Беспокойное лето -1

  У себя в гримёрке перед зеркалом в костюме Белоснежки сидела актриса Людмила Балашова и разговаривала с гримёршей Зинаидой Кулинчук:
- Короче, после всех его притязаний и пламенных речей я ему сказала, что если он хочет себе жену-домохозяйку завести, то это не моя тема. Так сразу охолонул, - она хихикнула и поправила парик, повернулась к Зинаиде и продолжала. - Нет, а для чего мне такая кабала нужна? Мы постоянно в разъездах, дома не сидим, летом на гастролях, зимой на репетициях, а после так называемого замужества, я буду запертой в четырёх стенах... Он этого хочет? В общем, пришлось резко оборвать его пыл. Если любишь - подождёшь!
- Я бы не была столь категоричной, я слабохарактерная, - Зинаида склонилась над Людмилой, приглаживая ей щёточкой брови. - Ну, хорошо, что вы сумели договориться, я знаю, что и свадьба скоро!
- Да, как только вернётся из командировки, на днях обещался быть, - ответила актриса с улыбкой и поглядела на приоткрытую дверь, которая скрипнула и подалась вперёд. - Что вам нужно, мужчина?
  На её вопрос Кулинчук повернула голову ко входу. Занавеска, висевшая над дверью, откинулась в сторону и на пороге появился суровый видом и лицом молодой мужчина в форме инспектора ГАИ.
- Мне с Людмилой надо поговорить, - громко произнёс он и посмотрел на актрису недобрым взглядом.
- Хорошо, только не долго, у нас приготовления к спектаклю ещё не окончены, актриса на гриме сидит, а вы врываетесь, - возразила Зинаида, и тем не менее, вышла из гримёрки и прикрыла за собой дверь.
- Я вас слушаю, - спокойным голосом произнесла Людмила и повернулась от зеркала в сторону вошедшего мужчины.
  Этот коренастый крепыш прошёл к её столику и сел на то место, которое только что покинула гримёрша.
- Я пришёл, если хотите, ругаться, - честно и откровенно начал ГАИшник.
- Может быть представитесь сперва, прежде чем начать? - с ухмылкой спросила Людмила.
- Я родственник Павла Солошенко, родной брат его жены, Иван... Так вас устраивает? - он снял форменную фуражку и провёл рукой по влажному лбу, приглаживая русые волосы.
- Ах, вот оно что?! Но, я не вызывала вас на разговор, - женщина несколько растерялась и залилась краской.
- Что же, я на такой разговор вызвался сам, и вот в пересменок приехал сюда, чтобы поговорить, пока тут у вас немного народу с утра. Для меня очень горько и обидно видеть слёзы моей сестры, как рушится семья, вот из-за такого вашего невинного флирта, как моя мать ходит по комнатам и не знает, куда себя деть от страха, что трёхлетний сын скоро останется без отца... И не смотри на меня такими невинными глазами, бесстыжая девка!
  Кулинчук сидела в конце коридора в своей маленькой каморке и зашивала на костюме манжет, но до неё и там доносились громкие крики из гримёрки актрисы Балашовой. Они орали на два голоса, доказывая друг другу с пеной у рта, что семейные ценности самое важное в жизни каждого человека. И мужской голос, и вторивший ему женский, приводили свои аргументы на этот счёт. Потом они заметно присмирели и стали говорить уже на другой, более приземлённой тональности, но слов Зинаида разобрать уже не могла, она глубоко и облегчённо вздохнула, и поняла, что вмешиваться пока не будет, мало ли какие у людей бывают проблемы и объяснения в связи с этим.
- Ладно, я понял тебя, гражданочка, - улыбнулся Иван в конце разговора. - Будет свадьба и ты никогда не станешь о себе напоминать этому негодяю... Понял, ты выходишь скоро замуж. Но, как же ты так, всё-таки, ведь жених есть?! - выкрикнул он в запале.
- Я ведь объяснила уже, что не виновата, он сам ко мне ходил с букетами после спектаклей, дарил, умасливал, а после того, как у него родился сын, так он вообще от меня не вылезал, этот ваш родственник. Там у жены были осложнения и такие дни и месяцы они для вашего брата самые тяжёлые в физическом, да и в эмоциональном смысле. Кризис, что называется, вот мы и сошлись, тем более, что мой парень на долго уезжал... Бывает же такое, или вы всё отрицаете и считаете себя очень правильным?
  Иван качал головой и не мог успокоиться до конца.
- Не понимаю... Не понимаю! - бубнил он себе под нос.
- Не понимаете... Хорошо, я разговаривала с вашей сестрой по телефону и всё ей объяснила, так вам будет теперь понятнее? И она, между прочим, в отличие от вас, меня поняла! - гордо вскинув голову, выкрикнула последнюю фразу Людмила. - Со своей стороны, обещаю вам что больше такого не повториться у нас с Павлом, только  следите теперь за ним, как бы он не нашёл себе новую Нимфу! - она в голос захохотала, а Вдовицин, как ошпаренный, вскочил с места и схватился за фуражку.
  Кулинчук заканчивала своё шитьё, когда на другом конце коридора резко хлопнула дверь, она вскочила и выглянула туда из любопытства. Мужчина в форме быстро удалялся по коридору и вскоре его тёмный силуэт уже мелькал на фоне больших и светлых окон квадратного фойе, где за стойкой сидел вахтёр и смотрел за порядком. Она переждала ещё несколько минут в своём закутке, заканчивая шитьё, а потом прошла к гримёрке, но дверь оказалась запертой изнутри. Кулинчук дёрнула за ручку, постучалась, но ответа не последовало. Она вернулась к себе, но тут же услышала, как на повторном кино, снова приглушённые звуки ругани, но уже совсем другой тональности, и даже голоса были, будто бы не те.
- Что за чёрт? Он вернулся, что ли? - проговорила она про себя. - Ну да, пока я у себя тут провозилась, он и пришёл обратно... Вот настырный тип! И что у них там вышло?
  Она решительно направилась к Людмиле, снова дёрнула ручку двери, но ей опять никто не открыл.
- Людмила что там у тебя? - барабанила она кулаком в дверь. - Открой, слышишь? Я позову сейчас мужиков и мы взломаем замок! Людмила!..
- Она, наверное, вышла куда-то, - раздался рядом голос партнёра Балашовой по сегодняшнему спектаклю Николая Фирсова. - Я слышал, как кто-то пробежал к сцене... Она должно быть расстроена чем-то, вот и побежала привести себя в порядок. Пойдём, поищем её, она с кем-то отчаянно поругалась. Слышала?
 - Конечно, я и беспокоюсь!.. Пошли, я к туалету, а ты на сцену за кулисы, - Зинаида бросилась бежать по тёмному коридору в сторону распахнутых в зрительный зал дверей.
  На сцене в это время шла репетиция молодёжной музыкальной группы, которая была приглашена озвучивать этот детский спектакль и подыгрывать кордебалету, так как основной состав музыкантов их театра был на гастролях уже с конца мая месяца по городам Краснодарского Края. Ребята играли, переодетые в костюмы гномов, рядом крутились девчонки из местной театральной студии Дома культуры. Кулинчук и Фирсов бегали вокруг сцены и по зрительному залу, который стал наполняться пришедшими готовить детский спектакль сотрудниками.
- Людмилу нашу не видели, когда шли сюда? - спросила взволнованная Зинаида у костюмера Истоминой, которая тащила к руках огромного размера крокодила, шитого из мягково плюша.
- Нет, а что случилось-то? Разве она не на гриме ещё? - поставив свой трофей на зрительское сиденье нижней частью хвоста, произнесла Славкина мама.
- Ой, да поругалась она тут с одним мужиком в форме, а потом расстроилась и куда-то подалась в бега, вот мы её ищем с Колей, - она поискала глазами партнёра Людмилы, который выходил из-за кулис. - Ну, что?! - подбежала она к нему.
- Нигде нет, - развёл он руками и нервно стал поправлять на себе пушистый костюм. - Может она у себя уже? - и он вместе с Зинаидой бросился обратно к длинному коридору.
  Когда подбежали, то увидели распахнутую настежь дверь гримёрки Балашовой. Значит она пришла уже? Зинаида робко переступила порог и наткнулась на ноги, лежавшей в углу за дверью Людмилы. Женщина в испуге склонилась над ней. Балашова была в полусидячем положении, прислонившись спиной к стене рядом с вешалкой, по синему лифу её театрального костюма на белоснежную пышную юбку стекали струйки алой крови.
  Истомина только-только подошла к своей рабочей комнате, как из коридора раздался истошный вопль. От этого страшного крика у неё волосы на голове поднялись дыбом, она бросила на пол плюшевого крокодила и кинулась мимо зрительного зала к гримуборным. Возле дверей у гримёрки Балашовой уже стояла внушительная толпа народа.

  Солошенко с экспертной группой приехал на происшествие одним из первых. При всём при том, до него долго не мог дойти смысл происходящего. Он напрягался, поправлял очки, но не мог до конца поверить, что перед ним на полу бездыханной лежит сейчас его бывшая любовница, Люда Балашова. В коридоре у стены плакала Зинаида Кулинчук, гримёрша и подруга убитой.
- Я же слышала, как они громко ругались, орали друг на друга, - била она себя в грудь кулаком, - надо было вмешаться, надо!.. Я подумала, что он ушёл, видела, как он быстро удалялся по коридору, а она закрылась изнутри, щёлкнула замком, а потом... Ничего не понимаю! Он вернулся и убил её!
  Богуславский находился рядом с Кулинчук и записывал показания. Платонов и Велембовская осматривали тело, Салтыков производил фотосъёмку. Солошенко с трясущимися руками, стоял неподвижно над своей Милой, как он её ласково называл, и не хотел верить в то что видел!..
- Она, Иваном его называла... Я слышала! - донеслось до Солошенко. - Он был в форме ГАИ-шника... Пришёл, когда мы с Людой стали пригонять костюм и грим.
 Павел выскочил в коридор и уставился на Зинаиду:
- Как, как вы только что сказали?
- Человек с ней разговаривал утром, - повторил показания свидетельницы Витя Богуславский. - Пришёл в гримёрку около десяти часов, гражданка Кулинчук вышла, а они с актрисой остались там и разругались. Слышно было даже в конце коридора, как они спорили и кричали. Мужчина был в форме инспектора ГАИ, потом ушёл, больше актрису с тех пор живой уже не застали. Называла она его Иваном!.. Что ты, Паша? - Виктор подхватил побелевшего Солошенко под руку и повёл по коридору к мягкой банкетке у стены.
- Боже, что же это?! - выкрикивал спавший с лица Павел. - Это я... Это из-за меня!.. Витя, - он схватил рукой Богуславского за отворот кителя, - это из-за меня Иван Вдовицин приходил ругаться с Людмилой, и... убил её! Видимо, в состоянии аффекта! Господи, что же я наделал, что, что, что-о?! - он отшвырнул в сторону свою фуражку и впился когтями в волосы, раскачиваясь из стороны в сторону, как сумасшедший. Вокруг столпились сотрудники УВД, кто-то бросился звонить по телефону старшему следователю Зайцеву, который с утра уехал в военное ведомство по вызову начальника оперштаба. В городе готовилось ряд мероприятий, приуроченных к Олимпиаде-80, надо было согласовать все общие действия по охране общественного порядка. У себя был начальник Особого отдела Султанов, ему и дозвонились с просьбой приехать срочно на место происшествия.
- Следователь опергруппы не может вести дальше расследование, - доложили ему, как только он появился в дверях театра. - Солошенко и подозреваемый в убийстве актрисы Иван Вдовицин, родственники, а эта Балашова, бывшая любовница самого Солошенко.
  Евгений Петрович снял очки от неожиданности, окинул всех присутствующих долгим, тяжёлым взглядом и прошёл на место убийства.
  Велембовкая в резиновых перчатках осматривала тело, Платонов уже закончил свою работу по отпечаткам пальцев, теперь он изучал дверную створку и вешалку, возле которой нашли тело убитой женщины.
- Что здесь? - спросил Султанов, разглядывая тело жертвы.
- Убита ножом, - подняла к нему голову эксперт. - Этого предмета в гримёрке мы не нашли, наши сотрудники оцепили все выходы и служебные помещения. К моменту приезда в театр, все кто здесь находился на момент совершения преступления, оставались на своих местах, охранник тут же заблокировал выходы, никто не мог покинуть театр незамеченным.
- Что за нож, удалось выяснить? - спросил Евгений Петрович и сел на корточки, чтобы лучше рассмотреть убитую.
- Даже не нож, я бы сказала, что это такая пилка, которая разрезает бумагу. Нож для бумаги, одним словом. Видимо в порыве ярости он схватил, что попало под руку и начал бить и кромсать... Тело исполосовано, на груди характерные раны... Когда понял, что сотворил, сунул нож в карман, и был таков, - делала выводы эксперт. - Но много и не понятного... Точную причину можно установить, только после вскрытия. Думаю, что раны и порезы всё же были не глубокие, и он её добил до конца, задушив тесёмкой от занавески, чем она закрепляется к стене, чтобы не болталась. Вот тут она эта тесёмка на груди убитой.
- Что, например, ещё непонятного?
- Говорят, что дверь была закрыта изнутри, уже после ухода Вдовицина, а потом получается, её кто-то открыл, но кто? Мы разговаривали с охранником, он уверяет, что Вдовицин не возвращался обратно. Как вышел сразу подбежал к автомобилю, что стоял тут прямо у входа и сразу уехал. Не состыковка!..
- Это всё детали, одно ясно что после ухода Ивана, женщину нашли мёртвой. Так или нет?! - полковник буравил глазами Солошенко и Богуславского.
- Да, всё верно, - ответил Виктор и посмотрел на старшего лейтенанта, бледного, как мел. - Мы уже отправили к нему домой ребят, сейчас они привезут его на Загорянку на допрос.
- Кто допрашивать-то будет? Всё на меня надеетесь? - Султанов тяжело вздохнул. - Ох, ребята, что же это вы творите-то? Мне ведь сегодня в Краснодар лететь с отчётом. Такое дело сложное было предыдущее, так много всего надо там на месте ещё выяснять, в Краснодаре, ещё документация до конца не готова по тому делу, а тут... Да-а! - он вышел в коридор. - Что, засыпались? У меня вылет через два часа, езжайте за Егор Афанасьевичем в военное ведомство, просите его взять пока дело, пусть разбирается. Хотя, что тут, и так всё ясно! - он бросил взгляд своих огненных глаз на Солошенко из под низко опущенных бровей, взял Платонова за рукав и отошёл с ним в сторону.
  Иван, так же как и Солошенко не мог поверить в случившееся. Он уже часа два доказывал свою невиновность Зайцеву в его кабинете, а из лаборатории приносили всё новые улики против него: отпечатки пальцев на предметах, графине с водой, стакане, вешалке, за которую он удерживался, вероятно, когда рядом с ним сползало тело Балашовой по стене, следы его ботинок на коврике,
после того, как он нечаянно наступил в клумбу с цветами, перед входом в театр. Да он и не отрицал, что там был, но по его словам никого убивать не собирался, а когда уходил, то слышал как за ним захлопнулась дверь и женщина заперлась изнутри на замок.
- Но вот доказательств против тебя выше шапки, - громко говорил ему Зайцев. - Пришёл в театр, стал ругаться так, что слышали даже в конце коридора твои речи... Орали, кричали, а потом не удержался, я понимаю... Бывает такое, не раз уже разбирали подобные дела. Сознаться страшно, я тоже понимаю! Но ведь убил-то в состоянии аффекта, Иван!
- Нет, не было этого!
- Ну, как же не было-то? Ведь орали так, что весь театр слышал, а потом она уже была мертва. Совпадение? Не верю я таким совпадениям... Столько лет на службе, потому и не верю, что поругались, а потом её кто-то посторонний убил не верю, Иван! Всё взвесь и подумай, как тебе строить защиту на суде, мы адвоката тебе подберём, ты не сомневайся... Может быть она сама на тебя полезла с кулаками, бывает же? Разозлился и...
- Не стану я вам ничего говорить, раз не верите, - Иван откинулся на спинку стула и замолчал. - Я вам уже всё рассказал; как пришёл, о чём мы с ней имели разговор, о том, как ушёл, а она за мной закрыла дверь, как вышел и уехал в гараж на пересменку. Что ещё сказать, не знаю!
- Подумай, Иван, подумай хорошенько, - похлопал его по плечу Зайцев, а сам тоже был не в себе весь этот напряжённый вечер, потому что такой случай с сотрудниками был в его практике впервые. Да ещё сразу убийство!
  Татьяна, или как её ласково звали домашние, Тайка, бегала по квартире хватаясь за голову:
- Не виноват Ваня, слышишь ты, не виноват! Он горячий, но умеет владеть собой, слишком практичный, чтобы вот так просто взять и убить! - кричала она на мужа. - Ты во всём виноват, ты!.. Вот во что оно всё это вылилось? Все эти твои театральные похождения и посиделки у костра вдвоём под южной романтической ночью! Ты виноват, только ты, подонок!.. И женщину эту погубил, и моего брата Ивана. Ты, сволочь, теперь застрелиться должен, как честный офицер! Если Иван и убил её, только из-за тебя одного!.. Вот, кто теперь ему поверит, кто?! Кто его вытаскивать будет из этого болота, этот ваш малахольный что ли, Рюмин? Или этот вечно кургузый и недовольный жизнью сноб, Егор Афанасьевич?! Ты ведь не можешь теперь быть на следствии, даже детально подходить не имеешь права, а ваши лучшие следователи отстранены!.. Что будет-то теперь, а? - она подняла жалобные глаза на мужа и залилась слезами.
  Павел весь вечер был не в себе, его лихорадило и болело сердце. Он пил валидол, сосудорасширяющие капли, но ничего не помогало. В ушах звучали ядовитые слова его Тайки о его вине в этом преступлении. Протоколы, надо посмотреть ещё раз, протоколы допроса всех тех, кто был сегодня утром в театре, но кто их ему даст? Да, Зайцев копать и усердно разбираться в этом деле не будет, но его самого замучает совесть, если он позволит случиться несправедливости и Ивана посадят за это убийство, которое он не совершал. Так ли? Он сам-то, Павел Солошенко верит в его невиновность, или под напором жены убедил себя в этом? Почему под напором, и почему сразу влияние родства сыграло, нет! Вовсе - нет! Он знает Ивана много лет и верит ему, раз тот не признал своей вины, значит не виновен. Но тогда кто? "А ты следствие уже не ведёшь, Павел, не можешь его вести по причине родства с обвиняемым, не объективно получиться... Что же делать? Что?" - в голове стучали набатом слова обвинения со стороны жены в его адрес, а так же рождалось нелёгкое объяснение с родителями Ивана и Тайки, когда они придут сегодня к ним домой на семейный совет, а только ли это?.. Нелёгкое объяснение предстоит и с Султановым, когда он вернётся из Краснодара и ... И тут Солошенко прошиб холодный пот. Ну да, и ещё кое с кем в Шатрово!.. Конечно же Шатрово! Эта спасительная мысль обожгла его, но уже не могла погаснуть в душе. Да-да, Шатрово! Надо ехать... Но как с ними говорить о таком, как?! Но ведь Иван... они же дружили с Терещенко! Солошенко кинулся к телефону, он дрожавшими руками набрал номер в кабинет к Зайцеву, который сидел там сегодня до поздна и услышав его голос попросил номер телефона соседей Егоровых. Зайцев номер ему дал, но проговорил при этом:
- Ещё никому их не удалось уговорить вернуться на работу, даже Евгению Петровичу, а нам на прошлом деле пришлось очень нелегко одним, ты помнишь... Да и Султанов сам их отослал на всё лето, не восстановишь пока, если только их неофициально тут попросить... Не знаю, не уговоришь, но попытайся! Желаю тебе!.. - он ухмыльнувшись, повесил трубку.

  Соседка Егоровых в Шатрово Сизова не захотела разговаривать по телефону с Павлом, как только услышала, что он звонит из Приморска:
- Не стану я никого из них подзывать, а тем более Сашу, - резко оборвала она незадачливого Солошенко. - Дайте людям хоть в себя-то прийти... Тоже мне обнаглели совсем! Сперва гонют, а теперь видишь ли, понадобился он им зачем-то. Зачем?! Опять позорить?.. И не звони сюда больше, всё-равно не подзову! - и она со злостью грохнула трубкой по аппарату.
  Но Павел не выдержал всего этого чудовищного накала дома и на работе, он рано утром собрался и, не сказав ничего жене, уехал в Шатрово для личной встречи с Наташей и Александром.
  Он шёл вдоль берега моря от станции к дому, который ему указали работники небольшого местного вокзальчика, там знали всех своих и сразу поведали Павлу, как найти дом Егоровых, что стоял на холме у дороги, спускающейся к песчаному дикому пляжу. Солошенко не сразу поднялся на этот поросший разнотравьем холм с песчаной дорогой посередине, он немного сробел и потому медленно пошёл вдоль берега, обливаясь липким потом. Зачем-то для солидности одел милицейскую форму, в которой не было надобности и сейчас расстегнув китель, наклонился к ласковому прибою и зачерпнул в ладонь прохладной морской водицы.
  На пляже, несмотря на выходной день не было никого, тишина стояла и в самой деревне. Но это лишь так казалось отсюда, чуть только Солошенко стал подниматься на верх по дороге к домам, как тут же разнеслись по округе звуки пробуждающегося воскресного дня.
  Он подошёл к крайнему домику, заросшему высоким кустарником с диким виноградом, который ещё не успели убрать и привести свой двор в порядок до конца его обитатели, занявшись огородом в первую очередь и восстановлением погибших от прошлогоднего шторма плодовых деревьев. Солошенко набрал побольше воздуха в лёгкие и толкнул калитку во двор. Впереди вилась узкая дорожка к дому между высокими кустарниками смородины и малины. Он прошёл вперёд мимо розовых кустов и густых пионов. У дома никого не было, за фасадом, что смотрел на море всеми своими окнами, с левой стороны было крыльцо на терраску, с той стороны слышался приглушённый стук топора. Солошенко обогнул эти пышные кустарниковые заросли и вышел к крыльцу, ещё левее от него в стороне к огородам в глубине разросшихся за лето абрикосовых деревьев, стоял открытый настежь дровяной сарай, рядом с которым по пояс раздетый, Терещенко рубил дрова, отбрасывая их к поленнице. Солошенко снял очки, протёр их от влаги, снова надел, натянул зачем-то снова на голову свою пыльную фуражку и опустился на бревно, не смея произнести слова приветствия, они застыли в горле и от внутреннего страха, он весь раскраснелся. Его стал душить сильный спазм, он схватился за ворот. Даже слёзы брызнули из глаз от внутренних усилий над собой. Он тут же достал из кармана носовой платочек и прислонил его к глазам. Александр отбросил последний чурбачок и увидел сидящего на поваленном бревне Солошенко. Он с удивлением приподнял бровь и замер с топором в руке. Солошенко протёр глаза, поднял на Терещенко своё раскрасневшееся лицо, приоткрыл губы, но снова подавился словами, они никак не хотели слетать с языка. Он беспомощно повозился руками по карманам и вздрогнул, когда на пороге появилась Наташа, выскочившая из дома на крыльцо в беленькой косыночке с голубым горошком, открытой розовой маечке и синих коротких шортиках. Она сперва взглянула на Александра, который почему-то прервал свои занятия и на кого-то пристально смотрел. Она заглянула за угол, спустившись с крылечка и увидела Павла, сидящего на бревне в форме, фуражке в такую-то жару, да ещё с носовым платком в руке. Егорова замерла на месте с открытым от удивления ртом, так они и смотрели друг на друга несколько долгих минут, пока от калитки, возвращаясь с рынка не подошла мама. Она прервала их неловкий молчаливый диалог. Светлана Ивановна прошла к дому, остановилась у крыльца, поставив бидон с молоком на порожек, и без удивления произнесла:
- Здравствуй, Павел! - она сняла с головы белую панамку с круглыми полями, стряхнула с неё пыль, и посмотрела на замеревших ребят. - По делу к нам, или проездом?
  Павел вскочил с места, снял фуражку, протёр взмокший лоб дрожащей рукой, опустил глаза и тихо вымолвил, с трудом разлепляя спекшиеся губы: 
 - Здравствуйте, Светлана Ивановна!.. Я не проездом, я.. Беда у нас, - он сказал последние слова срывающимся голосом, - Ивана арестовали за убийство, под следствием он, вот я и хотел... хотел с вами поговорить, посоветоваться, - он робко посмотрел на Наташу и Александра, душа при этом почему-то ушла в пятки, даже вздохнуть было трудно.
  Его слова прозвучали как что-то нереальное и нелепое, Наташа с мамой переглянулись и молча посмотрели на Терещенко. Он же с досадой размахнулся и всадил топор глубоко в круглый пень старого тополя, что служил теперь для хозяйских нужд, в данном случае на нём дрова кололи, повернулся к Солошенко подошёл поближе к крыльцу, снял с верёвки белую высохшую футболку и стал натягивать её на свои крепкие плечи.

  Волны били по берегу белой взлохмаченной пеной и накатывали тугими валами в рыхлый песок. Наташа сидела на коленях и составляла ажурные узоры из мелких, разноцветных камушков для ползающего рядом у прибоя братишки. Мишутка трогал их ручонками, подкидывал вверх, весело улыбался и смешно передвигался за сестрой на мокрых коленках с прилипшими песчинками. Она что-то приговаривала про себя, тоже смеялась, но глаза её были тревожно-напряжённые в этот момент. Она часто поднимала голову и смотрела на чистый горизонт, вдыхая запах морской воды и прелых водорослей, прибившихся к берегу. Воздушные волны принесли сегодня уже с утра изрядную порцию июльской жары, а теперь ещё вот и новости из Приморска не давали Егоровой покоя. Всего час прошёл с того момента, как Солошенко уехал отсюда на электричке обратно в город, а волнение после его визита не проходило. Наташа выпрямила спину, продолжая сидеть на коленях, снова посмотрела в даль и задумалась о сказанном Павлом. И надо было так получиться, что в самый ответственный момент никого не оказалось из опытных сотрудников, кто бы мог по-настоящему разобраться в случае с Иваном Вдовициным. И Слава с Игорем ещё были в больнице. Султанов говорил им по телефону, что не стоит беспокоиться, у них обоих лёгкие ранения, а выходит он не хотел их волновать. И Солошенко, как заинтересованное лицо, не может принимать участие в следствии по убийству актрисы. Ужас какой! Конечно, нужно было помочь, но как приехать обратно в город? Наташу такая перспектива пугала и настораживала. Она сейчас смотрела в голубую даль и не знала откуда берутся в голове такие мысли, что как только они вернуться в город, то сразу всё рассыплется и разрушится в их личных с Александром отношениях. И ему там будет непременно тяжело. Она это знала и чувствовала. Вот сейчас он остался на дворе доделывать что-то по дому, бабушка с ним о чём-то говорила, когда они собирались с Мишкой на пляж. Даже торопила её поскорее уйти и побыть тут подольше. Егорова пересела на мокрый песок поближе к ползающему и радостному Мишутке, а сама подтянула колени к животу и обхватила их руками в сильном волнении. А потом, как всё это будет выглядеть со стороны? Их отстранили от работы, уволили со службы, они даже не могут теперь находится в родном УВД без особого распоряжения и пропуска, где уж там в следственных действиях участвовать!.. Конечно, Султанов не формалист, придумает что-нибудь и хоть от этой мысли делалось немного легче, но вот ей почему-то страшно было туда возвращаться. Егорова уже привыкла к мысли, что они скоро будут с Терещенко работать в одном из маленьких посёлков, в Осокино или Тамаровке и спокойно было, не тягостно приступать вновь к такой же работе, к которой они привыкли. Конечно, не совсем так же всё будет, там не тот размах, другие условия и начальства поменьше над ними. А теперь в голове всё снова спуталось, и Саша молчит... Похоже, что ясна ситуация лишь родителям, маме с бабушкой. Они глядели совсем не уныло и теперь о чём-то говорят между собой и Александром.
- Ладно, Мишка, пошли купаться, а то от жары может удар хватить, - она улыбнулась и стянула с себя короткий сарафанчик, оставшись в купальнике.
  Она подняла Мишку с песка, поправила на нём панамку и пошла с ним в мягкие волны, утопая ногами в зыбком песке.
  Ночью они лежали оба без сна на своей постели за занавеской. Наташа прижималась к Александру, робко трогала его тоненькими пальчиками за плечо и вздыхала.
- Боязно мне что-то, - шептала она в темноте. - А ты на что-нибудь уже решился?
- Не знаю, - он притянул к себе Наташку и обнял её покрепче. - Странно это, что мы сегодня услышали. Одно знаю точно, что не похоже такое на Ивана, не мог он... И почему Зайцев упирается, доказывает его вину? Что для него так очевидно? Протоколы бы посмотреть, я имею ввиду с места происшествия по осмотру помещения и всё остальное... Так или иначе, не могу поверить, что Иван так вышел из себя, что в запале убил человека, пусть даже и соперницу его сестры. А Зайцев хочет уже материалы дела в прокуратуру подавать, торопится.
  Наташа тяжело вздохнула.
- Я понимаю, что надо поехать и помочь чем сможем, если ещё нас до следствия допустят... Но всё равно, боязно туда возвращаться одним, - Наташа подняла в темноте глаза на Терещенко. - Как-то уже привыкли, что всей семьёй всегда... вместе!
- Я понимаю, - он погладил Наташку по волосам, - мне тоже как-то не по себе... Отвык уже, тоже как и ты, робею, и по нашим скучать буду... Вот бы всем уехать туда, а? - он развернулся к ней на кровати и улыбнулся. - Но как их сдёргивать-то с места, да ещё в такую жару? Там в городе совсем кисло будет, после морского свежего ветра и пляжа, где не надо с утра место под солнцем занимать. И Елизавета Юрьевна в городе летом не может находиться, и Мишке с мамой тяжело... Эгоисты мы с тобой, только о себе и думаем, всякие глупости в голову лезут, - злился на самого себя Александр.
- Правильно лезут... А вот решиться одним ехать туда опять - не можем уже пол ночи! - Наташка хихикнула и спряталась на груди у Александра, уткнувшись в него носом. - И как спросить у мамы с бабушкой об этом, стыдно даже! - она снова подняла на него глаза.
  В этот момент заскрипели половицы, а потом резко откинулся полог занавески. Бабушка прошла в их угол и встала рядом с кроватью, поправляя на себе домашний халат.
- Ну вот что, дети мои, - начала она тихим голосом, чтобы не разбудить остальных домочадцев. - Слышу я за стенкой ваши страстные излияния, и не могу на них не отозваться, раз уж сомнения возникли... Завтра утром поедем в город все вместе, мы вас с матерью одних не оставим, пока всё не утрясётся, не бойтесь. Сбегаю к соседке раненько, оставлю ей шланг для полива и кое-какие указания дам, относительно наших посадок, а сами соберёмся и поедем. Долго ли чемоданы уложить?
  Наташка приподнялась на кровати от неожиданности:
- Ой, бабуля, и ты с нами поедешь? - радостно воскликнула она.
- Конечно поеду, небось вас одних пока нельзя оставлять, коль сомневаетесь.
- А как же вы там в жару-то, а Мишка?.. - начал было Терещенко.
- Ничего, перетерпим как-нибудь, думаю, что не на долго. Вы же там не год будете разбираться, а друга в беде оставлять не гоже, раз уж Солошенко прикатил, значит и впрямь туго дело!.. Ещё и Олимпиаду по телевизору посмотреть хочется, так что, ничего, всё путём, ребята!.. - весело проговорила бабушка. -  А вы простите меня за бестактность, что ворвалась к вам вот так, ночью без спроса, - она произнесла это с доброй улыбкой. - Слышу шушукаетесь, да ещё и вопрос сложный для себя решить не можете, как тут не вмешаться?! Понятное дело, что заниматься вашими супружескими делами пропала охота, после такого-то...
  Терещенко и Наташа громко рассмеялись в ответ на это, бабушка потрепала их обоих по взъерошенным головам, ушла к себе, а ещё через полчаса примерно, они уже крепко спали, успокоившись от приятного известия.


  В больничном коридоре у палаты на втором этаже на банкетке сидели Надя с Наташей в ожидании лечащего врача Игоря.
- Наденька, милая, успокойся, - говорила Наташа, ласково гладила заплаканное лицо женщины и прижимала к себе её голову. - Мы ведь не знали ничего, нам всего не говорили, а то бы сразу к тебе приехали, как только Игорёк в больницу попал... Наденька, ну что ты так плачешь, не надо! Всё будет хорошо... Вот и Саша сейчас к главврачу пошёл, к нам скоро спуститься.
- Хорошо, что вы приехали, - подняла заплаканное лицо Надежда. - А то, я тут одна, как проклятая. Ни от кого ни помощи, ни поддержки!..
- А что родители то его, не приходят? - Наташа продолжала гладить голову женщины, успокаивая её.
- Приходил отец Игоря один раз, пару раз мачеха тут была.. Но они же люди занятые, эта женщина начальница там у себя на работе, тоже, небось, времени лишнего нет. Приятели ваши общие были, тоже меня успокаивали, да только... Не лучшеет ему никак, вот и повторную операцию сделали, а всё не идёт на поправку. Лёгкое задето и ещё там повреждения есть, так что - невесёлые у нас дела, Наташа... Но уже то хорошо, что вы здесь рядом будете, всё как-то мне спокойнее. Если что, можно забежать и всё рядом, всё поможете!..
- Конечно, Наденька! - Наташа погладила женщину по плечу и снова прижала к себе её голову. - Сейчас Саша придёт, соскучилась по нему?
  Надежда замотала головой, поправляя косынку на шее:
- Не хотела я его сперва видеть-то! Шибко злая на него была, а теперь вот плачу. Жалко вас обоих до ужаса!.. Где он там, у врача что ли сидит? Тут его уж все знают, он врачам-то этим как родной стал. Сами его на ноги поднимали ни один месяц, может что ему и скажут определённое. Только бы всё обошлось!.. Сейчас врач придёт и нас, может быть к Игорьку обеих пропустят. Вишь, как с этим маньяком-то всё вышло!..
- Да, Солошенко рассказал, как у вас тут всё получилось-то, что ребята сами полезли без разрешения в этот дом, - Наташа посмотрела вдоль коридора, прислушалась к шуму шагов. От поворота что ведёт к лестнице, приближались два человека в белых халатах, они направлялись в их сторону.
  Терещенко подошёл вместе с главврачом к палате, в которой лежал раненый Игорь, взглянул на сидящих женщин, остановился взглядом на сестре, а потом прошёл вслед за врачом к Игорю в открытую дверь. Наташа и Надя остались ждать.
- Вы сейчас на работу? - спросила Надежда, вытирая глаза ладонью.
- Мы приехали утром и сразу к Игорю, а тут ты сидишь, тебя вот встретили... А потом едем в военное ведомство в оперативный штаб за разрешением на пропуск в УВД. Султанов-то наш в отъезде, приедет через два дня только, там в Краснодаре у него дела, по вызову уехал, - ответила Наташа. - А нас ведь начальник УВД отстранил от работы и уволил, а теперь вот без него только через военных можем временно быть допущены до следствия, с их разрешения, как сотрудники по взаимодействию экстренных служб города. Ведь они нас от работы со своей стороны не отстраняли, И Пискунов ещё не в курсе он и домой-то не вернулся ещё, приедет лишь пятого августа. А мы с их разрешения будем действовать в рамках договора по военному ведомству, уже как их сотрудники по временной схеме, до особого постановления. Сейчас с Сашей туда и поедем, рискнём...
- А если и они вас не допустят? - Надя волновалась, теребила свою тоненькую косынку, вытирала мокрый от пота лоб.
- Тогда уедем обратно в Шатрово, - заключила Наташа. - Но будем надеется, что всё удастся и пройдёт благополучно, нас ведь там знают!
  И тут скрипнула дверь и на пороге показался Александр в накинутом на плечи белом халате. Он постоял с полминуты, а потом подскочил к сестре, поднял её с банкетки:
- Надька! - воскликнул он, порывисто поцеловал её в макушку и крепко прижал к себе.
  На них сперва смотрели как на два привидения. Всё Управление, после их прихода, сбежалось на второй этаж. Терещенко и Наташа стояли возле раскрытых дверей своего кабинета, а сзади толпились сотрудники из всех отделов сразу. Александр вошёл первым в свою обитель, глянул на царивший там "порядок" и с ужасом стал разглядывать полки и шкафы на которых валялись вперемешку папки двух разных отделов, которые Рюмин даже не удосужился разобрать, видать на гражданина Пушкина надеялся.
- О-о-о!.. Ого! - вырвался у Терещенко возглас удивления со стоном.
  Наташа подошла ближе и робко взглянула на полки и стеллажи. Она зашмыгала носом и повернулась к стоявшим в дверях товарищам. Сквозь толпу к ним уже протискивался Солошенко, поправляя очки на переносице, он нёс в папках протоколы и материалы дела, из-за которого и прервал их добровольную ссылку, назначенную им Султановым до конца лета.
 - Что за столпотворение тут? - гаркнул недовольным голосом приехавший из порта Зайцев, его очень удивила живая очередь у кабинета оперативного следователя. - Что здесь такое?
  Но присутствие бывших сотрудников в кабинете его ещё больше удивило. Он сдержанно поздоровался с ними, откашлялся и удалился к себе. Когда Зайцев не нашёл материалы по делу Вдовицина у себя на столе, он всё понял, но из своего кабинета больше не вышел, ругаться тут было бесполезно, да и его не поймут, ведь возвращения этих блудных аморальщиков, все так долго ждали!

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.