построил этот дом прошлым летом, насколько это возможно, но я не верю, что
он получит много денег.”
“ А что такое матта? ” спросила миссис Ландер с мучительным интересом.
Мужчина на сенокосе, похоже, счел более достойным включить
Лэндер участвовал в этом расследовании, и он сказал, сверкнув на него глазами:
“Он из бездельников?”
“Я тоже их видел”, - исчерпывающе ответил Ландер.
“Ну, это не совсем жалоба Клэксона. Он не бездействовал;
он умеет делать все. Думаю, все примерно так же плохо. ” Ландер сверкнул глазами в ответ.
посмотрел на мужчину, но ничего не сказал.
“ Что-то вроде машиниста на заводах, откуда он родом, - начал фермер.
снова начала, и миссис Ландер, желая ни на минуту не оставаться в стороне от дела,
перебила:
“Да, да! Так сказал гуль”.
“Но он, кажется, не думает, что все с ним согласны, и теперь он
идет за дровами. У него есть некая ноги-пова дальнин ту'
токарный станок и настроил все соц о'вещи; чашки, и миски, и у альнс для
частокол, и вазы, и пуговиц и маленьких безделушек; но
это местечко здесь недавно рухнуло, и он всю зиму охотился за дровами
чтобы сделать трости для жителей суммы.
Кажется, что запах из древесины, будь то зеленый или
сухой, это goin', чтобы вылечить его, и он не может ГИТ слишком много.”
“Ну, я верю, что это так, Альберт!” - воскликнула миссис Ландер, как будто ее муж
оспаривал эту теорию своей молчаливой спиной. Он не подал никаких других признаков протеста.
и человек на сенокосе продолжил.
“Я слышал, он собирается построить ветряную мельницу на открытом месте, он
есть, и используй powa для обучения, если у него получится. Но он не делает этого.
похоже, он не очень торопится, и они как-то справляются.
Жена занимается шитьем, а девочка работала в Мидлмаунт-Хаусе в прошлом сезоне
. Всей семьей сейчас у Ту-эн и помочь с сельпо не человек, который может делать
все”.
Фермер обратился с другом юмористические литой глаза к шлюпке; но
старик негласно отказались принимать дальнейшее участие в беседе, которая
начали бурно развиваться быстрыми темпами, в форме вопросов и ответов, между его женой и
мужчина в Сене-поле. Казалось , что все дети унаследовали
сообразительность отца. Старший мальчик мог превзойти нацию в фигурном мастерстве,
а один из младших мог нарисовать все, что тебе взбредет в голову. Они
все были начеку на своих уроках в школе, и все же вы могли бы сказать, что они
почти обезумели, между делом. Старшая девочка была очень воспитанными
мелочь, но человек в Сене-поле угадано не было очень
для нее, по сравнению с некоторыми из ребят. Всяком случае, она не
имя будучи таким умным в школе. Хорошая штучка, тоже, и вроде
мать молодых.
Миссис Ландер, когда она выжала из него последнюю каплю информации,
позволить ему ползти обратно к своей работе, умственно вялому, и позволить ее мужу
ехать дальше, но под огнем догадок и утверждений, который был
едва утих, пока они не добрались до своего отеля. В ту ночь она
долго рассказывала об их дневном приключении, прежде чем позволила
ему лечь спать. Она сказала, что непременно должна снова увидеть ребенка.;
что они должны поехать туда утром и расспросить ее обо всем
о ней самой.
“Альберт”, - заключила она. - “Я бы хотела, чтобы она жила с нами. Да, хочу!
Интересно, сможем ли мы уговорить ее. Ты знаешь, я всегда хотела усыновить
ребенка.”
“Ты этого не говорил”, - мистер Ландер открыл рот чуть ли не впервые
с начала разговора.
“Я не думала, что тебе это понравится”, - сказала его жена.
“Ну, она не ребенок. Я думаю, ты бы обнаружил, что у тебя и так дел невпроворот,
брать на воспитание такую недоразвитую девушку”.
“Я не должен бояться ни одного”, - заявила жена. “Она просто увит
сама мне тепло. Я не могу сделать ее довольно смотрит из моих глаз. Я
знаю, что она хорошая”.
“Посмотрим, как ты отнесешься к этому утром”.
Старик начал заводить часы, и его жена, казалось, восприняла это
в знак того, что инцидент исчерпан, по крайней мере, на данный момент. Он
редко разговаривал, но бывали моменты, когда он даже не слушал. Один
из них был после того, как он завел свои часы. Через минуту он
уже раздевшись, - с ловкостью, невероятной для его лет, и был в
кровать, как эффективно слепым и глухим, чтобы его жена обращается как если бы он был
уже спит.
Второй.
Когда Альберт Галлатин Ландер (он был назван в честь первого секретаря
Казначейства как дань финансовой политике государственного деятеля) обанкротился
бизнес, здоровье его жены начало ухудшаться; и это стало самым
серьезный роман на склоне лет обеспечить ее недействительной
фантазий. Он хотел бы купить дом в пригороде Бостона (он
предпочитал один из Ньютонов), где им обоим было бы чем заняться
, ей внутри дома, а ему снаружи; но она заявила, что
в чем они оба нуждались, так это в хорошем длительном отдыхе, со свободой от забот и
неприятностей любого рода. Она разогнала их заведение в Бостоне и
забрала их мебель, и она заставила бы его продать простой дом.
старый дом, в котором они всегда жили, на немодной
вверх-вниз по хилл-стрит в Вест-Энде, если бы он не занял одну из своих
упрямых позиций и не сдал ее на несколько лет, не посоветовавшись с ней.
Но она настояла на своем в отношении их собственных перемещений, и они начали ту жизнь
отелей, которой они жили так долго, что она считала любую другую
невозможной. Своей роскошью и бездельем сказал на каждого из них с
разнообразный эффект.
Они оба вступили в это во многом одинаковой физической форме, но она
постоянно пополнела, в то время как он похудел, пока не стал
не намного меньше половины своего расцвета. Их пищеварение было
одинаково ослабленные совместной жизнью, но поскольку они принимали одни и те же лекарства
Миссис Ландер была сбита с толку, объясняя разницу в результатах. Она была уверена,
что все тревоги обрушились на нее, и что, по логике вещей, именно она была той,
кто должен был зачахнуть. Но она была перед ней зрелище
муж, который, когда он отдал всю свою внимательно относится к своему здоровью, так
не слышно и заметно волновалась, и еще похудел таким
мера, которая при попытке на пару его старых штанов вынули из
хранения с какой одеждой ее собственного, он нашел невозможным пользование
боковые карманы, которые из-за изменений в его фигуре переместились так далеко назад
когда предмет одежды был уменьшен в талии. В то же время ее собственные
платья десятилетней давности и наполовину не облегали ее; и одна из
самых разъедающих забот женщины, которая делала все, что положено женщине.
можно было избавиться от заботы, было что делать с теми вещами, которые они
ни один из них никогда больше не сможет надеть. Она обсуждала этот вопрос
сама с собой в присутствии своего мужа, пока он не предпринял отчаянную меру:
отправил их обратно на хранение; и они были оставлены там весной
когда Ландеры уезжали на лето.
Последние весенние месяцы они всегда проводили в отеле в пригороде
Бостона, куда приехали в мае, проведя две недели в отеле в Нью-Йорке.
Йорк, по пути из отелей в Вашингтоне, Эшвилле, Эйкене и Сент-Огастине.
Августин. Летние месяцы они провели в горах, а в начале
осени вернулись в отель в пригороде Бостона, где миссис
Ландер счел необходимым немного пожить, прежде чем отправиться в бостонский отель на ноябрь и декабрь
и подготовиться к поездке в
Флорида в январе. Она не хотела ни в коем случае пошли напрямую к
в город с гор, для людей которые были уверены, что терять
благо лето, и почувствовать потерь всю зиму, если они
на самом деле не слечь с высокой температурой.
Она ни в коем случае не осознавала, что была эгоистичным или глупым человеком. Она
заставила мистера Ландера официально оформить подписку на "достойные объекты в Бостоне", который
она по-прежнему считала своим домом, потому что они нигде больше не жили
с тех пор, как перестали там жить; и она щедро покупала билеты на
все благотворительные мероприятия в отелях, где они останавливались. Немногие
если таковые вообще были, постояльцы отелей пользовались таким почетом со стороны носильщиков, коридорных,
официантов, горничных и чистильщиков обуви, как Арендаторы, поскольку они оказывали
щедрые гонорары за все мыслимые услуги, которые могли быть оказаны
они; они изо всех сил старались выдумать долги благодарности слугам
который ничего для них не сделал. Он заставит мальчишку, продававшего газеты у входа в
столовую, оставить сдачу себе, хотя с него снимут прибыль
в размере ста процентов. уже; и она не позволила бы ни одному водителю, у которого
ограбивший их в соответствии с перевозочным тарифом побег без чего-либо
для себя.
Чувство их щедрости проникло в клерков и владельцев с помощью
справедливого уважения к гостям, которые всегда хотели всего самого лучшего и
не задавали вопросов о счете за дополнительные услуги. Миссис Ландер, фактически руководившая этими
расходами, не имела представления о стоимости вещей и заставляла своего
мужа платить столько, сколько просили. И все же, когда они жили под собственной крышей,
они жили просто, и Ландер получал свои деньги старомодным
деловым путем, а не какими-то безумными спекуляциями, которые оставляют
человек, не считающийся впоследствии с деньгами. Он был прежде всего портной,
а потом он ушел в одежда для мальчиков и молодых людей в прошлом, настоящем и будущем
наконец, он освоил это дело и выходят в верхней части, с его
руки заняты. Он так удачно инвестировал свои деньги, что доход
для двух пожилых людей, у которых не было детей и всего нескольких дальних родственников с его стороны
, был намного выше их желаний или даже прихотей.
Она, как женщина, которая, несмотря на ее оптом и студенистая Величество с
что она дрогнула в ее гладко корпуса коричневый шелк, как она вошла в отель
столовые и суровость, с которой она хмурилась, опуская веер.
протяженность гостиных отеля выдавала не только ее мужа.
их происхождение было обычным. Она не могла не заговорить, и ее
акцент и дикция выдавали в ней представительницу среднего класса Новой Англии
уроженку деревни, прожившую немодно в Бостоне. Он, на
наоборот, таилась об отелях, где они прошли свои дни в
тишина настолько достойно, что, когда его глаголов и nominatives, казалось, не
согласен, ты обвинил своего собственного слуха. Он был должным образом одет, как
пожилой мужчина должен быть на пике моды, и он внушительно носил
шелковую шляпу всякий раз, когда такую шляпу можно было носить. Пара
гетр из серой ткани во многом отождествляла его со старой школой
джентльменов, не очень определенных во времени или месте. У него была густая седая борода
коротко подстриженная, и у него была привычка часто поджимать губы.
Но он ничего этим не хотел сказать, а его жена ничего не хотела сказать, нахмурившись.
Они не хотели подчинить или смущать ни одним, ни пройти для лица
социальные различия. Они действительно не знали, что такое общество, и они
побаивались его не иначе, как они завидели его в
их поездок и пребываний. Они вели уединенную жизнь, и
вечно живя среди толпы, они были всем друг для друга,
и ничем для остального мира, такими же, какими они были, когда они
проживал (как они бы сказали) на Пинкни-стрит. В собственном доме
они никогда не питали, хотя они иногда были компании, в
стиль провинциального города, где Ландер Миссис рос. Как только она была
выпущенный в величие гостиницы жизнь, она остановилась в полной мере
о своих обязанностях и привилегиях, но при этом не стремясь
сделать это основой подхода к обществу. Среди людей, которые
окружали ее, у нее было не так много знакомых, как даже у ее мужа,
который говорил так мало, что ни в чем не нуждался. Иногда она завидовала его легкости
в общении с людьми, когда он хотел; и его смелости в разговорах с
другими гостями и попутчиками, если он действительно чего-то хотел. Она
все время чего-то хотела от них, она хотела их разговора
и их дружеского общения; но из-за своего незнания общественных искусств она была
брошенный главным образом на сострадание горничных. Она хранила их у себя.
разговаривала, пока могла задержать их в своих комнатах; и часто кормила
их конфетами (которые сама ела с детской жадностью), чтобы подкупить их на
дальнейшие задержки. Если она жила несколько дней в гостинице, она послала за
дом-хранитель, и сделал все, что она могла ее качестве слушателя,
как только она устроилась на неделю, она спросила, кто был лучшим
врач на месте. С врачами у нее не было никаких оговорок, и она
выложила им историю своих болезней и симптомы в
неиссякаемый поток заявлений, догадок и опасений, на который
никоим образом не повлияло ее глубокое и невыразимое невежество в отношении
принципов здоровья. Время от времени она забывала, с какой стороны находится ее печень
, но ей лечили (как она это называла) все ее органы,
и она была готова лечиться от любого из них, что бы ни случилось
оказаться в том месте, где она ощущала настоящий дискомфорт. Она не была
не реагирует на требования, которые расстройств мужа по науке,
и ей понравилось, чтобы закончить рассказ о ее собственных страданий с такой
обращение следующего содержания: “Я бы хотел, чтобы вы тоже могли что-нибудь сделать для мистера Ланда, доктор”.
Она заставляла его принимать понемногу каждое лекарство, которое оставалось для нее; но
в ее присутствии он всегда отрицал, что с ним что-то не так.
хотя он был склонен следовать за доктором из комнаты и получать
выписанный им рецепт от какой-то болезни, в которую, по его словам, он сам не верил
но хотел успокоить миссис Ландер.
Он рано вставал, как по давней привычке, так и из-за скудного сна пожилого человека
он не мог лежать в постели, но его жена всегда была при своем
позавтракал там и оставался так долго, что горничная успела убрать
в большинстве других комнат и у меня было время поговорить с ней. Как только он
проснулся, он тихонько выскользнул и первым пришел в столовую на
завтрак. В моменты расширения он признавался случайному знакомому, что
завтрак был его лучшим блюдом, но он делал все возможное, чтобы сделать его своим.
худшим, начав с апельсинов и овсянки, перешел к бифштексу
и жареную картошку, а на закуску - оладьи с сиропом, запив их
чашкой какао, которое, по мнению его жены, было полезнее, чем
кофе. К тому времени, как он покончил с такой трапезой, он выполз из столовой
в состоянии напряжения, близком к тоске, которую он испытывал.
доверился сочувствию чистильщика сапог в туалете.
Начищая ботинки, он всегда отправлялся за зубочисткой в конторку клерка.
а в Мидлмаунт-Хаусе на следующее утро после того, как
после той поездки с миссис Ландер он на мгновение задержался, опершись локтями
возле кассы. “Как насчет buckbo'd?” спросил он.
“Что-нибудь, на чем вы сможете ездить сами” - клерк профессионально опустил глаза
на кассу. - “Мистер Ландер?”
“Ну, нет, думаю, нет, на этот раз” маленький человек возвращается, спустя
отражение минуту. “Знаешь что-нибудь о семье, имени клаксон, вниз
дорога, здесь кусочек?” Он повернул голову в том направлении, которое имел в виду.
“Это мой первый сезон в Мидлмаунте; но я думаю, мистер Этвелл будет
знать”. Клерк позвал домовладельца, который курил в своей отдельной комнате
за офисом, и домовладелец вышел. Клерк повторил
Вопросы мистера Ландера.
“По-моему, очень хорошие люди”, - как бы между прочим заметил трактирщик.
сквозь сигарный дым. “Человек - своего рода универсальный гений, но у него есть
милая семья детей; все они похожи на ловушек.
“А как насчет той старшей девочки?” - спросил мистер Ландер.
“Ну, те'а”, - сказал хозяин, вынимая сигару изо рта. “Я
думаю, что она, пожалуй, самое милое создание на свете. Мы были с ней он Е,
чтобы помочь в напряженное время, летом прошлого года, и у нее МОО смысла, чем
Галы вдвое старше. Овладевает как ... молния”.
“Примерно сколько, вы сказали, ей было лет?”
“Что ж, вы дали мне ответ, мистер Ланда; думаю, я спрошу миссис Этвелл”.
“ Спешить некуда, ” сказал Ландер. “ Этот фургон скоро будет здесь?
- спросил он у клерка.
“ Сейчас подойду, мистер Ландер, ” успокаивающе сказал клерк. Он вышел
на платформу, к которой подъезжали команды из конюшни, и вернулся
сказать, что все готово. “Я полагаю, вы сказали, что вам что-то нужно".
вы могли бы вести машину сами?”
“Нет, молодой человек, я этого не делал”, - резко ответил старший. Но в следующий
момент он добавил: “Если подумать, я думаю, это к лучшему. Тебе
не нужно нанимать мне водителя. Думаю, я достаточно хорошо знаю дорогу. Ты втянул меня
в авантюру.
“ Хорошо, мистер Ландер, ” кротко сказал клерк.
Домовладелец уловил повелительные нотки в голосе Ландера, и он
снова вышел из своей комнаты, чтобы убедиться, что все в порядке.
“Все в порядке”, - сказал Ландер, вышел и сел в свою повозку.
“Та же лошадь, что была у вас вчера”, - сказал молодой клерк. “Вам не надо
запасной хлыст”.
“Думаю, я могу позаботиться о себе сам”, - сказал Лэндер и тряхнул поводьями.
и резко хлестнул лошадь, намекая на то, чего она могла ожидать.
Хозяин присоединился к клерку, присматривавшему за быстрым шагом лошади
. “ Не так, как он отправился вчера со старой леди, ” предположил
продавец.
Хозяин покатал сигару в вытянутых губах. “Я думаю, он
привык гоняться за хорошей лошадью”. Он серьезно добавил, обращаясь к клерку: “Вам
не стоит слишком вольничать с этим человеком, мистер Пэйн. Он не Стан
его, и он в класс на заказ, что вы хотите ката, чтобы, когда он приходит
на вашем пути. Я подозревала, что он был, когда они приехали сюда и взяли
высокий номера стоимости без дальнин Ту' а haia. Они одного класса на заказ
что вы не будете получать за пределами крупных отелей в большом РЕСО нельзя. Да, сэр,”
сказал хозяин, взяв новый старт, “они такие люди, что
живите круглый год в отелях; север в сумме, юг в Винте и
городские отели в перерывах. Они хотят лучшее, что можно купить за свои деньги, и
у них этого предостаточно. Она” - он имел в виду шлюпку Миссис ... “уже рассказывал мой
жена, как они это делают; она любит поговорить немного Бетта, чем у него; и я
думаю, когда речь идет об обществе, они далеко, и они не оглушить'
всякая ерунда”.
III.
Ландер зашел в комнату своей жены между десятью и одиннадцатью часами и
обнаружил ее все еще в постели, но перед ней на подносе стоял недоеденный завтрак
. Как только он открыл дверь, она сказала: “Я бы очень хотела, чтобы ты
возьми немного тепла-тоник мой, не Альбе, что docta левой для
меня в Бостон. Вы найдете его в коробке бюро верхний, А; и
Я знаю, это будет именно то, что тебе нужно. Это избавит тебя от этого.
удушающее чувство, которое я всегда испытываю, поднимаясь к звездам. Dea'! Я не понимаю
почему у них нет elevata; они заставляют тебя платить достаточно; и я бы хотел, чтобы
ты принесла мне еще немного сильвы, чтобы я мог отдать ее горничной
и посыльный; я действительно ненавижу быть не в курсе всего этого. Я думаю, вы уже и
давным-давно. Именно они сделали этот полонез мой слишком туго, ведь
Я сказал, и я думал, как бы мне это переделать; но я полагаю, что
в округе нет швеи, которую можно было бы нанять по любви или за деньги. Что ж,
теперь все в порядке, Альберт; я рад видеть, что ты это делаешь.
Спускаемый аппарат имел открыл крышку ящика бюро, и откупоренную бутылку из
он, и наклоняется к своим губам.
“Не принимай слишком много, ” предупредила она его, “ иначе ты потеряешь эффект.
Когда я беру слишком много лекарственного средства, то это горе так, чем ничего, а я ФА
могу разобрать. Когда я это заклинание в Томасвилле весной позапрошлого,
Я думаю, что справился бы с этим в два раза быстрее, если бы предпринял всего лишь
половину лекарства выпил я. Ты ведь на самом деле не чувствуешь себя плохо из-за жары?
Альберт?
“ Со мной все в порядке, - сказал Ландер. Он поставил бутылку на место и
сел.
Миссис Ландер приподнялась на локте и посмотрела на него. “ Покажите мне
на бутылке, сколько вы выпили.
Он получил опять бутылку и показал ее своим ногтем большого пальца на точку
который он выбрал наугад.
“Ну, это было только о дозе, для вас,” сказала она; и она затонула
вниз в своей постели с воздуха использовали в окончательной меры предосторожности. “Ты
не хочешь слишком быстро замедлять нагрев”.
Спускаемый аппарат не ставил бутылку обратно в этот раз. Он держал ее в руке,
с большим пальцем на пробку, и качался взад и вперед на коленях, как
он говорил. “Почему бы тебе не попросить ту женщину переделать это для тебя?”
“Какая женщина изменила что?”
“Твой полонез. Тот, который мы остановили вчера”.
“О! Ну, я думал о том, что ребенок, полностью не; я сделал, прежде чем я
легли спать; а я думаю, что не хочет рисковать с ней.
Это будет ка-е”, - сказал Ландер госпожа со вздохом: “и я не
хотите взять любую МОА е ка, чем то, что я знаю сейчас. С чего ты взял, что
она могла бы альтировать мой ”полонез"?
“ Сказала, что она шьет платья, ” упрямо повторил Ландер.
“ Ты не был там?
Он кивнул.
“Ты ничего не говорил ей о ее дочери?”
“Да, говорила”, - сказал Ландер.
“Ну, ты, безусловно, ни на что не равняешься”, - сказала его жена. Она лежала неподвижно
некоторое время, а затем встрепенулась с негодующей энергией. “Ну, тогда,
Вот что я могу тебе сказать, Альбе'т Ланда: ты можешь пойти прямо и взять
все, что ты сказал, обратно. Я не хочу ребенка, и она у меня не будет.
Думаю, у меня сейчас достаточно забот, чтобы беспокоиться; и мы должны были бы
вся ее семья на руках, с этой непутевой ее отец, и
всю эту свору ее братишки и сестра. Что заставило тебя думать, что я хотел
вам, чтобы сделать такую вещь?”
“Ты хотел, чтобы я сделал это прошлой ночью. Даже не позволил мне лечь спать”.
“Да! И сколько раз я тебе говорила нова, чтобы уйти и сделать
что я хотел, чтобы вы, если только вы спросили меня, если бы я это сделал? Должен ли я умереть до этого?
ты можешь узнать, что есть такая вещь, как говорить, и такая другая.
такая вещь, как делать? Ты бы и вполовину не влипал в столько передряг, если бы
в этом мире больше говорил и меньше делал. Ландер поднялся.
“Подожди! Подожди! Что ты собираешься сказать на эту штуку с пуа? Она будет
так разочарована!”
“Я не знаю, поскольку мне самому нужно будет что-то говорить”, - ответил тот
маленький человечек самым сухим тоном. “Оставляю это на ваше усмотрение”.
“Ну, я могу сказать тебе, ” ответила его жена, - я к ним больше не подойду“
и если ты думаешь ... О чем ты вообще спрашивал ту женщину?”
“Я спросил ее, - сказал он, - не хочет ли она, чтобы гуль пришла повидаться с тобой”
по поводу какого-то шитья, которое тебе нужно было сделать, и она сказала, что хочет”.
“ И ты не говорил о том, чтобы пригласить ее жить с нами?
“ Нет.
“Ну, почему, ради всего святого, ты не сказал этого раньше, Альберт?”
“Ты не спрашивал меня. Что ты хочешь, чтобы я сказал ей сейчас?”
“Кому сказать?”
“Гуль. Она внизу, в палоре, ждет”.
“Ну, из всех мужчин!” - воскликнула миссис Ландер. Но, похоже, она обнаружила, что
поразмыслив, она менее способна справиться с Ландером лично, чем
с ситуацией в целом. “Вы пошлете ее, не Альбе?” - спросила она,
очень терпеливо, как будто он может быть доведен до дальнейших эксцессов, если не
деликатно обработаны. Как только он вышел из комнаты, она пожелала
что она сказала ему дать ей время одеться и привести в порядок свою комнату
, прежде чем он отправит ребенка наверх; но она могла сделать только лучшее из
она лежит в постели в чепце и кофте для завтрака, приготовленной с помощью
ручного стакана. Ей пришлось встать с постели, чтобы убрать остальную одежду
в шкаф, и она воспользовалась случаем, чтобы выдвинуть поднос с завтраком
за дверь и разгладить постель, пока она приводила в порядок черты лица и
ее идеи о том, как принять своего посетителя. Как, по старой привычке, а не из
ни одной причины или основания, были постоянно недовольный оттенок, и ее обычный тон
это было сопение, выражавшее глубоко укоренившееся огорчение. Она была одновременно
жалобной и многословной, и в моменты волнения ее потребность в освобождении
ее разум был настолько велик, что она доверяла себе и
нашла более сочувствующего слушателя, чем когда разговаривала со своим мужем.
Когда она теперь металась по своей комнате в ночном халате с активностью, не свойственной
ее возрасту и фигуре, и, наконец, нырнула под одеяло
и натянула его до подбородка одной рукой, пока разглаживала
чинно прикрыв свою персону другим, она поддерживала быстрый поток
скорбь и гипотезы. “Я не думаю, что он скоро вернусь с ней
раньше я наполовину готов, и то, что человек думал, чтобы сделать такую
вещь в любом случае, я не знаю. Я не знаю, как она замечала, иду ...
из такой искал место, как это, и я не знаю, как я должен заботиться
если бы она это сделала. Но если anywhe уход е вокруг, я предполагаю, что я
чтобы иметь его. Я предполагаю, что я действительно полюбить ее, и я думаю, я буду
рад видеть, как я люблю ее сейчас; и если бы он только сказал ей, что я хочу, некоторые
шью сделано, я могу наскрести что-то продолжать ее домой.
Хорошо, что я храню свои вещи там, где могу дотронуться до них в такое время, как это.
И я не думаю, что это напугает ребенка. Я надеюсь
Альбе'т не будет торчать здесь полдня, прежде чем привести ее; мне нравится
есть яйцеклетки ”.
Ландер побродил в поисках девушки по салонам и по
площадям, а затем зашел в офис, чтобы спросить, что с ней стало.
Хозяин вышел из своей комнаты на его вопрос клерку. “О, я
думаю, она где-то поблизости, в комнате моей жены, мистер Ланда. Она всегда любит смотреть
Клементина, и, я думаю, они все так делают. Она среди них совсем не любимица.”
“Не спешите, ” сказал Ландер, “ я думаю, моя жена еще не совсем готова к ней"
.
“Ну, она сейчас выйдет, примерно через минуту”, - сказал хозяин.
Старик надвинул шляпу на глаза и пошел посидеть на
веранде и в ожидании любоваться пейзажем. Это был один из
красивейших пейзажей в горах; река текла у подножия
крутого склона от дороги перед отелем, впадая в
долина и горы, серые вдали, были задрапированы
складками облаков, висевших на их склонах и вершинах. Но Ландер был
устав от почти всех видов и перспектив, хотя он и мирился с ними
в своем постоянном переезде с места на место с той же
покорностью, с какой он страдал от ограничений комфорта в салонных автомобилях
и спящие, и нездоровый вид гостиничных столов. Он был прикован к
неустанному стремлению к идеалу, не принадлежащему ему, но обреченному страдать из-за
его невозможности, как будто он придумывал каждое из разочарований своей жены
исходя из этого. Он не философствовал о своей ситуации, но принимал ее как некий
порядок Провидения, которому ему было бы бесполезно противостоять; хотя
были моменты, когда он позволял себе испытывать скромные сомнения в
его справедливости. Он сознавал, что, когда у него был собственный дом, он был
в некотором роде хозяином в нем, и что пока он занимался бизнесом, он
пользовался некоторым авторитетом. Он считалпонял, что теперь он раб
желаний любовницы, которая не знала, чего хочет, и что он
никогда не был так далек от того, чтобы доставить ей удовольствие, как тогда, когда пытался сделать то, о чем она
просила. Он не мог бы сказать, как у него отняли всю инициативу
, и он превратился в простого последователя женщины, руководствующейся только
своими прихотями, у которой не было никакой цели в жизни, кроме как лишать ее всякой цели.
Он не испытывал к ней за это злобы; он знал, что она с нежностью относится к нему
и что она считает, что рассматривает его в первую очередь в
своих самых эгоистичных намерениях. Он всегда надеялся, что когда-нибудь она
устал от ее беспокойства и был готов снова осесть в
каком-нибудь указанном месте; и где бы это ни было, он намеревался снова заняться каким-нибудь
бизнесом. Пока это не должно было произойти, он ждал с апатичным
терпением, деталью которого было его нынешнее бездействие. Вряд ли он бы
счел это чем-то неприличным, и уж точно не было ничего удивительного в том, что
хозяйка забрала молодую девушку оттуда, где он ее оставил
, а затем, получив удовольствие от разговора с ней, нашла ее
центр интереса для всей домашней прислуги отеля, должно быть,
забыл вернуть ее обратно.
"Мидлмаунт Хаус" только что был организован в масштабе первоклассного отеля.
цены немного выросли в ожидании
других улучшений. Хозяин до сих пор объединял в себе
функции клерка и метрдотеля, но теперь у него появился старший, который
заканчивал колледж, чтобы заведовать столовой, и
я нанял в офис молодого человека с годичным опытом работы младшим клерком в
городской гостинице. Но он намеревался передать не больше полномочий, чем своей жене
которая честно сохранила имя, а также обязанности экономки. Это было в
за утренним осмотром вытирания пыли она обнаружила Клементину
в гостиной, где Ландер велел ей посидеть, пока он не придет за ней
.
“Почему, Клем?” - сказала она. “Я не знала тебя! Ты так вырос! У вас, ребята,
все хорошо? Я объявляю тебя теперь настоящей женщиной, ” добавила она, когда девушка
встала во весь свой стройный, грациозный рост. “Ты выглядишь прелестно, как розовое яблоко"
в этой шляпке. Сшила это платье сама? Что ж, ты победила ведьму! Я
хочу, чтобы ты пошла со мной в мою комнату.
Миссис Этвелл засыпала девушку другими вопросами и восклицаниями, которые
объяснила, как она там оказалась, и сказала, что, по ее мнению, она
должна оставаться там, где была, из опасения, что мистер Ландер вернется и обнаружит, что
ее нет; но миссис Этвелл отобрал у нее с того, что миссис Ландера
завтракали только что подошел к ней, и она заставила ее выйти и посмотреть
новые возможности расширенного уборка. В столовой были
несколько официанток, которые работали там прошлым летом, и
они обменялись с Клементиной более или менее достойными взглядами.
Теперь заведение было закрыто для гостей, и старший официант устраивал
все было готово к обеду, назначенному на час. Когда они подошли к нему, миссис
Этвелл представила его Клементине, и он повел себя почтительно, как
если бы она была какой-нибудь юной гостьей, которую миссис Этвелл показывал
улучшения, но он казался измученным и нетерпеливым, как будто он был
обеспокоен своими обязанностями и стремился приступить к ним снова. Он был
симпатичный малыш, с волосами светлее, чем у Клементины, и
сангвиническим цветом лица, румянец то появлялся, то исчезал.
“Он смахт”, - сказала миссис Этвелл, когда они ушли от него, держал в руках
столовая дверь открытой для них, и поклонился им. “Я не знаю, но он
забот слишком много. Но когда он получает вещи Runnin' на
костюм его. Он довольно симпатичный. Теперь я покажу вам, как они переделали офис.
а за ним пристроили комнату для мистера Этвелла.”
Хозяин приветствовал Клементину так, словно она была чем-то приемлемым
и когда высокий молодой клерк вошел, чтобы спросить его о чем-то
, и миссис “ Я хочу представить вам мисс
Клэксон, мистер Фейн, - сказал Этвелл. - Клерк улыбнулся ей с высоты своего
гладкое, овальное молодое лицо, которое он ободряюще склонил набок
.
“Теперь я хочу, чтобы вы зашли на минутку и посмотрели, где я живу”, - сказала
Миссис Этвелл. Она забрала девушку у клерка и отвела ее в
комнату официальной экономки, которая, по ее словам, была приготовлена для нее, так что
людям не нужно постоянно бегать к ней в ее личную комнату, где она
хотела побыть наедине со своими детьми, когда она была там. “ Да что ты, Клем,
ты сам не более чем ребенок, и вот я разговариваю с тобой
как будто ты мать в Израиле. Сколько Ах ты, эта "сумма"? Время
иди так!”
“Мне сейчас шестнадцать”, - сказала Клементина, улыбаясь.
“Тебе будет? Ну, я не понимаю, почему я это говорю, эйта! Ты полон lahge
достаточно для своего возраста, но не видеть тебя в длинных платьях и раньше, я не
понимаете, так много в твоем возрасте. Боже, но вы же все знаете, как делать
вещи!
“Я, пожалуй, единственная, кто этого не знает, миссис Этвелл”, - сказала девушка. “Если это
если бы не мать, я не думаю, что смогла бы Ева закончила
платье”. Она начала смеяться над чем-то, проходя в ее сознании, и миссис
Этвелл тоже сочувственно рассмеялся, хотя она и не знала, чему именно, пока
Клементина сказала: “Что вы, миссис. Этвелл, похоже, вся семья была в восторге от
этого платья. Джим вытянул рисунок из платья одной из "
summa boa'das", которое ему приглянулось в Centa, и фатха вырезала его
вышел, и я помог моте его приготовить. Я думаю, каждый из детей
немного помог.
“Ну, как я и сказала, вы все можете что-то делать”, - сказала миссис
Этвелл. “Но я думаю, ты тот, кто держит их в порядке. Что,
Ты сказал, мистер Ланда сказал, что его жена хочет от тебя?”
“Он сказал, что мота умеет что-то шить”.
“Ну, вот что я тебе скажу! Теперь, если у нее действительно нет ничего такого, с чем
твоя ночная бабочка хотела бы, чтобы ты помогла, я бы хотел, чтобы ты пришла сюда снова и
помогла мне. Я настроил свою ногу, вот, две-три недели назад, и я чувствую это,
раз, и я хотел бы, чтобы кто-нибудь сделал примерно половину моих шагов за меня.
Я не хочу забирать тебя у нее, но ЕСЛИ. Ты не должен заходить в
столовую или находиться под чьим-либо одеянием, кроме моего. Теперь, ладно?
“Я посмотрю, миссис Этвелл. Я не хотел бы ничего говорить, пока не узнаю, чего хочет
Миссис Ланда”.
“Ну, это верно. Я заявляю, у тебя есть здравый смысл! Вот что
Прошлым летом я часто говорила о тебе своему мужу: "у нее есть здравый смысл".
Ну, чего тебе хочется?” Миссис Атвелл говорил с ее мужем, который был открыт
ее дверь и заглянул внутрь, и она остановилась, покачиваясь, в то время как она ждала его
ответ.
“ Полагаю, ты не захочешь долго скрывать Клементину от мистера Ланда.
Он сидит там, на веранде, и ждет ее.
“Ну, те'а!” - воскликнула миссис Этвелл. “Разве это не похоже на меня? Почему
ты не сказал мне раньше, Алонзо? Не забывай, что я сказал, Клем!
IV.
Миссис Ландер дважды употребила "а" за то, как она ее назвала.
нервничала перед тем, как ее муж пришел с Клементиной, и отрепетировала
вслух многое из того, что она собиралась сказать девушке. Несмотря на
ее подготовку, все они вылетели у нее из головы, когда Клементина
действительно появилась и отвесила ей поклон, подобный почтению молодой березки на
ветру.
“ Возьми чайю, ” сказал Ландер, пододвигая ей чай, и девушка наклонилась
к нему, прежде чем погрузиться в него. Он вышел из комнаты и оставил
Миссис Ландер разбираться с проблемой в одиночку. Она извинилась за то, что была
в постели, но Клементина так мило сказала: “Мистер Ланда сказал мне, что ты не был
чувствуя себя очень хорошо, м.”, что она начала гордиться своими недугами и
долго хвасталась ими и разными врачами, которые лечили
ее от них. Пока она говорила, она упускала то одно, то другое, и
Клементина, казалось, догадалась, чего она хочет, и получила это для нее,
с мягким почтением, которое заставило старшую почувствовать, что ее возраст смягчен
молодостью девушки. Когда она немного подросла с подогревом от интереса она
взял в личной летописи, и отбросить одну из складок ее кровати
одежда, Клементина получила свой вентилятор, и спросил ее, если она должна мириться
одно из окон немного.
“Как ты умеешь думать о вещах!” - сказала миссис Ландер. “Думаю, я позволю
тебе. Я полагаю, ты привык думать об отах в такой большой семье, как
ты. Я не думаю, что они могли бы обойтись без вас очень хорошо,” она
предложил.
“Я Невы было, кроме последнего "сумма", на некоторое время.”
“А где ты был тогда?”
“Я помогала миссис Этвелл”.
“Тебе понравилось?”
“Я не знаю”, - сказала Клементина. “Это приятно, когда Е вещи Ач'
происходит.”
“Да ... для молодых людей”, - сказала миссис Ландер которых происходит вещей
давно перестал приносить удовольствие.
“Дома тоже очень хорошо”, - сказала Клементина. “У нас очень хорошие времена.
вечера в winta; летом очень хорошо в лесу,
там поблизости. Это безопасно для детей, и им это нравится, и фатхе
нравится, когда они у нее есть. Мотылька это не особо волнует. Я думаю, что она бы
ратха еще больше отремонтировала дом и место. Фатха собирается сделать
это довольно скоро. Он думает, что у них достаточно времени.”
“Вот так и с мужчинами”, - сказал Ландер Миссис. “Они всегда думаю, что это
достаточно времени, но я люблю, чтобы все было сделано. Что chuhch
вы, как правило?”
“Ну, там нет никого, кроме епископальной”, - ответила Клементина. “Я хожу туда".
там, и некоторые дети ходят в воскресную школу. Я не верю
фатха очень рад, что пошел в чухч, но ему нравится мистер Ричлинг;
он прямой кишечник. Они гуляют по лесу; и они вместе поднимаются в
горы”.
“Они хотят, - сурово сказала миссис Ландер, - чтобы им было понятно, как они пьют”
из этих холодных ручьев, когда они подогреты. Мистер Ричлинг женат?”
“О, да, мама! Но у них нет семьи ”.
“Если бы я мог увидеть его жену, я бы предупредил ее, чтобы она не позволяла ему лазить по горам".
слишком много гор. Не правда ли, твой отец боится, что он будет ovado?”
“Я не знаю. Он думает, что он не может быть слишком много на свежем воздухе на
горы”.
“Ну, у него, может быть, и не те жалобы, что у мистера Ланда; но я знаю, что если бы я
должен был взобраться на гору, "это уложило бы меня в постель на некоторое время".
Девушка ничего не противопоставляла этому убеждению. Она вежливо улыбнулась
и терпеливо ждала, какой оборот должна принять речь миссис Ландер
, которая, как ни странно, имела отношение к делу, к которому Клементина подошла
.
“Я заявляю, что совсем забыл о своем полонезе. мистер Ланда сказал, что ваш мотылек
подумал, что она могла бы что-нибудь с этим сделать для меня”.
“Да”.
“Что ж, я могу также показать тебе это. Если ты залезешь в самый нижний шкаф
, ты найдешь его на последнем крючке справа, и если
ты отдашь его мне, я покажу тебе, что я хочу сделать. Не против
похоже, что гардероб; я только что выбросил мои вещи, пока я мог получить
немного времени, и п-го, чтобы положить их в Одда.”
Клементина принесла полонез миссис Ландер, которая села и разложила его перед собой на кровати
и провела счастливые полчаса, рассказывая девушке
где она купила материал, и где она его сшила, и как
оно вернулось домой, когда она уже собиралась уходить, и она не обнаружила, что
все было не так, пока неделю спустя она не примерила его. По
истечении этого времени девушка должна была так высоко оценила себя разумное
и сочувственно поддакивать, что миссис Ландер узнали, с копной
разочарование в том, что ее мать, чтобы она взяла с одежды дома
с ней, где миссис Ландер был прийти, и он установлен для
переделки она хотела, и сделала.
“Но я предположил, судя по тому, что сказал мистер Ланда, что твой мотылек придет
вот и впору мне!” - посетовала она.
“Я думаю, он не снял повязку, М. Мотя, Ева не ходит на работу”,
мягко, но твердо сказала Клементина.
“Ну, я могла бы догадаться, что мистер Ланда все перепутает, если бы это было возможно"
”перепутано"; Чувство обиды миссис Ландер усугублялось ее подозрительностью
что он привел девушку в надежде понравиться ей и утвердить
ее в желании быть с ними; она была не из тех женщин, которые любят
она добивалась своего вопреки самой себе; на каждом шагу ей хотелось осознавать
что она делает это сама, и что никто другой не делает этого за нее.
“Хорошо”, сказала она сухо, “я должен видеть, о нем. Я хороший интернет
недействительной, и я не знаю, как я мог вернуться назад и фо-го, чтобы примерить.
Я привыкла, чтобы мне приносили вещи ”.
“Да, мэм”, - сказала Клементина. Она немного отодвинулась от кровати, направляясь к
двери, чтобы быть готовой к прощанию с миссис Ландер.
“Мне очень жаль”, - сказала миссис Ландер. “Я полагаю, это разочарование для
тебя тоже”.
“О, вовсе нет”, - ответила Клементина. “Мне жаль, что мы не можем сделать это "во'к".
он, но я знаю, что мокко не хотел бы этого. До свидания, м!”
“Нет, нет! Не уходи еще ни на минуту! Не могли бы вы просто дать мне мою ручную сумку из
бюро те'а?” - взмолилась миссис Ландер, и когда девушка отдала ей
сумку, она пошарила среди банкнот, которые, казалось, у нее были рассыпаны
в нем и вытащил горсть из них, не считаясь с их стоимостью.
“Он!” - сказала она и попыталась вложить банкноты в руку Клементины.
“Я хочу, чтобы ты купила себе что-нибудь”.
Девушка отпрянула. “Ой, не тебе”, - сказала она, с эффектом кажущегося
знать, что ее отказ обидит, и с пожеланием, чтобы смягчить его.
“Я ... не мог; на самом деле я не могу”.
“ Почему ты не мог? Теперь ты должен! Если я не могу дать тебе горе Днепропетровская о
так, как вы хотите, я не думаю, что это справедливо, и вы должны иметь деньги
за ним так же.”
Клементина покачала головой, улыбаясь. “Я не верю, что матери хотелось бы
попросила меня сделать это”.
“Ох, сейчас, тьфу!” - сказала миссис Ландер, неадекватно. “Я хочу, чтобы ты взяла это себе;
и если ты не хочешь ничего покупать нам,
ты можешь купить что-нибудь, чтобы обставить свою комнату. Не бойся
ограбить нас. Земля! У нас есть деньги моа! Теперь возьми это.
Миссис Ландер протянула деньги Клементине так далеко, как только могла, и
пожала ее в порыве желания.
“ Спасибо, я не смогла этого вынести, ” настаивала Клементина. “ Боюсь, я...
мне пора идти; полагаю, я должен попрощаться с вами.
“ Ну, я думаю, ребенок боится меня! Но вам не обязательно бояться. Тебе не
предположим, я знаю, что ты чувствуешь? Вы сели в чай, а есть и
Я расскажу вам, как вы чувствуете. Я думаю, мы pooa, тоже ... не
значит, что-н-не совсем правильно ... и я думаю у меня была такая же
пожалеет. Ты считаешь, что это унизительно для тебя - соглашаться на это. Разве не так?
Клементина временно присела на краешек стула. “ Ну, так и было
раньше с этим считались. Но в наши дни все изменилось. Мы изрядно попутешествовали
все это время, мистер Ландер и я, и мы повсюду встречаем людей,
и у нас не принято отказывать кому бы то ни было. Итак, нет ли какой-нибудь мелочи
для твоей собственной комнаты в твоем милом новом доме? Или что-нибудь такое, на что у твоей
ночной бабочки потекла кровь? Или у кого-нибудь из твоих братьев? Боже, если у тебя этого нет
, то это сделает кто-нибудь другой! Возьми это!
Девушка продолжала скользить к двери. “Я не буду знать, что сказать им, когда вернусь домой."
"Я не буду знать, что сказать им. Они бы подумали, что я, должно быть, ... не в своем уме.
“Я полагаю, ты имеешь в виду, что они подумали бы, что я такая. Теперь послушай меня минутку!” - настаивала миссис
Ландер.
“Ты просто возьми эти деньги, и когда придешь домой, расскажи об этом своей матери
каждое слово об этом, и если она скажет, ты сразу же принесешь их обратно
мне. Теперь ты не можешь этого сделать?”
“Я не знаю, но я могу”, - запинаясь, ответила Клементина. “Ну, тогда возьми это!”
Миссис Ландер вложила банкноты ей в руку, но отпустила не сразу
. Она потянула Клементину вниз, а себя вверх, пока не смогла уложить ее.
другой рукой она обняла ее за шею. “Я хочу, чтобы ты позволила мне поцеловать тебя. Ты позволишь?”
“ Ну, конечно, ” сказала Клементина и поцеловала старую женщину.
“Скажи своей маме, что я приеду повидать ее, прежде чем я уйду; и я полагаю,”
сказала миссис Ландер в мгновение выражение идеи, которая вошла в ее
ум“, мы должны быть goin' довольно скоро, сейчас.”
“Да, мэм”, - сказала Клементина.
Она вышла, и вскоре после этого вошел Ландер с выражением надежды на лице.
на его лице была апатия.
Миссис Ландер повернула голову на подушке и посмотрела на него.
“ Альберт, что заставило тебя захотеть, чтобы я увидела этого ребенка?
Ландер, должно быть, понял, что его жена говорит серьезно, и пришел.
к этому сразу. “ Я подумал, что она может тебе понравиться и ты уговоришь ее.
переехать и жить с нами.
“ Да?
“Мы оба из нас становится очень хорошо, и вы хотели бы
кто-то присматривать за тобой, если ... меня не будет рядом. Тебе нужен кто-то, кто
может сделать для тебя что-то; и составить тебе компанию, и почитать тебе, и поговорить с
ты - ну, скорее как дочь, чем как мужчина - кто-то, кого ты получишь
привязанный, может быть...
“ И разве вы не понимаете, ” сурово обрушилась на него миссис Ландер, “ что это было бы за
дело? Да ведь это уже дошло до того, что я не могу не думать
о ней все время, и если я к ней привязана, я бы ее на
мой разум день и ночь, и МОА она сделала для меня, тем больше я должен быть
Тевин' вокруг для нее сделать. У меня больше не должно быть покоя в моей жизни
моа. Разве ты не видишь этого?
“Я думаю, если ты это видишь, мне это и не нужно”, - сказал Ландер.
“Что ж, тогда я хочу, чтобы ты больше не упоминал при мне Еву. У меня был
величайший побег! Но я увез ее домой и дал ей денег
достаточно! поговорил с ней по этому поводу - чтобы они не думали, что мы напрасно доставили им неприятности.
и теперь я не хочу больше о ней слышать.
Я не хочу, чтобы мы оставались здесь надолго; Я буду
волноваться, если окажусь поблизости от нее, и от ай'а не будет никакой пользы.
Ты обещаешь?
“Да”.
“ Ну что ж! - миссис Ландер снова уткнулась лицом в подушку,
изображая свое изнеможение; но она не зашла так далеко, чтобы
остаться нечувствительной к возможному интересу, вызванному легким стуком в дверь
предложил. Она еще раз повернула голову в том направлении и позвала:
“Войдите!”
Дверь открылась, и вошла Клементина. Она подошла к кровати.
радостно улыбаясь, она положила деньги, которые дала ей миссис Ландер, на
покрывало.
“ Почему, тебя не было дома, дитя мое?
“ Нет, ” сказала Клементина, задыхаясь. “ Но я не могла этого вынести. Я знала, что
они бы этого не хотели, и я подумала, что тебе больше понравилось бы, если бы я просто принесла это обратно.
До свидания. Она выскользнула за дверь. Миссис Макдональд. Она сказала:
Ландер смахнул банкноты с покрывала и натянул ей на голову.
из-под него донесся сдавленный вопль. - А теперь нам пора! И
это ты во всем виноват, Альберт.
Ландер подобрал деньги с пола и разгладил каждую купюру, а
затем сложил их аккуратной стопкой на углу бюро. Он вздохнул
глубоко вздохнул, но вышел из комнаты, даже не попытавшись оправдаться.
V.
Ландеры уехали за неделю до того, как мать Клементины решила, что
она может оставить ее на некоторое время миссис Этвелл. Было установлено, что
она не должна была прислуживать ни в столовой, ни в мастерской по резьбе; она
не должна была мыть посуду или выполнять какую-либо часть работы в зале, но
относить сообщения и распоряжения для хозяйки и экономить ее время,
когда она хотела встретиться со старшим официантом или шеф-поваром; или сделать заказ
извинение или обещание кому-нибудь из пансионерок; или послать весточку мистеру
Этвелл о покупке, или общаться с чиновником о номере
принимать или слева.
У нее была хорошая сделка достоинства своего, и такая тяжесть в
исполнение ее обязанностей, что повар, который был немолодой Янки с
выращивают своей девушки, нравилось делать вид, что это была миссис Сама Этвелл
которая разговаривала с ним, и сразу после того, как она ушла от него, обнаружила, что это
была Клементина. Он называл ее Боссом, когда говорил о ней другим людям в
ее присутствии, и он обращался к ней "Босс", когда притворялся, что обнаружил, что
это не миссис Этвелл. Она не возражала против этого в нем, и позволила шеф-повару
отнеситесь к его шутке так, как будто это не шутка. Но однажды, когда клерк позвонил
ее начальнице, она просто молча посмотрела на него и дала ему понять,
что он позволил себе вольность, которую не должен повторять. Он был молодым человеком
который предпочитал состояние самодовольства унижению любого рода
и после того, как он выдержал взгляд Клементины так долго, как только мог, он
- Может быть, вы никому, кроме шеф-повара, не позволяете так вас называть? - спросил я.
Она не ответила, но повторила сообщение, которое передала ей миссис Этвелл
для него, и ушла.
Ему показалось неуместным, что человек, который обменивался остротами с
молодые леди, сидящие напротив него за столом, когда они приходят по нескольку раз в день, чтобы
заглянуть в реестр или попросить письма, должны оставаться оскорбленными
девушка, которая все еще заплетала волосы в косу; но он был дружелюбным юношей,
и он пытался задобрить ее небольшими одолжениями и услугами, вместо того чтобы
пытаться запугивать ее.
Он был большим другом метрдотеля, которого уважал как
студента колледжа, хотя на данный момент он оценивал студента
в социальном плане. Он держал его за рамки буквы-ящики, в которых сформирована
что-то вроде небольшой отдельной комнаты для него, и говорил с ним на такие часы
о первой половине дня и позднем вечере, когда студент был свободен от дежурства. Он
находил утешение в капризной силе студента, которая выражалась
в драчливом нахмуренном лице его горячего молодого лица, где яркий
на короткой верхней губе начинали пробиваться рыжевато-коричневые усики.
Фейн считал себя симпатичным парнем и с удовольствием разглядывал свою фигуру
, поскольку ее оттенял костюм в тонкую серую клетку, который он
носил обычно; но он считал, что преимущества образования Грегори сказываются в
его лицо. Его собственное образование закончилось в коммерческом колледже, где он
приобрел хорошее знание бухгалтерского и мелкий бизнес руке он
писал, но где, как казалось ему иногда, что раньше обучение
общественные школы были герметически запечатаны в него несколько
пальто математических лаком. Он верил, что когда-то знал многое
многое из того, чего больше не знал, и что он не всегда был
таким слабым в своих двойных письмах, каким оказался сейчас.
Однажды вечером, когда Грегори сидел на высоком табурете, облокотившись на стол перед ним
подперев рукой подбородок, и смотрел сверху вниз на Фейна, который
печально развалившись в кресле и слушая, как играют последний танец
в дальней гостиной, Фейн сказал. “Теперь, что ты заклад, что они не
каждый из них прийти и посмотреть на письмо в ее ящик, прежде чем она выходит
спать? Я вам скажу, девочки странным, и там нет места, как отель
изучать их”.
“Я не хочу их изучать”, - резко сказал Грегори.
“Думаешь, греческий больше заслуживает твоего внимания, или ты уже достаточно хорошо его знаешь?”
Предположил Фейн.
“Нет, я их совсем не знаю”, - сказал студент.
“Я не верю, ” настаивал клерк, как будто это имело отношение к делу, - что
там в доме девушка, что ты не смог жениться, если бы вы дали свой
внимание на это”.
Григорий дернулся irascibly. “Я не хочу жениться на них”.
“Довольно дешево лот, вы имеете в виду? Ну, я не знаю”.
“Я не это имел в виду”, - парировал студент. “Но у меня есть другие вещи
подумайте”.
“А вы не верите, ” скромно настаивал клерк, “ что для
мужчины - ну, молодого человека - естественно думать о девушках?”
“Я полагаю, что это так”.
“И ты не считаешь это неправильным?”
“Как, неправильным?”
“Ну, пустой тратой времени. Я не знаю, поскольку я всегда думаю о желании
жениться на них или быть влюбленным, но мне нравится думать о них. В девушке есть
что-то такое, что, ну, ты не знаешь, что именно.
Возьмите почти любой из них”, - сказал клерк, с индуктивной
рассуждения. “Возьми эту девушку клаксон, сейчас, например, я не знаю, что
это о ней. Она красивая, я не отрицаю этого; и она
красивые манеры, и она так же грациозно, как птица. Но это не какая-то одна из них
и, похоже, не все они, вместе взятые, заставляют тебя
хотеть не спускать с нее глаз все это время. Ты когда-нибудь замечал, какая у нее милая
маленькая ножка? Или руки?”
“Нет”, - сказал студент.
“Я не имею в виду, что она когда-либо пытается ими похвастаться; хотя я знаю некоторых
девушек, которые бы так и поступили. Но она не из таких. Она не намного больше, чем
ребенок, и все же ты должен относиться к ней как к женщине. Заметил вроде
о, как она есть?”
- Нет, - сказал студент, с нетерпением.
Клерк на мгновение задумался с жалобным видом, прежде чем заговорить.
“Ну, это-то, как если бы она была обучена, так что она знала,
просто правильный поступок, всякий раз, и еще, я думаю, это природа. Ты
знаешь, что шеф-повар всегда называет ее Боссом? Это объясняет все примерно так
ну как угодно, и я предполагаю, что это то, что мой разум работает на
однажды, когда я назвал ее босс. Но, мой! Я не могу получить нигде
ее так!”
“Так тебе и надо”, - сказал Грегори. “Ты не имел права дразнить ее”.
“Теперь ты думаешь, что это было поддразнивание? Сначала я так и сделал, а потом снова это произошло.
мне показалось, что я произнес это слово, потому что оно показалось мне правильным.
Полагаю, я не смог бы ей этого объяснить.”
“Это было бы нелегко”.
“Я смотрю на нее, ” сказал Фейн с убедительностью, выразившейся в
сладости его улыбки, - “точно так же, как я смотрел бы на любую другую молодую леди в
дом. Пишется извинения с одной должности или два?”
“Один”, - сказал студент и клерк сделал одну минуту на кусок
бумага.
“Я чувствую себя плохо для девушки. Я не хочу, чтобы она думала, что я дразнил ее
или позволял себе какие-либо вольности с ней. А теперь, извинился бы ты перед ней,
если бы ты был на моем месте, написал бы записку или просто подождал своего
шанса и поговорил с ней?”
Грегори с презрительным смешком слез со своего табурета и вышел из заведения.
- Меня от тебя тошнит, Фейн, - сказал он. - Меня от тебя тошнит.
Последний танец закончился, и юные леди, которые вальсировали с
друг за другом они выходили из гостиной с веселыми криками и смехом, как
летние девчонки, совершившие блестящий прыжок, и начали спускаться по
площадям и врываться в офис. Несколько из них подпорхнули к
столу, как и предсказывал клерк, и стали искать письма в ящиках
со своими инициалами. Они называли его, и спросил, Может ли он не
забыли что-то для них. Он отрицал это с грустной, мудрой улыбкой, и
тогда они попытались спровоцировать его на запоздалый флирт, за неимением другого
материала, но он сдержанно встретил их заигрывания, и вскоре они
сказали, что, мол, они догадались, что им пора идти; и пошли. Фейн повернулся, чтобы
столкнуться с Грегори, который вошел через боковую дверь.
“Фейн, я хочу попросить у тебя прощения. Я только что был груб с вами.
“О, нет! О, нет!” - запротестовал клерк. “Все в порядке. Присядь на минутку
не мог бы ты поговорить с кем-нибудь? Еще рано.
“ Нет, я не могу. Я просто хотел сказать, что сожалею, что высказался таким образом.
Спокойной ночи. Есть что-нибудь конкретное?
“Нет, спокойной ночи. Я просто хотел спросить о ... той девушке”.
“О!”
ВИ.
Грегори был привычно суров к своему собственному поведению , которое не
остановиться на этом, но всегда переходил к поведению других; и его
дни проходили в чередовании оскорблений и возмещении ущерба тем, с кем он имел дело
. Он должен был сделать в основном с помощью столовой девушек, чьи
эмоции были такие, что они сохранили о своей работе купались
в слезах и налилось гневом много времени. Он был не только
хорош собой, но и студентом колледжа, и их чувства были готовы
распуститься по отношению к нему нежным бутоном, но он держал их подстриженными и
пораженная его резкими словами и нетерпеливыми манерами. Некоторые из них любили его
за ту боль, которую он им причинил, и некоторые ненавидели его, но все с любовью соглашались
или яростно, что он был слишком сердит на что бы то ни было. В основном они были молоды.
школьные учительницы, и независимо от того, были ли они мягкими и влюбчивыми,
или с неприступным характером, они знали достаточно, несмотря на свои обиды, чтобы
цените молодого человека, чьи мысли не были все время заняты девушками
. Женщины, даже в весеннюю пору, как мужчины, чтобы относиться к ним как бы
у них души, как сердца, и это было спасительным в Грегори
что он обращался с ними, самые глупые из них, как будто их души.
Скорее всего, они откликнулись скорее сердцем, чем душой,
но они понимали, что это была не его вина.
Девушки, которые прислуживали за столом, видели, что он не делал различий в манерах.
между ними и девушками, которых они обслуживали. Морщинка между его бровями
не рассеялась от благодарных улыбок молодых леди, которых он
проводил до их мест и отодвинул для них стулья, не больше, чем
на уговоры официантки, которая поблагодарила его за кое-какие исправления.
Они признавались, когда он был самым суровым, что никто не мог бы быть добрее, если бы он
видел, что девушка действительно старается или более терпелива к глупостям из лучших побуждений,
но некоторые вещи беспокоили его, и он был так же склонен поправлять девушку в ее
грамматике, как и в сервировке стола. В нерабочее время, если он встречал кого-нибудь из них
, он узнавал их с почтительной вежливостью; но он избегал
случаев встречи с ними так же явно, как он избегал дам
среди постояльцев отеля. Некоторые девушки за столиком жалели его одиночество,
и однажды они предложили, чтобы он почитал им на задней веранде в
свободное время в середине дня. Он сказал, что ему нужно идти в ногу со временем.
учебу за все время, что он мог сделать; он отнесся к их просьбе с
могила вежливости, - но они чувствовали его отказ окончательным.
Его очень мало видели в доме за пределами его собственного жилища и
мероприятий, и было известно, что он едва ли общался с кем-либо, кроме Фейна, который
отмечал его высокое чувство чести по отношению к дамам-гостям; но если бы кто-нибудь из
них захотел показать Грегори, что они считают
его работу по получению образования чем-то, что искупило себя от
дискредитировать из-за благородства своей цели он не дал им ни малейшего шанса
сделать это.
На следующий день после их разговора о Клементине Грегори заглянул в магазин
поискал Фейна за почтовыми ящиками, но не нашел его, и девушка
сама зашла от входа сказать, что он ушел за покупками, но
вернется сейчас, очень скоро; иногда это было обязанностью клерка.
искать среди фермеров более легкие припасы, такие как яйца,
и масло, и птица, и это была та покупка, которую имела в виду Клементина.
“Очень хорошо, я подожду его здесь немного”, - ответил Грегори.
“Так и поступайте”, - сказала Клементина формулой, которая показалась ей вежливой; но она
увидела, с каким хмурым видом Грегори достал из кармана книгу по греческому языку, и
она снова заторопилась к коробкам, недоумевая, чем могла
вызвать его неудовольствие. Она на мгновение показала свое лицо, чтобы объяснить: “Я
должна быть здесь и раздавать латте, пока мистер Фейн не вернется”,
а затем убрала его. Он пытался погрузиться в свою книгу, но она
время от времени из-за ящиков раздавался нежный голос, и Грегори продолжал
слушать, не скажет ли Клементина: “Нет, этого не может быть. Возможно, е
быть что-то следующее письмо” и “Да ты, Он, Е, и, я думаю, это
бумага и для некоторых из вас, ребята, тоже.
Наконец Грегори с неожиданным стуком захлопнул свою книгу и вскочил на ноги,
чтобы уйти.
Из-за ящиков выбежала девушка. “О! Я думал,
что-то случилось”.
“Нет, ничего не случилось”, - сказал Грегори с какой-то яростью;
которое усиливалось ощущением колец и завитков распущенных волос
вырастающих из массы, обрамлявшей ее хорошенькую головку. “Разве ты не знаешь
что тебе не следует говорить "Нет" и "Да”?" - с горечью спросил он, и
тогда он ожидал увидеть слезы в ее глазах или огонь на щеках
.
Клементина просто выглядела заинтересованной. “Разве я это сказал? Я хотел сказать
Да, мэм, и Нет, мэм, но я все время забываю.
“Ты не должен ничего говорить!” Грегори свирепо ответил: “Просто скажи
И да, и Нет, а остальное пусть сделает твой голос ”.
“ О! ” сказала девушка с кротчайшей медлительностью, словно очарованная
новизной идеи. “ Боюсь, это было невежливо.
Грегори перешел на еще более грубый тон. Ему показалось, что он был вынужден
задеть ее чувства. Но его слова, несмотря на тон, не были
грубыми; их можно было бы даже счесть лестными. “Вежливость заключается в
в манере, и тебе не нужно ничего, кроме твоей манеры.
“Ты действительно так думаешь?” - радостно спросила девушка. “Я бы хотела попробовать
один раз!”
Он снова нахмурился. “Я не имею права критиковать вашу манеру выражаться”.
“О да, я... да, мэм; я имею в виду, сэр; Я имею в виду, О, да, действительно! Те'а! Это
звучит так же хорошо, не так ли? Клементина торжествующе рассмеялась, увидев
результат своих усилий, так что невольная мечтательная улыбка появилась на лице
Грегори тоже. “Я вам очень обязан, мистер Грегори - я всегда буду это делать".
”Это правильный путь".
“Это правильный путь”, - холодно сказал Грегори.
“И разве они, - настаивала она, - разве они на самом деле не говорят ”Сэр“ и "Мэм",
откуда... откуда вы приехали?”
Он мрачно сказал: “Не леди и джентльмены. Слуги любят. Официанты - как
я. ” Он нанес этот удар по своей гордости с дикой стойкостью и он
с презрением к себе перенес преследование ее невинного любопытства.
“Но я думал ... я думал, что ты был студентом”.
“Были”, Григорий поправил ее, невольно, и она сказала: “я
имею в виду”.
“Я студент колледжа, а здесь я слуга! Все в порядке!” - сказал он
, сдерживая скрежет зубов; и добавил: “Мой хозяин
был слугой самого подлого человека, и я должен... Я прошу у вас прощения за то, что
вмешиваюсь в вашу манеру выражаться...
“ О, я вам очень обязан, в самом деле. И мне будет все равно
если ты расскажешь мне о чем-нибудь, что неуместно в моей речи, ” великодушно сказала
Клементина.
“Спасибо; думаю, я больше не буду ждать мистера Фейна”.
“Ну, я уверена, что он вернется очень скоро. Я постараюсь не беспокоить вас.
никаких разговоров.
Сделав несколько шагов к двери, Грегори повернулся и сказал: “Я
хотел бы, чтобы вы кое-что сказали мистеру Фейну”.
“Для вас? Ну конечно же!”
“Нет. Для тебя. Скажи ему, что все в порядке с тем, что он называет тебя боссом”.
Краска негодования залила лицо Клементины. “Он не имел права
называть меня так”.
“ Нет; и теперь он так не думает. Он искренне сожалеет об этом.
“ Я посмотрю, ” сказала Клементина.
К тому времени, как вернулся Фейн, она ничего не видела. Она холодно приняла его извинения
за столь долгое отсутствие и отправилась к миссис Этвелл, которой она
рассказала о том, что произошло между ней и Грегори.
“Он действительно так гордится?” - спросила она.
“Он очень хороший молодой человек, ” сказала миссис Этвелл, “ но, думаю, он гордый.
Он ничего не может с этим поделать, но ты же видишь, что он борется с этим. На твоем месте,
Клем, я бы ничего не говорил об этом гулам.
“О, нет ... я имею в виду, нет, в самом деле. Я не должен был думать об этом. Но тебе не кажется
, что это было забавно, что он привел Христа таким образом?”
“Ну, ты же знаешь, он собирается стать священником”.
“Это правда?” Клементина некоторое время молчала. Наконец она сказала: “не
вы думаете, г-н Грегори довольно много веснушек?”
“Ну, их красные телосложения рода подлежит веснушки”, - отметила госпожа Этвелл,
в судебном порядке.
После довольно долгой для них обоих паузы Клементина спросила: “Ты
думаешь, было бы неплохо, если бы я расспрашивал мистера Грегори о вещах, когда я
не был саттейном?
“Например?”
“О, боже, и произношение; и книги для чтения”.
“ Ну, я полагаю, он был бы рад заполучить тебя. Он всегда исправляет ошибки;
Я вижу, как однажды он взял книгу, которую читала одна из них, и когда
она спросила его об этом, он сказал, что это чушь собачья. Я думаю, у тебя не могло быть
путеводителя betta.
“Ну, это было то, о чем я думал. Хотя, думаю, я не стану этого делать.
У меня никогда не хватило бы смелости”. Клементина рассмеялась, а потом он упал, а
серьезно опять молчит.
VII Устава.
Однажды сапожник остановил свой фургон у дверей дома прислуги,
и крикнул в его окна: “Ну, галс, кто-нибудь из вас хочет купить
немба фуа, сегодня нога в ботинке numba two? Сейчас у тебя есть шанс, но
ты должен поторопиться и прервать его. Их всего-навсего несколько штук.
сшиты туфли, и в мире полно ног numba fua.”
Окна заполнились смеющимися лицами при первых звуках ироничного голоса
сапожника; и при виде его аккуратного фургона с его
ящиками сзади и по бокам и откидным колпаком над сиденьем, где
сапожник лениво развалился, держа вожжи, девушки сбежались вниз по
лестнице и вышли на площадь, где сапожник ловко расставил
свой экипаж.
Они начали спрашивать его, нет ли у него того-то и того-то, но он твердо сказал
“Ничего, кроме обуви, галс. Я действительно носил женскую одежду, одну
в то время как из того, что вы можете назвать одеждой для лодыжек, такой как гетры и чулки,
и походка, но мне никогда не нравилось говорить о таких вещах с дамами,
и теперь я неуловимо придерживаюсь обуви. Ты достаточно хорошо знаешь это, галс.;
что толку?
Он сохранял серьезное выражение лица, несмотря на хихиканье, вызванное его словами, - и
в его голосе появились последние нотки обиды.
“ Что ж, если тебе сегодня не нужны туфли, я, пожалуй, пойду.
Он сделал вид, что дергает поводья своей лошади, но воздержался от
мольб, которые исходили от группы девушек.
“Да, мы хотим!” “Давайте посмотрим на них!” - “О, не уходите!” - хором воскликнули они с
не менее театральной тревогой, и сапожник спустился со своего насеста, чтобы
показать свой товар.
“ А теперь, леди, ” сказал он, выдвигая один из ящиков и
вытаскивая из него пару туфель на шнурке, соединяющем их каблуки,
“ это туфля, которая выглядит так же хорошо, как любая другая ночная обувь, которую ты носишь.
видишь. Выглядит так аппетитно, как будто у него подошва из паштета и она была разрезана на части
запеканка насквозь, вроде той, которую вы покупаете за доллар в магазине, и
выйди на первую прогулку, которую совершишь со своим парнем ... или с кем-нибудь другим.
парень, я не знаю с кем. И все же это честная обувь, сделанная из
самого лучшего материала на всем протяжении и в наилучшем виде. Только взгляните
на эту туфлю, леди; оцените ее; она не будет стоить вам ни цента, и я заплачу
за потерянное вами время сам, если поступит какая-нибудь жалоба. ”Он начал подбрасывать
пары туфель попали в толпу девушек, которые подхватили их с каждой
другие, прежде чем они упали, с истерическим смехом, и сбежала с
их в двери, чтобы попробовать их. “Это обувь, которую я собираюсь шить”,
сапожник продолжал: “И на каждую пару есть гарантия - гарантия номер два;
не указывайте другой размер, потому что мы хотим соответствовать строго количеству
два пользовательских. Если какая-нибудь леди сочтет их немного тесноватыми, мне жаль
но я ничем не могу ей помочь в этой обуви ”.
“Слишком уютно!” - донесся веселый голос из-за двери. “Почему у меня отекает нога?"
”В этом я потерялся".
“Хорошо”, - крикнул в ответ сапожник. “Назовем это " тупой один ботинок " и
тогда посмотри, не найдешь ли ты в нем потерянную ногу, кто-нибудь из нас. Или попробуй
немного муки и посмотри, не станет ли от этого легче. Я слышал об обуви
, которая создает ощущение свободы, потому что вообще не надевается ”.
Девушки радостно ликовал вместе за поражение своего товарища,
но shoeman сохранил серьезное лицо, в то время как он искал другие виды
обувь и тапочки, и предлагал их, или ответил на какой-то определенный
спрос с чем-то, а возле, как он хотел бы служить.
Шум разговоров и смеха нарастал, пока шеф-повар не высунул голову из
дверь кухни, а затем неторопливо направился по траве к площади прислуги
. В то же время клерк позволил волнению увлечь себя со своего
поста. Он подошел и встал рядом с шеф-поваром, который слушал
поток шуток сапожника с желанием испытать судьбу вместе с
ним.
“Это хороший прием”, - сказал он. “Что вы возьмете для него?”
“Эй, привет!” - сказал сапожник, остановив взгляд на поварском халате.
официальный белый колпак и фартук. - Вы говорите по-английски, не так ли? Отвали, я
не знал, но это был один из тех иностранных герцогов, которые приехали, чтобы жениться
несколько наших бедных миллионных дочерей”. Девушки кричали от радости, и
шеф-повар переносил их веселье стоически, но не без личного удовольствия
успех сапожника. “Хочешь хавса?” - спросил сапожник
с деловым видом. “Сколько дашь?”
“Я дам тебе столько - семь с половиной долларов”, - сказал повар.
“Жаль, что я не могу принять его. Что hawss продает в настоящее время только для одного
сто пятьдесят долларов”.
“Что ж, ” сказал шеф-повар, “ я приготовлю вам долла и куахту. Скажем,
тридцать восемь и семьдесят пять”.
“ Ну вот, теперь ты попадаешь в круг фигляров, где тебе грозит
заведи себе хавсс. Ты просто продолжай разыгрывать меня, пока я продаю эти туфли.
дамам пару туфель, и, может быть, к вечеру у тебя все получится ”.
Девочки примеряли туфли на каждой стороне, и они должны были обойтись
с формальность идти в помещениях для этой цели. Более чем на один поставить
ее ноги служащему по его мнению подходят, и shoeman
был смешавшись с толпой, испытывая с его стороны, советуя его
профессиональные знания, внушая, убеждая, а в некоторых случаях и искусно
соглашаясь с очевидным.
“ Этот человек, - сказал шеф-повар, указывая на Фейна, - говорит, что ты можешь солгать моа
на квадратный дюйм больше, чем у любого мужчины из Бостона.
“ Как у него дела? ” спросил сапожник, поворачиваясь с парой бронзовых туфель на высоком каблуке.
в руке он достал из фургона. “Ну, теперь, если я стоял как Неа к
ему, как и ты, я верю, ш бы его ударила.”
“Ну, чувак, я не могу оспаривать его!” - сказал повар, и, как если бы он был сейчас за
последний выиграл очко, он откинул голову и рассмеялся. Когда он снова опустил
голову, это было для того, чтобы заметить приближение Клементины.
“ Привет, ” сказал он так, чтобы она услышала, - это Босс. Ну, я думаю
Мне пора, ” добавил он с притворным беспокойством. “Я ухожу, босс, я ухожу".
"Ухожу”.
Клементина проигнорировала его. “ Мистер Этвелл хочет вас на минутку видеть, мистер
Фейн, ” сказала она клерку.
“ Хорошо, мисс Клаксон, ” ответил Фейн с печальным уважением,
которое он всегда проявлял к Клементине, “ я сейчас буду. Но он
подождал немного, то ли в знак своей личной независимости, то ли
из любопытства узнать, что сапожник собирается сказать о бронзовых
туфлях.
Клементина тоже почувствовала очарование; она подумала, что тапочки были
прекрасны, и ее нога затрепетала от таинственного предвидения того, что они ей подойдут.
они подходят для них.
“Итак, те'е, дамы, или, как я могу сказать, гулы, если вы позволите, в одном из них
этот моа больше всего похож на фатху в своих чувствах”-the
девушки захихикали, и кто-то насмешливо крикнул: “Это правда!” - “Так вот!
есть туфелька, или назовем ее тапочкой, насчет которой я никогда не сомневалась
показываю вам, потому что я знаю, что вы все рута серьезно настроенные,
Я не Калифорния "Полесье" Как молоды вы, или как симпатичный вас; и я не
допустим, что е среди вас некто, который радуется Ева' глава''”. В
веселое улюлюканье и насмешки, которые последовали, shoeman серьезно хеджируемой
из той крайней позиции, которую он занял. “Что? Ну, может быть, у вас и есть
среди некоторых людей из "суммы", но мы все знаем, что такое люди из "суммы", и я
не ожидаю, что вы будете одобрять их. Но что я скажу, так это то, что если
какая-нибудь молодая леди услышит мой голос, - он огляделся в ожидании
аплодисментов, которые не подвели его при пародии на кафедру
стиль -“должна получить приглашение на танцы следующей зимой и должна почувствовать, что
это своего рода благотворительность по отношению к молодому человеку, пойти, она пожалеет - на его
счет, помни, что у нее нет этих тапочек.
“Те'а! Они просто супер, и подойдут любой здешней даме, я не знаю
какая у нее маленькая ножка. Не говорите все сразу, сестрички! Достаточно времени
отведено для приема пищи. Это туфли, сшитые на заказ, и если бы они не были слишком
малы для леди, которой они были странноваты, вы бы не смогли купить их дешевле
меньше семи долларов, но теперь я выбрасываю их за три ”.
Стон смятения вырвался из всего круга, и некоторые из тех, кто
протиснулся вперед, чтобы взглянуть на тапочки, снова отпрянули.
“ Я только что слышал? ” спросил сапожник с мягкой инсинуацией в голосе.
голос, и во взгляде, который он внезапно обратил на Клементину: “вечеринка"
к которой обращаются "Босс”?" Клементина покраснела, но не съежилась; повар
со смехом отошел, а сапожник погнался за ним своим голосом.
“Не то чтобы я собирался следовать дурному примеру мужчины, который пытается
поставить в неловкое положение юных леди; но если к юной леди обращаются как к Начальнице ...”
“ Мисс Клаксон, ” представился клерк с вкрадчивым почтением.
“ Мисс Клаксон, я прошу прощения, - продолжал сапожник. “Если мисс Клаксон
окажет мне любезность просто примерить эти тапочки, я смогу сказать
в следующем месте я остановился именно на том, как это смотрится на женской ноге. Я вижу,
никто из вас не расположен покупать их на следующий день, и я не жалуюсь.
вы и так неплохо обошлись со мной, и я не хочу
извиняюсь перед вами; но я действительно хочу запечатлеть в своем воображении картину
- то, что вы можете назвать мысленной фотографией - этой туфельки на
для ноги это было сделано, так что я не смогу честно похвалить это моему следующему клиенту
. Что вы на это скажете, мэм?” он обратился с углубленным
отношению к Клементине.
“Ой, да пусть, Клем!” - сказала одна из девушек, а другая молила,
“Просто так он не стоит рассказывать историю своей следующей customa,” а что сделал
остальные смеются.
Клементина сердце стучало, и радостный свет танцевал в ее
глаза. “Мне все равно, даже если я это сделаю”, - сказала она и наклонилась, чтобы расшнуровать свою
туфлю, но одна из старших девочек бросилась на колени у ее ног, чтобы
помешать ей. Клементина слишком поздно вспомнила, что на ее чулке была дырка
и что сквозь нее торчал ее мизинец, но теперь она искусно загнула носок
, и большая девочка вовремя обнаружила дырку, чтобы подстрекнуть ее.
ее попытка что-то скрыть. Она поймала туфельку у сапожника и
затравленные его; она повязала георгиевские ленточки на подъеме, а затем поставить на
другой. “Сейчас потушить тебе ноги, Клем! Быстрый положение танцую!” Она
откинулась на пятки, и Клементина изящно приподняла край
ее юбки и посмотрела на ее ноги. Шлепанцы могут
или, возможно, не были несовершенного вкус, в их имитация
распространена мода, но по Клементина ноги у них были различия.
“Эти ноги были созданы для этих тапочек”, - благоговейно сказал сапожник.
Клерк замолчал; он беспомощно поднес руку ко рту, а затем
снова опустил ее.
Грегори вышел из-за угла здания из столовой, и
большая девочка, которая присела на корточки перед Клементиной и которая хвасталась, что
она не испугалась студента, дерзко позвала его: “Подойдите сюда, на
минутку, мистер Грегори”, и, когда он приблизился, она посторонилась, чтобы позволить ему
увидеть тапочки Клементины.
Клементина посмотрела на него со всем своим счастьем в глазах, но
спустя мгновение его лицо покраснело сквозь веснушки, и
он укоризненно нахмурился и прошел дальше.
“Ну, я заявляю!” - сказала большая девочка. Фейн беспокойно повернулся и сказал
вздохнув, он решил, что ему пора уходить.
Веселый настрой группы был омрачен, и сапожник спросил
бросив ироничный взгляд вслед удаляющейся фигуре Грегори: “Владеешь этим
пропати?”
“Нет, просто советник-го”, - сказала большая девочка, со злостью.
Голос Клементины заставил себя слышал с радушием, которое было
по-видимому, не понесли никакого холода, но был очень восходящей восстание. “Как
много ах' в slippas?”
“Три долларов”, - сказал shoeman в сюрприз, который он не мог
скрывать за мужество Клементина же.
Она рассмеялась и наклонилась, чтобы развязать тапочки. “Это слишком много для
меня”.
“Давай я их развяжу, Клем”, - сказала большая девочка. “Тебе, Ева, стыдно их снимать".
”Правильно, леди", - сказал сапожник. - "Я не хочу, чтобы ты их снимала".
“Я не хочу их снимать”. “ И тебе это не обязательно, - сказал он.
добавил, обращаясь к Клементине, “ если только ты не возражаешь спать в них. Ты платишь мне
сколько хочешь сейчас, а остальное, когда я приеду на латта-пах в августе.
”
“О, оставь их себе, Клем!” - страстно убеждала старшая девочка, и остальные
присоединились к ней со своими мольбами.
“Наверное, нет”, - сказала Клементина и завершила работу по
снятию тапочек, которые большая девочка больше не могла ей одолжить
помощь, таково было ее душевное расстройство.
“Хорошо, леди”, - сказал сапожник. “Это тебе slippas, и я просто
держите 'EM за тебя до Латта указывает августа”.
Он уехал, а в лесу, который ему пришлось пройти через На
дорогу в другой отель, он обогнал фигура человека, быстро шагая. Он
легко узнается Григорий, но он не питает к нему зла. “Хочешь, подвезу?” - спросил он
притормозив рядом с ним.
“Нет, спасибо”, - сказал Грегори. “ Я вышел прогуляться. - Он украдкой огляделся по сторонам.
затем машинально положил руку на борт фургона,
как будто хотел задержать его, пока шел дальше.
“Ты продают тапочки для юной леди?”
“Ну, не так, как вы скажете, продавать, точно”, - ответил shoeman,
осторожно.
“Вы ... уже получили их?” - спросил студент.
“Думаю, да”, - сказал мужчина. “Хотите посмотреть на них?”
Он придержал лошадь.
Грегори на мгновение запнулся. Затем он сказал: “Я бы хотел их купить. Быстро!”
Он выглядел виновато, когда shoeman проворно повиновался, с какой
задержка на коробку, чтобы положить их. “Сколько они стоят?”
“Ну, это туфелька, сшитая на заказ, и цена для леди, которая их покупала, была семь долларов.
"oddid'em". Но я отдам их тебе на троих - если ты
хочу получить их в подарок”. - Сапожник был слишком сдержан, чтобы позволить себе
что-то столь откровенное, как улыбка; он просто позволил свету
интеллекта осветить его лицо.
Грегори заплатил деньги. “Пожалуйста, считайте это конфиденциальным”, - сказал он,
и быстро ушел. Прежде чем сапожник успел запереть ящик, в котором
лежали тапочки, и взобраться на свой насест под капотом коляски,
Грегори снова подбежал к нему.
“Стой!” - крикнул он, и как он подошел, тяжело дыша, в волнении которых
shoeman вполне можно было принять за возмущение присутствующих на открытие
какой изъян в его покупки. “Считаете ли вы такой в любом порядке
обман?” его бросило в дрожь.
“ Ну, - осторожно начал сапожник, - это было не совсем то, что вы можете назвать
обещанием. Я посмотрел на это скорее как на шутку, чем как на что-либо другое. Я
просто сказал, что сохраню их для нее, но...
“ Ты не понимаешь. Если бы мне показалось, что я не одобряю - если бы я заставил кого-нибудь
предположить, своим поведением или - чем угодно - что я считаю это неразумным или
неприлично покупать туфли, а потом покупать их самому, как вы думаете
это по своей природе притворная ложь?”
“Вот уж нет!” - сказал сапожник и натянул поводья, чтобы
ехать дальше, как будто думал, что этот забавный маньяк тоже может быть опасен.
Грегори остановил его другим вопросом. “ И вы... вы... сочтете нужным...
рассказать об этой сделке? Я оставляю вас свободными!
“Хорошо”, - сказал сапожник. “Я не знаю, чего именно ты добиваешься, но
если ты думаешь, что я настолько разбираюсь в предметах, что должен рассказать людям
на следующей остановке я продал парню пару тапочек за его выпивку.
- лонг! ” крикнул он своей лошади и оставил Грегори стоять посреди
дороги.
VIII.
Люди, которые приезжали в Мидлмоунт в июле, обычно были самыми приятными.
но в тот год августовцы были приятнее, чем обычно, и там
среди них было несколько студентов и несколько выпускников, только начинающих заниматься
бизнесом, которые предпочли отправиться на прогулку именно туда, вместо того чтобы отправиться на побережье
или в Северный лес. Это был шанс, что не может произойти в
лет вновь, и это сделало дом очень гей для барышень; они
перестали платить суд с клерком, и попросил у него письма только на
почта-времени. Пять или шесть пар часто сидели вместе на танцполе в "хмель"
, и молодые люди так плотно сидели на лестнице, что можно было
с трудом подняться или спуститься.
Так много молодых людей сделали это веселым не только для юных леди, но и для
для одной молодой замужней леди, когда ей удалось уклониться от своих
довольно сыновних обязанностей по отношению к мужу, который много времени проводил на верандах,
подслеповато ощупывал дорогу палкой, расхаживая взад и вперед, или
сидел непрозрачный за очками, которые сохраняли то, что осталось от его зрения
, пока жена читала ему вслух. Она вскоре познакомится с хорошим
намного больше людей, чем он знал, и был в постоянном запросу
случаев по мере необходимости компаньонка не прочь заняться альпинизмом, или
диски на другие отели для танцев и ужин и возвращение в лунном свете,
или более шумные шарады; ни одна вечеринка на простынях и наволочках
не обходилась без нее; для валлийских раритетов ее присутствие было необходимо.
Событием конфликта между этими социальными требованиями и ее обязанностями по отношению к
своему мужу стало ее обращение к миссис Этвелл по вопросу, который домовладелица
передала Клементине.
“Она хочет, чтобы кто-нибудь почитал ее мужу, и я не верю, но что?
ты мог бы это сделать, Клем. Вы хороший читатель, настолько хороший, насколько я хочу слышать,
и хотя вы, возможно, скажете, что не слишком разбираетесь в ораторском искусстве,
Я думаю, вы можете узнать полный достаточно хорошо. Все, что он хочет просто что-то
займи его, и все, что она хочет, - чтобы занять себя
otha людей. Ну, она почти их ровесница. Я знаю, что в ней есть что-то особенное
. И моя нога теперь настолько натренирована, что ты мне больше не нужен.
все это время, ни моа.
“Ты говорил с ней обо мне?” - спросила девушка.
“Ну, я сказала ей, что расскажу тебе. Я не могу сказать, как тебе понравится”.
“О, я думаю, мне бы хотелось”, - сказала Клементина, и ее глаза заблестели.
“Но ... я должна спросить у мотылька”.
“Не знаю, чего бы не пожелала твоя мотылька”, - сказала миссис Этвелл.
“Ты просто спустись и поговори с ней по этому поводу”.
На следующий день миссис Milray смог покинуть мужа, в
отправиться matronize коучинг партии, с изобилием хорошей
совесть, что она поделилась с зрителями. Она поцеловала его с
живой любовью, и обвинение ему не давайте ребенку читать себя
смерть для него. Она написала Клементине, что мистер Милрей никогда не знает, когда именно.
он устал, и ей лучше ориентироваться в чтении по часам, а не
доверять никаким знакам с его стороны.
Клементина пообещала, и когда публика проводила миссис Милрей до выхода,
наблюдать, как она взбирается на самое верхнее сиденье огромной кареты, с помощью
приставной лестницы, поддерживаемой двумя носильщиками, и с помощью
Клементина протянула руки всем молодым людям в карете.
открыла книгу на отметке, которую нашла в ней, и начала читать мистеру
Милрей.
Книга представляла собой метафизическое эссе, которое, по его словам, он считал более легким.
чтение, чем художественная литература; он сказал, что большинство романистов слишком серьезно относятся к делу.
занятый предотвращением брака влюбленных, до определенного
точка зрения, чтобы было забавно; но вы всегда могли довериться метафизику в том, что касается
развлечения если он был очень добросовестно, и большинство метафизиков
были. Он позволил Клементине довольно долго читать своим нежным голосом, в котором
все еще было так много детских ноток, прежде чем проявил какое-либо
осознание того, что ему читают. Он сохранил улыбку на своем нежном лице,
которая появилась на нем, когда его жена сказала на прощание: “Я не думаю, что я
оставила бы ее с тобой, если бы ты мог видеть, какая она красивая”, и он
держал голову почти неподвижно, в том же положении, что и тогда, когда
выслушивал ее последние обвинения. Это была прекрасная голова, все еще хорошо покрытая
с мягкими волосами, которые лежали на ней в маленькой скульптурной массы, как
отделанный серебром, и профиль acquiline имели чистоту линии в
свод высокий нос и выступ тонкие губы и нежный подбородок,
которые не были потеряны при переходе от юности к старости. Никто никогда не смог бы
принять это за биографию нью-йоркского юриста, который рано нашел
Нью-Йорк политику более выгодной, чем закон, и после долгого времени прошла
в делах города, возникшие с именем омрачены некоторых сомнительных
сделок. Но это была история Milray, которая в быстрый прогресс
о событиях в Америке было настолько забыто, что вам пришлось сначала напомнить
людям о том, что он помог сделать, прежде чем вы смогли насладиться их удивлением
от осознания того, что этот мягкий человек с характером интеллектуала
утонченность, отличавшая его лицо, была у небезызвестного Милрея,
о котором когда-то писали во всех газетах. Когда он добился своего и ушел из политики
его семья многим пожертвовала бы собой, чтобы вернуть его к жизни
в социальном плане, хотя они были более суровыми в социальном плане, чем в духовном
совесть, в упадке некоторых идеалов предков. Но он оказал
их готовность была безнадежной, поскольку они женились, довольно поздно, на молодой
девушке с дальнего Запада, которая приехала на Восток с общей целью
преуспеть. Она хорошо поладила с Milray, и это был, пожалуй, не
совсем ее вина, что она не очень хорошо лажу с его
семье, когда она стала заменой обществе цель для художественно
амбициозность, которая привела ее в Нью-Йорк. Они могли бы простить его
за то, что он женился на ней, но они не могли простить ее за то, что она вышла замуж за него. Они
были выходцами из Новой Англии и, возможно, были немного более критичны
с ней, чем если бы они были жителями Нью-Йорка голландского происхождения. Они сказали
что она была немного западной хойденкой, но что сцена была бы
хорошим местом для нее, если бы она смогла избавиться от своего акцента округа Пайк;
в тишине семейных советов они поделились друг с другом своим убеждением
что в эстрадном бизнесе были этапы, на которых ее акцент
не стал бы препятствием для ее успеха, поскольку его невозможно было услышать
в танце и, возможно, был замаскирован в песне.
“Не будете ли вы так любезны прочитать этот отрывок еще раз?” Милрей попросил, когда
Клементина сделала паузу в конце определенного абзаца. Она прочла его, в то время как
он внимательно слушал. “Не могли бы вы сказать мне, что именно вы понимаете под
этим?” - продолжил он, как будто действительно ожидал, что Клементина проинструктирует его.
Она колебалась мгновение, прежде чем она ответила: “я не верю, я undastand
вообще ничего”.
“Знаете,” сказал Milray, “это мое собственное дело? И у меня есть
идея, что автор находится в той же ложе ”, и Клементина поняла, что она
может рассмеяться, и сдержанно рассмеялась.
Милрей, казалось, уловил нотку сдержанности в ее смехе, и он
спросил, улыбаясь: “Сколько, ты сказал, тебе лет?”
“Мне шестнадцать”, - ответила Клементина.
“Это прекрасный возраст”, - сказал Милрей. “ Я помню, что мне самому было шестнадцать;
с тех пор я никогда не был таким старым. Но тогда я был очень стар для своего возраста.
Ты так думаешь?
“Не верю я”, - сказала Клементина, снова смеется, но все равно очень
незаметно.
“Тогда я хотел бы сказать вам, что у вас очень приятный голос.
Вы поете?
“ Нет... нет, сэр... нет, ” сказала Клементина, “ я совсем не умею петь.
“Ах, это очень интересно, ” сказал Милрей, “ но в этом нет ничего удивительного.
Хотел бы я увидеть твое лицо отчетливо; у меня есть большой интерес к
совпадающие голоса и лица; я должен сделать Миссис Milray, чтобы рассказать, как вы
смотреть. Где ты научилась читать? В школе,
здесь?
“Я не знаю”, - ответила Клементина. “Читаю ли я так, как ты хочешь?”
“О, прекрасно. Ты позволяешь смыслу проявиться - когда он есть”.
“Иногда, ” простодушно сказала Клементина, “ я читаю слишком быстро; дети
такие нетерпеливые, когда я читаю им дома, и они торопят меня.
Но я могу читать намного медленнее, если ты захочешь.
“Нет, я тоже нетерпеливый”, - сказал Милрей. “Их много, этих...
детей?”
“Всего их шестеро”.
“А ты самый старший?”
“Да”, - сказала Клементина. Она все еще чувствовала, что было бы слишком грубо не сказать "сэр".
и еще, но она постаралась, чтобы ее тон подразумевал "сэр", как ей велел мистер Грегори
.
“ У вас очень красивое имя.
Клементина оживился. “Тебе это нравится? Ма дала его мне; она взяла его
из книги Что фазу читал ей”.
“Мне это очень нравится”, - сказал Милрей. “Ты высокий для своего возраста?”
“Наверное, я довольно высокий”.
“Ты, конечно, блондинка. Я могу сказать это по твоему голосу; у тебя
голос светловолосой. А какие у тебя глаза?”
“Голубые!” Клементина рассмеялась, услышав его погоню.
“Ах, конечно! Это не голос сероглазой блондинки. Как ты думаешь...
тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил... что ты грациозен?”
“Я не знаю, как у них”, - сказала Клементина, подумав.
“А каково ваше собственное мнение?” Клементина начала чувствовать свое достоинство
ущемленное; она не ответила, и теперь Милрей рассмеялся. “Я почувствовал, как
твоя походка слегка наклонилась, когда ты подходил. Все в порядке. Может, попробуем
понять, что имел в виду наш друг, прямо сейчас?”
Клементина начала снова, и снова Милрей остановил ее. “Ты не должен таить в себе
злой умысел. Я слышу обиду в твоем голосе; но я не хотел смеяться
над тобой. Тебе не нравится, когда над тобой смеются, не так ли?
“Я не верю, что это кому-то нравится”, - сказала Клементина.
“Конечно, нет”, - сказал Милрей. “Если бы я попробовала что-то подобное, я бы испугалась"
боюсь, что ты поставишь меня в неловкое положение. Но я этого не сделала, не так ли?”
“Я не знаю”, - неохотно ответила Клементина.
Милрей радостно рассмеялся. “ Что ж, вы простите меня, потому что я старый человек.
Если бы я был молодым, вы бы не стали, не так ли?
Клементина подумала о продавце; она, конечно, так и не простила его.
“Мне читать дальше?” - спросила она.
“Да, да. Читайте дальше”, - почтительно сказал он. Однажды он прервал ее, чтобы
сказать, что она произнесла "восхитительно", но он хотел бы время от времени
расходиться с ней во мнениях по поводу слова, если она не возражает. Она ответила, о нет,
конечно; ей бы очень понравилось, если бы он сказал ей, когда
она была неправа. После этого он поправил ее и позабавился тем, что
изучал формы уважения, настолько деликатные, что они не должны были тревожить ее.
гордость; Клементина успокоила его в выражениях, столь же прекрасных, как и его собственные. Она не
принимать беспрекословно его указаниям; она хотела довести их до бар
знания Грегори. Если он их одобряет, то она будет представлять.
Милрей легко овладел историей ее жизни и всеми
ее обстоятельствами, и он сказал, что хотел бы встретиться с ее отцом и познакомиться
с человеком, чей разум, как интерпретировала Клементина, был
его он находил таким оригинальным.
Он уполномочил свою жену договориться с миссис Этвелл в монополии
Время Клементина, когда он останавливался в Мидлмаунт и ни он, ни
Миссис Milray, казалось, удивился на кругленькую сумму, как хозяйка
подумала об этом, о чем и спросила от имени девушки.
IX.
Милреи остались до конца августа, и миссис Милрей была главным духом
великого летнего праздника в Мидлмаунте. Именно в этом году
землевладельцы центрального горного региона решили посоревноваться
в параде тренеров и соперничать своей общей славой с великолепием
парадов Ист-Сайда и Вест-Сайда. Пансионы должны были
принять участие, так же как и отели; фермы, где принимали только трех или четырех
летних гостей, должны были прислать свои горные фургоны, и все
должны были быть украшены флагами. Арка, задрапированная флагами и покрытая
цветами, охватывала вход на главную улицу Мидлмаунта
Центр, и каждый магазин в деревне был украшен к этому событию.
Миссис Милрей заставила домовладельца рассказать ей все о тренировочных парадах и
чемпионах прошлых лет в Ист-Сайде и Вест-Сайде, а
затем она сказала, что Мидлмаунт Хаус должен забрать приз у
они все в этом году, или она никогда больше не должна приближаться к его дому. Он
ответил с достоинством и воодушевлением, которые редко проявлял в общении с миссис Милрей.
класс кастомизации: “Я сама поведу нашего хосси”.
Она все свое время посвятила воображению и организации персонального показа
в автобусе. Она советовалась с другими дамами относительно вида
платьев, которые следовало носить, но она все решала сама; и
когда пришло время, она собрала всех молодых людей, которые рыскали по улицам и
пастбища для золотарника и аст, которые легли в основу ее композиции
украшение кареты.
Она заключила мир и сохранила его между фракциями, которые заявили о себе.
в начале романа и из всех, кто мог критиковать ее за то, что она взяла
ведущий, возможно, ни один добровольно не избавил бы ее от хлопот.
Она открыто заявила, что это убивает ее, и в ее голосе звучали нотки отчаяния.
повсюду слышалось отчаяние. Когда их платья были готовы, она сшила их сама.
действующие лица ее драмы репетировали это на крыше кареты в тайне от всех.
в амбаре, где никто, кроме конюхов, не мог видеть того, к чему она стремилась.
эффекты, к которым она стремилась. Но накануне того, как она осознала это публично, ее
постигла катастрофа. Венцом ее композиции было
быть молодой девушкой, стоящей на самом высоком сиденье кареты, в
характер Духа Лета, увитого цветами и гирляндами,
и незримо поддерживаемого двенадцатью месяцами года, поровну
разделенного по половому признаку, но с более сложными и болезненными установками
назначено джентльменам, которые должны были фигурировать как осенний и зимний месяцы
. Все было продумано, и актеры отрабатывали свои
роли, когда Дух Лета, которого выбрали за
безобидность ее крайней юности, заболела свинкой, и
отозван по указанию врача. Миссис Милрей теперь предстояло не только
импровизируй с другим Духом Лета, но должен был выбрать ее из группы
молодых леди, с возможностью оттолкнуть и озлобить тех, кто
не был выбран. В своем несчастье она спросила мужа, что ей делать.
почти не надеясь, что он сможет ей ответить. Но он быстро ответил
“Возьми Клементину; я отдаю ее тебе на день”, а затем
подождал, пока буря ее отречений и доносов иссякнет
сама собой.
“Конечно, - сказала она, когда это произошло, - это не так, как если бы она была прислугой в доме; и это положение можно рассматривать как своего рода...”. - Сказала она, когда это произошло.
служанка в доме.
публичное мероприятие, во всяком случае. Я не могу сказать, что нанял ее для этой роли
, но я могу сделать ей подарок после, и это будет то же самое
”.
Вопрос об одежде для Клементина Миссис Milray объявлен был почти
как захлестывает ее значение, как вопрос о создании ребенка.
“Она должна быть одета в новое с головы до ног, - сказала она, - каждый стежок”
и как я справлюсь с этим за двадцать четыре часа?”
Благодаря череде чудес с сырной салфеткой, поясами и лентами,
это удалось; и закончилось таким триумфом, что миссис Милрей взяла
девочку на руках и поцеловал ее за то, что она выглядела как Дух Лета.
совершенство, к которому жертва эпидемического паротита не смогла бы приблизиться.
Победа не была надолго омрачена тем, что туфли Клементины не соответствовали
духу Лета, как и остальной ее костюм. Никаких туфель
во всем мире это было бы самое то, но туфли такие потрепанные и изношенные
с одной стороны каблука, как у Клементины, были очень далеки от этого.
Миссис Милрей решила, что еще одна складка сырной салфетки добавит
статного очарования ее фигуре и увеличит рост; и она была
очень довольна произведенным эффектом, когда на следующее утро к большой веранде подъехала Миддлмаунтская карета
со всеми фигурами с ее картины
на крыше, и Клементина среди них - главная. Она сама
с простой, недраматизированной властностью взошла на свое официальное место рядом с
хозяином, который в одежде кучера, с букетом осенних цветов
с цветами в петлице, сидел, перекинув украшенные гирляндами поводья через спины
своих шести лошадей; а затем карета, какой она хотела, чтобы она появилась в
парад начался, как только к нему присоединились жители других домов.
Все они должны были встретиться на Средней горе, которая была плотно задрапирована и
украшена флагами, с узлами вечнозеленых растений и первыми красными ветвями
молодые болотные клены удерживают их на месте над его неправильной формы фасадом.
Сама карета представляла собой скопление листвы и цветов, по которым она определяла себя как
колесное транспортное средство с расплывчатыми и частичными очертаниями; другое
фургоны и кареты, когда они с трепетом подъезжали, производили впечатление
погрязшие в цветах вокруг своих спиц и ступиц, они обладали
громоздкостью, которая кажется неотделимой от эффектности. Они
представленные мотивы в цвете и дизайне иногда были достаточно безвкусными, а
иногда настолько почти очень хорошими, что сердце миссис Милрей разрывалось от восторга
когда они прибыли, каждый со своим гостиничным лозунгом, ревел и
вырвалось из множества мужских и женских глоток, и, наконец,
пишется для наглядности с окончательным воплем или рычанием. Но она
не закончила излагать леди-представителю воскресной газеты
основные моменты своей собственной картины, прежде чем к ней вернулись мужество и
вера, в которых она оставалась безмятежно непоколебимой на протяжении всего парада.
Когда прибыли все экипажи со всей округи, она
поднялась на свое место; лестницу убрали; хозяин поговорил с
своими лошадьми, и карета Миддлмаунта возглавила шествие среди обновленной публики.
лозунги, крики и размахивающие носовыми платками гости
толпящиеся на верандах.
Линии марте была одна дорога в центр Мидлмаунт, где приз
также будут выделены на стенде судей, а затем тренеры были
эскорт триумфальное автомобиле домой по другому маршруту, так как для прохождения
как много домов на пути, как это возможно. Это было любопытное выражение
дух карнавала в регионе, с незапамятных времен лишенном красоты в
жизни его жителей; и каково бы ни было происхождение горы
парад экипажей, или из какого бы то ни было порыва сентиментальности или
когда появилась реклама, эффект был неоспоримым великолепием и
фантасмагорической странностью.
Григорий наблюдал за его ходом с горки на стороне пастбища, как это прицепной
медленно вдоль восходящие и нисходящие пути. Песни молодых девушек,
прерываемые взрывом гостиничных лозунгов и выкриками студентов из
молодых людей, долетали до него с легким ветерком безоблачного
Августовское утро, похожее на гимны и крики сатурналийцев, отправляющихся в путь
праздничная процессия для принесения жертв своим богам. Слова свирепого иврита
поэзия горела в его мыслях; предупреждения, обвинения и
осуждения разгневанных пророков; и он был восхищен своим временем
и перенеситесь в мечту о днях, когда Всевышний склонялся, чтобы пообщаться лицом к лицу
лицом к лицу со Своими министрами, в то время как молодые голоса этих забывчивых
или не ведал о Нем, взывая к своей юности, и украшенные гирляндами колесницы,
с их знаменами и вымпелами проезжали по дороге под ним
и скрылся из виду в тени леса за окном.
Когда приз был вручен Мидлмаунт тренер центр
хозяин взял флаг, и галантно передал его миссис Milray,
и миссис Milray прошел его до Клементина, и велел ей, “махать, махать
он!”
Деревенская улица была запружена народом, что взбодрились, и замахнулся
шапки и платки для тренера, так оно и осталось стоять судей
и проехала под Триумфальной аркой, с другими тренерами за ним.
Затем Этвелл повернул своих лошадей домой, причем более быстрым шагом
с тем чувством, с которым люди всегда возвращаются с праздников или похорон, он покинул
деревню и направился по проселочной дороге в сопровождении своего многочисленного эскорта
впереди себя. Толпа быстро уловила вежливые намерения
победителей и провожала их аплодисментами так далеко за пределы деревни
, насколько позволяли ветер и ветки; но последний шумный мальчишка упал
запыхавшись, они добрались до недостроенного дома на краю
какого-то леса. На обочине дороги выстроилась шеренга маленьких детей
перед ней, которые с серьезным нетерпением наблюдали за свитой, пока
Карета Мидлмаунта показалась как на ладони. Затем они подпрыгнули в воздух и
хлопая в ладоши, закричали: “Клем! Клем! О, это Клем!” и
запрыгала вверх-вниз, и из-за угла дома вышла потрепанная на вид женщина, измученная работой.
она уставилась на Клементину, дико размахивающую своим плакатом
обращаясь к детям и выкрикивая им непонятные слова. Молодежь
люди в автобусе присоединились к детям, некоторые просто,
некоторые с иронией, а один из мужчин поднял большой венок из цветов
который лежал у ног Клементины, и она швырнула его им; потрепанный
женщина быстро снова исчез за углом дома. Миссис Milray
наклонился, чтобы задать хозяину, “который в мире по Клементина
друзья?”
“Почему ты не знаешь?” - возразил он упавшим голосом. “Это ее братья
и сестры”.
“А та женщина?”
“Леди в "Конна"? Это ее мотылек.
Когда мероприятие закончилось, и все было сказано снова и снова
и больше ничего не мешало весенним и летним месяцам
подниматься в свои комнаты, чтобы прилечь, а осенним и зимним месяцам
пытаясь раздобыть что-нибудь поесть, миссис Милрей оказалась наедине
с Клементиной.
Ребенок казался чем-то встревоженным, и миссис Милрей, которой тоже хотелось
пойти и прилечь, спросила немного нетерпеливо: “В чем дело,
Клементина?”
“О, ничего. Только я боялась, может, тебе не понравилось, что я помахала рукой
детям, когда ты увидела, какими странными они выглядели. Губы Клементины
дрогнули.
“Кто-нибудь из остальных что-нибудь сказал?”
“Я знаю, что они подумали. Но мне все равно! Я должен сделать это снова!
еще раз!”
Радость миссис Милрей от триумфа этого дня была так велика, что она могла
позволить себе великодушное чувство. Она подхватила девочку на руки. “Я хочу
целую тебя; я хочу обнять тебя, Клементина!”
X.
Понятие танец на следующую ночь, чтобы отпраздновать
успех дома в тренерском парад пришел к миссис Milray более
вельш-гренки с сыром, которые она дала в конце вечера. Вечеринка была
на попечении Грегори, который молча прислуживал им во время оргии с
аскетизмом, который, возможно, сговорился с самим яством против их
мечты, если бы они не были так привычны к мрачности его служения.
Он не позволил бы беспокоить официанток в их вечернее время
досуг, или их отвлекали от сна такие запоздалые удовольствия; и когда
он предоставил материалы для раритета, он встал в стороне и ушел
их сочетание с миссис Милрей и ее жарочным шкафом.
Она исключила Клементину из-за ее молодости, как она сказала
одному из осенне-зимних сотрудников, который пришел поздно и заметил
Отсутствие Клементины со словами “Привет! Что-нибудь не так с Духом
Лета?” Клементина стала для них одновременно любимицей и посмешищем.
за несколько месяцев до окончания парада, и теперь они шумели вместе, и
сказал, что они все равно должны пригласить ее на танцы. Они были более сдержанными.
учитывая весенние и летние месяцы, миссис Милрей сказала: “Что ж,
тогда вам всем придется подписаться и купить ей пару танцевальных туфель".
тапочки. Они настаивали на том, что она имела в виду, и ей пришлось объяснить
факт нищеты Клементины, который эта дополнительная складка
сырной скатерти так хорошо скрыла в тренировочной картине, что о нем
никто и не подозревал. Молодые люди умолял ее позволить им каждый купить
тапочки для летнего настроения, которое она должна носить, в свою очередь,
за танец, который она должна была подарить каждой из них; и это заставило миссис Милрей
заявить, что нет, девочке вообще не следует приходить на танцы, и
что она не собирается ее баловать. Но, прежде чем вечеринка
она пообещала, что бы посмотреть, что можно сделать, и она положила его
очень красиво на ребенка на следующий день, и ждал ее, чтобы сказать, как
она знала, что должна, что она не могла идти, и зачем. Они согласились, что
драпировки из сырной ткани "Духа лета" превосходно подходят для
танца; но им пришлось согласиться с тем, что все еще оставался вопрос о
тапочки нетронуты. Ситуация стала еще более безнадежной, когда Клементина перемерила
все праздничные туфли миссис Милрей, и ни одно из ее острых лезвий
и высоких каблуков не помогло. Она ушла разочарованная, но еще не совсем
обескураженная; молодость не так легко отказывается от удовольствия, к которому прикасаются
губы; и Клементине взбрело в голову попросить что-нибудь со стола
девочки, чтобы помочь ей выбраться. Она намеревалась сначала попробовать с той крупной девушкой, которая
помогла ей надеть бронзовые туфли сапожника; и она поспешила через
офис, слепо протиснувшись мимо Фейна, не глядя в его сторону, когда
он обратился к ней с тем почтением, которое теперь всегда проявлял по отношению к ней:
“Вот посылка для вас, Клементина, мисс Клаксон”, - и он протянул
ей вручили продолговатый сверток, адресованный незнакомой ей рукой. “От кого
это?” - невинно спросила она, и Фейн ответил с той же самой
непосредственностью: “Я уверен, что не знаю”. Впоследствии он подумал о том, чтобы
ответила: “Я его не открывала”, но все еще не была уверена, что у него
хватило бы смелости сказать это.
Клементине и в голову не приходило открывать ее самой, даже когда она была одна.
в своей маленькой комнате над комнатой миссис Этвелл, пока она осторожно не ощупала
осмотрев его, я убедился, что это картонная коробка глубиной и шириной три или четыре
дюйма и длиной восемь или десять дюймов. Она снова посмотрела на
адрес: “Мисс Клементина Клаксон”, и на узкую ленточку с зазубринами
, которой оно было перевязано, и отметила, что бумага, в которую оно было завернуто, была
очень белой и чистой. Потом она вздохнула, развязала узел, и
бумага соскользнула с коробки, и в то же время крышка отвалилась, и
бронзовые туфли сапожника выпали на пол.
Либо это должен быть сон, либо шутка; это не могло быть и тем, и другим
реальный и честный; кто-то пытался дразнить ее, такую лесть
фортуна не могла быть честно имел в виду. Но это ударило ей в голову, и у нее
так закружилась голова, когда она подхватила с пола тапочки и побежала
вниз к миссис Этвелл, что стукнулась о стенки узкой
лестницы.
“ Что это? Что это значит? Кто это сделал? ” задыхаясь, спросила она, держа в руке
тапочки. - Откуда они? - спросила я. Она рассказала
историю о том, как она примеряла эти туфли, и о том, что они ей сейчас нужны
и об их таинственном появлении, чтобы удовлетворить ее страстное желание после того, как оно почти прошло.
перестала быть надеждой. Миссис Этвелл закрытые с ней в ликование едва ли
короткие хлопки руками. Ее волосы были седыми, как и у девочки.
косички все еще спускались по спине, но они были одного возраста в
их увлечении, которое они называли миссис Милрей и к которому присоединились
она с радостью, но бесплодно гадала, кто прислал Клементине туфли.
Миссис Этвелл утверждала, что прислуга, которая видела, как девушка примеряла их,
в то время объединилась и достала их для нее; и теперь отдала
они благодарны ей за честь, которую она оказала Мидлмаунтскому дому в
парад. Миссис Милрей утверждала, что весенние и летние месяцы
тайно отправили несколько осенних и зимних месяцев обыскивать магазины в
Мидлмаунт-центре для них. Клементина считала, что они пришли от самого обувщика
, который всегда хотел отправить их в надежде, что
она сохранит их, и просто случайно отправил их именно тогда
в тот критический момент, когда она была беспомощна перед ними. Каждая из них
предполагала невероятности настолько грубые, что оставляла поле для маневра
любой противоположной теории.
Слух об этом факте не мог не пройти по палате представителей, и долго
перед началом своего рабочего дня было сделано, он достиг шеф-повар, и забавляло его, как
удача босса. Он курил свою вечернюю трубку на кухне.
после ужина Клементина прошла мимо него по одному из многочисленных поручений.
она ходила из комнаты миссис Милрей в свою, и он окликнул
она: “Босс, что это я слышала о паре стеклянных тапочек, упавших
с неба у вас на коленях?”
Клементина была так счастлива, что подумала, что может хоть раз довериться ему.
и она сказала: “О, да, мистер Махтин! Как вы думаете, кто их прислал?” она спросила:
умоляла его так ласково, что это смягчило бы любое сердце, кроме этого.
сердце дразнилки.
“Я думаю, что могла бы высказать чертовски хорошее предположение, если бы у меня были факты”.
Клементина невинно подарила их ему, и он выслушал ее с
хорошо наигранным сочувствием.
“ Говорите, Фейн Фауст рассказала вам о них?
“ Да. "Это посылка для тебя", - сказал он. Именно так; и он
не смог сказать мне, кто ее оставил, или что-то в этом роде”.
“Кто-нибудь спрашивал его об этом с тех пор?”
“О, да! Миссис Милрей, и миссис Этвелл, и мистер Этвелл, и все остальные”.
“Все”. Шеф-повар улыбнулся, странно прищурив один глаз. “И он
не знал, когда слипы попали в коробку домовладельца?
“ Нет. Первое, что он знал, это "они, мы”! Клементина встала
в ожидании, но шеф-повар продолжал курить, как будто это было все, что можно было сказать,
и, казалось, забыл о ней. “ Как вы думаете, кто приготовил их теа, мистер
Махтин?
Шеф-повар поднял глаза, словно удивленный, что она все еще здесь. “О! О,
да! О ком я думаю? Почему, я знаю, босс. Но я не верю, что я Бетта
сказать вам”.
“Ой, да, господин Mahtin! Если бы вы знали, как я чувствовал об этом ... ”
“Нет, нет! Думаю, я уверен, что нет. Тебе от этого не будет никакой пользы. Думаю, я
ничего не скажу, моа. Но если бы я был на твоем месте, и я действительно хотел
узнать, откуда берутся эти слипы ...
“ Я знаю... я действительно знаю ...
Шеф-повар помолчал, прежде чем добавить: “Я должен обратиться к Фейну. Я думаю, то, чего он
не знает, не известно и нам, и я думаю, что больше никто ничего не знает.
Тея! Не знаю, но я сказал больше, чем следовало бы, прямо сейчас ”.
Шеф-повар сказал о куске, который не раз готовили в
Разум Клементины; но она изгнала его не потому, что это могло быть неправдой.
просто она не хотела, чтобы это было правдой. Ее голова поникла;
она обернулась вялым и беспружинные прочь. Даже сердце лучше
коснулся; он не знал, что он так сильно переживал ее, хотя он
знал, что она не любила писаря.
“ Учти, ” крикнул он ей вслед, слишком поздно, - у меня нет доказательств, что это сделал не он.
Это.
Она не ответила ему и не оглянулась. Она пошла в свою комнату и села
в сгущающихся сумерках подумать с горячим комом в горле.
Миссис Этвелл нашла ее там час спустя, когда поднялась в
комнату, где, как ей показалось, она должна была слышать, как Клементина ходит
по своей комнате.
“Не знала, но я могла бы помочь тебе одеться”, - начала она, а затем
при виде неясной фигуры она осеклась: “Почему, Клем! Что за штейн?
Ах, ты спишь? Ах, ты заболела? Прошло полчаса, и...
“ Я не пойду, ” ответила Клементина, не двигаясь с места.
“ Не пойду! Какого черта...
“ О, я не могу пойти, миссис Этвелл. Не спрашивайте меня! Скажите миссис Милрей, пожалуйста!
“Я расскажу, когда у меня будет что рассказать”, - пообещала миссис Этвелл. “Теперь, ты просто
скажи, что случилось, Клементина Клаксон!” Клементина пострадали совсем малый спятил
истины, которые можно извлечь из нее. “Но вы не знаете, так ли это или нет”
хозяйка запротестовала.
“Да, да, хочу! Это было последнее, о чем я подумала, и шеф-повар
не сказал бы этого, если бы не верил в это”.
“Именно это он и сделал бы”, - воскликнула миссис Этвелл. “И я задам ему на потеху
такую вкусную яйцеклетку, какой у него давно не было. Он просто
сказал это, чтобы подразнить. Что вы собираетесь сказать миссис Милрей?
“О, скажите ей, что я ни капельки нездоров, миссис Этвелл! У меня действительно болит голова,
правда.
“ Послушайте, ” безрассудно сказала миссис Этвелл. “Если ты веришь, что он сделал
это - а ему нет до этого никакого дела - почему бы тебе просто не пойти на танцы в них,
а потом вернуть их ему после того, как выйдет яйцеклетка? Это сделало бы его правым.
Клементина прислушалась, испытывая искушение, а затем покачала головой.
“Так не пойдет, миссис Этвелл, ты же знаешь, что этого не будет, ” сказала она, и миссис
Этвелл слишком мало верила в ее предложение, чтобы оно возымело действие. Она
ушла, чтобы передать послание Клементины миссис Милрей, и ее задача
была значительно облегчена растущими трудностями, которые начала создавать миссис Милрей
чтобы найти, поскольку путь был для нее идеально расчищен, в воображении
управление Клементиной на танцах: ни ребенок, ни женщина, ни
служанка и не госпожа, как ей было успешно пройти через это,
не огорчая себя и не оскорбляя других? Пропорционально тому, какое
облегчение она испытала, миссис Милрей выразила свое непримиримое горе; но
когда более простая миссис Этвелл предложила ей пойти и поговорить с
Клементина, сказала она, нет, нет; лучше оставь ее в покое, если она так себя чувствует.
и, возможно, в конце концов, она была права.
XI.
Клементина слушала музыку танца, пока не прозвучала последняя нота
; и она услышала веселые крики и смех танцующих, когда
они вышли из бального зала и начали расходиться по коридорам
и верандам, а вскоре пожелали друг другу спокойной ночи. Затем она
зажгла лампу, положила тапочки обратно в коробку и завернула
их в красивую бумагу, в которой они были, и перевязала лентой с надрезом
. Она думала, сколько она имела в виду поставить в тапочки так, после
танец, когда она танцевала, ее заполняют в них, и как по-разному она
делал все сразу и сейчас. Она написала имя клерка на посылке, а затем
взяла коробку и спустилась с ней в офис. Казалось, что
быть никого не было, но шум ее шаг Фэйн пришла в случае
буквы-боксы, и на преодоление ее на длинный стол.
“Что хотели, Мисс клаксон?” - спросил он со своей безнадежной
почтительностью. “ Я могу что-нибудь для вас сделать?
Она не ответила, но серьезно посмотрела ему в глаза и положила посылку
на открытую кассу, а затем вышла.
Он взглянул на адрес на посылке, и когда развязал ее, коробка была
она открылась, и из нее выпали туфли, как это было с Клементиной.
Он забежал с ними за рамку почтового ящика и поднял их, прежде чем
Грегори, который сидел на табурете, который он обычно занимал, с мрачным видом.
потирая колено.
“ Как ты думаешь, Фрэнк, что это значит?
Грегори хмуро посмотрел на туфли. “Это тапочки, которые она получила сегодня"
. Она думает, что ты отправил их ей.
“И она не захотела их получить, потому что думала, что их отправил я! Так же точно, как
Я стою здесь, я никогда этого не делал, ” торжественно заявил клерк.
“Я знаю это”, - сказал Грегори. “Я послал их”.
“Вы!”
“Что такого замечательного?” Возразил Грегори. “Я увидел, что она хочет их".
в тот день, когда здесь был разносчик обуви. Я это видел, и ты тоже.
“Да”.
“Я пошел в лес, и мужчина обогнал меня со своим фургоном. Я
поддался искушению и купил у него тапочки. Я хотел подарить их ей тогда.
но я сопротивлялся и думал, что никогда не должен их дарить.
Сегодня, когда я услышал, что она собирается на танцы, я отправил их ей.
анонимно. Это все, что есть об этом ”.
На мгновение клерка охватила горечь. “Если бы она знала, что это ты, она
не вернула бы их”.
“Это мы еще посмотрим. Я скажу ей, сейчас. Я никогда не хотел, чтобы она знала,
но она должна, потому что в своем невежестве причиняет тебе зло.
Грегори молчал, а Фейн пытался оценить степень своих собственных
страданий и полностью осознать произошедшее. В
итоге его попытка провалилась. Он спросил Грегори: “Как ты думаешь,
ты правильно поступил со мной?”
“Я никому не делал добра, ” сказал Грегори, “ даже самому себе; и я
вижу, что имел в виду собственное удовольствие. Я должен сказать ей правду.
а потом я должен покинуть это место.
“ Полагаю, ты хочешь, чтобы я держал это в секрете, - сказал Фейн.
“ Я ни о чем тебя не прошу.
“И она не стала бы”, - сказал Фейн после раздумья. “Но я знаю, что она была бы
рад этому, и я ничего не скажу. Конечно, она не может заботиться
для меня, и-вот моя рука с мое слово, если вы этого хотите.” Григорий
молча взял руку протянут к нему и Фэйн добавил: “Все, что я
спрашиваем, что вы сказать ей, что я не осмелился послать ей
обувь. Она бы не рассердилась на тебя за это.
Грегори взял коробку и, после некоторых попыток заговорить, ушел.
Это была старая проблема, старая ошибка, старая глупость; он поддавался
импульсу на каждом шагу, и на каждом шагу он грешил против другого
или против самого себя. Какую боль он причинил сейчас простой душе Фейна;
какую боль он причинил бедному ребенку, который так ошибся и был наказан
простая душа! С Фейном все было кончено, но с Клементиной
возможно, худшее еще впереди. Он не мог надеяться увидеть девушку раньше
утром, и потом, что он должен ей сказать? При виде горящей лампы
в миссис Комната Этвелла, которая находилась на одном уровне с верандой, по которой он
шел, ему пришло в голову, что прежде всего он должен пойти к ней,
и признаться во всем случившемся; если бы ее муж был с ней, он должен был бы
исповедуйся перед ним; они были там вместо отца ребенка
и матери, и это было из-за них. Как он быстро прижал к
свет он подставил в его считала, что он должен сказать, что он и сделал
не заметили, как он повернулся, чтобы войти в собственный коридор, ведущий к миссис
Квартира Этвелла, фигура в дверях. Она отпрянула от него.
он узнал Клементину. Его цель мгновенно изменилась,
и он сказал: “Это вы, мисс Клаксон?" Я хочу поговорить с тобой.
Ты придешь на минутку, когда я смогу?
- Я... я не знаю, как бы я поступила, - запинаясь, произнесла она. Но она увидела коробку под
его рука, и она подумала, что он хотел поговорить с ней об этом, и
она хотела услышать, что он скажет. Она ждала у двери
нет, потому что она не могла пойти к ней в комнату без необходимости
что-то еще произойдет.
“Вы не должны бояться. Я не буду вас задерживать. Пойдем со мной на минутку.
Я должен тебе кое-что сказать немедленно. Ты совершил ошибку. И
это моя вина. Пойдем!”
Клементина вышла с ним на лунный свет, и они пошли.
по траве, которая спускалась между отелем и рекой. Там
вокруг все еще были люди, запоздалые курильщики поодиночке и группами вдоль
площадей, и молодые пары, такие же, как они, прогуливающиеся на сухом воздухе,
под чистым небом.
Грегори потерпел несколько неудач, пытаясь начать, прежде чем сказал: “Я
должен сказать вам, что вы ошибаетесь насчет мистера Фейна. Я был там
за почтовыми ящиками, когда ты вошла, и я знаю, что ты оставила эти туфли.
ты думала, что он послал их тебе. Он их не отправлял.”
Клементина ничего не ответила, и Грегори был вынужден спросить: “Ты
хочешь знать, кто их послал? Я не скажу тебе, пока ты сам этого не пожелаешь”.
“Думаю, я должна знать”, - сказала она и спросила: “А ты нет?”
“Да, потому что теперь ты должен винить кого-то другого в том, что, по твоему мнению, сделал Фейн
. Я отправил их тебе.
Сердце Клементины подпрыгнуло в груди, и она не смогла ничего сказать
. Он продолжал.
“Я видел, что они были тебе нужны в тот день, и когда разносчик случайно
догнал меня в лесу, где я гулял, после того, как я оставил тебя, я действовал
повинуясь внезапному порыву, я купил их для тебя. Я намеревался отправить их
тогда анонимно. Я совершил одну ошибку, действуя в соответствии с
импульсивность - моя опрометчивость - мой главный грех, и я хотел добавить к этому еще и разновидность
обмана. Но меня удерживали от этого до сегодняшнего дня. Я надеялся, что ты
хочу носить их на танцы сегодня вечером, и я положил их в
почта за вас сам. Мистер Фэйн ничего не знал об этом. Что
вот и все. Виновата я, и никто другой.
Он ждал, что она заговорит, но Клементина смогла произнести только: “Я не знаю,
что сказать”.
“Ты не можешь сказать ничего, что было бы достаточным наказанием для меня. Я поступил
глупо, жестоко”.
Клементина так не думала. Она не была возмущена, как тогда, когда
думала, Фейн позволил себе такую вольность с ней, но если мистер Грегори думал, что
все так плохо, значит, это что-то гораздо более серьезное, чем она себе представляла
. Она сказала: “Я не понимаю, почему ты хотел это сделать”, надеясь, что
он сможет сказать ей что-то, что заставит его поведение казаться
менее ужасным, чем он, казалось, думал.
“Есть только одна вещь, которая могла бы это оправдать, и это то, что
я не могу оправдать”. Это было очень загадочно, но молодость любит загадки,
а Клементина была очень молода. “Я сделал это”, - торжественно сказал Грегори, и
он чувствовал, что теперь действует не импульсивно, а исходя из мудрого решения.
обдуманное решение, от которого он не мог отказаться без вины,
“потому что я люблю тебя”.
“О!” - воскликнула Клементина и отшатнулась от него.
“Я знала, что это сделает меня отвратительным!” - горько воскликнул он. “Я должен был
сказать тебе, объяснить, что я сделал. Я не мог не сделать этого. Но теперь, если
ты сможешь забыть это и никогда больше не вспоминать обо мне, я могу уйти и попытаться
как-то искупить свою вину. Меня направят ”.
Клементина не знала , почему она должна чувствовать себя оскорбленной .
то, что он сказал ей; но если мистер Грегори думал, что это неправильно с его стороны
говорить так, значит, это неправильно. Она не хотела, чтобы он чувствовал себя плохо,
даже если он поступил неправильно, но она должна была принять его точку зрения на то, что он сделал
. “Ну, конечно, мистер Грегори”, - ответила она. “Ты не должна возражать"
.
“Но я действительно возражаю. Я была очень, очень эгоистичной, очень легкомысленной. Мы
Оба слишком молоды. Я не могу просить тебя подождать, пока я не выйду замуж...
Это слово по-настоящему напугало Клементину. Она сказала: “Я не верю, что я..."
лучше пообещай.
“О, я знаю это!” - сказал Грегори. “Я уезжаю отсюда. Я
собираюсь завтра, как только я ... как только я смогу уйти.
Спокойной ночи-я”--Клементина в смятении поднесла руки к ней
лицо. “О, не плачь ... я не могу допустить, чтобы тебя плакать.”
Она убрала руки. “Я не плачу! Но я бы хотел Нева видел
те slippas”.
Они пришли к берегу реки, течение которого трепетали на что
точка в чешуйчатую рябь в лунном свете. По ее словам Грегори вдруг
вытащил коробку из-под его руки, и бросил его в поток, как
насколько он мог. Его поймали на мелкой ряби, Хун Ли
мгновение, затем высвободилась и быстро поплыла вниз по течению.
“О!” Клементина застонала.
“Ты хочешь их вернуть?” - потребовал он. “Я пойду за ними!”
“Нет, нет! Нет. Но это казалось таким ... расточительством!”
“Да, это тоже грех”. Они молча поднялись в отель. У двери миссис
Этвелл он заговорил. “Постарайтесь забыть то, что я сказал, и простите меня, если
сможете”.
“Да-да, я постараюсь, мистер Грегори. Вы не должны думать, что это какие-МОА”.
ХІІ.
Клементина не спал, пока хорошо только под утро, и она была еще
спал, когда миссис Этвелл стучали и звонили в то, что ее брат
Джим хотел ее увидеть. Она поспешила вниз, и в смятении духа
оставшиеся от ночи, прежде чем она подала голос сладко на Джима, как будто он
был Григорий, “Что такое, Джим? Зачем я тебе нужен?
Мальчик ответил с отвращением, которое всегда вызывают манеры сестры вести себя в обществе.
Брат. “Мотя хочет тебя. Говорит, что ей плохо, и она
хочет, чтобы ты пришел и помог. Затем он пошел своей дорогой.
Миссис Этвелл привыкла к тому, что их семьи в любой момент забирали у нее помощь.
“ Полагаю, тебе пора идти, Клем, - сказала она.
“ О, да, мне пора, ” согласилась Клементина с ноткой облегчения.
что озадачило миссис Этвелл.
“ Вы связали чтение с мистером Милреем?
“О, нет ... нет, я имею в виду. Но я думаю, мне лучше пойти домой. Я думаю, меня не было
достаточно долго”.
“Ну, ты хороший парень, Клем. Полагаю, у твоей ночной бабочки есть право на то, чтобы
пригласить тебя домой” если ты ей нужен. Клементина ничего не сказала на это, но
быстро повернулась и снова направилась наверх, в свою комнату. Хозяйка квартиры
крикнула ей вслед: “Вам поговорить с мисс Милрей, или вы хотите, чтобы это сделала я
?”
Клементина оглянулась на нее через плечо и промурлыкала: “Почему, если вы
с удовольствием, миссис Этвелл”, - и направилась в свою комнату.
Миссис Милрей не очень сожалела о том, что она уезжает; она собиралась уезжать сама.
очень скоро, и более ранний отъезд Клементины упростил вопрос.
избавиться от нее; но она осыпала ее упреками, которые
Клементина приняла приглашение с такой милой искренностью, что другая женщина, кроме миссис
Милрей, возможно, обвинила бы себя в том, что злоупотребила ее прямотой.
Этвеллы вполне могли отпустить девушку домой пешком, но они отправили ее домой.
она была запряжена в повозку с одним из конюхов, который должен был ее отвезти. Домовладелец
положил ее аккуратный сверток под сиденье повозки собственноручно
. Было что-то в поведении ребенка, в ее достоинстве и
ее дружелюбии, что заставляло людей предлагать ей, наполовину в шутку, наполовину
всерьез, уважение к возрасту и положению.
Она не знала, попытается ли Грегори увидеться с ней до того, как она уедет.
Она подумала, что он, должно быть, знал о ее отъезде, но поскольку он не пришел
попрощаться с ней и не прислал ей никакого сообщения, она решила, что он этого не ожидал.
не ожидала, что он это сделает. Примерно на третьей неделе сентября она услышала
что он уехал из Мидлмаунта и вернулся в колледж.
Она продолжала свою работу по дому, помогала матери и присматривала
за малышами; она следовала за отцом в лес в его
поисках материала для тростей и консультировала обоих по поводу
вкус летних людей в одежде и с тростями. Наступила зима, и она
за время долгого досуга прочитала много книг, в основном романов, из библиотеки ректора
. У него был целый комплект "Мисс Эджворт" и почти все "Мисс
Остин и мисс Герни, и он подарил их Клементине, как лучшее для ее ума, а также для ее морали.
он верил, что ничто не может быть лучше
лучше любой, чем эти старые английские романы, которые у него были почти
забыли в их детали. Она заново раскрасила блеклую английскую жизнь
историями о том, как она жила в янки; и, казалось, все они сходились во мнении
, что с ней действительно занимались любовью, а не так
слишком рано, в ее шестнадцатилетнем возрасте, для большинства их героинь.
были ненамного старше. Условия заявления Грегори и его отмены
были загадочными, но не более, чем многие подобные
вещи, и, судя по тому, что происходило в романах, которые она читала, роман мог
можно верить, что со временем все само собой образуется. Она была скорее
более вдумчивой в этом, и однажды ее мать спросила ее, что с ней такое
. “Наверно, я старею, маман”, - сказала она, и повернулась
вопрос выкл. Она бы не рассказывать маме о
Грегори, но это было бы не принято; и ее мать бы
забеспокоилась и обвинила бы его. Клементина могла бы сделать больше
с легкостью доверила это дело своему отцу, но, насколько она знала, отцам
никогда не доверяли ничего подобного. Она была бы
желая, чтобы этот несчастный случай стал известен миссис Ричлинг Ричлинг;
но так и не наступил момент, когда она могла бы добровольно довериться
ей, хотя той зимой она много времени проводила с ней. Она была миссис Ричлинг.
Лейтенант Richling в социальных дел прихода, который
жена ректора взял под свое попечение. Она помогла ей организовать развлечения
такого рода, которые можно было устраивать в церковной гостиной, и они справились
вместе с несколькими танцами, которые пришлось перенести в ратушу. Они
сумели заставить молодежь деревни почувствовать, что они
имея гей время, и Клементина не сама чувствую, что это было
скучно одной. Она научила их некоторым новым шагам и фигурам, которые
прислуга обычно подхватывала у летних ребят в Мидлмаунте, и
вместе практиковались; ей это нравилось; ее мать сказала, что ребенок будет
в любое время лучше танцевать, чем есть. Она никогда не была грустной, но в ее милости было столько достоинства
, что ректор время от времени жаловался на это.
чувствуя себя подавленной из-за нее.
Она не знала, ожидала ли она, что Грегори напишет ей, или нет;
но когда писем не пришло, она решила, что и не ждала их. Она
задавалась вопросом, вернется ли он в Мидлмоунт следующим летом; но
когда наступило лето, она услышала, что на его место взяли другого ученика
. Она слышала, что у них появился новый клерк и что постояльцы были
не такими приятными. Прошел еще год, и ближе к концу сезона
Миссис Этвелл пожелала, чтобы она снова приехала и помогла ей, и Клементина отправилась
в отель, чтобы смягчить свой отказ. Она объяснила, что у ее матери
сейчас так много шитья, что она не может уделить ей время; и миссис Этвелл
сказала: Что ж, это было верно, и что она, должно быть, величайший специалист по шитью.
зависимость для ее матери. “Ах ты идешь на семнадцать в этом году, не
вы?”
“Мне было девятнадцать последний день августа”, - сказала Клементина, и миссис
Этвелл вздохнул и сказал, как быстро пролетело время.
Была вторая неделя сентября, но миссис Этвелл сказал, что они собирались
оставить дом открытым до середины октября, если смогут,
ради осенней листвы, которая становилась настоящим праздником.
обычай.
“Я полагаю, вы знали, что мистер Ланда мертв”, - добавила она, и, увидев на лице Клементины
изумление, она сказала с естественным удовлетворением: “Мм! умер
пятнадцатый день августа. Я предполагал, что ты каким-то образом узнаешь об этом, хотя
если подумать, ты видел не так уж много из них. Я думаю, он
был хорошим человеком; слишком хорошим для нее, я думаю ”, - заключила она в "Новой
Англии" необходимость обвинять кого-то. “Она прислала нам папаху”.
Были ранние заморозки, и люди говорили, что зима будет суровой
но не это заставило отца Клементины взяться за работу
отделку своего дома. Теперь его токарный бизнес был хорошо налажен, и
он скопил достаточно денег, чтобы заплатить за работу. В последнее время он
расширил сферу своей деятельности, изготовив воротные столбы и урны для
верхушек ворот, которые стали очень популярными, для передних дворов
ферм и деревенских домов на обширных территориях страны. Они продавались больше
стабильно, чем изделия поменьше, чашки, горшки и маленькие вазочки
и блюда, которые когда-то были продукцией его токарного станка; после
в первый сезон интерес дачников к ним снизился; но
столбики ворот и урны пришлись по вкусу местным жителям.
Клэксон пожелал сам внести последние штрихи в дом, и
ради этого он был готов приостановить более прибыльные работы. Через некоторое
попытки штукатурных работ он был вынужден оставить это штукатуры,
но он сумел хлопок-интерната, с Клементине руку ему доски и
ногти, и, чтобы держать его в комплекте с молотком он был склонен упасть в
критические моменты. Они почти постоянно разговаривали за работой и на досуге
, который проводили на бурых иголках под соснами у
стены дома. Иногда стук молотка или разговоры были бы
прерваны зовущим голосом из проезжающего автомобиля в скрытом
проезжая часть, что-то насчет урн. Клаксон бы ответа, не утруждая
сам проверить дознавателя; или сходя со своего места, что он будет
обходить их, а затем молотком, или поговорить с Клементиной.
Однажды в октябре после окончания работ к дверям подъехала карета.
дом был перенесен, насколько позволяли настроение и деньги Клэксона,
и они с Клементиной собирали мусор, оставшийся после его плотницких работ.
Он заменил деревянный брус, который когда-то служил входной дверью
на несколько ступенек под беседкой деревенской работы; но это все еще было так ново
что младшие дети не переросли свою гордость этим местом и теперь
играют там в ведение домашнего хозяйства. Клементина обежала вокруг дома к задней двери
и вышла через парадный вход как раз вовремя, чтобы спасти посетителя и
детей от недоразумения, в которое они начали впадать, и встретила
ее с ослепительной гостеприимной улыбкой и признанием, полным
сострадательного приветствия.
Ландер миссис уступил ее слезы, как она вспыхнула: “Ой, это не
кстати, это был последний раз, когда я был он, а! Услышишь Ты, что он ... что г-н
Ланда--”
“ Миссис Этвелл рассказала мне, ” сказала Клементина. “ Не могли бы вы войти и присесть
?
“ Ну, да. Миссис Ландер протиснулась в узкую дверь того, что должно было стать
гостиной. Ее крепы разметались вокруг нее и источали сильный аромат
своих красок. Ее покров смягчил ее тяжелое лицо; но она так и не вырос
тоньше, в ее утратой.
“Я только вчера вечером добралась до Мидлмонта, - сказала она, - и мне захотелось
увидеть вас и ваших родителей, мисс Клаксон, обоих. Это так его вернет!
Вы не Нева знаю, сколько он думал о тебе, а ты все думаешь, что я
сумасшедший. Я не приеду, пока он был со мной, и теперь я должен прийти
без него; Я продержалась с ним так долго, как только могла.
продержалась. Не то, чтобы он был тем, кто настаивал, и я не знаю, насколько он много говорил об этом
после того, как мы покинули отель два года назад; но я предполагаю, что это
это не выходит у него из головы ни на минуту. Снова и снова я спрашивал
"Послушай, Альберт, ты относишься к этому так же, как раньше?" и он отвечал
скажи: "У меня не было повода думать об этом", и тогда я бы
начал пытаться отговорить его от этого и продолжал бы пререкаться, пока он не
скажи: "Ну, я не прошу тебя делать это", - и это все, что я смог получить
из него. Но я вижу, что все это время он не хотел, чтобы я это делала, о чем бы он ни просил.
и теперь я должна это делать, когда это не может доставить ему никакого удовольствия ”.
Миссис Ландер достала свой носовой платок с черной каймой и зарыдала в него.
Клементина подождала, пока ее горе пройдет; тогда она протянула ей
миссис Ландер взяла веер, и она с благодарностью охладила свое разгоряченное мокрое лицо. Детям
показались раздражающими звуки ее страданий и невнятный тон ее монолога
и они ушли играть в лес; Клэксон продолжал
равнодушно относившийся к работе, на которую его оставила Клементина; его жена
сохранила уверенность, которую она всегда испытывала в способности Клементины
взаимодействовать с миром, когда он представал перед ней, и хотя ей было
достаточно любопытно, она не предложила прервать интервью девушки с
Миссис Ландер; Клементина знала бы, как себя вести.
Спускаемый аппарат госпожи, когда она обновилась сама с вентилятором, казалось,
Получить свежий тисках ее тема, и она сказала Клементина все прервать-Н
Последняя болезнь Ландера. Оно было настолько коротким, что он дал ей времени на
попробуйте климат в Колорадо на него, что теперь она чувствовала, что бы
привела его в чувство; и она вспомнила, когда было уже слишком поздно, дать ему
свое собственное лекарство от печени, хотя, похоже, это была не его печень.
поражена была печень; вот что было странно. Но, краткая
как и болезнь его была, он чувствовал, что это был его последний, и
торжественно говорил за ее будущее с ней, что он, казалось бы
быть одиноким. Он не назвал Клементину, но миссис Ландер хорошо знала
что он имел в виду; и теперь она хотела спросить ее, и ее отца, и
мама, как бы они все хотели, чтобы Клементина приехала и провела зиму
сначала с ней в Бостоне, а потом дальше на юг, и везде, куда бы она ни отправилась
. Она извинилась за то, что не пришла раньше с этим
поручением; она решила выполнить его, как только мистер Ландер ушел, но она
сама была больна и только сейчас встала с постели.
Клементина была слишком молода, чтобы в полной мере ощутить пафос этого дела, или
возможно, даже проследить за извилистым ходом мотивов миссис Ландер, но
она была тронута своим горем и не могла сдержать трепета удовольствия
от смутного великолепия будущего, которое обрисовывалось предложением миссис Ландер.
Какое-то время она думала, что миссис Милрей собирается пригласить ее в гости.
навестить ее в Нью-Йорке; миссис Милрей на что-то намекнула
в том же духе, что и при прощании, но это было последнее; и теперь она
сразу решила, что хотела бы пойти с миссис Ландер, пока
осторожно сказав, что она попросит своих отца и мать прийти и
поговорить с ней.
XIII.
Ее родители возражали против того, чтобы оставлять работу; каждый предлагал, что
другому лучше уйти; но они оба пришли по настоянию Клементины. Ее
отец рассмеялся, а мать нахмурилась, когда она рассказала им, что миссис
- Спросил Ландер, испытывая те же сомнения в ее здравомыслии. Они частично
отказались от этой теории ради убеждения в простом безрассудстве миссис Ландер, когда
она начала говорить, и это постепенно уступило восприятию того, что у нее
были некоторые проблески здравого смысла. В первую очередь, было разумно хотеть
иметь Клементину с собой, и хотя, возможно, было бы бессмысленно предполагать
, что они будут стремиться отпустить ее, они не обнаружили такого большого желания
об этом, пока миссис Ландер продолжала рассказывать. Одной из ее потребностей было проговориться
подавить свои эмоции, прежде чем прийти к своим идеям, которые часто встречались
запутанные, но не лишенные определенной пристойности. Она теперь была,
после ее интервью Клементина, в непосредственном присутствии этих,
и это был ее идеи, которые она начала производить отца девушки и
мать. Она откровенно сказала, что у нее денег больше, чем она знает, что с ними делать
и они не должны думать, что она делает одолжение, потому что
она действительно просила об одолжении.
Она была одна в целом мире, без близких связей или
родственников ее мужа, и было бы милосердием, если бы они позволили
их дочери приехать и навестить ее; она назвала бы это не более чем
навестить; это было бы лучшим решением с обеих сторон; она рассказала о своем большом
увлечении Клементиной с первого раза, когда увидела ее, и о желании ее мужа
хотелось бы, чтобы она приехала погостить к ним тогда на зиму. Как для
эти деньги она попыталась заставить ребенка взять, она предположила, что они
знал об этом, и она хотела бы сказать, что она это сделала потому, что она была
боюсь шлюпке господин говорил так много о шитье, что они будут
будете разочарованы. Она дала волю слезам при этом воспоминании и
призналась, что все равно хотела, чтобы у ребенка были деньги. Она закончила
спросив миссис Клаксон, не будет ли она так любезна дать ей попить
воды; и она оглядела комнату и сказала, что у них все готово.
теперь они многое закончили, не так ли? Она делала замечания по
это, так хорошо, что миссис клаксон дал ей своего рода разрешительных приглашение
смотреть про весь нижний этаж, заканчивая кухней.
Миссис Ландер села там, пока миссис Клаксон доставала из труб стакан
воды, которую, как она с гордостью объяснила, качала по всему дому
ветряная мельница, которая снабжала энергией токарные станки ее мужа.
“Ну, желаю, чтобы муж мАч может пробовали что вата”, - отметила госпожа
Спускаемый аппарат, словно напомнил мужей словом и действием
опустив стекло. “Он всегда умел готовить хорошую холодную воду.
Боже мой! Ему понравилась ваша кухня, миссис Клаксон. Он всегда был таким
дом-тело, и он сделал так ти объед отелей. Несмотря на все, что у него был такой
вид, когда вы видите его, как человека - ну! - чопорного и гордого, он был
вкусы фа моа были более обычными - я не имею в виду, что обычными, в точности, эйта, - чем у меня.
кем я был; и часто, когда мы проезжали по стране,
и мы проходили мимо тех длинных домов, разве вы не знаете, с
кухней рядом с дровяным сараем, а потом перед вами открывался проход
на конюшню, мистер Ланда, он выходил и готовил урранд, просто так.
чтобы заглянуть на кухню; он сказал, что это напомнило ему его собственную.
кухня мотылька. Мы оба выросли в деревне, это факт,
и я думаю, если бы правда была известна, мы оба ожидали остепениться и
умри теа, когда-нибудь; но теперь его нет, и я не знаю, что будет со мной.
и иногда мне все равно. Я думаю, если бы мистер Ланда увидел
у тебя на кухне было бы не так-то просто вытащить его оттуда; и
Я верю, что если он живет anywhe сейчас он занимает столько комфо не в
меня закрыли здесь, как то, что я делаю. Полагаю, я как-нибудь остепенюсь...
скоро пройдет много времени, и если бы вы могли решиться позволить своей
дочери приехать ко мне с небольшим визитом до весны, вы не могли бы сделать
вещь, которая понравилась бы мистеру Ланда моа.
Миссис Клаксон сказала, что обсудит это с отцом ребенка;
и тогда миссис Ландер надавила на нее, чтобы та позволила ей забрать Клементину обратно в
поужинать с ней в Миддлмонте, если бы они не позволили ей остаться на
спокойной ночи. После Клементина уехал, Миссис клаксон обвиняют себя
ее муж, будучи величайшим глупцом в государстве, но он сказал, что
вагон был одним из Мидлмаунт вышки, и он догадался, что это все
право. Он видел, что Клем безумно хочет уйти, и не понимал, почему она
не должна этого делать.
“Ну, тогда я хочу”, - парировала его жена. “Мы ничего не знаем о
женщина, или кто она.”
“Я думаю, никакого вреда не придет к Клем на одну ночь”, - сказал клаксон, и миссис
Клэксон был вынужден вернуться к более серьезному вопросу о поддержании
ее тревога. Она спросила, что он собирается сделать, о разрешении Клем перейти на
всю зиму с совершенно незнакомым человеком; и он ответил, что не
сели на что еще, и было много хороших вещей, чтобы быть
мысль первая. Он добрался до пастора засветло и в
свете своего более широкого кругозора смог лучше, чем раньше, сориентироваться в миссис Ландер и
ее мотивах.
Когда она вернулась с девушкой на следующее утро, она подумала
о чем-то вроде верительных грамот. Это было письмо от нее.
церковь в Бостоне, которую она посещала всякий раз, когда выходила из дома, чтобы, если бы она
захотела, она могла присоединиться к церкви в любом месте, где бы ей ни случилось
остановиться. Это не произвело большого впечатления на Клэксонов,
которые не были религиозными, хотя и разрешали своим детям ходить в
Епископальную церковь и воскресную школу, и всегда собирались пойти туда сами.
Они сказали, что хотели бы обсудить этот вопрос с ректором, если
Миссис Ландер не возражает; она предложила прислать за ним свой экипаж,
и ректора немедленно привели.
Он был одним из тех людей, которые добились этого при разрушении старого
Пуританская вера и отмирание более позднего унитарианского рационализма,
так заметно продвинули и утвердили англиканскую церковь в Новом
Холмистая Англия, благодаря мудрому соответствию потребностям и
требованиям местного темперамента. В церковных кругах он был
добросовестно бескомпромиссен, но лично у него были такие же простые манеры,
как и простосердечие. Это был высокий худощавый мужчина в черном, цвета ржавчины, с
жилетом священника, застегнутым на все пуговицы, и научными очками, но с
просроченной соломенной шляпой, которая прослужила не одно лето, и фермерской
загар на лице и руках. Он произносится в церкви-письмо, хотя и довольно
вне своей церкви, а документ самого высокого уважения,
и он слушал с почтением пациента в автобиографии, которую Миссис
Ландер излил на него и на нее свои идентификационные данные, упоминая
того или иного человека в Бостоне, которого он знал из первых или вторых рук
. Ему не нужно было высказываться по поводу ее синтаксиса или ее социальных качеств;
этого было достаточно для него, в имени Claxons, чтобы найти то, что она
исповедовал.
“Вы должны думать”, - сказал он, смеясь, “что мы по-Особенно; но
дело в том, что мы довольно высоко ценим Клементину и хотим быть
уверены, что ваше гостеприимное предложение пойдет ей на пользу.
“ Конечно, ” сказала миссис Ландер. “Я должен был бы сам сделать ей аборт”.
“Я не знаю, - продолжил он, - говорил ли я когда-нибудь, как много мы о ней думаем”.
она, миссис Ричлинг и я, но это кажется хорошей возможностью, поскольку она здесь
отсутствует.
“Она не идеальна, но она настолько близка к тому, чтобы быть абсолютно хорошей девочкой
, насколько может, сама того не подозревая. У нее много здравого смысла, и
мы все хотим, чтобы у нее были наилучшие шансы ”.
“Ну, это именно то, что я чувствую к ней, и это именно то, что я имею в виду"
дать ей”, - сказала миссис Ландер.
“Я не уверен, что выражаюсь достаточно ясно”, - сказал ректор. “Я
имею в виду шанс доказать, насколько полезной она может быть. Как ты думаешь,
сможешь ли ты время от времени усложнять ей жизнь? Можешь ли ты быть сварливым,
требовательным и неразумным? Можешь ли ты сделать что-нибудь, чтобы заставить ее ценить
излишество и роскошь по их истинной ценности?”
Миссис Ландер выглядела немного встревоженной и немного обиженной. “Я не знаю,
насколько я понимаю, что именно вы имеете в виду”, - сказала она, нахмурившись скорее от
недоумения, чем от обиды. “Но ребенок все равно не было заботы, и ей
собственные матери не могли быть Бетта ей, чем мне. Здесь не все деньги
можете купить, что она все равно не имеет, если она этого хочет, и я прошу ее
это она предлагает себя столько, сколько она знает, как. Я хочу, чтобы она со мной
потому что я люблю ее; и мы с самого Фуст
она говорит, Ландер г-н и я, оба. У нее будут свои деньги,
и она потратит их на все, что ей заблагорассудится, и ей не нужно будет ничего вышивать.
работай с утра до ночи. Но если ты боишься, я приставлю тебя к
ней.
“Нет, нет”, - сказал священник и со смехом откинул голову.
Когда все было улажено, несколько дней спустя, после проверки
некоторых рекомендаций миссис Ландер в письмах в Бостон, он сказал
Отец и мать Клементины: “Сейчас есть только одна опасность, и это
то, что она избалует Клементину; но есть разумная надежда, что
она не будет знать как ”. Он обнаружил, что Клэксоны борются с новым
предчувствием, которое выразил Клэксон. “Я смотрю на это примерно так. Я
не хочу, чтобы эта женщина подумала, будто Ева думает, что Клем охотился за ее деньгами. На
лица его там не очень много для нее, что бы сделать кто-нибудь
но то, что мы за ней; и я хотел его pootty ну undastood
что мы ва-н-не то чтобы. Но я, кажется, не вижу никакого способа сказать ей об этом
.
“Нет, ” сказал священник, сочувственно подмигнув, “ это было бы
трудно”.
“ Совершенно очевидно, ” вмешалась миссис Клаксон, “ что она очень высокого мнения о своих деньгах.
и я понятия не имею, что бы она думала, если бы была Клем
в любом случае, это слишком большое одолжение. Если это не может быть абсолютно ровным,
в общем, я знаю, чего бы мне вообще хотелось.
“ Вы совершенно правы, миссис Клаксон, совершенно правы. Но я верю, что миссис Ландер
можно спокойно оставить, чтобы присматривать за ее собственные интересы. В конце концов, она имеет
просто спросила Клементина, чтобы пройти зиму с ней. Он будет хорошим
возможность для нее, чтобы увидеть что-то из мира; и возможно, это может
принести ей возможность размещения себя в жизни. Мы должны рассмотреть
эти штуки со ссылкой на молодую девушку”.
Миссис Клаксон сказала: “Конечно”, но Клаксон согласился не так легко.
“Я не чувствую, что должен хотеть, чтобы Клем смотрела на это в таком свете. Если
ей не представится шанс, я не хочу, чтобы она ходила вокруг да около
ради этого ”.
“Я полностью согласен с вами”, - сказал ректор. “Но я подумал, что
у нее не только не было достойного шанса в Мидлмаунте, но и нет
шансов вообще”.
“Думаю, это так”, - со смехом признал Клэксон. “Ну, я думаю, мы можем
предоставить Клему делать то, что правильно во всех отношениях. Как ты и сказал,
у нее много здравого смысла.
С этого момента он выбросил из головы все заботы по этому поводу; но
муж и жена никогда не бывает достаточно свободного ухода на одной и той же точке
общий интерес, и миссис клаксон предполагалось все больше и больше тревог
которого он отказался. Она волновалась под этим грузом и выразила
раздраженную нежность к Клементине, когда девушка, казалось, забыла о
любом из маленьких шагов, которые нужно было сделать перед великим, чтобы заполучить ее
одежда готова к выходу из дома. Она сказала наконец, что она предполагается, что они
делают дикую вещь, и что он выглядел еще безумнее и безумнее
больше она об этом думала; но все, что было, если бы Клем не нравилось, она могла
вернуться домой. К этому времени ее муж был в каком-то бесчувственном состоянии.
желание покончить с романом, которое люди испытывают в доме, где
проходят похороны.
На вокзале, когда Клементина отправилась в Бостон с миссис Ландер, ее
отец и мать, а также священник и его жена вышли проводить ее.
Другие друзья по ошибке сделали сами партии, и держал ее
говорю полостях, когда ее сердце было полно, пока поезд остановился.
Ее отец прошел с ней в салон-вагон, где носильщик отеля
Мидлмаунт-Хаус опустил ручную кладь миссис Ландер и взял последнюю
гонорар, который она ему навязала. При клаксон вышел он не был настолько удовлетворительно
о машине как он, возможно, был на его жену, которая никогда не была
в салон-вагоне, и кто остался гордо в фоновом режиме,
где она не могла видеть его со стороны. Он сказал, что ему было
так плохо из-за Клема, что он не заметил, на что похожа машина. Но
он смог сообщить, что она выглядела так же хорошо, как и любой из людей в
нем, и что, если там и были люди, одетые лучше, он их не видел. Он
признался, что она немного поплакала, когда он прощался с ней.
“Я думаю, - мрачно сказала его жена, - мы полные дураки, что позволили ей уйти”
. Даже если ей не понравится, те'а, с этой сумасшедшей головой, она уже не будет
прежней Клем, когда вернется.
У них было слишком тяжело на сердце, чтобы много спорить, и они в основном молчали, когда
ехали домой за саморазбитым жеребенком Клэксона: существом, которое
добровольно использовало упряжь почти с самого рождения и было примером
за трезвость и трудолюбие в своем роде.
Дети выбежали из дома им навстречу и рассказали историю о том, что
видели Клема в том месте в лесу, где поезд всегда замедлял ход
перед перекрестком, и куда они все отправились, чтобы дождаться ее. Она
увидела их из окна вагона и вышла на платформу,
и, проходя мимо, помахала им носовым платком и что-то крикнула им,
но они не могли расслышать, что это было, так они все ликовали.
При этих словах их мать не выдержала и с плачем ушла в дом. Не слышать
последние слова ребенка, которого она никогда больше не увидит прежним
если она вообще когда-нибудь ее увидит, было больше, по ее словам, чем могло вынести сердце
.
Жена священника вернулась домой вместе со своим мужем в приподнятом настроении.
надежда, которая взлетела до вершин, открывая вид на, возможно, большее количество
королевств этого мира, чем когда-либо должна видеть жена священника, даже
для другого. Она решила, что шансы Клементины составить блестящую партию
где-нибудь были на уровне определенности, и она
утверждала, что с опытом и с
ее врожденный такт, особенно если речь шла об очень высоком посту в Европе,
куда миссис Ландер теперь наверняка отвезла бы ее. Однако, если бы она не взяла ее с собой
в Европу, она наверняка оставила бы ей все свои деньги, и
это послужило бы той же цели, хотя и более косвенно.
Мистер Ричлинг высмеивал этот идеал будущего Клементины с
презрением, которое так же мало подходило к его одежде. Он сделал ее своей женой
осмыслить, что со всеми присущими ей изяществом и шармом, Клементина была
самонадеянная девчонка страны, которые не имели ни жестокосердие, ни
жадность души, которые получает человек в мире, и обслуживание
к их недостаткам рождения и образование. Он олицетворял это
даже если у него были благоприятные шансы на успех в обществе.
девушка, сильных и неприступных вульгарности Миссис Ландер бы
испортить их; и он рад этому, сказал он, ибо он считал, что
лучшее, что может случиться с ребенком будет вернуться домой
сладко и хорошо, как она ушла; он добавил, что они должны
как молиться.
Его жена признала это, но в ответ спросила, считает ли он такое возможным
и он был вынужден признать, что это невозможно.
Он испортил эффект своей уступки, добавив, что это было не более
возможно, чем то, что она стала блестящей и триумфальной общественной фигурой в
общество, будь то дома или в Европе.
XIV.
Вместо того чтобы сразу отправиться в Европу, миссис Ландер отправилась в этот
отель в пригороде Бостона, где у нее была привычка проводить поздние
осенние месяцы, чтобы подготовиться к климату раннего
зимние месяцы в городе. Она была немного озадачена тем, как обеспечить
Клементина, с уважением к себе, но она решила, что лучше всего
было бы, если бы она спала в комнате, смежной с ее собственной, с
в ней стояла раскладная кровать, так что ее можно было использовать как своего рода гостиную для обоих
общайтесь с ними в течение дня и будьте в пределах легкой досягаемости для разговора в любое время суток
.
Со своей стороны, Клементина начали искать после номере, Миссис Ландера,
большие и маленькие, как дочь, к своему зачатию и к
Миссис Ландер, но в другие глаза, как со слугой. Миссис Ландер стыдливо сжалась
от знакомства среди других дам, и в отсутствие этого,
она не могла представить Клементина, кто пришел на ранний завтрак
один, и сидел с ней на обед и ужин, служа ей
публике, как она сделала в частном порядке. Она побежала обратно в их комнаты, чтобы забрать ее
шаль, или платок, или в зависимости от того, капли или порошки нее случилось
учитывая ее питание, и скорректировать при помощи пуф
что метрдотель был официально размещенный у ее ног. Они редко сидели
в гостиной, где дамы собирались после обеда; они разговаривали только друг с другом
и здесь, как и везде, девушка проявляла сыновнюю заботу о
старой женщине. Вопрос о ее родстве с миссис Ландер стал настолько
острым среди нескольких гостей, что после того, как Клементина посмотрела на него,
перегнувшись через перила, с бьющимся сердцем и ногами, немного потанцевала
ночь, которую другие девочки устроили между собой и убежали
вернулась в свою комнату при приближении одной из самых добрых и смелых из
поэтому домовладелец счел своим долгом узнать у миссис Ландер, как следует относиться к мисс Клаксон
. Он деликатно справился с этим, сказав, что отдаст
заказанную ею воскресную газету своей сиделке, “Или, прошу прощения”,
добавил он, как будто совершил ошибку. “Да ведь она мне не жена”, - сказала миссис
Ландер объяснил просто, без раздражения или веселья: “Она просто
молодая леди, которая, если можно так выразиться, приехала ко мне в гости”, и это положило конец
к опасениям среди дам. Но это кое-что подсказало миссис
Спускаемый аппарат, а несколько дней спустя, когда они вышли из Бостона, где
они ходили по магазинам, и она была щедра недоумение отходов
перчатки, головные уборы, обувь, накидки и платья по Клементина, сказала она, “я
скажу тебе вот что. Нам нужна горничная.
“ Горничная? ” воскликнула девушка.
“ Она нужна мне не для меня и не для моих вещей, - сказала миссис Ландер. “Это ты"
и эти твои платья. Я полагаю, ты могла бы присмотреться к ним, если уж на то пошло.
подумай об этом; но я не хочу, чтобы ты была связана со многими
одежду; и я полагаю, мы должны найти ей утешителя во многих отношениях, кроме
одного из нас, нас обоих. Я не знаю, чего именно мы от нее хотим; но
Я думаю, что она будет, если она undastands ее дело, и я хочу, чтобы вы
пойдешь со мной, в зеркале, и найти один. Я буду говорить некоторые
дамы и узнать, где лучшее место, чтобы пойти, и мы найдем лучшее
есть”.
Леди, с которой разговаривала миссис Ландер, вступила в это дело с рвением, порожденным
затаенным чувством зла, которое она помогла причинить Клементине в "the".
общие сомнения в том, не была ли она сама горничной миссис Ландер. Она предложила
поехать с ними в Бостон, в разведывательное управление, где можно было найти
хороших девушек всех мастей; но в конце концов она дала миссис Ландер
адрес и инструкции относительно того, что ей требуется от горничной.
В основном ей предстояло нанять горничную-англичанку, если это вообще возможно, поскольку квалификация
более или менее естественно вытекала из ее национальности.
Оказалось, что горничной-англичанки не было, но была горничная-шведка, которая
прошла строгую подготовку в английской семье, живущей на Континенте,
и сразу же после службы пришла искать свое первое место в
Америка. Управляющий офисом заявил, что ее характер, изложенный в письменном виде
, безупречен, и миссис Ландер наняла ее. “Ты хочешь посмотреть
за этой юной леди”, - сказала она, указывая на Клементину. “Я могу посмотреть
за собой”, но Эллида взяла на себя заботу о них обоих в поезде, отправляющемся из
Бостон оперативной разведки.
“Мы должны привыкнуть к этому, наверное,” Миссис Ландер признался на первом
шанс шепчет Клементина.
В течение месяца после мытья лица и расчесывает волосы всех ее
братья и сестры, кто будет страдать его на руки, Клементина по
собственная голова была причесана камеристкой, которая отличалась такой же большой
осмотрительностью, как и сама Клементина. Она указала на
недостатки элементарных привычек миссис Ландер, просто спросив, должна ли она
приобрести ту или иную вещь для туалета, не критикуя
ее отсутствие, - а затем спросив, должна ли она приобрести те же вещи для туалета.
ее юная леди. Казалось, она предоставила миссис Ландер выбирать, из слоновой кости или серебра,
но у нее действительно не было выбора,
и они были серебряными. Она знала не только свое место, но и те места, где она жила.
из двух ее фрейлин, и вскоре она обучила их такому искусству, что они
были настолько опытны в том, что они могли и не могли делать для себя
и друг для друга, как будто проведение этих различий было в обычае
их жизни.
Их сердца были бы устремлены к Эллиде, но Эллида держала их на расстоянии
с мягкой почтительностью железной руки в
бархатной перчатке; и Клементина впервые научилась у нее представлять
непроходимая пропасть между госпожой и служанкой.
В конце месяца она дала им, как гром среди ясного неба, недельный отпуск.
предупреждение. Она исповедовала никакой обиды, и не был тронут Миссис Ландера
обжалование сказать, что зарплата, которую она хотела. Она только сказала, что
собирается снять квартиру на Коммонуэлс-авеню, где жила ее подруга
и когда неделя подошла к концу, она уехала и оставила своих бывших любовниц
чувствуя себя довольно опустошенной. “Я полагаю, нам придется позвать Аноту”, - сказала миссис
Ландер.
“О, не сейчас!” Клементина взмолилась.
“Ну, не сразу”, - согласилась миссис Ландер; и на какое-то время они
взяли друг друга под свою опеку, и им стало намного свободнее и счастливее
вместе.
Вскоре после Клементина испугалась однажды утром, когда она собиралась в
завтрак, увидев Мистера Фэйна на стол секретаря. Он не видел ее в;
он заглядывал в регистрационную книгу отеля, чтобы подсчитать счет для
отъезжающего гостя; но когда она отключилась, то обнаружила, что он поджидает ее,
с какими-то письмами.
“ Я не знал, что вы с нами, ” сказал он со своей задумчивой улыбкой, “ пока
Я не нашел здесь ваши письма, адресованные заботам миссис Ландер; и тогда я
сложил два и два. Это только показывает, насколько тесен мир, не так ли
ты так думаешь? Я только что вернулся из отпуска; я предпочитаю брать
это будет осенью, потому что путешествовать намного приятнее.
тогда. Полагаю, вы не знали” что я здесь?
“ Нет, не знала, ” ответила Клементина. “Я никогда и не мечтал о таком”.
“Конечно, с чего бы тебе?” Фейн задумался. “Я здесь с тех пор, как
прошлой весной. Но я скажу вот что, мисс Клаксон, что если это наименее
неприятно для вас, или наименее неприятно, или пробуждает какие-либо
ассоциации...
“О, нет!” Клементина запротестовала, и Фейн был избавлен от необходимости говорить
что бы он сделал, если бы это было так.
Он поклонился, и она сладко сказала: “Приятно познакомиться с кем-то, кого я видела
раньше. Я полагаю, ты не представляешь, как сильно все изменилось в Мидлмаунте
с тех пор, как ты, мы, Тея. ” безучастно ответил Фейн, чувствуя, что в его
нагрудный карман, о, он так и предполагал; и она добавила: “Может быть, кто-нибудь из этих
тех же гостей вернулся этим летом, и в июле у них было больше гостей, чем в августе,
Миссис Этвелл сказал. Мистер Махтин, шеф-повар, ушел, и
теперь вся прислуга другая.
Фейн продолжал шарить в одном кармане, а затем похлопал себя по другому.
карманы. “Нет, - сказал он, “ у меня его с собой нет. Должно быть, я оставил его
в своей комнате. Я только что получил письмо от Фрэнка - мистера Грегори, вы знаете,
Я всегда называю его Фрэнком - и я думал, что у меня это с собой. Он спрашивал
о Мидлмаунте; и я хотел прочитать вам, что он сказал. Но я найду
это наверху. Сейчас он окончил колледж и начал свое обучение в
школе богословия. Он в Андовере. Я не знаю, что и думать о Фрэнке,
часто, ” конфиденциально продолжил клерк. “Я говорю ему, что он
своего рода выживший в религии; он такой эстетичный”.
Фейну показалось, что он имел в виду не совсем эстетичный, но он не мог спросить
Клементина, что это было за слово. Далее он сказал: “Он великий хороший
Фрэнк, конечно, парень, но он недостаточно учитывает человеческую природу.
Он больше похож на одного из этих старомодных ортодоксов. Я хочу хорошо провести время.
при условии, что ты больше никому не причинишь вреда ”.
Он оставил ее и пошел выслушивать распоряжения дамы, которая склонилась
над конторкой и строго сказала: “Моя почта, пожалуйста”, и
Клементина не могла дождаться, когда он вернется; ей пришлось пойти к миссис
Спускаемый аппарат, и приготовьте ее на завтрак; Эллида учила миссис Ландер
роскошные беспомощности, в которой она сохраняется после того, как помогать горничной был
отозваны.
Клементина провела весь день, не переставая удивляться тому, что Грегори
сказал о Мидлмаунте, заполнив ее мысли. Должно быть, это как-то связано с ней.
он не мог забыть слова, о которых просил ее.
забыть. Теперь она вспоминала их с любопытством, в котором не было злобы.
ей хотелось знать, почему он на самом деле забрал их обратно. Она никогда не винила его, и
она пережила боль, которую испытала, не получив от него вестей. Но она
никогда не теряла надежды получить от него весточку, или, скорее, ожидания,
и теперь она обнаружила, что с нетерпением ждет его сообщения; она решила, что
это должно быть что-то вроде сообщения, хотя это и не могло быть ничем иным
прямым. Никто не встанет на свое место в ее фантазии, и она была
готовы попробовать то, что они думают друг о друге теперь, чтобы измерить ее
собственные обязательства в прошлое, знание его. Вряд ли
больше, чем это в ее сердце, когда она поплыла рядом
Место собора в ту ночь, что он может говорить с ней, и рассказать ей, что
Григорий сказал. Но он, по-видимому, забыл о своем письме и
хотел говорить только о себе. Он хотел проанализировать себя, рассказать
она знала, что он за человек. Он беспристрастно относился к этому предмету;
он не пощадил некоторых своих недостатков; и через неделю он предложил
переписку с ней в письме с тщательно выученной орфографией, как
средство взаимного совершенствования, а также дальнейшего знакомства.
Клементине стоило большого труда ответить ему так, как она хотела
и не задеть его чувств. Она отказалась в выражениях, которые, по ее мнению, были настолько холодными,
что они, должно быть, оскорбили его настолько, что он больше не хотел с ней разговаривать; но
он разыскал ее, как только смог, и поблагодарил за
он был добр к ней и просил прощения. Он сказал, что знает, что она очень
занятой человек, со всеми уроками, которые она брала, и что у нее нет
времени на переписку. Он выразил сожаление, что он не может
писать по-французски, потому что тогда переписку было бы хорошо
практика для нее. Клементина начала брать уроки французского, в
учитель, который вышел из Бостона. Она обедала три раза в неделю с
ней и миссис Ландер и говорила на этом языке с Клементиной, чей
акцент она хвалила за его чистоту; чистота акцента была характерной
из всех учениц этой леди; но что было действительно необычного в
Мадемуазель Клаксон отличалась чувством грамматической структуры; она писала
на языке даже более совершенном, чем говорила на нем; но красиво, но
чудесно; ее упражнения были чем-то изумительным.
Миссис Ландер бы Клементина принимать все уроки, которые
она слышала, как любой другой молодой леди в отеле брали. Одна из них
каждый день ездила в город и училась рисованию в художественной школе, и
она хотела, чтобы Клементина тоже этим занималась. Но Клементина этого не сделала;
она достаточно часто пыталась дома, когда ее брат Джим рисовал,
а ее отец создавал узоры для своих деревянных изделий; она знала, что
у нее это никогда не получится, и время будет потрачено впустую. Она решила отказаться от
уроков игры на фортепиано и пения тоже; ни то, ни другое ее не интересовало, и
она умоляла, что заниматься ими было бы пустой тратой времени; но она предложила
уроки танцев и ее дар к танцам заслужили большую похвалу и
возможно, более искреннюю, чем ее акцент от мадемуазель Бланк, хотя
Миссис Ландер сказала, что никогда бы не поверила, что кто-то может быть
более комплиментарно. Она выучила новые па и фигуры во всех
модных танцах; она освоила несколько причудливых танцев, которые тогда светское общество
начало заимствовать со сцены; и она исполнила их перед миссис
Лэндер добилась успеха, который она почувствовала сама.
“Я думаю, что могла бы преподавать танцы”, - сказала она.
“ Ну, тебе и не придется, дитя мое, ” возразила миссис Ландер, бросив взгляд
на боковую часть чемодана, что редко ускользало от ее внимания.
Несмотря на свое желание уважать эти интересы, Фейн не смог
удержаться от того, чтобы оказать Клементине знаки внимания, которые приняли форму
преследование, когда они сменили цветы для стола миссис Ландер на
письма для нее самой. Он извинялся за свои письма всякий раз, когда встречался с ней;
но наконец один из них подошел к ней перед завтраком с особым
Марка доставкой из Бостона. Он уехал в город, чтобы написать его,
и сказал, что если она не сможет дать ему благоприятный ответ, ему не следует
возвращаться в Вудлейк.
Ей пришлось показать это письмо миссис Ландер, которая спросила: “Вы хотите, чтобы он
вернулся?”
“Нет, в самом деле! Я не хочу, чтобы Ева снова его видела”.
“Ну, тогда, я думаю, ты знаешь, как ему это сказать”.
Девушка пошла к себе в комнату, чтобы писать, и когда она принесла ее
ответ, чтобы показать его миссис Ландер она нашла ее в хмурые мысли.
“Я не знаю, но тебе придется вернуться и написать все заново,
Клементина, - сказала она, - если ты сказала ему не приходить. Я тут подумал
, если ты не хочешь иметь с ним ничего общего, нам лучше уйти
сами по себе.”
“Да, ” ответила Клементина, “ именно это я и сказала”.
“Ты сказал? Ну, в этом замешана ведьма! Как ты дошел до...”
“Я просто хотел поговорить с тобой об этом. Но я подумал, может быть, ты захочешь
уйти. Или, по крайней мере, я должна. Я бы хотела вернуться домой, миссис Ланда.
“ Домой! ” парировала миссис Ландер. “В Подмосковье множество мест, где вы можете быть
от парня, к тому же дома, хотя я отвезу вас обратно, а это
минуту, если ты так говоришь. Но вам не нужно чувствовать горе'ked об этом”.
“Я не”, - сказала Клементина, но с залпом, который предал ее
нервозность.
“Я действительно думала, ” продолжала миссис Ландер, - что мне следует поехать в Вонндом“
на декабрь и январь, но, скорее всего, он придет и будет приставать
город тоже, и я бы не пошел туда сейчас, даже если бы ты отдал мне весь город
Бостон. Почему не пойти ли нам во Флориду?”
Когда шлюпку Миссис некогда представлял себе ход, кочевые импульс установленный
неотразима в ней. Она говорила о гостиницах на Юге, где они могли бы продлить лето.
и она наметила кампанию, которую привела в действие.
немедленные действия, вплоть до наступления на Нью-Йорк.
Часть 2.
XV.
Миссис Ландер отправилась в отель в Нью-Йорке, где у нее была привычка
останавливаться со своим мужем по пути на юг или Север. Кассирша знала
ее, пожала ей руку через кассу и сказала, что она может
располагайте ее старыми номерами, если она захочет; посыльный, который забирал их
ручную кладь, напомнил ей о себе; лифтер приветствовал ее с
улыбкой воспоминания.
Поскольку она уже встала, сразу сходит на спальный вагон, у нее не было
причина отказа от завтрака, как и другие люди; и она пошла с
Клементину в столовую, где метрдотель, который нашел для них
места, говорил с диковинным акцентом, а официант, который обслуживал
у них был язык, который внешне казался английским, но внутри был чем-то другим
в приготовлении блюд даже чувствовался оттенок знакомого
блюда, которые требовали перевода для неопытного вкуса девушки.
Она находила убежище в странностях все, когда ей было
вздрогнул от звука знакомого голоса, призывающие, “Клементина клаксон!
Ну, я был уверен, что все это время это был ты, и я решил, что не буду стоять
он еще минуту. Дитя мое, как вы изменились! Поэтому, я объявляю вам
потрясающая женщина! Когда вы приехали? Какая вы хорошенькая!” Миссис Милрей
обняла Клементину и поцеловала ее в доказательство своего восхищения
перед всем залом для завтраков. Она тоже была очень мила с миссис Ландер,
кто, когда Клементина познакомил их, поспешил сказать, что Клементина
там с визитом был с ней. Миссис Milray ответила, что она ей завидовала
такого гостя, как Мисс клаксон, и заявляла, что она должна украсть ее
поездка в гости к себе, если г-н Milray было не так много в любви с
ей, что он заставил ее ревновать. “Г-н Милрей должен завтракать в своей комнате
” объяснила она Клементине. “ Он неважно себя чувствует с тех пор, как
потерял мать. Да, ” сказала она с благопристойной торжественностью, “ я все еще в
трауре по ней, - и Клементина увидела, что она была в черном.
“Она умерла в прошлом году, и теперь я забираю Мистера Milray за границу, чтобы увидеть, если он
не взбодрить его немного. Вы собираетесь зимовать на юг?” она
вежливо осведомилась у миссис Ландер. “Я бы хотела пойти”, - сказала она, когда
Миссис Ландер предположила, что им следует уйти позже. “Что ж, вы должны заходить"
и видеться со мной как можно чаще, Клементина; и я буду иметь удовольствие
навестить вас”, - добавила она миссис Ландер с важностью, которая была потеряна в
субреточная неустойчивость ее бегства от них в следующее мгновение.
“ Боже, я совсем забыла о завтраке мистера Милрея! Она побежала обратно к
на столе она оставила на другой стороне комнаты.
“Кто это, Клементина?” - спросила миссис Ландер, о их пути к их
номера. Клементина объяснила, как могла, и миссис Ландер резюмировала
свои чувства в вердикте: “Что ж, она леди, если я когда-либо видела
леди, и в наше время их не так уж много увидишь.
Девушка вспомнила, как Миссис Milray некогда уже, казалось, очень любил
ее, и было впоследствии забыто красивые обещания и профессий
она добилась своего. Но она пошла с миссис Ландер, чтобы увидеть ее, и она увидела
Мистер Милрей тоже, ненадолго. Казалось, он рад их встрече.,
но все еще подавленный тяжелой утратой, которую миссис Милрей поддержала
почти весело. Когда он ушел от них, она объяснила, что он был хорошим
интернет-подальше от нее, со своей семьей, а она одобрила его,
хотя она явно не желает помогать ему во всех ступенях
примирение смерть матери была среди них.
Иногда его сестры приехали в отель, чтобы увидеть ее, но она забавляет
сама прекрасно и без них, и она дала гораздо больше ее досуг
Клементина и миссис Ландер.
Вскоре она узнала всю историю отношений между ними, и
когда Клементина впервые застала ее наедине с миссис Ландер, она могла бы
догадаться, что миссис Ландер рассказывала ей о романе Фейна,
даже если бы миссис Милрей сразу не крикнула ей: “Я все знаю об этом".
и вот что я тебе скажу, Клементина, я собираюсь взять тебя под контроль.
со мной и выдать тебя замуж за английского герцога. Мы с миссис Ландер
все это спланировали, и я собираюсь послать в пароходную контору сообщение
и нанять тебя на проезд. Все решено!
Когда она ушла, миссис Ландер спросила: “Как ты думаешь, что скажут твои родители
в любом случае, ты бы посоветовала поехать в Европу, Клементина?” как будто этот вопрос
уже обсуждался между ними.
Клементина колебалась. “Я бы хотела быть такой, миссис Милрей на самом деле"
хотела, чтобы я пошла с ней на ova.
“Почему, ты разве не слышала, как она это сказала?” - требовательно спросила миссис Ландер.
- Да, - вздохнула Клементина. “Миссис Спускаемый аппарат, я думаю Milray Миссис означает, что
она говорит, в то время, но она едина, что, кажется, забыл”.
“ Она высокого мнения о тебе, ” настаивала миссис Ландер.
“ Она была очень мила со мной тем летом в Мидлмаунте. Я думаю, может быть, она
хотела бы, чтобы мы пошли с ней, ” смягчилась девушка.
“Думаю, поживем-увидим”, - сказала миссис Ландер. “Я бы не хотела, чтобы она передумала".
"как ты говоришь, было слишком поздно”. Они помолчали.
Некоторое время оба молчали, а затем миссис Лэндер продолжила: “Но я полагаю, что у нее
не единственные проблемы с паром. Что бы вы сказали о том, чтобы
сходить на пару otha steams? Я провел на юге немало зинт, и мне
должно быть немного одиноко возвращаться в места, где я был с
Мистером Ландой. Я почувствовал это с тех пор, как поселился здесь, в этом отеле, и я не могу...
кажется, я хочу снова оказаться на той же земле, ну, не сразу ”.
“ Ну, конечно, миссис Ланда, - сказала Клементина.
“А если бы вы захотели”, - спросила миссис Ландер после еще одной небольшой паузы,
“если бы ваши родители захотели, поехать в Америку, к кому-нибудь из европейских
страны, чтобы провести зиму?”
“О да, действительно!” - сказала Клементина.
Они обсудили этот вопрос в одной из полных бесед, которые им обоим понравились. В
конце миссис Ландер сказала: “Что ж, я думаю, тебе лучше написать домой и спросить
свою маму, можешь ли ты поехать, так что, если исходить из того, что мы можем поехать в любое время"
. Скажи ей, пусть телеграфирует, если она тебе позволит, и напиши все "если"
и еще, чтобы она знала, как ответить, не заставляя тебя писать снова.
”
В тот вечер Миссис Milray подошел к их столику, из которого она была
ужин в одиночестве, и спросил в стеб: “что ж, вы сделали свой ум, чтобы
пойдешь со мной?”
Миссис Ландер прямо сказала: “Мы едва ли можем поверить, что вы действительно этого хотите".
”Я не хочу вас, миссис Милрей".
“Я не хочу вас? Кто вбил вам в голову такую идею! О, я знаю! Она
пригрозила Клементине ключом от двери, который держала в руке.
“Это была ты, не так ли? Какая хитрая, подозрительная штука! Что есть
на тебя, дитя? Ты меня ненавидишь?” Она не давала Клементина время
протест. “Ну, теперь я могу просто сказать тебе, что я действительно хочу тебя, и у меня будет
совершенно разбито сердце, если ты не придешь”.
“Ну, - писала она своим подругам в этом mohning,” Миссис Ландер сказал: “но я
полагаю, она не ГИТ в answa раз к тебе пароход, даже если они
отпусти ее”.
“О, нет, она так и сделает”, - запротестовала миссис Милрей. “Теперь все в порядке; тебе нужно идти.
и нет смысла пытаться увильнуть”.
Она приходила к ним всякий раз, когда могла застать их в столовой, и
она ежедневно стучала в их дверь, пока не убедилась, что Клементина получила известие
из дома. Мать девочки написала без знаков препинания в своем
письме, но с большим смыслом, что такой вопрос, как ее отъезд
в Европу, не может быть решен по телеграфу. Она не думала, что это стоит
во время сообщать обо всех фактах консультации с ректором которой
они провели после получения запроса Клементина и вновь
все оригинальный вопрос ее отношений с миссис Ландер в
более сильную форму. Он избавился от этого почти на тех же условиях , что и
и раньше, и они дают более охотно, потому что эксперимент так
далеко не удалось. Клементина, по-видимому, не жалоба госпожи
Шлюпку; она была готова уехать, и ректор и его жена, которые были
пригласила для Совета, оба были того мнения, что курс
Европейские путешествия были бы большим преимуществом для девушки, если она
пожелал, чтобы соответствовать себе для преподавания. Это была возможность, которую они
не должны упускать. Если миссис Ландер поедет во Флоренцию, как
судя по письму Клементины, она собиралась сделать, девочка
передать восхитительный зимний период в изучении одной из самых интересных городов
в мире, и она хотела узнать то, что позволит ей это сделать
лучше для себя, когда она пришла домой, чем она могла когда-либо надеяться
в противном случае. Мистер Ричлинг предположил, что она может никогда не выйти замуж, и это было
единственно правильным и справедливым, что она должна быть вооружена как можно большим количеством культуры
для борьбы в жизни; Миссис Ричлинг Ричлинг согласилась с этой довольно расплывчатой теорией.
Но она была уверена, что Клементина выйдет замуж с
большей выгодой во Флоренции, чем где-либо еще. Они ни один из них
действительно знал что-либо о Флоренции из первых рук; мнение ректора
основывалось на мысли о радости, которую принесло бы ему пребывание в Италии
; его жена надеялась на флорентийский брак ради
Клементина из нескольких романов, в которых любовь и путешествия шли рука об руку
к непреходящей чести триумфального американского детства.
Клэксоны не смогли изложить свою точку зрения на это дело, но если
Миссис Ландер хотела поехать во Флоренцию вместо Флориды, они не видели
почему Клементина не должна ходить с ней как в одно место, так и в другое?
Они не были лишены чувства лести от того, что их
дочь едет в Европу; но они поставили так далеко от них, как они
может, сильно мать и отец по иронии судьбы, как-то слишком
глупо, и они старались, чтобы они не перевесили с ними в
жалко, но рассмотрим только лучшие Клементина, и даже не
в отношении нее удовольствие. Мать поставила перед ней самый ответственный
вопросы, о чем она могла думать, в ее письме, а затем дал ей полный
уйти от отца, а также сама пройти, если она хотела.
Клементина предпочла бы, чтобы было слишком поздно идти с Милрэями, но
она чувствовала себя обязанной признать свое решение, когда оно было принято; и миссис Милрей,
каким бы ни было ее истинное желание, она сочла делом чести помочь миссис
Спальные места на ее пароходе. Это не потребовало особых усилий;
здесь достаточно спальных мест для тех, кто отправляется в зимний переход, и
Клементина оказалась попутчицей миссис Милрей.
XVI.
Как только миссис Ландер смогла добраться до своей каюты, она
легла на свою койку и начала принимать различные лекарства от
морская болезнь, которую она принесла с собой. Миссис Милрей сказала, что это было
мило, и что теперь они с Клементиной могут хорошо провести время. Но прежде
дело дошло до того, что она сжалилась над несколькими одинокими молодыми людьми, которых
она нашла на борту. Она подбадривала их, прогуливаясь с
ними по кораблю; но если кто-нибудь из них, несмотря на это, оставался скучным, она бросала
его и брала другого; и не пробыла она и двух дней, как умерла.
перебрала почти всех одиноких молодых людей из списка бортпроводников
. Некоторых из них она познакомила с Клементиной, но в такие моменты
поскольку она была за них в ответе; и по большей части она оставляла ее Милрею.
После того, как девушка села рядом с ним в ее пароход-стул, Миссис Milray сарай
сворачиваемся на коленях татуировка на руке одного из ее молодых людей,
некоторые смеялись и кричали о нем.
“Что она сказала?” - спросил он Клементину, подслеповато склонив опущенные поля
своей мягкой шляпы в ее сторону.
Она сказала, что не поняла, и тогда Милрей спросил: “Что за человек
этот бостонский юноша миссис Милрей? Он осел или ягненок?”
Клементина простодушно сказала: “О, она гуляет с этим англичанином
джентльмен теперь - этот ло'д.
“Ах, да”, - сказал Милрей. “Я слышал, на него не очень приятно смотреть”.
“Ну, не очень много”, - призналась Клементина, она не любит говорить
против людей.
“ Лорды иногда разочаровывают, Клементина, ” сказал Милрей, “ но
впрочем, и другие великие люди тоже. Я видел политиков на нашей стороне, которые были
разочаровывающими, и есть священнослужители и игроки, которые так не выглядят
. ”Он грустно рассмеялся. “Вот как люди говорят, кто немного
разочарование собой. Я надеюсь, вы не ждете от себя слишком многого,
Клементина?”
“Я не понимаю, что ты имеешь в виду”, - сказала она, напрягшись от подозрения, что
он, возможно, собирается подшутить над ней.
Он засмеялся веселее. “Ну, я имею в виду, что мы должны вдохновлять других ребят
выполнять их долг, иначе мы не сможем выполнять свой собственный. Нам нужен их пример. Благотворительность
может начинаться дома, но долг, безусловно, начинается за границей ”. Он продолжал, как будто
это было ответвлением того же вопроса: “Вы когда-нибудь встречались с моими сестрами?
Они приезжали в отель в Нью-Йорке, чтобы повидаться с миссис Милрей”.
“Да, я был в комнате один раз, когда они вошли”.
“Они тебе понравились?”
“Да, я почти не разговаривал с ними - я задержался всего на минуту”.
“Вы хотели бы увидеть еще кого-либо из семьи?”
“Почему, о це так!” Клементина была удивлена его просьбой, но он, казалось, в
всерьез.
“ Одна из моих сестер живет во Флоренции, и миссис Милрей сказала, что вы подумываете о том, чтобы
поехать туда тоже.
“Миссис Ланда подумала, что это было бы хорошее место, чтобы провести зиму. Это
приятное место?
“ О, восхитительно! Вы много знаете об Италии?
“ Не думаю, что не очень много.
“Ну, моя сестра довольно долго жила во Флоренции. Я бы хотела
передать тебе письмо к ней”.
“О, спасибо!” - сказала Клементина.
Милрей улыбнулся в ответ на ее сдержанное признание, но серьезно спросил: “Что
вы собираетесь делать во Флоренции?”
“Почему, я полагаю, что миссис Ланда хочет делать?”
“ Как вы думаете” миссис Ландер захочет появиться в обществе?
Этот вопрос не приходил Клементине в голову. “ Я не верю, что она захочет.
- задумчиво сказала она.
“А ты сможешь?”
Клементина рассмеялась. “Почему ты думаешь, ” рискнула спросить она, - что общество
захотело бы, чтобы я это сделала?”
“Да, я думаю, что так и было бы, если бы ты был таким очаровательным, каким пытался меня убедить"
. О, я не имею в виду, насколько тебе известно; но некоторые люди были
способы очаровательна, не зная об этом. Если Миссис Ландер не будет
в обществе, и должен быть способ нашли для вас пойти, не
откажусь, ты?”
“ Я подожду и посмотрю, пригласят ли меня, фауст.
“ Да, так будет лучше всего, ” сказал Милрей. “ Но я дам тебе письмо к
моей сестре. Мы с ней были известными закадычными друзьями, и мы ходили на отличные вечеринки.
когда мы были молодыми людьми, мы вместе посещали множество вечеринок. Тогда мы думали, что мир
прекрасен. Но все меняется ”.
Он погрузился в задумчивость, и они оба сидели в полном молчании, когда миссис
Милрей вышла из-за угла музыкальной комнаты в ходе своего
сделала двадцатый или тридцатый круг по палубе и представила своего господина
своему мужу и Клементине. Он тут же проигнорировал Милрея и посвятил себя
девушке, склонившись над ней, опираясь рукой о переборку
позади нее и разговаривая с ней свысока.
Лорду Лайонкурту было, должно быть, около тридцати, но у него был разгоряченный и
осунувшийся цвет лица человека, который принял больше, чем ему положено, за
вдвое большее количество лет. Это была одна из ошибок, нанесенных природой
он явно негодовал по поводу социальных преимуществ, для которых был рожден, ибо
он был довольно сдержан, как и подобает англичанам. Он выглядел очень застенчивым человеком.
пока он не заговорил, вы обнаружили, что он нисколько не застенчив. Он
выглядел таким англичанином, что можно было ожидать от него сильного английского акцента
, но его речь была скорее американской, без гнусавости
. Очевидно, это было не потому, что он много бывал в Америке;
он возвращался из своего первого визита в Штаты, который был
проведен в основном на Территориях; после короткого перерыва в Ньюпорте
он предпочел Запад; ему больше нравилось охотиться, чем быть преследуемым,
хотя даже на Западе его главным занятием было убивать время, которого там было больше, чем другой дичи.
он находил его в изобилии. Туземцы повсюду
были для него почти одним и тем же; если он и выделялся, то в пользу
тех, кто не считал себя образованным. Если еще раз он имел
выбор его был на женщин; они показались ему скорее забавным, чем
мужчин, которые нанесли ему преувеличенную репутацию юмора. Его
не слишком интересовало прошлое Клементины, поскольку он знал о нем от миссис Милрей,
и если оно не затронуло его воображение, то уж точно не оскорбило его
вкус. Настоящая артистократия выше социальных предрассудков, когда это возможно; он
знал, что некоторые из его ордена выбирают матерей своих наследников из
мюзик-холлов, и когда дело дошло до вопроса о различиях между
Американцы, он не мог чувствовать их. Они могли быть богаче или беднее; но
они не могли быть более патрицианскими или более плебейскими.
Пассажиры, сказал он Клементине, в этот момент вставали.
"рейс корабля" - развлечение в пользу моряка.
госпиталь в Ливерпуле, это хорошо известное мероприятие по морским путешествиям, которое
уверен, что в какой-то момент или другой, чтобы прикрепить все таланты на каждом
Английский пароход в какое-то публичное обращение. Он не очень ясно объяснил, как
он попал в комитет по подбору талантов для этого случая;
его отличие, казалось, было присуждено всенародным голосованием в курительной комнате
, насколько он мог разобрать; но вот он здесь, и он
рассчитывал на помощь мисс Клаксон. Он сказал, что миссис Милрей
рассказала ему о том очаровательном романе, который у них завязался в горах,
и он уверен, что у них могло бы быть что-то подобное снова. “Возможно
не тренерская вечеринка; возможно, это не так-то просто устроить в море. Но
нет ли чего-нибудь еще - каких-нибудь живых картин или чего-нибудь в этом роде? Если бы мы не могли
знать месяцы в году, у нас могли бы быть точки соприкосновения, и
вы могли бы сделать свой выбор ”.
Он попытался что-то достать из понятия, но из этого ничего не вышло, что
Миссис Milray думал, что это возможно. Она сказала, ее муж, на которого
в дальнейшем стороны она опустилась в кресло, которое они, должно быть, что-то
очень неформальной обстановке, каждый должен делать то, что они могли бы, по отдельности. “Я знаю
ты можешь делать все, что захочешь, Клементина. Ты не можешь сыграть что-нибудь, или
спеть? На взгляд Клементины, полный отрицания, она добавила в отчаянии: “Или
станцуй что-нибудь?” Лицо девушки озарилось светом, который она уловила.
“Я знаю, что ты можешь что-нибудь станцевать! Ну, конечно! Итак, что это?”
Клементина улыбнулась ее горячности. “Да ничего особенного. И я не знаю,
хотелось бы мне этого.
“ О да, ” настаивал лорд Лайонкорт. “ Такое благое дело, знаете ли.
“Что это?” - настаивала миссис Милрей. “Это что-то, что ты могла бы сделать
одна?”
“Это просто танец, которому я научилась в Вудлейке. Учительница сказала, что все
юные леди, мы склоняемся к этому. Это скат-данс...
“То самое!” Миссис Milray кричал. “Это будет хит
вечер”.
“Но я никогда раньше этого не делал ни один”, - пролепетала Клементина.
“Они все будут выступать по очереди”, - сказал англичанин. “Говорить, и
петь, и играть”.
Клементина почувствовала, что сдается, и с последней неохотой взмолилась:
“ Но у меня в чемодане steama нет плиссированного скута.
“ Неважно! Мы можем это устроить. Миссис Милрей вскочила на ноги и взяла
Лорда Лайонкорта за руку. “Теперь мы должны пойти и позвать кого-нибудь другого”. Он
казалось, ему не хотелось идти, но он начал. “Тогда все решено”, - сказала она.
крикнула через плечо Клементине.
“ Нет, нет, миссис Милрей! Клементина крикнула ей вслед. “ Корабль наклоняется,
так что...
“ Чепуха! Это гладкие она когда-либо сделанных в декабре. И я
участвовать в море каменная глыба для вас. Помните, что сейчас,
ты обещал”.
Миссис Милрей увела своего англичанина и оставила Клементину сидеть
рядом с мужем.
“Ты хотела станцевать для них, Клементина?” спросил он.
“Я не знаю”, - сказала она со смутной улыбкой, кому приятно
надеюсь, что произошло.
“Я думала, что ты позволил Миссис Milray втянуть вас в это. Она
ужасный тиран”.
“О, я думаю, я хотел бы это сделать, если ты считаешь, что это было бы ... мило”.
“Осмелюсь сказать, это будет самое приятное на их нелепом шоу”.
Milray смеялся, как будто ее желания исполнять танец победы над
сентиментальное сочувствие.
“Я не считаю, что это будет”, - сказала Клементина, радостно сияя.
“Но, думаю, я попробую, если смогу найти подходящее платье”.
“Плиссированная юбка абсолютно необходима”, - серьезно спросил Милрей.
“Я не понимаю, как я могла бы жить без этого”, - сказала Клементина.
Она все еще была так серьезна, когда спустилась в свою каюту, что миссис
Ландер отвлеклась от своих возможных недомоганий, чтобы спросить: “В чем дело,
Клементина?”
“О, ничего. миссис Милрей заставила меня сказать, что я бы что-нибудь сделала на
концерте, который они собираются устроить на корабле”. Она объяснила: “Это то, что
я научилась танцевать скут у мисс Уилсон в Вудлейке.
“Ну, я думаю, если ты печешься о том, что вам не нужно.”
“О, я не беспокоюсь о танцах. Я просто думал, что я должен
износ. Если бы я только мог добраться до сундуков!
“То, что ты носишь, от этого не станет матовым”, - сказала миссис Ландер. “Это будет великолепно!
и если бы не эта морская болезнь, с которой мне приходится
бороться с ним день и ночь, я бы поднялся и увидел тебя
сам. Вы просто прелестны в этом танце, Клементина.
“ Вы так думаете, миссис Ланда? ” с благодарностью спросила девушка. “ Ну, мистер
Милрей, похоже, не считал, что мне нужен плиссированный скутер.
В любом случае, я собираюсь просмотреть свои вещи и посмотреть, нельзя ли придумать что-нибудь еще.
что-нибудь еще.”
XVII.
Представление должно было состояться на второй вечер после этого, и миссис Милрей
сначала взяла все дело в свои руки. Она была готова
позволить остальным советоваться с ней, но все решения принимала она, и она
стала настолько влиятельной, что подтолкнула лорда Лайонкорта к восстанию в
случай с некоторыми театральными деятелями, которых он хотел видеть в программе. Он
хотел, чтобы она дала им почувствовать, что они скорее благосклонны, чем облагодетельствованы,
а она настаивала, что все должно быть совсем по-другому. Она призналась, что
испытывает угрызения совести против присутствия театральных деятелей в программе вообще, чего
она, возможно, не испытывала бы, если бы ее собственное прошлое было другим, и она
говорит с отвращением сцены, с которыми он мог ни в коем случае
терпеть в этом деле. Она представила достойно, когда она не могла помочь
это. Возможно, она представила слишком много достоинства. Ее уступка ориентированной
по надменность; и в ее наглые кротости она вернулась к другой
ее молодые мужчины, с которым она начала отправлять снова, как спутником ее
променад.
У него был довольно озабоченный вид, когда он наслаждался оказанной честью, но
Англичанин, казалось, не осознавал ее потери, или же он предпочел проигнорировать
это. Он откровенно посвящал свой досуг Клементине, и она думала, что он был
очень приятный. В его манере поведения было что-то отличное от любого другого
из других мужчин, которых она встречала; что-то очень естественное и простое, способ
быть непринужденным в том, кем он был, и не заботиться о том, похож ли он на других
или нет; он не стыдился своего невежества в том, чего не знал сам.
и она смогла проинструктировать его по некоторым пунктам. Он взял ее совершенно
серьезно, когда она рассказала ему о Мидлмаунт и как ее семья приехала
чтобы поселиться там, а потом как она пришла, чтобы идти в Европу с
Миссис Ландер. Он сказал, что миссис Милрей говорила об этом, но он этого не сделал
понимал, как это было раньше, и он надеется, Миссис Ландер пришел
для развлечения.
Он похоже не в курсе, что миссис Milray выходил Роман, все больше и
для него больше. Он пошел навстречу и был с ней настолько любезен, насколько она
позволяла. Он был настолько любезен со всеми, что примирил многих
настоящих американцев со своим руководством, которые считали, что, поскольку почти все
пассажиры были американцами, главным распорядителем развлечений должен был быть
какой-нибудь выдающийся американец. Отсутствие американца, который
был очень выдающимся человеком, отчасти успокоило их; но поведение
главным агентством был английский лорд, который не важничал. Когда ночь
пришли они заполнили большой музыкальной гостиной "Малой Азии", и стоял
в передней части диванов и кресел столько глубоко, что трудно было
увидеть или услышать через них.
Каждый из них заплатил за вход по шиллингу; они были готовы щедро пожертвовать
кроме того, когда шляпа попала в оборот; и после первого взрыва
из-за промаха лорда Лайонкорта они вызвали бурные аплодисменты. Он
сказал, что никогда не возражал произнести плохую речь во имя благого дела, и он произнес
настолько плохую речь, насколько это вообще возможно. В заключение он сказал Марку Твену
свист историю так, что те, кто знал ее наизусть упустил момент; но
это может быть потому, что он поспешил он, чтобы выбраться из
пути в других. Когда он закончил, один из самых пылких из них
американцы провозгласили троекратное "ура" в его честь.
Актриса, которую он заполучил вопреки миссис Милрей, появилась
в женском платье вопреки своей застарелой профессиональной привычке и
с большим одобрением последовала за ним в своей любимой эстрадной песне;
а потом ее муж стал подражать сэру Генри Ирвингу и мисс
Мэгги Клайн в “Брось его, Макклоски” с акцентом кокни.
Испуганная маленькая девочка, чья мать поделилась своим талантом, ахнула
баллада под аккомпанемент матери, и две молодые девушки сыграли
дуэт на мандолине и гитаре. Джентльмен с космополитическими военными традициями
, который продавал бассейны в курительной комнате и был другом
всех присутствующих мужчин и знаком с несколькими, представил подборку
его автобиография предварялась тем, что он проревел глубоким басом: “Они
вешают Дэнни Дивера”, а затем какая-то дама вставила себя в
программа была исполнена с добротой, которую лорд Лайонкорт оценил, сказав
“Чем больше, тем веселее”, и спела Бонни Данди, выбивая дробь из пианино
соразмерно ее размерам и очевидной силе.
Некоторые авансы, которые Клементина сделала, чтобы миссис Милрей помогла ей выбрать платье
, которое она должна была надеть на танцы, были встречены ошеломляющим безразличием,
и она вернулась к своим собственным уловкам. Она и не думала о том, чтобы
взять назад свое обещание, и она с нетерпением ждала своей доли участия
с радостью, которую предвкушали хорошая погода и равномерное покачивание корабля.
воодушевленный. Но ее пульс затрепетал, когда она скользнула в музыкальную комнату,
и опустилась на стул рядом с миссис Милрей. На ней была юбка-гармошка,
которую она смогла достать из своего сундука в трюме, и она
почувствовала, что взгляд миссис Милрей не лишил ее одобрения.
“Это будет прекрасно, Клементина”, - сказала она. Она небрежно добавила
признавая свою неспособность сделать правильный выбор: “Я вижу, тебе
в конце концов, моя помощь не понадобилась”, и тот острый момент, который Клементина
почувствовавшаяся в ее словах похвала была неприятной, когда лорд Лайонкорт начал представлять ее
.
Он устроил настоящий беспорядок, но как только он закончил свои
из лучших побуждений грубые ошибки, она встала и начала принимать позы и ходить взад-вперед. Это было
все очень невинно, с чем-то мужественным и одновременно привлекательным. У нее
в танце было что-то вроде нежного достоинства, и утонченная красота
ее лица отразилась в грации ее движений. Это не было
безличным; в этом было ее собственное качество сильван, элегантности; но
это было бессознательно, и пока это было типично, это было классикой; Миссис
Бостонец Милрея добился от нее пренебрежительного отношения, сказав, что это было похоже на
Боттичелли; и на самом деле это был просто танец под юбкой, который общество позаимствовало
со сцены того периода, оставив рампу
его более акробатические фазы, но сохранив красивые повороты, поклоны и
изгибы. Клементина делала это не только с нежным достоинством, но и, когда она
была по-настоящему увлечена, со страстью, которой ее чувство странной недоброжелательности миссис
Милрей придавало вызов. Танец был тогда еще настолько новым
, что в нем была неожиданность, которой придавала мягкость девушки
любопытное очарование, и в нем было несколько случайных привычек от
она была вынуждена втискивать его туда-сюда среди стационарных
кресел и диванов, которые еще больше сужали узкое пространство, где
она его предоставила. Ее собственный восторг от этого отражался на ее улыбающемся лице, которое
было привлекательно счастливым. Как раз перед тем, как все должно было закончиться, одна из тех
блуждающих волн, которые бороздят самое спокойное море, ударила в борт корабля, и
Клементина ловко удержалась от падения и, пошатываясь, добралась до своего места
в то время как зал звенел от аплодисментов и сочувственного смеха
из-за неудачи, которую она предотвратила. Последовал шквал выходов на бис, но
Клементина крикнул: “судно наклоняется так!”, и ее наивность, ее победил
очередной всплеск пользу, которая достигла апогея, когда Господь Лионкур была
вдохновение.
Он вскочил и сказал: “Мисс клаксон собирается одарить нас немного
немного драматизма, сейчас, и я уверен, что вы все будете наслаждаться этим так же сильно,
как она красиво танцует. Она собирается сыграть главную роль в
смехотворном финале Передачи шляпы по кругу, и я надеюсь, что публика
сделает-а-а-а-все остальное. По этому случаю она согласилась надеть
шляпу - или, скорее, кепку - свою собственную, очаровательную "Тэм О'Шантер", в которой
мы все видели ее и ... восхищались ее рассказами о корабле на прошлой неделе
.
Он догнал плоский шерстяной пароход-колпачок, который Клементина ушла в
ее место рядом с миссис Milray, когда она поднялась, чтобы потанцевать, и держал ее на весу.
- Выкрикнул кто-то “хором! Он веселый добрый малый”, и Сид
в его хвалят. Господь Лионкур крикнул сквозь шум, поднятый
объявление о том, что в то время как Мисс клаксон собирал коллекции, г-н
Юинс из Бостона исполнял одну из студенческих песен Кембриджа - нет!
Гарвардского университета; музыка была его собственной.
Все хотели пошутить или сделать комплимент Клементине
по поводу кепки, которая на мгновение потяжелела под соверенами и
полусоверенами, полукронами и полудолларами, шиллингами, четвертаками,
долларами и всеми английскими и американскими серебряными монетами; и
актер, который делал имитации, осмелился, по его словам, спросить его
светлость, не могут ли зрители, прежде чем разойтись, надеяться на
еще кое-что от мисс Клаксон. Он был уверен, что она могла бы сделать что-нибудь еще
он, например, был бы рад чему угодно; и Клементина отвернулась от
положив шляпку на колени миссис Милрей, она увидела, что лорд Лайонкорт кланяется
у ее локтя и предлагает ей руку, чтобы отвести к тому месту, где она
стояла во время танца.
Радость ее триумф пришел к ней голову; она хотела бы получить сама
от тени поражения.
Мгновение она стояла, тяжело дыша, а затем, если бы у нее было профессиональное чутье
, она преподнесла бы своим поклонникам сюрприз, который был бы чем-то
совершенно отличным от того, что радовало их раньше. Это было то, что
актер сделал бы, но Клементина подумала о том, как ее танец изменил
была преждевременно остановлена качкой корабля; она горела желанием
сделать все так, как знала, независимо от того, как вело себя море, и в
следующий момент она снова врезалась в него. В это время море вели себя
прекрасно, а закончился танец с наскока и вихрем она
хотел бы в первую очередь. Зрители щедро пошел за ней дикий ;
они приветствовали ее, хлопали в ладоши и столпились вокруг, чтобы рассказать, как это было прекрасно
; но она вырвалась от них и побежала обратно к тому месту, где она
оставила миссис Милрей. Ее там не было, а шапочка Клементины была полна подаяний
брошенный лежал на стуле. Лорд Лайонкорт сказал, что позаботится о
деньгах, если она одолжит ему свою фуражку, чтобы отнести их казначею,
и она направилась в салон. В дальнем углу она увидела миссис
Милрей с мистером Юинсом.
В смутном смятении она направилась к ним, и когда она приблизилась к миссис
Сказал Milray г-Ewins, “мне не нравится это место. Давайте повторим
вон там”. Она поднялась и бросилась ему на другой конец салона.
Господь Лионкур пришел в Смотря. “Ах, ты нашел ее?” - сказал он
спросил, весело. “Там было двадцать фунтов в шапочке, и две СТО
долларов”.
“Да”, - сказала Клементина, “она над the'a”. Она указала, а затем съежилась
и ускользнула.
XVIII.
За завтраком миссис Милрей старалась не встречаться взглядом с Клементиной; она разговаривала с
людьми через стол громким, оживленным голосом, а затем внезапно
встала и пронеслась мимо нее из салона.
Девушка не видела ее до тех пор, пока миссис Милрей не появилась на променаде
в тот час, когда люди, переевшие завтракать, начинают
портить себе аппетит к ленчу чаем и бульоном из
палубные стюарды. Она яростно огляделась по сторонам и увидела сидящую Клементину
на своем обычном месте, но рядом с ней в кресле сидел лорд Лайонкорт.
ее муж, а Юинз шел пешком перед ней. Они оба разговаривали с
Клементина, которую лорд Лайонкорт обвинял в плохом настроении.
недостойна своих вчерашних триумфов. Он вскочил и предложил свое место.
“Я занял ваше кресло, миссис Милрей”.
“О, нет, - холодно сказала она, ” я просто пришла присмотреть за мистером Милреем.
Но я вижу, что он в хороших руках”.
Она отвернулась, как бы сделать круглые колоды, и поспешил Ewins
после ее. Он вернулся сразу, и сказал, что миссис Milray ушел
в библиотеку писать письма. Он остановился, беспокойно, пытается говорить,
но с видом человека, который оскорбил, и не вернули его
самообладание.
Лорд Лайонкорт говорил до тех пор, пока не рассказал о происшествиях прошлой ночи
и о вероятности того, что они доберутся до Квинстауна до
утра; затем они с мистером Юинсом вместе отправились в курительную, и
Клементина осталась наедине с Милреем.
“ Клементина, ” мягко сказал он, - я не все понимаю, но разве нет?
между вами и миссис Милрей какие-то разногласия?
“Ну, я не знаю, что это может быть”, - ответила девушка, дрожа всем телом.
губы. “Я пытался выяснить это, и я не могу undastand это”.
“Ах, эти вещи часто очень неясно”, - сказал Milray, с пациентом
улыбка.
Клементина хотела спросить его, говорила ли ему что-нибудь миссис Милрей
о ней, но не смогла, и он не заговорил снова, пока не услышал, как
она зашевелилась, поднимаясь со стула. Затем он сказал: “Я не забыл
это письмо моей сестре, Клементина. Я дам его тебе, прежде чем мы
оставить пароход. Вы собираетесь остаться в Ливерпуле на ночь или
вам сразу отправиться в Лондон?
“ Я не знаю. Это будет зависеть от того, как себя почувствует миссис Ланда.
“ Что ж, мы еще увидимся. Не волнуйся. Он поднял на нее глаза.
она улыбнулась, и он не мог видеть, с каким отчаянием она улыбнулась в ответ.
Так прошел день, злые глаза миссис Milray, по-видимому, искать ее для
презрение, когда Клементина оказалась в центре ее прошлой ночью
знаменитости. Многие люди подходили и разговаривали с ней, сначала с определенного
ожидание знание в ней, ее простота ставит в тупик. Тогда
они либо бросил ее, и ушел, или останавливался и пытался сделать
дружить с ней из-за этого; пожилой английский священник и
его жена сначала с состраданием беспокоилась о ней, а затем
была нежно внимательна к ней в ее очевидной изоляции. Клементина по
появились Простосердечный ответ на свои достижения, чтобы выиграть хотя
озадачил их, и они, казалось, пытаясь разгадать ее странную двойную
характер она носила их более одной цивилизации. Театралка
люди были о ней не хуже из-за ее простодушия,
очевидно; они оба были очень добры к ней и хотели, чтобы она пообещала
прийти и посмотреть на них в их маленькой ложе в Сент-Джонс-Вуд. Однажды,
Клементине показалось, что она заметила смягчение во взгляде миссис Милрей,
но он снова посуровел, когда к ней подошли лорд Лайонкорт и мистер Юинс,
и заговорили с ней. Она не могла подойти к своему креслу рядом с
Милреем, потому что его жена теперь охраняла его с другой стороны с
беспримерной преданностью. Лорд Лайонкорт попросил ее прогуляться с ним, и она
согласилась. Она думала, что мистер Юинс пойдет и сядет рядом с миссис Милрей,
конечно, но когда она пришла в себя во время экскурсии по кораблю, миссис Милрей
сидела одна рядом со своим мужем.
После ужина она пошла в библиотеку и взял книгу, но она не могла
читать там, все стулья заняли люди пишут письма, чтобы отправить обратно
из Куинстаун в утро; и она отбилась в туалете
гостиная, где нет дамы, казалось, никогда не сидеть, и потеряла себя в
несчастной музы над ее открытой странице.
Кто-то заглянул в дверь, а затем вошел внутрь и направился
прямо к Клементине; она, не поднимая глаз, поняла, что это миссис
Милрей. “Я охотился на вас, Мисс клаксон”, - сказала она, в голосе
сдержанно жестокой, и с остервенением вечерние. “У меня есть письмо
мисс Милрей, которую мой муж хотел, чтобы я написала для вас и передала вам.
передайте его наилучшие пожелания.
“ Спасибо, ” сказала Клементина. Она машинально поднялась на ноги, и на
то же время миссис Milray сел.
“Вы увидите, что мисс Милрей, ” продолжала она с тем же ледяным
высокомерием, - очень приятная и образованная леди”.
Клементина ничего не сказала, и миссис Милрей добавила,
“И я надеюсь, что она будет иметь счастье быть вам более полезной, чем
Я”.
“Что вы имеете в виду, миссис Милрей?” Клементина спросила с неожиданным воодушевлением
и отвагой.
“Я имею в виду просто то, что мне не удалось предостеречь тебя от твоей
осторожности в отношении твоей любви к восхищению - особенно к восхищению
джентльменов. Молодая девушка не может быть слишком осторожной, принимая знаки внимания джентльменов.
и если она, кажется, приглашает их...
“ Миссис Милрей! ” воскликнула Клементина. “Как ты можешь говорить мне такие вещи?”
“Как? Я вижу, мне придется быть с тобой откровенным. Возможно, я не подумал об этом.
в конце концов, ты ничего не знаешь о жизни и не можешь.
виноват в вещах, которые человек, родившийся и выросший в этом мире, сделал бы сам.
понимаю с детства. Если вы еще не знают, я вам скажу
что то, как вы вели себя с Лордом Лионкур в течение последних двух или
три дня, и то, как вы показали свое удовольствие той ночью в его
смешно притворно из вас, было достаточно, чтобы заставить вас говорить
весь пароход. Я советую вам для вашего же блага, чтобы принять мое предупреждение в
время. Вы очень молоды, неопытны и невежественны, но это
не спасет вас в глазах мира, если вы будете продолжать в том же духе. Миссис Милрей поднялась.
“ А теперь я оставлю вас подумать над тем, что я сказал. Вот
письмо для мисс Милрей...
Клементина покачала головой. “ Мне это не нужно.
“ Вам это не нужно? Но я написала это по просьбе мистера Милрея, и я
непременно оставлю это у вас!
“Если вы это сделаете, ” сказала Клементина, “ я не возьму их!”
“И что мне сказать мистеру Милрею?”
“То, что вы только что сказали мне”.
“Что я тебе говорила?”
“Что я смелая девушка и что я пыталась заставить мужчин восхищаться мной”.
Миссис Милрей остановилась, словно внезапно пораженная фактом, который раньше не приходил ей в голову.
“ Я это сказала?
“ То же самое.
“Я не это имел в виду ... Я ... просто хотел насторожить тебя. Это может быть
потому что ты сама такая невинная, что не можешь представить, что думают другие
и ... я сделала это из уважения к тебе.
Клементина не ответила.
Миссис Милрей продолжала: “Вот почему я была так рассержена с вами. Я думаю,
что для молодой девушки встать и танцевать одной перед целым пароходом
полным незнакомцев” - Клементина молча посмотрела на нее, и
Миссис Милрей поспешила сказать: “Конечно, я советовала вам это сделать, но я
конечно, была удивлена, что вы вышли на бис. Но это неважно,
сейчас. Это письмо...
“ Я не могу принять его, миссис Милрей, ” сказала Клементина с бьющимся сердцем.
“ А теперь послушайте! ” настаивала миссис Милрей. “ Ты думаешь, я говорю это только потому, что...
если ты не возьмешь это, мне придется рассказать мистеру Милрею, что я была так отвратительна по отношению к тебе.
ты не мог. Ну, я хочу сказать ему это; но это не
причина. Есть!” Она разорвала письмо в клочья и бросил на
пол. Клементина не подала виду, что заметила это, и миссис Милрей
снова опустилась на стул. “О, какой ты твердый! Ты не можешь сказать
мне что-нибудь?”
Клементина не подняла глаз. “ Мне не хочется сейчас ничего говорить.
Миссис Милрей немного помолчала. Затем вздохнула. “ Ну, ты можешь ненавидеть
я, но я всегда буду твоим другом. В какой отель ты поедешь в
Ливерпуле?
“Я не знаю”, - сказала Клементина.
“Тебе лучше пойти в тот, куда мы едем. Боюсь, Миссис Ландер
не очень хорошо знаю, как управлять, и мы были в Ливерпуле так
часто. Могу я поговорить с ней об этом?”
“ Если ты хочешь, ” холодно согласилась Клементина.
“ Понятно! ” сказала миссис Милрей. “ Ты не хочешь жить под одной крышей
со мной. Ну, тебе и не нужно! Но я подскажу тебе хороший отель: тот, от которого
отходят поезда; и я отправлю тебе письмо для мисс Милрей.
Клементина промолчала. “Ну, я все равно отправлю”.
Миссис Милрей ушла, внезапно разрыдавшись, но глаза девушки остались сухими.
XIX.
Миссис Ландер поняла, когда корабль бросил якорь в проливе в Ливерпуле
, что за все время плавания у нее ни разу не было морской болезни. В
бодрящем холоде зимнего утра, когда они сошли на берег на буксире,
ей почудилось, что европейская атмосфера обладает свойством здоровья, которое она
она была уверена, что это поможет ей подняться, если она пробудет здесь достаточно долго; и
сожаление о том, что она так и не попробовала это с мистером Ландером, смешалось с ее новыми
надеждами на себя.
Но Клементина тоскующими по дому глазами смотрела на странность этого
чужеродного пейзажа: бледное низкое небо, которое, казалось, не было затянуто облаками, и все же
было таким тусклым; плоские берега с курсирующими по ним маленькими железнодорожными составами
а над ними - мрачные громады города и суда на реке
редкие и мрачные после веселого леса парусов и штабелей в Нью-Йорке.
Йорк.
Она не видит Milrays после того, как она покинула буксир, в быстром
разгон пассажиров на пароход. Они оба простились с ней на пристани
и миссис Милрей прошептала с раскаянием в голосе:
глаза сказали: “Я напишу”, - но девушка не ответила.
Прежде чем ей передали чемоданы миссис Ландер и ее собственные, она увидела лорда
Лайонкорта, удаляющегося в сопровождении тяжело нагруженного слуги, следовавшего за ним по пятам. Мистер
Юинс подошел узнать, не может ли он помочь ей пройти таможню, но она
поверила, что он пришел по просьбе миссис Милрей, и поблагодарила его
так горячо, что он не смог настаивать. Английский священник, который
разговаривал с ней на следующее утро после благотворительного представления, оставил свою жену
с миссис Ландер и пришел ей на помощь, а затем мистер Юинс ушел своей дорогой.
Священник, который явился, чтобы почувствовать friendlessness молодой девушки
и на старуху обязанность возложил на него, даровала своего рода отеческой
защита на них обоих. Он посоветовал им остановиться в отеле на несколько часов
и сесть на более поздний поезд в Лондон, которым они с женой собирались ехать
; они вместе доехали до отеля, где миссис Ландер могла
не удержалась от оплаты проезда в омнибусе и заставила их пообедать с собой
она. Она позволила священнику купить ей билеты, и она не могла
поверить, что он взял билеты второго класса для себя и своей жены.
Она сказала, что никогда раньше не слышала, чтобы кто-нибудь путешествовал вторым классом
, и заверила его, что в Америке этого никогда не делали. Она
умоляла его позволить ей оплатить разницу и отвести его жену в ее купе
, которое охранник зарезервировал для нее. Она настаивала на том, что
деньги для нее ничто по сравнению с комфортом общения с кем-то
, кого ты знаешь; и священнику пришлось пообещать, что так и должно быть
соседи, он заглядывал к ней всякий раз, когда поезд останавливался достаточно надолго
.
Прежде чем он начал двигаться, Клементине показалось, что она увидела лорда Лайонкорта
торопливо пробегая мимо окна их кареты. В Рагби появился священник,
но почти прежде, чем он успел заговорить, маленькое красное личико лорда Лайонкорта
показалось у его локтя. Он попросил Клементину представить его миссис Ландер,
которая настояла на том, чтобы он прошел в ее купе; священник исчез, и
Лорд Лайонкорт уступил.
Миссис Ландер обнаружила, что он может подсказать ей, как лучше всего добраться до Флоренции,
ситуацию во Флоренции он, казалось, знал прекрасно; он признался, что
бывал там довольно часто. Он составил небольшой маршрут для поездки
сразу в спальном вагоне, как только вы пересечете Ла-Манш; она
говорила, что ей всегда нравились сквозные поезда, когда она могла на них ездить,
и чем меньше остановок, тем лучше. Она попросила Клементину взять на себя ответственность за выполнение плана
и не терять его; без этого она не видела, что они могли бы сделать.
Она воспринимала его как друга Клементины, и в этом
незнакомом окружении она утратила застенчивость, которая была у большинства людей. Она рассказала ему
как мистер Ландер заработал свои деньги, и к каким началам он пришел.
он не знал, чего на самом деле стоил, когда умер. Она подробно остановилась на
болезнях, которыми они страдали, и при мысли о его смерти, так
ненужные точки зрения хорошо, что воздух был уже делает ее в
Европа, она заплакала.
Господь Лионкур была очень вежлива, но не было возобновление
товарищество корабля в своей манере. Клементина не могла знать, как быстро
это всегда проходит у людей, которые были попутчиками; и она
подумала, не прячется ли он от нее, потому что она танцевала на
благотворительном представлении. Яд, который подсыпала миссис Милрей,
подействовал на ее мысли, хотя она не могла не видеть, как он терпелив.
он отвечал на все вопросы миссис Ландер с простотой
собственное или засмеялся и поставил их, когда они были совершенно невозможно.
Многие из них связаны с сравнительные достоинства английских и американских
железные дороги, и то, что он думал сам из этих. Миссис Ландер отметила
разницу в положении англичан; но она не увидела в
пейзаже ничего такого, на что можно было бы обратить внимание. Она потребовала, чтобы он объяснил ей, почему
грачи, которых они видели, не были воронами, и она не была удовлетворена тем, что он должен был
сказать, что деревенская усадьба, на которую она указала, была замком, когда это было явно
не хватает зубчатых стен. Она основывалась на его непоколебимой уверенности в
из уважения к этому исследованию структуры английского общества, и она
заставила его рассказать ей, что такое лорд и простолюдин, и чем королевская семья
отличается от обоих. Она спросила его, как он стал лордом, и
когда он сказал, что это звание пэра, созданное Георгом Третьим, она
вспомнила, что Георг III. был тем, против кого мы подняли оружие. Она
обнаружила, что лорд Лайонкорт знал о нашей революции в целом, но был
незнаком с такими подробностями, как битва при Банкер-Хилл и
Капитуляция Корнуоллиса, а также выброс Чая в Бостон
Гавань; он был очень поражен этим происшествием и сказал, и совершенно прав,
он был уверен.
Он сказал Клементине, что ее друзья Милрэи утром сели на пароход
, отплывающий в Лондон. Он считал, они шли в Египет для
зима. Каир, сказал он, было очень весело, и он посоветовал Миссис Ландер, если
она нашла Флоренции немного скучно, настаивать на там. Она спросила, легко ли до этого места добраться
, и он заверил ее, что это очень легко из
Италия.
Миссис Ландер снова была дома, в своем мире железных дорог и гостиниц; но
после того, как он оставил их на следующей станции, она призналась, что должна
она чувствовала бы себя более уютно, если бы он поехал с ними в Лондон. Она
философствовала о нем в ущерб своим соотечественникам в гораздо меньшей степени,
чем о многих жителях Нью-Йорка и Бостона. Он дал ей
хорошее мнение обо всей английской нации; и священник, который должен был
было так приятно к ним в "Ливерпуле", подтвердил свои дружеские впечатления
Англия, получив ее маленький омнибус на вокзале в Лондоне перед
он вызвал такси для себя и своей жены, и уехал, чтобы закончить его
собственный путь по другой дороге. Она праздновала омнибус так , словно это был
результат его доброты по отношению к ней. Она восхищалась его способностью
принимать все их чемоданы и избавлять от хлопот и задержек с
экспрессом, который всегда так раздражал ее в Нью-Йорке и который
ей чуть не удалось вовремя доставить свой багаж на пароход.
Омнибус оставался ее главной ассоциацией с Лондоном, поскольку она решила
сесть на первый утренний сквозной поезд в Италию. Она хотела
устроиться, под этим она подразумевала размещение во флорентийском отеле на
зиму. Этот господь, как она теперь начинала и всегда продолжала называть
Лайонкур первым дал ей название лучшего маленького отеля в
Флоренция, но поскольку в ней не было ни лифта, ни печного отопления, он
в конце концов согласился, что это ей не подойдет, и упомянул самый
современный и дорогой дом на Лунгарно. Он сказал ей, что он не
думаю, она нужна для номера телеграф; но она приняла эту меру предосторожности перед
покидая Лондон, и сумел закрепить их по цене, которая, казалось,
ее так много, как ей бы пришлось заплатить за один и тот же номер в
отель первого класса на бэк-Бэй.
Менеджер зарезервировал для нее один из лучших люксов, который только что открылся.
его покинула русская принцесса. “Я думаю, тебе лучше телеграфировать
своим родителям, где ты живешь, Клементина”, - сказала она. “Потому что если ты
довольны, и я, и я полагаю, мы все равно не хотят меняться, пока мы
остановиться во Флоренции. Мой, но красивый!” Она на мгновение присоединилась к Клементине.
они стояли у окна, глядя на реку Арно и холмы за ней. “Я думаю
ты проведешь большую часть своего времени, сидя на этой моталке, и я не стану
винить тебя.
Они прибыли поздно, пасмурным, мягким зимним днем. Домовладелец
сам проводил их до квартиры и спросил, не могли бы они
огонь; вошел факкино и разжег ревущее пламя в очагах;
в то же время слуга зажег все свечи на столах и
каминные полки. Они оба грациозно приняли гонорар, назначенный миссис Ландер.
Клементина дала им деньги; факкино поцеловал девушке руку. “Боже мой!” - сказал
Миссис Ландер: “Полагаю, вам никогда раньше не целовали руку”.
У отеля появились преимущества, к которым она если и не привыкла, то все же были
преимуществами. Залы были отапливаемы печью, и она пришла в себя.
Ей нравилось, что в ее комнатах горят маленькие поленья. Заботясь о своем собственном огне,
она вернулась к простым временам своей жизни в деревне и решила
сама разжечь костер, когда он погас, с помощью хвороста из веника, который
так быстро разгорался.
В первые дни ее пребывания она сделала запрос в лучших американских
доктор во Флоренции; и она нашла его настолько умны, что она сразу
положить печень в его ведении, с историей ее болезни и симптомы
любого рода. Она сказала ему, что уверена, что он мог бы
вылечить мистера Ландера, если бы только он обратился к нему вовремя; она потребовала у него новый
рецепт для себя и заставила его заказать таблетки хинина
за Клементину на случай, если она почувствует себя разбитой воздухом Флоренции
.
XX.
В эти первые дни Клементине пришло письмо от банкира миссис Ландер
, к которому прилагалось рекомендательное письмо, которое миссис Милрей обещала передать
своей невестке. Оно, как и прежде, было от мистера Милрея, и написано оно было почерком
Миссис Милрей; но никакого послания от нее к письму не прилагалось. Для
Клементины все объяснилось само собой, но ей пришлось объяснять это миссис
Ландер. Ей пришлось рассказать ей о поведении миссис Милрей после представления на пароходе.
Миссис Ландер сказала, что Клементина
сделано совершенно правильно; и они оба решили, вопреки некоторым импульсам
любопытства в сердце Клементины, что ей не следует использовать это
вступление.
"Отель финансистов" в основном посещали богатые американцы, полные
наличных денег, и богатые русские с большим кредитом. Американцы получше
и похуже, как и англичане, выбирали отели поменьше и подешевле;
а знакомство Клементины ограничивалось матерями, такими же застенчивыми и
неграмотными, как сама миссис Ландер, и дочерьми, совершенно безразличными
к ней. Миссис Ландер выезжала на улицу каждый день, когда не было дождя, и она
взяла с собой Клементину, потому что доктор сказал, что это пойдет на пользу им обоим.
но в остальном девочка оставалась взаперти в их квартире.
Доктор нашел ей учителя, и она продолжала заниматься французским и начала
брать уроки итальянского; она не разговаривала ни с кем, кроме своего учителя,
за исключением тех случаев, когда приходил доктор. За общим столом она услышала разговоры о
вещах, ради которых люди, казалось, приезжают во Флоренцию: картинах, статуях,
дворцах, знаменитых местах; и ей стало стыдно за то, что она не знала об
них. Но она не могла пойти посмотреть на все это одна, и миссис Ландер,
довольная всеми обстоятельствами, которые она испытывала, казалось, не могла
предположить, что Клементину может волновать что-либо, кроме комфорта в отеле
и визитов к врачу. Когда девушка начала получать письма из
дома в ответ на первое, в котором она хвасталась, какая красивая
Флоренс, они предположили, что она очень веселая, и потребовали подробных
отчетов о ее удовольствиях. Ее брат Джим рассказал кое-что о деревне
новости, но он сказал, что, по его мнению, ей это будет безразлично, и она
вероятно, будет слишком горда, чтобы поговорить с ними, когда вернется домой. The
Ричлингс позвонили, чтобы поделиться семейным удовлетворением от
первого опыта Клементины, и миссис Ричлинг очень мило написала ей об их
счастье от этого. Она взяла ее ректора, чтобы не забыть ни
возможность самосовершенствования в соблазнам общества, но в
сделать ее редкой возможности. Она сказала, что у них есть
путеводитель по Флоренции с планом города, и они следуют за ней
в экспедициях, которые, как они решили, она, должно быть, совершает каждый день; они были
чтение флорентийской истории в итальянских республиках Сисмонди,
и она попросила Клементину обязательно посмотреть все сцены мученичества Савонаролы
, чтобы они могли обсудить их вместе, когда она вернется.
Клементина поинтересовалась, что миссис Ричлинг подумала бы, если бы она рассказала ей об этом.
все, что она знала о Флоренс, - это то, что она подслушала из разговоров девушек
в отеле, которые рассказывали при ней о своих танцах и послеобеденных чаепитиях,
и вечера в опере, и поездки в Кашине, и вечеринки в
Фьезоле, как будто ее и не было рядом.
Проходили дни и недели, пока Карнавал наполовину не закончился, и миссис Ландер
заметил однажды, что Клементина оказалась тупой. “Вам не кажется вам
сколько знакомы?” - предложила она.
“Ох, е еще куча времени”, - сказала Клементина.
“Я бы хотела, чтобы это был кто-то, с кем вы могли бы пройтись и посмотреть это место.
Разве вы не хотели бы посмотреть это место?” - настаивала миссис Ландер.
“С этим некуда спешить, миссис Ландер. Это продлится столько, сколько продержимся мы.
Миссис Ландер задумчиво молчала. Затем она сказала: “Я заявляю, что у меня есть
в конце концов, я подумываю заставить тебя отправить это письмо мисс Милрей. Какая
разница, если миссис Милрей действительно вела себя с тобой так некрасиво? Он никогда этого не делал, и
она его сестра ”.
“Я не хочу, чтобы отправить его, миссис Ланда; ты не должен просить меня. Я
сделать вместе”, - сказала Клементина. Осознание ее одиночества усилило его.
но на следующее утро она была еще более жизнерадостной, без всякой причины; и в тот же день.
днем неожиданно позвонил доктор, на который он поспешил
говорить это было непрофессионально.
“ Я только что от другой своей пациентки и обещал спросить.
не плыли ли вы на одном корабле с ее братом, мистером
Милрей.
Celementina и миссис Ландер посмотрел виновато друг на друга. “Я думаю, мы
вообще,” Миссис Ландер, принадлежащих наконец, с неохотой вздохнул.
“ Тогда она говорит, что у вас есть для нее письмо.
Доктор поговорил с обоими, но по его виду было видно, что он не был в неведении.
когда миссис Ландер призналась: “Ну, Клементина, он...
знает”.
“Она хочет знать, почему вы не приняли роды”, - выпалил доктор.
"вне себя".
Миссис Ландер посмотрела на Клементину. “Я думаю, у нее еще не совсем дошли руки до этого"
Не так ли, Клементина?
Вмешался доктор: “Ну, мисс Милрей довольно опасная личность
заставлять себя ждать. Если вы не доставить его довольно скоро, я не должен быть
удивился, если бы она пришла, чтобы получить его”.Доктор Welwright был молодой человек в
в начале тридцатых годов, со смехом, что очень многие дамы сказали бы сделать еще больше
чем-то одном для них, и теперь он прописал для Клементина.
Но, похоже, это не помогло ей справиться с проблемой, которую выдавало ее лицо.
Слово взяла миссис Ландер: “Ну, я бы не стала говорить это всем подряд. Но
вы наш врач, и я думаю, вы не будете возражать против этого. Нам не нравится, как
Миссис Milray действовал до Клементина, в судно, и мы не хотим быть
обязанным ей людям. Не знаю, чего от меня хочет Клементина.
рассказывать тебе, что это было, я не буду; но на этом все и заканчивается.
это.”
“Мне очень жаль”, - сказал доктор. “Я никогда не встречался с миссис Милрей, но у мисс
У Милрей такой приятный дом, и ей нравится, когда вокруг нее собираются молодые люди
. Однако в вашем отеле довольно много молодежи, и
Я полагаю, вы все очень хорошо проводите время здесь вместе ”. Закончил он тем, что
поговорил с Клементиной и сказал, что выполнил свое поручение и должен
идти.
Когда он ушел, миссис Ландер запинаясь произнесла: “Я не знаю, но какую мы совершили ошибку".
”Клементина".
“Теперь слишком поздно беспокоиться об этом”, - сказала девушка.
“ Мы не обязаны оставаться во Флоренции, ” задумчиво произнесла миссис Ландер.
“ Я снял комнаты только на неделю, и мы можем уехать в любое время, Клементина,
если тебе неудобно находиться здесь из-за мисс Милрей. Мы могли бы поехать
в Рим; говорят, Рим - милое место; или в Египет.
“ Миссис Милрей в Египте, ” предложила Клементина.
“Это правда”, - со вздохом признала миссис Ландер. Через некоторое время она продолжила.
“Я не знаю, имеем ли мы какое-либо право хранить письмо. Это принадлежит
ей, не так ли?
“Я думаю, это принадлежит мне в той же степени, что и ей”, - сказала Клементина.
“Если это для нее, то это для меня. Я не собираюсь посылать его, миссис Ланда.
Они все еще пребывали в этом заключении, когда рано утром следующего дня
Миссис Ландер и мисс Клаксон принесли карточки мисс Милрей.
“ Ну, я заявляю! ” воскликнула миссис Ландер. “Этот доктор, должно быть, пошел
прямо и сказал ей то, что мы сказали”.
“Он не имел права”, - сказала Клементина, но никто из них не был недоволен.
и после того, как все закончилось, миссис Ландер сказала, что любой бы
судя по тому, как это было сделано, я подумала, что звонок адресован ей, а не Клементине.
Мисс Милрей продолжала с ней разговаривать. У нее сложилось о ней высокое мнение; и
Мисс Милрей напомнила Клементине мистера Милрея; у нее были такие же волосы
из чеканного серебра, и та же улыбка; она двигалась, как он, и говорила
как он, но с большей живостью. Она с нежностью спросила о нем и
попросила Клементину сказать ей, все ли у него в порядке и в хорошем настроении.;
она вежливо поинтересовалась здоровьем миссис Милрей. Увидев смущение,
которое проявилось у девушки, она рассмеялась и сказала: “Не воображайте, что я
не знаю всего об этом, мисс Клаксон! Моя невестка призналась во всем
очень красиво; она не так уж и плоха, как говорят англичане, и я думаю, ей
нравится признаваться, если она может сделать это безопасно ”.
“И ты думаешь,” - спросил Ландер Миссис“, что Клементина выполнена неправильно
танцевать?”
Клементина покраснела, и Miss Milray снова засмеялся. “Если вы позволите Мисс
Клаксон, приходи на небольшую вечеринку, которую я устраиваю, она может танцевать у меня дома
, но ее не будут заставлять делать это или что-то, что ей не нравится
. Только не говори, что у нее еще не готово платье или что-то в этом роде! Вы
не знаете ресурсов Флоренции и того, что делают здешние портнихи.
они делают невозможные вещи в кратчайшие сроки и готовы раньше, чем обещают.
они обещают. Если вы передадите мисс Клаксон в мои руки, я прослежу, чтобы она была в порядке.
одета для моих танцев. Я живу на одном из холмов вон там, которые
вы видите из своих окон, ” она кивнула в их сторону, - в красивой
вилле, слишком холодной для зимы и слишком жаркой для лета, но я думаю, мисс
Клаксон может потерпеть этот дискомфорт в течение дня, если вы пощадите ее, и
она согласится оставить вас на милость вашей горничной, и...
Мисс Милрей замолчала, увидев, что ее окружает какая-то безразличная пустота.
она заговорила и подняла лорнет, переводя взгляд с миссис Ландер на
Клементину. Девушка смущенно сказала: “Я не думаю, что мне следует этого делать
оставьте миссис Ланда, прямо сейчас. Она не очень здорова, и мне бы не хотелось
оставлять ее одну.
- Но мы вам так же обязаны, как если бы она могла прийти, - сказала миссис Ланда.
Ландер перебил: “А позже, может быть, она сможет. Видишь ли, у нас нет
никакой горничной. Ну, у нас он есть в Вудлейке, но она заставила нас делать это
многие вещи для нее, что мы думали, что мы хотели бы сделать несколько вещей
для ouaselves, какое-то время”.
Если мисс Милрей, возможно, не совсем правильно представляла себе ситуацию, она
сказала, что в этом они совершенно правы; но она может рассчитывать на мисс
Клаксон для нее танцевать, не может она, и не может она ничего сделать в
ее силы для них? Она встала и хотела идти, но миссис Ландер принял ее
слово, так далеко, чтобы сказать, да, если бы она могла сказать Клементина лучшие
место, чтобы сделать платье, она догадалась, ребенок будет рада
на танцы.
“Скажи ей!” Мисс Milray плакала. “Я возьму ее! Надень шапку, мой
дорогая,” сказала Клементина“, и пойдем со мной. Мой экипаж в
вашу дверь”.
Клементина посмотрела на Миссис Ландер, кто сказал: “иди, конечно, ВС так, дитя. Я
я хотел бы пойти тоже”.
“ Приходите тоже, ” взмолилась мисс Милрей.
“ Нет, нет, ” сказала польщенная миссис Ландер. “ Я не очень хорошо себя чувствую,
сегодня. Думаю, мне лучше дома. Но ты не торопись обратно
мой аккаунт Клементина”. А девушка пропала, чтобы надеть шляпу она
говорили о ней. “Она лучшая девушка в мире, и она не будет
одной из самых бедных; и я буду чувствовать, что делаю именно то, чего хотел бы мистер Ланда
. Он сам выбрал ее, больше трех лет назад
да, когда мы проезжали мимо ее дома в Мидлмаунте, и это было
чтобы ублажить его после того, как он ушел, больше всего на свете я забрал ее.
Что ж, могу тебе сказать, что ее тоже не так-то легко заполучить.” Она прервала
свою историю романа, чтобы сказать, когда Клементина вернулась: “Я
хочу, чтобы вы сами одернули себя, мисс Милрей, и не позволяли ей
экономить с деньгами. Она хочет получить несколько визитных карточек; и если ты
скучаешь по чему-то в ней, что у нее должно быть, или что еще у тебя есть
у леди есть, не могли бы вы просто подарить это ей?”
Как только мисс Милрей представила себе ситуацию, она решила преодолеть
Нежелание миссис Ландер обращаться к горничной. Она уговорила ее попробовать
Итальянка, которую она ей послала, и за один день добродушная Маддалена
стерла все традиции унылой Эллиды. Это не было существенно для
мгновенно установившегося между ними понимания, что
у них должен быть какой-то общий язык. Они болтали друг с другом,
Миссис Ландер на своем бостонском янки, а Маддалена на своем гортанном
Флорентийском, и миссис Ландер была польщена, обнаружив, как хорошо она знает
Итальянская.
Мисс Милрей начала проявлять любезность к Клементине в знак верности ее брату,
который так редко доказывал свою преданность ему и которому она
оставался страстно верен своему темному прошлому. Ей не терпелось
удовлетворить его прихоть ради маленькой деревенской девушки, которая ему понравилась
потому что это была его прихоть, а не потому, что она надеялась, что
Клементина оправдала бы это. Она заставила доктора Уэлрайта рассказать ей все, что он
знал о ней, и его рассказ о ее изяществе и красоте пробудил в ней
любопытство; его рассказ об унылой ее жизни с миссис
Лэндер в их отеле тронул ее сердце. Но она все еще была настроена скептически.
когда она пошла за рекомендательным письмом; когда она привезла
Клементина вернулась домой от портнихи и спросила, можно ли ей поцеловать ее,
и сказала, что уже влюблена в нее.
Ее любовь, возможно, вызвала у нее желание делать для нее все, что она сейчас начала делать
, но это упростило ситуацию, объяснив ее до конца.
мира как подопечная миссис Ландер, которая была столь же богата, сколь и вульгарна, и
именно с Клементиной в этом персонаже мисс Милрей начала
устраивайте для нее послеобеденные чаепития и вдохновенные приглашения в приятные дома
организуйте для нее обед для молодых леди в ее собственном доме.
Перед вечером ее маленького танца у нее исчезли все опасения, которые она испытывала поначалу.
в восторге от того, что Клементина покоряет мир, как будто
она думала, что он всегда будет вести себя так дружелюбно, и как будто она сама
забыла о своих неприятных переживаниях, наоборот. Она знала от миссис
Ландер, как девушки в их отеле обошлись без нее, но мисс Милрей
не могла видеть, что Клементина встретила их с неприязнью, когда ее авторитет
свел их вместе. Если ребенок был унижен своим прошлым в условиях
вопиющей одинокой роскоши жизни миссис Ландер или бессознательной бедности
находясь в своем собственном доме, она не показывала этого в присутствии мира, который теперь
распахнул перед ней свои объятия. Она оставалась такой спокойной посреди всех этих
новых различий, что это заставляло ее подругу чувствовать себя в ней довольно вульгарной
беспокойства за нее, и не всегда было достаточно обнаружить, что у нее
все пошло не так просто, потому что она держалась спокойно и обладала даром
ждать, когда что-то произойдет. Иногда, когда мисс Милрей была почти готова
решить, что ее пассивность - это спокойствие дикарки, она предавала
такое сладостное и благодарное чувство всего, что было сделано для нее, что ее
благодетельница решила, что она не деревенская, а в некотором смысле лесная жительница
по-своему, и не столько невежественная, сколько невинная. Она обнаружила, что
она не была невежественна даже в книгах, но без какого-либо литературного эффекта от них
она перенесла свое чтение в суть своей родной
мягкости, и у нее были как идеи, так и убеждения. Когда Клементина больше всего
впечатляла ее как неопытную дикарку в обычных вещах, она
больше всего ощущала свое равенство с любой социальной удачей, которая могла бы ее постигнуть, и
тогда она хотела бы видеть ее замужем за титулованным человеком и принимающей
слава этого мира в бессознательном состоянии, что опыт никогда не будет
полностью впитаться. Но опять же она чувствовала, что это будет как-то
профанация, и она хотела, чтобы упаковать ее вверх и получить ее обратно к
Мидлмаунт, прежде чем произойдет что-либо подобное. Она поделилась с Милреем
этими впечатлениями о Клементине в письме, которое написала, чтобы поблагодарить его за
нее и отругать за то, что он прислал к ней девушку. Она обвинила его в том, что
он хотел загадать ей загадку, которую сам не мог разгадать; но
она признала, что очарование тайны Клементины стоило тысячи
раз усталость пытаясь угадать ее и что она все больше и
больше сходит по ней с ума каждый день.
Тем временем маленький танец мисс Милрей все больше захватывал ее, пока не превратился в
очень большой танец, который заполнил ее виллу до отказа, когда пришло время
для него. Она жила на одной из прекрасных улиц региона Ольтрарно,
проложенной в короткий период процветания Флоренции как
столицы Италии. Вилла была построена в то время, и она была намного
новее, чем дом на Семнадцатой улице в Нью-Йорке, где она провела
девичество, которое с тех пор продлилось с ней дольше среднего возраста.
Сначала она жила за границей, в Париже времен Второй империи,
и одну зиму провела в Риме, но окончательно обосновалась в
Флоренция до того, как Лондон стал американской колонией, так что ее
друзьями были в основном американцы, хотя у нее было широкое международное знакомство
. Возможно, ее привычка вставать на сторону брата, когда он
был белой вороной, склонила ее к милосердию по отношению к людям, которые не были так
безупречны в своей морали, как они были в своих умах и манерах.
Она требовала, чтобы они были интересными и приятными, и не слишком
поношенными; но если у них было что-то прилично застегивающееся поверх
потертых мест, она не осуждала их бедность. Богема всех мастей
она нравилась; мещане тоже любили ее; и в таком месте, как
Флоренция, где сами мещане немного богемны, она
можно сказать, была очень популярна. Вы встретили людей, с которыми не совсем хотели встречаться в ее доме.
Но если они вас там не встретили, это была
ваша потеря.
XI.
В ночь танцев вереница частных экипажей, ремизов и
такси выстроились вдоль Виале Ариосто на протяжении мили вверх и вниз перед ее воротами,
куда молодые художники обоего пола прибывали пешком. К этому времени ее
страсть к Клементине достигла апогея. Она Маддалена вернуть ее
рано вечером, и сделали ее платье под ее наблюдением и для нее
Французская горничная, а Маддалена вернулся, чтобы утешить Миссис Ландер.
“Я ненавидел ее покинуть”, - сказала Клементина. “Я не верю, что она очень
хорошо”.
“Разве она не всегда плохо?” требовали пропустить Milray. Она снова обняла девочку
, как будто одного раза было недостаточно. “Клементина, если миссис Ландер не
отдай меня, я собираюсь украсть тебя. Знаешь, чего я хочу от тебя?
сделай это сегодня вечером? Я хочу, чтобы вы встали вместе со мной и принимали гостей, пока не начнутся
танцы, как если бы это был ваш выход в свет. Я хочу представить
вам всех. Ты запросто станешь там самой красивой девушкой, и у тебя будет
самое красивое платье, и я не имею в виду, что ни одно из твоих обаяний не будет потеряно.
Ты не испугаешься?" - Спросил я. "Я не хочу сказать, что все твои прелести будут выброшены". Ты не испугаешься?”
“Нет, я не верю, что я буду”, - сказала Клементина. “Вы можете сказать мне, что
делать”.
Платье, которое она одевала, было бледно-зеленым, как свет, видел в тонких лесу;
из него просвечивали ее белые плечи и юное лицо, словно поднимавшиеся над землей
сквозь зеленый свет. Художники, мужчина и женщина, пожелали
нарисовать ее и по отдельности сказали ей об этом в течение вечера, который длился
до утра. Она не удивилась, когда около
полуночи появился лорд Лайонкорт и поразил мисс Милрей, заявив, что знаком с
Клементиной. Он спросил о миссис Ландер и добралась ли она до
Флоренция не сбиваясь с пути; он засмеялся, но он, казалось, действительно
уход. Он взял Клементина ужинал, когда пришло время; и она
она была бы выше его на полголовы, когда опиралась на его руку, если бы
предусмотрительно не наклонилась и не поплелась немного за ним.
Она не могла знать, какой триумф он для нее устраивал; и это было
просто частью волшебства того времени, когда вошел мистер Юинс
вскоре с одной из дам. Он прибыл во Флоренцию в тот день,
и его привезли без приглашения. Он производил с ней впечатление старого друга
но любопытство Клементины было вызвано главным образом высоким
Американец, которого она считала очень красивым. Его светло-желтые волосы были
его лоб был гладко зачесан, как у хорошо воспитанного мальчика; он был
одет так же, как и другие мужчины, но выглядел не совсем счастливым в этот вечер
пальто и его перчатки, которые он время от времени неловко сминал.
Он, кажется, нашел, что-то лучезарное Клементина знала бы, как
он чувствовал, у него не плясали, а он утверждал, что нашел себя в
участник вида аварии. Он сказал ей, что находится в Европе.
присматривает за патентным правом, которым только что завладел, и
неплохо проводит время. Он притворился удивленным, услышав, как она сказала
что она с первого курса, а он пытался вразумить ее
это. Он признался, что с момента, когда он вошел в комнату, он сделал
решил взять ее на ужин, и никогда не было так противно в
его жизнь, как когда он увидел, что маленький лорд ходить с ней, и
стараясь выглядеть как живой. Он спросил ее, что такое лорд.
в любом случае, он все время заставлял ее смеяться.
Он назвал ей свое имя, Г. В. Хинкл, и спросил, сможет ли она
вспомнить его, если они когда-нибудь встретятся снова.
Другим мужчиной, который ее очень заинтересовал, был молодой русский с
вьющиеся волосы и аккуратные мелкие черты лица, который говорил по-английски лучше, чем она.
и сказал, что собирается стать писателем, но еще не решил.
писать на русском или французском; она предположила, что он хотел ее
совет, но он его не ждал или, похоже, ожидал. Он был очень
уж не на шутку, а он раздул ее, и его серьезность ее забавляло, как
сколько иронии и американский. Он спросил, из какого города Америки она приехала
, и когда она ответила, что нет, он спросил, из какой части Америки. Она
ответила, что из Новой Англии, и он сказал: “О, да, именно там у них есть
совесть. Она не поняла, что он имел в виду, и он изложил ей
идеал новоанглийского девичества, который сложился у него из чтения американских
романов. “Ты такая?” - требовательно спросил он.
Она засмеялась, и сказала, “ни капли”, - и спросил его, если он когда-либо встречал
такая американская девушка, и он сказал, что, откровенно говоря, нет; американской девочки
все наемника, и волновало ничего, кроме денег, или Женитьба наименований. Он
добавил, что у него есть титул, но он не будет его носить.
Клементина сказала, что не верит, что ее интересуют титулы, и тогда
он сказал: “Но тебя интересуют деньги”. Она отрицала это, но как будто у нее были
признавшись в этом, он продолжил: “Единственный американец, которого я видел с такой совестью,
был мужчиной. Я расскажу вам о нем, если хотите”.
Он не стал дожидаться ее ответа. “Это было в Неаполе, в Помпеях. Я увидел
с первого взгляда, что он отличается от других американцев, и я
решил узнать его. Он был там в Коме.разговаривал с глупым мальчиком, чьим
наставником он был; и он сказал мне, что учится на священника
протестантской церкви. В следующем году он поедет домой для посвящения. Он
обещал весной проехать через Флоренцию, и он сдержит
свое слово. Каждый его поступок, каждое слово, каждая мысль регулируются
совестью. Это ужасно, но это прекрасно”. Все это время
Русский обмахивал Клементину веером, всем своим видом демонстрируя
флирт. “Ты потанцуешь еще? Нет? Я бы хотел нарисовать такого
персонажа, как он, в романсе”.
XXII.
Было шесть часов утра, когда мисс Милрей отправила Клементину
домой в своей карете. Она бы оставила Клементину до завтрака, но
Клементина сказала, что она должна поехать из-за миссис Ландер, и та пожелала
поехать сама.
Она думала, что она будет воровать до постели, не разбудив ее, но она была
остановил звук стоны, когда она вошла в свою квартиру; в
свет хлынул из двери Миссис Ландера. Маддалена вышла и благословила
именем своего латинского божества (гораздо более знакомого и доступного, чем
англосаксонское божество), что Клементина наконец пришла и налила
на нее обрушился рассказ о ночи страданий миссис Ландер. Сквозь ее рассказ
донесся жалобный, укоризненный голос миссис Ландер,
призывающий Клементину к ее постели. “О, как ты мог уйти и
оставить меня? Я была в таком отчаянии всю ночь напролет, а доктор
ничего не сделал для меня. Я puffectly победе, и я не мог сделать
мой хочет знать с итальянского ума-голова. Если бы не
портье, который пришел и перевел, когда доктор ушел, я не знаю,
что бы я делал. Я хочу, чтобы ты дал ему банкноту в двадцать лир
как только ты его увидишь; и, о, разве доктор не идет?”
Клементина набор помогает Маддалена поставить номер, который был в
страстные расстройства, прав; и она сделала Миссис Ландер чашку ее
собственный чай, который она привезла из С. С. вонзается в прохождении
Бостон; по словам пострадавшей, это было первое, что спасло ей жизнь
. Клементина утешила ее и пообещала, что доктор приедет очень скоро.
и прежде чем миссис Ландер уснула, она была
настолько далеко от опасности, что можно было спросить, как Клементине понравилось
самой себе и радоваться, что она так хорошо провела время.
Доктор не стал будить ее, когда пришел; он сказал, что у нее был
довольно острый желудочный приступ, который не повторится, если она поест
поменьше самых нездоровых вещей, которые она могла достать, и больше бывала на воздухе
и немного ходила пешком. Он не казался встревоженным и заставил
Клементину рассказать ему о танцах, с которых его позвали к
постели больной миссис Ландер. Он пошутил над ней за то, что она не скучала по нему;
в разгар их веселья она поймала себя на том, что зевает, и
доктор рассмеялся и ушел.
Маддалене пришлось позвонить ей незадолго до ужина, когда миссис Ландер
проснулась достаточно надолго, чтобы послать за доктором, чтобы объяснить, какого рода
прошло самочувствие, жертвой которого она теперь стала. Оказалось, когда он пришел,
будет голод, и он прописал чай и тост и маленький кусочек стейка.
До его прихода она хотела организовать домой сразу, а
умирая в своей стране. Но его мнение настолько возобладало над ней, что
она согласилась не посылать телеграммы о наличии мест. “Я полагаю, ” сказала она, - это сработает“.
сойдет в любое время до того, как начнут появляться ледяные жуки. Но я знаю, после этого,
Клементина, насколько я могу позволить тебе оставить меня в покое. Там был
большое flowas пришел за тобой, это aftanoon, но я сделал Маддалена поставить
их на балкон, потому что я не хочу, чтобы вы должны отравиться с ними в
ваш сон; я всегда им был опасен в 'комнату. Я
знаю, какие они, эйта.
Маддалена, казалось, поняла, что миссис Ландер говорила о цветах.
Она их взяла и отдала их Клементина, которые обнаружили, что они были от некоторых
от мужчины, с которым она танцевала. Мистер Хинкл послал огромный букет
фиалки, которые вскоре начали отдавать свою сладость в тепле комнаты
и аромат привели его к ней с его желтыми волосами,
аккуратно разделенными пробором сбоку и гладко причесанными, открывая его
лоб очень высоко поднят. У большинства джентльменов волосы были разделены пробором
посередине или падали челкой на лоб; у русского волосы были
слишком вьющиеся, чтобы пробираться, а у лорда Лайонкорта их не было, кроме как по бокам.
Она засмеялась, а миссис Ландер сказала: “Расскажи об этом, Клементина”, - и она
начала с мистера Хинкля и постоянно возвращалась к нему от других. Миссис Ландер
Ландеру больше всего хотелось узнать, как этот лорд добрался до Флоренции; и
Клементина сказала, что он приедет повидаться с ней.
“Ну, я очень надеюсь, что он сегодня не придет, я не в состоянии никого видеть"
.
“О, я думаю, он приедет только завтра”, - сказала Клементина; она
повторила несколько полученных комплиментов и рассказала обо всех мисс
Милрей был добр к ней, но миссис Ландер сказала: “Что ж, в следующий раз".,
Я поблагодарю ее за то, что она не задерживала вас так допоздна”. Она была поражена, когда узнала,
что г-н Ewins было, а “любые гадости вне отеля
в е?” - спросила она.
“ Да, ” сказала Клементина, “ "Мы", и некоторые из них "мы" очень милые.
Они хотели знать, не присоединюсь ли я к ним и не проведем ли мы aftanoon
здесь, в отеле, чтобы люди могли приходить к нам все сразу ”.
Она вернулась на вечеринку и описала все остальное. Когда она пришла
о русских, она сказала, что он сказал американский
девушки, которые любят деньги, и хочет жениться на иностранных дворян.
Миссис Ландер сказала: “Что ж, я надеюсь, ты не собираешься выходить замуж в спешке"
в любом случае, я надеюсь, что когда ты это сделаешь, ты выберешь симпатичного американца”.
“ О да, ” сказала Клементина.
Миссис Ландер распорядилась, чтобы ужин принесли в их квартиру. Она приободрилась.
Ей грозила опасность переесть, но с помощью Клементины
она отказалась от этого. Их короткий вечер был одним из самых веселых.;
Клементина заявила, что ей совсем не хочется спать, но она легла спать в
девять и проспала до девяти часов следующего дня.
Доктор признался, что миссис Ландер на второе утро была потрясена своим маленьким приступом сильнее, чем он ожидал;
но она решила повидаться с
джентльменом, который просил разрешения навестить Клементину. Лорд Лайонкорт так и сделал
не приходят так быстро, как она боялась, что он может, а когда он приехал, он
в основном говорила Клементина. Он не попал в шлюпку Миссис до
прежде чем он шел. Она любезно поинтересовалась, куда он спешит, и
затем он сказал, что уезжает в Рим в семь вечера. Он был
мил, надеясь, что ей будет удобно в отеле, и он посочувствовал
она хотела, чтобы в ее номере была сервировочная миска; она сказала ему
что она всегда старалась иметь ребенка, и он согласился, что это, должно быть, очень удобно.
когда кто-то, как она сказала, так сильно болеет.
Мистер Хинкль пришел на следующий день; и тогда выяснилось, что у него есть мать
жалобы которой почти в точности совпадали с жалобами миссис Ландер. У него была с собой ее фотография
, и он показал ее; он сказал, что если у вас нет жены, которую нужно носить с собой
фотографию, вам лучше носить фотографию своей матери; и миссис
Ландер похвалила его за то, что он хороший сын. Хороший сын, добавила она, всегда был хорошим мужем.
и он сказал, что именно это он и говорил молодым леди.
но, похоже, это не произвело на них особого впечатления. Он
заставил Клементину смеяться; и он притворился, что собирается принести
схему его патентных прав, чтобы она могла ее увидеть, потому что ей было бы
интересно подобную подборщицу; и он сказал, что хотел бы, чтобы ее отец
мог это увидеть, потому что это наверняка заинтересует мужчину, которого миссис
Ландер описал его таким. “ Я буду там примерно в то же время, когда
вы вернетесь домой, мисс Клементина. Когда, вы сказали, это будет?
“Я не знаю, довольно ЕА, наверное, весной, наверное.”
Она посмотрела на Миссис Ландер, который сказал: “Ну, это зависит от того, как я пошел
мое здоровье. Я не смог бы отправиться в путешествие сейчас”.
Мистер Хинкл сказал: “Нет, лучше позаботься о своем здоровье, если на это уйдут все силы".
Лето. Я не хочу, чтобы ты торопился на мой счет. Твое время-это мое
время. Все, что я хочу, чтобы Мисс Клементина, вот, чтобы лично провести
мне ее отец. Если бы я мог уговорить его заполучить мой сборщик в Новой Англии
, мы могли бы увеличить урожай черники вдвое ”.
Миссис Ландер поняла, что он шутит, и спросила, чего он хочет.
убежать, когда выпала карточка молодого русского. Он сказал: “О,
дай шанс каждому мужчине”, и пообещал, что будет заглядывать каждые
несколько дней и проверять, как у нее дела. Он открыл дверь после того, как
он вышел и просунул голову, чтобы сказать по секрету миссис Ландер,
но так громко, что Клементина могла расслышать: “Я полагаю, она сказала вам, кто
той ночью была красавицей бала? Ходил ужинать с
лордом! Он, похоже, считал, что лорд - это такая хорошая шутка, что если ты
упоминаешь о нем, то невольно смеешься.
На карточке русского значилось имя барон Бельский, с зачеркнутым
карандашом бароном, и он начал нападать на миссис Ландер за недостатки
американского характера, как он и предполагал. Он объяснил ей, что
ее соотечественники существуют главным образом для того, чтобы зарабатывать деньги; что они более
лавочники лучше англичан и снобы похуже; что их женщины были
тривиальными, а мужчины - грязными; что их честолюбивым намерением было объединить свои
семьи с европейской аристократией; и их доктрина свободы
а равенство было бесстыдным лицемерием. За этим последовал жесткий по ее
спрашиваю, как она это сделала очень быстро, поэтому он зачеркнул заголовок
его карта. Он сказал ей, что хотел бы быть известным исключительно как художник,
и ему пришлось объяснить ей, что он не художник, но собирается стать
романистом. Она обвинила его в том, что он никогда не был в Америке, но он
утверждал, что, поскольку вся Америка прибыла в Европу, у него были материалы для
изучения национального характера под рукой, без необходимости пересекать
океан. В ответ она сказала ему, что во время путешествия ее нисколько не укачивало
и что это совсем не беспокоило; тогда он
резко оставил ее и подошел попросить чашку чая у Клементины, которая
сидела за чайником у окна.
“Сегодня утром я получил известие от того американца, которого встретил в Помпеях”, - начал он
. “Он направляется на север, и я собираюсь встретиться с ним в
Риме”.
Ландер миссис зацепился за слово, и называется по комнате: “ну, не правда ли
что сл е то ло бы нет?”
Сказала Клементина да, и пока чайник закипел, она попросила барона
Бельский скоро уезжал.
“О, возможно, через неделю или дней через десять. Я узнаю, когда он приедет. Тогда
Я уеду. Мы пишем друг другу каждый день”. Он выхватил письмо из его
нагрудный карман. “Это даст вам представление о его характере”, - и он
прочитал: “Если мы верим, что рука Бога направляет все наши действия, как
мы можем противопоставить наши теории поведения тому, что мы считаем его рукой
вдохновение?”
“Что ты об этом думаешь?” - требовательно спросил он.
“Я не верю, что Бог направляет наши неправильные действия”, - сказала Клементина.
“Как! Есть ли что-нибудь вне Бога?
“Я не знаю, есть он или нет. Но есть кое-что, что
иногда искушает меня поступать неправильно, и я не верю, что это Бог ”.
Русский, казалось, был поражен. “Я напишу это ему!”
“Нет, - сказала Клементина, - я не хочу, чтобы ты что-нибудь говорил обо мне ему".
”Он..."
“Нет, нет!” - сказал барон Бельский, ободряюще помахивая своей лентой. “Я бы не стал
упоминать ваше имя!”
Вошел мистер Юинс, и русский сказал, что он должен идти. Миссис Ландер попыталась
чтобы задержать и его, как она пыталась удержать мистера Хинкля, но он был неумолим.
Мистер Юинс посмотрел на дверь, когда она закрылась за ним.
Миссис Ландер сказал: “Это один из господ, что Клементина встретила
ночь otha на танцах. Он барон, но он царапает его. Вы бы
должны были заставить его разглагольствовать об американцах.
“Да”, - холодно сказал мистер Юинс. “Он в нашем отеле, и он высокомерно
его своеобразные взгляды на табльдот довольно свободно. Он
революционер какой-то, мне кажется”. Он произнес этот эпитет с
отвращением, подобающим гражданину государства, рожденного революцией и
город, который укрывал восстание. “Я полагаю, он нигилист”.
Миссис Ландер пожелала узнать, что это было, и он объяснил, что это был
Русский, который хотел свергнуть царя и установить правительство народа
когда они не были готовы к свободе.
“Тогда, может быть, он вообще не барон”, - сказала миссис Ландер.
“О, я считаю, что он имеет право на свой титул”, - ответил Юинс. “Это
Немецкий титул”.
Он сказал, что, по его мнению, такой человек был еще более озорным из-за
его искренности. Он привел в пример русского, которого его друг
знал в Берлине такого высокопоставленного человека, как этот парень: он начал размышлять
о положении рабочих и тому подобных вещах, пока не
отказался от своего титула и состояния и пошел работать в чугунолитейный цех.
Мистер Юинс также критически отзывался о миссис Милрей. Он познакомился с ней в Египте.;
но вы скоро исчерпали интерес такого рода женщин. Он заявил, что
очень заинтересован в том, чтобы Клементина увидела Флоренцию в правильном свете
и предложил свои услуги по показу ей места.
Русский приезжал на следующий день, и почти ежедневно после этого, в
интерес, с которым Клементина романа отличие от других американских
девушки, казалось, вдохновить его. Воображение его, превратив ее простой
Янки факты во что-то заметное, чтобы славянин, его темперамент. Он
представлял ее дочерью крестьянина, чья красота очаровала
вдову богатого горожанина, которая должна была унаследовать состояние своей
приемной матери. Он предположил, что удочерение произошло в
гораздо более ранний период, чем то время, когда фактически начался визит Клементины к миссис Ландер
, и что все, что можно было сделать, было сделано, чтобы стереть
ее настоящий характер - снисходительность и роскошь.
Его любопытство относительно ее детства, ее дома, ее отца и матери,
ее братьев и сестер и его непонимание всего, что она ему
говорила, забавляли ее. Но он ей нравился, и она старалась дать ему
понятие вещей, которые он хотел так много знать. Это всегда заканчивалось:
неудовлетворенность, более или менее яростная, исходом американских условий.
условия, как он их себе представлял.
“Но ты, - настаивал он однажды, - ты, дочь полей и
лесов, почему ты должна оставить эту чистую жизнь и прийти, чтобы растрачивать себя
здесь?”
“Почему, тебе не кажется, что это очень приятно во Флоренции?” она спросила, глазами
невинных интерес.
“Отлично! Приятно! Живем ли мы, для чего это хорошо? Достаточно ли тебе того, что у тебя есть
то, что вы, американцы, называете приятным времяпрепровождением?
Клементина задумалась. “Я почти ничего не делала дома, и
Я подумал, что с таким же успехом могу пойти с миссис Ландер, если она так сильно этого хочет
. В некотором смысле она считала, что он вмешивается в то, что было
не его делом, но она верила, что он был искренен в своем рвении к
идеальной жизни, которую он хотел, чтобы она вела, и кое-что у нее было
услышанное о нем заставило ее пожалеть и зауважать его; его самоизгнание и
его отречение от дома и страны ради своих принципов, какими бы они
ни были; она точно не поняла. Она не стала бы никогда не нравился
будучи в состоянии вернуться в middlemount, или быть отрезанным от всех ее
друзья, как этот бедный молодой нигилист был, и она сказала, “я не
ожидаем, что это будет что угодно, но не в гости, а я всегда
якобы мы должны вернуться весной; но теперь миссис Ландер
начинаю думать, что она не будет достаточно хорошо до осени”.
“ И зачем тебе нужно оставаться с ней?
“Потому что она не очень здорова”, - ответила Клементина и улыбнулась,
немного торжествующе, но и терпеливо.
“На свои деньги она могла бы нанять медсестер и врачей, все, что захочет”.
“Я не верю, что это было бы в точности то же самое, и что мне следует
делать, если я вернусь?”
“Делать? Учить! Возвышать жизни вокруг себя”.
“Но ты говоришь, что людям лучше жить просто, не читать и
так много думать”.
“Тогда работай с ними в поле”.
Клементина откровенно рассмеялась. “Я думаю, если кто-то видел меня горе'king в
поля они бы подумали, что я был с позором neighbahood”.
Бельский одарил ее ошеломленным взглядом сквозь очки. “Я не могу
понять вас, американцев”.
“Что ж, тогда вы должны вернуться в Америку, мистер Бельски” - он попросил ее
не называть его по титулу - "и тогда вы это сделаете”.
“Нет, я не смог бы вынести разочарования. У вас есть великие
возможности земли. Вы могли бы быть равными и справедливыми, простыми и
добрыми. Ничто не может помешать вам. Но все, что вы пытаетесь сделать, это получить
все больше и больше денег ”.
“Это не faia, мистер Бельски, и вы это знаете ”.
“Ну, тогда ты шутишь, шутишь - всегда шутишь. Как этот мистер Хинкль. Он хочет
заработать деньги с помощью своего патента в глинер, что займет последнее
зерна пшеницы от бедных, и он хочет, чтобы шутки шутить!”
Клементина сказала: “Я не позволю тебе говорить такое о мистере Хинкле. Ты не
знаешь его, или не стала бы. Если он шутит, почему бы ему и не шутить?”
Бельский сделал жест отказа. “О, вы тоже американка”.
Она, конечно, не стала менее американкой с тех пор, как уехала из дома.;
даже небольшие соответствия Европе, которые она практиковала, были чертами характера
Американизма. Клементина не становилась утонченной, но, возможно, она
становилось все более условным. Знание добра и зла в
вещах, которые когда-то казались ей безразлично хорошими, подкралось
к ней, и она отличалась в своих действиях. Она грешила так же мало,
как и любая молодая леди во Флоренции, против суеверий общества; но
хотя сейчас она и не стала бы танцевать под юбкой перед кораблем, полным
люди, она не сокрушалась о своих прошлых ошибках. Она надела на себя
мир, но она носила его просто и в большинстве случаев бессознательно.
Некоторые вещи были переданы ей без ее просьбы или желания, и
просто в силу своей молодости и впечатлительности. Она взяла их из
своего окружения, сама того не подозревая, и таким образом унаследовала
Английские манеры и английский тон; она была менее американкой только потому, что
была скорее англичанкой, не прилагая усилий, когда другие американцы так старались.
В области жестких носовых, Клементина никогда не говорил через нее
нос, и теперь она не действовала в этих чужеродных интонаций, как и в
тендер cooings который используется для Рауз опасения ее брат Джим.
Когда она была с англичанами, она невольно использовала их, и
когда она была с американцами она в значительной степени лишилась их, так что после половины
через час Мистер Хинкль, она едва след их, и с госпожой
Ландер, она всегда говорила со своим родным акцентом.
XXIII
Однажды воскресным вечером, ближе к концу Великого поста, у миссис Ландер случился еще один из
ее приступов; теперь она стала называть их так, как будто установила в них свою
собственность. Он пришел от нее накопительный переедания, опять же,
но доктор не был так улыбается, как он был в отношении
первое. Клементина собралась ехать к мисс Милрей на один из
воскресенье ей чай, но она положила ее вещи, и готовы потратить
ночь у постели Миссис Ландера. “Ну, я думаю, вы хотели
получить”, - сказал страдалец. “Я собираюсь сделать все для тебя, и ты бы
должен быть готов отказаться от одного из своих "джанкет" ради меня. Я уверена, что я...
в любом случае, не знаю, что вы в них нашли.
- О, я согласна, миссис Ландер; Я рада, что не остановилась до того, как это началось.
началось. Клементина занялась подушками под миссис Ландер.
растрепанная голова и постельное белье были в беспорядке из-за ее агонии, в то время как
Миссис Ландер продолжала.
- В любом случае, я не понимаю, какой смысл так много шляться. Я не вижу, как
из этого что-нибудь выйдет, но просто чтобы получить парочку беззаботных парней за хвостом
вы, которые думаете, что у вас будут деньги. Есть такая вещь, как две
стороны всего, и если фавас собирается быть на одной стороне, я
думаю, что в этом было бы явное недоверие. Я думаю, что у меня есть
право на немного внимания, как и у тех, кто ничего не сделал;
и если я goin', чтобы оставили в покое его е, чтобы умереть среди чужих любое время
один из моих приступов наступает на ... ”
Доктор перебил: “я не думаю, что тебе придется очень плохо
атакуйте, на этот раз, миссис Ландер”.
“О, спасибо, спасибо вам, доктор! Но вы можете undastand, ты не можешь,
как я хочу, чтобы кто-то вокруг, что может undastand немного
Английский?”
Врач сказал: “Ах, да. И мы с мисс Клаксон можем многое понять.
между нами говоря, мы собираемся остаться и посмотреть, как немного морфия
подействует на тебя.
Миссис Ландер запротестовала: “О, я не могу быть более точной, доктор”.
“Вы когда-нибудь пробовали это?” - спросил он, готовя свой маленький инструмент к
впитыванию раствора.
“Нет; но мистер Ланда впитал, и это его почти убило; ему стало плохо”.
“Ну, сейчас вы больны настолько, насколько это вообще возможно, миссис Ландер, и если вы
не умрете от этого булавочного укола” - он воткнул острие иглы под кожу
о ее массивной передней руке: “Я думаю, ты это переживешь”.
Она вскрикнула, но когда боль начала утихать, она набралась смелости и
радостно воскликнула: “ Ну, это прекрасно, не правда ли? Я заявляю, что это во'кс
как ча'м. Что ж, после этого я всегда буду держать мо'фини при себе, и
когда я почувствую приближение одного из этих приступов ...
“ Пошлите за врачом, миссис Ландер, - сказал доктор Уэлрайт, - и он подскажет,
что делать.
“Я не так уверен”, - ответил Ландер Миссис любовью. “Он будет, если вы
был один. Я заявляю, что, кажется, могу встать и пойти прямо сейчас, я
чувствую себя так хорошо ”.
“Это хорошо. Если ты прогуляешься послезавтра, это поможет тебе
гораздо больше ”.
“ Что ж, я всегда буду говорить, что на этот раз вы спасли мне жизнь, доктор;
и Клементина, она благородно поддержала меня; я скажу это за нее.
Она повернула свою большую голову на подушке, чтобы лучше видеть девушку. “ Я в порядке.
Теперь все в порядке; и не обращай внимания на то, что я сказал. Это просто мое несчастье.
болтаю; Я не знаю, что я сказал; мне было так плохо. Но я фустрат,
теперь, и я считаю, что смогу заснуть, сию минуту. Почему бы тебе не
зайдите в ваш чай? Вы можете, так же, как и не было!”
“ О, я не хочу сейчас уходить, миссис Ландер; я бы предпочла, чтобы ратха осталась.
“Но сейчас больше нет никакой опасности, не так ли, доктор?” - возразила миссис Ландер
.
“Нет. Раньше никакой опасности не было. Но когда вы придете в себя, я
хочу немного поговорить с вами, миссис Ландер, о вашей диете. Мы
Должны позаботиться об этом.
“Доктор, это то, что я сейчас делаю. Я ем все, что попадается под руку.
Не так ли, Клементина? И не сыщешь ты всегда на меня о
это?”
Клементина не ответила, и доктор рассмеялся. “Ну, я бы хотел
знать, что еще я мог бы сделать!”
“Возможно, вы могли бы сделать меньше. Посмотрим. Лучше иди спать,
сейчас, если тебе так хочется.
“ Хорошо, я пойду, если ты уговоришь это глупое дитя сходить к ней на чай. Я s'Pose
она не потому, что я ее ругаю. Она ужасно руку положите что-нибудь
против вас. Вы знаете, ах', Клементина! Но я могу сказать вот что, доктор.:
ребенок Бетты не дышит, и я просто не смог бы жить без нее. Пойдем.
эй, Клементина, я хочу поцеловать тебя один раз, прежде чем лягу спать, так что
чтобы добиться успеха, в тебе нет злого умысла”. Она притянула Клементину к себе, чтобы поцеловать
и продолжала нежно и оптимистично болтать, пока ее речь
не стала голосом ее грез, а затем и вовсе прекратилась.
“Вы могли бы прекрасно уйти, мисс Клаксон”, - сказал доктор.
“Нет, я не могу идти”, - ответила Клементина. “Я бы предпочла остаться. Если она
проснется...
“ Она не проснется еще долго после того, как ты вернешься; я отвечаю за это.
Я собираюсь побыть здесь некоторое время. Иди! Я беру ответственность на себя.
Лицо Клементины просветлело. Она очень хотела уйти. Она должна
познакомиться с приятными людьми; она всегда так делала у мисс Милрей. Затем
огонек в ее веселых глазах погас, и она поджала губы. “Нет, я сказал ей, что мне
не следует идти”.
“Я вас не слышала”, - сказала доктор Уэлрайт. “У врача нет глаз и ушей".
”За исключением симптомов его пациентов".
“О, я знаю”, - сказала Клементина. Доктор Уэлрайт понравился ей с самого начала
и она подумала, что с его стороны было очень мило остаться после того, как он
отошел от постели миссис Ландер и помог скрасить ее одинокий вечер
приятно было в гостиной. Наконец он вскочил и посмотрел на свой
Смотреть. “Благослови, душа моя!” - сказал он, и он пошел по другому взглянуть на Миссис
Спускаемый аппарат. Когда он вернулся, он сказал: “с ней все в порядке. Но вы вынудили меня
разорвать помолвку, мисс Клаксон. Я собирался на чай к мисс Милрей.
Она обещала, что я встречу вас там.
Это показалось отличной шуткой, и Клементина предложила отнести его извинения
Мисс Милрей, когда та пойдет готовить свои собственные.
Она уехала на следующее утро. Миссис Ландер настояла, чтобы она уехала; она
сказала, что не хочет, чтобы мисс Милрей думала, будто она хочет
оставить ее одну.
Мисс Милрей поцеловала девушку в знак полного прощения, но спросила: “Доктор
Уэлрайт думал, что это был очень тяжелый приступ?”
“Он был он?” - ответила Клементина.
Мисс Милрей рассмеялась. “ Врачи не предают своих пациентов - хорошие врачи.
Нет, его здесь не было, если это вам поможет. Я бы хотел, чтобы это помогло мне,
но не совсем поможет. Мне не нравится думать о том, что эта старая женщина использует вас
, Клементина.
- О, это не так, мисс Милрей. Ты не должен так думать. Ты не знаешь, как
она добра ко мне.
“ Она когда-нибудь напоминает тебе об этом?
Клементина опустила глаза. “ Она сама на себя не похожа, когда плохо себя чувствует.
хорошо”.
“Я так и знала!” Мисс Милрей торжествовала. “Я всегда знала, что она была
ужасной старой полосатой кошкой. Я бы хотела, чтобы ты благополучно вырвалась из ее лап. Приезжай и
живи со мной, моя дорогая, когда миссис Ландер устанет от тебя. Но ты ей
никогда не надоешь. Ты просто такой беспомощный мыши
такой старый Табби бы сделать ее естественной добычей. Но она все равно не, даже
если еще такая кошка к вам! Мне жаль, что ты не смог прийти
прошлой ночью. Ваш малороссийский был здесь и ушел рано и очень
горько потому что ты не пришел. Казалось, он думал, что там никого нет,
и говорил об этом всем, кроме слов ”.
“О!” - воскликнула Клементина. “Вам не кажется, что он очень милый, мисс Милрей?”
“Он очень мистический, или же настолько простой, что кажется таким. Я надеюсь, ты
сможешь его разглядеть.
Тебе не кажется, что он очень похож на ea'nest?
“О, как могила или сумасшедший дом. Мне бы на твоем месте не хотелось, чтобы он был серьезен.
на мой счет.
“Но он именно такой!” Клементина рассказала, как русский прочитал ей
нотацию и пожелал, чтобы она вернулась в деревню и работала в поле
.
“ О, если это все! ” воскликнула мисс Милрей. “Я боялась, что это еще
вид серьезностью: я бы не понравилось если бы я был тобой”.
“ Полагаю, в этом нет никакой опасности. Клементина рассмеялась, а мисс
Милрей продолжила:
“Здесь был еще один ваш поклонник; но он не был так безутешен,
или же он находил утешение в том, что оставался и говорил о вас, или
шутил”.
“О, да, мистер Хинкль”, - воскликнула Клементина с улыбкой, которую всегда вызывала мысль
о нем. “Он прелестный”.
“Прелестный? Ну, я не знаю, почему это неподходящее слово. Оно ему очень подходит.
намного лучше, чем некоторым безвкусным девушкам, которым люди его дарят. Да, я могла бы
по-настоящему влюбиться в мистера Хинкля. Он единственный мужчина, которого я когда-либо видела, который
знал бы, как смягчить падение! ”
Это было обеденное время, прежде чем их разговор уже начал иссякать, и он опух
опять за едой. Мисс Milray вернулся в спускаемый аппарат Госпоже, и она заставила
Клементина призналась, что иногда бывала немного раздражительной. Но она
настаивала на том, что всегда была хорошей, и, раскаиваясь, ушла, как только
Мисс Милрей встала из-за стола.
Она нашла Миссис Ландер намного лучше, и готовы были ее
держаться весь день с Miss Milray. “Я не хочу, чтобы она должна была
что сказать против меня, для тебя, Клементина; она была бы рада.
Но я думаю это просто так же ты а назад. Что царапается-из-барон
был Он Е дважды, и он ждет вас в pahla', сейчас. Я полагаю,
он будет приходить, пока вы его не увидите. Думаю, у вас все получится.;
что бы это ни было.
“ Наверное, вы правы, миссис Ландер.
Клементина нашла Российской ходить взад и вперед по комнате, и как только
как их приветствие было закончено, он спросил отпуска для продолжения набережной
но он резко остановился перед ней, когда она опустилась на диван.
“Я пришел рассказать вам странную историю”, - сказал он.
“Это история моего американского друга. Я рассказываю ее вам
потому что я думаю, что ты можешь понять и будешь знать, что посоветовать, что
делать.
Он повернулся на каблуках и прошелся по комнате и обратно
прежде чем заговорить снова.
“Уже несколько лет”, - сказал он, становясь чуть менее устойчивым в его
Английский язык как его ажиотаж“, - он встретил молодую девушку, ребенка,
когда он был еще не полный возраст человека. Это было в деревне, в
горах Америки, и... он любил ее. Оба были очень бедны; он, студент
, зарабатывал средства, чтобы завершить свое образование в университете.
Он посвятил себя своей церкви и с темпераментом
Пуритане, он запрещал себе все мысли о любви. Но он был натурой
страстной и импульсивной, и в момент самозабвения он признался
в своей любви. Ребенок был сбит с толку, испуганная; она сжалась от его
отпета, и он, преисполненный раскаяния за его предательство, велел ее впустить
это будет как если бы не было; он просил ее больше не думать о нем”.
Клементина сидела, словно не в силах пошевелиться, уставившись на Бельского. Он остановился.
его походка была напряженной, и после его слов воцарилось впечатляющее молчание.
“Время шло: дни, месяцы, годы; и он больше не видел ее. Он
продолжил учебу в университете; по ее окончании он поступил
на курс богословия, и вскоре он станет служителем своей церкви.
церковь. Все это время образ юной девушки оставался в его сердце
и хранил верность единственной любви, которую он когда-либо знал. Он не будет
знать другой, пока жив.”
Он снова остановился перед Клементиной; она беспомощно посмотрела на него снизу вверх
и он продолжил свой путь.
“Он, со своими мечтами об отречении, самоотречении, думал когда-нибудь
вернуться к ней и попросить ее принадлежать ему. Он верил, что она способна на
равной жертве с самим собой, и он надеялся завоевать ее не только для себя
, но и для религии, которую он поставил перед собой. Он бы
предложил ей соединить свою судьбу с его, чтобы они могли отправиться вместе с
какой-нибудь миссией к язычникам - в Южные моря, в сердце Африки,
в джунгли Индии. Он всегда думал о ней как о веселой, но хорошей девушке,
не от мира сего душой и возвышенной душой. Она осталась с ним
видением ангельской красоты, какой он видел ее в последний раз при лунном свете,
на берегу горного потока. Но он верит, что видел
опозорил себя перед ней; что те самые угрызения совести из-за ее молодости, ее
невежества, которые заставили его умолять ее забыть его, должно быть, заставили ее
сомневаться и презирать его. Он никогда не имел мужество, чтобы писать в ней
одним словом, после всех этих лет, но он считает себя обязанным ее
навсегда”. Он остановился перед Клементина и схватил ее за руки. “Если бы
ты знал такую девушку, что бы ты хотел, чтобы она сделала? Должна ли она предложить ему
снова надеяться? Хотите, чтобы она сказала ему, что она тоже была
верна их мечте, и что она тоже...
“Отпустите меня, мистер Бельски, отпустите меня, я говорю!” Клементина вырвала у него руки
и выбежала из комнаты. Бельский поколебался, потом нашел свою шляпу
и, взглянув на свое отражение в зеркале, вышел из дома.
XXIV.
В апреле поток путешественников начал направляться на север. Много англичан,
много американцев появилось во Флоренции из Неаполя и Рима; многие из тех, кто раньше
зимовал во Флоренции, отправились дальше в Венецию и города северной Италии,
направляясь в Швейцарию, Францию и Германию.
Весна выдалась холодной и дождливой, а итальянские железные дороги пребывали в нерешительности.
прерванный наводнениями. Рыжевато-коричневый потоп скатился с гор
по руслу Арно и держал флорентийскую пожарную охрану
начеку днем и ночью. “Любопытная вещь об этой стране,”
сказал мистер Хинкль, встретив барона Бельский на понтах Святой Троицы, “что
единственное, что они когда-нибудь сюда пожарных, чтобы потушить это
паводок. Если бы у них однажды случился настоящий пожар, я думаю, они захотели бы
захватить с собой спасательные жилеты.
Русский смотрел вниз через парапет на бурлящую реку. Он
поднял голову, как будто не слышал американца, и уставился на него.
мгновение, прежде чем заговорить. “Говорят, что железная дорога на Рим сломана
в Гроссетто”.
“Ну, я не собираюсь в Рим”, - непринужденно сказал Хинкль. “А ты?”
“ Я должен был встретиться там с другом, но он написал мне, что уезжает.
во Флоренцию, и теперь...
“ Он отдыхает по дороге? Что ж, он будет здесь примерно так же быстро, как он
в обычной поездки. Одна хорошая вещь об Италии,
вы не хотите поторопиться, если вы это сделали, вы бы ушли”.
Бельский уставился на него в том оцепенении , до которого доводил американский юмор .
обычно его сокращали. “Если он останется на линии Гроссетто, он может вернуться
и подъехать к Орвието, нет?”
“Он может, если не торопится”, - согласился Хинкль.
“Это хороший способ, если у вас есть время, чтобы сжечь”.
Бельский не пытаются исследовать смысл и американский. “Вы
знаю”, - он спросил: “Будет ли миссис Ландер и ее молодой друг по-прежнему в
Флоренция?
“Я предполагаю, что они являются”.
“Говорили, что они собираются в Венецию на лето”.
“Это то, что доктор посоветовал пожилой леди. Но они не начнут
еще неделю или две”.
“О!”
“Ты собираешься пропустить Milray, в воскресенье вечером? Последний сезон, я
верим”.
Бельский, казалось, не вспомнил сам себя от расстояния.
“Нет-нет”, - сказал он и двинулся прочь, забыв о церемонном
приветствии, которое он обычно использовал при встрече и расставании. Хинкль
посмотрела ему вслед впечатление у людей большая разница в
внешний вид и поведение какого-либо одного, чей внешний вид и поведение не
особенно их волнуют.
В день, Бельский привидениями отель, где Григорий был
приехать со своим учеником, и, когда ученик семьи ждали
они. Той ночью, намного позже, чем должен был прийти их запоздалый поезд, они пришли;
ученик был с отцом и матерью, а Григорий был один, когда Бельский
позвал его в четвертый или пятый раз.
“Тебе нехорошо”, - сказал он, когда они пожимали друг другу руки. “У тебя жар!”
“Я устал”, - сказал Грегори. “Нам пришлось пережить тяжелые времена”.
“Я пришел с неудобством! Вы, наверное, не обедали?”
“Да, да. Я ужинал. Садитесь. Как вы сами себя чувствовали?”
“О, всегда хорошо”. Бельский сел, и друзья уставились друг на друга.
“У меня для тебя странные новости”.
“Для меня?”
“Для тебя. Она здесь”.
“Она?”
“ Да. Молодая девушка, о которой вы мне рассказывали. Если бы я не запретил себе
из-за моей преданности тебе, если бы я не говорил себе каждую минуту в ее присутствии
"Нет, только для твоей подруги она красива и
хорошо!" - Но вам не в чем будет упрекнуть меня в этом отношении”.
“ Что вы имеете в виду? ” спросил Грегори.
“ Я имею в виду, что мисс Клаксон во Флоренции, со своей покровительницей, богачкой
Миссис Ландер. Самая почитаемая молодая леди в обществе, бывающая везде,
и за ней везде ухаживают и ее приветствуют; любимица светской жизни
Мисс Милрей. Но почему это должно вас удивлять?
“Ты ничего не говорил об этом в своих письмах. Ты...”
“Я не был уверен, что это была она; ты никогда не называл мне ее имени. Когда я
предугадывал то, я так скоро тебя увидеть, что я думал, что лучше держать
это пока мы не встретились”.
Григорий попытался заговорить, но он позволил Бельский идти дальше.
“Если вы думаете, что мир избаловал ее, что она будет другой
той, какой она была в своем доме среди ваших гор, позвольте мне успокоить вас.
В ней вы найдете Чудо-женщину, которую не лесть может обернуться
глава. Я смотрел на нее в ваших интересах; я испытал ее. Она
то, что ты видел ее в последний раз”.
“Конечно, ” спросил Грегори, мучаясь из-за того, чего он теперь боялся, - ты
не говорил с ней обо мне?”
“Не по имени, нет. Я не мог допустить такой неосторожности...
“ Имя ничего не значит. Вы сказали, что знали меня ... Конечно, нет! Но
вы намекали на какие-либо сведения ... Потому что...
“Вы услышите!” - сказал Бельский и выложил Григорию всю историю.
о том, что он сделал. “Она ничего не отрицала. Она была очень тронута,
но не отказала мне пожелать вам надеяться...
“ О! ” Грегори обхватил голову руками. “ Вы испортили мне
жизнь!
“Избалованный” Бельский в ужасе остановился.
“Я рассказал тебе свою историю в момент презренной слабости - импульсивного
безрассудства. Но как я мог мечтать, что ты когда-нибудь встретишь ее? Как я мог
вообразить, что ты будешь говорить с ней так, как ты это сделал? Он застонал и
в своем отчаянии начал кружиться по комнате. “О, о, о! Что
мне делать?
“Но я не понимаю!” Начал Бельский. “Если я допустил ошибку
...”
“О, ошибка, которую никогда не исправить за всю вечность!”
“Тогда позволь мне пойти к ней ... позволь мне сказать ей...”
“Держись от нее подальше!” - закричал Грегори. “Ты слышишь? Никогда больше не подходи к ней!
”
“Грегори!”
“Ах, прошу прощения! Я не знаю, что я делаю... говорю. Что
она подумает... что она подумает обо мне!” Он перестал разговаривать с Бельским;
он рухнул в кресло и спрятал лицо в руках растянулся на
стол перед ним.
Бельский смотрел на него в остолбенении, которому артистичная натура чувствует
когда жизнь доказывает живых под его рукой, а не сам материал
ситуаций и последствий. Он не мог постичь всей меры той катастрофы, которую он учинил.
Возмущение его собственным поведением было утеряно.
Он был поглощен романтической целью, которая должна была быть достигнута. Он
он хотел быть другом, пророком для этих американских влюбленных, которых
он примирял и толковал друг другу; но в какой-то момент он
должно быть, неправильно понял. И все же ошибка не была непоправимой; и в своем
искуплении он мог поставить печать на своей преданности. Он вышел из комнаты, где
Грегори не предпринял никаких попыток удержать его.
Он прошел по улице от отеля до Арно и через несколько мгновений
стоял на мосту, где разговаривал с тем шутником.
утром они вместе смотрели вниз, на бурлящую реку. У него было
странное желание, чтобы джокер снова был с ним, чтобы он узнал
что есть некоторые вещи, от которых нельзя отмахнуться.
Ночь была бурной, и ветер, который гнал рваные облака
закрывая лик луны, налетал внезапными порывами на мост,
и поток, перекатывающийся под ним и с хрипом бьющийся о его опоры.
Бельский перегнулся через парапет и посмотрел вниз на водовороты и
течения, которые были видны в неверном свете. Он получал фантастическое удовольствие
изучая их и выбирая момент, когда ему следует перепрыгнуть через
парапет и затеряться в них. Этот инцидент нельзя было использовать ни в одном его романе
и никто другой не смог бы так точно передать ситуацию,
но, возможно, впоследствии, когда факты, приведшие к его смерти, будут раскрыты.
известный по раскаянию любовников, которым он стремился служить,
какой-нибудь другой художник-натура смог бы передать их тончайший смысл в мемуарах
нежный, как аромат увядшего цветка.
Он тоже был готов пойти на эту жертву и отступил на шаг
от парапета, когда порывистый порыв ветра сорвал шляпу с его головы, и
прокрутил его по мосту. Весь ход его намерений изменился,
и, как будто было невозможно утонуть с непокрытой головой, он
пустился в погоню за своей шляпой, которая покатилась, запрыгала и ускользнула
из его хватки всякий раз, когда он наклонялся за ним, до последнего дуновения ветра
поднял его и перебросил через мост в реку, где он
беспомощно наблюдал, как он плывет по течению, пока его не унесло прочь
из поля зрения.
XXV.
Григорий не спал и не находил успокоения в молитвах, которые он возносил
в качестве руководства. Он пытался придумать кого-нибудь, с кем он мог бы поговорить.
адвокат; но он никого не знал во Флоренции, кроме родителей своей ученицы,
а они были невозможны. Он почувствовал, что поддался порыву, которого
так боялся, идя к Клементине, и пошел без надежды, желая
понести любое наказание, которое она ему назначит, после того, как он
дезавуировал действия Бельского и взял на себя ответственность за них.
Он был готов к ее отказу встретиться с ним; он представлял ее уязвленной
и жалкой; он представлял ее оскорбленной и возмущенной; но она встретила его
нетерпеливо и с загадочной мольбой в ее приветствии. Он начал сразу же,
не пытаясь преодолеть время, так как они встретились с любыми
формальности.
“Я пришел поговорить с вами о ... это ... русские, про барона Бельский--”
“Да, да!” - взволнованно ответила она. “Тогда у тебя есть он”.
“Он пришел ко мне прошлой ночью, и... Я хочу сказать, что чувствую себя виноватой в том, что он сделал".
”Ты?" - спросила я.
“Ты?”
“Да; я никогда не говорил о вас по имени к нему; я не мечтаю его когда-нибудь
увидев вас, или то, что он осмелился бы говорить с вами о чем я ему говорил.
Но я верю, что он имел в виду ничего плохого, и именно я причинил вред, то ли
Я уставный это или нет”.
“Да, да!”, она вернулась с эффектом поставив его слова в сторону, как
что-то выше нас. “Они ничего больше головы?”
“Как, что-нибудь еще?” он вернулся в оцепенении.
“Тогда, разве ты не знаешь? О том, что он упал в реку? Я знаю, что он
не утопился.
Грегори покачал головой. “ Когда... что заставляет их думать... - Он замолчал и
уставился на нее.
“ Да ведь они знают, что прошлой ночью он спустился к Понте Тринити.;
кто-то видел, как он уходил. А потом этот крестьянин нашел свою шляпу вместе со своими
назови в нем, в дрейфующем лесу под Кассином...
“ Да, ” безжизненно ответил Грегори. Он уронил руки вперед, и его
беспомощные ладони повисли на коленях; его взгляд опустился с ее лица на
пол.
Некоторое время, показавшееся им долгим, оба молчали, а потом заговорила Клементина
. “ Но это неправда!
- О да, это правда, ” как и прежде, сказал Грегори.
“Мистер Хинкл в это не верит”, - настаивала она.
“Мистер Хинкл?”
“Он американец, который остановился во Флоренции. Он пришел этим утром, чтобы
рассказать мне об этом. Даже если он утонул, мистер Хинкл считает, что он не хотел этого.
должно быть, он просто упал в воду.
“Какое это имеет значение?” потребовал ответа Грегори, поднимая отяжелевшие глаза.
“Хотел он этого или нет, я стал причиной этого. Я довел его до этого”.
“Ты довел его?”
“Да. Он рассказал мне, что сказал тебе, а я... сказала, что он
испортил мне жизнь - я не знаю!”
“ Ну, он не имел права так поступать, но я не винила тебя, ” сочувственно начала Клементина
.
“ Слишком поздно. Теперь уже ничего не поделаешь. Грегори отвернулся от милосердия.
оно больше не могло спасти его. Он поднялся, пошатываясь, и попытался подняться сам.
прочь.
“ Ты не должен уходить! ” вмешалась она. “Я не верю, что ты заставил его сделать это.
Мистер Хинкль скоро вернется, и он...
“ Если он сообщит, что это правда? - Спросил Грегори.
“Что ж, ” сказала Клементина, “ тогда нам придется это вынести”.
Ощущение чего-то более тонкого, чем поверхностный смысл ее слов, пронзило
его болезненный эгоизм. “Мне стыдно”, - сказал он. “Ты позволишь мне остаться?”
“Ну да, ты должен”, - сказала она, и если в глубине души и было какое-то осуждение в его адрес.
она сдержалась и попыталась отговорить его
от его раскаяния, которое, возможно, было скорее в его характере, чем в его совести
она заставляла тянуть время, пока не раздался стук в дверь,
и она открыла его Хинклю.
“Я не назвал своего имени; я подумал, что не буду церемониться прямо сейчас".
”О, нет!" - ответила она.
"Мистер... Мистер... Мистер... Мистер... Мистер... Мистер... мистер... мистер... мистер..." - Сказал он. “О, нет!" - ответила она. Хинкль, это мистер Грегори. Мистер Грегори
знал мистера Бельски, и он думает...
Она повернулась к Грегори за подсказкой, и он сумел сказать: “Я не
верю, что он был таким человеком, чтобы ... И все же он мог ... он был в
беде ...”
“Проблемы с деньгами?” - спросил Хинкл. “Они говорят, что эти россияне имеют идеальное
гений за долги. На меня напало вдохновение, так как я видел вас, но есть
не кажется, что в ней, до сих пор”. Он обратился к
Клементина, но он включил Грегори в то, что сказал. “Мне пришло в голову, что
он, возможно, управлял своей доской и использовал этот эпизод с утоплением
в качестве блайнда. Но я был в его отеле, и он рассчитался,
все достаточно честно. Хозяин попытался придумать что-нибудь, за что он
не заплатил, но не смог; и я никогда не видела, чтобы мужчина старался сильнее ”.
Клементина улыбнулась; она прижала руку ко рту, чтобы удержаться от смеха;
но Грегори нахмурился, скрывая свое огорчение из-за несвоевременного гудения.
“Тем не менее, я не отказываюсь от своей теории, что это какая-то подделка. Он
мог бы оставить после себя немало кредиторов, помимо своего домовладельца.
власти опечатали его вещи, и они сделали все, кроме
вызвать пожарных; они дежурят, присматривая за новичком,
и его нельзя было пощадить. Я сейчас выйду и немного поброду вокруг да около.
больше в деле, ” Хинкль посмотрел на свои ботинки и потрепанные
он надел брюки и вытер пот с лица. - Но я подумал, что мне стоит
зайти и сказать вам, чтобы вы не беспокоились об этом, мисс Клементина. Я бы
коль все, что вы рады по безопасности г-на Бельского. Г-н Грегори, здесь,
похоже, он готов рискнуть, ” предположил он.
Грегори заставил себя забыть о своих страданиях и сказать: “Хотел бы я, чтобы я мог"
поверить ... Я имею в виду...
“Конечно, мы не хотим думать, что этот человек мошенник, так же как и
что он мертв. Возможно, мы могли бы выбрать какой-то средний путь. В любом случае
попробовать стоит ”.
“Могу я ... вы не возражаете, если я присоединюсь к вам?” Спросил Грегори.
“Что ж, идемте!” Хинкль гостеприимно согласился. “Рад вас видеть. Я вернусь
снова, мисс Клементина!
Грегори собирался уходить, даже не попрощавшись; но он обернулся
и спросил: “Вы позволите мне тоже вернуться?”
“Ну, конечно, мистер Грегори”, - сказала Клементина и пошла искать
Миссис Ландер, которую она нашла в постели.
“Я подумала, что лучше прилягу”, - объяснила она. “Я не верю, что меня будет
тошнить, но это один из моих плохих дней, и я с таким же успехом могу быть в
постели, как и нет ”. Клементина согласилась с ней, и миссис Ландер спросила: “Вы
узнали что-нибудь новое?”
“Нет. Только что звонил мистер Хинкл, но у него нет никаких новостей”.
Миссис Ландер отвернулась к стене. “ Следующее, что он сделает, это будет
утопится. Я не хотела, чтобы ты имел какое-либо отношение к
парни, которые ходят к этой женщине. Ни на кого из них нельзя положиться
.”
Это был первый раз, когда ее растущая ревность к мисс Милрей
открыто заявила о себе; но Клементина чувствовала это и раньше, не зная,
как на это реагировать. Чтобы отвлечься от этого, она была почти готова
сказать: “Миссис Ландер, я хочу сказать вам, что мистер Грегори только что был".
он тоже”.
“Мистер Грегори?”
“Да. Разве ты не помнишь? В Мидлмонте? Первая сумма? Он был
хедвейта - тот студент.
Миссис Ландер резко повернула голову на подушке. “Ну, из всех... Чего
он хочет, кроме себя?”
“ Ничего. То есть... он путешествует с ученицей, к которой готовится в колледж.
и ... он приехал повидаться с нами...
“Вы сказали ему, что я не смог его увидеть?”
“Да”
“Я думаю, он подумал бы, что я сильно изменился! Теперь я хочу, чтобы ты
оставалась со мной, Клементина, и если кто-нибудь еще придет ...”
Маддалена вошла в комнату с карточкой, которую отдала девушке.
“Кто там?” - спросила миссис Ландер.
“Мисс Милрей”.
“Конечно! Что ж, ты можешь просто пожаловаться, что не можешь ... Или нет, ты
должен! Она бы все это сделала на месте, ночью, чего я бы не позволил
ты видишься с ней. Но не извиняйся передо мной! Если она спросит обо мне,
не говори, что я заболел! Скажи, что меня нет дома.”
“ Я пришла по поводу этого маленького негодяя, ” начала мисс Милрей после поцелуя.
Клементина. “ Я не знала, но вы слышали что-то, чего не слышала я, или
Я слышал кое-что, чего не слышали вы. Вы знаете, я принадлежу к "Хинклю".
убеждение: Я думаю, Бельский руководит своим советом директоров, как это называет мистер Хинкл. ”
Клементина объяснила, почему эта часть теории Хинкля потерпела неудачу, и
затем мисс Милрей перешла к убеждению, что он управлял своей портняжной.
билл или его сапожник. “Они восхитительны, эти русские, но
они рождаются неплатежеспособными. Я не верю, что он утопился. Как,”
она прервалась, чтобы спросить пародийным шепотом: “Это -старая-полосатая?” Она
смеялись, для ответа на свой вопрос, а затем с другой вдруг
диверсия она потребовала вида в Клементина лицо, которое не было бы
в смех: “Ну, дорогой мой, что это?”
“Мисс Milray”, - сказала девушка, “если вы считаете меня глупой, если я скажу
вы что-то ... глупо?”
“Ни в коем случае!” воскликнула Мисс Milray, радостно. “Это последнее доказательство
о твоей мудрости, которой я так долго ждал?
“Это потому, что мистер Бельски полностью замешан в этом”, - сказала Клементина, как
будто требовалось какое-то оправдание, а затем она рассказала историю своей любви
роман с Грегори. Мисс Milray, акцентируя внимание на несколько фактов, с яркими
кивает, но в конце она не спрашивала ее ни о чем, и как-то девушка
чувствовал себя свободнее, чтобы добавить: “Я верю, я скажу тебе его имя. Это мистер
Грегори... Фрэнк Грегори...
“ И он был в Египте?
“ Да, всю зиму.
“Значит, это тот, о ком мне писала моя невестка!”
“О, он познакомился с ней в те'а?”
“ Думаю, что да! И он встретит ее здесь, очень скоро. Она приедет,
с моим бедным братом. Я собиралась сказать тебе, но эта нелепая история с Бельским
у меня все вылетело из головы.
“ И ты думаешь, ” взмолилась Клементина, “ что он виноват?
“ Знаешь, я не верю, что он это сделал.
“ О, я не имел в виду мистера Бельски. Я имел в виду ... мистера Грегори. За то, что рассказал мистеру
Бельскому?
“ Конечно, нет. Мужчины всегда кому-нибудь рассказывают такие вещи, я полагаю.
Никто не был виноват, кроме Бельского, в его вмешательстве.
Мисс Милрей встала и встряхнула перьями, готовясь к полету, как будто она была
скорее жаждала побега, но при легком вздохе, с которым Клементина
сказала: “Да, именно так я и думала”, - она запнулась.
“ Я собирался сбежать, потому что мне не хотелось бы впутываться в ваше дело.
это, безусловно, очень странное дело, если бы я не был уверен, что смогу
помочь вам. Но если вы думаете, что я могу ... ”
Клементина покачала головой. “Я не верю, что можно”, - сказала она, с
откровенность таким грустным, что Мисс Milray вдруг остановилась. “Как мистер
Грегори относится к этому делу Бельски?” - спросила она.
“Я думаю, он чувствует это больше, чем я”, - сказала девушка.
“Он чаще показывает свои чувства?”
“ Да... нет... Он считает, что сам довел его до этого.
Мисс Милрей взяла ее за руку на прощание, но не поцеловала. “ Я не буду
давать тебе советов, моя дорогая. На самом деле, ты не спросил меня. Вы будете знать, что
делать, если вы этого еще не сделали это, девочки обычно, когда они
нужен совет. Было ли что-то, что вы собирались сказать?”
“ О, нет. Ничего. Как ты думаешь, ” она заколебалась, умоляюще, - как ты
думаешь, мы ... помолвлены?
“ Если в нем вообще есть что-то от мужчины, то он, должно быть, таковым себя считает.
“ Да, ” задумчиво сказала Клементина. - Думаю, так оно и есть.
Мисс Милрей пристально посмотрела на нее. “И он думает, что это так?”
“Я не знаю, - он не сказал”.
“Хорошо,” сказала Мисс Milray, довольно сухо“, то это что-то для вас
продумать очень тщательно”.
XXVI.
Хинкль вернулся во второй половине дня, чтобы обнадеживающе доложить о том, что ему
больше ничего не удалось узнать о Бельском, но Грегори с ним не поехал
. Он пришел на следующее утро задолго до того, как Клементина ожидала посетителей,
и нервно расхаживал взад-вперед по комнате, когда она появилась. Как
если бы он не мог говорить, он протянул ей телеграмму на английском языке, не произнося ни слова.
Датированная тем днем в Риме.:
“Отрицаю сообщение о моей смерти. Написал.
“Бельский.”
Она посмотрела на Григория от бумаги, когда она прочла его, с
радостные глаза. “Ой, я так рада за тебя! Я так рада, что он жив”.
Он взял депешу из ее рук. “Я принес ее вам, как только она пришла".
”Да, да!
Конечно!“ - прошептал он. "Я принес ее вам, как только она пришла". "Да, да!”
“Я должен сейчас пойти и сделать то, что он говорит ... Я пока не знаю как”. Он остановился,
а затем продолжил, повинуясь другому импульсу. “Клементина, это не вопрос"
сейчас речь идет о жизни и смерти этого негодяя, и я бы хотел, чтобы мне нужно было
никогда больше не говорить о нем. Но то, что он сказал тебе, было правдой. Он посмотрел на меня.
пристально посмотрел на нее, и она поняла, насколько он красив и как
хорошо одет. Его густые рыжие волосы, казалось, потемнели надо лбом
; усы стали гуще и загибались в уголках
рта; он держался с каким-то самоуничижением, которое подчеркивало его
великолепие. “Я никогда не менялся по отношению к тебе; я говорю это не для того, чтобы сделать тебе одолжение
Я и не ожидаю, что сделаю это сейчас; но это правда. Той ночью,
там, в Мидлмаунте, я попытался взять свои слова обратно, потому что я
верил, что должен ”.
“О да, я знала это”, - сказала Клементина после паузы, которую он сделал.
“Мы оба были слишком молоды; у меня не было никаких перспектив в жизни; я понял в тот момент, когда
после того, как я сказал, что не имею права позволять тебе что-либо обещать.
Я пытался забыть тебя, но не смог. Я пытался заставить тебя забыть меня.” Он
запнулся, и она ничего не сказала, но ее голова немного опустилась. “Я не буду
спрашивать, насколько мне это удалось. Я всегда надеялся, что придет время, когда
Я снова могу говорить с вами. Когда я услышал от Фэйна, что вы были в
Вудлейке, я хотела бы приехать, увидеть тебя, но у меня не хватило смелости,
У меня не было права. Теперь мне пришлось прийти к вам без того и другого. Он
говорил с вами обо мне?
“Когда-то я думал, что он начинал; но он никогда этого не делал”.
“Это не имело значения; это могло только усугубить ситуацию. Это не может мне помочь
сказать, что каким-то образом я хотела и пыталась поступить правильно; но я
поступала.
“О, я знаю это, мистер Грегори”, - великодушно сказала Клементина.
“ Значит, ты не сомневался во мне, несмотря ни на что?
“ Я думал, ты знаешь, что делать. Нет, я не сомневался в тебе, в точности.
“Я не заслуживал вашего доверия!” - воскликнул он. “Как получилось, что этот человек упомянул
меня?” - резко спросил он после минутного молчания.
“Мистер Бельский? Это была первая ночь, когда я увидела его, и мы говорили о
Американцы, и он начал рассказывать мне о своем американском друге, который
был очень добросовестным. В первый момент я подумал, что это, должно быть, вы ”, - сказал
Клементина, улыбающаяся с безличным удовольствием от этого факта.
“ Из добросовестности? - Спросил он с горькой самоиронией.
“ Почему же, да, ” просто ответила она. “ Вот что заставило меня подумать о тебе.
И в последний раз, когда он начал говорить о тебе, я не смогла его остановить,
хотя и знала, что он не имел на это права.
“ Он не имел права. Но я дал ему силу сделать это! Он не хотел причинить вреда,
но я позволил ему причинить весь вред ”.
“О, если только он сейчас жив, ничего страшного не случится!”
Он посмотрел ей в глаза с дурным предчувствием, от которого его прорвало
порывисто. “ Значит, я все еще тебе небезразличен, после всего, что я сделал
чтобы заставить тебя ненавидеть меня? Он шагнул к ней, но она отпрянула.
“ Я не это имела в виду, ” она заколебалась.
“ Ты знаешь, что я люблю тебя, что я всегда любила тебя?
“ Да, ” согласилась она. “ Но ты можешь снова пожалеть о своих словах.
это прозвучало как кокетство, но он знал, что это не кокетство.
“ Никогда! Я хотел сказать это снова, с того самого вечера в
Мидлмонт; Я всегда чувствовал себя связанным тем, что сказал тогда, хотя и взял
свои слова обратно ради тебя. Но обещание всегда было там, и в нем была моя
жизнь. Вы в это верите?
“ Ну, я всегда верила тому, что вы говорили, мистер Грегори.
“ Ну?
Клементина помолчала, серьезно склонив голову набок. “Я хотел
думать об этом раньше, я ничего не говорил”.
“Вы не правы”, он утверждал, опустив вытянутые руки его
стороны. “Я, как обычно, думала только о себе”.
“Нет”, - сочувственно запротестовала она. “Но не кажется ли тебе, что мы
на этот раз должен быть су'а? Я ка Е для вас тогда, но я был очень
молодой, и я не знаю, но ... я думал, что я всегда чувствовал себя так же, как вы
сделал, но теперь ... вам не кажется, что мы оба Бетта подождать немного пока
мы Ач' suttain МОА?”
Они стояли, глядя друг на друга, и он сказал с каким-то страстным
самоотречением: “Да, подумай об этом и для меня тоже. Я вернусь, если ты
позволишь мне”.
“О, спасибо тебе!” - воскликнула она ему вслед с благодарностью, как будто его терпение
было величайшим одолжением.
Когда он ушел, она попыталась освободиться от своего рода бездействия
в котором она, казалось, вернулись и были подчинены ему, как в
первые дни, когда он был восхищен ее и очаровал ее своим превосходством
в Мидлмаунт и он снова старых и свободнее, как она выросла с тех пор.
Он вернулся ближе к вечеру, выглядя измученным и расстроенным.
С ним был Хинкль, который не выглядел ни тем, ни другим. “Что ж, ” начал он, - это
величайшее событие в моем опыте. Бельский не только жив и здоров, но и
Мы с мистером Грегори оба на свободе. Одно время я действительно думал, что
полиция возьмет нас под стражу из-за нашего нездорового интереса к
дело в том, и я не верю, что мы бы отделались, если бы консул
не внес за нас залог, так сказать. Я подумал, что нам лучше по пути заехать к консулу
, и нам повезло, что мы это сделали ”.
Клементина не понимала всех последствий, но была готова
принять веселье мистера Хинкля на веру. “Я не верю, что вы убедите миссис Хинкл.
Скажите, что мистер Бельски жив и здоров, пока вы не приведете его обратно, чтобы сообщить об этом.
”Это так?" - спросил Хинкль.
“Это так?” “Ну, мы должны его вернуть
власти тогда. Возможно, они все равно привезу его. Они не могут попробовать его
за самоубийство, но, насколько я понимаю здешнюю полицию, человек не может безнаказанно потерять свою
шляпу на мосту во Флоренции, особенно во время
паводка. Как бы то ни было, они устанавливают личность Бельского в соответствии с надлежащей правовой процедурой в
Теперь в Рим, и я полагаю, что мистер Грегори, - он кивнул в сторону Грегори, который
сидел молчаливый и отсутствующий, - будет находиться под наблюдением, пока вся эта
тайна не прояснится.
Клементина отвечала по-прежнему весело, но со все меньшей искренностью, и
наконец она отпустила Хинкля с чувством, что он знает, что она хочет, чтобы он
ушел. Он храбро сделал вид, что не замечает этого, и когда он ушел,
она вспомнила, что не поблагодарила его за хлопоты, которые он
взял на себя из-за нее, и ее сердце сжалось от ощущения его
мягкости и доброты, которые она почувствовала с самого начала благодаря его
причудливая шутка. Как будто дверь, которая закрылась за ним, отгородила ее
от жизни, которой она жила в последнее время, и в жизнь из
прошлого, где она снова была подвержена чарам настроения Грегори; это было
вряд ли это его воля.
Он начал сразу: “Сегодня утром я хотел заставить тебя сказать кое-что, чего
Я пока не имею права от тебя слышать; и с тех пор я пытаюсь
подумать только, как я мог спросить тебя, можешь ли ты разделить со мной мою жизнь
и при этом не просить тебя сделать это. Но я ничего не могу сделать, не зная...
возможно, тебе вообще наплевать на то, какой будет моя жизнь! ”
Голова Клементины немного опустилась, но она отчетливо ответила: “Я понимаю".
”Да, мистер Грегори".
“Большое вам спасибо; я не рассчитываю на большее, чем вы сказали.
Клементина, я собираюсь стать миссионером. Думаю, я попрошу, чтобы меня отправили в Китай.
Я еще не решил. Моя жизнь будет тяжелой; она будет
полна опасностей и лишений; это будет изгнание. Вам придется подумать
о том, чтобы жить такой жизнью, если ты думаешь...
Он замолчал; пришло время ей заговорить, и она сказала: “Я знала,
ты хотел быть миссионером...”
“ И... и... ты бы поехала со мной? Ты бы... - Он двинулся к ней,
и теперь она не отшатнулась от него, но он сдержался. “Но ты
не должен, ты знаешь, ради меня”.
“Я не верю, что я полностью разгадала”, - запинаясь, произнесла она.
“Ты должен делать это не ради меня, а ради того, что заставляет меня это делать. Без этого
наша жизнь, наша работа не имели бы посвящения”.
Она смотрела на него с терпеливой, слегка улыбающейся растерянностью, как будто это было
что-то, что он разгадает для нее, когда захочет.
“Мы не должны ошибаться в этом; это было бы хуже, чем ошибка; это было бы
грех”. Он прошелся по комнате, а затем остановился перед ней. “Не могли бы вы?"
"Не могли бы вы присоединиться ко мне в молитве о наставлении, Клементина?”
“Я ... я не знаю”, - она колебалась. “Я хочу, но ... ты думаешь, я
Бетта?”
Он начал: “Почему, конечно?” - Через мгновение он серьезно спросил: “Вы верите,
что наши действия будут направлены правильно, если мы обратимся за помощью?”
“О, да ... да...”
“ И что, если мы этого не сделаем, то споткнемся в своем невежестве?
“Я не знаю. Я никогда об этом не думал”.
“Никогда не думал об этом ...”
“Мы никогда не делали этого в нашей семье. Отец всегда говорил, что если бы мы действительно
хотели поступать правильно, мы могли бы найти способ.”Грегори выглядел обескураженным, а
затем он мрачно нахмурился. “Ты злишься на меня? Как вы думаете, что я
сказал не так?”
“Нет, нет! Вы должны сказать, во что вы верите. Это будет двойной лицемерия в
меня, если я помешал вам.”
“Но я бы сделала это, если бы ты захотел”, - сказала она.
“О, ради меня, ради МЕНЯ!” - запротестовал он. “Я попытаюсь объяснить вам, что я имею в виду,
и почему вы не должны этого делать именно по этой причине”. Но он должен был говорить о
о нем самом, о чуде обретения ее снова теми средствами, которые должны были
потерять ее для него навсегда; и о значении этого. Тогда ему
показалось, что он не мог отвергнуть такое руководство без ошибки,
без греха. “Такое просто не могло произойти”.
Клементине тоже так казалось; она охотно согласилась, что это было
то, о чем они тоже должны подумать. Но свет померк, в
темные сгустились в комнате, прежде чем он оставил ее, чтобы сделать это. Затем он сказал
пылко: “Мы не должны сомневаться, что все будет хорошо”, и его
слова, казалось, вдохновили их обоих.
XXVII.
После ухода Грегори в душе Клементины зародилось дурное предчувствие, которое
становилось все более отчетливым из-за всех трудностей, связанных с отчетом перед миссис
Из-за его долгого пребывания здесь девушка могла видеть, что она задавала свои вопросы с неясной
ревностью и, наконец, сказала: “Этот мистер
Хинкль, пожалуй, лучший из всех. Он единственный, у кого была Ева
хватило ума спросить обо мне, кроме этого Ло'д. Он это сделал.”
Клементина не могла притворяться, что Грегори спрашивал, но и не могла
винить его за забвение миссис Ландер, которым она поделилась с
он. Это каким-то образом усилило дурные предчувствия, которые преследовали ее от постели
Миссис Ландер до ее собственной постели и преследовали до глубокой ночи. Она
смог убежать от нее только обещая себе разобраться с ним
первым делом с утра. Она сделала это с точки зрения намного короче, чем она
думал, что она могла бы командовать. Она предполагала, что ей придется написать
очень длинное письмо, но все, что ей нужно было сказать, она изложила в самом конце, всего в
нескольких строчках.
ДОРОГОЙ МИСТЕР ГРЕГОРИ:
“Я думал о том, что ты сказал вчера, и я должен
скажу тебе кое-что. Тогда ты сможешь поступить так, как будет правильно для нас обоих.;
ты будешь знать лучше, чем я. Но я хочу, чтобы вы поняли, что
если я пойду с вами в вашей миссионерской жизни, я сделаю это для вас, и
ни для чего другого. Я бы поехал куда угодно и все равно жил ради тебя,
но это было бы ради тебя; Я не верю, что я религиозен, и я
знаю, что я не должен делать это ради религии.
“Это все; но я не могла обрести покой, пока не расскажу тебе в точности, что я чувствовала.
"КЛЕМЕНТИНА КЛАКСОН".
“КЛЕМЕНТИНА КЛАКСОН”.
Письмо отправили ранним утром, хотя и не так рано, но его вложили
в руку Грегори, когда он выходил из отеля, чтобы отправиться к миссис Ландер. Он
вскрыл его и прочел по дороге, и в первый момент ему показалось,
что это Провидение ведет его, чтобы он мог с наименьшей задержкой рассеять сомнения в сердце Клементины
. Он рассудил, что если она
разделит ради него жизнь, которую он должен прожить ради праведности,
ради того, чтобы они были одинаково благословлены в этом, и это было бы одинаково
посвящено обоим. Но этот блестящий вывод померк в его мыслях
как он поспешил дальше, а он оказался в ее присутствии чем-то
как надежда, что она будет вдохновение, чтобы помочь ему.
Его душа воспрянула при звуке веселого голоса, которым она спросила: “Ты
ты получишь мою летту?” и на мгновение показалось, что не может быть никакого
беда, которую их любовь не смогла преодолеть.
- Да, - сказал он, и он обнял ее, но с
provisionality в его объятиях, которые она неуловимо ощущала.
“И что ты об этом думаешь?” - спросила она. “Ты думал, я глупая?”
Он знал, что она верила, что он развеет ее опасения. “ Нет,
нет, ” виновато ответил он. “ Мудрее, чем я, всегда. Я... я хочу поговорить
с тобой об этом, Клементина. Я хочу, чтобы ты дала мне совет.
Он почувствовал, как она отшатнулась от него, и с острой болью раскрыл объятия, чтобы освободить
ее. Но это было правильно; он должен. Она ожидала, что он скажет это.
в ее опасениях не было ничего дурного, и он не мог этого сказать.
“Клементина, ” взмолился он, “ почему ты считаешь себя нерелигиозной?”
“Ну, я никогда не принадлежала чучу”, - просто ответила она. Он выглядел
таким обескураженным, что она попыталась смягчить удар после того, как нанесла его.
“Конечно, я всегда ходила в чуч, хотя отец и мотя этого не делали. Я
ходила в епископальную ... к мистеру Ричлингу. Но я никогда не была конфирмована”.
“Но... вы верите в Бога?”
“Почему, конечно!”
“И в Библию?”
“Почему, конечно!”
“И что наш долг - донести правду до тех, кто никогда о ней не слышал
”?
“Я знаю, что ты так к этому относишься; но я не уверен, что
Я бы и сам так чувствовал, если бы ты этого не хотел. Вот до чего я дошел
думая о прошлой ночи.” Добавила она с надеждой, “А разве это не так
столь важная вещь, как я ... ”
“Это очень важная вещь”, - сказал он, и вместо того, чтобы стоять перед ней,
теперь он сел за маленький столик перед ее диваном. “Как я могу просить
тебя разделить мою жизнь, если ты не разделяешь мою веру?”
“Ну, я, конечно, должен стараться верить всему, что ты делаешь”.
“Потому что я верю?”
“Ну... да”.
“Ты разрываешь мне сердце! Ты готов изучить ... разобраться в этих
вопросах ... чтобы... чтобы” - Все это казалось очень безнадежным, очень абсурдным, но она
ответила серьезно:
“Да, но я верю, что все вернулось бы к тому, что есть сейчас”.
“То, что ты говоришь, Клементина, делает меня таким счастливым; но это должно было бы сделать
меня ... несчастным! И ты сделаешь все это, станешь всем этим для меня, жалкого
и заблудшего создания из праха, и все же не сделаешь этого для ... Бога?”
Клементина могла только сказать: “Возможно, если бы Он хотел, чтобы я сделала это для Него, Он
заставил бы меня захотеть этого. Он заставил тебя”.
“ Да, ” сказал Грегори и долгое время не мог больше ничего сказать. Он
сидел, облокотившись на стол и подперев голову поднятой рукой.
“ Видишь ли, - мягко начала она, - я начала думать, что даже если я ева
я поверил в то, чего ты от меня хотела, я должен был это сделать, в конце концов,
потому что ты хотела” чтобы я ...
“Да, да”, - ответил он в отчаянии. “ Из этого нет выхода. Если бы ты
только ненавидела меня, Клементина, презирала меня ... Я не это имел в виду. Но если бы ты
не был так хорош, у меня было бы больше надежды на тебя - на себя. Это
потому что ты такой хороший, что я не могу заставить себя захотеть изменить тебя,
и все же я знаю - я боюсь, что если бы ты сказал мне, что моя жизнь и цели были
неправильно, я должен отвернуться от них и быть таким, как ты сказал. Ты говоришь мне
это?”
“ Нет, в самом деле! ” воскликнула Клементина с отвращением. “ Тогда я должна была бы презирать
вас.
Казалось, он не обратил на нее внимания. Он шевелил губами, как будто разговаривал сам с собой
и умолял: “Что же нам делать?”
“Мы должны попытаться все обдумать, и если мы не сможем ... если ты не можешь позволить мне сдаться
если я не сделаю этого по той же причине, что и ты; и если я
я не могу позволить тебе сдаться ради меня, и я знаю, что не смог бы этого сделать; тогда ... мы
не должны!”
“Ты имеешь в виду, что мы должны расстаться? Больше не видеться?”
“Какой в этом смысл?”
“Никакой”, - признался он. Она встала, и он волей-неволей встал. “ Могу я... могу я
вернуться и рассказать тебе?
“Скажи мне что?” - спросила она.
“Ты прав! Если я не смогу все исправить, я не приду. Но я не скажу
"до свидания". Я... не могу.”
Она отпустила его, и в дверях появилась Маддалена. “ Синьорина, - сказала она.
“ Синьоре нездоровится. Послать за доктором?
“ Да, да, Маддалена. Беги! ” растерянно крикнула Клементина. Она поспешила
в комнату миссис Ландер, где нашла ее слишком больной для упреков, для
чего угодно, кроме просьб о помощи и жалости. Девушке не пришлось ждать
Доктор Welwright придет, чтобы понять, что атака была суровее, чем
какие-либо раньше.
Это продолжалось весь день, и она видела, что он встревожен. Это
не повлекло за собой никакой неосторожности, как трогательно выразилась миссис Ландер.
Клементина стала свидетельницей, когда ее боль была настолько подавлена, что она
могла говорить о своем припадке.
На следующий день он обнаружил, что она сильно ослабла из-за этого, и сидел, задумчиво глядя
на нее, прежде чем сказал, что ей нужно подкрепиться. Она уловила
эту мысль. “Да, да! Это то, что мне нужно, доктор! Тонизирование! Это
то, что мне нужно”.
Он предложил: “Как ты смотришь на то, чтобы подышать морским воздухом и принять ванны - в
Венеции?”
“О, что угодно, куда угодно, лишь бы выбраться из этой ужасной дыры! У меня не было
ни минуты покоя с тех пор, как я здесь. И Клементина,” больная женщина всхлипнула,
“это так занят все время, а он, что я не могу получить права
внимание”.
Доктор сочувственно отвел взгляд от девушки и сказал: “Что ж,
тогда мы должны договориться о том, чтобы тебя выписать”.
“Но я хочу, чтобы вы поехали со мной, доктор, и проследили, чтобы меня хорошо устроили.
Вы можете, не так ли? Я не скажу, сколько это стоит?”
Врач сказал, что серьезно думал, что он мог управлять им, и он проигнорировал
долго без сознания вздох облегчения, что Клементина обратила.
Несмотря на все ее смутные тревоги за миссис Ландер, Грегори оставался в глубине души.
в глубине ее сердца поселилась тупая боль. Когда давление ее страхов спало
, она начала сознательно страдать из-за него; затем от него пришло письмо
:
“Я не могу это исправить. Это где он был, и я чувствую, что я должен
не увидеть тебя снова. Я пытаюсь поступать правильно, но со страхом, что
Я ошибаюсь. Отправить какое-нибудь слово, чтобы помочь мне, прежде чем я уйду завтра.
Ф. Г.”
Это было то, чего она ожидала, она знала, но он был близок к тому, чтобы
несет из-за ее ожидание. Она написала в ответ:
“Я считаю, что вы делаете лучшее, что вы можете, и я всегда буду
считаю, что”.
Ее внимание принес длинное письмо от него. Он сказал, что что бы он
ни делал и куда бы ни шел, он должен стараться соответствовать ее идеалу о себе.
Если бы они сейчас отказались от своей любви ради того, что казалось выше, чем
их любовь, они могли бы пострадать, но у них не было выбора, кроме как поступить так, как они
поступали.
Клементина пыталась извлечь из этого все, что могла, когда прозвучало имя мисс Милрей
, и мисс Милрей последовала за ним.
“ Я хотел спросить о миссис Ландер, и я хочу, чтобы ты сказал ей, что я это сделал.
Ты согласна? Доктор Уэлрайт говорит, что собирается отвезти ее в Венецию. Что ж,,
Мне жаль ... жаль, что ты уезжаешь, Клементина, и я искренне сожалею о
причине этого. Я буду скучать по тебе, моя дорогая, действительно буду. Ты знаешь, я
всегда хотел украсть тебя, но ты отдашь мне справедливость и скажешь, что я никогда этого не делал.
и сейчас я не буду пытаться.
“ Возможно, меня не стоило красть, ” предположила Клементина с
печалью в улыбке, которая тронула сердце мисс Милрей.
Она обняла ее и поцеловала. “ Я был не очень добр к тебе,
на днях, Клементина, не так ли?
“ Я не знаю, ” запинаясь, ответила Клементина, наполовину отвернув лицо.
“ Нет, знаешь! Я пытался притвориться, что не хочу вмешиваться
в ваши дела; но на самом деле я был раздосадован тем, что вы не рассказали мне свою
историю раньше. Мне не потребовалось все это время, чтобы осознать, что ты
не смог, но я должен заставить себя прийти и признаться, что был сух
и холоден с тобой.”Она колебалась. “Все вышло хорошо, не так ли,
Клементина?” - спросила она нежно. “Ты видишь, я хочу вмешаться”.
“Мы пытаемся так думать”, - вздохнула девушка.
“ Расскажи мне об этом! Мисс Милрей притянула ее к себе на диван.
и изменила свои объятия, превратив их в объятия Клементины.
“Ну, тут особо нечего рассказывать”, - начала она, но рассказала то, что было,
и мисс Милрей сохранила невозмутимость по поводу сомнений, которые
разлучили Клементину и ее возлюбленного. “Возможно, он бы не додумался до
этого, ” сказала она, окончательно упрекая себя, “ если бы я не вбила это ему в
голову”.
“ Ну, тогда я не жалею, что ты вбила это ему в голову! - воскликнула мисс Милрей.
“ Клементина, могу я сказать, что я думаю о выступлении мистера Грегори?
“ Ну, конечно, мисс Милрей!
“Я думаю, что он не просто мрачный маленький фанатик, но и очень жестокосердный
маленький негодяй, и я рад, что ты от него избавился. Нет, прекрати! Позволь мне продолжать!
Ты сказал, что я могу!”, продолжала она настаивать, на протест, который передал от
Беспокойные руки Клементина же. “Это было эгоистично и жестоко с его стороны позволить тебе
верю, что он забыл вас. Это не имеет значения сейчас, когда
несчастный случай вынудил его сказать вам, что вы все это время были ему небезразличны.
“ Почему, вы смотрите на это именно так, мисс Милрей? Делал ли он это из-за меня
?
“Он может думать, что делал это из-за тебя, но я думаю, что он делал
сам по себе. В подобных вещах человек связан своими ошибками,
если он их совершил. Он не может вернуться к ним, просто игнорируя их.
Для тебя это не стало прежним, когда он решил ради твоего же блага, что он
будет вести себя так, как будто никогда с тобой не разговаривал ”.
“Я полагаю, он думал, что когда-нибудь все наладится”, - настаивала Клементина
. “Я так и сделала”.
“Да, это было очень хорошо для тебя, но совсем не хорошо для него. Он
вел себя жестоко, другого слова для этого не подберешь.
“ Я не верю, что он хотел быть жестоким, мисс Милрей, ” сказала Клементина.
“ Ты не жалеешь, что порвала с ним? ” строго спросила мисс Милрей.
Она отпустила руки Клементины.
“Я бы не хотела, чтобы он думал, что я не была честной”.
“Я не понимаю, что вы имеете в виду под несправедливостью”, - сказала мисс Милрей,
внимательно изучив глаза девушки.
“Я имею в виду, ” объяснила Клементина, “ что если бы я позволила ему думать, что религия
- это все, что было на самом деле, это не было бы файей”.
“Почему, разве ты не был искренен в этом?”
“Конечно, ВС недавно я был!” возразила девушка, почти с негодованием. “Но если е
что-нибудь еще, я бы сказала ему, что слишком; и я не мог”.
“Тогда ты не можешь рассказать мне, конечно?” Мисс Milray вырос в маленькой пике.
“Возможно, когда-нибудь я,” девушка уговаривала. “И возможно, именно
все.”
Мисс Милрей рассмеялась. “Что ж, если этого было достаточно, чтобы покончить со всем этим, я удовлетворен,
и я позволю тебе сохранить твою тайну - если это тайна - до нашей встречи в Венеции.
Я буду там в начале июня. До свидания, дорогая, и сказать До свидания
Миссис Ландер для меня”.
ХХVIII.
Доктор Уэлрайт снял для своей пациентки жилье на Гранд-канале в Венеции,
и решил остаться там достаточно надолго, чтобы оценить первый эффект от воздуха и
ванн и найти врача, с которым ее можно было бы оставить.
На это ушло что-то больше недели, которая не может быть потрачено в
Компанию миссис Ландер, как она хотела его. Были часы, которые он
посвящал прогулкам в гондоле с Клементиной, которой запрещал
постоянно находиться рядом с больной. Он пытался успокоить ее относительно миссис
Здоровье Ландера, когда он нашел ее довольно молчаливой и отсутствующей, пока они
дрейфовали под серебристым солнцем позднего апреля, погода только начинала
должно быть тепло, но пока недостаточно для тента открытой гондолы. Он
спросил ее о семье миссис Ландер, и Клементина смогла рассказать ему только
что она всегда говорила, что у нее их нет. Она рассказала ему историю своего собственного отношения к ней.
и он сказал: “Да, я что-то слышал об этом от мисс
Милрей. - После минутного молчания, во время которого он с любопытством смотрел
в глаза девушки, “ Как вы думаете, вы сможете вынести немного больше заботы?,
Мисс Клаксон?
“Я думаю, что смогу”, - сказала Клементина, не очень мужественно, но терпеливо.
“Это только этим, и я не скажу вам, если бы я не думал, что ты равна
к нему. Случай миссис Ландер озадачивает меня. Но я оставлю доктора Традонико
наблюдать за ним, и если дело примет тот оборот, который, возможно, потребуется,
он расскажет тебе, и тебе лучше разузнать о ее друзьях и... сообщить
им. Вот и все.
“Да”, - сказала Клементина, как будто этого было недостаточно. Возможно, она
не в полной мере воплотить все, что доктор намеревался; одна жизнь
доверие к молодым; жизнь и ожидание его.
В ночь перед его возвращением во Флоренцию было полнолуние;
уложив миссис Ландер спать, он спросил Клементину, не хочет ли она
прогуляться с ним по лагуне. Он назначил особых силу с
лунный свет, и нет у него новое обвинение, чтобы дать ей относительно своего пациента
когда они сели на корабль. Казалось, он хотел, чтобы она рассказала о себе,
и когда она отклонилась от темы, он предложил ей вернуться. Затем он
пожелал узнать, как ей понравилась Флоренция по сравнению с Венецией и всеми другими
городами, которые она видела, и когда она сказала, что не видела ни одного
но Бостон, и Нью-Йорк, и Лондон на одну ночь, он хотел знать
нравится ли ей Флоренс так же. Она сказала, что это место понравилось ей больше всего,
а он сказал ей, что очень рад, потому что ему самому это нравится больше, чем
любое другое место, которое он когда-либо видел. Он рассказал о своей семье в Америке, которая
была сформирована братьями взрослый и сестры, так что он не имел ни один из
близкие и нежные отношения, обязывающее его вернуть; нет никаких оснований
почему он не должен тратить все свои дни во Флоренции, за исключением некоторых кратких
визиты на дом. Совсем другое дело с таким местом, как Венеция; он
никогда не смог бы испытывать там такого же стойкого чувства: это было красиво, но
это было нереально; это было бы все равно, что провести всю жизнь в опере. Сделал
не она так думает?
Она так и думала, да, она никогда не сможет иметь дома-ощущение в Венеции
что у нее во Флоренции.
“Именно; именно это я и имел в виду - ощущение дома; Я рад, что оно у тебя было”. Он
позволил гондоле опуститься и заскользить вперед почти минуту, прежде чем добавил:
с таким усилием, словно у него откуда-то из горла вырвался голос: “Как?
ты бы хотела жить там - со мной - в качестве моей жены?”
“Почему, что ты имеешь в виду, доктор Welwright?” - спросила Клементина, с туманным
смеяться.
Доктор Уэлрайт тоже засмеялся, но не рассеянно; в его смехе слышалась нарастающая
жизнерадостность. “То, что я говорю. Надеюсь, это не очень
удивительно”.
“Нет, но я никогда не думал об этом”.
“Возможно, ты подумаешь об этом сейчас”.
“Но ты не в ea'nest!”
“Я совершенно серьезен”, - сказал доктор, и, казалось, его очень позабавило ее недоверие.
"Тогда... Мне очень жаль", - ответила она.
"Я не могла". "Я не могу". “Я не могу”.
“Нет?” сказал он, все еще с весельем или с отвагой, которая приняла эту форму
. “Почему нет?”
“Потому что я ... не свободен”.
Некоторое время они стояли так тихо, что могли слышать дыхание друг друга
Затем, после того как он тихо попросил гондольера вернуться в
их отель, он спросил: “Если бы ты был свободен, ты мог бы ответить мне
по-другому?”
“Я не знаю”, - искренне ответила Клементина. “Я никогда об этом не думала”.
“Это не потому, что я тебе не нравилась?”
“О, нет!”
“Тогда я должен сделать что я могу из этого. Надеюсь, всем своим
сердце, что вы можете быть счастливы.”
“Почему, доктор Welwright!” - сказала Клементина. “А ты не думаешь, что я бы
был рад сделать это, если бы мог? Любой бы сделал!”
“Сейчас это кажется маловероятным”, - смиренно ответил он. “Но
Я поверю, если ты так скажешь.
“ Я действительно так говорю и всегда буду.
“ Спасибо.
Доктор Welwright исповедовал сам готов к отъезду, на завтрак
на следующее утро, и он, должно быть, сделал очень поздно, или очень его подготовке
рано. Он был явно в его обязанности в отношении Миссис Клементина
Ландер, и в конце разговора он сказал: “Она не поймет, когда она
потребует от тебя слишком многого, но ты поймешь, и ты должен действовать в соответствии со своими
знаниями. И помните, если вам понадобится помощь любого рода, вы должны
дать мне знать. Вы сможете?
- Да, я помогу, доктор Уэлрайт.
“Люди скоро уйдут, и я не буду так занята. Я могу прийти
еще раз, если доктор Традонико сочтет это необходимым”.
Он оставил миссис Ландер, полную решимости позаботиться о своем благополучии любыми способами,
и в то же утро она уехала на своей гондоле. Она не была
только для того, чтобы как можно больше подышать свежим воздухом, но и для того, чтобы развлечь себя,
и она решила, что второй раз позавтракает в кафе
Флориан. Венеция уже начала засыпать, прибывших с юга,
и это не должно было так удивительно, чтобы найти, Мистер Хинкл есть за
чашка кофе. Он сказал, что как раз в этот момент думал о ней,
и собирался навестить ее в отеле. Он сказал, что остановился в
Венеции, потому что это такое великолепное место, чтобы представить своего сборщика урожая; он
пригласил миссис Ландер стать партнером в этом предприятии; он пообещал
она получит доход в размере пятидесяти процентов. на ее инвестиции. Если бы он мог однажды
представить своего сборщика в Венеции, он был бы состоявшимся человеком. Он спросил миссис
Ландер, с искренним чувством, как она себя чувствовала; что касается мисс Клементины, ему не нужно
спрашивать.
“О, действительно, доктор считает, что за ней тоже нужно немного присматривать”,
сказала миссис Ландер.
“Ну, приблизительно столько же, как и вы, Миссис Ландер,” Хинкль животных,
терпимо. “Я не знаю, как это влияет на вас, мэм, такая встреча
друзей в этих незнакомых водах, но это поднимает мне настроение. Это
сделан еще один человек меня уже, а у меня аппетит другого человека ,
и еще. Не возражаете, если я позволю ему позавтракать со мной за вашим столиком?
Он попросил официанта принести его тарелку. Он привязался к ним.;
он провел с ними весь день. Ландер миссис приглашал его на ужин в ее
жилища и оставили его в Клементине за кофе.
“Она выглядит прекрасно, не врач? Этот воздух
все для нее”.
“О да, она намного лучше, чем была до нашего приезда”.
“Совершенно верно. Что ж, теперь, когда я здесь, вы должны позволить мне быть полезным
я могу быть полезен любым способом. У меня есть свободный месяц, который я могу потратить
здесь, в Венеции, так же, как и нет; я все равно не хочу давить на севере до
мороз же из-под земли. Они не будут иметь шанс попробовать мой
глинер, на другой стороне гораздо Альп до сентября, как ни крути.
Сейчас, в Огайо, в часть я прибыл, мы сократили пшеницы в июне. Когда у вас в Мидлмаунте сбор урожая пшеницы?
Клементина рассмеялась.
- Не думаю, что у нас его вообще есть. Я думаю, это все из-за травы. - Да, - ответила Клементина. - Я думаю, это все из-за тебя.
трава.
“Хотел бы я, чтобы вы могли хоть раз увидеть нашу страну”.
“Это приятно?”
“Приятно? Мы находимся в самом центре штата, простирающемся с севера на
на юг, по старой национальной дороге.”Клементина никогда не слышала об этой дороге.
дорога, но она не сказала об этом. “Примерно в пяти милях от Огайо
Река, где уголь поднимается из-под земли, потому что там так
многое в нем нет места для него ниже. Наши фермы в долине, вдоль
на дне ручья, что вы Янки называть интервалы, у нас есть три
сто акров. Мой дедушка приобрел землю, а потом вернулся.
в Пенсильванию, чтобы забрать девушку, которую он там оставил. - мы были из Пенсильвании.
Голландцы; вот откуда я взял свое романтическое имя. - они проделали весь этот путь
снова в Огайо на своей коляске, и когда он увидел нашу долину со своей невестой
, он встал в коляске и указал кнутом. "Там!
Пока небо голубое, оно все наше!”
Клементина оценила очарование его рассказа, как он, казалось, и ожидал, но когда
он сказал: “Да, я хочу, чтобы ты когда-нибудь увидела эту страну”, - она ответила
осторожно.
“Это, должно быть, прекрасно. Но я не собираюсь ехать на Запад, Ева”.
“Мне нравится твоя восточная манера говорить ”эверр"", - сказал Хинкль, и он произнес это
в своей западной манере. “ Мне нравятся жители Новой Англии.
Клементина сдержанно улыбнулась. - У них, как и у всех, есть свои недостатки.
иначе, я полагаю.
“Ах, это обычное слово янки: предполагать”, - сказал Хинкль. “Наш учитель,
мой первый учитель, всегда говорил "предполагать". Она тоже была из вашего штата.
XXIX.
Во время временного затишья, которое последовало за этим для Клементины, она
была избавлена от угрызений совести и дурных предчувствий, которые беспокоили ее раньше
Пришел Хинкль. Она все еще думала, что позволила доктору Уэлрайту уйти
полагая, что ее недостаточно взволновало предложение, которое
так сильно удивило ее, и она винила себя за то, что не сказала ему, насколько
вдвойне привязана она была к Грегори; хотя, когда она попыталась выразить свой разум
это на словах в себя она не могла разобрать, что она больше
привязан к нему, чем она была прежде, чем они встретились во Флоренции, если только она
желали бы быть. И все же каким-то образом в это время передышки ни сожаление
о докторе Уэлрайте, ни вопрос о Грегори не давали о себе знать особенно сильно,
и были целые дни, когда перед сном она понимала, что
не подумала ни о том, ни о другом.
Она снова была в полном фаворе у миссис Ландер, кого некому было
озлобить в ее ревнивой любовью. Хинкль сформирована вся их социальной
мир, и миссис Ландер сделал большую часть его. Он всегда был с ней
на обеды, которые хозяин подавал ей в ресторане в ее квартире
, и на прогулки с Клементиной в ее гондоле. Он пришел
в своеобразный орган с обоими из них, который был, как непроизвольное с
его с ними, и был бы эффект от его постоянное желание быть
делать что-то для них.
Однажды утром, когда они все отправлялись кататься в гондоле миссис Ландер, она
трижды посылала Клементину в их комнаты за верхней одеждой
разной плотности. Когда она принесла последнюю, миссис Ландер нахмурилась.
“Это не годится. Мне нужно что-нибудь другое - что-нибудь полегче и
варма”.
“Я больше не могу возвращаться, миссис Ланда”, - закричала девушка от
раздражения собственных нервов.
“ Тогда я вернусь сама, ” с достоинством сказала миссис Ландер. “ И нам
гондольер в этот день больше не понадобится, “ добавила она, - если только вы не
и мистер Хинкль хочет прокатиться верхом.
Она тяжело выбралась из лодки с помощью
локтя гондольера и направилась обратно в дом, а Клементина последовала за ней.
Она не предложила помочь ей подняться по лестнице; это пришлось сделать Хинклю, и он
встретил медленно поднимающуюся девушку, когда возвращался после того, как доставил миссис Ландер
к Маддалене.
“Сейчас с ней все в порядке”, - отважился сказать он неуверенно.
“Правда?” Клементина холодно ответила:
Несмотря на ее отталкивающий вид, он настаивал: “Она довольно больная женщина,
не так ли?”
“Доктор не говорит”.
“Ну, я думаю, было бы безопасно действовать исходя из этого предположения. Мисс
Клементина, я думаю, она хочет вас видеть”.
“Я иду прямо к ней”.
Хинкль остановился, несколько обескураженный. “Она хочет, чтобы я сходил за доктором”.
“Она всегда хочет доктора”. Клементина подняла глаза и посмотрела на него
очень холодно.
“На вашем месте я бы поднялся прямо сейчас”, - смело сказал он.
Она чувствовала, что должна возмутиться его вмешательству, но мягкая
мольба в его бледно-голубых глазах или наставление старшего брата в его
улыбке не позволили ей. “Она спрашивала обо мне?”
“Нет”.
“Я пойду к ней”, - сказала она, и она держала себя с улыбкой на
с длинным вздохом облегчения он дал, когда она проходила мимо него по лестнице.
Ландер миссис начался как только она вошла в ее комнату: “Ну, я просто
интересно, ты собирался оставить меня здесь на целый день в одиночестве, в то время как вы
степенный вниз "Полесье", связался с этим простачком. Я не знаю, что такое
нашло на мужчин ”.
“Мистер Хинкл пошел за docta”, - сказала Клементина, стараясь попасть в
голос ее доброту, она пыталась почувствовать.
“Ну, если у меня сейчас случится один из моих приступов, ты должен будешь благодарить за это себя"
.
К тому времени, когда появился доктор Традонико, миссис Ландер было настолько лучше, что
несмотря на свое отвращение к чувствам, она весь день была довольно нарочито ласковой
в своих косвенных призывах к сочувствию Клементины.
“Я не хочу, вы должны помнить, что я говорю, когда я не чувствую
просто в порядке”, она началась в тот вечер, после того как она пошла спать, и
Клементина сидела и смотрела в открытое окно на залитую лунным светом лагуну.
“О, нет”, - устало ответила девушка.
Миссис Ландер смирилась еще больше. “Мне жаль, что я вас так,
в день, и я знаю, что мистер Хинкл думал, что я страшный, но я не мог
помочь ему. Я хотел бы поговорить с тобой, Клементина, кое о чем.
меня это беспокоит, если ты не занята.
“ Я сейчас не занята, миссис Ландер, ” сказала Клементина немного холодно и
ослабила сцепленные руки; сплести пальцы вместе было непросто.
ее единственное дело, и она отложила даже это.
Она не подошла ближе к кровати, и миссис Ландер была вынуждена заговорить
без преимущества отмечая эффект от ее слов на нее в ее
лицо. “Это как это: что я agoin', чтобы сделать для них отношения-Н
Ланда в Мичиган?”
“Я не знаю. Какие родственники?”
“Я рассказывала тебе о них: единственные, кто у него есть: его сводная сестра
дети. Он не видел их и не хотел видеть; но они его родственники,
и это были его деньги. Мне кажется неправильным передавать им яйцеклетки. Как вы думаете,
Вы бы сами так поступили, Клементина?
“ Ну, конечно, нет, миссис Ландер. Это было бы совсем неправильно.
Миссис Ландер, казалось, почувствовала облегчение и сказала, как будто немного удивленная,
“ Я рад, что ты так считаешь; я и сам должен чувствовать то же самое. Я намерен поступить
с тобой именно так, как я всегда говорил, что должен. Я не забуду тебя, но когда...
это так много, что я начинаю думать, что часть этого должна достаться ему.
ребята, независимо от того, обращался он к ним или нет. Это меня немного беспокоит, и я думаю,
если что-то и заставляло меня беспокоиться в последнее время ”.
“Почему, ради миссис Ланда, - сказала девушка, - почему бы вам не отдать им все это?”
“Вы не понимаете, о чем говорите”, - строго сказала миссис Ландер.
“Я думаю, если я дам им пять тысяч или около того среди них, это будет полный моа
чем они думали обладать, и на это у них нет никакого права
. Что ж, тогда все в порядке; и нам не нужно говорить об этом
никакого моа. Да, ” продолжила она через мгновение, “ именно это я и сделаю.
Я не думаю, что Ева была просто удовлетворена тем последним завещанием, которое я составил, и я
думаю, я разорву его и позову первого американского юриста, который приедет,
чтобы он составил мне новое. Все имущество переходит к вам, но я думаю, что
Я оставлю по пять тысяч на двоих двум семьям в округе. Вы
не пропустите ни одного, и я полагаю, что мистер Ланда ожидал бы, что я
должен был сделать; хотя я не могу понять, почему он не сделал этого сам, если только
это не было сделано, чтобы показать его доверие ко мне ”.
Она начала расспрашивать Клементину, как та относится к тому, чтобы остаться в Венеции на все лето
; та сказала, что ей там уже стало намного лучше, что она
считает, что к осени поправится, если останется. Она была уверена,
что все вернулось бы к ней, если бы она отправилась путешествовать сейчас, в Европу,
где было так трудно понять, как добраться до мест, она не видела, как
они могли выбрать любое, что подошло бы им так же хорошо, как это сделала Венеция.
Клементина более или менее рассеянно согласилась со всем этим, пока сидела
глядя на лунный свет, и день, который начался так бурно, закончился
между ними установились добрые отношения.
На следующее утро миссис Ландер не захотела выходить из дома и послала
Клементина и Хинкл вместе, как доказательство того, что все они были на
приятно снова условиях. Она не стала избавлять девушку от этого объяснения в его присутствии.
и когда они были в гондоле, он почувствовал, что должен сказать:
“Я боялся, что вчера ты сочтешь меня чересчур назойливым”.
“О, нет”, - ответила она. “Я была рада, что ты это сделал”.
“Да, - ответил он, - ”Я думала, что ты обрадуешься позже”. Он посмотрел на
она с тоской, с его раскосыми глазами и его странной безумной улыбкой и они
оба уступили в той же сознательной смеяться. “Что мне нравится, ” объяснил он
далее, - так это чтобы меня понимали, когда я говорю что-то, что ничего не значит"
ничего, не так ли? Вы знаете кого-нибудь смогут вас понять, если вы действительно
значит, что-то; но большую часть времени у вас нет, а вот когда друг
полезно. Я бы хотела, чтобы вы позвонили мне” если когда-нибудь окажетесь в такой затруднительной ситуации.
- О, я позвоню, мистер Хинкль, ” весело пообещала Клементина.
“Спасибо”, - сказал он, и ее веселость, казалось, сделала его серьезнее. “Мисс
Клементина, я мог бы пойти немного дальше в этом направлении, без
опасность?”
“В каком направлении?” она добавила, с румянцем внезапной тревоги.
“Миссис Спускаемый аппарат”.
“Ну, конечно!” - ответила она с внезапным облегчением.
“Я бы хотела, чтобы ты позволил мне немного побеспокоиться о ней за тебя, пока
Я здесь. Ты же знаешь, мне больше нечем заняться!
“ Ну, не думаю, что я сильно волнуюсь. Боюсь, я забываю о ней, когда
Я не с ней. В этом-то все и горе.
“ Нет, нет, ” взмолился он, “ это самое лучшее. Но я хочу делать это сам.
беспокоюсь за тебя, даже когда ты с ней. Ты мне позволишь?”
“ Ну, если ты так сильно хочешь.
“ Тогда решено, ” сказал он, меняя тему.
Но она вернулась к этому с затаенным раскаянием.
“Я полагаю, что не помню, насколько она больна, потому что я сам никогда не был
болен вообще”.
“Что ж, - ответил он, - тебе не стоит сожалеть об этом в целом. Есть
есть вещи и похуже, чем быть хорошо, хотя больные люди не всегда думают
так. Я потратил много времени в другую сторону, хотя я исправилась,
сейчас.”
Они продолжали рассказывать о себе; иногда они говорили о
других, во время экскурсий, которые были более или менее формальными, и были
только в качестве иллюстрации или экземпляра. У нее до сих пор в одном из
это как говорить о своей семье, и он, казалось, понимал их. Он
спросил о них все, и он сказал, что верит в неземной отца
теория жизни. Он спросил ее, считают ли они дома, что она похожа на
своего отца, и добавил, как будто это следовало из сказанного: “Я светский человек в своей
семье. Я был младшим ребенком и единственным мальчиком в стайке девочек.
Это всегда портит мальчиков.
“Ты избалованный?” спросила она.
“ Ну, боюсь, они были бы удивлены, если бы я не попала в беду
каким-то образом ... все, кроме... матери; она надеется, что со мной ничего не случится”.
“Она религиозна?”
“Да, она моравянка. Ты когда-нибудь слышал о них?” Клементина покачала
головой. “Они чем-то похожи на квакеров, и чем-то на
Методистов. Они не верят в войну, но у них есть епископы”.
“А вы принадлежите к ее церкви?”
“Нет”, - ответил молодой человек. “Я бы хотел, чтобы принадлежал, ради нее. Я не принадлежу ни к какой.
А вы?" - Спросил я. "Я не принадлежу ни к одной". А вы?”
“Нет, я хожу в епископальную, дома. Возможно, когда-нибудь я буду принадлежать к ней.
Но я думаю, что это то, что каждый должен сделать для себя сам”. Он
она выглядела немного встревоженной ноткой суровости в своем голосе, и она
объяснила. “Я имею в виду, что если ты пытаешься быть религиозным ради чего-то, кроме
религии, это не значит быть религиозным; - и никто другой не имеет никакого права
просить тебя быть таким ”.
“О, я тоже в это верю”, - сказал он с комическим облегчением. “Я не знал"
но я пытался обратить тебя, сам того не подозревая.” Они оба
рассмеялись, а затем довольно серьезно замолчали.
Немного погодя он спросил, начиная с чистого листа: “Вы получали известия от
Мисс Милрей с тех пор, как уехали из Флоренции?”
“О да, разве я вам не говорил? Она приезжает сюда в июне”.
“Ну, тогда она не будет иметь удовольствия видеть меня. Я уезжаю в
последних числах мая”.
“Я думала, ты останешься на месяц!” - запротестовала она.
“Это займет месяц, и даже больше”.
“Так и будет”, - согласилась она.
“Я рада, что это не кажется длиннее - скажем, год, мисс Клементина!”
“О, вовсе нет”, - ответила она. “Брат мисс Милрей и его жена
едут с ней. Они были в Египте”.
“Я никогда их не видел”, - сказал Хинкль. Он помолчал, прежде чем добавить: “Ну,
полагаю, после того, как они доберутся сюда, здесь будет довольно многолюдно”, и он
рассмеялся, в то время как Клементина ничего не сказала.
ХХХ.
Хинкль вышел теперь каждое утро, на сокращение сомнения и
трудности, которые накопились в Миссис Ландер разума в течение ночи, и
кстати, чтобы предложить какое-то удовольствие для Клементина, которые могли бы чувствовать себя
что он был ее пожалеть в ее рабство к капризам больных женщины, и
но как-то умоляя ее, чтобы нести их. Он видел их вместе в те дни, которые
Миссис Ландер называла "хорошими днями"; но были и другие дни, когда он видел
Клементину наедине, а затем она передала ему весточку от миссис Ландер и
сообщила о его разговоре с ней после того, как он ушел. На одном из них она отправила
он передал сообщение более жизнерадостное, чем обычно, и попросил девушку объяснить
что ей стало намного лучше, но она не встала, потому что чувствовала
что каждая минута в постели идет ей на пользу. Клементина нес на спине своей
сожаление и поздравление, а потом сказала миссис Ландер что он просил
ее сходить с ним на свидание, чтобы увидеть церковь, в которой ему было жаль Миссис
Спускаемый аппарат тоже не разглядел. Он утверждал, что был очень разборчив в своих церквях
поскольку, по его словам, он заметил, что ни у одной из них нет ничего особенного
большой талант к достопримечательностям, и на его совести было выбрать лучшее
для них. Он сказал Клементине, что церковь, которую он построил для них сейчас, не могла бы
быть лучше, если бы она была построена специально для них, вместо того, чтобы
использоваться в качестве места поклонения на протяжении восьми или десяти поколений
Венецианцы до того, как они пришли. Она отдала свое приглашение Миссис Ландер, кто
не всегда можно доверять, с его шутками, и она получила его в
лучшая часть.
“Ну, иди ты!” - сказала она. “ Думаю, Маддалена сможет присмотреть за мной. Он
единственный из парней, за исключением этого ло'да, за которого я бы отдал цент
. - Добавила она, внезапно утратив свое удовольствие от Хинкля.
строгость с Клементиной: “Но ты хочешь быть в курсе того, что ты "делаешь”".
“В курсе?”
“Да!-- О мистере Хинкле. Я не agoin', чтобы вы привести его на, и
тут говорят, что ты не знал, куда он едет. Я не могу все время убегать
ради тебя, как я это делал в Вудлейке ”.
Сердце Клементины подпрыгнуло, то ли от радости, то ли от огорчения, но она
ответила с негодованием: “Как вы можете говорить мне такие вещи, миссис Ландер.
Я его не обманываю!”
“Я не знаю, как ты это называешь. Ты с ним в гондольере,
днем и ночью, и когда он дома, ты проводишь с ним половину времени
на балконе, и все это время разговоры, разговоры. Клементина восприняла
этот факт с молчаливым признанием, и миссис Ландер продолжила. “Я не
говорил что-то против него. Он единственный, кому я не верю, что у тебя есть деньги.
Он думает, что ты получишь их; но если он тебе не нужен, ты...
посмотри, что ты делаешь.
Девушка вернулась к Хинклю в смущении, которое она была не в силах скрыть
, и без предлога, который она не могла придумать для отказа
пойти с ним. “Миссис Ландер стало хуже ... или что-нибудь еще?” спросил он.
“О, нет. С ней все в порядке”, - ответила Клементина, но оставила это для него
сломать скованность, в которой они находились. Он пытался сделать это в
разных точках, но, казалось, все заканчивалось тем, что они становились все более жесткими.
Наконец, когда они подъезжали к церкви, он спросил: “Вы когда-нибудь видели мистера Бельски?"
- Нет, - ответила она, нервно вздрогнув. - Вы когда-нибудь видели мистера Бельски с тех пор, как уехали из Флоренции?
“ Нет, ” ответила она. “Почему вы спрашиваете?”
“Я не знаю. Но вы увидите почти все, что вы встречаете в своей
путешествия. Этот его друг - этот мистер Грегори - он, кажется, тоже бросил учебу
. Кажется, вы говорили мне, что знали его в Америке.
“Да”, - коротко ответила она; больше она ничего не могла сказать, и Хинкль продолжил
. “Мне казалось, что, насколько я мог разглядеть, он был о
так же ручку в его сторону, как и русские. Любопытно, но когда вы
на днях говорили о религии, вы заставили меня подумать о нем!
Кровь прилила к сердцу Клементины. “Я не думаю, что ты имел его в виду"
но то, что ты сказал, подходило ему больше, чем кому-либо из тех, кого я знаю. Я мог бы
почти поверить, что он пытался обратить тебя!” Она уставилась на него
, и он рассмеялся. “Однажды там, во Флоренции, он набросился на меня со всей
это было неожиданно, и я не знал, что именно сказать. Конечно, я уважал
его серьезность; но я не мог принять его взгляд на вещи и попытался
сказать ему об этом. Я должен был сказать, на чем я остановился и почему, и я упомянул
несколько книг, которые помогли мне достичь этого. Он сказал, что никогда ничего не читал
что шло вразрез с его верой; и я увидел, что он не хотел спасти
мне, так же, как он хотел убедить меня. Он не знал этого, и я не
скажи ему, что я это знаю, но я получил его, чтобы позволил мне оставить эту тему. Он
кажется остались от времени, когда человек не рассуждал о
их убеждения, но только аргументированные. Я не думал, что такой человек существует.
чтобы его можно было найти так поздно в этом столетии, особенно молодого человека. Но это было
как раз то, в чем я ошибся. Если бы на свете вообще был мужчина такого типа,
это должен был быть молодой человек. Он станет гораздо более предприимчивым, когда
станет старше. Он был сознательным, я увидел, что; и он взял
Смерть России в сердце, пока он был мертв. Но я хотел бы поговорить
с ним через десять лет; его не было бы там, где он сейчас ”.
Клементина по-прежнему молчала и поднялась по ступеням церкви с
гондола без сил говорить. Она не проявляла никакого интереса к
картинам и статуям; на самом деле ее никогда особо не интересовали подобные вещи,
и теперь его попытки заставить ее взглянуть на них с треском провалились. Когда
они вернулись в лодку, он начал: “Мисс Клементина, боюсь,
Мне не следовало так говорить об этом мистере Грегори. Если он
друг твой ... ”
“Он,” она заставила себя ответить.
“Я не имею ничего против него. Надеюсь, ты не думаешь, что я хотел
быть несправедливым?”
“ Вы не были несправедливы. Но я не должен был позволять вам говорить это, мистер Хинкль.
Я хочу вам кое-что сказать... Я имею в виду, я должна... ” Она поймала себя на том, что задыхается.
- Вы должны это знать ... мистер Грегори... Я имею в виду, мы... - Она замолчала. - Вы должны это знать.
Она замолчала и поняла, что ей не нужно больше ничего говорить.
В последующие дни, до назначенного Хинклем времени отъезда.
Венеция, он попытался прийти, как собирался, повидаться с миссис Ландер,
но уклонился от нее, когда она захотела отослать его с Клементиной. В его
странности была душевная боль за нее; и он был по-мальчишески простодушен в
своей неспособности скрыть свои страдания. У него не было явного права страдать,
ибо он ни о чем не просил и ни в чем не получал отказа, но, возможно, именно по этой причине
она страдала за него острее.
Бессмысленная обида на Грегори за то, что он испортил их счастье
закралась в ее сердце; и она хотела показать Хинклю, как высоко она ценит
его дружбу любым риском и любой ценой. Когда это завело ее слишком далеко, она
взялась за дело с суровостью, которая причинила боль и ему. Посреди
импульсов, под влиянием которых она действовала, бывали моменты, когда у нее возникало
смутное желание обратиться к нему за советом относительно того, как ей следует
вести себя с ним.
Больше не было никого, к кому она могла бы обратиться. Миссис Ландер после своего
первого предупреждения больше о нем не заговаривала, хотя Клементина чувствовала
по той мрачности, с которой она относилась к ее переменчивому обращению с ним
что она молча копила сумму обвинений, которые раздавят
ее под своей тяжестью, когда обрушатся на нее. Казалось, теперь ей
постоянно становилось лучше, и по мере того, как интервал с момента ее последнего
приступа увеличивался, она начала потакать своему аппетиту с помощью
безрассудство, которым Клементина, сознавая свою собственную недостойность, была
беспомощный, с которым трудно иметь дело. Когда она однажды осмелилась спросить ее, следует ли ей
съесть что-нибудь, что для нее очень вредно, миссис Ландер
ответила, что теперь она взяла дело в свои руки, поскольку она
знал об этом больше, чем все врачи. Она поблагодарила бы Клементину за то, что та не стала
беспокоиться о ней; она добавила, что, по крайней мере, никому не причинила вреда
кроме себя, и она надеялась, что Клементина всегда сможет сказать то же самое
.
Клементина хотела, чтобы Хинкл ушел, но не раньше, чем она наладит с ним отношения.
он задержался на месяц и казался
мало способный идти так, как она ему позволяла. Ей часто приходилось быть веселой ради
обоих, когда она находила это слишком трудным, чтобы радоваться за себя. В
его отсутствие она сделала вид, что свободно и открыто беседует с ним, и объяснил
все, и испытывал своего рода призрачное утешение в его представлял
одобрение и прощение, но в его присутствии ничего не произошло
кроме чередование ее доброта и недоброжелательность, в котором она была
слишком добры и слишком жестоко.
Утром того дня, когда он был, наконец, покинуть Венецию, он пришел, чтобы сказать
до свидания. Он не просил Миссис Ландер, когда девушка приняла его,
и он не дал себе времени собраться с духом, прежде чем начать: “Мисс
Клементина, я не знаю, должен ли я говорить с вами после того, что, как я
понял, вы имели в виду, говоря о мистере Грегори”. Он пристально посмотрел на нее
но она не ответила, и он продолжил. “Есть только один шанс на миллион,
однако, что я не понял тебя правильно, и я решил,
что хочу воспользоваться этим шансом. Можно? ” Она попыталась заговорить,
но не смогла. “ Если я ошибалась ... Если между тобой и
ним ничего не было ... могло ли когда-нибудь что-нибудь быть между тобой и мной?
Его умоляющий взгляд взволновал ее даже больше, чем его слова.
“С ним что-то было”, - ответила она, -”.
“И я не должен знать, что именно”, - терпеливо объяснил молодой человек.
“Да, да!” - с готовностью ответила она. “О, да! Я хочу, чтобы ты знал... я хочу
рассказать тебе. Мне было всего шестнадцать, и он сказал, что ему не следовало
говорить; мы оба были слишком молоды. Но прошлой зимой он заговорил снова.
Он сказал, что всегда чувствовал себя связанным... - Она замолчала, и он неуверенно поднялся на ноги.
- Я хотел сказать тебе с самого начала, но... - Как ты мог?! - Воскликнул он. - Я... Я... Я... Я... Я хотел сказать тебе с самого начала, но...
“ Как ты мог? Ты не мог. Мне больше нечего сказать, если ты
связанный с ним”.
“Он собирается стать миссионером, и он хотел, чтобы я сказал, что буду верить
так же, как он; и я не смог. Но я думала, что все получится
правильно; и - да, я тоже чувствовала себя связанной с ним. Вот и все - я не могу объяснить
это!”
“О, я понимаю!” - вяло отозвался он.
“И ты винишь меня за то, что я не сказал раньше?” Она непроизвольно сделала
движение к нему, трогательный жест, который одновременно умолял и вызывал
сострадание.
“Винить некого. Вы пытались сделать, как раз рядом со мной, а также
как и он. Ну, я получил свой ответ. Ландер миссис ... я не могу ... ”
“ Но она еще не встала, мистер Хинкль. Клементина вложила всю свою боль за него
в выражение их сожаления.
“Тогда мне придется попрощаться с ней с тобой. Я не верю, что
Смогу вернуться снова ”. Он огляделся, как будто у него закружилась голова. “До свидания”,
сказал он и протянул руку. Она была холодной, как глина.
Когда он ушел, Клементина зашла в комнату миссис Ландер и передала ей
его сообщение.
- А он не мог вернуться ко мне после обеда, если не собирается уходить
до пяти? - ревниво спросила она.
“Он сказал, что не сможет вернуться”, - печально ответила Клементина.
Женщина повернула голову на подушке и посмотрела в лицо девочки.
“ О! ” сказала она вместо всех комментариев.
XXXI.
Милреи приехали месяц спустя, в поисках более мягкого солнца, чем то, которое они оставили.
Сгорая во Флоренции. Муж и жена проживали там
с момента своего прибытия из Египта, но они не были гостями его сестры
и теперь она не притворялась, что принадлежит к их компании, хотя
тот же поезд, даже тот же вагон, привез ее вместе с ними в Венецию.
Они поехали в отель, и мисс Милрей сняла квартиру там же, где и всегда.
проводила июнь, прежде чем отправиться на лето в Тироль.
“Ты чудесно поправилась во всех отношениях”, - сказала миссис Милрей.
Клементина, когда они встретились. “ Я знал, что так и будет, если мисс Милрей возьмет тебя в свои руки
и я вижу, что она взяла. То, чего она не знает о мире,
не стоит знать! Надеюсь, она не сделала тебя слишком искушенным? Но если
она есть, она научила вас не показывать это; ты просто как
Невинно выглядящие как никогда, и что самое главное, вы не должны
потерять это. Сейчас ты не станцуешь танец в юбке перед командой корабля,
но если бы ты это сделала, никто бы не заподозрил, что ты знаешь что-то лучше. Не так ли
простила меня, еще нет? Что ж, я не очень хорошо использовал тебя, Клементина, и я
никогда не притворялся, что это так. Я съел много скромного пирога за это, моя дорогая.
Мисс Милрей сказала вам, что я написал ей об этом? Конечно, ты
не скажешь, как она тебе рассказала; но она должна была отдать мне должное
сказать, что я пытался подружиться с ней при дворе ради тебя. Если она
не, она не была красива”.
“Нева она сказала что-то против вас, миссис Milray,” Клементина ответила.
“Сдержанный, как всегда, мой дорогой! Я понимаю! И я надеюсь, к этому времени ты уже понимаешь
и насчет того старого романа тоже. Это было осложнение. У меня были
чтобы как-то отомстить Лайонкурту; и я, честно говоря, теперь не думаю, что
его восхищение молодой девушкой было для нее чем-то очень полезным. Но
неважно. Прошлой зимой во Флоренции у тебя тоже был тот бостонский гусь,
и я полагаю, он сожрал то немногое, что мисс Милрей оставила от меня. Но
она очаровательна. Я мог опуститься на колени, чтобы ее творчества, когда она на самом деле
старается довести до конца ни одного”.
Клементина заметила, что миссис Milray появился новый способ говорить. Она
у chirpiness, и лифт в ее интонации, что, если он не был
английский точно уже не было в Западной Америки. Клементина сама в
общение с Хинклем выбило ее английский ритм из колеи, и за
долгого заточения в беседе с миссис Ландер она вернулась к
своему резкому акценту янки. Миссис Милрей заявила, что ей это нравится, и сказала, что
это так восхитительно напоминает о тех приятных днях в Мидлмаунте, когда
Клементина действительно была ребенком. “Я кое с кем познакомился в Каире, который, казалось, очень
рад слышать о вас, хотя он и пытался казаться. Можете ли вы угадать, кто
это было? Я вижу, что ты не можешь в мире! Мы подружились.
однажды, когда мы вместе ходили к пирамидам, и он дал
сам по себе, прекрасно. Он простая душа! Но когда они влюблены,
они все такие! Было немного странно общаться с бывшим метрдотелем
на общественных началах; но должность старшего официанта была всего лишь эпизодом, и
главное, что он очень талантлив и собирается стать министром.
Жаль, что он так предан своей сумасшедшей миссионерской схема. Один
надо бы достать его, и указывает ему направление на богатый новый
Йорк собрание. Он нашел бы достаточно язычник среди них, и что он мог сделать
наибольшее количество добрых дел со своими деньгами; я пытался уговорить ее в
его. Я полагаю, вы видели его во Флоренции, этой весной?” она вдруг
спросил.
- Да, - Клементина ответила коротко.
“И вы не сделать это вместе. Это я вытянул из мисс Милрей.
Что ж, если бы он был здесь, я бы выяснил почему. Но я не думаю, что ты
скажешь мне.” Она подождала мгновение, чтобы посмотреть, скажет ли Клементина, а затем
она сказала: “Очень жаль, потому что у меня есть идея, что я могла бы помочь тебе, и я думаю
Я в долгу перед тобой за то, как я вел себя на твоем танце. Но если
тебе не нужна моя помощь, то не надо.
“Я бы так и сказала, если бы знала, миссис Милрей”, - сказала Клементина. “Я была удивлена, когда
время; но сейчас мне на это наплевать. Я надеюсь, ты больше не будешь думать
об этом!”
“Спасибо”, - сказала миссис Милрей. “Я постараюсь этого не делать”, - и она рассмеялась. “Но
Я хотела бы сделать что-нибудь, чтобы доказать свое раскаяние”.
Клементина поняла, что по какой-то причине она предпочла бы иметь больше
, а не меньше причин для сожаления; и что она насмехалась над ней; но у нее не было
желания или силы отомстить, и она не пыталась
поймите мотивы миссис Милрей. Большинство мотивов в жизни, даже дурных,
лежат ближе к поверхности, чем большинство людей обычно притворяются, и она могла бы
ей не пришлось бы копать глубже в натуре миссис Милрей, чем в том
слое ее сознания, где она знала, что Клементина была
любимицей ее невестки. Без всякой на то причины она сама завела себе любимицу
Миссис Ландер, чью неприязнь к мисс Милрей было нетрудно предугадать, и
чья готовность наказать ее через Клементину была сродни ее собственной.
Больная женщина была легко польщена, и к ней вернулась ее первая вера в миссис
Милрей, и она приняла ее большую любезность и небольшие услуги как доказательство
своих добродетелей. Она начала убеждать в этом Клементину и противопоставлять
их с порочными принципами и поступками мисс Милрей.
Девушка простила миссис Милрей, но она не могла вернуться ни к кому из них.
доверие к ней; и она могла только пассивно соглашаться с ее похвалой. Когда
Миссис Ландер потребовала от нее чего-нибудь более откровенного, она сказала то, что она
думала, а затем миссис Ландер обвинила ее в ненависти к миссис Милрей, которая
была больше ее другом, чем те, кто льстил ей во всем, и
пытался выставить ее дурочкой.
“Теперь я понимаю, ” сказала она однажды, - что имел в виду этот ректа, говоря "хочу".
он увидел, как легко тебя испортить. Мисс
Милрей из тех, кто хвалит тебя в лицо и позорит тебя за твоей спиной
вот что я тебе скажу. Когда миссис Милрей подумала, что ты поступил неправильно, она
пришла и сказала это; и ты не можешь простить ее.
Клементина не ответила. Она овладела искусством сдержанности в своих отношениях с миссис Ландер
, и даже когда мисс Милрей однажды соблазнила ее
уступить, у нее все еще были силы сопротивляться. Но она не могла
отрицать, что миссис Ландер иногда совершала поступки, которые ее беспокоили, хотя и закончила
с сочувствием, сказав: “Она больна”.
“Я не думаю, что сейчас она очень больна”, - возразила ее подруга.
“Нет, вот почему она так беспокоилась. Если она реально больная, она
Бетта”.
“Потому что она боится, я полагаю. И как долго вы предлагаете
выдержит ли?
“Я не знаю”, - вяло ответила Клементина.
“Она не смогла бы обойтись без меня. Думаю, я смогу это выдержать, пока мы не поедем.
домой; она говорит, что уезжает домой осенью”.
Мисс Милрей с минуту смотрела на девушку.
“ Ты будешь рада вернуться домой?
“ О да, в самом деле!
“ В то место в лесу?
“ Почему же, да! Почему ты спрашиваешь?
“ Ничего. Но, Клементина, иногда мне кажется, что ты не совсем понимаешь
о себе. Разве ты не знаешь, что ты очень красивая и обаятельная?
Я говорил тебе это достаточно часто! Но разве ты не должна хотеть добиться большого
успеха в мире? Ты никогда не думал об этом? Неужели тебя не волнует
общество?
Девушка вздохнула. “Да, я думаю, что все это очень мило, я сделал это однажды"
прошлой зимой во Флоренции!
“Моя дорогая, ты не представляешь, как тобой восхищались. Я часто говорил тебе об этом,
потому что видел, что тебя ничем не испортишь; но я никогда не говорил тебе и половины. Если бы
у тебя только было на это время, ты мог бы стать величайшим
успеха; вы были созданы для этого. Дело было не только в вашей красоте; многие
хорошенькие девушки ничего не делают из своей красоты; дело было в вашем
темпераменте. Ты забрал вещи легко и непринужденно, а вот о чем
мир любит. Ему не нравится ваш боясь этого, и вы не были
боюсь, и вы не были смелые, вы были правы”. Мисс Milray выросла
все больше и больше исчерпывающий в своем анализе, и пользуются переработки на него.
“Все, что тебе было нужно, - это немного жестокосердия, и это пришло бы со временем.
ты бы научился постоять за себя, но
этот старый кот отнял у тебя шанс! Я мог бы плакать над тобой, когда
Я думаю, как ты потратился на нее, а теперь ты действительно хочешь
вернуться и затеряться в лесу!”
“ Я бы не назвал это потерянностью, мисс Милрей.
“ Я не это имел в виду, и вы должны извинить меня, моя дорогая. Но, несомненно, твои
родственники - твои отец и мать - хотели бы, чтобы ты преуспел в жизни
чтобы ты стал блестящей партией...
Клементина улыбнулась, подумав, как далеко это было от их представлений.
“Я не верю, что они захотели бы. Ты не снимаешь с себя
о них, и я не смогла сделать. Фазу Нева нравилась идея моя
будучи такой богатой женщине, как Миссис Ландер, потому что это выглядело бы, как будто
мы хотели ее деньги”.
“Я никогда не могла себе этого представить, Клементина!”
“Я не думала, что ты сможешь”, - с благодарностью сказала девушка. “Но теперь, если бы я
бросил ее, когда она была больна и зависела от меня, это выглядело бы ужасно,
и все же... как будто я сделал это, потому что она собиралась отдать свои деньги мистеру
Семья Ланды. Она хочет это сделать, и я сказал ей; Я думаю, что это
было бы правильно, не так ли?”
“Это было бы правильно для тебя, Клементина, если бы ты предпочла это ... и... Я
следовало бы предпочесть это. Но это было бы неправильно для нее. Она подарила тебе
надежды - она дала обещания - она поговорила со всеми.
“Я этого не прошу. Мне бы не хотелось чувствовать себя обязанной кому-либо,
и я думаю, что это действительно принадлежит его родственникам; это было ЕГО.
Мисс Милрей ничего на это не сказала. Она спросила: “А если бы ты вернулся
, что бы ты там делал? Работал в поле, как советовал бедняжка
Бельский?”
Клементина рассмеялась. “Нет; но я ожидаю, что ты сочтешь это почти таким же безумием.
Ты знаешь, как сильно я люблю танцевать? Ну, я думаю, что могла бы заняться танцами
уроки в Мидлмаунте. Здесь всегда много детей, и
девочки, которые еще не выросли, и я думаю, что смогу набрать достаточно учеников,
пока длится лето; и наступит зима, я не боюсь, но то, что я
можно было бы найти их среди молодежи в Центре. Я учила их раньше
до того, как уехала из дома.
Мисс Милрей сидела и смотрела на нее. “Я не разбираюсь в таких вещах, но это
звучит разумно - как и все, что касается тебя, моя дорогая. Это звучит странно,
возможно, потому, что вы говорите о таком вот "Белая Гора" схемы
Венеция”.
“Да, не он?” - спросила Клементина, сочувственно. “Я думал о
это я сам. Но я знаю, что мог бы это сделать. Я мог бы побывать в разных
отелях, в разные дни. Да, я хотел бы вернуться домой, и они были бы
рады принять меня. Ты не представляешь, как приятно мы живем; и мы
компания достаточно друг для друга. Я предполагаю, что я должен пропустить все то, что я
привык ова здесь, на Фуст; но я не считаю, что я должен ухаживать многие
пока. Я не отрицаю, что мир прекрасен; но за это нужно платить.
Я не имею в виду, что ты заставишь меня...
“Нет, нет! Мы понимаем друг друга. Продолжайте!
Мисс Милрей наклонилась к ней и успокаивающе сжала руку девушки.
Как это часто бывает с людьми, когда им говорят продолжать, Клементина
обнаружила, что ей больше нечего сказать. “Я думаю, что могла бы поладить в
мире, достаточно хорошо. Да, я верю, что мог бы это сделать. Но я не был сторонником этого.
И это доставило бы много хлопот - гораздо больше, чем
если бы я был сторонником этого. Я думаю, это было бы слишком хлопотно. Я бы предпочел
бросить это и отправиться домой, когда миссис Ланда захочет вернуться.
Мисс Милрей некоторое время молчала. “ Я знаю, что ты серьезна,
Клементина; и ты всегда мудра и добра...
“Это не так, это точно”, - сказала Клементина. “Но это ... я не знаю, как
выразить это очень хорошо ... это горе-го, а?”
Мисс Милрей посмотрела на нее так, словно сомневалась в искренности девушки. Даже
когда мир, в обмен на то, что мы сделали это всей своей жизнью, разочаровывает
и побеждает нас своими призами, мы все еще сомневаемся в правдивости тех, кто
подвергните сомнению ценность этих призов; мы думаем, что они, должно быть, не надеются на них получить
или ими должны управлять какие-то интересы, на мгновение превосходящие их.
Клементина продолжала: “Я знаю, что ты получил все, что хотел от мира...".
мир...
“О, нет!” - вырвалось у женщины почти с мукой. “Не то, чего я хотела!
То, ради чего я старалась. Это никогда не давало мне того, чего я хотела. Это ... не могло!”
“Ну и что?”
“В этом смысле оно того не стоит. Но если вы не можете получить то, что вы
хотите, - если в вашей жизни осталась пустота, - почему мир движется?
отличный способ заполнить ноющую пустоту ”. Тон последних слов
был легче, чем их смысл, но Клементина правильно их взвесила
.
“ Мисс Милрей, ” сказала она, слегка нервно хватаясь за край стола, за которым она
сидела, и слегка покачивая головой, - я думаю, я могу
получить то, что хочу.
“Тогда отдай за это весь мир, дитя мое!”
“Есть кое-что, что я хотел бы тебе сказать”.
“Да!”
“Чтобы ты дала мне совет”.
“Я сделаю это, моя дорогая, с радостью и искренне!”
“Он был здесь до твоего прихода. Он попросил меня...”
Мисс Милрей вздрогнула от тревоги. Она спросила, чтобы выиграть время: “Как он сюда попал?
Я предполагала, что он был в Германии со своим..." ”Нет, он был здесь весь май".
“Мистер Грегори!” - Прошептала я. "Нет, он был здесь весь май".
“Мистер Грегори!”
“ Мистер Грегори? Лицо Клементины вспыхнуло и опустилось еще ниже. “ Я
имела в виду мистера Хинкля. Но если вы считаете, что я не должна...
“Я ничего не думаю; я так рада! Я предположила из того, что ты сказал
о мире, о том, что он должен быть ... Но если это не так, тем лучше. Если
ты можешь заполучить мистера Хинкля ...
“ Я не уверен, что смогу. Я бы хотела рассказать вам, как обстоят дела, и тогда
вы узнаете. ” Для этого потребовалось меньше слов, чем она ожидала, и
затем Клементина достала из кармана письмо и отдала его мисс
Милрей. “Он написал это в поезде, уезжая, и это не очень понятно".;
но, я думаю, вы сможете разобрать это ”.
Мисс Milray получили карандашом листья, которые, казалось, быть разорванными страницами
из записной книжки. Они были от дня Хинкль покинули Венецию, и
на конверте стоял почтовый штемпель Вероны. Они не были адресованы, но начинались
резко: “Я полагаю, что совершил ошибку; мне не следовало отказываться от
вас, пока я не узнал то, что никто, кроме вас, не может мне сказать. Ты
не привязан ни к какому телу, если только сам этого не захочешь. Это то, что я вижу сейчас,
и я не откажусь от тебя, если смогу. Даже если бы вы дали
обещание, а потом передумали, вы не были бы связаны таким
делом, как это. Я говорю это, и я знаю, ты не поверишь, что я это говорю
потому что я хочу тебя. Я действительно хочу тебя, но я бы не призывал тебя к разрыву
ваша вера. Я только прошу вас осознать, что если бы вы сдержали свое слово, когда
ваше сердце отказалось от него, вы бы нарушили свою веру; и если бы
вы нарушили свое слово, вы бы сохранили свою веру. Но если твое сердце
все еще в твоем слове, мне больше нечего сказать. Никто не знает, кроме тебя. Я
вышел бы и сел на первый поезд обратно в Венецию, если бы не
две вещи. Я знаю, что это будет тяжело для меня; и я боюсь, что это может
будет тяжело. Но если ты напишешь мне строчку в Милан, когда получишь
это, или если ты напишешь мне в Лондон до июля; или в Нью-Йорк
в любое время - ибо я рассчитываю ждать, пока жив...
Письмо заканчивалось здесь указанием местных адресов, которые указал автор.
Мисс Милрей вернула листки Клементине, которая положила их в карман.
Очевидно, она ждала ее вопросов.
- А вы писали? - спросила я.
“ Нет, ” медленно и задумчиво ответила девушка, “ я этого не делала. Я хотела,
сначала; а потом я подумала, что, если он действительно имел в виду то, что сказал, он
был бы готов подождать.
“А почему ты хотел подождать?”
Клементина ответила собственным вопросом. “Мисс Милрей, что вы
думаете о мистере Грегори?”
“О, вы не должны просить меня об этом, моя дорогая! Я боялась, что я тебе сказала
очевидно, в последний раз”.
“Я не имею в виду, что он позволил мне думать, что не заботился обо мне, так долго.
Но тебе не кажется, что он хочет поступить правильно? Я имею в виду мистера Грегори.”
“ Что ж, если вы полагаетесь на мою честь, боюсь, что да.
“ Видите ли, ” продолжила Клементина. “Он был первым, и я много заботилась о нем"
и я могла бы продолжать заботиться о нем, если бы ... когда я
обнаружил, что меня это больше не волнует, или настолько сильно, что мне показалось, будто
это должно быть неправильно. Как ты думаешь, так оно и было?”
“No--no.”
“Когда я начинал думать о ком-то еще в fust, это было совсем не то, что
думать о нем - мне было стыдно. Затем я попытался понять, что я был
на самом деле слишком молод, чтобы знать, действительно ли я кого-то ищу
правильным образом; но после того, как я понял, что был, я не мог чувствовать
совершенно просто ... И я давно хотел спросить вас, мисс Милрей...
“Спрашивай меня о чем угодно, моя дорогая!”
“Да ведь дело только в том, должен ли человек измениться”.
“Мы меняемся независимо от того, должны мы или нет. Это не вопрос долга, так или иначе
”.
“Да, но должны ли мы перестать заботиться о ком-то, когда, возможно, мы
не следовало бы, если бы кто-то другой не встал между нами? Вот в чем вопрос.
“Нет, ” возразила мисс Милрей, “ вопрос вовсе не в этом.
Вопрос в том, кого ты хочешь и сможешь ли ты его заполучить. То, чего ты
хочешь больше всего, будет правильным для тебя ”.
“Ты действительно так думаешь?”
“Я действительно так думаю. Это единственное в жизни, где человек может выбрать самое безопасное.
то, что ему нравится больше всего; я имею в виду, если в самом человеке нет ничего плохого ”.
“Я боялся, что это будет неправильно! Вот что я имела в виду, говоря о желании быть вместе.
прощай с мистером Грегори, когда я рассказывала тебе о нем там, во Флоренции. Я
не поверите, но тогда все началось.
“Что началось?”
“О мистере Хинкле”.
Мисс Милрей расхохоталась. “Клементина, ты восхитительна!”
Девушка выглядела обиженной, и мисс Милрей серьезно спросила: “Почему вам больше всего нравится мистер
Хинкль - если нравится?”
Клементина вздохнула. “О, я не знаю. Он такой отдыхающий ”.
“Тогда это решает дело. От начала до конца, чего мы, бедные женщины, хотим, так это
отдыха. С твоей стороны было бы подло отдать свою жизнь кому-то другому.
тот, кто будет тебя беспокоить. Я не хочу ничего говорить против
Мистер Грегори. Я осмелюсь сказать, что он хороший - и добросовестный; но жизнь - это
боритесь, в лучшем случае, и ваш долг - использовать наилучший шанс для
отдыха.
Клементина не выглядела полностью убежденной, была ли это мисс
Логика Милрея или ее мораль, которые не смогли убедить ее. Она сказала:
через мгновение: “Я бы хотела снова увидеть мистера Грегори”.
“Что хорошего это даст?”
“Почему, тогда я должна знать”.
“Знать что?”
“Действительно ли я больше не любила его - или так сильно”.
“ Клементина, ” сказала мисс Милрей, “ ты не должна выводить меня из терпения.
ты...
“ Нет. Но мне показалось, ты сказала, что мой долг - делать то, что я хочу.
“ Ну, да. Именно это я и сказала, ” согласилась мисс Милрей. “ Но я полагала,
что вы уже знаете.
“Нет, ” искренне ответила Клементина, “ я в это не верю”.
“А что, если ты его не увидишь?”
“Думаю, мне придется подождать, пока я не увижу. У нас будет достаточно времени.
Мисс Милрей вздохнула, а затем рассмеялась. “ Вы молоды!
XXXII.
Мисс Милрей отправилась от Клементины навестить свою невестку и
нашла своего брата, на что, возможно, и надеялась.
“Знаете ли вы, ” сказала она, “ что этот старый негодяй собирается обмануть
в конце концов, эту бедняжку и оставить ее деньги мужу
дети сводной сестры?
“ Вы хотите, чтобы я сделал вывод о ситуации между миссис Ландер и Клементиной? Милрей
ответил.
“ Да!
“ Тогда я рад, что вы изложили это в терминах, которые не требуют действий; потому что ваши
слова определенно клеветнические.
“ Что вы имеете в виду?
“ Я только что составлял завещание миссис Ландер, и она оставила
все свое имущество Клементине, за исключением пяти тысяч каждому.
троим детям сводной сестры.
“Я не могу в это поверить!”
“Что ж, ” сказал Милрей со своей мягкой улыбкой, “ я думаю, что это безопасная почва
для вас. У миссис Ландер, вероятно, будет достаточно времени, чтобы изменить свое завещание
так же как и ее разум еще несколько раз, прежде чем она умрет. Дети сводной сестры
возможно, еще получат свои права.
“Я бы хотела, чтобы они могли!” - сказала мисс Милрей со страстным вздохом. “Тогда
возможно, мне следует пригласить Клементину ... на некоторое время”.
Ее брат рассмеялся. “Разве Клементину не хочет кто-нибудь еще?
“О, много. Но она не уверена, что хочет кого-то еще.
“ А тебя она хочет?
“ Нет, я не могу сказать, что хочет. Она хочет домой.
“ Неплохой план. Я бы и сам хотел вернуться домой, если бы у меня была такая возможность.
Что бы ты сделала с Клементиной, если бы заполучила ее, Дженни?
“Что б ни кто сделал с ней? Женился на ней блестяще, из
конечно”.
“Но вы говорите, что она не уверена, хочет быть замужем?”
Мисс Милрей рассказала о раздвоенном сознании Клементины и ее вере
в то, что в конце концов она возьмет Хинкля, а также о страхе, что
она может взять Грегори. “Она очень странная”, - заключила мисс Милрей. “Она
ставит меня в тупик. Зачем вы вообще прислали ее ко мне?”
Милрей рассмеялся. “Я не знаю. Я думал, она позабавит тебя, и я тоже
подумал, что это доставит ей удовольствие.
Они заговорили о каких-то своих делах, из которых мисс
Милрей вернулся к Клементине с болью от несовершенного намерения
. Если она намеревалась убедить своего брата добиваться справедливости для
девочки от миссис Ландер, то она была не очень рада, что правосудие
уже свершилось. Но завещание было должным образом подписано и засвидетельствовано перед
американский вице-консул, и она должна сделать то, что она может из
свершившийся факт. Он был, по крайней мере, утешение знать, что он поставил
конец ее сестра-в-законе покровительство девушки, и он бы
будет интересно посмотреть Миссис Milray адаптировать свое поведение, чтобы по Клементина
фортуны. На самом деле она не настолько не любила свою невестку, чтобы причинить ей зло
; она только хотела, чтобы та причинила зло самой себе. Но
одна из самых разочаровывающих вещей во всех враждебных операциях - это
то, что вы никогда не можете знать, на что способен враг; и маневры миссис Милрей
иногда были продиктованы такими импульсами, что ее стратегия
это было особенно озадачивающе. Мысль о ее прошлой недоброжелательности к
Клементине, возможно, все еще терзала ее, или она, возможно, просто чувствовала
потребность превзойти мисс Милрей в неприступном милосердии. Это так
уверена, что когда барон Бельский приехал в Венецию через несколько недель после ее собственного приезда
они начали позировать друг другу, имея в виду Клементину;
она с долей осознанности, он с единством натуры
все это было позой. Проявив терпение, чтобы отвоевать Клементину у Грегори, он
насладился неповторимым страданием; и, позволив этому
факту распространиться на миссис Милрей, он купался в ее тепле
лестное сочувствие. Прежде чем убрать это, как она и должна была делать, когда он ей надоедал
, она узнала от него, где находится Грегори; ибо казалось, что
Григорий до сих пор простить прошлое, что они снова писали друг
другие.
За две недели пребывания в отеле Бельский в Венеции Миссис Ландер был много
хуже, и Клементина встретилась с ним только один раз, очень кратко-она чувствовала, что он
вел себя как глупый человек, но это все уже в прошлом, и она
он не хотел наказывать его за это. По истечении двух недель он отправился
на север, в австрийский Тироль, а несколько дней спустя Грегори приехал
из Доломитовых Альп в Венецию.
Это было в его пользу по отношению к Клементине , что он поддался импульсу , который он
должен был прийти прямо к ней; и что он дал ей понять первыми же словами
, что он действовал в соответствии с надеждами, данными ему через Бельского миссис
Милрей. Он признался, что сомневается в том, что кто-то из них может дать ему эти надежды.
но он сказал, что не может отказаться от них без последнего усилия.
увидеть ее и узнать от нее, были ли они правдой или ложью.
Если она признается, дизайн великолепный возмещения в то, что миссис
Milray было сделано, она не придал особого значения. Ее ум был по
далекие вещи, как она последовала за объяснение Григория его присутствия,
и муза, в которой она слушала она, казалось, не знал, когда он
умолк.
“Я знаю, что это, кажется, принимают как должное то, что я не права
принимать как должное. Я не верю, что вы могли подумать, что я заботился о
что угодно, но не вы, или вообще за то, что миссис Ландер сделал для тебя”.
“Ты имеешь в виду, что она оставила мне свои деньги?” - спросила Клементина с той самой
смелостью, которой пользуется ее пол в вопросах финансов и привязанности.
“Да”, - сказал Грегори, краснея за нее. “Насколько я понимаю ,Ульд когда-либо
право на заботу, если бы не было денег. Это может привести не
благословение нашей жизни. Мы не могли сделать из этого ничего хорошего; ничто, кроме
самопожертвования в бедности, не могло быть благословлено для нас ”.
“Я тоже так думала”, - ответила Клементина.
“О, значит, ты действительно думал...”
“Но потом я передумал. Если она захочет отдать мне свои деньги, я
возьму их”.
Грегори снова непонимающе промолчал.
“Я не знаю, как отказаться, и я не знаю, как я должна была любой
право”.Грегори сжал немного от нее reyankeefied английский, как
также от явного цинизма речь ее; но он сжался в
тишина. Она удивила его, спросив с добротой, которая была почти нежностью:
“Мистер Грегори, как вы думаете, что изменилось?”
“Изменилось?”
“Вы знаете, как это было, когда вы уехали из Флоренции. Ты думаешь
сейчас по-другому? Я нет. Я не думаю, что я должен что-то делать для тебя,
и притворяться, что я делал это ради религии. Я не верю слову
вы знаете; и я знаю, что Нева будет. Ты хочешь меня, несмотря на мое высказывание
что я могу Нева помочь вам в вашей работе, потому что я в это верю?”
“ Но если ты веришь в меня...
Она сочувственно покачала головой. “Ты знаешь, мы уже обсуждали это раньше.
Мы просто те, кем были. Мне жаль. Никто не имел права приказывать тебе
приходить сюда. Но я рада, что ты пришел. - Она увидела надежду, озарившую его лицо.
Но она неумолимо продолжала: “ Я думаю, Бетта была свободна.
“ Свободна?
“Да, друг от друга. Я не знаю, как вы почувствовали, но я не
чувствовала себя свободной. Казалось мне, что я обещал тебе кое-что. Если бы я это сделал,
Я хочу взять свое обещание обратно и быть свободной.
Ее откровенность понравилась ему самому. “ Ты свободна. Я никогда не держала тебя связанной.
для меня в моих самых заветных надеждах. Ты всегда поступал правильно ”.
“Я пытался. И я не позволю тебе уйти, думая, что
причина, которую я назвал, - единственная причина. Это не так. Я хочу быть свободной
потому что ... теперь есть кое-кто другой. ”Было трудно сказать ему это, но
она знала, что не должна делать меньшего; и поезд, который увез его из
В тот вечер Венеция привезла Хинклю письмо от нее.
XXXIII.
Клементина рассказала мисс Милрей о случившемся, но с миссис Милрей все было в порядке.
девушка предоставила внезапному отъезду Грегори объясняться самой.
Они все прошло спустя неделю, и миссис Milray уже выполнена вся ее
обязанности Клементина была простой мысли о ней. Мисс Milray войлока
что она уходит, ее больше испытаний, чем когда-либо с миссис Ландер;
но поскольку ничего другого не оставалось, она подчинилась, как это всегда делают люди.
с испытаниями других, и когда она однажды уезжала, она начала
забывать ее.
Однако к этому времени ей действительно стало лучше. Поскольку некого было
подозревать в покушении на ее верность, миссис Ландер вернулась к ней.
прежняя привязанность к девушке, и они стали более мирными, если не счастливее
снова вместе. У них были долгие беседы, как раньше, и в
первой из них Клементина рассказала ей, как и почему она написала
Мистеру Хинклю. Миссис Ландер сказала, что это ей в точности подходит.
“Там не сыщешь, но только двое мужчин в Европе вели себя как Господа ко мне,
и-Мистер Хинкль, а другая заключается в том, что ло бы; и между этими двумя я
Ратха вы бы Мистер Хинкль, я не знаю как я верю в американскую
'ds Галы брака Ло, лучшим из них”.
Клементина рассмеялась. “ Ах, миссис Ланда, неужели Лионко никогда не думал обо мне?
в мире!
“ Ты не можешь, чтобы ева знала. Миссис Milray рассказывал, что он то, что они называют
в pooa ло бы, и что он связался с американским девушкам нравится
все там, в Египте в прошлом winta. Думаю, если дело дойдет до денег,
у тебя будет достаточно денег, чтобы купить его и снова продать.
Упоминание о деньгах внесло холодок в их беседу, и миссис Ландер сказала
мрачно: “Не знаю, могу ли я получить так много за то завещание, которое составил мистер Милрей
в конце концов, для меня. Я хотел сказать, что по десять тысяч за каждого из родственников мистера Ланда
но мне было неприятно находиться рядом с ним; я так и сказал им всем
много о тебе, и я знал, что они подумают ... ”
Она посмотрела на Клементину с повторяющимися обиду, и девочка не могла
нести его.
“Тогда почему бы тебе не порвать это и не сделать другое? Я ничего не хочу,
если только ты не хочешь, чтобы это было у меня; и я бы предпочел, чтобы у меня ничего не было”.
“Да, и что бы сказали люди, если бы ты позаботился обо мне?”
“Ты думаешь, я делаю это ради этого?”
“Для чего ты это делаешь?”
“Что ты хочешь, чтобы я пошла с тобой ФО'?”
“Это правда”.Ландер миссис оживился и снова утеплить. “Я думаю, что это
все в порядке. Полагаю, я поступил правильно и должен быть удовлетворен. Полагаю, я
могу в любой момент попросить консула составить для меня завещание.
Клементина так легко не сдалась. “Миссис Ланда, что бы ты ни делала, я не хочу этого знать.
хочу знать; и если ты еще раз заговоришь со мной об этом, я пойду домой.
Я бы остался с тобой до тех пор, пока ты будешь во мне нуждаться, но я не смогу, если ты продолжишь
поднимать этот вопрос.
“Я полагаю, ты думаешь, что я тебе больше не нужен, моа! Лучше не слишком суетись.
Девушка вскочила на ноги, и миссис Ландер вмешалась. “ Ну, те'а!
Я ничего такого не имел в виду, и я больше не буду приставать к тебе по этому поводу. Но я
думаю, что это довольно глупо. С кем я тогда буду обсуждать это ova? ”
“ Вы можете обсудить это с вице-консулом, - наугад ответила Клементина.
“Что ж, это так”. Миссис Ландер позволила Клементине подготовить ее к ночлегу
в знак ответного дружелюбия; когда она сердилась на нее, она
всегда отказывался от ее помощи и заставлял ее послать Маддалену.
Летняя жара усилилась, и больная женщина страдала от этого, но ее
не удалось убедить в том, что у нее есть силы уехать, хотя
вице-консул, с которым она консультировалась, применил к ней всю свою логику. Он был
изможденный вдовец, который описывал себя как официально
меж сеном и травой; консул, который назначил его, подал в отставку после того, как
отправился домой, и нового консула еще не прислали, чтобы сместить его. О
то, что она назвала ее же дней Миссис Ландер пошел к нему в гости, и она сделала
не будучи в рубашке, в огород, где она
часто встречается, его воротник и галстук, и затуманили в его
собственный дым; когда она была больна, она послала за ним, чтобы навестить ее. Он придумывал
оправдания так часто, как только мог, и если видел гондолу миссис Ландер
, плывущую по Большому каналу к его дому, то спешил надеть гипс
оделся и сбежал на Площадь, невзирая на дискомфорт и риск.
из-за жары.
“Я не знаю, как вы это терпите, мисс Клаксон”, - пожаловался он
Клементина, как только он узнал, что она не была кровной родственницей
Миссис Ландер, и догадался, что у нее были свои сомнения относительно
нее. “Но эта женщина будет моей смерти, если она продолжит в том же духе. Что
она думает, что я здесь? Если так пойдет дальше, я уйду в отставку.
Зарплату за это платить не начнут. Что я собираюсь делать? Я не хочу
задевать ее чувства или не помогать ей; но я знаю, что в десять раз больше
теперь я забочусь о печени миссис Ландер так же, как и о своей собственной.
Он относился к Клементине как к человеку зрелого суждения и мудрецу
осмотрительному, и он принял то утешение, которое она могла ему предложить, когда она
объяснила, что для миссис Ландер было важнее всего иметь его для разговора
. “Ей надоедает разговаривать со мной, ” настаивала она, “ а больше некому"
теперь.
“Почему бы ей не нанять камердинера и не поговорить с ним?" Я бы нанял один
себя для нее. Это была бы хорошая сделка выгоднее для меня. Это столько, сколько
Что я могу сделать, чтобы стоять такая погода, как это”.
Вице-консул грустно рассмеялся от своего раздражения, но согласился
с Клементиной, когда она сказала, в дальнейшем извините, что миссис Ландер был
действительно очень болен. Он отодвинул шляпу и почесал затылок с
гримаса.
“Конечно, мы должны помнить, что она больна, и мне самому понадобится немного сочувствия.
если она и дальше будет так со мной обращаться. Думаю, в следующий раз я расскажу
ей о своей печени и посмотрю, понравится ли ей это. Послушайте, мисс
Клаксон! Разве мы не могли бы отвезти ее на какой-нибудь из немецких водопоев
, которые помогают при ее жалобах? Я думаю, это было бы лучше всего
для нее - не говоря уже обо мне ”.
Миссис Ландер была тронута предложением, которое он сделал лично
впоследствии; оно воззвало к ее старому инстинкту кочевницы; но когда консул
ушел, она отказалась от него. “ У нас ничего не вышло, Клементина. Я должен был
остаться с ним, пока не наберу силу. Полагаю, ты был бы рад, если бы
я осталась, теперь у него нет никого, кроме меня, - добавила она подозрительно.
“ Ты придумал этот план или он?
Клементина не защититься, и миссис Ландер в настоящее время пришли к
ее обороны. “Я не верю, что он имел в виду что-то лучшее - или тебя,
что бы это ни было, и я ценю это; но все это я не мог выкинуть.
Я предполагаю, что это АИА пойдет мне на столько хорошо, как и все, пришел, чтобы ему
мало-Кула”.
Каждый день они отправлялись на Лидо, где их встречало кресло на колесиках,
и миссис Ландер везли через узкий остров к пляжу.
По вечерам они ходили на Пьяцца, где их лица и фигуры были
известны, и венецианцы сплетничали о них до последнего факта
их отношений с точностью, достойной их изобретательности в
дела других людей. Для них миссис Ландер была больной американкой, очень богатой,
а Клементина была ее приемной дочерью, у которой будут ее миллионы
после нее. Не знал и характер они носили приятному и
любознательный общественные площади, или ухаживали за прекрасными глазами, которые нацелены
они продолжают смотреть на них вдоль трубы соломы стволом Вирджиния
сигар, или в маленькие чашки кофе. Миссис Ландер просто заметил
что венецианцы, казалось, отлично подходит для зияющие, и Клементина была для
большая часть невиновных их взглядом.
Она покоилась на сделанном ею выборе, на содержании, которое не было ограничено
никакими опасениями. Ей было жаль Грегори, когда она вспоминала его; но
ее мысли были заняты кем-то другим, и она с верой и
терпением ждала ответа, который должен был прийти на написанное ею письмо.
Она не знала, где найдет его ее письмо и когда она получит от него известие.
она верила, что получит, и этого было достаточно.
Она сказала себе, что не потеряет надежды, даже если ответа не будет в течение
месяцев; но в глубине души она назначила дату ответа письмом и
более ранняя дата для какого-нибудь сообщения по телеграмме; но она притворилась, что не
зависит от этого; и когда никаких известий не пришло, она убедила себя, что
ничего не ожидала.
Срок, который она молча дала своему возлюбленному, подходил к концу
чтобы сделать первый знак письмом, когда однажды утром миссис Ландер разбудила ее.
Она хотела сказать, что у нее есть силы, чтобы уехать из Венеции на
в прошлом, и она собиралась, как только их стволы могли быть упакованы. Она
одевалась сама, и она переехала около беспокойных и возбужденных. Клементина
пыталась урезонить ее от поспешности, но та раздражала ее и укрепляла
в ее решимости. “Я хочу уехать, говорю вам; я хочу уехать"
”уехать", - отвечала она на все уговоры, и казалось, что-то в ее голосе было
как и желание сбежать не только от гнетущей обстановки,
хотя она не говорила ни о чем, кроме жары и запаха канала. “Я
думаю, именно это, больше, чем что-либо другое, заставляло меня болеть”,
сказала она. “Я говорю вам это malariar, и Вы тоже, если вы
отдых”.
Она заставила Клементину пойти к банкиру и взять деньги для оплаты счета их домовладельца
и она уведомила его, что они уезжают в тот же день
днем. Клементина хотела подождать, пока они не увидятся с вице-консулом
и доктором, но миссис Ландер взорвалась: “Я не хочу их видеть,
любой из них. На docta хочет держать меня Он Е и заработать
меня; я undastand него; и я не верю, что консул слишком хорошо
взять pussentage. А теперь, не вздумай никому из них сказать "горе". Если ты
не сделаешь в точности то, что я тебе скажу, я уйду и оставлю тебя одного. Сейчас,
хорошо?
Клементина обещал, и нарушил свое слово. Она пошла к вице-консулу и
сказал ему, что она сломала ее, и она согласилась с ним, что у него лучше
не придет, если спускаемый аппарат госпожа послала за ним. Врач быстро представил себе
ситуацию и сказал, что зайдет случайно утром, так что
чтобы не вызвать подозрений у больного. Он признался, что миссис Ландер
не получает ничего хорошего от того, что остается в Венеции, и если для нее возможно
уехать, он сказал, что ей лучше отправиться куда-нибудь, где прохладнее и воздух повыше
.
Его мнение вернуло ему уважение миссис Ландер, когда оно было высказано
ей, и поскольку ей оставалось самой определить сумму своего долга перед ним, она
сделала его красивее, чем все, о чем он мечтал. Она протянула против
увидев вице-консула, пока хозяин послал своего аккаунта. Это был
за весь месяц, который она только что вошла, и он включен
фантастические расценки за вещи, которые до сих пор включались в арендную плату, не только за
текущий месяц, но и за прошедшие месяцы, когда, как объяснил арендодатель,
он забыл их отметить. Миссис Ландер отказалась оплатить эти требования,
поскольку они касались ее в некоторых из тех мер экономии, которые самые богатые люди
применяют среди своего изобилия. Домовладелец ответил, что она не может
покинуть его дом ни со своими вещами, ни без них, пока не заплатит.
Он заявил, Клементина его пленницей, и он не послал бы за
вице-консул в торгах Миссис Ландера. Как далеко он был в пределах своих прав
всего этого они знать не могли, но, возможно, он сам сомневался.
и он согласился позволить им послать за доктором, который, когда пришел,
вел себя как угодно, только не как верный друг, каким, по мнению миссис Ландер, она его считала
она приобрела в нем. Он посоветовал оплатить счет, не обращая внимания на
его справедливость, как кратчайший и простой способ избежать неприятностей; но
Миссис Ландер, которая видела, как он дружелюбно и даже уважительно разговаривал с
домовладелец, когда должен был обращаться с ним как с негодяем-вымогателем,
вернулась к своему прежнему дурному мнению о нем; и вице-консул теперь
появился тот самый друг, которым доктор Традонико ложно казался. Врач
согласился, оставив ее наедине с ее презрением к нему, передать сообщение
вице-консулу, хотя он вернулся, приложив палец к губам.
нос, чтобы поручить ей ни в коем случае не выдавать его смелое заступничество перед домовладельцем.
арендодатель.
Вице-консул не проявил ни малейшей властности, которую миссис Ландер
ожидала от него. Она видела, как он даже обменивался общепринятыми приличиями
с хозяином гостиницы, когда они встречались; но на самом деле было нетрудно хорошо обращаться с
улыбчивым и вежливым негодяем. При всех их разногласиях он
посмотрел как постоянно в комфорте пленников, как если бы они были
его избранные гости. Он прислал миссис Ландер столь необходимое угощение в самый бурный момент ее негодования
и без возражений осудил
направленные в его адрес обвинения на итальянском, которые, возможно, не имели смысла.
насколько это касается его совести. Консул разговаривал с ним спокойно, едва ли
менее постыдно, чем с доктором Традонико; и в конце их переговоров,
свидетелем которых она настояла, он сказал:
“ Что ж, миссис Ландер, вам придется выдержать эту взбучку, иначе вам придется
подайте иск. Я думаю, что в конечном итоге вымогательство обойдется дешевле. Вы
видите ли, он имеет право на свою месячную арендную плату. ”
“Меня интересует не арендная плата, а свечи, и внедорожник, и
вещи, которые, по его словам, мы сломали. Было непонятно, что все должно было быть включено
в арендную плату, и два его старых кресла разлетелись на куски, когда
мы попытались вытащить их из стены; и я не заплачу за них в
воулд.”
“Почему,” вице-консул признал, что “это было всего лишь около сорока франков за
все это ... ”
“Мне плевать, если это только fotty копеек. И я должен сказать, мистер Беннэм,
ты, наверное, самый странный вице-консул, который хочет, чтобы я это сделал, из всех, кого я видел за всю Еву
.
Вице-консул без обиды рассмеялся. “Ну, я должен отправить вам
адвокат?”
“Нет!” - возразила миссис Ландер; и после минутного раздумья добавила:
“Я собираюсь остаться на месяц, и поэтому ты можешь сказать ему, а потом я посмотрю
сможет ли он заставить меня заплатить за эту поломку, свечи и внедорожник?
Я весь измучился, как это, и я не гожусь для путешествия, теперь, и я не
знаете, когда я должен быть. Клементина, ты можешь пойти и сказать, Маддалена, чтобы остановить
тара'. Или, нет! Я сделаю это”.
Она вышла из комнаты, не предупредив консула, который с сожалением сказал
Клементине: “Что ж, я упустил свой шанс, мисс Клаксон, но я
думаю, она поступила для себя самым мудрым образом.
“ О да, она не в состоянии ехать. Она должна остаться, сейчас, пока не остынет.
Вы скажете хозяину или...
“Я скажу ему”, - сказал вице-консул, и у него был домовладелец. Он
принял ее сообщение с радостью хозяина, у которого дорогие гости
согласились остаться еще на некоторое время, и в порыве своих хороших
чувств он предложил, если плата за поломку покажется несправедливой для
вице-консул, чтобы утихомирить его; и поскольку синьора не поняла
что ей придется доплачивать за другие вещи, он разрешит
вице-консул, чтобы уладить разногласия между ними; это был пустяк, и
больше всего он хотел угодить синьоре, за которую он себя выдавал
сердечное уважение как со стороны него самого, так и со стороны всей его семьи.
“Тогда это освобождает меня на время”, - сказал вице-консул, когда
Клементина повторила согласие миссис Ландер на
предложения хозяина, и он, взяв свою соломенную шляпу, вызвал гондолу из
ближайший "трагетто" и договорился за плату, соответствующую его
жалованью, чтобы его отвезли обратно к калитке его собственного сада.
Остальная часть дня была эпоха лучшего чувства между Ландер и миссис
ее хозяин, чем они когда-либо знал, и на ужин он принес в его
собственноручно блюдо, которое сказал он велел специально для
ее. У него был такой соблазнительный запах и цвет кожи, что миссис Ландер заявила:
она должна попробовать, хотя, как она справедливо заметила, съела слишком много
уже; попробовав его однажды, она съела все, что было у Клементины.
протесты; в конце она объявила, что каждый кусочек пошел ей на пользу
и что она никогда в жизни не чувствовала себя лучше. Она провела счастливый вечер
с новой верой в воздух лагуны; единственное, о чем она сожалела
теперь было то, что мистер Ландер не дожил до того, чтобы попробовать это с ней, потому что, если бы он
она была уверена, что в тот момент он был бы жив.
Она позволила уложить себя в постель раньше обычного; прежде чем
Клементина заснула, она услышала ее дыхание - долгое, легкое, тихое
, и она перестала бояться блюда, приготовленного хозяином, которое было
не давало ей покоя по вечерам. Она проснулась утром от
коснуться ее плеча. Маддалена нависла над ней с испуганным лицом,
и умолял ее приехать и посмотреть на сеньора, который, казалось, не на всех
хорошо. Клементина побежала в ее комнату и нашли ее мертвой. Она, должно быть,
умер за несколько часов до без борьбы, на лице была
спать, и он имел достоинства и красота, которую он не надевал никогда в ее жизни
из самовлюбленного умысла столько лет, что она никогда не
видел это так раньше.
XXXIV.
Вице-консул не был уверен, насколько далеко простираются его полномочия в данной ситуации
Миссис Ландер окончательно поставила его в неловкое положение. Но он терпеливо встретил новые
трудности и согласился с Клементиной в том, что им
следует посмотреть, не оставила ли миссис Ландер каких-либо письменных выражений своих
пожеланий относительно мероприятия. Она никогда не говорила о такой возможности, но
всегда с нетерпением выздоровел и иду домой, так как
девушка знала, а теперь самый тщательный поиск привел на свете ничего, что
отверстия на нем. В отсутствие инструкций об обратном они сделали
что им нужно, и организм, лишенный своей жизни бессмысленно переживать и
жадный ухода, была похоронена на кладбище острова Венеции.
Когда все было закончено, вице-консул выразил замечание, которое он
до сих пор деликатно отказано. Вопрос о родственниках миссис Ландер
уже обсуждался между ним и Клементиной, и теперь он чувствовал, что
должным образом возник другой вопрос. “Вы не заметили”, - предположил он
“ничего похожего на завещание, когда мы просматривали бумаги?” Он
внимательно искал его, ожидая, что там могло быть что-нибудь
в нем выражены пожелания миссис Ландер. “Потому что, - добавил он, - мне довелось
знать, что мистер Милрей составил его для нее; я был свидетелем этого”.
“Нет, ” сказала Клементина, “ я ничего этого не видела. Она сказала мне, что она
составила завещание, но оно ей не совсем понравилось, и иногда она думала, что
изменит его. Она говорила о том, чтобы заставить вас это сделать; я не знал, но
она это сделала.
Вице-консул покачал головой. “Нет. И эти ее родственники
муж в Мичигане; вы точно не знаете, где они живут?
“ Нет. Она никогда не говорила мне; она бы не стала; она не любила говорить о них.;
Я даже не знаю их имен.
Вице-консул задумчиво поскреб уголок подбородка сквозь
бороду. “Если нет никакого завещания, они являются наследниками. Я когда-то была кем-то вроде адвоката-дикаря
и уж в этом-то я разбираюсь в законах.
“ Да, ” сказала Клементина. “ Она оставила им по пять тысяч долларов каждому. Она
сказала, что хотела бы, чтобы у нее получилось десять.
“Я думаю, она сделала это намного больше, если она вообще что-то сделала. Мисс
Клаксон, разве ты не понимаешь, что если не объявится, они бывают для
все ее деньги.
“Ну, вот что я подумала, что они должны делать”, - сказала Клементина.
“И ты понимаешь, что если это так, то ты ни в чем не участвуешь
? Вы должны извинить меня за то, что я упоминаю об этом, но она сказала
всем, что это должно было достаться вам, и если нет завещания ...
Он остановился и устремил взгляд, полный тусклого сочувствия, на девушку, которая
ответила: “О, да. Я знаю это; это то, что я всегда говорил ей делать. Я
не хотел этого”.
“Ты этого не хотел?”
“Нет”.
“Ну!” Вице-консул уставился на нее, но воздержался от комментария, который вызвал
ее безразличие. Он сказал после паузы: “Тогда то, что мы должны сделать
- это дать рекламу для the Michigan relations, и позволить им принять любое
действия, которые они хотят”.
“Это единственное, что мы можем сделать, я полагаю”.
Это дало вице-консул снова пауза. В конце его он получил его
ноги. “ Я могу что-нибудь для вас сделать, мисс Клаксон?
Она подошла к своему портфелю и достала аккредитив миссис Ландер.
Он был выписан на три тысячи фунтов стерлингов, как на имя Клементины, так и на ее собственное;
но она жила расточительно с тех пор, как уехала за границу,
и денег оставалось совсем немного. Вместе с письмом Клементина
вручила вице-консулу пачку итальянских и австрийских банкнот, которые
она нарисовала, когда миссис Ландер решил покинуть Венецию; они были в
сумму в несколько тысяч лир и золотой. Она предлагала их с той
нечувствительностью к качеству денег, которая есть у многих женщин, и
которая всегда так поражает мужчин. “Что мне с ними делать?” - спросила она
.
“ Да оставьте же их себе! - воскликнул вице-консул в порыве удивления.
“ Не знаю, имею ли я на это право, ” сказала Клементина. “Они
принадлежали ей”.
“Почему, но...” - начал свой протест вице-консул, но не смог закончить его
логически, и он вообще не закончил его. Он настаивал на разговоре с Клементиной
что она имеет право на некоторую сумму денег, которую миссис Ландер дала ей
при ее жизни; он забрал банкноты в интересах
возможных наследников и выдал ей расписку в получении их. Тем временем он
почувствовал, что должен спросить ее, что она собирается делать.
“Думаю, “ сказала она, - я ненадолго останусь в Венеции”.
Вице-консул пресекается любой сюрприз, он, возможно, чувствовал в решение
учитывая, с загадочной веселости. Он ответил, что это правильно;
и во второй раз спросил, не может ли он что-нибудь сделать
для нее.
“Почему бы и нет”, - ответила она. “Я бы хотела остаться здесь, в доме,
не могли бы вы поговорить за меня с падроне”.
“Я не вижу причин, почему бы вам не понять, если мы можем заставить падроне понять
это другое”.
“Вы имеете в виду цену?” Вице-консул кивнул. “Вот чего я хочу
ты должна с ним поговорить, Мистер Bennam, если вы хотели. Скажите ему, что
У меня нет, но немного денег сейчас, и ему придется сделать это очень
разумно. То есть, если вы считаете, что для меня было бы правильно остаться, после того, как
то, как он пытался обращаться с миссис Ландер.
Вице-консул немного подумал над этим и решил, что
попытка вымогательства не должна иметь никакого значения для Клементины, если она
сможет добиться правильных условий. Он сказал, что не верит, что падроне был плохим парнем.
но ему нравилось использовать незнакомца в своих интересах, когда он мог.;
мы все любили. Когда он пришел поговорить с ним, он нашел в нем человека сердце, если
не совести. Он взялся за дело с быстрым умом
и живой симпатией, свойственными его расе, и он облегчил Клементине задачу
остаться, пока она не получит вестей от своих друзей в Америке. Для себя и
для своей жены он заявил, что она не может оставаться слишком долго, и они
предполагается, что если бы содержание этой молодой особе еще больше они бы
использовать Маддалена в качестве горничной, когда она хотела бы вернуться во Флоренцию;
она предложила остаться, если синьорина остался.
“Тогда это решено”, - сказала Клементина со вздохом облегчения; и она
поблагодарила вице-консула за его предложение написать Милреям за нее,
и сказала, что предпочла бы написать сама.
Она намеревалась написать, как только получит известие от мистера Хинкля, что могло произойти.
теперь ждать осталось недолго, потому что тогда она могла быть независима от предложений помощи
которого она боялась со стороны мисс Милрей, даже больше, чем со стороны миссис Милрей.
было бы труднее отказаться от них; и она вступила в тот период своей
жизни, который натура менее простая сочла бы гораздо более тяжелым.
Но в ее власти было принимать все так, как если бы это было так, чтобы быть
ожидается, что как и все остальное. Если вообще ничего не происходило, она принимала ситуацию
с безоговорочной покорностью и с веселостью на сердце, которая
помогала ей долго и никогда полностью не покидала ее.
Пока длилось ожидание, она не могла писать домой так откровенно, как раньше,
и она отправляла письма в Мидлмаунт, в которых рассказывала о своей задержке в
Венеция с беспомощной сдержанностью. Они бы создали другую обстановку
домашние были в невыносимых раздумьях и подозрениях, но у нее было утешение
знать, что ее отец, вероятно, уладит все дело,
сказав, что объяснит, что она имела в виду, когда дойдет до этого; и
помимо этого, она в основном наслаждалась обществом вице-консула.
У него было мало дел, кроме как присматривать за ней, и он занимался этим сам.
этим он занимался во время ежедневных визитов, которые падроне и его жена считали
официальными и поощряли с серьезным уважением к вице-консулу
достоинство. Если визиты заканчивались, как это часто бывало, поворотом на Гранд
Канал, и льда на площади, они обратились в воображении
более сложные свидетелей, которые решили, что молодых американская девушка
унаследовал миллионы больных леди и стать нареченной
вице-консул, и что они, таким образом, передавая дней
участие в соответствии с американским обычаем, однако намного по
разница с другими цивилизациями.
Такой взгляд на дело был известен Маддалене, но не Клементине,
которая в те дни во многом возвращалась к традициям своей жизни
в Мидлмаунте. Вице-консул придерживался почти таких же простых традиций, и
его более длительный опыт не устанавливал большого разрыва между ними. Это
быстро пришел к нему, рассказывая ей о своей покойной жены и женился на его
дочери, и как, после того как его дом был разрушен, он думал, что он будет
путешествия немного и посмотреть, что будет делать для него. Он признался, что
это мало что дало; он всегда тосковал по дому и был готов уехать, как только
президент отправил консула, чтобы тот освободил его от работы.
Он сказал, что с тех пор, как приехал в Венецию, он не получал такого удовольствия, как сейчас,
и что он не знает, что ему делать, если
Клементине первой позвонят домой. Он предал никакого любопытства к тому,
особые условия ее пребывания, но пострадавших расценивать это как
что-то вполне нормальное, и он наблюдал за ней, всячески с
по-отечески, а также официальный бдительности, которая никогда не выродилось в
подобие какие-либо другие чувства. Клементина уперлись в его помощи в
весь безопасности. В мире было совсем отпали от нее, или столько о нем
как она видела во Флоренции, и в своем безразличии она погрузилась в
жизнь, какой она была в позапрошлые времена, с нежным возобновлением
своей верности ей. В разговоре с
вице-консулом не было ничего, что могло бы отвлечь ее от этого; и она говорила и делала то, что
в Венеции она обычно делала в Мидлмаунте, насколько это было возможно; чтобы
чтобы дни ожидания пролетели быстрее, она пыталась обслуживать себя сама
способами, которые шокировали гордую привязанность Маддалены. Он не был
подходит для синьорина, чтобы сделать ее кровать или смести ее комнату; она может шить
и вязать, если она будет; но все эти вещи были для прислуги, как
сама. Она продолжала в вере Клементина-это барство, и увидел
ее всегда, когда она видела ее впервые в краткий час ее социальной
великолепие во Флоренции. Клементина пыталась объяснить ей, как
она жила в Мидлмаунте, но она только представила Маддалене
унизительный образ контадины, который она отвергла не только в
От имени Клементины, но от имени мисс Милрей. Она сказала ей, что та смеялась над ней.
и она была тверда в своей вере, когда девушка засмеялась
при этой мысли. Она легко осознала свою бедность; многие синьорины
в Италии были бедны; и она защищала ее в этом своим долгом, который выполняла.
не совсем поровну делила между собой и падроне.
Дата, которую Клементина назначила для получения телеграммы от Хинкля
, давно прошла, и время, когда она впервые надеялась получить от него весточку по почте
, пришло и прошло. Ее адрес был указан вице-консулу, как и адрес миссис Ландер.
И он не мог не знать о ее разочаровании.
когда он принес ей письма, которые, по ее словам, были из дома. На
на первый взгляд, она хотела услышать это только из дома,
но под поверхностью он прочел тревогу, которая росла с каждым разом.
Удовлетворение этого желания. Он почти не видел девушку, пока
Хинкль был в Венеции; миссис Ландер не стала пользоваться им так часто
пока Хинкль не уехал; миссис Милрей рассказала ему о
Более ранний роман Клементины, и именно Грегори вице-консул
рассказал о тревоге, о природе которой он знал так же мало, как и о ее объекте
.
Клементина никогда не сомневалась в добросовестности или постоянстве своего возлюбленного, но
ее сердце тревожилось за его благополучие, когда оно падало при каждой неудаче
вице-консула привезти ей письмо от него. Должно быть, с ним что-то случилось
, и, должно быть, что-то очень серьезное, раз это помешало
ему писать; или произошла какая-то ошибка почтового отделения.
Вице-консул позволил себе провести личное расследование, чтобы убедиться, что
ошибка произошла не в венецианском почтовом отделении; но он видел, что, установив этот факт, он причинил
ей еще большее огорчение. Он боялся посмотреть
решительных заряд бодрости, что пришло ей в лицо, когда он покачал
головой в знак того, что писем нет, и он страдал от скрытого
нетерпения, с которым она просматривала надписи на тех, которые он
приносил, и не могла найти среди них желанное письмо. Тяжелым испытанием для
испытания, он начинает жалеть о своем испытаний под шлюпку Миссис. В них
он мог хотя бы пускай они потребуют сочувствия Клементина, но против себя
было невозможно. Однажды она заметила его немое огорчение и разразилась
легким смешком, который он нашел очень мучительным.
“Я думаю, вы ненавидите это почти так же сильно, как и я, мистер Беннэм”.
“Думаю, да. Я подумываю о том, чтобы написать письмо, которое ты хочешь, самому”.
“Я подумываю о том, чтобы позволить тебе ... или о письме, которое я хотел бы написать”.
Ей пришло в голову, что она снова напишет Хинклю; но она
не могла заставить себя сделать это. Она часто представляла себе это, она
в каждом слове такой буквы в ее сознании, и она драматизировать каждый факт
в отношении него со времени, когда она должна положить перо к бумаге, в то время
когда она должна вернуть ответ, который очищается тайну его
прочь тишина. Приятные грезы помогали ей переносить неизвестность; они
помогал заставлять дни проходить незаметно, развеивать сомнения, с которыми она ложилась спать
по ночам, и трепетную надежду, с которой она просыпалась утром.
Однажды, в час его обычного визита, она увидела вице-консула со своего балкона
он приближался, как ей показалось, с другой фигурой в руках.
гондола, и тысячи предположений вихрем пронеслись в ее голове, а затем
сосредоточились на одной идее. После первого взгляда она опустила глаза,
и больше не смотрела, постоянно повторяя себе, что этого
не может быть, и что она дура, гусыня и совершеннейшая дурочка, чтобы
подумайте о такой вещи хоть на мгновение. Когда она позволила себе, или
заставила себя, посмотреть во второй раз; когда лодка приблизилась, ей пришлось
от разочарования ухватиться за парапет балкона, чтобы не упасть.
Человек, которому вице-консул помог выбраться из гондолы, был пожилым
мужчина, как и он сам, и она в последний раз воспользовалась шансом, что он может
будь отцом Хинкля, которого послали привести ее к нему, потому что он не мог прийти сам
к ней; или чтобы смягчить для нее какие-то ужасные новости. Затем ее фантазия затрепетала
и утихла, и она терпеливо ждала, когда факт проявится сам собой.
Было что-то деревенский, в образе человека, и что-то
делопроизводство в его лицо, хоть и не было ничего в его неотесанным лучшие
одежду, которая подтвердила это впечатление. И в лице, и в фигуре у него было
смутное сходство с кем-то, кого она видела раньше, когда
вице-консул сказал:
“Мисс Клаксон, я хочу представить преподобного мистера Джеймса Б. Орсона из
Мичигана”. Мистер Орсон взял Клементину за руку сухим, грубым пожатием,
пока он вглядывался в ее лицо маленькими застенчивыми глазками. Вице-консул
добавил с некоторой официальной официальностью: “Мистер Орсон - сводный племянник
о мистере Ландере”, и тогда Клементина теперь знала, на кого он был похож
. “Он приехал в Венецию, ” продолжал вице-консул, “ по
просьбе миссис Ландер; и он не знал о ее смерти, пока я
не сообщил ему об этом факте. Я должен был сказать, что мистер Орсон - сын
сводной сестры мистера Ландера. Он сам может назвать вам расклад.
Вице-консул произнес последнее слово с некоторым отвращением, и
создавалось впечатление, что он с радостью уходит на задний план.
“Не хотите ли присесть?” - сказала Клементина и добавила одним из своих
остатки ее мидлмонтского воспитания: “Ты не позволишь мне взять твою шляпу?”
Мистер Орсон, пытаясь выполнить оба ее приглашения, выбил свою
поношенную шелковую шляпу из руки, которая ее держала, и она покатилась
через всю комнату, где Клементина догнала ее и положила на стол.
“ Я могу также сказать сразу, ” начал он ровным, неуверенным голосом, “ что
Я представитель наследников миссис Ландер, и у меня есть письмо
от нее, к которому прилагается ее последняя воля и завещание, которые я показал
здешнему консулу...
“ Вице-консул, - прервал его сановник, словно отвергая любые
участие в интриге.
“Вице-консул, я хотел сказать, - и я хочу, чтобы заложить их как до, в
того, что ... ”
“О, это хорошо”, - сказала Клементина сладко. “Я рад, что есть
будет. Я боялась, что там вообще ничего нет. Мы с мистером Беннэмом искали
это повсюду ”. Она улыбнулась преподобному мистеру Орсону, который молча протянул
ей бумагу. Это была воля, которая Milray написал для миссис Ландер,
и что, с каким бы сумасшедшим не был мотив, она послала мужа
родственные. Это при условии, что каждому из них следует давать пять тысяч
долларов из наследства, и тогда все должно перейти к Клементине. Это
была воля Миссис Ландер сказал ей, что она сделала, но она никогда не видела
документ раньше, а организационно-правовых форм скрыли смысл от нее так
что рада она была вице-консула было понятно. Затем она спокойно сказала
“Да, я так и предполагала”.
Мистер Орсон никоим образом не разделял ее спокойствия. Он не повысил голоса, но
по тому уровню, который он принял, в нем прозвучало волнение. “Миссис Ландер дала мне
адрес своего адвоката в Бостоне, когда отправляла мне завещание, и я составил
стоило навестить его, когда я отправлялся на Восток, чтобы отплыть. Я не знаю, почему она
хотела, чтобы я вышел к ней, но, поскольку она была больна, я полагаю, что это естественно
хотела увидеть кого-нибудь из своей семьи ”.
Он посмотрел на Клементину, как будто думал, что она может оспорить это, но она
согласилась самым любезным образом: “О, да, действительно”, и он продолжил:
“Я нашел ее дела совсем в другом состоянии от того, что она
показалось, думаю. Имущество было в основном в ценных бумагах, за которыми не ухаживали
должным образом, и они обесценились до тех пор, пока некоторые из них не стали такими, какие они есть
они не стоили бумаги, на которой были напечатаны. Дом в Бостоне - это
заложен по полной стоимости, я бы сказал; и я бы сказал, что миссис
Ландер не знала, где она находится. Казалось, она считала себя
очень богатой женщиной, но жила на широкую ногу, и ее адвокат сказал, что ему никогда не удавалось
объяснить ей, как расходуются деньги. Шлюпке господин, казалось,
потерять хватку году он умер, и занимаются какой-то очень жаль
спекуляций; я не знаю, рассказывал ли он ей. Я могу войти в
детали ... ”
“О, в этом нет необходимости”, - вежливо сказала Клементина, не подозревая о
катастрофическом характере фактов, которые сообщал мистер Орсон.
“Но суть всего этого в том, что денег будет не более чем
достаточно, чтобы выплатить наследство ее собственной семье, если таковое будет”.
Клементина с невинной улыбкой посмотрела на вице-консула.
“То есть, ” объяснил он, “ для вас вообще ничего не будет,
Мисс Клаксон”.
“Ну, вот что я всегда говорила Миссис Ландер я Ратха, когда она принесла
его. Я сказала ей, что она должна передать это его семье, ” сказала Клементина.
с удовлетворением от этого события, которое вице-консул, казалось, не мог разделить.
он хранил мрачное молчание. “ Вот те последние деньги, которые я снял
по аккредитиву вы можете передать это мистеру Орсону”.
“Я рассказал ему об этих деньгах”, - сухо сказал вице-консул. “Это
будет передан ему, когда имущество будет решен, если нет
хватит платить наследства без него”.
“ А деньги, которые миссис Ланда дала мне перед этим, - нетерпеливо продолжала она.
Мистер Орсон навострил уши, хотя это было
на самом деле это был всего лишь отблеск света, блеснувший в его глазах.
“Это ваше”, - сказал вице-консул кисло, почти свирепо. “Она
не отдавала его вам без ее желания, и она этого не сделала
ожидаю, что вы оплатите им ее наследство. По моему мнению, ” взорвался он,
с гневом вспоминая о своих собственных страданиях от миссис Ландер, “ она
не воздала вам и миллионной доли того, что вы причитаете за все те хлопоты, которые она причинила.
заставил тебя; и я хочу, чтобы мистер Орсон понял это прямо здесь ”.
Клементина повернула ее беспристрастный взгляд на Мистера Орсона как бы для проверки
впечатление от этой экстремальной отзыв на него; он выглядел так, будто он ни
принял и не отверг ее, и она пришла к выводу, приговор которого
вице-консул был прерван. “Потому что я Ратха не держать его, если есть
мало без него”.
Вице-консул перешел к насилию. “Это не твое дело".
достаточно этого или нет. Что тебе нужно сделать, так это сохранить то, что
принадлежит тебе, и я прослежу, чтобы ты это сделал. Для этого я здесь
”. Если это присвоение официальной власти и не внушило Клементине благоговейный трепет,
по крайней мере, это положило конец ее безудержному самопожертвованию.
Вице-консул усилил свою власть над ней, спросив: “Что бы ты сделала
. Я хотел бы знать, если бы ты отказалась от этого?”
“О, мне пора идти”, - беззаботно ответила она, но тут же
спросила себя, не следует ли ей обратиться за помощью к мисс Милрей,
или обратиться к самому вице-консулу, она была немного обескуражена, и она
добавила: “Но как вы и сказали, мистер Беннэм”.
“Я говорю, сохраняйте то, что по праву принадлежит вам. Это всего двести или триста долларов.
максимум, - объяснил он голодным глазам мистера Орсона.
но, возможно, сумма не повлияла на воображение сельского министра, поскольку
пустяковый; его годовая зарплата, должно быть, иногда была чуть больше.
Все интервью выбило вице-консула из колеи по отношению к обеим сторонам.
что касается дела; а что касается Клементины, то между идеалами совершенного
маленькая святая и совершенная маленькая простушка, которой он оставался до сих пор.
не в состоянии классифицировать ее.
XXXV.
Клементина и вице-консул впоследствии согласились, что миссис Ландер, должно быть,
отправила завещание мистеру Орсону в один из тех моментов подозрения,
когда она не доверяла окружающим, или в той неприятности, связанной
родственники ее мужа, которые все больше и больше привязывались к ней, как средство
заверить их, что они обеспечены.
“Но даже тогда,” вице-консул сказал: “Я не понимаю, почему она хотела
этот человек приходил сюда. Единственное объяснение заключается в том, что она была немного
ближе к концу она сбилась с курса. Это милосердное предположение ”.
“Я не думаю, что она была сама не своя, какое-то время”, - согласилась Клементина.
принимая любезное построение.
Вице-консул изменен его доброй воли по отношению к памяти Миссис Ландер так
далеко, чтобы сказать: “Ну, если бы она была кем-то еще большую часть времени, это
бы там была”.
Разговор зашел о мистере Орсоне и о том, что он, вероятно, будет делать. В
Вице-консул нашел ему дешевое жилье по его просьбе, и он, похоже,
обосновался в Венеции либо без завещания, либо без
силы, чтобы вернуться домой, но вице-консул не знал, где он ел и что делал.
он занимался собой, за исключением тех случаев, когда приходил за письмами.
Раз или два, когда он разыскивал его, он заставал его за письмом, и тогда
священник объяснил, что обещал “вести переписку” для органа
своей секты на Северо-западе; но он признался, что на это не было денег.
В остальном он был сдержан и даже скрытен в своих манерах. Он не
кажется, многое знаю о городе, но сохранил к себе в комнату; а если он был
письма из Венеции, он, должно быть, главным образом, от его знакомства
с маленьким двориком, в который выходили его окна. Он произвел впечатление на
вице-консула как на одинокого и беспомощного, и тот пожалел его и, скорее, понравился
ему как товарищу по несчастью миссис Ландер.
Однажды утром Мистер Орсон пришли посмотреть Клементина, и после короткого прохода
мнения по погоде, он впал в смущенное молчание от
что он взял себя наконец с видимым усилием. “ Я едва ли знаю,
как изложить вам то, что я должен сказать, мисс Клаксон, “ начал он, - и
Я должен попросить вас наилучшим образом это сформулировать. Я никогда не был
доведенный до подобного дистресса и раньше. Вы, естественно, подумали бы, что я
обратился бы к вице-консулу в таком случае; но я чувствую себя с вами, благодаря
нашему отношению к... к миссис Ландер ... э-э... несколько более комфортно.
вы.
Он остановился, как будто хотел, чтобы его спросили, что у него за дело, и она взмолилась
“ В чем дело, мистер Оссон? Я могу что-нибудь сделать? Есть
- ничего я не хотел!”
Блеск, увлажнение и слабый, который еще не мог быть довольно подмигнул прочь,
вступил в маленькие глазки. “ Дело в том, что не могли бы вы... э-э... дать мне аванс
около пяти долларов?
“ Но, мистер Орсон! ” начала она, и он, казалось, подумал, что она хочет
отказаться от своего предложения помощи, потому что вмешался:
“ Я верну деньги, как только получу ожидаемый перевод из дома.
Я приехал по приглашению миссис Ландер, как ее гость, и я
предположил...
“Ох, не говори, шо бы!” - воскликнула Клементина, но теперь, когда он приступил он
был не в силах остановить.
“ Я бы не просил, но моя квартирная хозяйка потребовала с меня арендную плату - я полагаю,
она нуждается в ней - и у меня остался последний медяк...
Девушка, на глаза которой так редко наворачивались слезы жалости к себе, ворвалась в
всхлип, который, казалось, удивил ее посетительницу. Но она остановила себя, поскольку
с быстрым вдохновением спросила: “Вы были на завтраке?”
“Ну... э-э ... не этим утром”, - признался мистер Орсон, как бы подразумевая, что
позавтракав в другое утро, можно было бы предположить, что это послужит
цели.
Она оставила его и побежала к двери. “Мадалена, Маддалена!” она называется;
и Маддалена ответил испуганный голос со стороны
кухня:
“Vengo subito!”
Она поспешно вышел с кофейником в руке, как будто она только что
взяли его, когда Клементина позвонил, и она остановила ускользающий
разговор между ними состоялся, прежде чем она поставила его на
стол уже накрыт для завтрака; затем она поспешила из комнаты
снова. Она вернулась с дыней, виноградом и холодной ветчиной и поставила
все это перед Клементиной и ее гостем, которые, не обращая внимания на голод, с помощью
которых он сметал все стоявшее перед ним. Когда от голода у него ничего не осталось,
он сказал в вежливом комплименте:
“Это очень хороший кофе, я думаю, что натуральная ягода, хотя я
сказали, что им помешать кофе в Европе”.
“Неужели они?” - спросила Клементина. “Я этого не знал”.
Она оставила его все еще сидеть перед столом и вернулась с несколькими
банкнотами в руке. “Ты уверен, что тебе не следовало забирать моа?” - спросила она
.
“Я думаю, что пять долларов будет все, что мне нужно”, он
ответил, с достоинством. “Я должна быть не желают принимать больше. Я
несомненно, в скором времени получат некоторые денежные переводы”.
“О, я знаю, что ты придешь”, - ответила Клементина и добавила: “Я сама жду леттас.
Я не думаю, что кто-то должен сдаваться”.
Проповедник проигнорировал призыв, прозвучавший скорее в ее тоне, чем в ней самой
слова, и продолжил подробно объяснять обстоятельства своего приезда
в Европу, столь не обеспеченный случайностями. Когда он хотел извиниться
за свою неосторожность, она воскликнула: “О, не говори ни слова! Прям как у меня
собственное фазу”, и она сказала ему, что некоторые вещи из ее дома, которые, видимо,
не очень его интересуют. Он был каким-то скучным, холодным.
погруженность в себя, в которой он действительно был так мало похож на ее отца.
что только ее доброта к одинокому мужчине могла оправдать ее.
думая, что между ними есть какое-то сходство.
Она больше не видела его целую неделю, а тем временем ничего не сказала отцу.
вице-консул в курсе того, что произошло. Но беспокойства для министра стал
чтобы пообщаться с ней тревогами за себя, она постоянно спрашивает, почему
она так и не услышал от ее любовника, и она время от времени спрашивает, Есть ли
Мистер Орсон не падали снова хочешь. Она решила выдать
его состояние вице-консулу, когда он пришел с деньгами, которые она
ему одолжила. Он получил денежный перевод из неожиданного источника;
и он надеялся, что она извинит его за задержку с выплатой ссуды. Она хотела
не брать деньги, по крайней мере, пока он не будет полностью уверен, что они ему не нужны.
но он настоял.
“У меня есть достаточно, чтобы держать меня сейчас, пока я не услышу из других источников, с
средства для возвращения домой. Я вижу объект в продолжение здесь, под
обстоятельствах”.
От облегчения, которое она испытала по отношению к нему, сердце Клементины сжалось от боли.
боль была только за нее Саму. Зачем ей еще ждать?
В этот момент она оставила надежду, которая так долго поддерживала ее;
волна тоски по дому захлестнула ее.
“Я бы тоже хотела вернуться”, - сказала она. “Я не понимаю, почему я
остаюсь”.
“Г-н Osson, почему вы не оставите меня”. - она собиралась сказать - “иди домой с
ты? Но она действительно сказала то, что было у нее на сердце: “Почему ты не можешь позволить
мне дать тебе денег на дорогу домой? В любом случае, это все деньги миссис Ланда ”.
“Безусловно, существует такая точка зрения на этот вопрос”, - согласился он с
быстротой, которая могла бы свидетельствовать о затаенной обиде на
решение вице-консула о том, что она должна оставить деньги, которые дала ей миссис Ландер
.
Но Клементина, ничего не подозревая, настаивала: “О да, конечно! И я буду чувствовать себя
лучше, если ты примешь это. Я только хотела бы тоже вернуться домой!”
Министр молчал, пока вращался, с каким бы то ни было стеснением
или нежелание, компромисс, подходящий случаю. Затем он сказал: “Почему
нам не вернуться вместе?”
“Ты возьмешь меня?” - умоляла она.
“Это должно быть так, как ты хотел. Я не очень хорошо знаком с обычаями в таких делах
но полагаю, что это было бы вполне осуществимо. Мы
могли бы спросить вице-консула.
“ Да ...
“ Должно быть, у него был значительный опыт в делах подобного рода. Не могли бы
ваши друзья встретиться с вами в Нью-Йорке или...
“Я не знаю”, - ответила Клементина с болью при мысли о встрече.
иногда ей казалось, что это место, когда ее возлюбленный выходил за ней,
и ее отцу было велено прийти и забрать их. “Нет”, - вздохнула она,
“У них не было времени сообщать им об этом. Но это не имело бы значения.
никакой разницы. Я мог попасть домой из Нью-Йо Луганская”, - добавила она,
вяло. Ее настроение вновь упало. Она поняла, что не может
уехать из Венеции, пока не получит каких-либо известий из письма, которое она написала
. “Возможно, в конце концов, это невозможно. Но я увижу мистера
Спасибо за это, мистер Оссон; и я знаю, что он захочет, чтобы это было у вас.
большая часть денег. Он скоро приедет ”.
Он вырос на том, что он, должно быть, думала, что ее намек и сказал: “Я не должен
желаю, чтобы он качался в отношении его решения”.
Вице-консул пришел вскоре после того, как министр оставил ее, и она
начала рассказывать о том, что хотела бы для него сделать.
Вице-консул был против этого. “Я бы предпочел дать ему взаймы денег
из моего собственного кармана. Как вы будете ладить себя, если вы позволите
ему так много?”
Она ответила не сразу. Затем она безнадежно сказала: “Я очень хочу
поехать с ним домой. Я не думаю, что есть какой-то смысл ждать здесь
еще немного”. Вице-консул ничего не смогла на это сказать. Она добавила:
“Да, я думаю, что поеду домой. Мы... Мы говорили об этом на днях,
и он готов позволить мне поехать с ним ”.
“Я так и думал”, - парировал вице-консул в своем
негодовании за нее. “Вы предложили оплатить его проезд?”
- Да, - она владела, “я сделал”, и снова вице-консул ничего не мог сказать.
“Если я пойду, это не имеет никакого значения, будет ли он все это снял, или
нет. У меня будет достаточно денег, чтобы вернуться домой из Нью-Йорка.
“Что ж, ” сухо согласился вице-консул, “ это вам решать”.
“Я знаю, вы не хотите, чтобы я это делал!”
“Ну, я буду скучать по вам”, - уклончиво ответил он.
“И я тоже буду скучать по вам, мистер Беннэм. Ты не веришь в это? Но если я
не воспользуюсь этим шансом, чтобы попасть домой, я не знаю, когда у меня будет Ева
анота. И нет никакого смысла ждать ... Нет, нет!
Вице-консул рассмеялся, услышав какое-то повелительное отчаяние в ее тоне.
“Как ты собираешься? Я имею в виду, в какую сторону”.
Они подсчитали долги и активы Клементины и обнаружили, что если
она сядет на следующий пароход из Генуи, который должен был отплыть через четыре дня,
она бы достаточно, чтобы оплатить свой путь и Мистер Орсон в Нью-Йорк,
и еще около тридцати долларов за, по ее расходы дома
Мидлмаунт. Они позволили на секунду кабина прохода, который
вице-консул сказал, что было очень хорошо в Генуе пароходов. Он, скорее,
настаивал на аристократичности и комфорте второго перехода в каюте, но его
доводы в пользу этого были напрасны из-за безразличия Клементины;
она хотела попасть домой прямо сейчас, и ей было все равно как. Она попросила
вице-консула встретиться с министром вместо нее, и если он готов, и
желает, чтобы телеграфное на свои билеты. Он транзакционные бизнес так
своевременно, что он был в состоянии сказать ей, когда он пришел в тот вечер,
все было в поезде. Он извинился за свой приход; он сказал, что теперь она
уходит так скоро, что он хотел бы увидеть ее как можно лучше. Он не предложил
извините, когда он пришел на следующее утро; но он сказал, что получил письмо
для нее и подумал, что она, возможно, захотите, чтобы он сразу.
Он достал из своей шляпы и подал ей. Адрес был написан почерком
Хинкля; наконец пришел ее ответ; она стояла, дрожа, с
письмом в руке.
Вице-консул улыбнулся. “Это тот самый?”
“Да”, - прошептала она в ответ.
“Все в порядке”. Он взял шляпу и сдвинул ее на затылок, прежде чем
уйти, не сказав больше ни слова приветствия.
Затем Клементина распечатала письмо. Это было написано женской рукой, и
автор поспешил объяснить в начале, что она была Джорджем У.
Сестра Хинкля, и что она писала для него; потому что, хотя он был
теперь вне опасности, он все еще был очень слаб, и все они беспокоились
о нем. За месяц до этого он пострадал в результате железнодорожной аварии,
и вернулся домой с Запада, где произошел несчастный случай, страдая
в основном от шока, как думал его врач; он сразу же слег в постель
и с тех пор не вставал с нее. Он был не в себе.
большую часть времени ему запрещали все, что могло
огорчать или возбуждать его. Его сестра сказала, что теперь она пишет для него
как только он увидел письмо Клементины; оно было переслано с
одного адреса на другой и, наконец, застало его там, в его доме в
Огайо. Он хотел сказать , что приедет за Клементиной , как только
ему разрешили отправиться в путешествие, и тем временем она должна была
постоянно сообщать ему, где она находится. Письмо заканчивалось несколькими
словами любви, написанными его собственной рукой.
Клементина оторвалась от чтения и надела шляпку, сбитая с толку.
ей захотелось немедленно пойти к нему; она знала, несмотря на все предостережения и
в письме говорилось, что он, должно быть, все еще очень болен. Когда она пришла в себя,
очнувшись от оцепенения, она обнаружила, что может пойти только к вице-консулу. Она
вложила письмо в его руки, чтобы дать ему возможность объясниться. “ Ты снимешь повязку,
сейчас, ” сказала она. “ Что мне делать?
Прочитав это, он улыбнулся и ответил: “Думаю, я и раньше довольно хорошо понимал
, хотя меня не посвящали в имена. Ну, я полагаю,
теперь ты захочешь разместить большую часть своего капитала на кабелях?
“Да", - засмеялась она, а затем внезапно посетовала: “Почему они не телеграфировали?"
”телеграфировали?"
“Ну, я думаю, у него не хватило ума для этого, ” сказал вице-консул, “ а
остальные до этого и не додумались бы. Они бы не додумались в деревне”.
Клементина снова рассмеялась, радостно осознавая этот факт: “Нет, моя
фатха не стала бы, эйта!”
Вице-консул потянулся за шляпой и направился к "Клементине".
гондола у калитки его сада, в большей спешке, чем она. На телеграфе
он оформил депешу, которая по своей экспансивной полноте и точности
, по-видимому, не имела аналогов в опыте клерка, который принял ее
и переписал с ними по-английски. Оно требовало ответа от
вице-консула, и “Вот что я вам скажу, мисс Клаксон”, - сказал он с
хрипловатая слабость в его голосе: “Я бы хотел, чтобы ты позволила мне угощать”.
Она поняла. “Вы действительно так думаете, мистер Беннэм?”
“Я действительно так думаю”.
“Ну, тогда я так и сделаю”, - сказала она, но когда он захотел включить в свой
отнести депешу, которую она отправила домой отцу с сообщением о своем приезде,
она не позволила ему.
Он посмотрел на часы, когда они отплывали. “Здесь восемь часов,
сейчас, и оно достигнет Огайо примерно на шесть часов раньше; но вы не можете
ожидать ответа сегодня вечером, вы знаете ”.
“Нет” - хотя она ожидала этого, он мог это видеть.
“Но когда бы это ни случилось, я принесу это прямо тебе. Теперь все будет в порядке.
не бойся, и ты отправишься домой.
самый быстрый способ, каким ты можешь туда добраться. Я просмотрел расписание рейсов, и
этот генуэзский пароход доставит вас в Нью-Йорк как можно быстрее из
Ливерпуля. Кроме того, всегда есть шанс пропустить пересадку и
потерять время на пути отсюда в Англию. Я должен придерживаться генуэзского парохода ”.
“О, я так и сделаю”, - сказала Клементина, гораздо менее взволнованная, чем он. Она была,
фактически, снова надежно укреплена в вере, которая на самом деле никогда ее не покидала
и, казалось, лишь ненадолго поколебалась в ней
когда ее надежда исчезла. Теперь, когда она отправила телеграмму, на сердце у нее было спокойно.
Она даже рассмеялась, отвечая взволнованному вице-консулу.
Леди в лохмотьях
© Copyright: Вячеслав Толстов, 2024
Свидетельство о публикации №224021601347
Свидетельство о публикации №224021601347
Рецензии