Мое коралловое платье

А вы помните свое первое платье?                За месяц до моего шестнадцатилетия тётя Рита дала своей сестре денег и попросила купить материал на платье, и чтобы сшила платье Тамусина портниха, известная на весь Баку Евгения Богдановна. Заказчицы называли её Евгешей. Говорили, что Евгеша с юных лет училась у француженки, а модные иностранные журналы приносили ей дамы высокопоставленных чиновников. Надо сказать, что работа Евгеши отличалась своей аккуратностью и оригинальностью. Правда, она любила долго и подробно объяснять, как и что она делает, не забывая подчеркнуть достоинства заказчицы, таким образом, получив наконец заказ, одурев от шебетаний Евгеши, дама выскакивала на улицу с ощущением, что теперь она обладает единственным нарядом и прекраснее ее нет в городе Баку. Эта мысль пришла ко мне позже, когда Евгеша сшила мне еще три платья.
       Материал моего самого первого  платья был сшит из польской шерстяной ткани кораллового цвета, и что очень важно для меня пятнадцатилетней, оно было сшито по французскому журналу у самой бакинской модной портнихи. Тамусе пришлось угова-а-ривать Евгешу. Остановились на том, что костюм Тамусин отложили на месяц. Мерку у меня взяли еще в феврале, через две недели была первая примерка, а 1ого марта мы пошли получать платье.
    Я помню, что накануне я осталась с ночёвкой у тётушек. Ночь прошла без сна, утром отказалась от завтрака. То и дело поглядывала на будильник. Мне казалось, время тянется черепашьим шагом.  Наконец в 12 тётя Тамара и я отправились за платьем.
    На дворе была весна 1966 года.  Прошло несколько десятков лет, но я так хорошо представляю ту комнату, слышу звук швейной машинки, за которой Евгеша, не останавливая работу, любезно предлагает нам сесть. Все так живо, будто вовсе и не воспоминание, а вот сию минуту мы, воспользовавшись двумя венскими стульями, что стоят напротив шкафа, присели.  Я с нетерпением, ожидая встречи с готовым платьем, рассматриваю комнату.
     Шкаф прямо напротив нас. Обе половинки дверца не плотно закрыты. Тут невольно начнешь разглядывать, что там в шкафу. На левой створке висит цвета морской волны не законченный костюм тёти Тамары.  Я узнала материал, который сама предложила ей купить для ее весеннего костюма. Сквозь узкую щель справа видны полки, забитые тканями.  Готовые платья висят на вешалках в углу комнаты за широкой кроватью.  Кровать как кровать, накрыта светлым покрывалом. У изголовья лежат  большущие взбитые подушки, скромненько прячась под тюлевыми накидками.
     Равномерно жужжит Зингер. А я продолжаю изучать комнату.  Какой старинный камин с лепниной стоит в углу! Перед ним огромнейший стол, на краю которого лежит открытый журнал мод. Хочется посмотреть, но не решаюсь попросить.
На другом краю разложена красивая белая ткань и бумажная выкройка. На полу возле стола валяются разные не нужные кусочки бумаги. Время от времени самые мелкие из них передвигаются, когда весенний бакинский ветер влетает в комнату. А вон и балкон. Дверь его приоткрыта. Длинная прозрачная занавеска едва заметно колышется от прикосновения  мартовского ветерка.
    
Я устала сидеть. Встаю и прошу разрешения выйти на балкон. Слегка отодвинув занавеску, я вдохнула свежий весеннего ветерка.  А он-шалунишка, обняв мои ножки, попытался приподнять платье. Еще шаг и я на балконе. А балкон-то оказался маленьким, да с такой красивой чугунной красотой! Почему-то перед глазами возникла шапочка Джульетты с жемчужными бусинками. Возможно с этого балкона началась моя любовь к необычным старинным  бакинским балконам.
     До революции второй этаж этого особняка на улице Басина принадлежал отцу Евгеши, известному мужскому портному. После революции ему позволили оставить себе одну комнату. Стою, вдыхая весну. Слышу шаги Евгешы. И Зингер не жужжит. Пора вернуться в комнату.
         
И вот я перед большим старинным зеркалом.  Не успела опомниться, как Евгешины руки сняли с меня платье, надели новое и повернули меня лицом к зеркалу.  Глянула я в зеркало, мне понравилось все: коралловый цвет материалы, тонкая шерстяная ткань приятная на ощупь, фасон и вообще я сама. Ну думаю сейчас мы уйдем. Но у Евгешы так быстро не уходят. Не поворачивая меня, она провела рукой по спинке. В это время в поле моего зрения попала резьба на деревянной рамке зеркала. «А ведь когда- то в это зеркало смотрелись дамы в длинных платьях» - подумала я, но ход моих мыслей прервал голос Евгеши, которая дважды опустив и тут же подняв длинный замок на спинке платья, то ли себе, то ли тёте объясняет: «Тут есть еще некоторые изъяны, но мои выточки, они сейчас очень модны, их прикроют. Девочка еще оформляется, но уже сейчас понятно, что у неё будет прекрасная фигурка». Я подумала: «Дома надо будет внимательно посмотреть, где это у меня изъяны». Но, не очень расстроилась, так как фраза о фигурке мне понравилась.
     Продолжая говорить,Евгеша вновь повернула меня и дотронулась до овального выреза моего платья.  Я теперь не витаю в облаках, а прислушиваюсь к ее лепету. Слышу фразу, что если делать вырез глубже, то будет вульгарно для столь юного создания. «О-о, я – юное создание. Как звучит!» - подумала я, забыв совсем об «изъянах».
   А Евгеша речь свою продолжает.И мы узнаем, отчего платье слегка приталенное, отчего скроено так, что по обе стороны от выреза идут швы, которые к низу специально остаются на воле. Оказывается, дело в особенности кроя. «При движении, - продолжает Евгеша, - появляются та-а-йные складки, и они-то придают ле-е-гкость силуэ-эту».  Подражая ее манере, я повторяю про себя «та-а-йные складки, ле-е-гкость силуэ-э-та». И вдруг Евгеша, громко заявляет: «А вот и ви-и-шенка на тортик!» Я, конечно, понимаю, что тортик - это вовсе не я, а платье, а вот вишенка… То, что я увидела, меня удивило. Положив руку на правый шов, Евгеша  указательным пальцем открывает петельку, размером где-то в 30 см. Только сейчас я замечаю, что справа шов пересекается несколькими петельками. Евгеша молча вплетает круглую из черного бархата ленту. Кстати, она все это время висела на ее шеи. Верхний конец ленты она ловким движением превращает в изящный бантик, поправляя ворсистую сторону бархата. И такой же бантик оказывается чуть ниже талии.
       Евгеша довольно улыбается, отходит на пару шагов от меня, рукой показывая, чтобы я повертелась. Звучит что-то вроде вопроса, но явно не требующего ответа. «Ну—у-у, каково вам наша девочка, а?!»  В зеркале вижу отражение тёти, на лице её улыбка. Ей все нравится. Я тоже улыбаюсь и тихо благодарю Евгешу.
    Честно говоря, от волнения, от радости, да и от столь долгого нашего пребывания, от подробных объяснений, я утомилась. Быстро переодеваюсь. Мне вручают сверток, и мы, наконец уходим. Разумеется я счастлива!
 
     Дома на Гоголя я надела платье и новые туфли. Рита долго смотрела на меня, а потом тихо сказала: «Хороша-а-а! Ох, как хороша!». «Видишь, как подходят к этому платью черные туфельки», - напомнила я тёте о черных английских туфельках.  Несколько недель назад она сердилась, что ребенку купили черные туфли. И потребовала, чтобы Тамуся вернулась и поменяла обувь на другой цвет.  Я помчалась за Тамусей, по дороге я пару раз похныкала. В магазине продавщица стала так настойчиво объяснять, что кожа натуральная, каблучок школьный всего 3 см, что английская обувь редкая в их магазине. «И вообще,- закончила она - на таких ножках только такие модельные туфельки должны быть».  Надо сказать, что к тому времени я уже давно знала, что ножки у меня самые красивые в классе. Подружкам видней. Я молча стояла и с замиранием сердца ждала решение тёти. Пару раз Тамуся посмотрела на меня и…
И мы ушли с туфельками. Рите сказали, что другого цвета в магазине нет.  Тамуся была убедительна, сказав, что черная обувь универсальная.
 Тётя Рита не стала возражать. Я поторопилась вновь надеть платье и туфельки.
 К моему коралловому платью с бархатной лентой эти элегантные лодочки были отличным дополнением.Несколько минут я ходила по комнате, вышагивая впервые на каблучках, поворачивалась то спиной, то левым, то правым боком и была в диком восторге. Тёти смотрели на меня, сияющую от радости, и сами радовались. Я подошла к тёте Рите, обняла и поблагодарила. Тётя Рита никогда никого не целовала и не обнимала.А тут она сама меня обняла. Я почувствовала её сухие, горячие губы на своей щеке и услышала: «Наденешь на свой день рождения, на память от меня».
      Никто не придал значения этой её фразе. Она-медик предчувствовала, ей осталось жить несколько дней. Рита умерла во сне. При вскрытии врач был в шоке, как она могла жить и работать с таким диагнозом. Никто, ни Нора, ни Тамуся, с которыми она жила, не слышали от неё жалоб, никто не подозревал какую боль ей причиняет эта болезнь. Узнав о смерти тёти Риты,я ревела.
     - Как же так, в прошлом году ушла тётя Нора, теперь вот тетя Рита. Как же так, она ушла в мой день рождения», - хлюпая носом, не переставала я повторять,- ушла в мой день.
     - Нет,- сказала Тамуся, - она тебя очень любила и ушла в ночь на 5 марта.  Я поверила. Мне тогда только исполнилось шестнадцать.(Небольшой отрывок из главы о дорогой мне тёте Рите.)