de omnibus dubitandum 2. 193

ЧАСТЬ ВТОРАЯ (1575-1577)

Глава 2.193. КРОВИ ВОЛЧОНОК ПОНЮХАЛ! ОЙ, НЕ К ДОБРУ…

    Вместо ровного снегового насту, которым зимою перекрыта бревенчатая мостовая, ведущая от дворцовых задворков к монастырю и к тюрьмам, палачи боярина по сугробам повели.

    — Кончать, што ли? — слышит напряженным ухом чей-то шепот старик.

    Это один из псарей у Шарапа Петели справляется.

    — Стой, сам я. Первый!.. За царечка-ангелочка моего… за все его обиды…

    И остановились. В сумерках зимнего вечера отчетливо на снегу вырисовывается вся кучка людей со связанным Шуйским посредине. Князь стоит, не дрогнет. Только молитву шепчет. Мысленно с женой, с детьми прощается.

    — Замолился! — глухо ворчит старик-доезжачий. — И от тебя немало маливались… Ну, держись!..

    И с размаху всадил он нож в грудь боярину, к горлу поближе, не к сердцу, чтобы не сразу убить…

    Шуйский отшатнулся назад, дернул связанными руками и упал на рану, когда нож свой вытащил из нее Петеля. Блеснули еще ножи… Заклокотало что-то в груди у князя… Вздрогнул он, забился и вытянулся сразу весь… Заалел сначала, потом потемнел вокруг снег… Руки палачей покраснели…

    — Ну, вот и будет! — сказал старик-доезжачий, видя, что Шуйский мертв. — Ступайте, обмойтесь. Вон хоть у колодца у площадного, что перед церковью… А я к царю пойду.

    А у Ивана еще те не разошлись, при ком состоялся арест Шуйского. Тут же посланы были люди: схватить и отвести в тюрьму князя Шуйского-Скопина и Юрия Темкина.

    — Да Фомку Головина не забудьте!.. — напомнил царь.

    И об этом распорядились.

    Бельские, Глинские да Мстиславский сразу тут же первые голоса завели. Всех ведут за собой. Да легко царю их слушать. Ведь они его от Шуйских, от ненавистных, избавили. Воронцова, любимчика, обещают сейчас же из ссылки воротить… И восторгом полна душа Ивана…

    — Тебя Шарап Петеля спрашивает! — доложил царю Челяднин.

    Еще больше засверкали глазки у отрока. А лицо побледнело.

    — Пусть войдет.

    — Как? Сюды, государь?

    — Сдается, не тихо я сказал! — вдруг нахмурясь, ответил отрок.

    Поклонился Челяднин, вышел.

    — Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! — послышался за дверями голос Петели, творящего обычную входную молитву.

    — Аминь!.. Входи, входи! — крикнул царь-отрок.

    Тот вошел нахмуренный, смущенный присутствием синклита бояр.

    — Ну, что?..

    — Все, государь… как велел, так исполнено…

    — Мертвый он? Совсем мертвый? — сверкая глазами и весь подергиваясь, переспросил Иван.

    — Полагать надо, што так.

    — А чем? Чем? — подходя вплотную к старику, опять заторопился допросом отрок.

    — Вот… этим самым… Как сказывал! — совсем уж неохотно проговорил старик, указывая на свой охотничий нож в широких кожаных ножнах.

    Тут бояре заметили, что руки старика, лицо и одежда забрызганы кровью.

    Сердца похолодели. Все угадали — и хотелось бы всем, чтобы они ошиблись…
Только Бельский да двое Воронцовых сияют.

    — Уж не Шуйского ль ты прикончил, старик? — спросил Яков Бельский.

    — Кого ж иного?.. Как царь приказал… — потупясь, ответил тот невнятно.

    Говор пронесся среди бояр.

    Князья Хованский и Мстиславский первые заговорили:

    — Э-эх… Не так-то оно гоже, государь. Про опалу, про ссылку у нас речь шла… А ты вот как!.. Молод, правда, горяч больно… Не то ведь мы толковали, вспомни!

    — Я помню, бояре: кто я, кто вы! За советы спасибо. За помощь — вдвое. А уж как мне с врагом моим быть — на то моя государева воля. Так я думаю. — И, уж не слушая, что толкуют между собой смущенные бояре, он опять обратился к доезжачему:

    — Дай… Вынь-ка нож… Покажи скорей!

    Схватив обнаженный нож, царь пальцем провел по влажному от крови лезвию.

    Палец окрасился… Иван стал вдыхать запах крови.

    — Ишь, совсем как и у зверя… Дух тот же! — расширив ноздри, радостно сверкая глазами, заметил он…

    «Крови волчонок понюхал! Зубы оскалил. Ой, не к добру!» — подумал про себя князь Михаил Курбский, но ничего не сказал. Промолчали и другие. Только пасмурные разошлись от царя.