Камышина гора

 Лида родилась в большой и дружной семье, где у неё было семеро из выживших, в годы лихолетья, братьев и не одной сестры. Это наложило на неё своеобразный отпечаток, когда ей все уступали и относились к её проделкам снисходительно – девчонка ведь!
 
 Она всегда хотела быть первой, главной в игре, учёбе или работе, даже в очереди в магазин она всегда была первая или вторая. Если кто-либо обидел её брата или подругу на соседней улице, она первая бросалась в драку наказать обидчика.
 
 Проживали родители Лидии большой семьёй по улице Рыночной (бывшей тогда Ворошилова) в доме номер 12, на Камышиной горе, в так называемом районе Богучаровка слободы Капустин Яр. Отец её, Александр Алексеевич, купил этот дом, постройки 1912 года, заработав деньги гоняя плоты по Волге до Астрахани и работая на рыбном промысле в Красноводске, что на Каспийском море. Там же он познакомился с будущей своей женой Акилиной Павловной.
 
 Акилина была сирота, уроженка села Княжева Енотаевского уезда, которую с малолетства взяла на воспитание подрядчица на рыбных промыслах Матрёна Ивановна. После женитьбы, на скопленные деньги на промысле и помощи опекунши Матрёны Ивановны, купили дом в слободе у священника в районе Троицкой церкви.
 
 После рождения двух сыновей Александра Алексеевича призвали в Красную армию, где он принимал участие в обороне Царицына. Там он заболел сыпным тифом, где буквально умирал в горячем бреду в одном из госпиталей без должного питания и лечения. Когда с оказией сообщили об этом родственникам, Акилине Павловне в просьбе помочь с доставкой больного мужа домой, все отказали, включая его мать, сославшись на страх заболеть тифом и умереть.
 
 Тогда Акилина Павловна, находясь на последних месяцах беременности, сама запрягла лошадь в телегу, оставив малолетних детей на Матрёну Ивановну, и поехала искать по госпиталям мужа, сказав: «Если нам суждено умереть от тифа, значит, умрём все вместе, но своего мужа я не брошу!». После прибытия домой, отец Лидии пошёл на поправку, но полностью оглох и был признан инвалидом. С тех пор отец Лидии затаил обиду на своих родственников, отказавших в помощи, общался только с младшими братом и сестрой.
 
 Пособие по инвалидности мизерное, на него не проживёшь, когда у тебя много детей. После выздоровления, отец Лидии стал наниматься на различные кровельные и малярные работы, а так как у него развился от природы талант художника, то часто получал заказы из сельского совета писать, очень модные тогда, лозунги на красном кумаче. Материал и краски доставляли ему на единственной в слободе машине.

 Это была видавшая виды полуторка с деревянной кабиной и дырявым во многих местах кузовом. При этом она имела своё прозвище «Лахудра», нещадно дымила и стреляла выхлопной трубой, но все дети в округе мечтали прокатиться на ней хоть до угла улицы. Шофёр полуторки позволял прокатиться в кузове только детям Александра Алексеевича.

 Лида первая взбиралась по колесу в кузов «Лахудры», усаживалась на деревянную лавку и рассаживала меньших братьев. Машина, дико стреляя выхлопной трубой, медленно катилась с Камышиной горы на улицу Советскую до самого Никольского храма, где дети спрыгивали с машины, счастливые и гордые возвращались домой под завистливыми взглядами сверстников.

 Однажды кто-то из заказчиков Александра Алексеевича привёз в подарок его детям маску из папье-маше. Маска была не зайчика, не медведя, а рогатого козла, дети от неё были просто без ума. Решили кого-нибудь попугать. Рядом жила в небольшой саманной кухоньке пожилая старушка Мироновна.

 Вечером Лида надела маску и потихоньку подкралась к оконцу кухоньки. Заглянув в окошко, Лида тихонько постучала. Мироновна, подойдя к оконцу, просто остолбенела, а потом рухнула без чувств на пол. Теперь уже перепугались дети и побежали искать взрослых. Найдя соседок стали наперебой лепетать, что надо посмотреть, что там случилось у Мироновны, будто они шли мимо и слышали, как она кричала. Люди вошли в кухоньку к Мироновне, которая уже пришла в себя, сидела на полу, читала молитву и крестилась. Вошедшим людям заявила: «Ко мне чёрт в окно заглядывал! Где и в чём я согрешила?» По общему решению маску козла сожгли в печи.

 Зимней забавой детей того времени, было катание с Камышиной горы на ледянках. Они делались следующим образом: дожидались устойчивых морозов, брали сухой коровяк, застилали середину сеном, клали обратной стороной на снег у крыльца и через каждый час выливали на него кружку воды. Утром ледянка была готова. Для сидения добавляли немного сена или соломы, забирались на самую высокую точку Камышиной горы и неслись быстрее ветра по обледенелому склону на ледянке до самой реки.

 Особенно тяжёлыми для семьи были годы раскулачивания, коллективизации и два неурожайных года 1932-1933. По ложному доносу завистливых соседей можно было уехать далеко и надолго. Однажды даже в многодетную семью Александра Алексеевича приходил уполномоченный из уезда с вопросом, почему он не спешит в члены колхоза, хотел пригрозить раскулачиванием, но оглядев обстановку в доме молча ушёл.

 Голод 1933 года сделал своё дело, слобода значительно уменьшилась по количеству проживавших в ней жителей. Много домов, в слободе, стояли заброшенными и полуразобранными. Люди умирали от голода прямо на ходу. Лида со своей подружкой Катей решила дойти до хуторов в районе посёлка Житкур, где у её подруги жили родственники.
 
 На хуторах ещё оставалось кое-где не обобществлённое хозяйство, жители хуторов укрывали от уполномоченных мелкий скот и зерно, чем спасали себе и своим детям жизнь. На один из таких хуторов и отправилась Лида с подругой, так как один из старших братьев Лидии – Анатолий уже стал сильно опухать от голода. Хотели выпросить у родственников немного еды, чтобы спасти голодающих братьев.

 На протоптанной в степи дороге Лидии с подругой повстречался буквально «живой скелет», он сидел у обочины, глядел потухшими глазами на девчонок, тихо стонал и потрескавшимися губами просил пить. В небе над ним уже кружил орёл-курганник, предчувствуя близкую гибель человека.

 Девчонки страшно перепугались, и что было сил, бросились к постройкам видневшегося на горизонте хутора. Там они рассказали об этой жуткой встрече, хуторяне пошли посмотреть и возможно помочь человеку, но вернувшись, сказали, что человек уже умер, взяли лопаты и ушли хоронить труп прямо у дороги.
 
 Возвращаться назад им пришлось на попутной телеге, так как сил идти пешком уже не было, но возвращались они не с пустыми руками, возможно, та малость еды, принесённая ими, спасла кому-то из братьев жизнь. В пищу шло всё, что только можно было найти. На реке копали «Свиное масло» или «свинушки» – молодые корневища камыша, из них делали муку и пекли лепёшки, в займище копали корни солодки, их употребляли как сладость и лекарство от простуды.

 Плетёнными из тальника кошёвками накрывали рыбу в реке, добывая, таким образом, карасиков и сазанчиков. Но настоящим деликатесом были суслики, их жарили, варили похлёбку с теми же «свинушками», а за их шкурки можно было у заготовителя получить взамен рыболовные снасти, спички и стеариновые свечи. Добычей сусликов в степи занимались в основном ребята, так как надо было носить с собой очень много воды для выливания сусликов из их нор.

 Со спичками всегда была проблема, их берегли как зеницу ока, огонь в печах поддерживали круглосуточно. Если вдруг проспал и огонь в печи окончательно угас, обязанностью Лидии было выйти и смотреть, у кого появится первый дымок над трубой соседского дома. Заметив, что печь у соседей уже дымит, Лидия брала глиняную плошку с хворостом и щепками внутри, шла к соседям просить уголёк для розжига своей печи.
 
 Перед самой Великой Отечественной войной Свято-Троицкий храм был закрыт, стоял тёмный и заброшенный недалеко от дома Лидии. У одной из подружек и одноклассниц Лиды, была возможность брать ключи от дверей этого храма, так как её дедушка был сторожем и церковным старостой в этом храме много лет. Они потихоньку, в тайне от всех, пробирались в заброшенный храм и ставили свечки перед образами накануне школьных экзаменов.

 После выпускных экзаменов началась Великая Отечественная война. Летом 1941 года в село на трёх пароходах привезли семьи еврейских беженцев из Белоруссии, их разместили по своим домам сельчане. Были они довольно упитаны, на местном рынке выторговывали курятину за деньги. Позже их отправили дальше от линии фронта. Иное зрелище представляли беженцы, начавшие поступать из блокадного Ленинграда. Вид их был измождённый, поступали в село в одежде не по сезону, без личных вещей, но и их приняло село и разместило по домам сельчан.
 
 Осенью всех трудоспособных жителей села, не призванных на фронт, обоего пола, направили на строительство железной дороги от Сталинграда до станции Ахтуба. Лидия трудилась со своими сверстниками от рассвета и до заката. Возила тачками землю для насыпи, трамбовали насыпь тяжёлыми трамбовками, растаскивали шпалы по насыпи. Зима в тот год и следующий наступала рано и была очень холодной и многоснежной.
 
 Лидия, выходя на работу ещё до восхода солнца, брала с собой на обед небольшой кусочек хлеба, который на морозе застывал даже под одеждой. Короткий отдых в затишке из снежного сугроба и опять работа до самого темна. Дома, у печи, только согреются и уснут, в окно уже стучат уполномоченные для сбора людей на работу. Женщины и подростки, выполняя поручение Правительства, в короткие сроки построили рокадную железную дорогу для обеспечения Сталинградского фронта.
 
 Лидия проработала на строительстве железной дороги почти весь период, но в результате травмы ноги, шкворень ступицы колеса проткнул ступню при запрыгивании на телегу, была переведена для лечения и последующей работы санитаркой в прифронтовой военный госпиталь, размещённый в здании «Рогатой школы».
 
 В этот эвакогоспиталь привозили раненых бойцов Красной армии со Сталинградского фронта, где оказывали первичную помощь, после чего легкораненых отправляли в другой госпиталь для выздоровления, а тяжелораненых, для дальнейшего лечения отправляли по железной дороге в глубокий тыл. Над селом часто висел в небе немецкий самолёт разведчик, так называемая «рама».

 Как только начиналась погрузка в эшелон поезда раненых, обязательно налетали немецкие бомбардировщики, пытавшиеся уничтожить выгоны с ранеными и сорвать отправку эшелона. Здесь надо отдать должное расчётам артиллерийских зенитных батарей прикрытия. Не один бомбардировщик спел здесь свою последнюю песню.

 Начальником эвакогоспиталя была женщина в звании майор, выпускница Ленинградской военно-медицинской академии, она не только руководила работой госпиталя, но и проводила круглосуточно операции тяжелораненым. Молодым санитаркам, вчерашним школьницам, впервые увидевшим такие жуткие раны с костями наружу, помогала справиться со своим страхом. Говорила: «Представь, враг за твоей спиной, только ты можешь помочь раненому! Утри сопли, собери волю в кулак и бей этим кулаком врага! Он пришёл на нашу землю, на наши нивы и луга, так вбей его в землю по плечи!». И это помогало молодым девчонкам, вчерашним школьницам делать свою работу.
 
 При окружении армии Паулюса, в госпиталь стало поступать большое количество сильно обгоревших танкистов. У некоторых от бинтов были свободны только глаза, а остальное сплошной ожог той или иной степени. От боли они сильно мучились и просили санитарок написать их родным прощальное письмо. Сколько писем Лидия написала за эти дни, просто не счесть.
 
 В 1943 году пришла беда, откуда не ждали. На территории прихода Троицкой церкви организовали лагерь для военнопленных. Каждый день по улице Рыночной телега везла умерших военнопленных немцев и румын. Хоронили их за Камышиной горой в районе нынешнего Советского КПП и месте расположения бывших частей военных строителей.
 
 Дворовый пёс Мальчик был частым гостем у бараков румынских и немецких пленных, где он добывал себе пропитание. Именно оттуда он притащил домой себе в будку румынскую овечью шапку конусовидной формы – кушма. Мама Лидии подобрала эту шапку и хотела выкинуть её со двора, а в ней оказалось очень много вшей, укусившая Акилину Павловну вошь оказалась заразной и мама Лидии, ослабленная недоеданием, после непродолжительной болезни, скончалась от тифа.

 После отката фронта на запад, Лидию направили в школу радистов, после которой она вернулась в родное село, так как война подходила к концу, и нужно было начинать организовывать мирную жизнь в стране. Комсомольцев направили в колхозы организовывать посевную, так как за время войны все хозяйства были разорены и сильно разрушены, а семенной хлеб, выделенный государством, вместо посева мог быть просто съеден голодными людьми.
 
 Так началась у Лидии взрослая жизнь, но это уже другая история, не связанная с жизнью на Камышиной горе в слободе Капустин Яр.